Неотличима от магии. Наше право

— Вы с этой знакомы? — удивился Эрмис. — А как же, — фыркнул Гис, справляясь с удивлением. — Ну что же, здравствуй, старая подруга… — Я, так уж и быть, пропущу этот намек мимо ушей, — вздохнула Элинализ. — Старый друг, — закончил Гис. — И тебе привет, Громовержец, — саркастически проговорил он, кивая еще и мне. — А вы-то где познакомиться успели? — удивленно обратилась ко мне Элинализ. — Да так… — начал Гис. — В одной камере сидели, — выпалил я. — Опять в карты играл?! — воскликнула Элинализ, уставившись на Гиса. — В камере? — переспросила Эрис. — Проиграл, — признался Гис. — По ошибке посадили, — коротко объяснил я Эрис. — А еще у меня точно такой же вопрос: — повернулся я к Элинализ и Талханду, — где вы познакомились с Гисом? — Этот прохиндей был в одной с нами и твоими родителями команде, — лаконично объяснил Талханд. — Хм, — стал вспоминать я. Да, кажется, Гислен говорила что-то об одном «ворюге», который в их команде отвечал за всю грязную работа вроде взломов с проникновением, составления карт местности, расчета денег и последующего их спускания в кости и наперстки. Так, выходит, это был Гис? Что ж, не очень приятно… — Тогда все сходится, — самому себе кивнул я. — Что сходится? — спросил Гис. — Нет-нет, это так, — покачал я головой. — Кстати, Элинализ, вы, кажется… — Ах, отбрось эти любезности, — попросила она. — Я им абсолютно не соответствую. — …хотели поговорить со мной о чем-то серьезном, — закончил я. — Думаю, сейчас мы могли бы сделать короткий привал и все обсудить, — предложил я. — Мы только остановились, — пожал плечами все это время молчавший Эрмис. Что удивительно, он теперь перешел с демонического на человеческий, на котором говорил со страшным акцентом. Похоже, правовая система Милиса и соседи вынудили его освоить целых три языка: он наверняка знал еще зверолюдский. — Два часа только прошло, — заметил Руйджерд. — Сейчас… — протянула Элинализ. — Да, лучше не говорить тебе этого перед сном. — Да что такое невероятное ты хочешь рассказать? — Меня, честно признаться, уже начинала порядком раздражать вся эта таинственность. — Понимаешь, Рудеус… — Ну! — поторопил я. Талханд хмуро молчал, глядя на разворачивавшуюся сценку. — Вообще все жители Фиттоа были затронуты катастрофой телепортации, — выдохнула Элинализ. На самом деле я предполагал такой вариант. Но, конечно, подсознательно всегда отрицал и тешил себя во многом безосновательной надеждой на то, что пострадал только Роа. Конечно, все это время никаких прямых подтверждений или опровержений этому не было, но, в любом случае, стоило всегда учитывать оба варианта. После услышанной вести я отошел от команды вглубь леса, чтобы собраться с мыслями, все обдумать, успокоиться. Если разбросало всех… Почему тогда на том же Континенте демонов видели так мало падающих звезд? Туда телепортировало всего троих людей, хотя Федерация занимала не меньше двадцати процентов суши планеты. Нет, это можно было объяснить высоким магическим фоном: он там, кажется, едва ли не троекратно превышал средний по миру. Больше маны было только возле разных аномальных мест и лабиринтов — по пальцам пересчитать. Тогда, выходит, всех людей перенесло… Вариантов было чертовски много: громадный Центральный Континент, Милис — там уже отыскались как минимум трое, — Бегарит, Небесный… Хуже всего смотрелись последние два места: скалистая пустыня и трехкилометровой высоты снежное каменное плато — на его земли, кажется, за последнюю тысячу лет ни разу не ступала нога человека. Еще океан… целых два: Рингус — его отчего-то упорно называли морем — и безымянный к востоку от Континента Демонов. Только теперь ко мне пришло осознание: телепортировало и Пола с Зенит, Лилию, Сильфи, сестер… Больше всего переживал я за последних: они обе — Норн и Айша — были сейчас даже младше пяти. Конечно, в отличие от авантюристов ранга S и Святой Магии Воды, за себя они постоять едва ли могли. Оставалось только надеяться, что перенесло их с кем-то еще: как в одно место попали Кили и Эрис. В голове снова вспыхнула мысль — если унесло вообще всех… Эта и так чертовски долгая одиссея становилась совсем бесцельной: никакой Итаки в конце всех странствий меня не ждало. Зеленоволосая Пенелопа, конечно, теперь и сама была черт-те где, и Телемах в виде проекта массового производства мушкетов канул в лету. Выходит, не было никаких причин возвращаться? Нет: я пообещал довести Эрис домой, а еще раньше это сделал Руйджерд. К тому же, конечно, оставалась надежда, что когда я снова окажусь в Фиттоа, все остальные уже тоже вернутся домой. Но что же делать теперь? Сохранять шаткий «статус кво», делая вид, будто ничего нового я не узнал? Идти так, будто меня ждут, даже зная, что это не так? Нет, так я не могу. Нужно хотя бы… что? Разыскать сестер, родителей, Сильфи. Возможно, Сауроса, Филиппа, Александра. Да, все наконец встало на свои места, и я закончил уже почти бесконечные витки вокруг вязов, от которых у нормального человека уже начала бы кружиться голова. Я направился обратно к остальным. Они наверняка за время моего отсутствия уже успели расположиться. Я вышел к дороге — да, и вправду, уже расселись на траве, Талханд откуда-то вытащил совершенно циклопических размеров флягу, я подошел — по запаху это было… пиво?! Литров шесть, не меньше. Что ж, у всех свои вкусы… — Об этом я и говорила, — встретили меня слова Элинализ. — Вы не знаете, где сейчас мои родители и сестры? — с ходу спросил я. — Держишься молодцом, — одобрительно покивал Талханд, подбадривая. На самом деле в этом, кажется, не было особенной необходимости, но, тем не менее, поддержка определено не казалась лишней. — Пол воспитал настоящего мужчину. — Да, Рудеус молодец, — негромко проговорила Эрис. Выглядело это так, будто к ней катастрофа телепортации совершенно не относилась. Хотя наверняка Эрис еще давно пережила тяжесть осознания того, что всю ее семью разбросало по свету. — Есть хорошая и плохая новости, — начала Элинализ. Я присел на траву рядом с ней и сразу же выбрал: — Начинай с плохой. — Ничего неизвестно о Зенит. О Лилии и Айше тоже. — Хорошая? — спросил я, уже обдумывая, как можно будет отыскать потерявшихся. — Пол и Норн скорее всего сейчас в Милишионе. По крайней мере мы встречали его там, и еще какой-то время он не собирался уходить в другое место. Я выдохнул, а Элинилиз продолжила: — На самом деле это Пол попросил нас о помощи. Сначала в письме, а потом и лично. — И вы… — Как видишь, нашли тебя, — криво улыбнулась Элинализ. — Пол и сам ищет других ваших соотечественников. Когда мы встретили его, он, признаться, был не в лучшей форме, но, кажется, переживать не стоит. Надеюсь, вы еще встретитесь, — сам все увидишь. — Хорошо, — кивнул я. — Я думаю, мы могли бы идти через полчаса, — немного косноязычно предложил Эрмис. — Да, наверное, — согласилась Элинализ. — Угу, — кивнул я. — Нам в одну сторону. Много дней. Кажется, еще довольно долго нам предстояло странствовать в компании этих двоих Нука… Где-то через неделю мы вышли к деревне… каких-то зверолюдов. Именно что «каких-то»: вид я определить не смог. Землеройки, что ли? Они жили на высоком холме… точнее внутри него — в больших землянках. Звали себя Пеннотами и были очень дружны, забавно фыркали, произнося шипящие звуки, почти ничего не видели своими крохотными глазками и промышляли выращиванием съедобных кореньев и ослиным сыром. У них нам и удалось обзавестись двумя телегами и несколькими тягловыми ослами — продавал их нам непосредственно вождь — его звали Гарпанча. Что интересно, милисские деньги у них были в ходу, да и в деревне имелись некоторые вещи явно не их производства: вроде медных кастрюль и выделанных шкур неместных животных. Вероятно, Пенноты где-то да умудрялись сбывать свой чертов ослиный сыр, которым после посещения их деревни насквозь пропахла вся наша одежда. Четыре кувшина этого же сыра они нам впарили «в комплекте» с ослами и одновременно «по очень хорошей цене» — на самом деле за совершенно баснословные деньги. По заверениям Пеннотов сыр этот хранился достаточно долго, так что я надеялся перепродать его каким-нибудь большим, чем мы, дуракам в Милишионе или еще где-нибудь. Капиталистов капиталистом вышибают, как говорится. В любом случае, в повозках наше передвижение заметно облегчилось и даже ускорилось: Пеннотские ослы были на редкость скоростными и за час покрывали почти шесть километров. Еще через три дня уже почти у самой границы территории зверолюдов наша невероятная процессия наткнулась на странный монумент: полуметровой высоты камень, одна из сторон была совершенно плоской — на ней как бы в вершинах правильного семиугольника (интересно, математически он был построен при помощи магии?) располагались замысловатые символы. Когда я закономерно поинтересовался, что это такое, Руйджерд рассказал мне большую историю этих магических объектов — их по всему миру имелось довольно много. Они назывались Монументами Семи Мировых Сил и являлись своеобразной рейтинговой таблицей — их создал, похоже, Бог Техник, чтобы подыскивать себе достойных соперников, разумеется, поставив себя во главе списка. Сам он таинственным образом исчез, да и в целом информация на этом монументе была сильно устаревшей: по крайней мере о первой четверке никто ничего не слышал последние лет четыреста. Что меня заинтересовало, так это автоматическое обновление списка: какая-то магия отслеживала смерти сильных мира сего и в таком случае, похоже, перестраивала таблицу. Для этого, очевидно, требовалась целая прорва маны, так что монумент наверняка стоял в месте с ее особенной концентрацией и умел как-то копить энергию. К сожалению, утащить камень с собой возможности не было, так что с ним мне пришлось расстаться. Впереди нас ждала долгая дорога. Под конец первого месяца путешествия выяснилось одно не очень приятное обстоятельство: по какой-то причине Большой Дождь должен был прибывать не через полтора месяца, а всего через один. Первым это определил Эрмис по каким-то своим приметам. Позднее это же подтвердили Элинализ и Талханд — оба были родом из Великого Леса, — и в ночь после того, как все узнали об этом, я случайно подслушал их разговор: — Ты знаешь, я обещал в таком случае отвести мальца к своим, — начал говорить Талханд. Все уже легли спать, а он с Элинализ остался дежурить у костра. Ко мне же сон не шел, так что я решил тихонько последить за их беседой. — Да, еще у Дольдий, — кивнула Элинализ. — Как ты собираешься уговорить на это сородичей? — Справлюсь, — кашлянув, сказал Талханд. — Он их заинтересует. — М-м-м… — Но сам я внутри горы остаться не смогу. Тебе, конечно, путь в Сольмонте тоже заказан. О твоей натуре гномы наслышаны. Не сможет остаться внутри горы? Он же гном! В изгнании Талханд, что ли? Нет, тогда он бы не надеялся договориться обо мне. Да и Элинализ… Нужно разузнать — что-то здесь нечисто. — Уж я-то найду, где укрыться, — усмехнулась Элинализ. — Ты о..? — Угу. Он уже подцепился. Дней через десять придется разделяться, — добавила она. — Сам-то куда подашься? Интересно, кто этот «он»? Эрмис? Я, конечно, замечал кое-какие странности в их поведении: внезапные одновременные ночные исчезновения, перестрелки взглядами, но… Элинализ, выходит, решила пережидать дождь в деревне Нука? И для этого захомутала их эмиссара. Что же, с ее-то внешностью — стратегия абсолютно понятная. Хотелось бы знать, чем ее не устраивало соседство с сокомандником. Он как раз отозвался: — Есть одно местечко… — протянул Талханд. — А потом? — Да как и планировали, — просто ответил он. — В Милишионе, выходит, встретимся… — пробормотала Элинализ. Было бы неплохо и нам с Руйджердом и Эрис встретиться с ней в Милишионе: все-таки проводник в таком большом городе не навредит. К тому же Пола как-то отыскать… Без наводок — что иголку в стоге сена. — Да куда мне за тобой, длинноногой стрекозой, поспеть, — фыркнул Талханд. — Уж постарайся, — упрекнула она. Они замолчали, и за следующие десять минут больше никаких разговоров не возникло. Я решил не противиться поговорке и отдаться более мудрому утру — уснул, как и все остальные. Наутро Талханд объявил, что намерен отвести меня, Эрис и Руйджерда к Железной Горе и уговорить гномов оставить нас на время сезона дождей. Элинализ же о своих планах промолчала, но я заметил ее поджатые губы и общую… нерешительность? Она будто бы подбирала момент, чтобы все рассказать, да так и не смогла. На наши ближайшие планы появление в маршруте дополнительной промежуточной точки повлияло не сильно, так что путешествие продолжилось своим чередом по все тому же Тракту Святого Меча — широкой и ровной находившейся на высокой насыпи дороге. По легенде ее создал непосредственно Святой Милис, так что ее близость к небу выглядела очень символично. Все-таки нужно разобраться с ним, этим Милисом: уж слишком много он дел натворил, а в мировой истории — ни слова. Ослов мы продали первому попавшемуся путнику, а через десять дней — как по расписанию — нежданно-негаданно для всех (на самом деле только для Эрис — Руйджерд, похоже, все прознал аналогичным моему способом) наш отряд располовинился: Элинализ чуть ли не под ручку с Эрмисом и Гис где-то чуть позади направились в деревню Нука, а Талханд уверенно и прямо сквозь лес взял курс на юго-восток. На горизонте неколебимой громадой маячила Железная Гора, так что в ориентирах недостатка не испытывали. Марш-бросок по пересеченной местности наперегонки с дождем — у дождя было неоспоримое преимущество: небо всяко ровнее заскорузлых кореньев — продлился пятнадцать дней, и мы наконец вышли к подножию Железной Горы. Отсюда она выглядела отнюдь не монолитным двухкилометровым пиком — скорее множество обтесанных ветром и временем почти огладчавших камней, перечеркнутых сотнями слоев и эпох. Все эти глыбы, словно исполинскую экспозицию, собрали вместе, притерли друг к дружке, подогнали пазами, обтыкали деревцами и забили травой, скрепили неведомой могучей силой, чтобы не развалилась от злого ветра и черного дождя. Она напоминала облысевшие хребты Северного Кавказа или мозайку гор Крымского полуострова. С горизонта ровным строем уже надвигалось темно-синее облачное войско, так что мы поспешили подниматься к Сольмонте. — Они меня обязательно примут, — как будто скорее самому себе, вдруг сказал Талханд, когда мы вышли на горную тропу, ведшую ко входу в город гномов. Подъем был очень пологим, а дорога хорошо протоптанной, так что идти было несложно. — Годбард — мой старый приятель. Должно быть, все еще Бог Руды и Царь Горы. — Как, говоришь? — переспросил я. Раньше он и слова о том, как сможет убедить гномов принять нас, не сказал, а сейчас вдруг разговорился. — Годбард, — повторил Талханд. — Как к нему лучше всего обращаться? — Да так и обращайся, — усмехнулся Талханд. — Можешь добавить это ваше «сэр» или «мистер»… Так в Асуре сейчас говорят? — Да, — подтвердил я. — Я постараюсь обсудить все, но и вы сложа руки не сидите, — предупредил он. — Что нужно будет делать? — удивленно спросил я. — Все гномы чертовки любят выпивку и ковать сталь. А еще оружие, доспехи и механизмы — вроде мельниц, водяных колес… В особенности Годбард — в общем, найдешь с ним общий язык, — продолжал спонтанный ликбез Талханд. — Стоит показать гномам мушкет? — решил уточнить я. Мало ли, может, громкие звуки им не по душе? Хотя глупость: наверняка день и ночь куют — плевать им на звуки. Глухота хуже Вильгельмоской — потомственная. — Да, покажи свою алхимическую игрушку. Главное — никого ей не зашиби. Она, кажется, может. — Постараюсь, — кивнул я. — Еще гномы презирают любое колдовство кроме Магии Земли и в редких случаях — огня, — продолжил Талханд. Наверное, ему стоило рассказать это… чуточку раньше, но что уж теперь поделать? Пришлось навострить уши. — Постарайся не напортачить. — С этим уж конечно, — фыркнул я. — Будет великий праздник, если я вдруг смогу «напортачить» при помощи магии. В ответ Талханд только усмехнулся. Я хотел было спросить о том, где Талханд собирался останавливаться, но потом вспомнил, что эту деталь я пока не должен был знать, так что промолчал. Мы двинулись выше. Талханд объяснил, что хотя входов в Сольмонте было много, большая их часть находилась достаточно высоко в горах, а самый нижний — где-то посередине между подножием и пиком. Мы шли как раз к нему. Постепенно растительность становилась все менее пышной, в какой-то момент совсем низкими и кривыми стали и так редкие деревца. Зато травам было раздолье: я насчитал с десяток полезных в зельеварении или медицине. Периодически натыкались на коз. Половина из них была непуганой, а может и привыкшей к двуногим, так что наверняка гномы этим и промышляли — ослиный сыр им не продашь… А еще вокруг горы кружили очень уж страшные птицы: пернатые чудовища, более всего напоминавшие плод порочной любви сокола с грифом. Я прикинул размах их крыльев, и у средних по размеру особей выходило около шести метров. Пугающие создания… — Прямо за тем камнем вход, — объявил Талханд, указывая на большой валун, загораживавший теперь почти весь обзор. Его нужно было, как я понял, обогнуть по тропе на краю пропасти, и тогда мы вышли бы к этому гномьему Эльдорадо. Золото, надеюсь, у них было. Мы наконец обошли преграду, и перед нами предстала… простецкая дырень в горе — будто нисколько не обтесанный вход в пещеру. Возле нее на полукруглом камне так, будто это был очень удобный стул, сидел, ссутулившись, хмурый горбоносый гном. Он был почти целиком закован в латы из… камня?! Конечно, не с головы до ног, но белые мраморные наручи и наплечники смотрелись очень уж странно. Остальное — пластинки на груди, поножи — были сделаны из какого-то светлого металла. Интересно, как он в жару выживает здесь вообще? Хотя валун этот как раз свет и закрывает большую часть суток, так что, наверное, не шибко страдает. В одной руке он держал шипастую палицу и периодически постукивал ей по земле. — Назовись! — сразу же гаркнул гном. Кажется, его внимания представители не его расы совсем не вызывали. — Талханд, — отозвался он. — Талханд? Не знаю такого! — сердито ответил привратник. Он что же, весь Сольмонте поименно помнит? Стоять теперь тут будем до старости и дары подносить, а он брать будет только чтоб мы не думали, будто упускаем что-то… — Тридцать седьмой из поколения Медного Змея, — добавил Талханд. — Тридцать седьмой? Медная Змея? — Да. — Хр-р… — то ли хмыкнул, то ли рыкнул гном. — Я узнаю. А вы — ни шагу! Если двинетесь, головы снесу! — пригрозил он нам, уходя в проход. — Я надеюсь, он скажет, кому нужно, — вздохнул Талханд. — Ты его помнишь? — спросил у него я. — Молодой. Когда я ушел из Сольмонте, наверняка еще в подмастерьях ходил, — сказал Талханд. — А если он не вернется? — вдруг спросила Эрис: почти все время подъема она, что удивительно, молчала и заговорила только теперь. — Вернется, — хмыкнул Талханд. — Он не может надолго оставлять вход без присмотра. И действительно: прошло где-то десять минут, прежде чем из прохода снова возник гном-привратник. — Они здесь, — сказал он в пещеру. И из нее вдруг на свет вышагнул громадного для этой расы роста гном: если Талханд был ниже даже полутораметрового меня, как и гном с палицей, то этот — не меньше ста шестидесяти пяти сантиметров точно. Небольшие на вид глазки тонули в кустистых бровях, залезавших чуть ли не на самый лоб. Его борода доставала до пояса и, кажется, вовсе была заправлена в штаны из очень толстой черной кожи. Кроме этих самых штанов, здоровенных обитых железом башмаков и кузнечных краг на гноме ничего не было. Я заметил, как при его появлении Талханд вздрогнул, но будто не от страха, а… какая-то мне пока неясная эмоция отразилась на его лице: словно скрываемая улыбка блаженства и доверия. Наверное, это и был Годбард. Гном смерил нас тяжелым взглядом, особенно заострив внимание на Руйджерде — он-то был здесь единственный выше пришедшего гнома — но, конечно, не шире. После Годбард повернул голову на Талханда и грохотнул: — Зачем пришел? Голос у него был необычайно низкий, будто даже немного булькающий и клокочущий. — Ты все еще помнишь меня, Годбард? — спросил Талханд. Он под этим взглядом совсем скукожился, сжался и оробел. Все-таки одним только своим видом и голосом Бог Руды, как его назвал Талханд, внушал пиетет. — Конечно, Талханд. Сложно забыть такую великую глупость. Так зачем ты пришел? Талханд, будто его пристыдили, на мгновение опустил глаза, но после собрался и ответил: — Я пришел просить о помощи. Не мне, а моим друзьям — приютить их на время Большого Дождя в Сольмонте. В счет нашей старой дружбы. — О тех троих ты пришел просить? Коль так, что мне с того? Какой прок от них? — совсем недружелюбно ответил Годбард. — Вы все так же верны старым традициям, Годбард? — Конечно! Ты пришел снова меня переубеждать? Тогда мне не о чем с тобой говорить, — сказал он, уже готовясь развернуться. — Постой, Годбард. Раз вы следуете обычаям, ты, должно быть, помнишь, кто принес гномам огонь, кто научил их кузнечному делу и магии земли? Кто был учителем первого Бога Руды? — спрашивал Талханд. — Терес, Бог Магии Земли, — нахмурившись, сразу же ответил Годбард. — Ты помнишь, какой расы был Терес? — Человек. Мне ясно виден твой замысел, но какое отношение два людских детеныша и… демон имеют к величественному Тересу? Одного того, что они люди — недостаточно. В основном они лишь шлаковая пыль, из которой не сковать путевого меча, — бесталанные, слабые. Такие, как Терес, перевелись! — Посмотри на этого мальчика, — вдруг сказал Талханд, указывая на меня. Вдруг взгляд Годбарда обратился на меня, тяжелый и темный. — Что ты хочешь сказать? В нем даже маны крохи! — громыхнул голос Годбарда. — Жалкий! Ему не стать никем, кроме козлопаса или землепашца, — добавил он. Признаться честно, такая оценка со стороны Годбарда меня повеселила. Ох, узнал бы он о сэре Стивене Хокинге… — Рудеус, покажи, — обратился ко мне Талханд. Я кивнул. Признаться честно, кое-какая стратегия у меня была, так что оставалось лишь «не напортачить», как говорится. — Вы видите вон ту птицу? — спросил я у Годбарда, указывая на одну из примеченных мной ранее летучих тварей. Она сидела на местном пике на расстоянии около семидесяти метров от нас. Нужно было феерично продемонстрировать мушкет, и при этом горный обвал чудовищно не подходил, так что я выбрал птицу: с такой дистанции, так еще и по такой цели попасть будет несложно. — Это малый аргентавис, — сурово ответил Годбард. Малый?! А на большом тогда, летать можно, получается? Черт, мне срочно нужно увидеть большого! — Его невозможно убить обычной магией: он слишком силен и быстр. Пока он говорил это, я уже успел всыпать в дуло мушкета порцию пороха, заткнуть пыжом, вкатить шарик. Теперь же я кончал закручивать в колесцо смертоносную силу, затем защелкнул кремешок и поднял ствол. Коротко навелся на этого самого малого аргентависа — за время путешествия мушкет был откалиброван замечательно, — взял небольшую поправку на расстояние, едва заметный ветер… Вдруг птица снялась с места и сделала могучий взмах крыльями, поднимаясь в воздух. А плевать, попаду в тебя и так! Я взял упреждение и… Грохот! Малый аргентавис успел только тихо то ли икнуть, то ли крякнуть, и безвольной массой перьев и мяса ухнул в пропасть. Его сородичи — большие птицы, — хлопая большими крыльями, улетели в полное компромиссов уже посизевшее небо. — Мать Земля… — прошептал Годбард, отшатнувшись — горное эхо выстрела все еще каркало где-то вдали. — Что это за заклинание? Нет, что это за магический инструмент — Он снова повернулся ко мне, теперь глядя то на мое лицо, то на мушкет, с широко открытыми глазами. Что же, они у него оказались больше, чем выглядели ранее. — Это не магия, — ответил я. — Терес хорошо обучил вас, но он не рассказал вам всего: простые люди способны на гораздо большее. Демонстрация сыграла свою роль, словно первоклассный актер — нас приняли в Сольмонте как почетных гостей самого Бога Руды и Царя Горы Годбарда: выделили две уютные каменные комнаты, выбитые прямо в горной породе. Гномы жили в выдолбленной внутри горе в своеобразном котловане, но наоборот — верх у него был (впрочем, с дырой, из которой лился солнечный свет), а вот низ… где-то там, в глубине, он определенно должен был быть, но туда так давно никто не спускался, что все считали, будто нет никакого дна вовсе. На верхних этажах — ближе к вершине — жили не самые почетные гномы, и к низу «престиж» жилья рос почти в геометрический прогрессии. Сам Годбард, конечно, обитал в глубине, куда мы по каменным винтовым и традиционным деревянным лестницам спускались от самого входа не меньше десяти минут. Да уж, и врагу такой город штурмовать не пожелаешь: пока дойдешь до верхушки (низушки?) — все ноги стопчешь. Колотили, кстати, как я и предполагал: не переставая. Стук молотов в кузнях и кирок в шахтах сливался в один длинный и тягучий стон. Стоило нам зайти в жилище Годбарда — Талханд пока не ушел: он пообещал остаться до вечера, — тот сразу же высказал свои истинные чаяния: ему необходимо было знать секрет мушкета. Отнюдь, впрочем, не из-за жажды небывалого могущества, а из интереса — невероятная человеческая придумка, способная «плеваться сталью» в семь раз более быстрой, чем каменные пули, так еще и безо всякой магии, поразила Годбарда до глубины́ души. Так что, спустившись в глуби́ны, пришлось вкратце поведать нехитрую тайну о расширяющихся горячих газах, образующихся от сжигания пороха, которые и выталкивают пулю. После мы какое-то время пообщались в целом о жизни, мы с Эрис рассказали нашу историю о катастрофе телепортации в Фиттоа и о том, как уже почти год возвращаемся домой. Вечером Талханд ушел: где-то в Железной Горе у него еще в годы молодости была обустроена пещерка, в которой он и намеревался пережидать дождь. Что удивительно, Годбард похвалил Талханда за такое решение: он среди гномов был словно еще больший чужак, чем мы с Эрис и Руйджердом. Ночью Годбард, убедившись в скором прибытии туч, отдал приказ закрыть дыру в вершине Железной Горы. Именно из-за нее город гномов назывался Сольмонте, ведь, несмотря на нахождение внутри породы, он все равно почти круглый год освещался солнцем. Но теперь этот путь для лучиков света нужно было перекрыть. Я решил посмотреть, как гномы собирались это делать, и за мной увязалась Эрис. Пока маленькие, но очень сильные трудоголики веревками перетягивали толстенный каменный блин, Эрис вдруг произнесла: — Не переживай из-за родных. Они обязательно найдутся. — М? — Мы найдем их. — Твоих тоже, — пообещал я. — Спасибо, — внезапно поблагодарила Эрис и сразу же отвернулась, закрывая лицо руками, и пошла от меня прочь. Интересно, что это вообще было сейчас? Прошла примерно неделя. Утром — сразу же после того, как гномы закрыли Сольмонте каменной плитой, — уже шел дождь. Да такой сильный, что, казалось, запросто мог смыть вниз со склона любого, кто ступил бы за одни из многих ворот горы. В тот же день мне решительно не сиделось на месте, так что я пошел докучать всем подряд — выгнать гостя самого Годбарда гномы не могли. Кузни меня особенно не привлекали: разве что Годбард, работавший исполинским молотом, впечатлял своей монструозной грациозностью, но даже он не шел ни в какое сравнение с кузнечной машиной Хаммерстона и работавшими на ней голиафами бехэма. Так что путь мой лег прямиком в шахты. И они не разочаровали — даже наоборот — очаровали! Железная Гора не зря так звалась: все стены пещер, которые разрабатывали гномы, были усыпаны целыми гроздями кристаллов черного магнетита и красновато-бурого гематита. И ладно бы только самый разнообразный железняк, но очень часто попадались еще и магические самоцветы. Конечно, не многоразовые, как мой — его добыли в шахте-лабиринте где-то в человеческой части Милиса: это удалось выпытать у Эрис, — но все равно достаточно ценные. Я даже под шумок, пока никто не смотрел, отколол парочку среднего размера камней — их и продать можно, и в качестве экстренного резерва для какого-нибудь колдовства использовать. Мало ли, что случиться может? Но это были природные богатства гномьего Эльдъерро, а кроме них были еще и сами аборигены: их простая работа кирками не удивляла, но вот манера раскалывать большие валуны намоченными деревянными клиньями, которые разбухали от влаги, натолкнула меня на очень интересные мысли. Порох ведь может применяться в горных работах! Я сразу же побежал к Годбарду спрашивать, как в Сольмонте обстоят дела с селитрой и серой. И, стоило Царю Горы услышать мое предложение, все вопросы о наличии реагентов сразу же отпали: в удивительную, неотличимую от колдовской, силу пороха Годбард поверил сполна. На следующий день мною был изготовлен первый пороховой патрон. Того растения, цветы которого повышали качества взрыва, в Великом Лесу, как я успел заметить, не росло — все-таки это была пустынная и степная трава, — да и дождь совсем не располагал к сбору растений, так что заряд был самый обыкновенный. Зато чертовски большой — почти полуметровой длины деревянный цилиндр. Под него в породе выбили подходящей глубины шпур, и Сольмонте огласил первый в истории этого мира грохот взрывных работ. Результат эксперимента очень порадовал гномов: на немалой глубине порода раскололась, и вместо махания кирками теперь предстояло только перетаскивание крупных камней. Я сразу же стал в доску свой, а Годбард, пользуясь положением, поручил мне изготовление большего количества патронов — гномы давно планировали соединить два больших тоннеля, проходивших на разной глубине, но для этого требовалась очень много ручного труда. Теперь же это стало даже слишком возможно. Конечно, я не стал отказываться, но выдвинул Годбарду свои условия. Дело было в том, что я заметил, как гномы перетаскивали большие порции руды в плавильни на верхних этажах — для этого использовались деревянные поддоны и хитрая блочная конструкция, облегчавшая подъем. У меня возникла крайне выгодная мысль: раз гномы так хорошо осваивали все механическое, силами титанических способностей и возможностей Годбарда можно было усовершенствовать мушкет — наконец подобрать конструкцию ударного замка. — То есть ты хочешь, чтобы я… — Чтобы вы, сэр, или кто-то из ваших подчиненных, у кого ловкие пальцы и острый ум, пока я буду работать над подрывом прохода между тоннелями, изучили мои чертежи и черновые наработки и начали работу над устройством… для начала ударного механического огнива, — детальнее объяснил я, протягивая Годбарду тубус со всеми бумагами: за время путешествия я уже прикидывал, как можно будет соорудить ударный замок для мушкета, так что его изображения там тоже были. — Хм-м… Хорошо, Рудеус. Похоже, придется на время отвлечься от ковки! — объявил Годбард. От его голоса, кажется, затряслись своды шахты. Что же, моя теория вновь подтверждалась: для гнома мастерить все более сложные механизмы и ковать все более совершенные мечи было вопросом идеологии и даже, наверное, природы. Пять дней я только и делал, что изготавливал пороховую смесь по классическому рецепту и трамбовал по деревянным цилиндрам-патронам. Что примечательно, серу добывали не в Сольмонте, а в другом городе уже внутри Горной Гряды Голубого Дракона — Азуфри. Каменного угля же не было в принципе: конечно, как и нефти, — все-таки образовываться они должны были при сходных условиях, которые в этом странноме мире почему-то не настали. Так что свои большие домны и простые кузнечные печи гномы топили торфом, распаляя жар мехами и магией огня. Эрис, кстати, тоже не сидела, сложа руки: мало того, что Руйджерд учил ее разным приемам боя, так еще она где-то отыскала молодую гномиху — примечательно — без бороды — по имени Марса, которую готовили в воины, и теперь проводила уйму времени с ней. Поговорить им, конечно, было о чем: «дратсинг» обе любили так, что за него и умирать было не страшно. На шестой день — раньше срока-то! — дело было сделано: я подготовил необходимое количество зарядов. Посмотреть на «большой бабах» собралась немаленькая толпа гномов-шахтеров и даже Эрис, которая всего связанного с огнем боялась соответствующим образом. Подрыв было решено проводить из верхнего тоннеля, в котором все и находились. Честь поджигать запалы я любезно предоставил Годбарду: все-таки он здесь был главным, и попирать его авторитет я намерен не был. Наконец, спустя три часа подготовки, грянул взрыв. От мощного толчка сотряслись стены и пол, но шахта выстояла, и все остались целы — проход был пробит. — Что насчет моей просьбы, сэр? — подошел я к Годбарду, когда он отдал распоряжение убирать провалившуюся в нижний тоннель раскрошенную породу. — Рудеус? Да, я разобрался с твоими рисунками — это удивительно! — сразу же ответил Годбард, оборачиваясь на мой голос. — Мои пальцы уже не так ловки: слишком много я ковал сталь. Но в Сольмонте есть один мозговитый гном — он тоже корпел над твоей задумкой. Я познакомлю вас. Иди за мной! Я несколько удивился такому раскладу вещей: думал, что Годбард захочет самостоятельно заниматься моим предложением. Но его решение и порадовало, ведь он смог признать пробелы в своих умениях и отдать работу лучшему кандидату. Сейчас он как раз вел меня к нему — мы поднимались все выше и выше по лестницам Сольмонте, пока наконец не взобрались чуть ли не на самую вершину. Здесь было очень влажно и чуть жарковато: теплый воздух от печей поднимался к верху Сольмонте. Как странно: почему этот его «мозговитый гном» жил так высоко? Мы подошли к двери одной из жилых комнат, и Годбард удивительно негромко для его обычно манеры действия постучал в дверь. С той стороны послышался торопливый тревожный топот маленьких ножек, и дверь открыла… девочка-гном, наверное, около трех лет от роду. У нее были длинные — до лопаток — рыжие немного вившиеся волосы и совершенно чистый взгляд больших и невинных янтарных глазищ. Я улыбнулся, теперь увидев, почему так осторожно стучал в дверь Годбард: не хотел напугать эту кроху. Мне вдруг вспомнились Норн и Айша — наверное почти такие же сейчас. Хоть с ними все было хорошо… — Ой, — прошептала девочка и, так же топоча, умчалась вглубь тускло освещенного жилища. — Па-апа-а-а! — позвала она, видимо, того, с кем мне придется в ближайшее время работать. — Что такое, доченька? — отозвался мягкий мужской голос, и после его обладатель тоже вышел в коридор у двери. Сам он был невысокого — где-то с меня — роста шатен с растрепанными во все стороны волосами, отчего был очень похож на домовенка Кузю. Сложенный притом тоньше и элегантнее других виденных мной гномов — в нем, кажется, даже были кое-какие негномьи черты. Может быть, какой-то давний предок был человеком или даже полуросликом. На его носу сидели аккуратные тонкие очки, за которыми и так немаленькие — дочь была в него — глаза смотрелись совсем большими и какими-то даже наивными, немного испуганными, ошарашенными — так, будто он не совсем явственно понимал, где находится, будто не предупредили его заблаговременно… о собственном рождении. — Ох, Ваше Благорудие, — поклонился он Годбарду, когда наконец заметил. — Простите, дочка что-то совсем… — Хорошая девочка, — осклабился Годбард. — Вы так считаете? — удивился гном. — Не по годам смышленая. Сколько ей сейчас? — Еще трех нет, Ваше Благорудие, — поправив очки, ответил гном. — Вот! Она вся в отца. — Не стоит… — Стоит, Базель! Помнишь, я приносил тебе рисунки того механизма, которым можно убить даже малого аргентависа? — Конечно, Ваше Благорудие, — быстро закивал Базель. — Я все посмотрел и —— Из-за его ноги выглянула дочка. По всей видимости, моя необычная для гномов внешность была ей любопытна. Разговор Базеля с Годбардом показался мне ужасно скучным: они все нахваливали мою придумку, так что я совсем не обращал внимания. Вместо этого решил повеселить кроху гномиху и, нащупав в кармане магический камень, показал ей простой магический фокус: указательным пальцем правой руки очертил в воздухе окружность, а потом распахнул под ней ладонь — на короткий миг вспыхнул маленький красно-оранжевый огонек и тут же потух. Это нехитрое заклинание, потреблявшее даже меньше маны, чем магия Начального уровня, я придумал от скуки по пути из деревни Дольдий в Сольмонте — пользы от него не было никакой — разве что бумагу красиво сжигать, — зато со своим камнем я мог применять его аж трижды. Девочка широко раскрыла глаза и уставилась на меня так, будто увидела что-то совершенно сказочное. — Хм? — вопросительно посмотрел на меня Годбард, видимо, заметив наше с дочкой Базеля безмолвное общение. — Я вижу, вы уже почти нашли общий язык, — усмехнулся он. — У меня две младшие сестры, но они обе потерялись из-за катастрофы телепортации в моей родной стране. Ваша дочь напомнила мне их. Я прошу прощения, если это вас смущает, — почти честно ответил я. — Нет-нет, все хорошо! — заверил Базель и перевел взгляд на дочь. — Правда? — спросил он у нее. Та быстро закивала, подтверждая сказанное отцом. — Кажется, вы ей понравились, — улыбнулся мне Базель. — Кстати, а как ее зовут? — поинтересовался я. — У нее пока нет имени, — удивленно ответил Базель, но, заметив теперь мое непонимание, объяснил: — У нас принято называть детей не как у вас — при рождения, а лишь после семи лет. Тогда уже можно понять, кем будет ребенок, и тогда дать ему хорошее имя. — М-м… угу, — покивал я. — Думаю, я могу вас оставить, — сказал Годбард. — Вы, вижу, одного поля ягоды, так что уж договоритесь, — объяснил он, разворачиваясь. — Да, Ваше Благорудие, — согласился Базель. — Мне тоже так кажется. Тогда Годбард вышел и плотно закрыл за собой дверь. Базель действительно оказался толковым гномом. Это именно он придумал использовать блоки для простого подъема руды. Он же к своим тридцати пяти годам усовершенствовал устройство печей, переплавлявших железняк. Сам он был уже местным, а вот его отец — из племени полуросликов. В то же время жена его была родом из другого гномьего города: высокогорного поселения, располагавшегося где-то на заснеженных хребтах далеко отсюда. Ее звали Лилителла — она мастерила украшения. — Вы хотите, чтобы я подобрал… подходящий наклон кремешка и кресала так, чтобы высекалось как можно больше искр? Кремешок, выходит, будет заведен пружиной… — Да, вы очень хорошо понимаете мою задумку, — кивнул я. — Простите, а ведь этот инструмент… который на других чертежах… — Да? — Это ведь такое оружие? Его Благорудие Годбард рассказывал мне, как ловко вы убили малого аргентависа. — Инструмент — определение гораздо более точное, — ответил я. — Его даже можно назвать ступенью на пути к… чему-то более сложному. Скажите: отчего люди не летают как птицы? И после: смогут ли? — М-м-м… — задумался Базель. — У людей нет крыльев, и перьев нет, — дал он ответ. — И, конечно, не дано поэтому людям летать. — Но задумайтесь, может ведь человек мечом, подобно тому, как когтями это делает тигр, рассечь другого зверя? — Несомненно, — кивнул Базель. — Но причем здесь птицы и тигры? — Коль человек освоил, как стать подобным тигру, почему не сможет он стать подобным птице? Раз изготовил себе клыки и когти из стали, что мешает из нее же сковать и крылья? Будет человек летать, — объявил я. — И вы еще увидите это на своем веку. Я обещаю. — Лишь человек? — удивленно и немного испуганно спросил Базель. — Никто другой? — Кажется мне, не только. Но я ведь в первую очередь думаю о своем народе, — улыбнулся я. — А вы — о своем. И, пожалуй, самой верной думой о вашем народе будет даровать ему огненное дыхание, подобное драконьему. Прошло полтора месяца. Мы еще несколько раз встречались с Базелем, обсуждая наиболее удачные варианты конструкции замка. Ради этого даже пришлось поведать гномам-шахтерам рецепт пороха — иначе они звали меня вести взрывные работы чуть ли не четырежды на неделе. Теперь же у них сформировалась своя саперная бригада, и громили пещеры уже совсем без моего участия. Даже жертв почти не было — только одному непутевому гному переломало ноги обвалом. Наконец Базель отправил весточку: ему удалось собрать очень удачный замок, который был чуть ли не и жнец, и швец, и на дуде игрец: искры он высекал, кремешок не ломал, порох сметать с полки не должен был. Я сразу же направился к Базелю посмотреть, что же он там такого придумал. Как оказалось, ни слова лжи он не написал: это он делать, кажется, в принципе не умел. Прототип замка работал так хорошо, что с расстояния в тридцать сантиметров искрами запросто поджигал трут и разводил огонь. Дочка, кстати, присутствовала при всех наших встречах, и теперь радостно хлопала в ладоши — метавший искры механизм ей явно понравился. Вильгельм и Александр оба работали над той же идеей в сумме как раз где-то полтора месяца, но и близко не достигли такого результата. Все-таки было у гномов какое-то внутреннее чутье на подобные устройства. Повезло мне с Базелем. Следующим этапом был крепеж замка на мушкет, но к не нему мы приступить пока не могли: не было мушкета. Конечно, всегда можно было использовать мой проверенный временем… Но он был одним из двух во всем мире рабочих образцов огнестрельного оружия, и ставить над ним такие эксперименты было бы просто глупо. К тому же уже готовые чертежи мушкета второй ревизии — с ударным замком — и его младшего брата пистолета томились в моем тубусе, и их осталось только изготовить. Жена Базеля не зря ведь была ювелиром и ела свой хлеб: с ней, этой небольшой и даже — по гномьим меркам — хрупкой женщиной совсем без бороды — касательно бородатых гномих Талханд меня нагло обманул, и я даже догадывался о причинах его обмана, — я тоже нашел общий язык — она согласилась работать в паре с мужем и собирать мушкет с пистолетом «по рисункам». Понятие чертежа гномам было неведомо, а вот педантичности — вполне. С начала дождя прошло уже два месяца. Я все больше времени проводил в компании семейства Базеля, Лилителлы и их дочери; Эрис — Марсы; и даже Руйджерд нашел себе в приятели седого гнома-ветерана, заставшего еще какую-то стародавнюю войну людей Милиса с Великим Лесом. Тем временем изготовление сразу двух новых экземпляров огнестрельного оружия продвигалось очень хорошо, и оба — и мушкет, и его укороченный кроха-родственник пистолет — теперь были готовы. Проверять их решили по тихому, если так можно было сказать о громоподобных выстрелах. Базель с дочерью — Лилителла отказалась, — Годбард, и моя команда — все, кто должен был присутствовать. Выйти за пределы Сольмонте, конечно, не было никакой возможности: порох сперва отсырел бы, а после нас всех смыло прямиком в ближайшую реку потоками дождя. Так что вариант оставался только один — какая-нибудь достаточно большая комната глубоко в пещерной системе Железной Горы. И такая нашлась — естественный зал с очень высокими потолками. Где-то в гномьих запасах отыскали стог соломы, которой кормили коз на время дождя, и простенький латный доспех. Для проверки меткости и убойной силы соответственно. Процедура зарядки, да и практически все характеристики были практически такими же, как и у старого мушкета — ничего непривычного не было. Я быстро зарядил уже имевшуюся у меня пулю, закрутил пружину нового замка, навелся на условленный центр стога и надавил на спусковой крючок. Новый замок колыхнулся и тут же молниеносно щелкнул, высекая искры и зажигая порох — железный шарик, выпущенный с расстояния почти пятьдесят метров, отклонился от цели только на ширину ладони. — Потрясающе! — горланно оценил результат Годбард. — Да, теперь я понимаю… — загадочно пробормотал Базель. Его дочка в это время переводила взгляд то на меня, то на отца, то на Годбарда. Кажется, звук выстрела ее совсем не испугал. — Подготовь-ка снова, я хочу попробовать, — протянул свою грубую широкую лапищу Годбард. Я не стал спорить — быстро зарядил мушкет и протянул его Богу Руды. Тот внимательно оглядел его, будто бы вспоминая, как им орудовал я, и что было на моих чертежах с пояснениями — «Не смотреть в ствол ни при каких обстоятельствах!», написанное большими буквами сыграло свою роль и, Годбард, кажется, поборол этот страшный порыв. Наконец, он нашел спусковой крючок, сообразил, как прицеливаться, и навелся на латы. — Прошибет? — спросил он. — Вполне может быть, — пожал я плечами. Стрелять по бронированной цели мне пока не приходилось. — Хых! — залихватски хохотнул Годбард, спуская крючок. Грянул выстрел, передняя половинка стальной блестящей кирасы отлетела в сторону, продырявленная. — Ох ты ж… — почесал свою длинную бороду Годбард. — Если это попадет в руки милисских миссионеров… — прошептал Базель. — Я уж позабочусь о том, чтобы в их руки оно не попало как можно дольше, — заверил я. Хотя Святое Королевство Милис, кажется, взяло курс на признание равенства всех рас, ведь такая политика приносила им огромную прибыль из-за торговли с демонами, это не относилось к религиозными фанатикам: они запросто могли собраться и устроить очередной священный поход на «неугодный» Великий Лес. — Я надеюсь на ваше благоразумие, — поклонился мне Базель. Следом я аналогично проверил пистолет. Из него можно было стрелять даже держа в одной руке. Пусть и с небольшим риском ко всем чертям переломить кисть: все-таки размерами он напоминал скорее маленькую пушку, чем даже здоровенный ТП восемьдесят второй — главное оружие космонавта. Убойная сила у него, конечно, была меньше, чем у мушкета, и латы не были вновь пробиты. Но против цели в обычной одежде он должен был показать себя весьма хорошо, и это меня устраивало. Свой старый мушкет я в качестве подарка, в дополнение к копиям чертежа нового, которые хранились у Безеля, преподнес Годбарду. Такой дар он принял с большой радостью. Через три недели дождь совсем сошел на нет, и гномы, как грибы, несмотря на то, что садовыми не были, повылезали из всех выходов Сольмонте на встречу солнцу. Каменную плиту с крыши города убирал лично Годбард — поднял ее в воздух и сдвинул при помощи магии земли, запуская желтые лучи в так подходящий им город. В честь этого гномы устроили большой праздник — конец дождя в их культуре символизировал начало нового года, ведь теперь льющаяся с неба вода не могла затопить шахты и затушить огонь до́мен. Гномы воины и примостившаяся к ним Эрис по этому случаю спустились с горы и отловили в лесах у подножия неприлично большого вепря — весил он чуть ли не тонну. Поскольку внутри Сольмонте площади не было — ее заменял провал, — народ собрался на большой каменной плите ближе к вершине Железной Горы. Туда стащили целую кучу горючего: едва не вырванные с корнем деревья, большие пни, палки, очень много листьев, старый уголь… — Рудеус, зажги костер! — по какой-то причине Годбард подтолкнул меня к центру. — Простите, сэр? — Я видел, как ты колдуешь. Разожги костер! — Я не очень хороший маг… — Мне никогда не приходилось видеть мага, вытворяющего свои фокусы без слов, — объяснил он. — Уж с сухими дровами ты справишься. — Я попробую… — протянул я, подходя к сложенному костру. Кажется, меня узнали гномы шахтеры — со всех сторон раздалось приветственное улюлюканье. Что же, хотите Прометея? Вы его получите. Я снял с пояса теперь прописавшийся там на постоянной основе пистолет, стал заряжать, как обычно, но вместо пули затолкал в ствол первой попавшейся в сумке сухой травы — наверняка какого-то лекарственного растения — и щепок. Когда такой нехитрый зажигательный заряд был готов, я, все же не совсем уверенный в его эффективности, сжал в левой ладони свой магический самоцвет. После направил ствол пистолета на подготовленный костер. Гномы замерли в ожидании результата: о невиданном инструменте в Сольмонте ходили разве что слухи. Наконец я нажал на спусковой крючок, одновременно с этим сотворяя небольшой огненный шар в середине костра — там, где должны были быть сухие листья. Признаться честно, я рассчитывал на медленно разгорание, но… Огонь вспыхнул огромной искристой струей, охватывая все горючее разом, я отшатнулся от этой пламеневшей громады. Они туда пороху подсыпали, черт возьми?! Я повернулся — шахтеры падали со смеху, своим хохотом перекрикивая даже рев огня. Да, точно! Они подстроили это с самого начала! К тому моменту, когда дрова прогорели, было выпито уже не меньше семи кубометров пива. Туша вепря, тем временем, оказалась освежевана, выпотрошена, и даже поделена на куски, которые гномы водрузили на толстые железные пруты — так она должна была жариться на углях. Размер этих куском был таким, что жарка продолжалась почти пять часов: уже успело стемнеть. Наконец всем раздали мясо. Мне оно показалось жутко жестким, а вот Эрис… — Фкуфна! — Ясное дело, ты же охотилась, — усмехнулся я. — Вообще-то, это именно я его выследила! — похвалилась Эрис. — Молодец, — похлопал я ее по плечу. О том, что выслеживать такую громадину, которая и деревья наверняка запросто валит, когда праздно прогуливается по лесу, я говорить не стал. — Завтра нам нужно будет разыскать Талханда и выдвигаться в Милишион, — вдруг сказал Руйджерд. — Верно, — кивнул я. — Я спрошу и Годбарда, где мог спрятаться Талханд. — Рудеус, — окликнул меня кто-то из-за спины. Я обернулся — это был Базель, — мы не могли бы поговорить… в стороне? — Да, конечно, — кивнул я, вставая. — Скоро вернусь, — предупредил я Эрис. — Уфу, — согласилась она, жуя очередной кусок мяса. — Да, это не займет много времени, — подтвердил Базель. Я пошел за ним. Мы остановились на небольшом удалении от общего собрания — так, чтобы нас уже не могли услышать. — О чем вы хотели поговорить? — не стал медлить я. — О будущем, — вздохнул Базель. — М? — Я сперва начну издали. Вы заметили, что ваша красноволосая спутница принимает вас за гораздо более надежного, сильного, чем даже этого пугающего демона? — вдруг спросил он. Стоило мне задуматься, как в голову сразу же пришел эпизод на таможне в Порту Ветров, когда Роб пространным взглядом пронзал Эрис, и спряталась она именно за мою спину, а не Руйджерда. Я задумался: почему она поступила так? — Да, наверное… — протянул я. — Сила того демона — она слишком ясна, слишком отчетливо видны ее границы, пускай и для нее едва ли достижимые. Вы же… вероятно, в ваших странствиях она многократно сталкивалась с подтверждением ваших способностей, но… — Для нее было сложно понять, как мысль может обращаться оружием, — наконец, с удивлением я уловил мысль Базеля. А он был чертовски проницателен… — Да, теперь вы меня поняли, — торопливо закивал он, словно уже куда-то опаздывая. — Для всех в этом мире мысль, как вы выразились, — способность пока непонятная, а оттого пугающая. — И что вы хотите этим сказать? — Я лишь хотел наставить вас: берегите себя. Все разумные склонны отторгать непонятное. — Это… все? — удивленно спросил я. — Практически. Есть еще одна маленькая просьба. — Да, конечно, — покивал я. — Если вы последуете моему совету… все может поменяться. Мне даже кажется, я чувствую эту перемену на своей коже. Она следует… словно отовсюду, из всех уголков света. Как штормовой ветер. И… когда эта перемена настанет, я лишь хотел бы, чтобы гномы находились на одной с вами стороне. Не забывайте Базеля и даже Годбарда. Пусть он пока так же слеп. Я спросил у Годбарда, где может находиться Талханд, но, к моему удивлению, он не смог ответить. Я сообщил это Руйджерду, и мы приняли решение двигаться к Милишиону без Талханда в надежде разыскать его или Элинализ уже в городе. Гномы устроили нам довольно пышные проводы: собрались почти все жители Сольмонте. Особенно шумными были шахтеры — эти ребята на громкость голосов вообще не скупились. Отдельно я попрощался сначала с Годбардом, а после и семейством Базеля. Лилителла даже подарила мне одно из своих любимых колец — убедила ее в этом дочь, так я ей понравился. Сам же Базель только серьезно кивнул мне, напоминая о ночной беседе. Очень трогательно прощались Эрис и Марса — за эти три месяца они успели стать настоящими подругами. Наконец, мы отправились в Милишион.