[CherShen la femme], или Систематические подставы для самого несчастного пользователя в мире!!1

      Нет, он не потерял сознание, хотя связь с реальностью сильно помутилась. Юань ощущал себя так, будто он пытается уснуть, а его всё выдирают из этого состояния, то тащат куда-то, то дышат прямо в ухо, и никак не оставят бессильное тело в покое.       Наконец, взгляд его стал проясняться.       Юань обнаружил себя привязанным к колонне в новой комнате; вервие оплетало его кое-как, но силы всё равно перекрывало; Сюя рядом не наблюдалось. На расстоянии нескольких прыжков высилась другая колонна, к которой были привязаны его ученики. Нин Инъин негромко всхлипывала, отвернувшись, — должно быть, она сдерживала плач, либо уже приходила в себя после рыданий. Рядом, присев и что-то приговаривая, возился какой-то человек, его было плохо видно в полумраке. Кажется, Мясник (Юань бы поставил свой веер на то, что это был он) затягивал покрепче узлы на Ло Бинхэ. Сам главный герой вяло жмурился и болезненно качал головой. Он ещё не пришёл в себя окончательно.       Шэнь Цинцю удовлетворённо моргнул: отлично, у него есть время подумать. Преступник усадил его в очень неудобную позу: запястья связаны за спиной и зажаты между спиной и колонной. Заклинатель на пробу подвигал руками — бесполезно. Вервие было затянуто крепко.       «Система, может, на этот случай у тебя имеется козырная карта в помощь? Мне бы освободиться.» [Пользователю доступно для покупки умение «Три туза в рукавах». Хотите приобрести?]       Юань недовольно выпустил воздух через нос. Очень уже ему не нравились эти формулировки, будто его разводят в интернет-магазине. Снова!       Мясник обернулся на звук и улыбнулся так, будто увидел доброго знакомого.       — Уже очнулись, господин бессмертный? — мурлыкнул Ки Са. Не обращая внимания на вскинувшуюся в надежде Нин Инъин, он поднялся и расслабленно близился к Шэнь Цинцю. — Вы, наверное, удивлены встретить здесь меня?       — Нет, не особенно, — спокойно качнул головой Юань. Он вполне допускал, что преступником окажется кто-то близкий градоначальнику, типа его сына или жены. Это же такое клише! Слуга-убийца его совсем не впечатлил; они просто не были так близки, чтобы Юань подозревал кого-то из слуг.       Ки Са изумлённо приподнял брови, но тут же в глазах его загорелся восторг.       — Интеллект лорда Цанцюн не уступает его красоте! — почти благоговейно проговорил он.       — Не подходи к учителю, негодяй! — воскликнула Нин Инъин, голос её судорожно надломился.       Ки Са обернулся, недовольный тем, что его прерывают, и Ло Бинхэ, проморгавшись и придя в себя наконец, в удивлении уставился в лицо этого человека.       — Ты?! — выпалил мальчик. Ему хватило мгновения, чтобы оценить обстановку и присоединиться к яростным обвинениям Нин Инъин.       Мясник угрюмо молчал, а Юань с ужасом заметил, как у того в руке блеснул тонкий хирургический нож. «Система! — мысленно завопил заклинатель, пока убийца отвлёкся. — Я беру твой туз в рукаве, беру! Выручай, Система!»       Тихонько пиликнуло, а сам Юань ощутил, что верёвки перестали стягивать его так уж… незнакомо. Он привычными движениями стал крутить запястьями; левый рукав ощущался тяжелее из-за спрятанного в нём веера, Юань совсем о нём забыл. Он двинул плечом, чтобы веер скользнул в ладонь, и решил оставить освобождение на мышечную память; похоже, что у Оригинальной Шэнь Цинцю был метод по освобождению из пут, тело двигалось само по себе, и Юань не хотел ему мешать.       Вместо этого он сердито зыркнул на учеников и велел:       — Помолчите.       — Но учитель!..       — И ты не болтай с детьми, — обратился он к Мяснику, косясь то и дело на лезвие. — Что это за манера, отворачиваться посреди разговора?       Ки Са рассеянно взглянул на заклинателя, а потом вдруг лицо его вытянулось, будто он резко осознал простую истину.       — Ах, вас смутил мой инструмент! Не беспокойтесь, я не собирался резать ваших воспитанников, — он с виноватой улыбкой скрыл нож в складках одежды, после чего покрутил в воздухе свободными руками. — Я ведь не живодёр какой.       — Нелепое заявление для серийного маньяка, прозванного Мясником.       Преступник досадливо поморщился.       — Мне никогда не нравилось это вульгарное прозвище. Даже этот… совиный мышь-як звучит приятнее, кем бы он ни был.       — Имена не выдаются просто так. По делам твоим назвали тебя Мясником, жаль только, что это тянулось так долго!       — Вот ещё! «по делам», скажете тоже! — в тоне Ки Сы сквозила обида. — И не сделал я ничего, чтобы меня так грубо обзывали. Я бы предпочел, чтобы меня знали как Живописца; или хоть — Кожедела. Вполне подходящее звание, — мужчина стал мечтательно потирать руки, будто приступил к рассуждениям на любимую тему. — Согласитесь, господин бессмертный, ведь Кожедел — звучит гордо. Это более подходящее имя, получше Мясника. Ведь я — делец и вдохновенный ремесленник, а не грубый варвар! Вы же управляете пиком искусств, вы должны меня понимать.       У Шэнь Цинцю свело зубы от отвращения.       — Не понимаю. Я скорее руку себе отгрызу, нежели соглашусь понять, что за прихоть вынуждает совершать эти грязные преступления.       Ки Са мечтательно и снисходительно вздохнул.       — Я знаю, лорд Шэнь, вы — творец; вы, как никто другой, сумеете разглядеть красоту моего замысла, когда я расскажу всё подробнее!       Юань удовлетворённо кивнул сам себе: давай, злодей, болтай дальше свой монолог, раскрывай карты, тяни время. Сам заклинатель пилил путы: оказалось, пластины у веера заточены с одной стороны, они были гладкие и бесшумно, плавно скользили по вервию.       — Знаете, лорд Шэнь, я, можно сказать, баловень судьбы, хоть и слуга, — Ки Са, пустившись в воспоминания, в рассеянности начал бродить между притихшими пленниками; он скользил взглядом по половицам, будто проверял, насколько они чистые. — Мне повезло, что мой дядя служил лекарем у господина То Ляна; благодаря ему меня и приняли в услужение к этому славному человеку. Но ещё более мне повезло, что дядюшка был лекарь, а я был его любимый племянник. Скажу не скромничая — весьма талантливый племянник. Дядя часто просил ассистировать ему во время лечения.       Ки Са вновь мечтательно вздохнул, взгляд его затуманился.       — Так я и познал красоту обнажённого тела. Но не волнуйтесь, господин бессмертный, говоря так, «обнажённое», я не имею в виду ничего постыдного и вульгарного. И я вовсе не хотел смущать ваши чистые сердца! — Мясник оказался около Ло Бинхэ и погладил мальчика по макушке, отчего того передёрнуло. Ло Бинхэ скривился, будто злая собака, едва ли не зарычал, но Ки Са на него больше не смотрел. — Говоря о красоте обнажённого тела, я имею в виду обнажённое до плоти, до костей, до самой сути человеческой. Мой дядя был большой умелец в том, чтобы зашить порванные тела или вырезать лишнее. Вы знали, ведь именно он поставил господину градоначальнику искусственную ногу?.. На его операциях я мог увидеть, как раскрываются люди в своей первозданной красоте, — он снова вздохнул, на этот раз с сожалением. — Увы, потом они снова закрывались, зарастали новой кожей, возвращаясь к несовершенству. Я пробовал резать тела животных — но это было совсем не то. Как будто могут грязные звериные туши сравниться с человеческими картинами!       — Отвратительное чудовище! — воскликнул Ло Бинхэ и сделал отчаянное движение, пытаясь вырваться из пут. Нин Инъин рядом с ним выглядела так, будто сейчас потеряет сознание.       Юань бы тоже хотел отрубиться. Свалиться в обморок — и чтобы кто-то другой разбирался с этим делом. Жаль, но Юань застрял здесь в роли ответственного взрослого! Он должен был оставаться уверенным и хладнокровным, ради них всех.       — Не разговаривай с ним, Бинхэ, — велел он. — Не трать силы на эту грязь.       Мальчик послушно захлопнул рот и лишь свирепо прожигал Мясника взглядом.       Ки Са расстроенно взглянул на заклинателя.       — Неужели вам совсем не интересна моя история?       — Полагаю, что дальнейший путь убийцы легко предсказуем: тебе не понравилось резать животных, и ты решил переключиться на людей, в особенности — на женщин. Смотреть со стороны на ранения тебе было недостаточно, и ты сам примерил на себя одежды врача, но извратил их, став палачом! — выпалил Шэнь Цинцю в раздражении: чёртовы верёвки поддавались так туго! Ему ещё надо было не двигаться чересчур активно, чтобы не возбудить у преступника подозрений.       Если так и дальше продолжится, ему может не хватить времени, отведённого на злодейский монолог.       Мясник же, выслушав заклинателя, радостно всплеснул руками.       — Ну вот, лорд Шэнь, а вы говорили, что не поймете меня! — заклинатель гадливо скривился. — Но ваше замечание про палача лишнее. Это обидно! Вы хоть знаете, как для слуги трудно выкроить время, чтобы раскрыть тело?       — То есть, убить, — едко поправил его Цинцю.       — Нет-нет, господин бессмертный, я не убиваю. Я освобождаю внутреннюю красоту человека. Убийцы вульгарны! Они режут людей, будто скот, и тут же забывают о них. Я же помню каждого своего… пациента… Когда я вскрыл Сяо Ми — она была у меня первая — и увидел, что даже со своими несовершенными навыками смог создать настоящую живую картину на последнем вздохе, — я понял, что это моё призвание. Каждый раз, когда я ощущаю в руках трепет ещё тёплого сердца, я с трудом сдерживаю слёзы, — и Мясник действительно умильно потёр глаза. — Я пробовал раскрывать некрасивых на лицо женщин, и да, их внутренний облик совершенно отличался от внешнего уродства… но это не приносило того же упоения, как родство хорошей оболочки и прекрасного наполнения.       — И потом ты на пробу убил красивого мужчину, чтобы вернуться к своему отвратительному стилю; будто тебе позволено экспериментировать с людскими жизнями.       — Не убил, а раскрыл, — снова поправил его Ки Са. — Вы тщательно изучили мои работы, лорд Шэнь, мне даже неловко.       — Как будто ты не присутствовал с нами, пока мы опрашивали горожан.       Мясник пожал плечами.       — Слушать соседские сплетни мне давно стало привычно. А вот быть замеченным таким бессмертным заклинателем, как вы, это неземная честь, — он почтительно поклонился. — Не могу упрекать вас в неправоте. Я действительно раскрыл того мужчину, чтобы понять, достойна ли их красота тоже явиться миру. Однако мужское строение отлично от женского, совсем другие ощущения. Все равно что есть из деревянной посуды после того, как познал великолепие фарфора.       Шэнь Цинцю изобразил усмешку краешком губ.       — В таком случае, мне придется тебя расстроить… ведь я мужчина, ты не получишь желаемого эффекта от моего убийства…       — Раскрытия.       — …а если ты рискнёшь прикоснуться к моей ученице, то я буду преследовать твой дух во всех измерениях до скончания мира.       Мясник замахал руками, на лице его отразился испуг.       — Что вы, господин, что вы! Я не раскрываю детей. Бессмысленно срывать цветок, который не готов ещё явить свою красоту; ведь плод наливается жизнью, только когда спадают лепестки; и гусеница становится бабочкой после того, как отойдёт земная оболочка, — и тогда она взлетает к небу, чтобы блеснуть на последнем миге жизни. Отвечая же на ваш вопрос — вы мужчина, но в первую очередь вы бессмертный заклинатель. Ваше тело — это образец красоты, творение неба по сравнению с обычными людьми. Для меня недосягаемой мечтой было увидеть, какими же красивыми должны быть заклинатели внутри, под кожей? — Мясник аж затрясся, фанатично заламывая пальцы. — Можете представить себе, что я почувствовал, когда хозяин послал приглашение в секту Цанцюн?! Это была возможность, к которой я готовился всю жизнь! прежде я лишь собирал по крупицам то, что знают люди о заклинателях, почти не надеясь когда-нибудь осуществить задуманное…       — Ради этого ты убил своего хозяина и оставил демонический след? Чтобы привлечь моё внимание?       — Да. Пришлось воспользоваться связями дядюшки, чтобы раздобыть флакон сцеженной энергии и нескольких слабых демонов-птиц. К сожалению, бессмертные не обращают внимания на земные дела, если с ними не связаны странные твари.       Шэнь Цинцю указал подбородком на вервие, одновременно делая резкое режущее движение за спиной; чёртовы красные путы все ещё блокировали его духовные потоки.       — Неужели эту дрянь тоже твой дядюшка предоставил?       — Вервие-то? Нет, его пришлось украсть у хозяина. Вы не представляете, сколько полезных вещей можно найти в хранилище купца и градоначальника.       Мясник, похоже, закончил объяснительную часть, потому как мечтательность в его взгляде сменилась сосредоточенностью и он двинулся в сторону Шэнь Цинцю. Заклинатель глядел на него исподлобья, стараясь не дрожать от напряжения.       — И ты считаешь, будто после всего мои ученики станут молчать? — Ло Бинхэ с Нин Инъин активно замотали головками. — Да если ты хоть пальцем меня тронешь, на тебя обрушится гнев всей секты.       И Юань даже усмехнулся для эффекта, бесстыдно убеждая самого себя, что такое вполне вероятно может произойти.       Ки Са с тоской оглянулся на детей.       — Да, эти могли бы развиться в прекрасные формы. Жаль, что они не успели созреть. Придётся полностью уничтожить тела; не знаю, правда, что лучше: сжечь или утопить в канаве? Вы же понимаете, я не могу оставить свидетелей, — обратился Мясник к Шэнь Цинцю, опускаясь перед ним на колени. — Но я готов исполнить свой долг. Такая красота… стоит любых жертв.       Он любовно, почти с религиозным трепетом положил ладони на шею заклинателю, погладил большими пальцами щёки. Шэнь Цинцю вздрогнул от отвращения и ужаса: будто червяк упал ему на лицо. Он прикрыл глаза, чтобы не смотреть на маниакальную рожу перед собой.       — До чего же хорош, — прошептал Мясник. — Вы поистине драгоценнейший материал, попавший в мои руки. Как мне не терпится раскрыть вашу земную оболочку. Разве не о вознесении к небу мечтают все заклинатели?       Он не дождался ответа, но и не нуждался в нем. Ки Са повёл руками вниз, пробуя на ощупь контур тела — от шеи к плечам, по рукам и к талии, сжал её через одежды, оценивая объём.       — Не прикасайся к нему! — выкрикнула Нин Инъин отчаянно.       Ло Бинхэ снова начал биться в путах с таким остервенением, что мог и порвать их, если бы не вервие бессмертных сдерживало его. Мясник, однако, даже не повернул к детям головы.       — Было бы даром небес, если бы мне попался заклинатель-женщина, но на такое чудо рассчитывать не приходится… — прошептал он.       И вдруг замолчал. Шэнь Цинцю сидел так, что ноги его были скрещены впереди в движении лотоса. Мясник с талии сдвинул руки ему на бёдра, в задумчивости переместил ладонь на пах. Юань медленно, затаив дыхание, будто кобра перед броском, поднял взгляд на маньяка. Тот замер, словно в трансе, взор его окутало поволокой желания; губы, ранее вытянутые трубочкой, раскрылись, выпуская дыхание толчками. Только что слюной не капал, сволочь.       Мясник сглотнул и сипло сказал, так тихо, что сыпящие обвинения подростки не могли услышать:       — А впрочем, возможно, мне повезло больше, чем я мог представить… [ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВЫ РАСКРЫТЫ! СРОЧНО ПРИМИТЕ МЕРЫ ПО СОХРАНЕНИЮ СВОЕЙ ТАЙНЫ!] Оглушительный, бешеный вой сирены застал Юаня врасплох, отчего он вздрогнул, — а также от того, что вдруг почувствовал движение ци по телу. Наконец-то он освободился от вервия! Теперь он мог действовать.       Первое движение задало характер его атаки.       Шэнь Цинцю резко наклонился вбок, подтянул ноги и лягнул Мясника в грудь. Удар, усиленный ци, отбросил того в стену; Нин Инъин вскрикнула, посыпалась пыль. Ки Са был обыкновенный человек, и такое столкновение наверняка мгновенно убило его, но Шэнь Цинцю не остановился: он сложил призывную печать, откуда-то со стороны взметнулся Сюя, сияющий и чистый, и пригвоздил уже безжизненное тело к стене. Шэнь Цинцю с отвращением содрогнулся, будто стряхивая гнилую пыль, поднялся. Он неторопливо подошёл к убитому слуге, взялся за меч и с треском вытащил его. Взглянул на Мясника безумными, замутненными глазами, перехватил меч двумя руками и замахнулся.       — А-Нин, не смотри! — успел шепнуть Ло Бинхэ и сам отвернулся, с ужасом слушая то, что произошло позже.       Несколько рубящих ударов, скрежет по камню и треск. Шэнь Цинцю останавливается и тяжело, часто дышит, едва в состоянии чётко разглядеть останки тела у своих ног. Ещё сочится остывающая кровь. Уродливая смерть — даже по омерзительным меркам этого человека.       Шэнь Цинцю отвернулся к ученикам, приблизился к ним медленно, сомнамбулически; одним движением разрезал спутанные веревки. Нин Инъин, вскочив, тут же прижалась к наставнику, пряча лицо в одеждах. Ткань почти приглушила рыдания девочки, злые, надрывные. Ло Бинхэ встал рядом, растирая запястья. Шэнь Юань посмотрел на него в молчании, постепенно приходя в себя; в его взгляд, кажется, возвращалась осмысленность и что-то человеческое. Заклинатель, в удивлении взглянув на меч, вернул его в ножны и подхватил Нин Инъин на руки. Девочка обхватила его, уткнулась в шею. Второй рукой он притянул к себе Ло Бинхэ, приобняв за плечи, прижимая к себе его голову так, чтобы широкий рукав прикрывал лицо мальчика. Тот растерялся и замер в напряжении, не зная, как себя вести.       — Идём, — сказал Шэнь Цинцю. — Мы слишком тут задержались.       Они покинули здание печальной компанией.       Пускай Нин Инъин уже давно была не в том возрасте, чтобы её носили на руках; и Ло Бинхэ ведь не плакса, чтобы прятаться под чужим крылом. Пусть так. Юань сделает вид, что не замечает, как девочка доверительно утыкается ему в шею, а мальчик сжимает в ладони край его одежд. Может, хоть в качестве временного убежища от посторонних глаз этот учитель будет полезен. [Поздравляем с завершением миссии «Зов крови: уничтожение зла во имя справедливости»! Награда за миссию: 310 баллов. Повышен уровень навыков: хладнокровие, ведение боя. Усилена связь между сознанием Пользователя и телом. Укреплена связь с учениками: +50. Прогресс по заданию: «На злодея надейся, а сам не плошай»: +10. Штраф за раскрытие тайны: 40. Продолжайте стараться!..]       Шэнь Юань болезненно поморщился, не слушая.       «До чего же не к месту твои поздравления.»

***

      Когда они вернулись к дому градоначальника, там уже были вернувшиеся старшие ученики. Демоническая ци, за которой они следовали, была разбрызгана на самых обыкновенных птицах; поэтому следов было так много и они так петляли. Мясник облил птиц тёмной эссенцией и выпустил их из окна, чтобы пустить заклинателей по ложному пути, — к такому выводу они пришли.       А ещё в поместье неожиданно столкнулись с Шан Цинхуа. С ним — и целой сворой юношей в форме Байчжаня; они хмуро зыркали по сторонам. Такая компания даже у вымотанного Юаня вызвала удивление. Он отправил Ло Бинхэ объяснять ученикам и местной полиции, что произошло и откуда забирать тело преступника (мальчик уже успокоился и сам вызвался на это неприятное занятие); а Нин Инъин, ни для кого не заметно, провалилась в глубокий сон на руках Шэнь Цинцю. Он не стал никому доверять свою ношу и прямо так пригласил Шан Цинхуа отойти в сторонку.       Лорд Аньдина с безумным лицом помахал перед Шэнь Цинцю помятым листом. Утром Юань собственной рукой нарисовал послание, составив его из дикой смеси латиницы, цифр и сленга.       — Чувак! — выпалил Самолёт. Чувствовалось, как он сдерживался до сих пор, чтобы неприлюдно требовать с Шэнь Цинцю объяснений. — Что произошло?! Я вообще ничего не понимаю! Ты написал, что у тебя детективное расследование и ты не знаешь, как его лучше провернуть в условиях сянься! Это что вообще, я тебя спрашиваю?       — Тише, — строго попросил Шэнь Цинцю, указывая взглядом на девочку.       — Я был в городе у подножия, сидел в чайной и наслаждался свободной минутой, — продолжал Шан Цинхуа так же запальчиво, однако понизив голос. — Я никого не трогал и хотел от людей того же. Как вдруг — заявляется глава Юэ, будто грозовая туча, хватает меня железной хваткой и тащит обратно в Цанцюн. Будто я преступник или провинившийся скот! Я думал, меня сейчас сбросят с горы. А там на Цюндине дожидается твоя ученица и вручает мне это, — он снова потряс бумагой. — Зачем мне твои каракули?! Ещё и потребовал сделать всё «конфиденциально, по возможности», — Шан Цинхуа, кривляясь, зачитал цитату. — Меня и так Юэ Цинъюань последние дни недолюбливает по твоей милости, а теперь я вынужден твои прихоти исполнять?.. Эй, бро, что с тобой? — вдруг спросил Самолёт, осёкшись. Он перестал мельтешить и смог в ненадёжном свете фонарей рассмотреть собеседника.       — Ты о чём?       — На тебе лица нет. Ты что… плакал?       — Я плакал?! — Шэнь Юань чуть не поперхнулся от такого нахального предположения. — Какая чушь! Глаза-то у меня сухие.       Он провёл свободной ладонью по лицу, будто в доказательство своей правоты. Глаза действительно были сухими, хоть и побаливали. А на щеке Юань с изумлением обнаружил высохшую соленую дорожку. Он уставился на свои пальцы в недоверии.       — Когда это я успел? — пробормотал заклинатель и тут же замял тему. — Почему ты притащил с собой учеников с Байчжаня?       Шан Цинхуа вновь встрепенулся.       — Ты написал, что проблема криминального характера, а ученики братца Лю сильные, напористые и не задают лишних вопросов касательно приказов. К тому же их пик находится в моём подчинении, как старшего, — рассеянно добавил Самолёт. — Хотя я очень надеюсь, что Лю Цингэ не выйдет из уединения до того, как его питомцы вернутся на Байчжань. Я совсем не хочу ещё и перед ним держать ответ! Из-за тебя, между прочим!       — Сколько тебе нужно времени, чтобы уладить формальности? — устало спросил Шэнь Цинцю, поправляя положение рук.       — А что?       — Мне бы хотелось уехать отсюда как можно скорее. Не хочу больше задерживаться в этом скверном городе. Нет ведь особенных сложностей, чтобы ехать на лошадях при искусственном освещении?       Шан Цинхуа молча смотрел на него в течение нескольких вздохов, а потом вдруг страдальчески накрыл лицо ладонями, вскинувшись к небу.       — Господи, они ещё и без драки остались! Лю Цингэ меня точно прибьёт!.. Сколько же с тобой проблем, братец Огурец, — с неуверенным укором бросил он Юаню.       Они спешили покинуть поместье, к удивлению его обитателей и учеников; только младшие воспитанники следовали приказу Шэнь Цинцю с готовностью и облегчением.       Сын градоначальника попытался всучить Шэнь Цинцю мешочек с серебром — за то, что «расправились с убийцей отца и заодно освободили город от грязи». Лорд Аньдина деловитым движением перехватил оплату и спрятал в свой карман, забалтывая мужчину взаимолестными комплиментами и уверениями в дружбе, соблюдении своего долга и прочей ерундой, присущей формальным беседам.       — Плата за миссии всё равно идёт в общий бюджет, — пояснил на всякий случай Шан Цинхуа, бессовестно вваливаясь в карету за Цинцю.       Тот пожал плечами.       — Я ничего и не говорил.       Юань просто был рад, что ему не пришлось разбираться с деньгами. Неприятно было их принимать.       Ученики Цинцзина вновь расселись по лошадям; лишних скакунов — Нин Инъин и того, что принадлежал отправленной с донесением ученице, — оседлали ученики с Байчжаня; остальные расположились на мечах вокруг процессии, словно почётный эскорт. (Нетрудно было прочесть на их лицах недовольство, что главных воинов школы приставили нянькаться с неженками Цинцзина! Но рядом с двумя старшими горными лордами ученикам оставалось только в молчании хмуриться.)       Над головами зажгли освещающие путь талисманы, и процессия тронулась.       Шан Цинхуа, устроившись напротив Юаня, ловким движением руки достал пухлую потрёпанную тетрадь и восковой карандаш и с физиономией профессионального журналиста воззрился на соседа.       — А теперь уважаемый брат расскажет мне, что именно произошло, не правда ли?       Ему совсем не шла эта требовательная манера вести разговор, и Шэнь Цинцю фыркнул. Он присел на другой скамеечке, постаравшись уложить Нин Инъин поудобнее и поглаживая девочку по голове. Ло Бинхэ он усадил рядом с собой, «раз уж лорд Аньдина почтил нас своим визитом», хотя мальчик и отнекивался. Юань, как прежде, притянул его к себе и похлопывал по макушке, так, чтобы рукав частично закрывал подростка от тусклого света.       Ло Бинхэ сперва робко и неуклюже жался рядом, но вскоре, разомлев от усталости и негромкого, усталого голоса учителя, приник к нему и тоже задремал, ровно и мирно.