Белый Десница

Солнечный зал на вершине Высокой башни редко использовался лордами Хайтауэрами. Даже для закаленных ног местных обитателей использовать роскошное и уникальное в своем роде место для рутинных приемов было излишней нагрузкой и большим расточительством. Что уже говорить о гостях, не все из которых смогли бы пережить восшествие на такую высоту. Конечно, их могли бы понести, как носили некоторых лордов до Ормунда. Но доверить себя рукам слуг на пути в сотни ступеней мог не каждый. Любая случайность и к первому этажу несчастный долетит, превратив кости в крошево, а органы в суп. Расположенный под палатами Хранителей, потомственно обслуживающих огонь маяка, солнечный зал занимал все пространство, имея круговую форму с опорной точкой в виде широкой винтовой лестницы в центре. В центре этой лестницы была полая круглая шахта, в народе прозванная «Узкой башней», по которой между этажами перемещались грузы. Кто думал хитрить и вместо пешей ходьбы выбирал путешествие в качестве груза, непременно получал плетей. Касалось это даже благородных особ и детей. Слишком важным было ежедневное бесперебойное функционирование этой вертикальной грузовой платформы для многоэтажного замка. Узкие окна зала не давали достаточно света, поэтому тогдашние строители, а верхние этажи башни были построены в годы правления лорда Джейсона Хайтауэра, задолго до Таргариенов, воспользовались услугами лучших зеркальных дел мастеров из Кварта. Белоликие умельцы выстроили сложнейшую систему зеркал, захватывающих в солнечную погоду яркий блеск светила и с помощью многогранного хрусталя освещающих зал. Для вечерних застолий и ночных пьянств это место также не подходило, если только каждый раз не спускать на свечи и лампы сотни золотых — слишком большое пространство необходимо было освещать. Поэтому для регулярных приемов использовался древний зал в середине башни, построенный еще Утором Высокобашенным. Будучи поменьше, он был исполнен в лучших традициях вестеросской архитектуры с длинными столами, скамьями, квадратными колоннами, тронным местом во главе и многочисленными колоннами вдоль стен. Комната солнца, как ее еще называли усталые слуги, чистившие десятки гобеленов и протиравшие сотни изделий из золота, украшавших залу, предназначалась для очень важных встреч, знаковых приемов и особенных случаев. И сейчас как раз был именно такой. — Милорд, время. Неуверенный голос юного Роквуда Паллеса заставил Сарумана отвернуться от сделанной из золота фрески. На ней был запечатлен последний король Лаймонд Хайтауэр по прозвищу Морской Лев, обезглавливающий Теона III Грейджоя. Знатоки искусства утверждали, что предельной детальности автору фрески удалось добиться, так как он был свидетелем произошедшего, стоя на крепостной стене прямо рядом с двумя сражавшимися королями. — Да, все уже собрались, — ведомый своими мыслями, маг медленно кивнул. Маг, облаченный в привычную белую мантию, такой же белый с золотом кафтан с нефритовой брошью на груди, смотрелся на фоне прибывших гостей довольно скромно. Вдоль подковообразного стола были установлены девять кресел. Самое роскошное, с обернувшимся вокруг спинки химерой с гривой, выплавленной из драгоценного металла, принадлежала лорду и пока пустовало. Еще восемь были попроще, предназначались самому магу, ближайшим управленцам и влиятельнейшим гостям-участникам слушанья. Правую половину зала заполонили многочисленные представители Малых Домов. В показательно скромных, но богатых одеждах, с оружием на поясе, гордостью в плечах и настороженностью во взглядах, эти диковинные птицы были больше похожи на напряженную стаю крашенных воробьев, чем на хватких орлов. Вся власть их шпор и гербов сейчас казалась тонкой завесой, дрожащей перед безумным богатством Хайтауэров, сосредоточенном в этом зале. Саруман знал их мысли, понимал, кто именно из них больше других запятнан в пороке и кто больше всех боялся допустить этот порок на людской суд. Сир Огюстин Дарсад из древнего рыцарского дома, многие поколения служившего Высокой башне, был одет в длинный винный камзол. Его тонкие светлые волосы волнистыми линиями спадали на узкие плечи, а вытянутое лицо сияло по-женски большими, круглыми глазами. Несмотря на высокий рост и украшенную перламутром гарду кривой сабли, Огюстин совсем не казался грозным или хотя бы умелым воином. Руки его были покрыты белыми сатиновыми перчатками, а к оружию он даже не прикасался, в отличие от некоторых других рыцарей и дворян, окруживших его. К ним он обращался с мягкой улыбкой, делая вид, что сегодняшний суд мало чем отличается для них от будничной охоты. И все же именно этот человек, вопреки сложившейся традиции власти силы, возглавлял сборную солянку Малых Домов. Для многих это было загадкой, которую стремились объяснить передачей лидерского знамени по наследству от Дарсада-старшего, но Саруман знал правду. Скоро ее узнают и все остальные. Отдельно от стаи рыцарей и дворян стоил одинокий септон в серебристом балахоне в пол и с тонким обручем хрустальной тиары на голове. Достаточно молодое для Праведного лицо лучилось достоинством и возвышенным вдохновением от миссии, возложенной Богами на его плечи. Вера в Семерых как культ поклонения семиликому восковому колоссу, зависшему над континентом, к большому сожалению Сарумана, так и оставался для него тайной за семью печатями. Немногочисленные встречи с Верховным септоном дали понять лишь то, что владыка местной религии человек прагматичный, не стойкий в догматах веры. Они даже оказались знакомцами — нынешний Архипастырь участвовал в Великом совете 101 года, где с радостью общался с добравшимся до поста десницы земляком. Один факт «безбожия», которое уличные проповедники ставили в вину Верховному септону, оказалось причиной признания вернувшегося Отто Хайтауэра за настоящего брата лорда Ормунда, а не за самозванца. Будь Глас Семерых поубежденней, то, как и многие другие септоны, смотрел бы на мага волчьими глазами. Феномену этому Саруман видел лишь одно объяснение, схожее с положением драконокровного архимейстера и виденного уже крестьянина Вильямара. Септоны, осененные верой в Семерых, а через веру и их покровительством, никак не могли не почуять неладное, будучи вблизи майа, запертого в человеческом теле. А из этого чувства росло недоверие, подозрительность и, в худшем случае — полуприкрытая враждебность. Одна духовная сила, родная этому миру, входила в естественное противостояние с пришлой, словно бы организм боролась с заразой. А может быть Семеро просто слишком остро отреагировали на вмешательство майа в жизнь людей и огорчились устроенному Мирдайн святотатству… Эта атмосфера стала надежным барьером, препятствием, из-за которого белый маг не мог даже подступиться к изучению этого пока что пассивного своего врага. Тот факт, что рано или поздно Вера станет его активным противником, у Сарумана не вызывал сомнений. Верховный септон умрет, ему на смену через поколение придет более догматичный пастырь, который не станет идти против интуиции, против чутья, развитого у местных верующих на очень высоком уровне. И именно этот культ, ближе всего стоящий к божественным силам на континенте, представлял в будущем наибольшую угрозу для мага и его планов. Возможно, Верховным септоном даже станет этот Праведный — Иона, столь подозрительно следящий за ним. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы увидеть в священнике искреннего верующего. — Пойдем, застоялись мы тут, — Саруман похлопал Роквуда по плечу, прервав секундное молчание. Под стук ясеневого посоха о гладкий отшлифованный камень, маг и его оруженосец прошли мимо группы придворных, затихавших при их приближении. По левую руку от места лорда уже сидели мейстер Калиан и мастер над оружием Кантибер Тист. Ниже пустовали еще два кресла — для сира Дарсада и Праведного Ионы. Мейстер приветливо улыбнулся в пожелтевшую бороду и вернулся к своим записям. Несмотря на возраст, именно Калиан стал голосом суда. У стен сидели и двое его помощников, которым было поручено записывать все, что будет сказано. Краем глаза приметив Сарумана и его спутника, Тист задержался взглядом на юном Роквуде. Острый, не предвещающий ничего хорошего блеск мелькнул и пропал из его глаз. Оруженосец не уловил ничего странного, а вот белый маг еще несколько минут хмурился. Неожиданно коварный для рыцаря план, появившийся из темного омута мыслей сира Кантибера, предстояло хорошенько обдумать. Возможно, этот мститель сможет послужить его планам на Роквуда, даже не подозревая об этом. Юноша отодвинул кресло, по правую руку от места лорда, помогая магу сесть. Для окружающих весь этот спектакль был подан как «болезнь ног» — неожиданное напоминание о страданиях, пережитых в бегстве от клятвопреступников. Все письма уже были отправлены, так что нужные для посоха златосерд, железноствол и чардрево могли оказаться в руках Сарумана в течение года. К этому времени посох не должен был выбиваться из образа преобразившегося десницы. Роквуд, сопроводив заболевшего благодетеля, отошел к стене за его спиной. Поблизости уже стоял оруженосец сир Тиста — десятилетный Бриндон. Будучи близки по положению и сравнительно одного возраста, юноши давно нашли общий язык. Старший Роквуд интересовался жизнью отпрыска великой династии, а Бриндон в ответ расспрашивал о путешествии через весь Простор ради благородной службы бывшему деснице. Молодые умы, не лишенные флёра наивного романтизма, высоко ценили честь и клятвы. Им было суждено стать большими друзьями. По правую руку от лорда Ормунда сидел не только Саруман. Самое дальнее место занял сир Игнаций. Только что прошедшие разговор между ним и стюардом Эомундом, очевидно, закончился на неприятной ноте. За спиной Хоука, чей лысый череп по случаю был выбрит до бликов, продолжали беседовать о погоде на Летних островах и ценах на соль делегаты Совета Гильдий. Среди них, также приглашенных на суд, попалось и несколько «пустых» людей. Их мысли были также защищены от взора Сарумана, как разум лорда Ормунда с валирийским мечом на перевес. Видимо, элементы из этого загадочного магического металла были в почете у богатейших представителей купечества. К сожалению, использовать все те же пути, какими пользовались староместские богатеи и коллекционеры, Саруман не мог. Покупка любой мелочи из валирийской стали было делом очень дорогим и сложным, чтобы можно было сделать это самостоятельно и в тайне. Личных средств у мага почти что и не было, на многое вполне официально уходили семейные деньги, которыми распоряжался лорд Ормунд, а, например, обеспечение тайной мастерской лежало на конфискованных богатствах, счет которых почти полностью находился в руках Сарумана. В таких условиях покупка украшения из валирийской стала бы опасностью для продолжения вещественного познания мира. Однако Саруман знал, к кому можно было обратиться за кусочком валирийского наследия. Расточительные мейстеры делали из этого драгоценнейшего металла звенья цепей, наверняка у сенешаля Цитадели найдется возможность помочь другу. Сквозь шепотки солнечного зала быстрым шагом, придерживая меч, прошел кастелян. Подойдя к столу, он подобострастно кивнул магу и сел рядом. Наклонив массивный, похожий на кирпич подбородок к соседу, он тихо сказал: — Вот это переполох вы устроили нам с утра, милорд. Одно не понимаю, зачем столько лишних людей пригласили? Осудили бы его быстро с лордом Ормундом, да на плаху. Столько мороки. Саруману находил простодушие Мерна Маллендора в равной степени забавным и удобным. Они хорошо сработались за последний год. Его прямолинейная и бескомпромиссная жесткость в исполнении поручений позволяла переводить часть недовольства с фигуры советника на самого кастеляна. Изгнанный из родного Нагорья, он всеми зубами цеплялся за службу Хайтауэрам, напоминая то ли фанатика, то ли брошенного семьей ребенка. — Поверьте, мой друг, так нужно. Просто часть гостей не знает, что выйдут из этого зала не в том состоянии, в котором зашли в него. — Ну, вам-то виднее, — кастелян пожал плечами. Он бы никогда не подумал пререкаться с младшим братом лорда. — Вот только господин наш выглядит не слишком довольным вашими порядками. А ведь скоро королева Алисента приедет. Думать об этой новости, полученной Высокой башней ранним утром, было некогда. В зал зашло главное лицо грядущей пьесы. В сопровождении двух пажей, с Бдительностью на поясе лорд Ормунд Хайтауэр прошел к своему месту во главе стола. Утро для владетеля Староместа действительно началось неважно — с ругательств в адрес брата и неожиданно ставшего на его сторону мастера над оружием, единогласно настаивающих на бессмысленности нынешней системы охраны. Но Саруман, не участвуй он в утренней разборке и не умей читать мысли, вновь скрытые Бдительностью, и не узнал бы о плохом настроении лорда-брата. Гневливый в семейных делах и за закрытыми дверьми, Ормунд Хайтауэр умел хранить величественное спокойствие в таких щекотливых, публичных обстоятельствах. Семейной жизни это не помогало. Пажи появились из-за его спины, положив на красную бархатную скатерть два тома в простой кожаной обложке — материалы обвинения, заботливо собранные людьми Сарумана. Увидев, что лорд занял свое место, разговоры оборвались, а группы по интересам быстро разошлись. Только девятерым в этом зале дали шанс сидеть. Все остальные присутствующие, как и преступник, должны были простоять все время суда. Сел между кастеляном и Игнацием гильдийский советник Уильям Сеннок, чьи щегольски подкрученные седые усы были подкрашены синим по эссоской моде. Представитель Гильдий совсем не выглядел на свой возраст — румяный и подтянутый с просоленным лицом бывалого моряка. Одевался он роскошно и броско — в тунику лазурного цвета с широким поясом, украшенным жемчугом, и пуговицами-ракушками. На шее у него висело ожерелье и древней монетой в центре, на которой удивительно хорошо сохранилось изображение дракона. Маг не удивился бы, если бы узнал, что эксцентричный морской торговец случайно выловил валирийский четвертак сетью. Сели рядом Огюстин Дарсад и Праведный Иона. Изящный рыцарь откинулся на мягкую спинку кресла, сложив руки на животе. Септон чувствовал явный дискомфорт от соседства с надушенным мужчиной, который не замедлил выразить. Он отодвинул кресло в сторону демонстративно скрипнув ножками по камню пола, отряхнул балахон и отвернулся в сторону лестницы, по которой в зал заводили подсудимого. Сегодня сир Грегори Белез выглядел куда лучше. За два дня с их последней встречи его успели привести в порядок, обмыли, обрили и переодели в простую серую рубаху с грубыми штанами. Кормить намного больше не стали, так что могучий мужчина успел немного сбросить вес. Ведшие его стражники, не толкали и не кричали на него, демонстрируя полную покорность Белеза, что не укрылось от глаз заинтересованных присутствующих. Достигнув своеобразного центра между двумя крыльями стола, рыцарь сам опустился на колени. Усталый взгляд переходил с одного присутствующего на другого. Ни на ком надолго не задерживаясь, Белез усмехнулся и уставился в пол. — Сир Грегори Белез, бывший командующий городской стражей Староместа, вы обвиняетесь в преступлениях, совершенных перед властью людской и божественной. В убийствах, грабежах, разбое, пытках, потворствовании деятельности бандитов и контрабандистов, в даче и получении взяток, в организации работорговли, в организации контрабанды, в изнасилованиях, в многочисленных нарушениях рыцарской чести и подданнических клятв. Хорошо поставленный голос мейстера Калиана, поднявшегося со своего места, разносился эхом под сводом солнечного зала. Обвинения звучали внушительно, слышавшие их переглядывались, но не смели пока высказываться. Все не сводили глаз с замершей на коленях фигуры прежде всесильного командующего стражи. Особенно внимательно за своим прежним подельником следил из-под прикрытых век сир Огюстин Дарсад. В воздухе повис вопрос — сможет ли Сир-советник, а все это явно его идея, доказать все прозвучавшее? — Вам есть, что сказать в свою защиту, сир Белез? — следуя едва видимому кивку лорда Ормунда, продолжил мейстер. — Да, — пробормотал обвиняемый, поднимая голову. Обреченная решимость положила тень на его лицо. — Я признаюсь во всем. Толпа достойных господ не смогла скрыть своего удивления. У многих из присутствующих существовал кровный интерес в том, чтобы эти слова никогда не были произнесены. Взгляды многих представителей Малых Домов обратились к Огюстину Дарсаду. Холеный рыцарь широко распахнул глаза с удивлением и злобой смотря на решившего пооткровенничать Белеза. — Я думал, он выберет суд поединком, — поделился своими мыслями кастелян. — Слыл хорошим бойцом, его было бы трудно одолеть. Саруман молчал, впитывая чужое удивление, гнев, отрицание и даже каплю принятия. Последним чувством отличались самые умные из присутствующих, связанных с Белезом преступной цепью. Чтобы не дать таким индивидам сбежать, у единственного выхода-лестницы уже выстроились верные стражники и гвардейцы сира Тиста. При всех минусах Кантибера — он был верен своему лорду больше, чем ненавидел мага. Майа внимательно следил за реакцией каждого из присутствующих, особенно за «пустыми» людьми, как его брат или гильдиец Уильям. Если лорд в задумчивости подпер ладонью подбородок, то советник Сеннок показательно скучающе вертел в руках валирийскую монету. — Вы признаетесь? — недоверчиво повторил мейстер. — Да! Я виновен, — он дернулся, вытянулся вперед. Глаза его налились кровью, на шее выступили жгуты вен. — Виновен! И Грегори Белез заговорил. Его голос не походил на командный бас того уверенного начальника, каким он был месяц назад. Решительность раскаянья, искренность порыва время от времени сменялась горечью и тоской слабости, слезами стыда. Но вот прошло тридцать минут, а ни у кого в зале не осталось сомнений — этот человек говорил всё, что знал — и всё это правда. Когда речь зашла о целых трёх бандах, вольготно себя чувствовавших в его городе, лорд Ормунд наконец не выдержал потока неприятных открытий от прежде надежного слуги и дал волю гневному нутру. — Сир Тист, немедленно возьми сотню, нет, две сотни людей! Отправляйся в город, возьми мне все этих гадов! Приведи сюда, пусть сядут рядом с ним! — покрасневший лорд обернулся к Саруману. — А ты почему не донес мне об этом раньше? Маг подавил тяжелый вздох. Импульсивность не красила никого, особенного обделенного глубокой мудростью человека с венцом на голове. Припоминается, король Визерис по той же причине отправил своего советника в ссылку. Проще всего в Вестеросе довериться не тому человеку, особенно, если это твой собственный ребенок. Как хорошо, что у бессмертного духа не может быть родственных привязанностей к смертным. — Я предлагаю остаться мастеру над оружием на месте, — Саруман выразительно посмотрел на исполнительно поднявшегося Кантибера. Тот ответил с очевидным вызовом. — Ситуация с бандами находится под моим личным контролем. К тому же, ими не могут руководить глупцы — стоило сиру Белезу попасть в казематы — они наверняка разбежались как крысы. Мне тогда не были известны их базы и лежки. Но как только сир Хоук разберется с наследием своего нерадивого предшественника-клятвопреступника — он займется поимкой их всех. — Лучше бы сиру Хоуку оправдать твое доверие, брат, — лорд ожег мага, а затем и Игнация недовольным взглядом. Не имея выбора после спокойного и обстоятельного ответа мага, он сел на место. — Продолжай, предатель. Стоящие в стороне от стола гильдийцы, рыцари и дворяне принялись активно переглядываться и перешептываться. Демонстративное небрежение лордом Ормундом своим братом стало той темой, что помогало беспокоящимся людям отвести от себя тревожные мысли, думая о том, что прежде оказываемая поддержка и безусловное покровительство столичного выскочки постепенно отходит в прошлое. Ведь Белез не ответил еще за все свои преступления. А вдруг где-то да промелькнет их имя? Саруман, зная об этих мыслях, лишь скромно улыбнулся. Людям, чувствующим свою неполноценность на занимаемом месте, угрозу со стороны — свойственно самоутверждаться прилюдно. Лорду Ормунду еще долгое время предстоит оказывать покровительство своему брату — иного невозможно представить. А эти мелкие вспышки — пусть будут кормом для пустопорожних сплетен. Сглотнув сухость в горле, Белез продолжил рассказ о том, как с помощью эссоских купцов и местных контрабандистов им были взяты под контроль несколько пирсов. Через эти места проходил поток особенно запретных грузов — драгоценная пушнина из королевских и лордских лесов, фальшивые деньги, яды, запрещенные для простолюдинов предметы роскоши и живой товар. При упоминании последнего по залу прокатились проклятия и ругательства — свидетельства особенного, культурного отвращения. Особенно старались Праведный и Огюстин Дарсад. Первый искренне кривился, второй больше для вида. Принципиальное неприятие безраздельного владения одного человека над другим — было для Сарумана одной из немногочисленных приятных черт местного общества. Магу было тяжело представить, с какими бы трудностями он столкнулся в Эссосе, если бы был вынужден терпеть рабовладельцев вокруг себя каждый день. Но в Вестеросе самой мерзкой наследной традиции сил зла был положен конец. А Белез все рассказывал и рассказывал, сколько кораблей и сколько человек под его и начальника порта покровительством, с помощью бандитов было завезено и развезено по городам и весям Простора. — Имена, назови мне имена богохульных безбожников! — даже Праведный отвлекся от своей паранойи в сторону мага, допытываясь подробностей у подсудимого. Иона совершенно не замечал предупреждающего взгляда своего ерзающего на своем месте соседа. Эмоции яркой пленкой опутывали его лицо, полное истового благочестия. — Имена покупателей за пределами Староместа мне неизвестны. Но в городе за живой товар отвечал… Сир Огюстин Дарсад! Если все прежние заявления вызывали шепотливый гомон, то эти слова были подобны драконьему рыку, от которого заголосил городской набат. Рыцари и дворяне из Малых Домов закричали, обвиняя Белеза в клевете. Только присутствие большого числа солдат и стражников остановило их от того, чтобы на месте расправиться с доносчиком. Всполошились и гильдийцы, громогласно поливая помоями светлоликого работорговца, чтобы как можно точнее выказать свое осуждение и принадлежность стороне справедливого обвинения. От поглотившего солнечный зал водоворота эмоций на лицо безупречно хладнокровного мага вылезла тонкая непроизвольная улыбка. — Тишина! — лорд Ормунд подал сигнал мастеру над оружием и тот звучно ударил стол стальной перчаткой. — Порядок! Огюстин Дарсад, разом утративший свою расслабленность и чувство полного контроля, беспомощно метался взглядом по затихающей зале в поисках хоть какой-то поддержки. Наткнувшись на Сарумана, он увидел на лице постаревшего Отто Хайтауэра не улыбку, но прорезавший привычную ему реальность оскал торжествующего демона. — Я протестую! — хриплым голосом воскликнул лидер Малых Домов. Тонкая фигура его в винного цвета камзоле взвилась с места, как струя крови из рассеченной ладони, ладонь в белой сатиновой перчатке уткнулась в сидящего Сарумана. — Это все подлог и клевета! У подсудимого нет доказательств! Ваш советник, милорд, желает причинить вред послушным вашим подданным, преследуя свой корыстный интерес. Ормунд нахмурился еще сильнее. Ему не нравилось происходящее, весь суд от начала и до конца был похож на хорошую постановку. Но кто, кроме его брата мог стоять за ней? Мысли лорда обратились к недавнему разговору — уж не водил ли Отто его за нос, избавляясь от верных ему людей? — Есть капля истины в ваших словах, сир Огюстин, — Ормунд медленно кивнул садящемуся рыцарю и повернулся к Саруману. — Есть ли доказательства? Вместо ответа маг, предвидевший это, кивнул на выходящего к столу человека в скромном коричневом дублете. Высокий и широкоплечий с короткими светлыми волосами и крупным лицом — сир Джон Дарсад был мало чем похож на своего брата. Рыцарь, не мешкая, обошел сидящего на коленях Белеза и глубоко поклонился, глядя на лорда. Его появление из толпы сторонников старшего брата вызвало целую шквал злобного шепота. — Милорд, я, сир Джон Дарсад, клянусь, что буду говорить правду и только правду, чтобы изобличить перед вашей светлостью злодеяния человека, коего я имею несчастьем называть своим братом. — Джон… Неверящий шепот сира Огюстина был прерван энергичным Ионой: — Вера свидетельствует! С этой минуты судьба Малых Домов была предрешена, поэтому, потеряв интерес к разбитому тяжелому всаднику, Саруман перевел взгляд на другую фигуру кайвассы. Слон с подкрашенными усами не отрывал внимательного взгляда от происходящего. Почувствовав на себе взгляд мага, советник Сеннок обернулся к нему. На мгновение в глубокой синеве его глаз промелькнул страх, но это опасное чувство исчезло также быстро, как и появилось. Саруман лишь доброжелательно улыбнулся и поднял бокал лимонной воды, который ему подал Роквуд в процессе исповеди обвиненного. — После скоропостижной смерти болевшего отца нашего, Огюстин быстро освоился с делами семьи. Меня он к ним не подпускал, оставляя руководить полевыми дозорами, которые патрулируют земли вашей светлости от Бандаллона до Солнечного Дома, — на этих поспешных словах Джон покосился на невозмутимого мага. Но чем больше он говорил, тем уверенней становился. — После смерти отца в нашем доме начали появляться его многочисленные друзья. Сир Фальме, сир Мидлстоун, сир Соуз — только те из них, что стоят сегодня среди нас. Я долгое время не обращал на эти собрания внимания. Огюстин всегда был… странным. Самое страшное, что я мог предположить, так это противоестественные отношения между моим братом и его сотрапезниками. — Почему не донесли сразу, сир Дарсад? — вопросил Праведный, гневно сведя брови. — Он был мне брат, а без доказательств я не мог и подумать, чтобы бросить тень на семью. — А сейчас, значит, доказательства появились? — подал голос Саруман, глядя на бледного Огюстина. Вряд ли холеный творец порока ожидал такого развития суда. — Да, милорд. Когда вы начали действовать, очищая наш город от мздоимцев и лиходеев, мой брат потерял былое спокойствие. У него все чаще начали мелькать подозрительные гости, некоторые уволенные портовые работники, люди с улиц, члены Гильдий, — на этой фразе старик с подкрашенными усами дернулся вперед. — Представите полный список после суда, — сухо отметил лорд Ормунд. — Конечно, милорд, — Джон поклонился и продолжил. — Однажды я вернулся домой на день раньше положенного. Немногочисленные наши слуги были отправлены прочь, поэтому я смог незамеченным пройти к гостевой. То, что я там увидел, — Дарсад-младший мотнул головой, прикрыл рукой рот. Все внимание в солнечном зале сосредоточилось на единственной точке — на нем. Но не читая его мысли, было невозможно понять — смущают ли его эти пристальные взгляды, или же он искренне наслаждается им. — Я убивал многих, но такое насилие над человеком не увидеть в бою. Восьмеро во главе с моим старшим братом совокуплялись с тремя девочками и одним мальчиком. У двоих была темная кожа, они, наверное, были летнийцами или из Эссоса. Еще двое были неотличимы от просторских ребятишек. Никому из них на вид нельзя было дать и десяти. Они насиловали их, скоты, одновременно нанося на их кожу порезы. Были и старые порезы на их спинах, уже загноившиеся. Видимо, это происходило не в первый раз и детей где-то прятали. Они резали и резали их, пока по телам текла кровь. Потом отдыхали, обсуждали, как советник Хайтауэр мешает их прибыльному делу. Это точно были рабы, милорд. Затем они заставляли детей целоваться и обнимать друг друга. А потом, Огюстин… Из-за спины Сарумана послышались звуки отчаянной борьбы с рвотой. Пажи и оруженосцы, очевидно, очень близко восприняли эту историю. К сожалению, маг видел в мыслях озвученных и не озвученных людей вещи похуже. К еще большему сожалению, ему все еще нужно было терпеть их существование. — Достаточно, — лорд Ормунд поднял руку. — Среди нас нет нежных барышень, но я вижу, как некоторым присутствующим живая фантазия рисует страшные картины. И они действительно страшные, если у вас есть нечто большее, чем простые слова. — Есть, милорд, — Джон кивнул. — У меня есть с собой списки присутствующих. Я затем обыскал кабинет брата. Там были расчетные книги, долговые записки и много других денежных бумаг, в которых я не силен. Также я проследил за ними и знаю, где они закапывали своих жертв. Некоторых они сбросили в море, так что там найдутся не все. По знаку Сарумана, двое стражников поставили на пол перед тремя председательствующими сундук. Открыв крышку, они явили лорду и мейстеру кипы бумаг и несколько книг. — Все это будет изучено, — лорд покачал головой. — Пока же, каждому названному предстоит провести свое время в камере, пока не будет установлена степень его вины. Огюстин Дарсад хотел было вскочить со своего места, но тихий шелест полуобнаженных мечей из-за спины заставил его остановиться. Рыцарю только и оставалось, что переводить взгляд с брата на Белеза. Понять, кого он ненавидел больше — не представлялось возможным. Но Грегори Белез думал совсем не об этом. Он не мог поверить своим глазам и ушам. Джон Дарсад, этот «несчастный» свидетель, лично приезжал к нему в поместье, чтобы осведомиться о предстоящих «поставках». Как это тогда он ничего не знал? Как это он тогда ни в чем не участвовал? Не мог же всеведущий Отто Хайтауэр не знать о том, чем на самом деле занимался его свидетель? Или знал, но все равно решил использовать? Белез прикусил губу, чтобы не зарычать от досады. Вот, почему он поставил условие — ни при каких условиях не действовать против свидетеля! Он знал все с самого начала! Ему просто было нужно публичное признание — советник использовал его, а сам договорился с одним из мучителей детей, позволил ему выйти чистым! Да если бы Грегори знал, для чего использовали торговлю редкими людьми… Он бы сам, сам со всеми расправился! У него же самого были дети. Дочери и сыновья — все они когда-то были младше десяти. И чтобы с такими же так по-животному поступали… В уголках глаз появились капли вымученных слез. Но что мог он сейчас сделать, когда от его поступков вновь, как и в делах с Гильдиями и Дарсадом, зависела его семья? «Чем же вы, господин советник, лучше их?» Вопрос без слов наткнулся на понимающий взгляд черных глаз мага. «Так было нужно.» Свидетельство благородного, подкрепленное списками участников празднеств на дому у сира Огюстина Дарсада, а также указанием мест, в которых закопаны убитые в процессе рабы, не оставляло никому сомнений — влиянию дома Дарсад и Малых Домов в целом на дела в Староместе пришел конец. Взгляды каждого, кто умел хотя бы ограниченно складывать в уме факты, перешли с бледного, как мел, Огюстина на советника Отто Хайтауэра. Этот за год постаревший на два десятилетия мужчина показал всем клыки, отращенные в столице. Победа над влиятельным Дарсадом, владетелем многих должников и поставщиком многих услуг, грозило стать потрясением, еще большим, чем казнь начальника порта и удаление со службы четверти всех стражи Староместа. И предупреждением для всех тех, кто считал себя хозяевами в городе Королей из Высокой башни. — От имени короля, я объявляю благодарность вам, сир Джон. Пока сир Огюстин будет проводить остаток своей жизни за решеткой, я вверяю дела дома Дарсад в ваши руки. Вместе с тем вы будете награждены пятью сотнями золотых драконов. — Благодарю, милорд! Служить вам — единственная награда! Глядя, как осчастливленный свидетель возвращается на место, где бывшие соратники и товарищи моментально организовали вокруг него метровую мертвую зону, Грегори Белез сжал зубы до скрежета. Он лучше всех присутствующих знал о той роли, что играл младший Дарсад во всей этой истории. И откуда ему было знать о местах захоронения рабов Грегори тоже знал. Но он не смел говорить. Пусть один ублюдок останется жить, пока все остальные, творившие столько жестокости, окажутся на плахе. — Вам есть, что еще сказать, сир Белез? — осведомился Калиан, уже не вставая со своего места. Даже дарованное майа здоровье имело предел. — Нет, я сознался во всем, что знал, — сухим, безжизненным тоном ответил подсудимый. — В связи с этим, я предлагаю оставить ему жизнь клятвопреступника на Стене, — моментально подхватил разговор Саруман. — Своим раскаяньем, он позволил нам обнаружить злодеев не меньших, чем он сам. Пусть до конца дней мучается стыдом в местах, где разум превращается в снег. Под несмолкаемый шепот лорд Ормунд прикрыл глаза. Магу оставалось только смириться с тем, что весь ход его мыслей он узнает в лучшем случае только этой ночью, когда старший брат оставит наконец валирийский клинок в стороне. Молчание длилось недолго. Взгляд лорда, на которого вылилось за день слишком много черных подробностей жизни его города, блеснул под ярким хрустальным солнцем. — Сир Огюстин Дарсад, сир Мерин Фальме, сир Джоффри Мидлстоун и сир Аргор Соуз, сдайте свое оружие и отравляйтесь в заключение, куда вас, до выяснения дальнейших обстоятельств ваших преступлений сопроводят. Все прочие ваши подельники, не находящиеся сейчас в Высокой башне, вскоре разделят вашу судьбу. Огюстин сжал кулаки, но мотнул головой. Даже проиграв, он оставался лидером Малых Домов, поэтому возмущенные рыцари обреченно опустили руки. Лорд повернулся к сидящему на коленях главному герою разыгравшейся трагедии. — Грегори Белез. Властью, данной мне Семерыми и королем Визерисом Таргариеном, да будет славиться его имя, я признаю тебя виновным во всех преступлениях, совершенных тобой и по твоему допущению. Стоящий сбоку от осужденного стражник, бывший подчиненный, открыл небольшую коробку. Внутри лежали последние регалии рыцаря. Воин бросил рыцарские шпоры на пол перед Белезом. Под безжалостную речь лорда, окованный сапог обрушился на отличительный символ рыцарства. — Я лишаю тебя всех заслуг, всех титулов и всего богатства, накопленного тобой за годы бесчестной растраты моего доверия. Заранее сломанный на две части меч полетел к погнутым шпорам. — Я лишаю тебя рыцарского достоинства, права носить фамилию отца тебя и всех твоих детей, коли те будут найдены. Рыцарский род Белезов, насчитывающий четыре поколения верных моих слуг — низложен! Еще одни стражник поднял над головой табличку с гербом осужденного — тремя быками на зеленом поле и девизом «Честь и достаток». Одним ударом специального молоточка, герб был разбит, крошки полетели на бритый затылок, под ворот рубахи склонившегося к полу человека. — За свои преступления ты будешь казнен этим же вечером. Последние слова вызвали удивление в зале. Впервые позиция лорда так сильно разошлась с мнением его брата-советника. Самому магу хватило мгновения, чтобы понять причину, по которой Ормунд пошел против него. Возможно, он недооценил чувство соперничества между братьями. Даже в такой мелочи, как помилование полезного Отто человека, старший брат решил поступить по-своему. Лишь Огюстин Дарсад мстительно улыбался. Сегодня он потерял все, но хотя бы виновник этого отправится в могилу раньше него. Белез взглянул на Сарумана, но тот лишь печально прикрыл глаза, понимая, что это та цена, которую придется заплатить за набирающую силу вражду между Хайтауэрами. Он не смог исполнить своей части уговора. Лишенный рыцарской чести оглянулся на Дарсадов — сначала на старшего, а затем и на младшего. Возникший в его голове план расходился с интересами мага, тот видел это также отчетливо, как крестьяне видят росу в поле по утрам. Но использованный им бывший командующий стражей имел право хотя бы на этот последний шаг. Саруман признавал за ним это право. А Гильдии… Он доберется до них как-то по-другому. — Отведите его и его новых соседей обратно в камеры, возвестите народу о моем решении, — повелительно махнул Ормунд, присаживаясь. Рыцари и дворяне, не сопротивлялись. Заранее окружившие их гвардейцы обезоружили потерявших гордый вид мужчин и повели к выходу из солнечного зала. Там же их ждал Белез, поднятый с колен сильной рукой стражника. В последний момент Огюстина, единственного, кто в этой процессии держался так гордо, как только мог позволить себе проигравший, догнал младший брат. Джон ловко сорвал с груди преданного им родича гербовую магнолию, выполненную из аметистов и сапфиров. — Тебе она больше не пригодится, да, братец? Ответить ехидно улыбающемуся Джону, глупцу, сдавшему всех и чудом вышедшему сухим из воды, Огюстин не успел. Грегори Белез, все это время ведший себя, как сломленный и тихий человек, дернулся, ударил стоящего рядом стражника локтем в живот. Связанными на запястьях руками он выдернул из ножен согнувшегося от удара мужчины меч. С ревом он подлетел к находящимся от него в полушаге Дарсадам и сокрушительным ударом снес обоим братьям головы. Договор с Саруманом, заключенный в тот день, был разрушен. Джон был ниже Огюстина, поэтому клинок прошел только через половину черепа, оставив предателю язык и нижнюю часть челюсти. А вот женственное лицо Дарсада-старшего отделилось от тела по линии кадыка. В воздухе затрепетали золотые, под светом хрустального солнца, волосы. Не давая никому прийти в себя, не дожидаясь, пока обнажившие мечи гвардейцы бросятся на него, Белез обернулся к сидящим в ступоре Хайтауэрам. Саруман моргнул, пряча невысказанные извинения. Криво улыбнулся, Грегори направил на себя окровавленный меч и всем весом рухнул на него.