Парадокс Мультивселенной

      — С бородой ты выглядишь… почти что мужественно, — Керис оказалась рядом с Поттером, как только он вошел в огромный зал крепости Каэр Трольде, где вновь были накрыты вытянувшиеся во всю длину помещения столы. На сей раз среди гостей не было простолюдинов, но никто и слова против не сказал, когда Гарри и Трисс без особых разрешений пересекли мост. — Правда, тебе стоит извиниться за свое поведение до моей коронации, потому что завтра цена прощения сильно вырастет.       — Уверена, что станешь? — не сдержавшись, переспросил Гарри с улыбкой, замечая, впрочем, как вдруг прижалась к нему Меригольд. — Извини, но мы с Мышовуром договорились обо всем этом еще до поминального пира. Можно сказать, вся та история с маской — это всего лишь остановка по пути.       — И тем не менее, — цокнула языком Керис, продолжая игнорировать существование рыжеволосой чародейки, — ты задолжал мне приключение.       — Задолжал, — согласился Гарри, — но я всегда считал, что у королей очень плотное расписание.       — Я найду для тебя время, — на лице Керис промелькнула покровительственная и отчасти самодовольная усмешка, но Гарри принял подобное отношение как должное. В конце концов, дама остается дамой вне зависимости от того, насколько высоким является ее положение в обществе. Вдобавок, судя по разговорам и перетолкам, явного лидера среди претендентов нет, и новым королем может с равной вероятностью стать не только брат Керис, Хьялмар, но и родной сын Брана и Бирны.       Коснувшись руки Поттера напоследок, Керис вернулась к столу претендентов, а Гарри смог выдохнуть. Впрочем, ненадолго, так как рука Трисс внезапно обвила его локоть и вынудила парня повернуться к чародейке.       — Приключение? — спросила Трисс, когда поняла, что Гарри не собирается оправдываться.       — Ей скучно, видимо, — пожал плечами маг, утягивая Трисс к одному из столов. Та, впрочем, не особо-то желала следовать за ним, и аккуратно высвободила зажатую локтем руку.       — Мне нужно кое-что спросить у Йен, — с легкой заминкой произнесла Трисс, словно пыталась оправдаться за внезапный разворот, — я скоро вернусь.       Никак не отреагировавший на это Поттер вынужден был лишь молча наблюдать за тем, как Трисс разворачивается и убегает в сторону одного из коридоров.       — Лишь бы не случилось чего, — произнес Геральт, который все это время сидел за столом и в итоге стал невольным свидетелем неловкой сцены. — Сегодня мы с Йеннифэр наконец расставили все необходимые точки.       — Неужели расстались? За это стоит выпить? — в Поттере проснулся сплетник, и он незамедлительно оказался рядом с ведьмаком, который, нахмурившись, пригубил терпкого северного вина из кубка.       — Я понимаю, что назвать Йен подарком… пожалуй, не смог бы никто на этом свете, — с усмешкой протянул Геральт, — но нашу с ней связь тоже нельзя назвать обычной. Все началось с последнего желания и привело к тому, что оно оказалось разрушено. Довлеющей над нами магии больше нет, а связь все равно осталась.       — Честно говоря, я не понял вообще ничего.       Гарри тут же пожалел о том, что сказал это. Геральт внезапно выпрямил спину и сделал еще один глоток вина, после чего развернулся и посмотрел на сидящего рядом волшебника. Судя по огоньку в необычных глазах ведьмака, настроение Геральта располагало к истории. Гарри оставалось лишь надеяться на то, что знаменитый Белый Волк не станет брать пример с Лютика.

***

      Как и все истории, конкретно эта началась… нет, вовсе не с любви. Она началась с ведьмака, внезапно осознавшего, что кошель его опустел. Чем ближе он был к Новиграду, тем меньше становилось в деревнях и городках заказов на истребление чудовищ: шутка ли, но чем спокойнее жизнь в глубоком тылу, тем меньше у простого люда проблем с трупоедами и прочей нечистью, которая кишмя кишит на залитых кровью полях.       Жизнь в те времена практически не отличалась от той, что Геральт наблюдал вокруг себя сейчас, но вот он сам… Он был моложе, быстрее и, чего уж там говорить, непосредственнее. К тому моменту, когда он добрался до Ринды, города к востоку от Оксенфурта, кошель его можно было использовать как седельную сумку для сосновых шишек, ведь там не было ни единой монетки. Плотва, впрочем, не жаловалась: для нее отсутствие у Геральта мешка с медяками означало лишь, что поездка окажется легкой.       Была ли та внезапная встреча удачей? Или сама судьба распорядилась так, чтобы уставший и безработный ведьмак вдруг заметил на въезде в город своего старого приятеля Лютика? Геральт не знал, какой из этих вариантов нравился ему больше, но в любом случае… вдвоем искать пропитание веселее. Поскольку в город Лютика не пускали из-за какого-то дурацкого запрета на проезд сквозь Ринду после заката, друзья решили переночевать на берегу реки Понтар в получасе от торговой дороги. Вдобавок, свободную ночь можно было потратить на рыбалку.       Геральт привык к тому, что пропитание порой приходится добывать своими руками, да и Лютик не имел ничего против рыбалки. Пригрозив барду, что его лютню придется выкинуть в реку, если тот будет отпугивать рыбу своей игрой, Геральт вытащил из сумки моток разделенной на несколько секций тонкой бечевки, которая порядком «устала» за те несколько лет, что он таскал ее с с собой, а потом ловко привязал к ней несколько рыболовных крючков. Конечно, им не помешала бы хорошая закалка, но… выбирать было не из чего.       Использовав в качестве насадки живцов, которых Геральт выхватил на мелководье, сунув руку под один из покрытых водорослями камней, он закрепил в качестве груза подвернувшиеся под руку камни причудливой формы и, раскрутив первую из получившихся донок, отпустил ее, наблюдая за тем, как груз летит прямиком в Понтар, утягивая за собой не только крючок с тощим снулым пескариком, но и практически весь запас бечевки, конец которой он привязал к корню одного из деревьев, что росли прямо на побережье.       Как только камень достиг дна, ведьмак повторил всю последовательность действий еще несколько раз, закинув в воду и остальные снасти. Вздохнув, с чувством выполненного долга он разместился рядом с Лютиком, строго-настрого наказав барду следить за бечевками. Как только одна из них дернулась в первый раз, Лютик проигнорировал это, списав колебание на волны, но в тот момент, когда подмытый водой корень затрещал от напряжения, бард сразу же разбудил друга. Увидев, что на самую первую донку позарился кто-то крупный, Геральт тут же схватился за бечевку и уперся ногами в песок, отчетливо осознавая, что прочность балансирует на грани. Налим или сом? Или кто-то из осетровых решил перекусить снулым живцом на глубине?       Искренне надеясь хоть на что-то съедобное, а не на сюрприз в виде полоумного утопца, спутавшего пескаря с человечиной, Геральт потихоньку вытягивал добычу, слегка ослабляя хватку в те моменты, когда та упиралась слишком уж сильно. И моменты эти случались часто: когда ведьмак осознал, что уже не меньше часа тянет рыбину, а запас бечевки увеличился на несколько жалких мотков, то привлек к делу бренькавшего на лютне барда.       Тот, несмотря на отсутствие перчаток, помогал, как только мог, но в основном подбадривал да бормотал что-то о том, как он будет делить рыбину. Когда огромный, пуда в три сом показался наконец из воды неподалеку от берега, и хлестанул хвостом с такой силой, что брызги долетели до рыбаков, те переглянулись, и принялись тащить еще усерднее. Увидев, что за чудище находится на другом конце бечевки, Лютик внезапно обрел второе дыхание и начал упираться, невзирая на предостережения ведьмака о том, что бечевка может не выдержать.       Когда сом достиг мелководья, Лютик, потеряв всякий контроль над собой, уперся ногами в корни дерева, намотал бечевку на руку, да как потянул… Сом, разумеется, выбрал именно это мгновение для того, чтобы рвануть со всей силы обратно в глубину. Две непреодолимых силы встретились на берегу Понтара, чтобы… бечевка порвалась. С громким «дзынь» она лопнула аккурат в паре ярдов от крючка, и ведьмак с Лютиком попросту повалились на спины, не сумев удержаться на ногах.       Разумеется, виноватыми каждый из них считал кого угодно, но только не себя. Геральт винил Лютика в излишнем упорстве, а тот утверждал, что воспользовался сном ведьмака для того, чтобы заменить живца на дохлую ворону, которую нашел в кустах. Якобы, не сделай он этого, не было бы и никакого сома. Впрочем, сома не было в любом случае, а дело близилось к голоду. Геральт, повздыхав и поворчав минут десять для порядка, сказал Лютику сворачивать пустые донки: солнце взошло, и это означало, что проезд через город открыт.       Взявшийся за вторую бечевку бард, однако, обнаружил, что та вовсе не пуста: на другом конце лески явно сидел кто-то крупный и медлительный. Пока Лютик самостоятельно сматывал вторую донку, ведьмак все же решил для экономии времени смотать все остальные. К тому времени, когда он закончил, Лютик наконец-то вытащил на берег огромный ком из водорослей, гнилых спутанных веревок и остатков какой-то сети из льняной нити. Все бы ничего, но среди всего этого мусора бард обнаружил грубо слепленный и обшарпанный глиняный кувшин, который тут же окрестил волшебным.       Геральт, однако, сомневался в этом недолго, потому что заметил на пробке своеобразную магическую печать. Лютик, не внявший уговорам друга, попытавшегося уговорить барда бросить кувшин, в итоге уронил его на песок, из-за чего пробка отлетела в сторону.       Внутри, само собой, оказался настоящий джинн, как Лютик и подозревал. Всем, от мало до велика, известно, что от джиннов нельзя ждать ничего хорошего: они коварные, злобные и безумно опасные существа, по сути своей являющиеся демонами, с которыми не каждый чародей может сладить. Разумеется, знаменитый трубадур об этом и не слыхивал, а потому сразу же, не дожидаясь развития событий, начал перечислять свои желания. Джинн, само собой, воспринял их по-своему и…

***

      — Так какими были желания? — прервал Поттер рассказ Геральта.       Ведьмак нахмурился, вспоминая:       — Он пожелал, чтобы дала ему какая-то графская дочь, считавшаяся невероятно разборчивой. А, нет, это было второе желание. Первым он упомянул трубадура, с которым был в ссоре, и пожелал, чтобы этого самого трубадура хватил удар.       — Дала? — фыркнул Поттер.       — Лютик божится, что дала, но исключительно благодаря тому, что он очаровал ее своим талантом, — с сомнением протянул Геральт. — Если бы пришлось делать ставки, я бы поставил на то, что врет, и провел он ночь ту в компании правой руки.       — Присоединяюсь к ставке.       Разобравшись с желаниями, Геральт вернулся к рассказу, который Поттер, сидящий рядом с ведьмаком, пытался представить наяву, закрыв глаза.

***

      Не успел бард загадать третье желание, как озверевший джинн, вырвавшийся из заточения, схватил его за горло своими огромными лапами. И Геральт, сумевший вовремя сориентироваться, воспользовался сначала знаком Аард, отогнавшим джинна от Лютика, а потом бросился к лежащему на песке другу. Протянув к нему руку, заметил он припорошенную песком латунную магическую печать на той самой пробке, которая отлетела в сторону от кувшина.       Схватив ее, Геральт зажал печать в кулаке, направил руку на пришедшего в себя джинна и выкрикнул последовательность слов для экзорцизма, которую услышал от знакомой богослужительницы однажды. Значения этих слов Геральт не знал, да и в целом сторонился суеверий, но внезапный эффект переубедил его в мгновение ока.       Джинн сбежал, а Геральт остался с печатью, от которой веяло мерзкой магией, а также с Лютиком, который пришел в себя. К сожалению, прикосновение джинна привело к тому, что Бард словно попал под настоящее проклятие. Он не мог говорить, лишь хрипел что-то неразборчивое, а потом выблевал целый стакан крови. Понимая, что деваться некуда, ведьмак взвалил Лютика на лошадь и они помчали обратно в город.       Долго ли, коротко ли, но Геральт смог с помощью стражников дотащить барда до сторожевой башни, где тому смогли бы оказать первую помощь. В сторожевой башне он повстречался с двумя эльфами, которые тут же рассказали ему о том, что повреждения горла у Лютика магические, а потому и помочь ему должен чародей. Как назло, Ринда оказалась городом, в котором чародеев не жаловали, и те отвечали городу взаимностью: шутка ли, но в городе действовал до безумия бестолковый налог на чары, введенный королем Эрибертом, из-за чего чародеи попросту игнорировали существование Ринды, надеясь на то, что смогут принудить их к невыполнению королевских указов.       Конечно же, из любого правила есть исключения, и таким исключением стала чародейка, которая жила и колдовала в Ринде, занимая дом крупного купца из Новиграда, и отбоя от клиентов у нее нет, причем клиентов богатых и весьма влиятельных. Конечно, советники всячески пытаются найти предлог для того, чтобы навсегда ее из города изгнать, но дальше распускания мерзких слухов пока не ушли.       Геральт, недолго думая, отправился в тот самый дом купца, и застал там чародейку. Та валялась на огромной кровати на втором этаже, и попросила для начала принести ей яблочного сока, думая, что Геральт — это купец. Ведьмак подал чародейке сок, она обнаружила, что в комнате находится вовсе не купец, но все же позволила Геральту рассказать историю Лютика, параллельно заставив того сходить в баню вместе с ней. Сделавшись невидимой, она выслушала рассказ Геральта о злоключениях на реке, и, как узнал потом ведьмак, вместе с этим всячески пыталась проникнуть в его разум, чтобы узнать подробности. Уж очень ее заинтересовал и джинн, и тот факт, что Геральт являлся ведьмаком, коих ей до этого встречать не приходилось.       Сразу после бани они оба переместились в сторожевую башню с помощью портала, на что Геральт пошел с огромной неохотой. Йеннифэр казалась ему тогда властной, нетерпеливой и нестерпимой, но от ее содействия зависела судьба его друга, и поэтому он предпочел не спорить. Вдобавок, ее собственные мотивы нельзя было назвать нелогичными: в городе у Йеннифэр хватало недоброжелателей, да и время сэкономить она тоже была не прочь.       Как только они оказались в сторожевой башне, Йеннифэр тут же отправилась в комнату, где находился пострадавший от ярости джинна Лютик, и закрылась там, чтобы провести свое собственное исследование. Геральт же остался ждать снаружи, потратив часть времени на разговоры с эльфами, а еще часть на мысли о том, что именно в Йеннифэр «исправили» с помощью магии, потому что, несмотря на свойственную чародейкам точеную фигуру молодой красивой девушки, было в ее фиалковых глазах что-то… неправильное.       Когда она позвала его, Геральт вошел в комнату и тут же увидел лежащего на прежнем месте Лютика, чье дыхание явно стало легче и тише, а между делом он издавал какие-то стоны, чередуя их с комплиментами какой-то даме. Впрочем, Геральт не удивился, когда оказалось, что для Йеннифэр исцеление Лютика не было приоритетом: пригласив ведьмака в комнату, она замкнула магический круг и активировала ловушку, с помощью которой намеревалась призвать и подчинить джинна, который был привязан к Лютику, покуда тот не загадал третье желание.       Устроив перепалку с чародейкой, Геральт не заметил, как та все-таки наложила на него незаметный сглаз, подчиняющий его сознание, пока сам Геральт был занят ссорой. К тому моменту, когда он оказался в подчинении у чародейки, его разум оказался на грани реальности, и она тут же приказала ему отправиться на городские улицы, да воздать «по делам праведным» всем тем советникам Ринды, что были недовольны присутствием в городе наглой и бесстыжей чародейки.       Очнулся Геральт уже в тюрьме, и от оказавшегося в одной с ним камере эльфа узнал о том, что и впрямь прошелся по городу, избив нескольких советников и даже выпоров одного из них. Стражники намеревались уже целую армию супротив ведьмака снарядить, потому что с несколькими отрядами он играючи расправился, но внезапно морок спал, и Геральт рухнул наземь, а эльфа повязали за то, что он не дал стражникам пронзить тело бездыханного ведьмака копьями. По итогу оба они оказались в тюрьме, и ведьмаку грозила виселица за дела, что он сотворил не по своей воле.       Дальнейшее приключение слилось в одну картину, написанную пьяным художником, что умеет рисовать лишь большим пальцем левой ноги, да еще и под приличной дозой фисштеха: в камеру к заключенным заявился стражник, который принялся было избивать Геральта, покуда тот не выкрикнул, что желает стражнику лопнуть. Тот, собственно, взял и лопнул, к удивлению всех присутствующих при этой сцене.       Поскольку Йеннифэр не отказалась от своей идеи по захвату и подчинению джинна, городу угрожала реальная опасность, и градоначальник распорядился выпустить узников, что были как-то связаны со всем происходящим. После непродолжительной взаимодополняемой лекции-перепалки между Геральтом и одним из богослужителей на стене вдруг возник портал, из которого вывалился Лютик, тут же провозгласивший громко свое третье желание: пожелал он, чтобы все поверили ему, когда он говорит о том, что ведьмак не виновен в произошедшем.       Как оказалось, Йеннифэр и впрямь исцелила Лютика, а сразу после этого навела на него тот же морок, что и на Геральта, таким образом заставив барда произнести третье желание помимо его воли. Понимая, что медлить нельзя, Геральт заставил владеющего магией богослужителя открыть портал по следам того, которым воспользовался Лютик, а потом прыгнул в него, зная, что Йеннифэр будет не слишком рада его появлению.       Ох, он был прав, как же он был прав! Попытавшись помешать Йеннифэр взять под контроль огромного джинна, что потихоньку начинал крушить близлежащие дома, он сначала вроде бы добился какого-то взаимопонимания, граничащего с жалостью с ее стороны, но потом все равно ввязался в противостояние с настоящей ведьмой в худшем смысле этого слова. Она не пожелала сдаваться даже тогда, когда их драка переросла в дикую звериную возню: Йеннифэр, которая все это время боролась, стараясь заставить джинна выполнить ее желание, была слишком ослаблена для серьезных магических атак, но зато царапалась просто отменно.       Возня эта продолжалась какое-то время, покуда Геральт не признался чародейке, что третье желание на самом деле осталось у него, а не только у Лютика. Головоломка наконец сложилась в понятный рисунок: фраза, которую Геральт использовал на реке, лопнувший стражник в тюрьме, а теперь еще одно, последнее желание.       Джинн же окончательно вышел из-под контроля, и не оставалось никаких сомнений: если Йеннифэр попытается взять его под контроль в тот момент, когда желание Геральта будет исполнено, демон убьет ее. И она сама это понимала. Именно поэтому, как только Геральт произнес свое искреннее, настоящее желание, Йеннифэр отпустила джинна, ослабила те магические цепи, что сдерживали его.

***

      — Я не понимаю, к чему ты мне все это рассказал, — признался Поттер, как только Геральт в кои-то веки прервался и одним глотком выхлебал все остатки вина из огромной кружки с ручкой, вытесанной в форме медвежьей лапы.       — Хорошая ведь история! — возмущенно пробормотал Геральт, недовольным взглядом окинув Поттера. — У тебя-то наверняка такой нет, верно? Верно. А у меня есть.       — Зачем ты рассказал о вашей рыбалке? Мог бы сразу сказать, что Йеннифэр была такой же злобной стервой, как и сейчас, а у тебя просто пунктик на таких.       — Пунктик?       Гарри замер, пытаясь придумать альтернативное объяснение.       — Ну-у-у, тянет тебя к безумным женщинам.       — Знаешь, чародей, — вздохнул Геральт, рассматривая пустую кружку, — есть в твоих словах доля истины.       — Вдобавок, ты так и не сказал, что загадал-то в итоге.       — Навечно связать наши с ней судьбы, само собой, — ответил ведьмак и тут же отмахнулся, заметив округлившиеся глаза Поттера. — Не надо, я и без тебя знаю, что это не совсем… то, что следует делать без взаимного согласия на такое решение.       — Я теперь даже сочувствую вам обоим, — поморщился Гарри. — В жизни бы не подумал, что буду сочувствовать Йеннифэр из Венгерберга. Мерлин, да как она вообще не убила тебя? А, ну да…       — Этого желания больше не существует, — на гладко выбритом лице Геральта промелькнула улыбка. — Мы с Йеннифэр сегодня смогли добраться до еще одного джинна, и вдвоем обуздали его нрав, чтобы он разбил вдребезги то желание, которое связало нас когда-то. Он сделал это, но… привязанность, чувства и любовь остались. Связь наших судеб никуда не делась, но теперь желание джинна не довлеет над нами, вынуждая принимать решения вопреки, а не ради.       — Ты поднабрался красивых слов у Лютика? — Гарри хмыкнул, качая головой.       Он решил не разрушать иллюзии ведьмака о вечной любви и прочей чуши, которых тот, видимо, придерживался, несмотря на то, что эмоции для ведьмаков были сродни недоступным чарам для того, кто не располагает магической силой, достаточной для чего-то серьезного. По крайней мере, судя по Геральту, информация об испытаниях травами, с помощью которых мальчиков когда-то превращали в ведьмаков, оказалась правдой лишь частично.       Гарри вдруг представил себе ситуацию, в которой Джинни решила бы связать их судьбы, не спросив его, Поттера, мнение. Чем подобная глупость лучше приворотного зелья? Или заклинаний, подавляющих волю? Ментального воздействия?       Тем временем, пир начался без отдельных объявлений, и Трисс с Йеннифэр появились в зале словно из ниоткуда, оказавшись рядом с Гарри и Геральтом. Последний уже успел выпить как минимум три кружки вина, и оттого слегка захмелел, а вот Гарри, помня о том, к чему в прошлый раз его привела медовуха, к алкоголю не притронулся. Не хватало ему еще проблем с девицами в такой важный и по-своему определяющий момент его… второй жизни.       Постепенно все столы оказались заполнены, и приглашенные гости начали поминать Брана. Даже Гарри поднял было кружку вместе с остальными, но в этот момент все замерло. Замерли все гости до единого, включая чародеек и ведьмака, но продолжил слегка потрескивать огонь в камине и на факелах, которыми были щедро утыканы каменные стены.       — Я, право, удивлен, Гарри, — произнес тот, кого Гарри видеть не хотел ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Гюнтер О’Дим вошел в помещение с восточной стороны, и медленно прошелся вдоль стола, коснувшись нескольких бокалов. — Когда мы с вами встретились в прошлый раз, я всерьез полагал, что вы из тех, кто преследует цель, пока не достигнет ее. Вы казались мне тем человеком, который не видит обходных путей и не замечает дорожных указателей, но продолжает нестись вперед. Именно поэтому я и выбрал вас.       Гарри промолчал, переводя взгляд с застывшей Трисс на странника, который был одет во всю ту же тунику и легкие шаровары.       — Уже неделю вы знаете о том, где находится Цирилла, но не спешите делиться с ними этой информацией, — Гюнтер посмотрел на обнимающего Йеннифэр Геральта. — Вы могли бы сообщить Белому Волку о местонахождении его горячо любимой приемной дочери еще семь дней назад, но промолчали. Почему? Боялись, что я вам солгал? Или вас смущает такая простая разгадка?       — Я не был уверен… — Гарри не знал, хочет ли он отчитываться перед этим странным существом, которого почему-то не хотелось называть человеком, но все же решил оправдать свой эгоизм.       — А-а-а, — протянул Гюнтер О’Дим с улыбкой, которая делала его до зубного скрежета похожим на услужливого торговца с Площади Иерарха в Новиграде, — так вот в чем все дело? Не уверены, что ее спасение — это ответ на все вопросы, не так ли? Я-то наивно полагал, что вы хотите вернуться в прошлое, и потому оказал вам эту безвозмездную услугу. Что ж, — развел он руками, — порой и Господин Зеркало ошибается, пытаясь вовлечь не того человека не в ту сделку.       — Вы ведь не совсем чародей, верно? — задал наконец интересовавший его вопрос Гарри.       — Поверьте мне, Гарри, вы не хотите знать ответ на этот вопрос, и сегодня я притворюсь, что не слышал его. Ох, как забавно… — Гюнтер О’Дим остановился с противоположной стороны стола, но взгляд его сместился в сторону Геральта. — Видимо, не стоило мне обращаться к вам, надо было обратиться к ведьмаку. Тем более… он из тех, кто стремится вперед, ставя благо других выше своего собственного. В отличие от вас, Гарри, потому что я ни за что не поверю в вашу эмоциональную связь с госпожой Меригольд или кем-либо еще, исключая лишь миленькую Шани.       — Я и не утверждал, что чувствую к ней что-либо, — подметил Гарри, ощущая, как к нему постепенно возвращается исчезнувшая было уверенность в собственных силах.       — Но и не утверждали обратного, — приподняв бровь, хмыкнул Гюнтер О’Дим, после чего продвинулся чуть дальше вдоль стола и остановился рядом с несколькими островитянами, что с самого появления держались поодаль от остальных. Наклонившись, он коснулся кубка одного из них и улыбнулся, втягивая носом воздух. Гарри нахмурился, но решил промолчать. Впрочем, Господин Зеркало решил продолжить, не дожидаясь ответа. — Пожалуй, на этом я… оставлю вас, Гарри. Мне было интересно наблюдать за вами, пока я надеялся, что вы будете соответствовать моим представлениям о вас. Сейчас вы стали еще интереснее, потому что внезапно решили играть в свою игру, находясь внутри чужой. Это похвально.       — Неужели?       — Само собой, — пожал плечами Гюнтер О’Дим, с чьего лица ни на секунду не исчезла улыбка, — ведь все мы охочи до загадок, верно? Сделки и загадки — это то, что удерживает наш интерес. Вы — человек-загадка, Гарри. Ваш приятель с очаровательными глазами, — странник посмотрел на Геральта, — намного более предсказуемый и понятный, его жизненная участь — это сделка.       — А можно все же задать вопрос? — прищурился Гарри, привставая со стула и оказываясь на одном уровне с Гюнтером О’Димом. Тот явно удивился, но все же не подал вида и лишь кивнул. — Раз уж вы все и обо всех знаете, знаете ли вы, что мне стоит выбрать в итоге?       — О-о-о, — довольно ухмыльнувшись, протянул О’Дим, осматривая Поттера, — вы добрались до правильных вопросов, что лишь подтверждает мои осторожные, но такие прекрасные опасения. До встречи, Гарри, мы с вами совсем скоро встретимся вновь.       Гарри сам не успел понять, куда тот исчез. Просто моргнул, и в следующий момент зал вновь ожил, а сам Поттер обнаружил, что О’Дима больше нет.       — Что-то случилось? — потянула его за рукав Трисс, не заметившая, когда Поттер успел подняться. Геральт и Йеннифэр тоже покосились на него, но сам Гарри продолжал стоять на месте. Он знал, что сейчас не сможет выдать однозначный вердикт насчет второй встречи с этим странным всеведущим существом, однако что-то… смущало его.       Повернувшись, он сдвинул ногой устойчивый табурет и вышел из-за стола, отходя к стене. Ведьмак нахмурился и последовал за ним, но Поттер выставил вперед руку, продолжая смотреть в сторону тех островитян, рядом с которыми остановился О’Дим.       — Ты чувствуешь? — спросил Гарри, втягивая носом воздух и чувствуя, как по мере приближения к островитянам землистый запах усиливается. — Геральт, ты чувствуешь?       — Мне незнаком этот запах, — покачал головой Геральт. — Какая-то целебная трава? Или веселушка?       — Мардрем, — скривившись, холодно обронил Гарри, и смело подошел к порядком захмелевшим островитянам.       Легкого беспалочкового Конфундуса оказалось достаточно для того, чтобы один из них не заметил исчезнувший кубок, и волшебник также незаметно отошел к стене, ловя на себе странные взгляды не только со стороны ведьмака и чародеек, но и со стороны Керис, что сидела за другим столом, но заметила подозрительную активность.       — Это галлюциногенный гриб, причем серьезный, — объяснил Геральту Гарри, проводя по ободку кубка пальцем и замечая зеленоватые крупицы на коже, — и его обычно используют для…       Ему не суждено было закончить, потому что захмелевший Хьялмар внезапно запрыгнул на стол, вызвав тем самым всеобщее ликование. Гарри же скосил взгляд в сторону и заметил, как на него внимательно смотрит Арнвальд — распорядитель двора, который пропускал гостей на поминальный пир и коронацию. Осознав, что незнакомый маг с материка забрал кубок с отравленной медовухой, Арнвальд запаниковал, но эта паника многократно усилилась, как только верный слуга осознал, что этот странный чародей смотрит прямо на него.       — Геральт, — прошептал Гарри, не отводя взгляд от слуги, который начал смещаться в сторону выхода, — лови его.       Стоит отдать должное ведьмаку, который протрезвел в мгновение ока, как только услышал о том, что на пиру происходит что-то странное и не слишком-то приятное.       — Распорядителя двора? — успел спросить он, но в тот же момент Арнвальд сорвался с места и исчез в коридоре с противоположной стороны зала. — Кажется, понял.       Геральт рванул в сторону выхода, намереваясь догнать слугу до того, как тот успеет покинуть крепость, а сам Гарри замер, как только понял, зачем был использован этот гриб. Ему приходилось читать в библиотеке Боклерского дворца о людях, что называют себя берсерками — согласно легендам Скеллиге, таковыми считались те, кто поклонялся древнему божеству Свальблоду.       В отличие от полиморфов, как в этом мире называли природных анимагов, берсерки все же относились к чудовищам, и их способность превращаться в огромных медведей была схожа с проклятием волколака. Насколько удалось узнать тогда Поттеру, поклоняющиеся Свальблоду островитяне использовали настой мардрема, чтобы впасть в транс, а затем их отправляли на съедение медведям. Медведи разрывали людей на части, но с того самого момента человеческое сознание сливалось с медвежьим, и те становились так называемыми медвелаками.       И прямо сейчас Гарри наблюдал за тем, как сразу трое островитян рвали на себе меховую одежду голыми руками, пока их ноги превращались в огромные медвежьи лапы, а лица вытягивались, формируя зубастые пасти. Ох, так вот как? Неужели О’Дим решил разукрасить пир в красный цвет? Или он тут ни при чем? Гарри, сам не отдавая себе отчета в том, готов ли он к подобному противостоянию и не зная наверняка, есть ли у медвелаков при себе что-то, что может защитить их от магического воздействия, взмахнул правой рукой, ставя кубок на пол рядом со стеной.       Гости на пиру в большинстве своем заметили что-то неладное лишь в тот момент, когда сразу несколько золотых нитей вырвались откуда-то из темноты и устремились в сторону одного из столов. Йеннифэр и Трисс мгновенно покинули свои места и собрались было присоединиться к Поттеру, но тот уже справился со всем в одиночку: все еще превращающиеся в больших, невероятно огромных по размерам медведей, берсерки оказались внутри искрящего магического круга, пока их всех поодиночке стягивала одна золотая нить за другой.       Гарри, не отвлекаясь на чародеек и крики островитян, пытавшихся узнать, что именно происходит, ослабил хватку лишь тогда, когда заметил, что к нему подбежал держащий в руке меч Крах Ан Крайт.       Отступив на шаг, тяжело дышащий Поттер посмотрел на озадаченного, но явно недовольного ярла, но ничего не успел сказать, потому что в этот самый момент двери зала с грохотом открылись, и внутрь вошел Геральт, держащий за шкирку верного слугу Краха Ан Крайта, Арнвальда.       — Кажется, — обратился к Краху Поттер, пожимая плечами, — мы только что бескровно предотвратили попытку государственного переворота.