Белый Десница

— Говори, падаль, а то к Неведомому по частям отправишься! Грозный мужчина в кирасе городской стражи с перекинутым через плечо зеленым плащом опустил кулак и схватил за волосы привязанного к стулу заключенного. Спутанные и грязные, они принадлежали человеку, который уже седмицу провел в месте, где мыли не чаще, чем миловали — в глубоких казематах под центральной казармой. Но, не смотря на не самое лучшее состояние, он насмешливо скалил окровавленные зубы. — Что такое, Иг, неужели сам не знаешь, за что меня взяли? — сир Грегори Белез выплюнул красно-белый сгусток слюны, целя в своего визави. — Рановато тебе занимать мое место, не думаешь? Не дорос же еще… Неожиданно меткий плевок попал на выпуклый умбон наколенника. Который также неожиданно вернул стекающую жидкость ударом стальной пластины в усатое лицо осужденного, склоненного за шиворот книзу. — Знаю, все знаю, — сир Игнаций Хоук отступил от своего бывшего начальника, стряхивая кровь с пальцев. — Просто хочу, чтобы ты с собой побольше уродов забрал. Отвернувшись от хрипящего Белеза, из разбитого носа которого без остановки хлестало, новый командующий городской стражи Староместа опустил мозолистые ладони в заранее приготовленную чашу с холодной водой. Луч утреннего солнца играючи проник в подвал через полукруг зарешоченного окна и отразился бликом от его лысины. — Хочу, чтобы все вы, продажные шавки, одних свиней кормили, — тщательно обтерев пальцы махровым полотенцем, он вновь подошел к Белезу. Голос его был сух, сосредоточен, лишен намека не надменность или чувство злорадного превосходства. Простой капитан, что годами мечтал, наконец дорвался до горла нелюбимого начальника. — Чтобы за каждого ответили. — Да что ты понимаешь, — прогундел в разбитый нос Грегори. Зажмурив глаза, он ждал, пока кровь перестанет струиться на грубо вытесанный камень пола. — Чистоплюй ебучий. В нашей работе по другому никак. Либо тебе платят, либо за тебя. — Тогда помоги вывести их всех с корнем, и я лично попрошу милорда Хайтауэра за тебя. Отправишься на Стену. — Идиот, — привязанный к стулу усмехнулся. — Думаешь советник чище меня? Я в одном городе королем был, а он свой зад на самый трон саживал. Думаешь — там грехов меньше? В одном дерьме варимся, только у него говно с помадкой и арборским пахнет. — Железный трон меня не интересует, — Игнаций поморщился, бывший командир полностью разделял запах того, о чем говорил с влажным хрипом. Да и как иначе мог пахнуть работорговец. Человек, занимающийся самым презираемым ремеслом на всем Вестеросе и при этом гордо носящий рыцарские шпоры. — А вот то, что он Старомест от тебя избавляет — уже стоит всего золота, что ты на рабах сколотил. — Да что ж ты мелочишься, вспомни о бедных сиротках, которых я на паперти оставил без отцов, о невинно осужденных, отправленных на Стену, о взятках, на которые я себе дворец отстроил, о девочках, что благодаря мне стали женщинами до первой крови… Сир Хоук прервал истерический крик ударом в челюсть. Что-то в лице Белеза смялось, хрустнуло, одинокий желтоватый резец прокатился по полу. Второй удар вернул челюсть на прежнее место. Обрадоваться этому он не успел, на хрипящем горле сомкнулись крепкие руки. — Ты мне все расскажешь, все расскажешь! — зарычал Игнаций, сжимая колючую от щетины бычью шею и тряся своего бывшего командира так, что тот ходил из стороны в сторону вместе со стулом, к которому был привязан. Перед глазами Хоука мелькали светлые макушки собственных дочерей, о ровесницах которых этот скот говорил с таким наплевательским безразличием. Под судорожные хрипы дверь из темного, покрытого влажными потеками дерева приоткрылась. Характерный скрип заставил рыцаря дернуться и, не отвлекаясь от процесса, прикрикнул на незваного гостя: — Пошел прочь, Лаймон, я же сказал — не заходить, пока я не закончу с этой паскудой. — А я как раз за ним и пришел, — спокойный, терпеливый голос заставил командира стражи замереть, от неожиданности еще сильнее сцепив пальцы на горле Грегори Белеза. Глаза преступника уже начали закатываться, но шестеренки в мозгах Хоука были смазаны весьма и весьма хорошо, так что даже за тонкой пеленой гнева на слова ненавистного командира он быстро сложил два и два. — Я же говорил: не применять к нему тяжелых мер. Сир Игнаций отпрянул от душимого преступника, тот шумно втянул воздух, наполняя жадные, горящие легкие, и закашлялся. Вытянувшись и расправив плечи, рыцарь склонился в почтительном поклоне перед вошедшим мужчиной в длинной белой мантии с нефритовой дланью на груди. — Милорд, командующий стражей Староместа, сир Игнаций Хоук в вашем распоряжении! Саруман мысленно вздохнул, глядя за плечо своего подопечного. Он давал четкие инструкции по работе с бывшим начальником городской стражи. Несмотря на многие знания, полученные благодаря чтению мыслей, сам Белез и связанные с ним люди были не так просты, чтобы ответить по заслугам так легко. Саруман просто не мог заявить об их виновности и пойти по домам в поиске доказательств. Вскрывшиеся же при аресте имена маг не успевал проверить с помощью своих способностей за отведенное братом время. Реакция лорда Ормунда и всего зашевелившегося змеиного лежбища при его дворе тому прямое свидетельство. Опорочившего свою честь стражника нельзя было удерживать в казематах слишком долго — за оглашенные преступления его ждала казнь, и чем дольше он ее избегал, тем нервознее становились все те, кто был связан с его преступлениями. А чем они больше беспокоились, тем активнее действовали, и лишних смертей маг не желал. Сейчас же стало очевидно, что Хоук, самый честный и преданный из переживших очищение капитанов, возведенный Саруманом в командиры стражи, был неправильным выбором для получения свидетельств от Белеза. Занятый сотнями дел маг просто не заметил тот волчий клык, который сир Игнаций держал против своего бывшего начальника. Даже со всеми своими принципами, злоба и обида рыцаря едва не стоила жизни ценному заключенному. Ну, хотя бы жив, пусть и помят. Начальнику порта так не повезло. А они оба были ключевыми звеньями в цепях порока, опутавших город. Саруман наконец вернул взор на склоненного Хоука. Мужчина в самом расцвете сил, с волевыми глазами и суровым лицом и без чтения мыслей приглянулся магу. Принципиальный и не жалеющий себя в исполнении долга. Добродетельный человек и любящий семьянин. В этом мире таких людей действительно очень немного. Идеальных людей. — Выпрямитесь, сир Хоук, я просто заехал к вам по пути в Высокую башню, — рыцарь расслабился и посмотрел в глаза мага уверенно и честно. Он не желал фамильярности, не желал близости к советнику, исполнившему его заветную мечту. Только безмолвно извинялся за неисполнения прямого приказа. — Вижу, сир Белез доставляет вам проблем. — Нет, милорд, никаких проблем. Временные трудности. К вечеру у вас будет вся нужная информация. — Слушай его больше, Хайтауэр. Авось поверишь сказке, которую он для тебя выдумает вечером, — сквозь тяжелое дыхание донеслось насмешливое замечание обсуждаемого. — Прикажете использовать каленое железо, рвать ногти, милорд? — проигнорировав Белеза, осведомился командир стражи. — Оно быстрее развяжет язык. Саруман вновь взглянул на свисающего на путах человека. Тот был не слаб духом — его бы не взяли пытки. По крайней мере так скоро, как было необходимо. Ормунд приказал судить его через девять дней, семь из которых уже прошли. К этому времени признание должно было быть. Голод, холод, одиночество и жажда, на которые делалась ставка изначально, не сработали, на пытки уже не было времени, да и не хотелось их применять. В мыслях Белеза была причина, ради которой он и это вытерпит. Хорошая причина, которая, однако, привела его ко злу. Что же. Если идеальный человек не справился, значит придется делать все самому магу. — Не нужно, сир Хоук, — Саруман покачал головой. — Окажите мне услугу. — Все, что в моих силах, милорд. — Отвяжите нашего доброго друга и оставьте нас наедине на пару часов. На добрую минуту установилась полная тишина, даже Белез перестал хрипеть в попытках очистить горло. — Простите, милорд, кажется, я неправильно вас понял, — Игнаций звучал растерянно, глаза его выражали сомнения в разумности отданного приказа. — Выполните мой приказ, сир Хоук, — настойчиво повторил Саруман, добавив щепотку Голоса. Сильная воля, маяк долга в сердце — не самые лучшие условия для внушения, но Игнаций относился к Отто Хайтауэру с почтением и уважением, делавшими его восприимчивым даже к таким, противоречившим здравой логике местных жителей приказам. — Как вам угодно, милорд, — звеня шпорами, командующий зашел за спину к недвижимому Белезу. Блеснул острый нож, несколько опытных движений и крепкие веревки опали вокруг заключенного. Тот посчитал за лучшее молчать, не отводя напряженного взгляда от Сира-советника. — Давайте я поставлю кого-нибудь сюда в угол для безопасности? — Не стоит, — маг коротко улыбнулся в густую седую бороду, понимая мотив рыцаря, пытавшегося найти лазейку в прямом приказе, даже подкрепленном Голосом. — Для усмирения ваших сомнений, можете оставить этого кого-нибудь у двери. Хмурый Хоук кивнул и пошел к выходу, подхватив с грубого стола шлем с зеленым плюмажем. Длинный меч, умело закрепленный на поясе, все время чуть-чуть не доставал до его ног при каждом следующем шаге. Негромко хлопнула дверь и Саруман остался наедине с лишенным всего по его приказу Грегори Белезом. Под взглядом бывшего командующего стражей, маг поднял еще один стул и поставил его в метре от не пытавшегося даже встать заключенного. — Не боишься остаться со мной, Хайтауэр? — нервно облизнул окровавленные губы Белез, глядя на усаживающегося советника. В его голове стеной тумана стояла опаска и непонимание происходящего. Где это видано, чтобы брат целого лорда-знаменосца без оружия и охраны спокойно находился на расстоянии вытянутой руки от общеизвестного преступника и нарушившего обеты чести рыцаря, чей опыт и физическая сила позволяют убить безоружного человека в пару движений. — Чего же мне боятся, Грегори? — маг искренне удивился, положив ладони на колени. Для Белеза осталось незамеченным странное движение пальцами, а вот подслушивающий Лаймон, кроме этих двух фраз, больше ничего и не услышал. — Может быть, твоих покровителей, которые так и ждут, чтобы скрутить нам обоим шеи? Или ты про бритву, что сейчас прячешь под плечом? Веки мужчины дернулись, дыхание участилось, но взгляда он не отвел, ничем не выдал то, что маг попал в обе цели. Если бы майа не умел читать мысли — его эта игра могла бы и пронять. Прижатая к боку левая рука и вовсе не вызывала никаких опасений — мало ли как сложилось его пребывание в казематах. — Уж их-то тебе точно стоит бояться, — Белез снова облизнулся и натянуто улыбнулся. Пить ему явно не давали. А вот в мыслях пролетели имена всех тех, о ком Саруман хотел бы услышать от него вслух и на суде. — Только почему это они хотят свернуть шею мне? Я дураку Игу никого не называл и тебе не назову. С меня им брать нечего. — А давай посмотрим на это под другим углом, — предложил маг. — Ты уже неделю не показываешься под свет Семерых. После принятых мной мер среди стражи не осталось никого, кто мог бы нашептать в нужные уши о том, что с тобой тут происходит. А сколько бы не предлагали оставшимся — страх передо мной еще слишком свеж. — Это уж точно, — Грегори кивнул. — Крыса, что тебе сапоги лижет, точно всех заложила. Только, почему бы тебе у крысы этой и не спросить обо всем остальном, раз нас всех уже взял. — С тем же успехом ты можешь спросить у людей, которых ты так старательно прикрываешь, что они сделают с твоей женой, сыновьями и дочерьми, думая, что ты уже мог что-то мне рассказать? Как бы двум рыцарям не казалось, что между ними нет ничего общего, Саруман знал их лучше них самих. Оба души не чаяли в своих семьях. И эта любовь стала для Белеза не силой, но самой главной слабостью, которой воспользовались не только злодеи среди богатых людей города, но теперь пользовался и сам белый маг. Делать это было неприятно, но на что не приходилось идти ради доброго дела. По крайней мере майа точно знал, что он-то никакого вреда детям и женщине не причинит. Чего не мог знать клятвопреступник. — Ничего не сделают! — Грегори, помня еще о путах, дернулся назад при попытке встать, но, не найдя препятствий, вскочил на ноги, угрожающе нависая над недвижимым магом. — Они меня знают — я ничего не сказал! — Может быть они и думали так, пока я не начал рассказывать своему любезному брату о том, что торговый дом Дейсов очень хотел, чтобы лавки семьи Локмартов работали только на них, поэтому обратились к тебе. А на следующей неделе с улицы Прядильщиков исчезла стража, которой ты усилил порт, сообщив в Высокую башню о готовящейся разборке между Старожилами и их конкурентами. Но той ночью так ничего и не произошло, а на улице Прядильщиков несколько мастерских тихо сменили владельцев. Как думаешь, откуда я мог это узнать? Только от тебя. — Ах ты паскуда! — рассвирепевший Белез рванул на мага, бритва упала ему на ладонь. — Лежать, — Саруман невозмутимо шевельнул пальцами правой руки, и левая нога Грегори заскользила, словно на льду. Повалившись назад, тяжеловес опрокинул за собой стул. Дерево не выдержало надругательства и лишилось трех из четырех ножек. Черное лезвие бритвы вылетело из рук не ожидавшего такого развития событий человека, закатившись куда-то к стене каменного мешка. Приложившийся затылком об пол Белез застонал, пытаясь нащупать хоть что-то, на что он мог бы опереться. Остаток стула сослужил ему медвежью услугу, провернувшись под весом, добавив пару заноз в ладони. Вновь упав на лопатки, мужчина бросил взгляд на ненавидимого им советника, обрекшего его семью на мучительную смерть. Так и замер, глядя в бездонные черные круги, почти не имевшие белков. Эти глаза казались Белезу дырами, провалами в теле, засасывающими все вокруг. Белое лицо Отто Хайтауэр, разменявшего будто бы пятый десяток, возвысилось над ним алебастровой башней, безразличным восковым изваянием, не проявившим и капли страха, беспокойства перед агрессией центнера плоти. Распростертый на холодном полу, в луже собственной крови, натекшей за время допроса с Хоуком, Грегори почувствовал себя насекомым, которого не раздавили только по причине совершенного презрения к любым его потугам. — Какого пекла… — смертный моргнул, и наваждение спало с него, снесенное легким касанием сквозняка. Перед ним снова был постаревший Отто Хайтауэр, так и не шевельнувшийся с начала их разговора. — Похожим образом вели себя все отцы, чьих детей отнимали у них силой при твоем участии или при твоем бездействии. А потом их резали, как бродячих собак, — Саруман поднялся. Увиденное в голове Белеза наводило на интересные мысли, ведь сам маг ничего не делал с его разумом. Но это не значило, что он не воспользуется возможностью. Подойдя к все еще лежащему мужчине, он пристально посмотрел на него. — Когда ты смотрел на всех тех, кто лишился крова, семьи, любимых по твоей вине — что ты чувствовал? Думал ли ты, что однажды и в дом всесильного командующего придет Неведомый, чтобы забрать причитающееся? И вот он пришел. Я пришел. Грозный мужчина, чьи руки легко ломали чужие кости, не мог унять бешено скачущего сердца. Перед глазами все еще стояли черные провалы, мертвецкие впадины над белым силуэтом. Он не мог увернуться от пронзительного, приковывающего к полу взгляда мага, лишь ладонь судорожно металась в поисках хоть чего-то, чем можно было бы заменить с таким трудом пронесенную бритву. — Ты знаешь. Ты все знаешь. Я не мог поступить иначе, — Белез сглотнул, наконец нащупав одну из оторванных ножек от стула. — Никто не смог бы защитить мою семью от них. — И тогда ты решил пожертвовать чужими семьями ради защиты своей, — немигающий взор был подобен змеиному магнетизму. — Сколько же зла ты принес в этот мир, только бы сбежать от рока. И все равно не сбежал. — Какая к пеклу разница! Ты ничуть не лучше меня! — его губы дрожали, его руки дрожали, неспособные поднять обретенное оружие против советника. — Ты уже убил их, сказав те слова. Мне терять нечего! Убью или не убью, но уйду на своих! — Ты сравниваешь меня с собой? Жалкий глупец. За твоими родными пришли твои же слуги на третий день твоего пребывания здесь. И оплакивал бы ты их гробы, если бы мои рыцари не вывезли их в надежное место. Как думаешь, многим твоим жертвам повезло иметь такого врага, как я? — Они… Живы? — прошептал Белез бледными губами. В маленьких глазах под кустистыми бровями выступили слезы. Бесполезная палка вывалилась из ослабшей руки, так и не пущенная в ход. — Я не воюю с женщинами и детьми, — Саруман наконец разорвал зрительный контакт. Полы белоснежной мантии взметнулись в воздух, когда он отвернулся от бывшего рыцаря и сел обратно. — Что бы ты не сказал мне, выдал бы зверей, использовавших тебя, как перчатку, или нет — Жанет с детьми остались бы под моей защитой. И в это тебе мое слово чести. С трудом Грегори Белез поднялся с пола. Опираясь на кровоточащие руки со следами перетянутых пут, он встал на колени и пополз, подобно побитой собаке, к магу. Приблизившись, он уронил лоб к черным шнурованным остроносым сапогам. Могучие руки касались вороненой кожи так, как утопающий хватался бы за плот, брошенный неведомым спасителем. — Спасибо, спасибо, спасибо, — твердил смертный, целуя сапоги советника. — Довольно, — резко прервал его Саруман, испытывая отвращения перед происходящим. Одним движением он оттолкнул унижающегося Белеза. — Я не нуждаюсь в лобызаниях от клятвопреступника. Ты клялся перед Богами и своим лордом в верном служении человеческому и божественному законам. И ты нарушил свою клятву. Тебе не будет пощады и прощения ни на земле, ни под землей. Пока ты не покаешься в своих грехах. — Простите, милорд, простите меня, — сидящий мужчина весь дрожал. Слезы текли по его массивному, покрытому грязью и кровью лицу, оставляя за собой неровные дорожки. — Так не должно было быть. Так не должно было быть. Им обещали не причинять зла. — Расскажи мне все, и твоей семье некого будет больше боятся, — настойчиво повторил Саруман. — Не все так легко, милорд, — Белез утер глаза тыльной стороной ладони. Выглядел он потерянным и опустошенным. Словно бы его лишили того стержня, который не позволял мужчине сдаться. — Есть те, о ком ни я, ни связывающиеся со мной ничего не знаем. Записки, указания, безликие гонцы — почерк настоящих хозяев Староместа. Мы всего лишь исполняли приказы. — Тогда считай, что хозяин сменился. Возможно я дарую тебе не смерть, но Стену. Твоя же семья будет жить, даже если эти люди доберутся до меня. В том тебе мое слово, — маг знал, что бессмертен и, даже лишившись этого тела, рано или поздно он обретет новое, но вот откуда это знать Белезу. А такие слова лучше всего убеждают людей, ведь полны искренней веры. — Я… Я все скажу, — Грегори опустил голову, подчиняясь своей судьбе. — Только спасите их. *** Спустя ровно два часа дверь Саруман вышел из камеры. Точный, как часы, сир Игнаций Хоук уже ждал его, нервозно стиснув рукоять меча в ножнах. Лаймон, молодой стражник родом с Западных земель, вытянулся по струнке, пряча огорчение от того, что ничего не удалось узнать. Естественно, новый командующий ему ничего такого не приказывал, но ведь и самому было интересно — что же такое там делал Сир-советник. — Он готов, — с некоторой усталостью в голосе произнес маг. — Заприте его в одиночной камере, кормите, поите, помойте наконец. Через два дня он должен в приемлемом виде предстать перед лордом Ормундом. — Будет исполнено, — перспектива обеспечить всем необходимым своего злейшего врага не пришлась по душе Хоуку, но с приказами он не спорил. Все равно после суда его ждет неизменная казнь. — С его головы не должно упасть и волоса, — достигнутые результаты необходимо было сохранить любой ценой и Голос тут был кстати. — Всю еду проверяйте, пробуйте, кормите из общего своего котла. Если потребуется, лично дежурьте у камеры, но до суда он обязан дожить. Слишком много от этого зависит. — Да, милорд, — рыцарь склонил голову. За ним повторил молодой Лаймон, склонившийся куда ниже. За верность обоих Саруман не переживал. Как он и говорил Белезу — в страже не осталось ни одного взяточника или идиота. И он надеялся, что при Хоуке и не появятся. Этот не закроет глаза на преступления подчиненных ни за какую долю. Попрощавшись, маг покинул центральную казарму стражи. Сев в поджидавшую его карету, окруженный охраной он поехал обратно в замок. Наступил полдень, южное солнце щедро поливало землю, отчего в черной карете быстро стало душно. Маг приоткрыл окошко и выглянул на улицу. На земле мелькнула тень птицы, сквозь человеческий гомон толпы, узнавшей бывшего десницу, пронесся вороний клич. Саруман тонко улыбнулся и помахал смотрящим на него горожанам. Фонтан противоречивых эмоций, улыбки и ухмылки, спрятанные глаза и сжатые кулаки стали ему ответом. И все-таки первых было больше всего. Отто Хайтауэра здесь всегда любили — свой человек, пусть и благородный, но выбившийся в десницы. Повод для гордости любого обитателя древнего города с белыми стенами. Почти что Осгилиат, только богаче, больше, красивее и в разы защищеннее. Трагическая история о гибели и возрождении лишь прибавила ему популярности, а уж торжественный триумф на Звездной площади возвел его на вершину. Начавшиеся реформы вызывали спорный эффект, но и тут его методам решили довериться и подождать. И пока он оправдывал людское доверие за счет ущемления интересов богатейших и влиятельнейших. Ведь если хочется добиться народной любви — нужно всего лишь спустить пар на невзгодах элиты. Местная история говорила об этом очень прямо, и нужно было быть слепцом, чтобы не заметить этого. Также она учила не перебарщивать с подавлением влиятельнейших сословий, если реформатор, конечно, не боялся внезапной смерти. Саруман не боялся, но народная любовь и не была его целью. Просто так получилось, что начав поход против порока, охватившего Старомест, маг бил сразу по нескольким прытким зайцам. — Милорд, у нас проблемы, — голос гвардейского сержанта, опустившегося к его открытому окну, вывел майа из раздумий. Пора. — Что случилось? — Два торговца не могут проехать, — принялся торопливо объяснять ситуацию сержант. — Ехали навстречу друг другу, говорят, у обоих товар хрупкий, у одного керамические кувшины с медом, второй посуду глиняную везет. Говорят, что если начнут объезжать — что-то обязательно побьется, поломается. Отказываются уходить с дороги. — Сказали, кто едет? — Невозможно, милорд, сир Тист приказал никому не сообщать о вас, — стушевался сержант, вынужденный прикрываться перед братом лорда именем мастера над оружием. — Все в интересах вашей безопасности. Объехать тоже не можем, тут не развернуться. Да и вестимо уступать дорогу низкородным. — Ну да, конечно, — Саруман, скрывая иронию, понимающе кивнул. — Тогда поговорите с ними, разрешите проблему. Помните — никакого лишнего насилия. Мне не нужны разговоры о том, что гвардейцы дома Хайтауэр презирают тех, кто приносит в нашу казну наибольший доход. — Да, милорд, — естественно, сержант был недоволен сложившейся ситуацией: глупыми приказами сира Тиста, малахольным Отто Хайтауэром, отказывающим гвардейцам в законном праве разогнать упрямых баранов-торгашей, вчерашних черноногих крестьян, плетями. Но он слишком ценил службу и жалование, чтобы сказать это в лицо Сира-советника. Подождав, пока сержант с частью охраны уйдет к повозкам, перегородившим дорогу в сотне метров впереди, маг открыл дверцу кареты и легко выпрыгнул наружу. Народу поблизости было немного, середина дня — кто-то работает, а кто-то смотрит на купеческий спор. Под карканье ворон, он пошел к одному из домов. К стене была прибита простая вывеска-доска, на которой крупными буквами было написано: «Гарцующий единорог». — Милорд, куда вы? — донеслось из-за спины. Скучающий латник на серой кобыле заметил, наконец, что подотчетный объект охраны куда-то направляется. Послышалось цоканье копыт. Не отвечая, маг зашел в приоткрытую по жаре дверь таверны. Через две минуты туда же ворвался гвардеец, на которого поднял голову единственный дремавший тавернщик. Протирая красные глаза, он долго пытался понять, что же человеку лорда надо, а когда понял, только развел руками — в такое время никто не ходит. А он вот — прикорнул малость. Вышедший через черный ход Саруман лишь усмехнулся, прекрасно слыша короткий, но полный эмоций диалог. В узком переулке его уже ждали. — Хозяин, — мужчина в типичных для головореза черных кожаных одеждах, которого знающие люди признали бы за главу выскочек-Мирдайн, склонился перед магом, сложив ладони ребром друг к другу, прикрыл ими лицо, а затем поднял вверх. Он хотел было и на колени упасть, но какое-никакое чувство собственной гордости остановило его от этого акта. — Твои люди хорошо постарались, — Саруман отряхнул руки. Его мантия поплыла, словно водная поверхность под дождем. Белый шелк стал черным, глубокий капюшон скрыл лицо. Слишком долго позволял он ограничивать свои перемещения, но веских причин для резких движений долгое время не было. Теперь появились. — Им же будет лучше, если они разъедутся и сбегут до того, как сержант решит повесить на них мою пропажу. — Уже должны были сбежать, хозяин, — Михан поднял голову, обнажив густую черную с белыми пятнами бороду и белую ладонь на лбу. — Исполнили ваши пожелания в точности. — Посмотрим, насколько точно вы следовали указаниям в выборе места под мастерскую. — Следуйте за мной, хозяин, — покорный лидер Мирдайн направился вглубь переулка. Прекрасно изучивший архитектуру Староместа маг сразу определил направление. Порт — лучшее место, чтобы что-то спрятать, особенно, когда он почти что лично управлял всем надзором в гавани. Несколько минут они шли в тишине. Михан специально выбирал такой маршрут, чтобы как можно реже оказываться на широких улицах. Из-за этого приходилось идти по совсем темным местам, стены которых разили обреченной меланхолией городской бедноты. Но самих бедняков не было видно — указом советника им нельзя было появляться на улицах до захода солнца, чтобы не беспокоить достопочтимых горожан. На деле же сделано это было, чтобы облегчить дела городской стражи. Естественно, это были полумеры, но Саруман еще не определился с тем, как именно стоит решить неистребимую проблему крупнейшего и богатейшего города Вестероса. Городской бедноты тут было на небольшую армию: побирающихся у септ, от случая к случаю работающих в порту, но в основном преступающих закон. Кормить их за счет казны было бы глупостью — Вера кормила их тысячелетиями и ничего, кроме Честных Бедняков, сослуживших скорее службу пугала, чем септонской дубины, не выкормила. Им нужно было найти постоянное дело, в котором они нашли бы выход из бедности. Король Джейхейрис подал неплохой пример, построив сотни километров дорог, но думать об этом пока рано. Главным было успеть найти решение до того, как кто-то решит возглавить бедняцкую массу. — Как идет порученное Мирдайн дело, главное дело? — вопрос стал логичным выводом промелькнувших в голове Сарумана мыслей. — Без осложнений, хозяин. Мы стали для местной подпольной жизни своими. Почти своими, — незамедлительно поправил себя Михан, вовремя напомнив себе, какие слухи ходят промеж них девяти о колдовских способностях бывшего десницы короля. Тут же не поверхность всплыли воспоминания, которые он наоборот хотел спрятать как можно глубже внутрь. Но Саруману, на счастье бывшего крестьянина, были безынтересны его прошлые прегрешения и нынешние мелкие радости, пока они не переходили незримой черты. — Да, почти свои. Ваши марки на лицах слишком приметны, люди задают вопросы. Приходится вмешивать в дела культ. Как вы и предсказывали, нам дают наложить руку только на самые хилые местечки и самых бедных владельцев. — В ближайшее время передашь моему ворону список, я позабочусь о том, чтобы они получили выход в рост. Про приют я знаю, можешь не рассказывать. Даже удивлен, что тебе могла прийти в голову такая полезная идея. — Это… не моя идея, — нехотя ответил Михан, выдавая правду, которую бы ему совсем не хотелось выдавать. — Бран придумал, много детей на улицах появилось, в том числе после рейдов по борделям. Вот и… пристроили самых крепких и смышленных. Белезовских сыновей в том числе. Да, детская беспризорность была еще одни бичом Староместа. Благо, тут Вера справлялась получше. Однако Саруман не мог себе ответить, что было для него лучше: чтобы дети как-то обитались на улицах или попадали в руки людей, чей божественный покровитель не слишком-то обрадовался появлению на доске мира новой фигуры из пустоты Авакумы. Но еще одна интересная мысль попалась на глаза мага. Очень интересная. Эти люди были близки к тому, чтобы начать поклоняться ему. Ни один из них не верил в Семерых достаточно, чтобы не испытывать смущения при прилюдной демонстрации поклонения. После встречи с ним особенно. Это ставило под угрозу необходимое из-за ярких меток на лице прикрытие. И тогда медовар Гёник, старший из Мирдайн, предложил в молитвах Троице, представлять «колдуна», их настоящего хозяина, который, как никакие Семеро, был способен покарать и излечить, управлять животными и читать мысли. Плечи Сарумана дрогнули. Туда ли завел он этих людей? Не покусился ли на бесконечную славу всевеликого Эру? В голове мага крутилась одна мысль — не истребить ли порожденное им противоестественное явление? Возможно ли было допустить даже гипотетическое обожествление смертными духа майа — это противоречило самой природе, всем ведомым законам Арды. Один Господь, один Творец и повелитель. Все прочие — его благодатные дети. Даже нуменорцы молились Эру на вершине Менельтармы, эти обманутые гордецы. Было ли возможно позволить здешним смертным повторить предательство Ар-Фаразона, создать культ имени не Творца, но всего лишь его творения? И случится с ним самим, если ему начнут напрямую возносить молитвы. — Дети тоже включатся. Поначалу косились, не хотели ходить с нами на вечерние службы, но втянулись, когда с нами пошла Эльза. Они эту доносчицу любят больше, чем нас, спасителей своих, — не замечая угрожающего молчания Сарумана, Михан продолжал говорить. Уже чувствовался запах соли и рыбы, самые первые спутники просоленных причальных балок. А может быть… Пускай молятся? Крамольная мысль змеей скользнула по кроне разума. Кто во всей Арде мог бы предположить, что возможно поставить такой опыт? Да и он сейчас не в Арде, не под сенью Отца — во враждебном пространстве лжебогов и лжепророков. Кому как не ему можно принести крупицу истинного света музыки мироздания. В конце концов, много ли может сделать вера десятка смертных? — Продолжай в том же духе, расширяй сеть влияния и жди подходящего момента. Я достаточно всколыхнул это болото, чтобы люди поторопились совершить ошибку, — отстраненно произнес Саруман, стоило им остановиться перед неприметным пошарпанным каменным зданием. Одноэтажное, оно было исписано углем, а две деревянные створки были заперты на массивный амбарный замок. Располагаясь в переулке, от него было рукой подать до более широкой улицы. К деревянным воротам вела подъездная дорога, на которой виднелись следы от телеги. — Слухи ходят, хозяин, — опасливо ответил Михан, открывая дверь блестящим от масла ключом. Внутри оказались стеллажи, все полки которых были заставлены кувшинами, тарелками, чашками и прочими глиняными поделками. — Проходите. Это склад нашей гончарной мастерской. Раньше тут стоял схрон одной портовой банды, но после ваших чисток, контрабандисты присмирели. Конечно, они никуда не исчезли, что бы вам не говорили с мест, но попрятались в каких-нибудь других местах. Теперь это собственность Старожил и настолько безынтересного гончара, что о нем вспомнят только после похорон. Маг и прислужник прошли к дальнему углу, из которого через два пролета деревянной лестницы спустились в подвал. — Доставили все, что указывали. Руды, слитки, каменья всякие, семена, травки, дерева разного, но златосерда не нашли, чардрево тоже не достать, железноствола немного. Самые редкие пункты, в общем, добыть не удалось. Старожилы нам не помощники — они вообще торговлей не занимаются. У кого спрашивали — советовали к Гильдиям на поклон идти, они редкостями торгуют, что наш брат пшеном. Подвал с высоким потолком был разделен на три комнаты. В одной Мирдайн сложили образцы, которые Саруман хотел исследовать. Магический след валирийской стали очень заинтересовал его, и он рассчитывал найти нечто похожее в иных местах. Вообще было очень полезно узнать — чем отличается местное природное богатство от Арды, особенно это касалось растений, большая часть которых имела названия и описания никак не похожие на флору Средиземья. Во второй стояло несколько столов с оборудованием: качественное стекло многообразных сосудов и резервуаров, связанных тонкими трубками-венами, кирпичная печь с встроенным в стену трубоотводом. На отдельном столе лежали тонкие инструменты для опытов с жидкостями, грубые долота и молоты и многое, многое другое. Света было немного. Для соблюдения тайны подвал был выбран без доступа к естественному свету, поэтому приходилось довольствоваться несколькими лампами и камином в третьей комнате. Своеобразной спальной каморе, приготовленной заботливыми Мирдайн на случай, если маг захочет повести в этом месте значительное время. Два шкафа под самые нужные книги, сундук, одноместная кровать из каштана с удивительно мягкой периной. Да, сегодня ему это понадобится. Ормунду стоит понервничать, заставить его накрутить усы безусому Кантиберу, чтобы реакция обоих попала в рамки его ожиданий. Маг улыбнулся, глядя на обилие неизученных еще местных образцов. Снова вспомнилось недавнее посещение кузни, на ум пришли и эксперименты в черных стенах Ортханка. Михан попятился обратно на лестницу. Как-то не очень ему хотелось оставаться с колдуном в одиночку буквально у стола для проведения опытов. — Я пойду, хозяин, — проговорил он. — Если что-то понадобится, всегда к вашим услугам. — Подвала больше здесь не существует. Дверь к лестнице переделайте, я отправлю чертежи, наймешь мастера. Деревянный угол смените на каменный для надежности. Но это все потом. Иди и до вечера завтрашнего не возвращайся, — Саруман, не глядя, махнул рукой. Ему предстояло много. Очень много любимой работы. Ведь, когда знаешь показатели материала — много ли труда нужно, чтобы изваять из него, например, посох?