Белый Десница

Первый луч солнца лег на верхушку черных стен Звездной септы. Семеро звонарей в семи звонницах налегли на витые канаты языков. Золотой рассвет проникал в мрамор, касался черепицы крыш, когда музыка божественной власти провозгласила благоверным радость нового дня. У больших ворот, внутри септы, уже собрались первые священнослужители. Кто-то богобоязненно осенял себя знамениями, в глазах других читалась усталость невыспавшихся работников. Первых от вторых с недавних пор отличал тяжелый свинцовый оклад, который многими воспринимался с изрядной долей иронии. Оковы долга перед Семерыми для всех причастных носили свои логические рамки. Ровно посередине между двумя группами септонов стоял сам Верховный. Его дородное, всегда улыбчивое лицо было изборождено несвойственной ему тяжелой задумчивостью, пока взгляд перебегал с одного брата в Вере на другого. Юный Роквуд, на свое счастье, не попался на глаза клира, собравшегося на утреннюю службу в честь королевы. Неприметный служка в черной робе молча вывел его через крохотную дверку. Юноша был лишен доспеха — льняная рубаха и шерстяные штаны на подтяжках, отцовский меч на поясе — образ чистейшего рыцаря, прошедшего через обряд посвящения. Посмотрев на рассветную полутьму площади, до которой еще не добралось утро, он благоговейно прикоснулся ко лбу, все еще блестящему от семи елеев. Следы руки Верховного септона, следы благословения Семерых приносили искреннее счастье, легко перекрывавшее боль в натертых об камень коленях, изможденность бессонной ночи. Роквуд не знал, но догадывался отчего ему выпала такая честь — быть помазанным самим наместником Богов. Подобное не могло обойтись без вмешательства сира Отто. И пусть не он посвятил его, а сир Тист, но от того благодарность к покровителю в сердце юноши отнюдь не уменьшилась. Сам мастер над оружием после того случая с дорнийцем также стал весьма добр к бывшему оруженосцу. Казалось, ему и самому не терпится одарить Роквуда шпорами, что выглядело несколько странно, учитывая известную неприязнь Кантибера к бывшему деснице. Как жаль, что он так и не смог перекинуться с сиром Отто и словечком. Его не было и сейчас. Роквуд не сомневался — не будь у того каких-то неотложных дел, он бы обязательно был тут, чтобы поздравить своего верного слугу. В мыслях юноша уже не отделял свой путь от пути Отто Хайтауэра, представляя себя, приносящим присягу великому дому из белой башни. Сделав это — он одним махом превзойдет отца! Честь, верность, богатство и слава — вот, что такое быть присяжным рыцарем у лордов-знаменосцев. Служение маленькому пограничному дому Шермеров на этом фоне казалось незначительной, легкой забавой. Из возложения облачных замков Роквуда вывело нетерпеливое покашливание за спиной. — Побойся Богов, парень, и дай мне пройти, — одетый в лучшие, начищенные до блеска доспехи сир Кантибер Тист отодвинул юношу в сторону и вышел на свежий воздух. Идеально выбритый, с уложенными назад густыми волосами, он выглядел как никогда торжественно. К ним, как по часам, среди первых идущих на службу верующих, шел Бриндон Хайтауэр. Мальчик вел под уздцы лошадь мастера над оружием, но взгляд, смесь радости и зависти, не сходил с блестящего елеем и светящегося счастьем лица Роквуда. Двое рыцарей спустились по ступеням вниз. Сир Паллес, как же приятно было самого себя так называть, все еще чувствовал некоторую неловкость рядом с человеком, перед которым он принес самый важный в жизни обет. Клятву благородства, милосердия, чести и доблести. Но все эти новые качества не помогали Роквуду подобрать слова благодарности. Все же именно Тист так высоко оценил его смелый поступок, цену убитого дорнийского воина из семьи Фаулеров. Кто знает, сколько бы еще он достигал рыцарства размеренной службой в Староместе? Бриндон передал поводья наставнику, и тут же схватился за друга, затряс его. — Поздравляю, поздравляю, Роквуд! Показали нам того дорнийца — страшенный мужик. А ты его раз, одним ударом! Новообращенный рыцарь по-глупому рассмеялся, вяло отбиваясь от Бриндона. Но искренность юного Хайтауэра не торопилась угаснуть. — Жаль, что дядюшка Отто не смог прийти, они там с ночи заперлись. Но ты давай, расскажи, как все прошло в септе? Правда, что тебя Верховный септон благословил, а что под статую Воина подкладывают колючий коврик, чтобы тяжелее молиться было — правда? Покажи колени — кровят? — Ничего у меня не кровит, кто только такие глупости тебе рассказывал? — возмущенный бредовостью подобной идеи, Роквуд стряхнул с себя мальчишку. — Мне на пол даже предлагали подушку положить, чтобы стоять на коленях было легче. Какие уж тут колючки, дурак. — И ты согласился? — Нет, конечно! Как и положено, молился на голом камне, — юноша дернул подбородком, внезапно пересекшись взглядом с Тистом. Мастер над оружием уже оседлал поданного коня и странно смотрел на него. Сквозь тонкую занавесь приязни проступил черный триумф. Сбитый с толку, Роквуд наблюдал за тем, как под звон колоколов сир Кантибер Тист снимает с ладони перчатку из толстой черной кожи. Быстрое движение, кожу обожгло метким ударом. Перчатка упала на брусчатку перед двумя молодыми людьми. — Твой хозяин погубил моего брата Мерина и до сих пор не отплатил за это ничем, кроме извинения. Его достоинство я не умаляю, но он слаб в бою, чтобы защитить свою честь, как следует рыцарю. Поэтому я официально вызываю на дуэль тебя, сир Роквуд Паллес, бывший оруженосец сира Отто Хайтауэра. Если не примешь мой вызов — позор падет не только на твою голову, но и на самого советника. Мимо шли прихожане, мужчины и женщины в нарядных одеждах. Кто-то нес в руках или подмышках листки грубой бумаги. На всех них было нарисовано и написано одно и то же. Роквуд, а вместе с ним и Бриндон, уставились на старшего рыцаря. Не верили ни одному его слову. — Сир Тист, о чем вы говорите? Паллес, как зачарованный, поднял с земли перчатку, рассматривая испачкавшуюся в песчаной пыли кожу. — Сир Тист, это дело между вами и дядей Отто — не впутывайте сюда Роквуда! Возмущенный крик Бриндона вызвал лишь недовольство Кантибера. — Не оруженосцу оспаривать решения своего рыцаря, Бриндон, — строгий голос, вопреки ожиданиям, не возымел нужного эффекта. — Я не стал требовать дуэли у сира Отто, пусть он и полноправный рыцарь — это был бы бесчестный бой. Но Роквуд может представлять его, так как отныне тоже является рыцарем. И, если ты победишь, я навсегда откажусь от обиды за пролитую кровь родича. — А если выиграешь ты, Кантибер? — вклинился пришедший в себя юноша, пылко глядя тому в глаза. Скромность и вежливость оруженосца мигом исчезла, унесенная оскорбленной совестью. — Разлад между нами также уйдет — кровь будет оплачена кровью. Бриндон притянул к себе товарища и зашептал тому на ухо, горячо и уверенно: — Не торопись, не глупи. Что скажет сир Отто, когда узнает, что ты принимаешь дуэли в первые же минуты после принятия обетов? Сир Тист тебя убьет! Он зуб точит уже больше года — вонзит и сжует, даже не заметит. — Ко мне, Бриндон! — лошадь под Кантибером фыркнула, когда он хлопнул ее по крупу. — Это его дело, не твое. Твое место подле меня, оруженосец. Или ты забыл свою службу? Прелюбопытная для Звездной площади ситуация уже давно привлекла внимание горожан. Некоторые, особенно любопытные, даже подошли ближе. Роквуд остановил заговорившего было друга. С твердой уверенностью он бросил в бывшего ему старшим рыцаря его же перчатку. Положил руку на пояс с мечом и приблизился к высившемуся над ним всаднику. — Согласен. — Тогда сегодня, ровно в полдень, на южном берегу острова Боевого. До крови, — Тист наклонился к Роквуду, его образ давно покинули благородные черты, которыми он сквозил внутри септы. Осталась лишь застарелая идея, черная и кровавая. — Тебя вызывают, ты можешь выставить свои условия, Роквуд, — Бриндон не отступал, подошел ближе. В его взгляде на наставника легко угадывалось отвращение и разочарование. — Знаю, — кивнул юноша. — Согласен в полдень, сегодня. Решим это немедленно. Я не позволю такому человеку, как ты, порочить честь моего господина даже лишним вздохом. — Будет так, — Кантибер довольно улыбнулся, тут же повел коня в сторону. — Бриндон пойдем, подготовишь своего рыцаря к долгожданной дуэли. Но мальчик из дома Хайтауэр не пошел следом за мастером над оружием. Насупившись он плюнул под копыта лошади, которую сам же и привел. В любом ином случае такое поведение оруженосца по отношению к своему рыцарю принесло бы проблемы. Но Бриндон прекрасно знал, что его место в Староместе куда как выше, чем у простого присяжного рыцаря. Уж советник Отто после сегодняшнего точно его в беде не бросит. — Посмотрим, что скажет лорд Ормунд, — Тист фыркнул и повел коня дальше. Поравнявшись с одним из зевак, стоявших на его пути к выходу с площади, он, не церемонясь, вырвал у того из рук листок. — Роквуд, ты такой дурак… — протянул Бриндон, усевшись на каменную ступеньку и глядя в спину удаляющемуся всаднику. — Ты хоть спал в септе? — Нет, конечно, — молодой рыцарь устало помотал головой. — Я всю ночь молился Семерым. Ничего, прорвусь. Дорнийского выскочку же я победил и этого смогу. Мальчик на это ничего не ответил, уныло глядя себе под ноги. В голову приходила только одна мысль — нужно как можно скорее добраться до Отто Хайтауэра. В этот момент впереди раздался искренний смех Кантибера Тиста, тут же прервавшийся кашлем. — Надеюсь, это видели в Высокой башне. Написавшим такое о сире Отто должны оторвать не только языки, но и пальцы. Друзья переглянулись. День не предвещал ничего хорошего. *** — Сир Рикард, — Саруман кивнул бдительному гвардейцу, что собственным телом защищал крепкую дверь в гостевые покои. — Милорд, — Торн окинул мага беглым взглядом, проверил, не идет ли кто за ним по коридору. — Королева ожидает вас. Опираясь на посох, майа вошел в большую комнату. Широкая кровать с изумрудным балдахином занимала едва ли одну пятую пространства, а завешанный тонкими занавесками проем уходил в отдельный будуар, в шкафы которого слуги с большим трудом вместили весь королевский багаж. Тут же стояла украшенная резьбой детская кроватка, в которой, завернутый в теплое одеяло с рюшечками посапывал наследный принц. Сама Алисента нашлась сидящей на кожаном диване у потрескивающего теплыми искрами камина. Дым из него по сложной системе труб уходил куда-то далеко в стены, а через них наружу. Услышав гостя, молодая девушка полуобернулась, наверное, несколько быстрее, чем должна была, учитывая ее положение. Толстая книга, взятая наугад и так ни разу и не открытая, тут же была отложена на круглый столик. Королева медленно, будто бы боясь спугнуть видение, поднялась со своего места. Дорожное зеленое платье сменилось церемониальным белым, чей узкий подол касался пола. Многочисленные сапфиры звездами усыпали ее грудь, нанизанные на серебро нитей колье. Это платье очень выгодно смотрелось на пиру, главной гостьей которого она стала. Саруман и его новоявленная дочь сохраняли одинаковый выбор фасона и цвета в одежде, что явилось очевидным сигналом всем тем глупцам, что еще сомневались в его происхождении. Пиршество все еще продолжалось, но маг с облегчением освободился от обязанности пребывать в компании пьяных смертных, когда ему передали просьбу королевы. И вот он здесь — перед своей дочерью, чьи слезы все еще не сошли с шелка плаща. — Отец, я согрешила… — робкий шепот дочери пробуждал в маге воспоминания Отто Хайтауэра. Уязвимая, слабая — такой она была когда-то давно, в прежние дни беззаботной юности. И вот она вновь побывала на пороге отчаяния, чудом оставшись по нужную сторону. Саруман знал наверняка — бывший десница не стал бы выслушивать истории об очередных ошибках, допущенных в его отсутствие. Но именно эта отчужденность могла повредить его планам. Под стук акации о камень, майа подошел ближе. Тепло от растопленного камина лизнуло щеку. — Садись. Расскажи мне все. И Алисента рассказала. О том, как подтвердились его слова о тайной связи Рейниры. О том, что именно ее недоверие чуть не привело его к смерти. О том, как отчаяние и слабость королевы позволили принцессе укрепиться в качестве наследника. О том, что в столице у нее почти не осталось друзей. О том, как долго ее преследовали мысли о самоубийстве. О том, что перестала верить в справедливость Семерых. О многом говорили ее красные уста с искренностью и горячностью кающегося. В зеленых глазах пеленой выступили слезы. Королева даже не сразу поняла, что бессвязные мысли, копившиеся в ней месяцами, уже не могут выйти наружу — путь им преградила отцовская грудь в белом дублете, к которой Алисенту прижали обманчиво слабые руки постаревшего отца. — Все позади, дочь моя, все позади, — голос музыкой колыбели проникал в уши королевы, заставляя ее голову тяжелеть с каждой секундой. — Оставь тревоги прочь и отдохни. Прерывистое дыхание сменилось зевком. Погружаясь все глубже в невесомость сна, Алисента обхватила отца руками. Перед глазами проносилось детство. На задний план медленно уходил тот дождливый день, когда папа обнял ее в последний раз перед смертью. Последний остаток назойливого страха медленно проходил, оставляя на ее измученном долгими мытарствами лице улыбку. Маг тяжело вздохнул. Фонтан чувств девушки, стоило заглянуть, не имел дна — разливаясь всюду. Эти эмоции не могли не тронуть Сарумана, свободно ходящего в чертогах ее ума. И впервые он почувствовал толику печали о судьбе человека, чье тело безбранно занял, и которым владел, не задумываясь над тем, что именно Отто Хайтауэр оставил после себя миру. Без труда выбравшись из сцепленных рук Алисенты, Саруман, оставив посох, направился к кроватке принца Эйгона. Даже на пиру, несколькими этажами ниже, он чувствовал пламя, дремавшее внутри мальчика. Пламя это было слабее, чем у архимейстера Вейгона — сказывалось происхождение. К тому же в нем было что-то еще, нечто порочное, спрятавшееся глубоко внутри, чего совсем не чувствовалось в коконе дяди короля. Возможно, общеизвестная присказка о том, что боги подбрасывают монетку, когда рождается новый Таргариен, имела своим истоком не матримональные традиции наследников Валирии. Быть может дело в каком-то проклятии, пробуждающемся в их крови произвольным порядком. А вот склонность продолжать род с близкими могла иметь куда больше смысла. Но для подтверждения этого ему нужно было провести некоторые исследования. В пальцах блеснула тончайшая игла, когда он наклонился к мальчику. Опускаясь все ниже, маг почувствовал, как какая-то сила будто мешала ему, преграждала путь к своему носителю. Саруман остановился. Он мог легко прорвать рефлекторную защиту наследника драконьей династии. Но рисковать неизвестными последствиями не желал. Выводы рождались сами и без вмешательства силы. Если он вернется ко двору, если не найдет способ преодолеть враждебность крови Таргариенов, задержится при любом короле ненадолго. Воспитать своего принца, какой бы заманчивой не казалась эта идея, у него также не получится. Уж точно не сейчас. И будет большим достижением — преодолеть врожденную антипатию до того, как мальчик сформирует стабильный разум. Легчайший укол длинной иглой. Эйгон даже не поморщился, когда на бедре выступила маленькая капля. Но не она была нужна магу — след своего вмешательства он оставил до момента, пока сам ребенок не сотрет его об одеяло. Сон его сегодня будет особенно крепким. Игла зависла над небольшой склянкой, несколько капель, сохраненных в углублении за острием, упали внутрь. Наконец-то. Кровь Таргариена. Архимейстер Вейгон слишком долго убегал от него. К счастью, маленький принц не был так неуступчив. Спрятав иглу и склянку с драгоценным образцом, маг вернулся к дочери и погладил ее по густым волосам. Треск камина и легкий аромат масел, которыми были пропитаны дрова, создавали неповторимую расслабляющую атмосферу, которая в сочетании с Голосом легко усыпила уставшую королеву. Пора было проснуться. Короткий щелчок над ухом согнал дрёму. Поморщившись, Алисента медленно открыла глаза. Сквозь сонную заторможенность она посмотрела на сидящего перед ней мага, оглянулась по сторонам. — Я что — уснула? — подтвердив свои мысли молчаливым кивком отца, девушка продолжила. — Как же так вышло? — Долгая дорога выматывает даже самых крепких мужей. Переживания и недавние роды — ты слишком измотала себя, уснув прямо во время рассказа. Я решил дать тебе немного отдохнуть. Королева заразительно зевнула, тут же прикрыв ладонью рот. — Прости, отец. Не знаю, что на меня нашло. — Такое бывает. Ты говорила, что не веришь в то, что Визерис объявит Эйгона законным наследником вперед Рейниры. Почему? Внук король, даже неуправляемый, казался Саруману неплохим гарантом стабильной жизни внутри Вестероса. Тучи, что сгущались вокруг него в Староместе, рассеялись бы, не успев обрушить бурю. Он уже чувствовал покалывание на коже от приближающихся молний. — Мой муж слишком любит единственную живую дочь от Эйммы Аррен, — Алисента говорила без четкой неприязни, но не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять отношение молодой матери уже двух здоровых мальчиков к бывшей подруге, ныне приемной дочери, перехватившей будущее у ее собственных детей. Но в этом котле было замешано куда больше чувств, чем проснувшиеся королевские амбиции. — Тот выбор, что ты однажды посоветовал сделать, дался ему с таким трудом, что он не готов теперь даже слушать, когда речь заходит о его пересмотре. Он любит Эйгона и Эймонда, но пока жива Рейнира — никогда не отдаст им короны. Саруман внимательно посмотрел на Алисенту. Она разительно изменилась с последней встречи. Тогда нельзя было и представить, чтобы она даже задумалась о подобном в отношении принцессы. Понял маг и укол в отношении старого Отто, который и настоял на венчании Рейниры наследницей, лишь бы не допустить ближе к трону Деймона. — А сейчас на стороне принцессы Веларионы с их драконами и брат короля, активно растущие за счет Ступеней. И это она еще не родила, — узловатые пальцы отбили дробь по колену. — За время твоего отсутствия, отец, наши дела ухудшились, — королева привела в порядок растрепавшуюся прическу, вздохнула, глядя в огонь. — Лорд Стронг старается оставаться нейтральным игроком, но, в отличие от тебя, не смеет перечить королю. Один из его сыновей служит принцессе, второй, дознаватель, готов кормиться с моих рук. Но он не кажется мне надежным. — Малый совет? — Старик Бисбери все также бесхребетен, Рейнира из него может веревки вить, пока король закрывает на это глаза. По крайней мере, в деньгах сторонники принцессы не нуждаются. Лорд Джаспер осторожничает, но скорее на нашей стороне. Лорд Ланнистер не желает отдавать трон женщине, но его связывают коронационные клятвы — Алисента пожала плечами, показывая, что согласна с таким мнением хозяина Утеса Кастерли. — Поэтому он и его брат готовы поддержать Эйгона, если наши позиции будут хотя бы также сильны, как и Рейниры. — Этот никогда не примет сторону слабого, — Саруман припомнил все, что Отто Хайтауэр знал о Тиланде Ланнистере. Лихой златовласый красавец, сватавшийся к Рейнире и отвергнутый ей. Искусный в добыче денег, он хозяйничал торговым флотом короны, принося горы золота как в Королевскую Гавань, так и в Ланниспорт. — Да, ты учил меня быть осторожной с Ланнистерами. Архимейстер Рунцитер уже не может вспомнить имени Визериса, поэтому на Совете его заменяет мейстер Меллос. Этот ни к кому не присоединился. — А что лорд-командующий? — маг уловил заминку королевы, когда речь подошла к последнему члену Малого совета. — Сир Кристон Коль… У них с Рейнирой случилась размолвка. Он единственный, кто верен мне целиком и полностью. А еще он находится рядом слишком близко и часто, чтобы оценивать его действия только как обретение новой преданности. Бывший друг принцессы не мог просто так променять Отраду Королевства на настоящую королеву. Саруман мог только жалеть о том, что из всех источников информации у него есть только воспоминания и мысли Алисенты. Дочери нравилась удаль и верность Коля, особенно его турнирное геройство, но больше ничего не было. — Признаюсь, после твоих слов я ожидал худшего, — поняв, что королева не будет утаивать от него реальное положение дел в стране, от которых он был отрезан в Староместе тысячей километров и чуждостью собственной природы, маг вышел из ее разума. Все, что было нужно, он мог узнать, задавая наводящие вопросы. — Десятки придворных почти открыто смеются над моим сыном, обсуждая его права на престол, — сдерживая тон, воскликнула Алисента. — Черными полнится Красный замок. При короле они смирнее овец, но стоит Визерису покинуть меня, как я слышу эти грязные сплетни. А коронационные клятвы? У мага за год, проведенный в новом мире, сложилось особенное впечатление о той цене, что местные люди вкладывают в свои обещания. Но ему было интересно услышать ее мнение. Ведь это Алисента находилась у трона короля, а не он. Советник королей и князей, Саруман Белый, остался там. Далеко за границей вечной Пустоты. Надолго ли и нужно ли ему это вновь? Впервые у майа не было ответа на подобный вопрос. Зачем ему стремится к власти в Семи Королевствах, если все, чего он хотел — изучить новый мир, найти новые пути, узнать нечто совершенное непохожее на все то, что он знал раньше? Больше года он поглощал книгу за книгой, прочитав, наверное, четверть всего архива Цитадели. Но Саруман не чувствовал насыщение, удовлетворения. Словно бы внутри него было нечто, требующее сделать что-то еще. Экспериментируя с металлами, камнями и растениями, он ближе всего подходил к этому чувству, но всегда оставался один-единственный несделанный шаг. Маленькое изменение, эхом разнесшееся внутри майа, когда он смотрел на Грегори Белеза. То удовлетворение, покорность и признание свершившегося, с которым он наблюдал за тем, как слетают с плеч головы братьев Дарсадов, как опороченный рыцарь набрасывается на собственный меч. Смотрел, как осколки зла, когда-то воплощаемые Сауроном и Морготом, навсегда исчезают из этого мира. Исчезли бы они без его вмешательства? Чья смертная рука могла бы бросить вызов пороку внутри собственной груди? Он здесь уже год, а его пальцы только обернулись вокруг зерен зла. И они прорастали, пытались сбежать, сдавить его руки. Всемогущий дух, наставлявший смертных в борьбе с Вечным Врагом — как мог он проиграть человеческой слабости? Пальцы мага невидимо задрожали, скрытые широкими рукавами. О, каким ужасным мог быть ответ на этот единственный вопрос. — Кроме Старков, никто не последует данному слову, если у них будет мотив, — голос Сарумана оставался спокоен, майа не мог показать внезапной слабости, сковавшей его тело. — Старки далеко, они меньшая из наших зол, — Алисента с затаенной горечью смотрела в камин, не замечая, как колышутся плечи отца. — Лорд Гловер Талли стар и слаб, а его сыновья неотступны от Рейниры. Стоит ему умереть и над Риверраном никогда не поднимется знамя за имя Эйгона. Леди Джейн Аррен не оставит свою кровь без помощи, Долина нам не достанется. Десятки лордов, больших и меньших, не предадут свою честь, отданную Рейнире. Все остальные грандлорды, даже Ланнистеры могут выбрать любую сторону. Особенно очевидным выбором будет та, у которой будет больше драконов. А все свободные драконы, не считая большинства, уже имеющегося у принцессы, сидят на Драконьем камне, чьим лордом является наследник престола. У Рейниры есть все! За любой шаг против нее, половина страны поднимется! Алисента вскочила. От прежних слез остались сухие дорожки на бледных, впалых щеках. Лишь в глазах сухо горел злой огонь. — Деймон уже пытался убить тебя, если Рейнира займет трон — Хайтауэров может и не остаться вовсе. Пусть убирается в Королевство Ступеней, которое он так отчаянно завоевывает. По закону трон должен достаться моему сыну, твоему внуку! Визерис получил свою власть как мужчина, а теперь хочет переписать этот порядок в пользу дочери, которой не хватило благоразумия сохранить честь до замужества! — королева обернулась к Саруману, ослепленная тяжелыми мыслями, не заметившая черного блеска в глазах мага. Майа поднялся, положил усмиренные руки чужого тела на плечи дочери. Дрожь в теле королевы оказалась в крепких тисках. Маг неотрывно смотрел в глаза Алисенты. На мгновение ей даже захотелось отвернуться, но позыв слабости исчез также быстро, как и появился. Отец и дочь стояли друг напротив друга прямо как в тот день, когда она, наивная и глупая, провожала его прочь, не поверив. А ведь он был прав. Всегда был. — Я не позволю никому быть угрозой для нашей семьи. Для тебя и твоих детей. Никогда. Алисента молчала, все глубже погружаясь в звездное небо, чудом отраженное в изменившихся глазах отца. — Но сейчас мы не можем помешать ей. Сейчас нет. — Но тогда она успеет родить… — Неважно. Случись с ней беда — найдутся люди, что укажут Визерису на нас. Мы должны ждать. Мы должны готовиться. Драконы, войска, верные лорды — нам нужно все. Этот мир порождает войны. Войны банд на улицах. Войны с разбойниками за пределами высоких стен. Войны взрослых против детей и войны братьев с братьями. Братьев с сестрами. Этому миру нужно излечение. Ему нужно лекарство. Нужны идеальные люди и мудрый наставник, что избавит сердца человеческие от семени зла. — Как мы все это получим? Для чего? Для этого нужна последняя война. Единственная война, что положит конец всем войнам. — Для войны, Алисента. Для того неизбежного зла, что позволит нам защитить то, что дорого. Война, после которой останется один король. Одна власть, которой не смогут бросить вызов своенравные грандлорды. И… одно кольцо? Да, кольцо может помочь ему. Как же хорошо, что Томот передал ему те валирийские звенья. — Война… Слабый шепот королевы прервал стук в дверь, прерываемый басом королевского гвардейца. — Войдите. Повинуясь голосу Сарумана, в комнату ворвался Ормунд. На лбу лорда блестел крупными каплями пот, красный после возлияния нос шумно втягивал жженный воздух. В кулаке Хайтауэра был зажат листок, на котором что-то было написано крупным почерком, а также угадывались два портрета. — Отто! Это катастрофа!