Неотличима от магии. Наше право

Мы пересекали Горную Гряду Голубого Дракона, и до Милишиона оставалось каких-то два с половиной часа пути. Вообще, сам горный массив был очень широким, представлял из себя множество отдельных пиков и коротких хребтов, впрочем, каждый из которых вонзался в небо на немалой высоте. Не будь тут Тракта Святого Меча, перейти помог бы разве что старина Суворов — и то с трудностями. И именно наличие этого самого легкого пути сильнее всего пошатывало мою веру… в отсутствие веры. Ладно бы в горах просто напросто по естественным причинам образовалось ущелье, внутри которого после небольшого косметического обтесывания проложили дорогу, но Тракт Святого Меча самым наглым образом вгрызался прямо в породу, прошибая самую высокую гору всего хребта насквозь сверху донизу идеально ровной прямоугольной выбоиной: слева стена, справа стена — обе идеально гладкие, без выступов и впадин! — а под ногами — дорога. Смотрелось одновременно величественно и жутко: такой чудовищной силой ручной труд явно не обладал, и даже земляне могли бы воплотить подобное только с очень большими сложностями и таким же количеством динамита. — Слушай, Руйджерд, ты об этом Милисе знаешь хоть что-нибудь? — поинтересовался я. — Нет, — коротко ответил он. — Сначала не до этого как-то было… А сейчас и возможности никакой, — пожал плечами Руйджерд. — Ясно… — пробормотал я. — А что такое? — спросила Эрис. — Стены вот эти, — кивнул я налево. — Хм? — Какая магия должна быть, чтобы вот так через весь Великий Лес и гору? — Не знаю, — просто открестилась от моих размышлений Эрис. — Ты хочешь узнать? — повернул на меня голову Руйджерд. — Ага, неплохо было бы разобраться. — Я думаю, в Милишионе ты найдешь, у кого спросить, — усмехнулся Руйджерд. — Добраться бы туда сначала… — пробормотал я. Следующие двенадцать километров остались позади незаметно — очень быстро на нет сошли так нервировавшие меня своей безупречностью стены, и из-за холма показался сам город. Впрочем, городом его называть было бы неверно — скорее хитросплетение большого озера цвета едва ли не мигурдских волос с островом по центру — тоже ударный кратер? — и полустихийной белокаменной застройки голубокрыших домов. Наверняка его архитектору город очень любил являться в ночных кошмарах, а теперь был занят тем же и в Аду. Все это великолепие окружал по-настоящему Альпийский пейзаж: горы, луга, и совсем не соответствующая размеру и названию — Гранд — озера речушка Николяс отсылала свои воды куда-то на юго-запад. В отличие от Рикариса с его идеально выверенной прямо-таки математической застройкой овальных площадей, прямоугольных ровных домов, лучей-проспектов, втиснутых в аскетичную географию, Милишион очаровывал именно сплавом некоторой хорошей задумки и старинного общечеловеческого подхода «как бог пошлет». Здесь — в месте, к небу ставшем ближе не на каблук, а на целый километр от уровня моря, — этот подход проявился особенно. Город был разделен как бы на три уровня. Самая середина — остров в центре Гранда. Там располагался Белый Замок, совершенно неясно, зачем необходимый в условиях теократии. Одесную от него, немного отстоя, расположился покрытый золотом от фундамента до куполов Собор Вознесения Милиса. Ошую — серебристое главное здание Гильдии авантюристов, как некоторый уголок самоуправления и безбожия в этом сплошь подконтрольном вере мире. Остров венцом опоясывал венецианского образца район — примыкал не вплотную, но был на небольшом отдалении, и соединялся с землей мостами. Стоял он, наверное, на возведенной магией платформе или толстых сваях. Основная же масса домов раскинулась на берегу озера и еще больше — дальше по течению Николяса. От этого город даже напоминал голубой глаз, из которого вытекал тонкий ручеек слезы, одетый в белый камень. К берегу, к домам, от центра шли мосты — четырнадцать штук. И такое число выбрано было, похоже, не от балды: озеро окружали семь высоченных обелисков, возвышавшихся над любой постройкой и даже главным собором на добрый полтинник метров. Рядом с ними и Монумент Вашингтону мог бы предательски съежиться. Но все равно Милишион почти не поддавался какому-либо описанию, внятной характеристике: было в нем столько невероятных деталей, столько контрастов, так он изобиловал формой, что из вполне понятного, материального и осязаемого обращался скорее духовным, даже исключительно умозрительным. Это, наверное, и внушало простым людям его богодарованность. — Ух ты-ы… — протянула Эрис, стоя с открытым ртом, который таким стал с того момента, как из-за перевала показались два ближайших к нам обелиска. — Как давно я тут не был. — Лицо Руйджерда прочертилось каким-то странным подобием улыбки, скорее похожим на хвастовство клыками, чем на проявление хорошего настроения. — Сильно он изменился? — поинтересовался я, кивая на город. — Втрое, может, вырос… — сказал Руйджерд, чуть похмурившись. — Сейчас, наверное, больше полумиллиона жителей, — прикинул я. — Это… сколько? — непонимающе уставилась на меня Эрис. — Половина от тысячи тысяч, — терпеливо объяснил я. — А-а-а… — протянула она. Наверное, снова не поняла. — Я предлагаю искать жилье где-нибудь на юго-востоке, — сразу же переключился я на насущные вопросы, начиная шагать: застоялись. — Почему? — не поняла Эрис. В этот момент она нагнала меня и пошла рядом. — Гляди: к югу от центра — Гильдия авантюристов. В той части города наверняка будут другие такие, как мы, — указал я на город. — У нас же много денег, — посмотрела на меня совсем наивными большими и алыми глазами Эрис. Действительно, с финансами проблем не должно было возникнуть: заплатили нам за бехэма очень прилично. Вот только… — Мы пока не знаем, какая в Милишионе жизнь — может оказаться так, что все там стоит сильно дороже, чем в Рикарисе или даже Арсе. — Хм-м… А почему юго-восток? — На востоке дымят трубы кузен, а еще там наверняка немало дорогих салонов. Можно будет при случае обзавестись кое-какими знакомствами. — Знакомствами? — Внезапно, скажем, выручить какого-нибудь богатея, который совершенно случайно попадет в очень неприятные обстоятельство, — лукаво улыбнулся я. Эрис в ответ опять сделала вид, будто все поняла, и больше не расспрашивала. — Снова что-то задумал? — дернул вверх уголком губ Руйджерд. — Просто прикидываю. Скорее всего нет, — покачал я головой, улыбаясь. — Точно камень не видно? — в который раз спросил Руйджер, все поправляя тюрбан. Дело было в том, что каким-то удивительным образом демона в нем все-таки распознавали, а потому в постоялых дворах и даже тавернах либо отказывали, либо — обычно бывало именно так — оказывалось, что мест совсем нет, или цена непомерно велика. Причины менялись, а следствия — нет. — Точно, — заверил я, оглядываясь. — Сейчас еще вон туда сходим, — махнул я рукой совсем уж в сторону окраины. Там мы пока не были: хотелось все же найти жилье ближе к центру. Изнутри Милишион, признаться, производил впечатление места, богом скорее покинутого, чем довлеемого. Почасовой колокольный перезвон отнюдь не лишал борделей клиентуры, грязь с улиц прибрежного района не выметал, да и цены от него скорее действительно возвышались действительно к третьему небу. Архитектура при удалении от центра также как-то совсем теряла свою астральную синеву и меловую бледность: из земли вдруг друг поверх друга наростали как ржавчина или сталагмиты пусть и многоэтажные, но все равно домишки — из какого-то интересного очень светлого дерева, редко — кирпича. Квартирный вопрос развратил и этих. Мы, тем временем, подошли к цели — среднего класса трехэтажному трактирчику. Большую часть букв из названия на объемной вывеске куда-то подевали, так что когда-то возвышенный «Лазурный луч мудрости» превратился в лаконичное «урыл чудо». Надпись эта красовалась на деревянном каркасе, неведомой силой прикрепленном к глиняному беленому грязной серой известью фасаду прямо под окнами второго этажа. Протяжно, но даже немного весело скрипнула непрошибаемая на вид дверь, и мы вошли. Посетителей в это время дня почти не было за очень интересным исключением: широкие оголенные от самого таза и до колена бедра, ушастая и светлокудрая обладательница которых грудью легла на стойку, стали первым, что я увидел. Она, к ее чести, тут же обернулась на звук петель, и прикрыла нижнюю часть лица руками. — Элинализ? — немного запоздало поздоровался я. Все-таки картина успела несколько вогнать меня в краску. — Ох, Рудеус… и Руйджерд, и Эрис, — быстро кивнула она каждому. — Это твои приятели? — подал голос скалозубый трактирщик. Совершенно лысый, с мясистым носом и только одним глазом — то ли пират, то ли Будда, но только наполовину, впрочем. — Угу, — быстро ответила Элинализ. — Комнаты свободные есть у вас? — Пока я был еще при памяти, а трактирщик уже без, действовать было лучше всего. — Комнаты? — переспросил тот. — Вы жилье ищете? — Элинализ наконец отняла ладони от лица. — Второй час как, — усмехнулся я. — Найдется же? — кокетливо улыбнулась трактирщику Элинализ. — Да найдется, конечно… — зарылся куда-то под стол мужчина. Вынырнул он уже с ключами — не спросил даже, чего мы хотим! — Это демон с вами? — Он вдруг замер. — М-м… — протянул я, придумывая, как увильнуть от ответа. — А плевать, — махнул трактирщик рукой. — На троих вам? Месье, — кисло добавил он, когда уже было, пожалуй, слишком поздно. — Да, благодарю, — быстро согласился я. Второго такого шанса могло не выпасть. — Пять дней. — Пять?.. — протянул он, кажется, подсчитывая что-то в уме. — За золотой рассчитаемся, — вынес вердикт трактирщик. Золотой… многовато, конечно, но лучше, чем спать на улице. Тем более ночи здесь уже были не такими теплыми. Я порылся в сумке, и достал монету. Она вскоре оказалась на стойке. Трактирщик бодро укусил ее, скорчил одобрительную физиономию и бросил мне ключ. — На третьем этаже четвертая дверь справа. — Я тоже остановилась здесь, — озвучила и так очевидное Элинализ. — На втором этаже в конце коридора слева, — подмигнув, протараторила она и сделала шаг в сторону лестницы. — Не продолжим? — хитро улыбнулся трактирщик. — После полуночи, Луи, — хихикнула Элинализ, быстро ускальзывая наверх. — Двух зайцев одним камнем, — хмыкнул я, полностью довольный распоряжением судьбы. — Его, кстати, теперь видно, — указал я на лоб Руйджерда, оголившийся из-за чуть съехавшего назад тюрбана. Комнату нам выделили неплохую, и даже подушки были набиты перьями, а не сеном; окно исправно пропускало свет и горный пейзаж, а половицы добродушно «хыкали» всякий раз, когда по ним кто-то ходил. — Большую часть проблем решили, — вздохнул я, когда все сбросили лишний в повседневной жизни походный скарб. — Что теперь будешь делать? — Руйджерд присел на кровать, облокачивая завернутое копье о стену. — Я… хотел бы разыскать отца и Норн, — твердо решил я. — Хм? — Думаю, Элинализ поможет, — прокомментировал я. В этот момент в дверь очень настойчиво и суетливо постучали. — Можно войти? — Только тебя вспоминали! — крикнул я. Дверь распахнулась и в комнату с привычной несколько пошлой грацией шагнула Элинализ. После дежурного обмена вопросами о том, как добрались, о жизни в Сольмонте и деревне Нука, об оставшемся у сородичей — впрочем, по оценке Элинализ, ненадолго — Гисе и потерявшемся Талханде, когда внезапная гостья уже, положа ногу на ногу, устроилась на кровати Руйджерда, разговор зашел о моей семье: — Позавчера я узнавала: Пол все еще в городе. Лично не встречались, но я могу вас свести, — подкрепила мои чаяния Элинализ. — Даже сегодня… — она поглядела в окно, — до полуночи. И город успеешь посмотреть, — улыбнулась Элинализ. Я перевел взгляд на Руйджерд и после на Эрис. — Найдем, чем заняться, — заверил Руйджерд. — Хорошо, — улыбнулся я. — Тебе нужно что-то здесь, или мы можем идти? — немного наклонив голову, спросила Элинализ. Я коротко подумал о возможных незаконченных делах и, не найдя таковых, сказал, вставая с кровати: — Можем идти. Не смотря на то, что мылся я только вчера ближе к вечеру в каком-то ручье, принять меня все же должны были. Особенно если вспомнить, каким медвежьим духом пышал Пол после полуденных прочесов леса… К тому же я все еще даже подростком не был. — Он поселился в северной части города, представляешь? — возмущенно и насмешливо сказала Элинализ, когда мы уже шли по улице. Вела, конечно, она — с выбранным направлением я не спорил. — Это что-то значит? — скептически спросил я. — Угу, — кивнула Элинализ. — Там в основном селятся милишионцы. Кто уже тут обосновался. — Он жилье купил, что ли? — удивился я. — Как же, — фыркнула Элинализ, — снимает вроде у какой-то сердобольной старушки. — М? — Я не совсем понимал, к чему вела Элинализ. — Не забивай голову, — махнула она рукой. — Не думаю, что он куда-нибудь убежит: может, хочешь посмотреть что-то? Я здесь… вернее, вон там, — Элинализ указала в сторону района авантюристов, — … не важно. Двадцать лет в Милишионе провела. — Двадцать? — удивился я. — Никогда не спрашивай у женщины, сколько ей лет, — подмигнула она. — Так что? Меня почему-то несколько удивлял этот ее настрой: то ли так с Полом Элинализ не хотела встречаться, что изо всех сил тянула момент, но свести нас уж обещала и отступить не могла, то ли в честь грядущей ночи — косвенных свидетельств ее работы жрицей любви было слишком много, так что я все понял — уже успела принять на грудь, и теперь нерастраченный запал из нее валил как дым из паровозной трубы. Хотя запаха не чувствовалось… Впрочем, Элинализ была женщиной очень уж высокой, а еще дул слабый и теплый ветерок. Конечно, хотелось поскорее воссоединиться хотя бы с частью семьи… но Элинализ, похоже, требовалось немного времени, чтобы прийти в себя. В действительности, ну не убежит же этот Пол? А женщина на взводе может запросто привести к самым разнообразным последствиям. Я неспешно повел взглядом по маячившим впереди фасадам водной части Милишиона: вести меня Элинализ предпочла через самое сердце города, и сейчас мы как раз шли по одному из мостов. Где бы убить время, но не так, чтобы часы вдребезги?.. Мой взгляд зацепился за необычное строение: белые гладкие стены с очень узкими и высокими окнами, странный шатровидный с небольшой выпуклостью купол — тоже совершенно белый — и темный милисский крестик с петелькой. Точно ведь, храм! Заболтаю священника, еще и об этом самом Милисе кое-что выясню. Главное не наговорить чего-нибудь противозаконного. Хотя, если говорить будет в основном церковник… — В храм? — предложил я. — Исповедаться хочешь? — фыркнула Элинализ. — Как бы им не пришлось… — негромко проговорил я. — О Милисе хотел узнать. — Веришь? Зенит постаралась… — уже прокомментировала неозвученный ответ Элинализ. — Не-а, — покачал я головой. — Зачем тогда? — Послушаю, что расскажут, — просто объяснил я. — Что ж… — А ты? — хутро улыбнулся я. — Что — я? — Исповедоваться. — Помилуй! Кажется, стоит мне только войти, купол пробьет молния, и останется от меня только пепел. Хотя и без храма давно уж пора… — погрустнела Элинализ. — Прости, — торопливо извинился я, опуская глаза. — Ничего, ничего, — покачала она головой. — Пришли уж почти, — кивнула Элинализ на выросшую церковь. Мы наконец сошли с моста. Эта часть города действительно стояла как бы на массивных каменных платформах. Водные улочки пересекало множество небольших мостов, под которыми очень резво плавали лодочки. До вечерней службы, наверное, оставалось еще несколько часов — людей в окрестностях храма не было. Само здание располагалось на небольшом огороженном витиеватым железным забором пятачке, и ворота оказались открыты. — Я снаружи подожду, — остановилась Элинализ у самого входа, будто даже этой земли боялась. — Думаю, долго они меня не выдержат, — улыбнулся я, входя и оглядываясь. Первым на глаза попался свечной ящик и карлик при нем. Традиция, что ли, во всякую церковь какого-нибудь своего Квазимодо? Этот уж точно «подобен новорожденному младенцу» — габаритами, во всяком случае. — Святые отцы принимают? — спросил я, подходя к свечнику. — М? Глуховат он еще к тому же? — Святые отцы принимают? — Отец Ришар, — хрипло, будто слоги из легких ему приходилось силой выталкивать, ответил карлик. — В храме? В ответ он не стал себя мучить и кивнул. — Благодарю. — В кармане как назло почему-то оказались только перлы, так что электрумная двадцатки отправилась в щель для пожертвований. Пусть думают теперь, что это значило. Вольным шагом я приблизился к двери, толкнул. Внутри было значительно темнее, освещалось помещение преимущественно узкими окнами, свечами и лампадами. Прямо напротив входа у дальней стены расположились апсида, на внутренней поверхности которой располагалась занятая мозаика: пожилой мужчина в голубом балахоне, стоящий на самой верхушке горного острова посреди озера — видимо, Гранд, — раскинув руки и подняв голову к небу. К апсиде прилагался алтарь, скамеечек в храме не было. Справа от апсиды проглядывалась не очень широкая дверца — наверное, в полтора раза уже любой обыкновенной двери. Но кроме мозаики мое внимание привлекли стены: от самого низа и до полукруглого потолка они были расписаны религиозными сюжетами. Я подошел к ближайшему рисунку: девушка на коленях застыла в молитвенной позе, а перед ней каменный постамент с бусам, озаренными светом на нем. На противоположной стене — сам Милис с простым на вид мечом, воздетым к небу. Этих изображений было около десятка, но по ним какую-то хронологию без знания писания выстроить было очень уж сложно. Во всяком случае мне. Так что я пока решил просто поразглядывать картинки, как ребенок, который еще не умеет читать. Что удивительно, ни на одной иллюстрации не было никакого божественного свидетельства вроде восхождения на небо, явления ангелов или даже того чудовищного удара Милиса, которым он, по легенде, прорубил Горную Гряду Голубого Дракона. Все изображения были еще до или уже после, будто неведомый художник-соглядатай всегда приходил сначала слишком рано, уходил, а потом опаздывал на свершение очередного чуда. — Что ты ищешь, дитя? — вдруг прозвучал моложавый, но все равно со зрелой хрипотцой голос. Я обернулся на звук — священник подкрался незаметно. Вышел, наверное, из той неприметной двери. Он был высокого роста, в серой сутане без каких-либо опознавательных признаков, немного морщинистый, с невыдающимися но очень острыми скулами, зачесанными назад полуседыми — наверное, когда-то русыми — волосами, херувимскими голубыми глазами и без обуви: только что-то похожее на плотные онучи, впрочем, не покрытые сапогом. Теперь была понятна его беззвучность. — Вы отец Ришар? — М? — удивился он. Наверное, я слишком долго разглядывал его, а вопрос задал такой необычный. — Да, — плавно кивнул он. Я на всякий случай повторил его жест. — Что привело тебя к Святому Милису? — Я бы хотел узнать о нем побольше, — не стал медлить я. — Никогда не слышал его историю. — Почему тебе хочется узнать? — спросил Ришар. — Любопытство, сэр, — пожал я плечами. — Это, пожалуй, все, что человеку даровано от рождения? — Любовь, — возразил Ришар. — Милис говорил: любовь открывает глаза на правду. Должно быть, ты из Асуры? — вдруг переменил тему священник. — Да, — кивнул я. По моей асуранской манере обращения наверняка угадал. — В одном из регионов произошел магический катаклизм, из-за чего многих телепортировало. Я возвращаюсь домой с демонического континента, — предупреждая следующие вопросы, проговорил я уже почти что заученную историю. — До нас доходили вести. — Ришар опустил глаза. — Его Высокопревосходительство Папа Гарри Гримуар вел службу за упокой этих невинных душ… — добавил он. Я тоже опустил глаза в знак согласия с масштабом трагедии. — Это привело тебя к Святому Милису? — Сначала я бы хотел услышать о нем, — напомнил я. — Да, хорошо, — на этот раз согласился Ришар. — В годы, когда жил Святой Милис, очень немногие были обучены грамоте, а потому в храмах принято изображать его историю. Взгляни туда, — священник указал на один из рисунков — девушка в вишневом платье и молодой темноволосый парень в рабочей одежде напротив нее. — Это самая юность Святого Милиса. От самого рождения своего добр он был, милосерден, справедлив. Мать его была прялкой, а отец — каменщиком. И погиб он от неосторожной руки, когда Святому Милису было всего тринадцать. Но не отомстил Святой Милис убийце, ибо только Бог человеку судья. — А кто эта девушка? — полюбопытствовал я, когда Ришар сделал паузу. — Когда было ему четырнадцать, встретил он Граци — чистейшую из всех дев. И полюбил ее в первый же миг. Взгляни теперь вот сюда, — Ришар указал на тот рисунок, который я рассматривал первым: девушка и бусы. — Людям, здесь жившим, стало угрожать Великое Зло —— История Милиса оказалась весьма занятной, впрочем, не без пробелов, о которых я решил умолчать: Бог-то, конечно, судья, но рыцари с символикой церкви по улицам ходили. Мне даже удалось выяснить примерный временной промежуток жизни Милиса: первая война людей с демонами. То есть тысяч шесть или семь лет назад — что же, историю вели бережно. В этой самой войне Милис принимал непосредственное участие, и все мифы о его чудесах шли именно отсюда. Дело было так: Великое Зло — оно же какой-то из пяти Королей Демонов — возжелало напасть на земли нынешнего Святого Королевства Милис. Об этом прознали тогдашние корольки и собрали всех мужей на войну, и Милис был в их числе. — Любовь его к Граци была столь велика, что последнее он потратил на простой шлифовальный камень и овечью шерсть. Тогда в пещере в Горной Гряде Голубого Дракона добыл Святой Милис совсем неприметный камень, но из которого огранил бусы, сиянием своим затмевавшие даже солнце. — Ришар указал на картину. Только теперь я понял, что свет не падал на бусы, а испускался ими. Эти самые бусы Милис преподнес Граци, как прощальный подарок. Граци в ответ поцеловала его в лоб, после чего Милис ушел на войну. Каждый день она молилась Богу о сохранности Милиса, кладя на жертвенник подаренные им бусы. — И откликнулся Бог на мольбу любви Граци, и заметил отесанные Святым Милисом бусы. Узреть в грубом и сером камне свет было подлинной прозорливостью, присущей только чистым людям, и Бог, найдя наконец такого, одарил Святого Милиса силой указывать путь. — Указывать путь? — переспросил я. — Воистину, все, что делал Святой Милис, было путеводной звездой людям вокруг него, — туманно ответил Ришар. Армия людей не могла пересечь Горную Гряду Голубого Дракона (как это в таком случае, собственно, собирались делать демоны, не уточнялось), но Милис отыскал нужную тропку и провел всех к Великому Лесу. Кое-как, прорвавшись через джунгли и преодолев пролив — не без помощи Милиса, разумеется, — они добрались до Континента Демонов. Но стоило только человеческой армии двинуться дальше на север, в спину им ударило полчище демонов… — И во главе их стоял коварный и ужасный Король Демонов Воотис Пустой. А был он четвероногим, двенадцатируким и двуглавым, подобным и рыбе водной, и зверю земному, и птице небесной. Тогда открылись во небесах подобные глазу врата, и спустился из них ко Святому Милису ангел. Этот самый ангел поведал Милису о силе, которой его наделил Бог. В тот же миг Милис понял, как, «указывая путь», одолеть Короля Демонов. Ангел вернулся на небо, и оказалось так, что все время, что Милис говорил с ангелом, мир стоял замершим. Милис обратился к генералу армии: рассказал, что к нему явился ангел и попросил дать ему меч, ведь он не имел своего оружия. Генерал армии был убийцей отца Милиса. Он поверил в приход ангела, объявил об этом войску и, раскаиваясь за совершенный им по неосторожности грех, торжественно отдал Милису свой меч, уйдя в бой безоружным. — Посмотри, — Ришар указал на противоположную стенку. Там была уже виденная мной картина Милиса с мечом в руках. — Тот же миг вознес он клинок над головою… Для совершений удара Милису требовалось какое-то время: успокоиться и почувствовать Бога, наверное. В это время армия людей сражалась с демонами, а Воотис Пустой подкрался к обезоруженному генералу человеческой армии и насмерть проткнул когтями на своих двенадцати руках. Наконец Милис был готов ударить, и, как только он опустил меч, задрожала земля, все вдруг вспыхнуло так ярко, что никто не мог ничего видеть, и демоническая рать исчезла. Вместе с тем из-под земли вздыбился Тракт Святого Меча и появилась пробоина в Горной Гряде Голубого Дракона. — Из всех демонов уцелел только спрятавшийся за камнем пернатый Альтаир, что не хотел идти на бой супротив человека, — Ришар указал на картину, изображавшую трусоватого на вид демона птичьего племени. Люди хотели убить Альтаира, но Милис запретил им это, сказав, что раз тот выжил, из всех демонов был единственным праведником и действительного зла никому и никогда не желал. — И сказал он: Всяк мыслящий перед Господом предстанет равно. И припал к ногам его Альтаир, и заплакал горько, — произнес уже виденную мной строчку Ришар. Милис спросил у людей, есть ли среди них те, кто готовы пойти за ним, оставив прошлую жизнь. Из всех вперед вышел только один — молодой кузнец Антарес, который упал на колени перед Милисом. Антарес этот, судя по изображению в церкви, был невысоким, но очень жилистым и с уверенным взглядом, которым можно было, наверное, и камни колоть. — Остальным же приказал он возвратиться указанным путем, а на острове в озере основать поселение. И возвратились люди, и дул им попутный ветер, и на всей дороге, что Святой Милис проложил, не встретилось им ни одного чудовища, а меж горами были врата, чрез которые люди вышли. О погребении или сожжении тел павших в битве Ришар ничего не сказал. Впрочем, возможно и здесь у мертвых принято погребать своих мертвецов? Вместе с Антаресом и Альтаиром Милис пошел сначала на север Континента Демонов, дойдя, тем не менее, только до Большого Озера — «земли добрых сердцем толстошкурых демонов». На пути им встретились несколько племен, и всех Милис одарил знанием о любви. — И лег их путь на юг, но не через город, а по-иному, ведь пока не хотел Святой Милис вновь показаться своему народу: не пришло еще их время. Освещая благодатью и добротой, упомянутыми очень уж туманно, Милис и его последователи двинулись на Центральный Континент. Где-то на территории юга нынешнего Королевства Дракона Короля их встретил молодой горец Этамин. — Взгляни: отец и мать его происходили из Бегарита. Кожа его была черна, словно ночь, но душа так бела и полна рассвета, что увидев Святого Милиса, Этамин распустил свое стадо и стал его учеником, ибо не может быть паства пастырем. — Ришар указал на одну из картин — долговязого темнокожего мужчину лет двадцати пяти в одежде из белой овечьей шерсти и с хлыстом в руке. Переправляться на Бегарит Милис и ученики не стали, а пошли сразу же по Центральному Континенту. Им встречалось много людей, и всем Милис являл чудеса и указывал новый путь. В северных землях Милис стал свидетелем того, как юноша, защищая свою мать и сестру, отбивался от пятерки разбойников одним двурогим острогом, и в глазах его не было и толики робости. — Тогда поднял Святой Милис пригоршню камней с дороги, и бросил в разбойников. И тут же камни обратились звонкими монетами, и еще шесть раз бросал он в разбойников камни, и всякий раз обращались они золотом. Разбойники насытились легко заработанными деньгами и ушли, а юноша пожелал стать учеником Милиса. — Вот Регул, — Ришар указал на картину простого на вид рыбачка. У такого, наверное, еще только пушок начинал сменяться твердым волосом. Милис и его четыре ученика дошли до самого севера Центрального Континента, и на полуострове, названном теперь Святой Землей Меча — месте паломничества всех фехтовальщиков — Милис зарыл меч, оставшийся ему от погибшего невольного убийцы его отца, ставшего мучеником. — Еще четыре года странствовал Святой Милис с учениками его Альтаиром, Антаресом, Этамином и Регулом, прежде чем возвратиться на родину. Когда пришел он к месту, где велено им было селиться, увидел он город, какому равных не находилось на всем свете. Тогда взошел он на остров, где площадь была, — Ришар указал на мозаику на апсиде. После Милис воздел руки к небу, и его забрал ангел, но этого снова, конечно, никто не видел. — И раздался с неба глас его: Идите же и теперь учите других, ведь более не учу вас я. Четверо учеников Милиса оставили в Милишионе то, что записывали за ним во время странствий, а сами разбрелись по миру. — Альтаир был подобен орлу, ибо власть над ветром имел и парил по небу. Отправился он на север, хитрости и проницательности учил, но часть родичей отвергла его, и взмыл он в воздух, и не являлся им более. Антарес был подобен скорпиону, ибо не было ему преграды земной, повелевал горами и камнем блестящим. Отправился он в леса, и учил премудрости ремесел. Этамин был подобен дракону, ибо властвовал над огнем, жаром солнечным и холодом лунным. Отправился он на юг, совладать с внутренней силой учил. Регул подобен был льву, ибо доблестью исполнен был и смирением, присущим воде. Отправился он в родные края и людей учил противиться злу. — Этой единственной высокой и торжественной нотой, уже не глядя на меня, Ришар закончил свой рассказ и выдохнул. — Скажите, отец Ришар… — М? — он повернулся на меня. — Вы боитесь смерти? — Смерти? — Да. Смерти. — Конечно. — Но почему же? — Все ее боятся, — пожал он плечами. — Но я не боюсь того, что настанет после нее. — Он улыбнулся. Когда я выходил из церкви, в нее шмыгнула женщина лет тридцати в бордовых платке и платье, едва не сбив меня с ног. Я подошел к Элинализ. — Я заставил ждать? — из вежливости осведомился. — Нет-нет, — она отрицательно помотала головой. — Встретила старую… коллегу, мы с ней поболтали. Она теперь прихожанка этого храма. Мы, наверное, и не встретились бы иначе. — Хорошо, — кивнул я. — Пойдем? — Элинализ посмотрела на Белый Замок. — Или куда-нибудь еще зайдем? — Нет. Пойдем. Минут через пятнадцать мы были уже в самом центре и стороной обходили Белый Замок. Вблизи он оказался не монолитным сооружением, а дворцовым комплексом с большой внутренней территорией. Вся эта мраморно-золотая пошлость была закована в высоченную крепостную стену, и посторонним вход, конечно, был воспрещен. Когда шли ближе к краю центрального острова, проходили мимо здания какого-то, видимо, элитного молодежного салона: окна до самого пола, а внутри карнавал. У одного из открытых окон стояли трое вельмож, так что я разглядел их: возраста Эрис блондинка в пурпурном платье — особа королевская какая? — с очень уж хитрым выражением лица и приспущенными поверх выразительных голубых глаз напудренными веками, скуластый паренек лет четырнадцати — так зыркнул на меня и подбородок свой выставил, будто Иван Грозный его этому учил, — и остроухий белобрысый мальчишка возраста совершенно неопределенного — спиной стоял. Скуластый этот своим хрустящим юношеским баском что-то протрескотал — а говорок-то асуранский! Посольская дочка, кавалер ее и переводчик родом из Великого Леса, что ли? Где-то через три четверти часа мы, петляя и путаясь в нелепом строении улиц Милишиона — двадцать лет Элинализ все-таки жила не в Белом Замке, а в борделе, вестимо, — выбрались к северной части города. Довольно скоро позади осталась стоящая на воде часть, и теперь предстоял мост, длинным лучом устремившийся к своей башне. Но и в самом его начале уже происходили вещи весьма странные. — Ну я же знаю, как ты устал от всего этого… К тому же, ты не верующий — чего бояться? — В-вира… хватит, прошу! — Это тебе хватит упрямится, я знаю, что ты год не был с женщиной… Пол. Он осунулся, как-то даже посерел. Весь был заросший, со впалыми глазами и фиолетовыми мешками под ними, сутулый. Стоял очень шатко, с глазами, когда-то ярко зелеными — теперь полными самой настоящей ночи и тревоги. В пыли и мятой одежде, нестриженый… К нему приставала развязно одетая девчонка лет двадцати на вид, а может даже и меньше. Одетая, впрочем, о ней можно было сказать с большим затруднением: несший неясный функционал тонкий стальной бюстгальтер и нечто вроде пояса верности — тоже из металла: гладко наполированный, сверкающий. Элинализ сорвалась с места — торопливым, каким-то даже конвульсивным шагом. Очень быстро она приблизилась к этим двоим, и полуголую девушку чуть не снесло ударом кулака — в последний момент она успела отскочить и так побелела — до синевы — от страха, что, на почти не слушавших конечностях передвигаясь сначала на четвереньках, а после и как человек, исчезла где-то среди редкой толпы. — Кобель! — полурыком выкрикнула Элинализ. От пощечины, звонкой, как колокола начавшейся службы, Пол не увернулся — растерянная ловкость подвела. — А? — Он был, кажется, совершенно искренне удивлен. — Пока твой сын через пустыню и сельву совершенно безоружный добирается домой, ты с молоденькими развлекаешься! — Элинализ? Я в этот момент только пришел в себя от неожиданного поворота событий, и аккуратно, чтобы еще и на себя беду не навлечь, стал подходить… — Да пошел ты! Чтобы сгнило тебя между ног все, ублюдок! — Элинализ развернулась и, наверное, обо мне совсем забыв, пошла обратно — к центру Милишиона. Пол смотрел ей вслед, все еще потрясенный. Я медленно подошел ближе. — Р-руди? — Наконец он пришел в какое-то подобие сознания и перевел взгляд на меня. — Ну, объясняй, — сказал я. — Это… это не то, о чем ты подумал! — Конечно. Но что же? Все это волею злого рока обернулось очень уж странным допросом с хорошим и плохим полицейским. — Она… эта Вира… пристает ко мне с начала месяца. Я не могу понять, что на нее нашло! — А одежды ей почему не выдали? Так, для справки. — Она сама решила! Ее никто не заставлял, но это долгая история… — Конец света еще не скоро, — покивал я. В этот момент ногу пола обхватила светловолосая девочка лет пяти… — Папа! — с ноткой меланхолии, но и требовательно возгласила она. — Ох, Норн… — Пол погладил ее по голове. — Норн? Все подозрения относительно Пола, похоже, и вправду не подтверждались. Эта самая Вира такой откровенный наряд носила по весьма… странным обстоятельствам: чтобы все внимание, как на мечнице со щитом, концентрировалось на ней, и как можно меньше глаз обращалось в сторону ее стеснительной сестры, в это время поливавшей врагов заклинаниями. Логика мне совершенно непонятная, но, если это работало… Пол также клялся, что за все время ее приставаний всегда отказывал. Впрочем, он слишком о многом клялся, после свои клятвы нарушая, так я все равно решил подержать его на карандаше. — Норн, боже мой, какая ты лапочка! — рассмеялся я, потрепав Норн за щечку — в ответ она их только сильнее надула. Я сидел на одном колене, чтобы быть с ней одного роста, и всеми силами я пытался втереться в доверие. Похоже, пока получалось: негативного впечатления я не производил. В конце концов, никого у меня больше не было кроме нечистого душой папаши и младшей сестры — совершенно очаровательно девочки. Такие яркими и большими были ее зеленые глаза… а самое главное — все в них было совершенно понятно. Ангельская искренность! — Угу… — Руди, — отвлек меня Пол. — Пап? — Сам-то ты… — замялся он, — как добрался? Мы четыре года не виделись, ты так вырос… — Это будет долгая история… — я встал. — Конец света еще не скоро, — косо, одной стороной лица улыбнулся Пол. — Похоже на то, — кивнул я. — Пойдем, я покажу, как мы живем. Пока будем идти, расскажешь. — Да, хорошо, — согласился я. — Сэр, простите, не могли бы вы… — Мимо нас смешной на вид лопоухий и усатый долговязый мужчина с очень вытянутым лицом катил торговую тележку: на боку красками было нарисовано что-то похожее на пирожное. На манер этого мира, разумеется. — Норн, ты хочешь бриошь? — я снова присел на колено. — М. гм… — Норн переводила взгляд то на меня, то на Пола, то на разукрашенную тележку, но по глазам было кристально ясно, что очень хочет. — Месье, я, конечно, не тороплюсь, но и задерживаться попусту не хотелось бы. — Конечно. Можно бриошь… да с этим вашим кремом и сиропом. — Одну? — Да, пожалуйста. Мужчина опустил тележку, открыл крышку на ней, быстро вынул булочку — ловко разрезал ножом, деревянной лопаткой мазанул, кажется, взбитыми сливками — наверняка уже потеряли воздушность, но что теперь попишешь? — полил сиропом, прикрыл верхней пышной половинкой. — Держите. Серебряный, — объявил цену мужчина, протягивая пирожное. — А? — опешил Пол. — Вот, — я вложил монетку в ладонь этого забавного кондитера. — Спасибо вам большое. — Да не за что, — пожал он плечами, закрывая тележку и снова подхватывая ее, чтобы затем покатить, куда катил до того. — Держи, — я отдал Норн ее законную сладость. Судя по одежде, жили они с Полом не очень богато. — Руди, целый… — Не беспокойся, пап. — Ладно, — вздохнул он, стыдливо опуская глаза. Я в этот момент заметил, как Норн достаточно безуспешно возилась с тем, чтобы разорвать бриошь. — Ты хочешь разделить ее? — улыбнувшись, спросил я. — М… да, — наконец произнесла она первое слово. — А на сколько частей? Норн задумалась — наверное, начала вспоминать счет. — Я почти не учил ее, — всхлипнув, прошептал Пол. — Три, — наконец объявила Норн, показывая нужное число пальцев пальца. Она чуть помедлила, задумавшись о чем-то, после чего протянула бриошь мне. — Ты хочешь, чтобы я помог? — Угу, — кивнула Норн. Я взял бриошь из ее рук, достал из-за пояса перочинный нож, осторожно разрезал на три части — вроде как равные, — руки немного испачкались. Теперь поделенное пирожное вернулось в руки владелицы. — Это папе, — одну из частей она дала Полу, он уже чуть не плакал. — И тебе тоже, — еще одну Норн протянула мне. — Сядь и открой рот, — потребовала она. Ослушаться я не посмел. — Все-таки, как ты… эти четыре года, — напоминал Пол. — Ну, после того как мне чуть не переломили шею, связали и затолкали повозку… — Прости… — Там, говорят, грехи прощают, — я кивнул на Собор Вознесения Милиса. — Я… схожу. — Расслабься. В общем, привезли меня в поместье Бореасов… Я вкратце пересказал события, произошедшии, за время моего найма и непосредственного пребывания учителем Эрис: о похищении и моем не совсем удачном возврате — пришлось сгладить некоторые совсем пугающие моменты, потому что Норн тоже слушала и, кажется, с большим интересом. Но говорил я все равно без приукрас. О том, как вели плодотворную научную деятельность с Вильгельмом… — Подожди, так тот шарлатан, о котором говорила Зенит..? — Он придворный маг какой-то страны — в отставке. Вильгельм… Легарт, у него фамилия, что ли? — Точно я не помнил — единожды увидел, как он подписывал какую-то бумагу. Почерк у него был устрашающий: колючий, волнистый и совершенно неразборчивый. Как Гислен научилась читать и считать… — Не верю! — категорично заявил он. — У нее башка совершенно дубовая, как тебе удалось? — Удалось ей, а не мне — разок указатели перепутаешь и наткнешься на пещерного мишку — и не такое сможешь, — усмехнулся я. О дне рождения Эрис и странной дуэли, о том, как вербовал Александра, о зажигалке — ее показал. Пол похлопал меня по плечу, назвав «достойным сыном». Форма ему пришлась по вкусу. Об очень уж странном моем дне рождения… — Не вышло приехать, понимаешь? Монстры развелись, а потом… — Да, знаю. — Я не стал обвинять его. — Кстати, а юная госпожа — где сейчас? — Сейчас расскажу. Была значит в поместье одна служанка — на первый взгляд странная… О том, как меня перенесло на Континент Демонов в разные с Эрис места, о Руйджерде… — Сперд? — удивился Пол. Норн вздрогнула. — Человек справедливости, — заверил я. — Высоких моральных принципов — несколько своеобразных, и все же. Очень добрый и чуткий. — Он сейчас..? — В Милишионе. — Матушка моя… расскажи кто другой — в жизни бы не поверил! — То ли еще будет, — фыркнул я. Об общественниках, могущественном и пугающем Ромуле, Рихарде, первом испытании мушкета… — Ты уже, получается, людей..? — Приходилось, — кивнул я. — Сейчас этот мушкет… он у тебя с собой? — Есть пистолет — поменьше. — Я достал его из-за пояса. Конечно, разряженный. — Никогда не смотри в ствол, — предупредил я Пола, протягивая оружие. — Подумать только, в такой небольшой штучке, еще и без магии… Тот старик настоящий гений! Ты тоже, — быстро поправился Пол. К этому моменту мы наконец дошли до дома, в котором жили Пол и Норн. Находился он почти на самой окраине и был совсем небольшим, каким-то даже неказистым, некрасивым. — Вот здесь мы и обитаем, — грустно проговорил Пол. — Давай, наверное, погуляем еще немного. Норн, ты же не хочешь спать? — У-у, — помотала она головой. О воссоединении с Эрис: о попытке коварного обмана при помощи магии гипноза и о том, как я чуть было не отправился к праотцам из-за «коллапса маны»… — И все-таки девчонку-то ты это, ну… — замялся Пол. Меня удивило то, что он решил шутить в такой обстановке. — В этом деле я не хочу быть похожим на тебя. О землетрясении в Хаммерстоне, судьбе Кили, Порте Ветров и культистах, о Голдефине, Порт-Сенте и Аурелио… — Я раньше никогда не слышал об этом человеке, — задумчиво покачал головой Пол, — хотя я знаю очень многих дворян из семьи Грейратов. — Я думаю, о нем в принципе мало кто слышал. Мне кажется, Эвросы могли применять его для всех грязных дел, с детства держа в тени. — Об Эвросах вообще слухи крайне скверные, — вздохнул Пол. — Это какие? — Говорят, во время войны некоторые из них якшались с демонами, — объяснил Пол. — Но это, скорее всего, только слухи. — Хорошо, если так, — кивнул я. О пленении у зверолюдов и моей хитрости… — Я оставлял тебе письмо. В гильдии Порт-Сента, — вдруг сказал Пол. — Почему ты не прочитал его? — Мне показалось, что он произнес это… с недовольством? Даже раздражением. — Меня слишком быстро похитили зверолюды, так что я, конечно, не успел его забрать. Я даже в той гильдии не бывал ни разу. — Ясно… О встрече с Талхандом и Элинализ… — Элинализ все-таки мать, — негромко проговорил Пол, — пусть и не очень хорошая, но она вырастила многих детей. Я понимаю, почему она так поступило… Нужно объясниться. — Постарайся. О походе через Великий Лес, о проведенном у гномов сезоне дождей, о Базеле и Годбарде… — И вот я здесь, — выдохнул я. Норн к этому моменту смотрела на меня без стеснения и страха, а даже с каким-то уважением? Видимо, я оказался достаточно крутым парнем, чтобы во мне можно было признать старшего брата. — Ты ведь не пытался найти других потерявшихся, — ровным голосом проговорил Пол. — Почему? — О других я узнал только от Элинализ. И знаешь… до этого момента я просто пытался выжить. Без магии, без всех этих «ухов» и «вжухов» с мечом, без единого здравомыслящего человека рядом. Из средств к выживанию у меня были только атлас да голова на плечах, — мрачно и отстраненно проговорил я, пристально глядя Полу в глаза. — Я… прости. Я всегда считал тебя слабаком, думал, что ты только в писари или пастухи годишься. А ты… наверное, я не достоин быть отцом такого сына, — опустив взгляд, торопливо пробормотал Пол. Он подошел ко мне, чтобы обнять. Я ответил на его объятия. Он заплакал. Мы снова вернулись к их дому, и Пол пригласил меня войти. Внутри обстановка была такой же бедной, как и снаружи, но пузатый чайник на маленькую деревню печь Пол поставил. Норн легла спать. Я оставил им часть своих денег — у меня оставалось еще достаточно. Мы поговорили еще немного. Пол вкратце рассказал о положении дел в Фиттоа: не осталось ничего и никого. Он, как и говорила Элинализ, стал организатором кампании по возвращению телепортированных людей на родину. Работал велась из Милишиона, потому что в главном зданим Гильдии авантюристов можно было эффективно рассылать сообщения в другие филиалы. В самом же Фиттоа работал Альфонс — дворецкий и личный секретарь Сауроса. Но поразило меня другое: вопрос восстановления региона и репатриации вообще не поднимался в руководстве Асуры — они просто закрыли глаза на произошедшее и пустили ситуацию на самотек. Я пообещал себе разобраться с нечестивыми вельможами — такое отношение было верхом неуважения к ценности человеческой жизни. — Мне почему-то тяжело дышать… — негромко сказал Пол. — Давай выйдем на воздух. Скрипнула дверь, и мы стояли на крыльце — ночная улица молчала. — Уже холодает, — заметил я. — Руди… — М? — Зенит, Лилия, Айша — я не знаю, где они. — Да, я слышал. Мы обязательно найдем их. Я буду искать. — В том письме… — Да? — Я попросил тебя искать на севере Центрального Континента. — Хорошо, — кивнул я. — Мы доберемся до Фиттоа, и я начну поиски. — Спасибо. — Мы все-таки семья. — Ты ведь действительно ни колдовать не умеешь, ни фехтовать. Такой слабый, а так рвешься… — Не в магии или мече дело, а тут, — я постучал по виску. — Это глупо звучит, но сила в слабости. Будь все люди, как я… — Демоны поработили бы нас, — перебил меня Пол. — Да что нам до демонов — мы были бы уже не здесь. — Где же? — А даже там, — я указал на небо. — Там? — На звездах.