Белый Десница

Этот просторный зал на самом высоком этаже Цитадели никогда не имел окон. Единственным источником света была трехуровневая люстра из черного металла. Ее широкие кольца венчались толстыми свечами из светло-пергаментного пчелиного воска. Единственная дверь была закрыта на толстый дубовый засов и укреплена железными полосами. Неосведомленному могло бы показаться, что в этом месте заперся уездный лорд в надежде на то, что к толстым дверям высокой башни не дотащат таран. На деле все было куда проще — в этот момент за круглым столом собрался Конклав Цитадели. Двадцать один архимейстер сидел на равном удалении один от другого за широким круглым столом. Их одежды были очень похожи — темные и серые мантии, балахоны и робы. Привычные мейстерские цепи тяготили плечи этих немолодых мужчин. На столе перед каждым лежала маска соответствующего металла или цвета, и лишь один единственный человек не торопился снимать золотую пластину с лица. Это не слишком соответствовало правилам приличия, принятым среди членов Конклава, носивших свои маски, да и то не всегда, лишь за пределами зала заседания. Но характерные белоснежные волосы, торчавшие из-под капюшона, а также яркие лиловые глаза в прорезях, говорили о том, что даже после принятия всех обетов этому архимейстеру писаны иные правила. Промеж бумаг и масок на столе стояли одинокие песочные часы. За ними следил коренастый мужчина с козлиной бородкой. Вьющиеся вихры на лысеющем черепе были стянуты простым отрезком ткани, подпаленным в нескольких местах. Архимейстер кузнечного ремесла, а также сенешаль сто десятого года от Завоевания Эйгона, все время речи своего коллеги устало опирал подбородок на скрещенные руки. Краем полуприкрытых глаз он следил за мириадом песчинок, быстро перетекавших из одной части часов в другую. Говоривший архимейстер тайных наук еще не успел закончить, когда последняя песчинка сорвалась вниз. Под тихие смешки сенешаль Томот поднял мозолистую ладонь, останавливая рассказчика: — Все это безумно интересно, но в следующий раз ваши студенты смогут посмотреть на дракона, когда кто-нибудь из королевской семьи прилетит к нам в Старомест погостить, — смешки усилились. — А пока покажите им «Драконову кровь», рисунки там сделаны выше всяких похвал. Возможности отправить вас со школярами в Королевскую Гавань у Цитадели нет и не предвидится. — Еще с прошлого раза не все впечатлительные протрезветь успели, — донеслось от архимейстера военного дела. Томот пропустил комментарий мимо ушей и посмотрел на свои записи. А вот знаток истории Валирийского Фригольда буравил неприязненным взглядом рыжего насмешника, пока остальные прятали улыбки. Расстановка сил в Конклаве за последнее время успела неоднократно смениться, но неуживчивый характер архимейстера тайных наук оставлял его неизменным объектом для шуток. — Если у архимейстера Уго на этом все, то я предлагаю завершить сегодняшнее собрание Конклава Зашелестели бумаги и длинные полы одежде. Девятнадцать архимейстеров поднялись со своих мест. Кто с облегчением от избавления от долгого сидения, а кто и с неудовольствием. Отнюдь не все участники Конклава смогли уложиться в короткий ход песочных часов. Однако же этот порядок, привнесенный новоизбранным сенешалем, позволил высшим лицам Цитадели здорово экономить время, избавляя свои речи от ненужных словесных кружев. Один за другим они потянулись к двери. Рыжий архимейстер военного дела, как самый молодой из собравшихся, надавил на потайной рычаг и дубовый брус выехал из железных оков, легко отворяя зал совет. Томот неторопливо записывал что-то в небольшую книжицу в простой кожаной обложке. Перо в крупных, привычных горну и молоту пальцах казалось тончайшей пшеничной соломиной. Избрание его сенешалем стало неожиданностью даже для самого архиймейстера-кузнеца, но к своим временным обязанностям он относился весьма ответственно. После каждого заседания Конклава необходимо было составить краткую характеристику и выводы — так можно было вести хронику важнейших решений как для себя, так и для сменщика. Интересно, кто займет его место в сто одиннадцатом году? Негромкое покашливание привлекло внимание Томота. Подняв глаза, он встретился взглядом с требовательным лиловым разрезом золотой маски. Как… ожидаемо. — Вы хотели обсудить что-то со мной в частном порядке, архимейстер Вейгон? — заранее зная предмет разговора, известный на весь Вестерос кузнец закрыл книгу и поставил перо в чернильницу. — И вы уже знаете, о чем я хочу поговорить, уважаемый сенешаль, — голос почти пятидесятилетнего дяди правящего монарха был холоден, пропитан сдерживаемым недовольством. Нет, Таргариен не читал мыслей, просто этот самый разговор поднимался в стенах Цитадели далеко не в первый раз. И все от него порядком так устали. Кроме самого Вейгона. — В таком случае вы уже знаете мой ответ, — сенешаль равнодушно пожал крепкими плечами. — Было ошибкой допускать Отто Хайтауэра в Цитадель, — бледный палец с массивным золотым перстнем уткнулся в столешницу. — Было ошибкой давать чужаку право учиться мудрости, которую мы собирали тысячелетиями, и не заставить принять наши обеты. — Конклав принял решение, и оно не подлежит обсуждению, — Томот влил немного кипящей стали в голос. Решение, несмотря на возражения группы мейстеров, допустить брата лорда Ормунда для обучения в Цитадель было одним из важнейших, принятых им на посту сенешаля. Оно создавало важный прецедент, которым смогут для вящей пользы ордена пользоваться будущие поколения мейстеров. И он намеревался защищать свой выбор. — Сир Отто достиг значительных успехов за тот короткий срок, что прошел с момента его первого занятия. Цитадель будет гордится таким старательным учеником вне зависимости от того — носит он цепь мейстера или нет. — Этим решением вы опорочили гордость наших предков, сенешаль, — лиловые глаза зло блеснули, Таргариен подался вперед. — Сотни лет эти стены не видели такого предательства. А дальше что? Каждый лорд сможет посылать своих бесполезных слуг и братьев к нам и забирать их обратно? И что нам тогда останется делать — подаваться счетоводами по лавкам? — Глупость, опасная глупость, — Томот пренебрежительно фыркнул. — Вы тянете эту глупость уже который месяц. Сир Отто показал себя достойнейшим кандидатом, с уважением относящимся к нашим порядкам и знаниям. К тому же он — Хайтауэр и, как вам известно, любой представитель главной ветви лордов Высокой башни имеет право обучаться в Цитадели и не принимать наших обетов. Так гласит указ короля Урригона, благословенного основателя нашей с вами обители. А ваши последние слова подлые люди могут вообще представить, как бессмысленное оскорбление правителя Староместа и его семьи. Страшно представить, что было бы с Цитаделью, если бы вы остались сенешалем дольше одного года. — Скажите, сенешаль, — Вейгон поднялся, опираясь на посох, обвитый золотым трехголовым драконом. Крупные бриллианты шести глаз отражали лиловый яд, с которым говорил архимейстер. — Сколько вам заплатил Лжехайтауэр, чтобы вы откопали с нижних этажей архива этот заскорузлый свиток, которым вы провели чужака в наш дом? — Ни слова больше, — сенешаль зашипел, вскакивая с места. Кулаки уперлись в покрытый бумагами стол. Вся тягостная усталость от бессмысленных разговоров сошла с Томота волной гнева и страха. Весь Старомест уже знал, как именно лорд Ормунд реагирует на слухи о лживом происхождении вновь обретенного брата. — Я не позволю тебе рисковать всеми нами в безумном страхе перед ним! Если бы ты нашел хоть одну причину не пускать Отто Хайтауэра, повторю, самого настоящего сира Отто Хайтауэра, в Цитадель, кроме своего чванства и бесплотных опасений, может быть, к тебе бы прислушался кто-то кроме бедного Уго. А теперь уходи, не желаю больше ничего слышать! Жалуйся его милости, если думаешь, что король тебя послушает. Окованный посох высек искры о каменные плиты, когда архимейстер Вейгон развернулся, взмахнув полами черной мантии, как крыльями. В полной тишине звучал лишь мрачный звон стали и камня. Покинув зал Конклава, Таргариен пересек многочисленные коридоры Цитадели. Школяры и мейстеры расступались перед стремительным шагом его сутулой фигуры. Бриллиантовые глаза трех драконьих голов остро сверкали, как будто мифический зверь был готов сорваться с деревянной палки, чтобы вырывать кому-то сердце. Вейгон ворвался в свои покои. В бессильной злобе он сорвал с лица золотую маску. Бледное, изможденное лицо с темными кругами под глазами и длинными, спутанными белыми волосами больше подходило привидению, чем человеку. Но последний оставшийся в живых сын короля Джейхейриса, дядя короля Визериса и архимейстер Цитадели никогда не заботился о том, как он выглядит. Для этого у него была золотая маска, отлетевшая в темный угол просторной, заваленной книгами комнаты. На невзрачном лице некрасивого мужчины ярким пятном выделялись лиловые глаза, которыми он смотрел на подрагивающие ладони. — Будьте вы прокляты, идиоты. Вейгон ненавидел это. Это ужасное чувство. Этот страх. Худосочный бывший принц поежился. Словно за его спиной кто-то стоял. Словно прямо за его плечом двумя обломками обсидиановых свечей зависли черные пятна глаз. О, каких ему сил стоило не оборачиваться каждую минуту. Они уже виделись раньше, на Великом совете, когда Старый король спрашивал своего последнего сына — не хочет ли он претендовать на престол. И этот молодой человек, сир Отто, известный каждому в Староместе за безупречную управленческую службу при отце и брате, присутствовал на той встрече. Молодой десница при короле, неспособном отличить ухаживающую за ним девушку от собственной дочери, но при этом сохранившим Семь Королевств от великой войны. Внимательные серые глаза этого амбициозного выскочки были глазами обычного человека и не вызывали в архимейстере ни капли страха. Но в тот день. В тот проклятый солнечный день, когда лорд Ормунд представил делегации от Цитадели своего чудом вернувшегося домой брата, Вейгон почувствовал нечто… Странное. Нечто такое, что он никогда не чувствовал раньше. Словно спящая в груди первородная стихия вспенилась, волнами взлетела, стремясь то ли сбежать, то ли обрушиться на самозванца. Высокий, седой мужчина с задумчивым взглядом представился сиром Отто Хайтауэром. И лорд Ормунд ни малейшим движением или словом не усомнился в этом. Не сомневался и Верховный септон, проведший многочасовую службу, благодаря Семерых за возвращение Хайтауэра. Но эти бездонные колодцы-глаза, в которых плескалось какая-то чуждость. Какая-то инаковость. Что-то странное. Что-то страшное… Что-то, что заставляло все его волосы шевелиться, а руки зудеть. С того момента, Вейгон никогда более не чувствовал себя спокойно. В своих покоях, в архиве Цитадели, даже в кровати — везде он ощущал в себе чужой взгляд. И сколько бы он не оборачивался — все без толку. Сзади него всегда кто-то был! Архимейстер резко повернулся. Посох с тремя головами уперся в пустоту. Округлые, привычные к скрюченности плечи нервно подрагивали. Ярко-лиловые глаза судорожно блестели, скача из стороны в сторону. Снова никого… С хрипом обреченного зверя, Вейгон опустился за заваленный книгами и свитками стол. Верный посох примостился рядом. Сверкающие бриллиантами драконы сочувственно смотрели на хозяина, неспособные никак помочь ему. Ведь они были всего лишь любовно сделанным украшением, а не настоящим древним зверем. Вейгон Бездраконный. Нет. Лучше Вейгон Безумный! Архимейстер истерично рассмеялся, обхватывая лицо руками. Он не позволял страху завладеть собой нигде, кроме этих четырех стен — и на это уходила вся его воля и решимость. Мейстеры шептались, обсуждали его за спиной. Говорили, какой он стал нервный, дерганый. Ох, если бы они знали. Если бы они знали — его бы лишили цепи и маски, сослали в Семерыми забытый септрий на Тихом острове, поближе к королю. Никто не должен знать! Вейгон мазнул взглядом по столу, заметив краешек записки, исписанной безупречным каллиграфическим почерком. Зубы архимейстера скрипнули. Почему он не выкинул это? Почему позволил остаться в своей обители? Лжехайтауэр. Узнав, что источник его ежедневных кошмаров собирается учиться в стенах Цитадели, он приложил все возможные усилия, чтобы не допустить этого. Оставив недавно место сенешаля, он имел влияние и авторитет среди архимейстеров, поэтому первое обращение самозванца, которого никто не смел уличить открыто, было легко отвергнуто. Но Таргариен рано радовался победе. Мейстер Калиан Высокой башни с того дня почти ежедневно бывал то у одного, то у другого члена Конклава. Уже собиравшиеся найти ему замену архимейстеры были удивлены той бодрости, с которой старик Калиан гулял по обители ордена. Вскоре по Цитадели поползли слухи о том, что существует древний указ короля Урригона Хайтауэра, старшего брата Перемора Скрюченного, славного попечителя ордена мейстеров. Эта новость выбила Вейгона из колеи, прислушивавшиеся к нему ранее старики постепенно отвернулись от Таргариена, когда тот, на одном из советов не смог привести ни одного стоящего аргумента против исполнения этого замшелого закона. А что ему было им говорить — что его знобит от одного лишь нахождения с Лжехайтауэром в одном помещении? Письма королю также не принесли никакой пользы. Визерис, скорее всего, даже не прочитал того, что ему написал далекий родственник. Ответ состоял из одной сухой, пренебрежительной строчки: «Не клевещите без доказательств, дядя». Вейгон после прочтения чуть ли не бегом отправился в архив в поисках чего угодно — любого подозрительного события, произошедшего за время пропажи Отто Хайтауэра. В памяти что-то было, словно он слышал что-то, что могло бы помочь ему. Но в архиве было пусто. Словно бы в эти недели вообще ничего не происходило. А это значило, что глупцы, пустившие в амбар волка, уже замели за ним все следы. Не зря же сенешаль Томот хвастался тем, как славно ему удалось приобрести эсосские кузнечные книги и обновить кузни Цитадели. А архимейстер Уго даже смог отправиться со своими приближенными учениками в столицу, посмотреть на королевских драконов. Жадность и глупость! Вейгон ненавидел эти качества. На его глазах обитель знания и науки, бесценный самоцвет Вестероса превращалась в притон лихоимцев и дураков. Взгляд снова упал на проклятую записку. Дрожащие от нервного возбуждения пальцы придвинули ее к себе, вытащив из–под «На краю мира» мейстера Болдера. «Я, сир Отто Хайтауэр, наследник и советник лорда Ормунда Хайтауэра, лорда Высокой башни, Защитника Цитадели и Светоча Юга, предлагаю Вам, архимейстер монетного и счетного дела Вейгон Таргариен, встретиться в любом месте и в любое удобное Вам время, дабы разрешить возникшие меж нами недоразумения». С бумажкой в руках, он поднялся и быстрым шагом подошел к узкому окну, из которого открывался прекрасный вид на береговую линию Староместа. Цитадель стояла прямо поперек реки Медовички и из окон самых верхних этажей, где и жили архимейстеры, можно было увидеть не только богатейший порт Вестероса, с которым пока успешно соперничала только Королевская Гавань, но и белоснежную громадину родового замка Хайтауэров. Башня была так высока, что, казалось, подпирала своим фундаментом сами небеса, а маяк на вершине заменял солнце. Ее многовековая история не знала ни одной успешной осады или разграбления. И именно там, в этом воплощенном в камне вызове небесам, обосновался Лжехайтауэр. Непобедимая перед лицом дорнийских и просторских армий, Высокая башня пала в лапы этого паука без боя. Вейгон вздрогнул, заметив краем глаза странную тень, отражающуюся в стекле. Поборов желание оглянуться, он не сводил взгляда с башни, комкая в руках пригласительную записку. Он словно насмехался над Таргариеном, присылая их каждые две недели в один и тот же день и время. Приглашение за приглашением, силок за силком. Уж Вейгон-то знал, что никакого разговора не будет. Лжехайтауэр просто убьет его, доставившего ему столько хлопот. Непременно убьет, чтобы избавиться от свидетеля своей нечестивости. Самозванец! Записка комком упала на пол. Остроносые туфли с неприличной злобой оттоптали дорогую плотную бумагу, на которой обычно лорд Ормунд писал свои указы и письма. Но ничего. Вейгон знал, что делать. Король Визерис не единственный его племянник. Принц Деймон не любил настоящего Отто Хайтауэра и уж точно не будет любить подмену. Сейчас принц воюет на Ступенях, но война рано или поздно закончится. Не зря Веларионы и казна так вкладывается. Почему вдруг архимейстер вспомнил этих морских коньков? Все просто. На его глазах в порт заходил одинокий корабль под флагом Морского Змея. Семеро будто бы смилостивились над ним, ведь при виде серебряного морского конька на фоне морской волны, ощущение чужого присутствия словно бы ослабло, а в голове вспыхнула идея. Отличная идея. Вейгон торопливо вернулся за стол. Он не знал, когда Лжехайтауэру надоест с ним миндальничать и он займется архимейстером всерьез. Но пока еще есть время, он должен написать. Да, он напишет настоящую историю подмены Отто Хайтауэра. И пусть лорд Ормунд попробует отрезать язык дяде короля.