Белый Десница

Широкое, вытоптанное бесчисленными парами ног поле за чертой города обычно использовалось для проведения конных и пеших турниров. Пустырь, над которым сильный ветер легко поднимал мелкую взвесь земли и песка, находился на попечении городской казны. Никому не разрешалось занимать его без оплаты, и уж тем более растаскивать деревянные конструкции на дрова. Самое ценное, конечно, собиралось и разбиралось, чтобы уберечь от дождя и прожорливых насекомых, но ограждения и трибуны для простолюдинов всегда оставались на месте, отчего постепенно приходили в изношенное состояние, выцветали и трескались. Самые благородные и богатые зрители воинских схваток не могли позволить себе сидеть на подобных местах, так что главную трибуну всегда увозили в город и тщательно ухаживали за ней. По возвращению на нее устанавливали мягкие ложи и кресла, украшали гобеленами и коврами с востока. Не все гости и участники, рыцари и лорды мелкой руки могли позволить себе дом, равный цене господской трибуны. Саруман не разделял мелочного человеческого ханжества, поэтому с полным удобством уселся на деревянную лавку, посередине которой расходилась узкая трещина. Он ценил комфорт и роскошь — но они не должны были быть преградой его делам. Даже белый шелк он преобразовал сегодня в теплую коричневую шерсть, чем почти полностью скрыл свое присутствие от окружающих. Жаль, он не мог также осознанно поменять свою внешность, более не движимую влиянием иномирской природы. Дел у советника и мага было много, намного больше, чем представляли себе окружающие. Управленческие задачи, контроль за деятельностью Мирдайн, тысячи еще непрочитанных книг, множество неиспробованных еще экспериментов, а ведь нужно было найти время на долгие беседы со смертными, прием пищи и какой-никакой отдых. Все это занимало около двадцати дневных часов, оставляя на сон не больше четырех. Бессмертному духу его было по плечу выдерживать такие нагрузки, но смертное тело Отто Хайтауэра, как когда-то оболочка в Арде, также требовало осторожности в использовании. Месяц экстраординарных нагрузок уже выразился в залегших под глазами тенях, в ощущении легкой усталости в плечах. Но Саруман и не думал останавливаться. Что-то подсказывало ему, что размеренный год остался позади и чем дальше пойдет его путь, тем беспокойней он будет. А уж по прибытию дочери-королевы ему будет намного труднее найти возможность исчезнуть в своей мастерской. Вот и сегодня он вынужден был оставить эксперименты с местной растительностью в пользу прополки нового набора городской стражи. Его борьба с наследием почившего Белеза возымела неожиданные последствия. Он недооценил размах человеческого порока, заявляя мерой наказания ссылку на Стену, и слишком многих, прямо и косвенно компрометированных стражников, пришлось изгнать со службы. Слова его недоброжелателей в Высокой башне находили свою толику правды — очищенная стража не справлялась с уровнем преступности, что особенно было неприятно, зная о скором визите королевской особы. Поэтому маг был вынужден ускорить набор новобранцев. Его ставленник, сир Игнаций Хоук, поначалу хотел пользоваться прежними методами — беглый осмотр, опрос и вот претендент уже начинает свою службу, патрулируя узкие улочки. Быстрый способ, который, на первый взгляд, позволил бы сходу заняться борьбой с бандами. Но такие низкие требования вновь наполнили бы стражу гнилыми, порочными смертными, которые непременно уничтожили бы все достижения мага. Да и зачем он тогда судил Белеза, если повторит его путь — этот факт его враги никогда бы не упустили. Поэтому Саруман выбрал долгий, но надежный подход. Пока городские улицы постепенно захлестывала война банд, тщательно отобранные новобранцы обучались на этом поле, влекомые выросшим жалованием. Ормунд подгонял брата, но маг не собирался что-либо делать без подготовки. Эта была необходимая жертва. Нужен был одновременный удар по всем трем бандам, масштабная акция показательного правосудия. Использовав ограниченные силы стражи на одну банду, они наверняка бы спровоцировали оставшихся на активные действия, дали бы им время и возможность, а то и вовсе упустили бы многих преступников. Майа не мог этого позволить — ведь только он и мог победить преступность. Все зло должно быть выкорчевано с корнем, пока не останется только подконтрольный ему Мирдайн, члены которого недавно умудрились неосознанно использовать духовную связь стигматы. Для победы ему не хватало почти тысячи человек. — Ольф, вина. Саруман отложил книгу, которую все это время читал, не глядя, как в пыли перед ним борются десятки людей. Сноровистый кухаркин сын был тут как тут, откупорив бутылку золотистого арборского. На небольшой круглый стол, привезенный в обозе стражи, юноша поставил серебряную чашу, наполнив ее чудно пахнущим напитком ровно наполовину. Благодарственно кивнув, маг обратил взгляд на кандидатов, сражавшихся группами и парами в спаррингах, используя короткие мечи и щиты. Красные потные лица под стеганными куртками казались неотличимы друг от друга, но Саруман уже знал о каждом из них едва ли не больше, чем сам человек мог бы о себе рассказать. Особенно о том, почему они решили стать частью городской стражи. В его мыслях, городская стража Староместа должна была быть похожа на доблестных нуменорских мужей, несущих свою службу под сенью белого дерева, в стенах Минас Тирита и Минас Итиля. Только такие храбрые воины и преданные своему долгу люди могли не только искоренить зло, но и не дать вырасти новому. Конечно, речь шла о зле посильном смертному плечу. Никакая стража не смогла спасти город у подножья Эфель Дуат от осквернения Ангмарским Королем-чародеем. Но в Вестеросе, насколько знал Саруман, не было никого, подобного этому проклятому ородью. Но одновременно с идеальным образцом наследников Нуменора, на кромке сознания блуждал иной образ. Образ ощетинившейся пиками черной стены на выжженной земле. Их черные щиты уподоблялись монументальным сводам башни Ортханк — без щелей, без уязвимости. Только необоримая мощь железной реки. Белой длани. Откуда бы в его голове взяться таким странным видениям? Быть может это отрывок чьих-то мыслей, уцепившийся за его разум случайно? Или беспокойное сознание само породило это? В любом случае, такая стена щитов, слаженность и стойкость пригодилась бы стражам в любом городском бою. Особенно, когда бандиты, как гной из ядовитой раны, попытаются вырваться из сужающегося кольца. Однако всему этому нужно учить не только новобранцев, но и прошедших проверки ветеранов, на что у Сарумана не было ни возможности, ни, что более важно, времени. Новый воинский порядок, так походивший на местный гискарский, о котором маг успел многое прочесть, требовал особых условий, не говоря об отсутствии учителей и нужного снаряжения. Возможно, когда-нибудь у него получится создать идеальных воинов под руку идеального человека, но не сегодня. Внимательный взгляд молчаливого гостя быстро поймал командующий стражей. Оставив сержантов разбираться с новобранцами, рыцарь, положив ладонь на яблоко меча, вышел из толпы борющихся, рычащих мужчин. В свободной руке у него были листы толстой бумаги с именами всех присутствующих на тренировке новобранцев. Его черный плащ, подбитый зеленым, как молодая трава, атласом, запылился, сапоги покрылись коркой грязи, но это его совершенно не беспокоило. Поднявшись на трибуну, Игнаций подошел к своему патрону, коротко, но искренне поклонился и положил список с именами на стол. Мимолетом мужчина оценил книгу, которую читал маг — «Об экзотических травах и растениях Эссоса и Гискара». — Как идет подготовка? — дежурный вопрос Сарумана соединился с движением свинцового карандаша, поданного Ольфом. Первое имя исчезло из списка. — По установленному графику, милорд, — Хоук не повел и бровью на то, с какой легкостью советник избавлялся от его претендентов. Он перестал удивляться еще на третьей партии новобранцев, приведенных по указанию Отто Хайтауэра в это место. — Рекруты из крестьян изучают город, сопровождая патрули. Каждый, не выказавший таланта, приобщен к общим ежедневным тренировкам и жизни в казармах. Должен указать, что эта затратная мера вызывает недовольство сира Эомунда. Также, люди задаются вопросом, почему мы избавляемся от тех, кто своим поведением никак не выделялся. Это создает почву для скверных слухов и препятствует слаживанию отрядов. Люди боятся и думают о том, что на них доносят товарищи. — Слухи, — вздохнул маг, переворачивая страницу. В голове сразу всплыли все проблемы, с которыми он сталкивался в этом мире из-за беспочвенных хаотичных вывертов слабых умов. — Слухи здесь расходятся, как ветер в степи. — Здесь, милорд? Разве в Королевской Гавани как-то по-другому? — озадаченно спросил Хоук. — Да, — Саруман помедлил мгновение. — Там предметом слухов был не я. Вернее, не только лишь я. К слову, как ваша семья, сир Игнаций? Слышал ваша жена, Нелия, не торопится посещать светские приемы, на которые ее так активно зовут. — Ей непривычна такая публика, милорд. Нели из Черного Венца, из семьи моряков. Все эти званные ужины для нее также непривычны и страшны, как флаги железнорожденных на горизонте. Что в новом доме, что в старом, пока я на службе, она одна печется о наших малышках. — Вашим девочкам сколько уже, по четырнадцать? Не поздновато ли для «малышек»? — Саруман на секунду остановился, глядя на одно из имен. — Милорд, вы и сами отец. Наши дочки — всегда малышки, — выбритое начисто лицо осветилось мягкой улыбкой. Маг не ответил. Не то, чтобы он хотел поставить под сомнение смертную сентиментальность своего идеального человека. Просто он сам, при воспоминании о дочери Отто Хайтауэра, а теперь и его «дочери» испытывал… Ничто? И эта пустота чувств так резко контрастировала с цветущей нежностью в сердце принципиального рыцаря, что у Сарумана возникли закономерные опасения — а не почувствует ли это Алисента? Воспоминания бывшего десницы не давали четкого ответа. Отец и дочь не разделяли отношений обычной семьи после смерти матери. Но сможет ли новое лицо Отто Хайтауэра обмануть чувства родной крови? А может стоило подыграть, дать девочке то, что ей так нужно? — Так и есть, сир Хоук, — маг кивнул и отложил карандаш. — Так и есть. Рыцарь принял обратно листы, пробежался глазами по перечеркнутым именам, поджал губы. Легкое настроение исчезло вместе с мыслями о семье. — Почему в этот раз так много? Саруман молчал, только прикрыл глаза и приложил к усталым векам тонкие пальцы. Медленно помассировал. Ольф максимально осторожно, чтобы не побеспокоить хозяина, убрал со стола карандаш и книгу. — Вы видите, как они стараются. Отбор и так был суровым. А такими темпами я и за год тысячу не наберу. Маг открыл черные глаза, перевел их на рыцаря, решившего наконец высказать то, что его беспокоило целый месяц. Долго держался, не хотел спорить с уважаемым им человеком. Думал, что это скоро закончится. Опасно такого держать в неведении. — Все эти люди, имена которых вы видите зачеркнутыми, пришли к нам не для того, чтобы служить городу и моему лорду-брату. У каждого из них уже есть хозяин. Гильдии, банды, жадность. Их тела крепки, воля тверда, но лживое сердце черно, а уста гнилы. Они станут подобны Белезу и его клике, от которых мы с таким трудом избавились. Только, в отличие от них, эти не станут предателями — ведь никогда и не были верны нашей стороне. Ольф, стоя за спиной мага, старательно пытался слиться с бурой древесиной трибуны, чтобы не привлекать внимание к себе, невольному слушателю. Сир Игнаций Хоук нахмурился, сжал губы в тонкую линию. — Это точно известно? — напряженно спросил он. — Мои источники, — палец несколько раз коснулся седого виска. — Никогда не ошибаются. Саруман умолчал тот факт, что среди вычеркнутых были еще и шпионы самого Ормунда Хайтауэра, а также слишком верующие люди, которые могли быть агентами Веры. Именно ради поиска всего этого отребья маг и приезжал на это поле ранним утром уже в который раз. Но и сказанного хватило, чтоб убедить Хоука. — И что тогда делать? Я буду тренировать наших врагов, а затем отпускать? Какой в этом смысл? Пусть ваши источники вычисляют их до того, как мы сделаем из них более сильную угрозу. — Я не всемогущ, — Саруман пожал плечами, отворачиваясь от командующего стражей и делая, наконец, глоток вина. — К сожалению, не всемогущ. Если ваша честь позволит вам — избавьтесь от них без шума. Я такого приказа дать не могу. Большинство из них еще не успели ничем запятнать себя. А за неисполнимое намерение никого в Семи Королевствах не вешали. По крайней мере, в таких количествах. Иначе как безумцами и злодеями, народ нас не назовет. Игнаций Хоук повернулся к тренирующимся бойцам. На благородное лицо легла густая тень. В напряженных раздумьях, под тихое дыхание Ольфа и ругань дерущихся мужчин, советник и рыцарь провели несколько минут, пока Саруман не поставил на место опустевший кубок. — Быть по сему. Маг встал, Ольф тут же убрал серебряный кубок в походный сундучок, куда раньше спрятал книгу и свинцовый карандаш. Круглый деревянный стол на крестообразной ножке также был поставлен юношей рядом с сундуком. — Прошу вновь принять моего слугу в обоз. У меня еще много дел в городе, — Саруман прошел мимо Хоука, опираясь на деревянный посох. Когда белый маг уже спускался по широкой лестнице с трибуны, ему в спину донесся решительный голос рыцаря: — Милорд, вы хотели построить дорогу от Староместа до Нагорья и Трех Башен, не так ли? Саруман остановился, слегка повернул голову, с интересом глядя на принципиального подопечного. — Я только что нашел вам стражу для всех тех, кого вы направите на этот труд. *** Вечер в Староместе был ветреным. Налетевший со стороны порта бриз игрался со знаменами и полотнами, забирался за шиворот и терся об лица прохожих, как навязчивый кот. Неделя труда подходила к концу, а с ней в жизнь простых людей приходил не только церковный день, освобождающий от забот, но и возможность хорошо расслабиться. Для этого предназначались многочисленные питейные заведения, стоящие пустыми большую часть времени — сегодня они сполна соберут положенную им дань. Медь, серебро и золото в обмен на вино и горячую пищу. За деньги можно было не только насытить желудок, но и утолить другие, не менее примитивные потребности. С этой целью на улицы высыпали десятки женщин и девушек в откровенных нарядах. Вооруженные женской красотой и обворожительными улыбками, приглашающими к чему-то большему, чем простому любованию. Их распущенные волосы танцевали на ветру, привлекая внимание и жадные взгляды к оголенным плечам и вздымающейся груди. Жрицы продажной любви пользовались куда большим спросом, чем вино или хорошо запеченный гусь. После атаки Отто Хайтауэра на теневое рабство, в городе заметно снизилось количество работниц излишне юного возраста, а потому на пятисот тысячный город приходилось слишком мало шлюх. Видя, как одну молодую девушку в платье таком тонком, что сквозь него просвечивали все прелести, взяли под руки трое мужчин и потащили в один из кабаков, Эльза вздрогнула под боком у Брана. Закутанный в черное лучник покосился на напарницу, с которой залез на черепичную крышу одного из домов. Она оставила его взгляд без ответа, плотнее укрываясь в плаще. На бледном лице мелькнула жалость. Они, как и половина Мирдайн, и несколько старших мальчиков из приюта оказались в восточной части Староместа, подконтрольной бандитам-ястребам, не по собственному желанию. Дав укрытие Ригалю с умирающим товарищем, они продемонстрировали каждому, кто желал смерти лейтенанту Старожил, на чьей находятся стороне. Это делало их законными целями в заговоре, организованном другим лейтенантом — Дереком. Самым опасным в этом случае было бы подтверждение его сотрудничества с соперничающей бандой Ястребов. Когда улеглась первая тревога, а на Ригаля и его людей никто больше не спешил нападать, появилось время, чтобы решить — что им делать дальше. В том, что Дерек, пользуясь подозрительным наплевательством босса, Джофека Серого, попытался вырезать отряд Ригаля — сомнений ни у кого не было. Все бандиты-старожилы знали друг друга в лицо, особенно соседи по занятым районам города — невозможно было перепутать лица оставшихся от нападавших трупов. Но вот действительно ли Дерек спелся с вечными врагами — Ястребами — было необходимо узнать с неопровержимыми доказательствами. Как минимум, чтобы не бояться удара в спину, если подлецы с востока города не при делах, а как максимум — получить доказательство обратного и обратить против Дерека и Ястребов оставшуюся часть банды Старожил, лейтенанты которой не потерпят такого предательства. Говоря об этом в день нападения, Ригаль с небольшим отрядом хотел вломиться в игральный дом, которым управлял лейтенант Обар «Принц», и с пристрастием допросить его. Так, как только Мясник умел. Это непривычное для мужчины безрассудство объяснялось множеством убитых подчиненных. Безжалостным ударом в спину Дерек сильно сократил его возможности контролировать район и, если бы не вынужденная помощь Мирдайн, лейтенант-предатель в тот же день занял бы минимум половину всей площади Джейхейриса. Такое унижение горделивый Мясник не мог простить. Но затем, остыв, он предложил именно Мирдайн заняться выяснением — Ястребы ли пытались убить его в тот день? В пользу этой теории говорили ястребиные методы нападавших — яд и вырезанные на трупах символы. Но было очень трудно представить, чтобы Дерек осмелился пойти на сговор с Ястребами только ради смерти Ригаля. А если нет — почему напали только на Мясника? К тому же дорнийские выродки сейчас воевали со Звездочетами и у Старожил устраивали только редкие провокации. Ради ответов на все эти вопросы, они и следили за передвижениями дорнийца — Обара Принца. Следили, чтобы организовать ловушку в нужном месте. Медовую ловушку. — Ты уверена? — скрывая определенную долю беспокойства в голосе, спросил у напарницы Бран. — Последний шанс отступить. — Если этого не сделаю я — нам гарантирована война на две стороны, — Эльза не отводила взгляда от улицы, по которой ходили ее бывшие коллеги, разнузданные, красивые, сладострастные — но невольные и в большинстве своем совершено несчастные. — Ястребы не простят пытки своего человека. Особенно такого известного, как Принц. Обар Принц был молодым каменным дорнийцем. Из тех представителей своего южного народа, которые как два гроша были похожи на жителей Простора и Штормовых Земель. Но ядовитую природу в нем легко можно было различить по характерному произношению, красоте и надменности. Ходили слухи, что это один из потомков того самого Сэнда-Фаулера — основателя всей банды Ястребов. — Но если это все-таки они и незачем с ними так мелочиться? — В таком случае я зря потрахаюсь с красавчиком-дорнийцем, — огрызнулась девушка, обжигая Брана раздраженным взглядом. — А теперь замолкни. Лучник выдохнул и отвернулся от Эльзы. Ему было не по себе от того, как дешево ценилась в бандитских распрях девушка, ставшая полноправной участницей жизни Мирдайн, ставшая старшей сестрой для многих приютских. И все же неприятие смешивалось с уважением к той жертве, которую она решила принести, чтобы не допустить лишней крови — вернуться к работе, от которой сбежала при первой возможности. Пусть даже источником ее освобождения из борделя стала мягкотелость Брана. Позолоченную темноту закатного неба разорвал голосистый вороний клич. К затаившейся паре спикировал ворон с умными блестящими глазами. Бран сглотнул внезапный ком в горле, вспомнив, как именно эти глаза целились ему в лицо, когда он пытался убить колдуна. Ворон, будто и не признавший свою прошлую жертву, важно протянул людям лапу, к которой была привязана записка. Сняв послание от Михана, с мальчишками патрулировавшего на определенном расстоянии от игрального дома, Бран вчитался в крупные буквы, различимые даже без нормального света. — Он близко? — давшим внезапную осечку голосом поинтересовалась Эльза. Ее пальцы нервно переплетались под просторной темной одеждой. — Идет сюда, будет через десять минут. С ним трое бойцов, — Бран скомкал записку и спрятал в поясную сумку. Лучник посмотрел на девушку, пытаясь не показывать то неприятное волнение, что он испытывал. — Ты уверена? Эльза не ответила, прикрыла глаза. Нащупав склянку с особенным зельем из Эссоса, полученного из закромов Ригаля, он зажмурилась, унимая внезапную дрожь. Открыв глаза, девушка приблизилась к Брану и поцеловала его. Движение было таким легким и быстрым, что не отличалось от игры морского бриза, пронизывающего улицы. Пораженный лучник дернулся, коснулся лица, потом посмотрел в сторону Эльзы, но той уже и след простыл. Мужчина обернулся, подполз к другому краю крыши, ведущему во внутренний двор. Все, что он видел — как юркая тень исчезла внизу, пользуясь услужливой помощью керамической водосточной трубы. Он знал, что сейчас Эльза направилась к спрятанному мешку с платьем, с помощью которого она привлечет внимание и соблазнит Обара Принца. И что он должен будет сидеть на этой крыше и вместе с боевым отрядом Мирдайн внизу ждать — вдруг что-то пойдет не по плану. Но больше всего его интересовало сейчас совсем другое. Распираемые почти полутора годами разлуки с женой чувства бурлили внутри, жгли сердце и совесть. Он чувствовал злость на Эльзу, но одновременно с этим из глубины поднималось еще одно — возбуждение. — Какого пекла это сейчас было? Протяжно выдохнув, прошептал Бран, опираясь спиной на черепицу. Ноги крепко уперлись в карниз. Бородатое лицо в немом вопросе устремилось к звездам, чье серебро проходило сквозь исчезающее золото заката. — Какого пекла…