Неотличима от магии. Наше право

— Не спать! — раздался прямо над ухом высокий голос. — Снова ты! — вскочил я, чуть было не помянув по имени знаменитого поливальщика холодной водой из ведра — Игната. В такой противной манере в этом мире меня будили уже во второй раз: первый — Пол, второй же… К моему удивлению, это оказалась женщина весьма приятной наружности. Из документов у нее были уши, лапы и хвост. Усов, к счастью, не было — еще второго Сауроса мне не хватало. На макушке торчали два уха — держала востро. Я торопливо огляделся, пытаясь понять, в какие дебри вообще попал: вокруг, куда ни глянь, куда ни брось взгляд — хоть в никуда, хоть вдаль, — густой тропический лес. Самая настоящая влажная зеленая сельва. Гоготали мне пока невидимые, но наверняка очень пестрые птицы, солнце едва пробивалось сквозь плотную лапистую листву. Вот только от всего этого природного великолепия меня отделяла клетка с мощными дубовыми прутьями. Какая ностальгия… И ладно бы клетка — проходили. Так она кроме всего располагалась над землей на высоте пятиэтажного дома — крепилась прямо к стволу какого-то гигантского дерева. Немного приглядевшись, мне удалось заметить домики, по всей видимости, местных жителей: небольшие лачужки, построенные вокруг стволов особо больших деревьев. Между собой они соединялись веревочными мостами. — Снова? — Своим внезапным выкриком я, кажется, сбил пленительницу с толку. Не каждый день от незнакомца, которого обливаешь водой, услышишь «Снова ты!» К тому же от человека, еще и на зверолюдском. Я бы тоже насторожился. — Где я? Отвечайте! — не растерявшись, я продолжал ввергать ее в недоумение. Лучшая защита — это нападение, черт возьми! — Великий Лес, — как ошпаренная вздрогнула и отпрянула от клетки зверолюдка. Советы Американца работали, чтоб их! Только сейчас я обратил внимание на что-то вроде бананового листа в руках этой женщины. На нем лежали свежие фрукты и приготовленные кусочки какого-то мяса. — Что это?! — кивнул я на тарелку. Зверолюдка на этот раз не ответила — тряхнула головой, нахмурилась, недовольно стрельнула в меня взглядом, подошла к клетке ближе, просунула банановый лист между решеток и положила, судя по всему, мою еду на плетеный пол летки. Наваждение прошло — чего-либо добиться теперь, вероятно, не удастся. Зверолюдка по-кошачьи фыркнула, развернулась и удалилась. Только теперь я заметил, что все это время был совершенно голым. Ни дорогой одежды, ни сумки, полной взрывчатых веществ, ни мушкета — все отобрали. Радовало одно: как пользоваться единственным в мире экземпляром огнестрельного оружия знали на всем Континенте Милис разве что трое членов «Венца Справедливости», из которых двое — лишь в теории. Да и бомбы они вряд ли догадаются поджигать или, чего хуже, бросать в огонь. Нагота меня в общем-то не слишком смущала, а ночи в этой сельве обещали быть теплыми. Разумеется, приятнее было бы обнаружить себя одетым хотя бы в полосатую робу заключенного, но на нет и суда нет. Я подполз к листу с едой. На нем лежали жаренные чуть ли не до углей кусочки какой-то дичи и дольки гуайявы. Во всяком случае, чего-то похожего на нее. Столовых приборов, конечно, не положили, но, учитывая мое положения, грехом было бы жаловаться. Есть или не есть я думал недолго — урчание в животе разрешило этот нелегкий вопрос за меня. Мясо оказалось совершенно пресным, — впрочем, а откуда здесь взяться соли? — зато фрукты приятно порадовали. Думать о возможности наличия в еде яда не хотелось. Тем более у зверолюдов имелась целая куча вариантов прикончить меня более простыми способами. Вплоть до того, чтобы не спасать меня от протыкания эстоком Аурелио. Пока ел, думал о вчерашнем… Когда это вообще было? Сколько я проспал? Допустим… часов двадцать? Нет, слишком много. Схватка с Аурелио произошла едва ли через час после полудня. Я поискал взглядом Солнце и попытался оценить время: находился я в тропиках в южном полушарии, сейчас был самый разгар зимы… Не позднее шести часов после полудня. Значит, только пять. С временем определился — уже хорошо. Все еще нужно было определиться с Аурелио и последствиями встречи с ним. Идея разделяться, на первый взгляд казавшаяся удачной, вылилась сначала в неравный бой с Аурелио. А он был, черт возьми, Святым Севера! Пусть даже с заржавевшими пружинами протезов, все равно чуть не прикончил меня. После же зверолюды, видимо, как-то обнаружившие логово бандитов и пришедшие спасать своих, приняли нас с Аурелио за не поделивших что-то пособников, и его, как самого сильно, ликвидировали на месте, а меня — послабее — забрали для дальнейших допроса, казни или еще черт знает чего. Впрочем, меня они также могли взять просто как нежелательного свидетеля, и теперь намеревались провести какой-нибудь ритуал, чтобы у меня выросли уши и хвост, и уже подыскивали малолетнюю зверолюдку в жены… Я тряхнул головой, отгоняя бредовые мысли. К счастью, магии обращения в этом мире не было. Во всяком случае, о ней никто никогда не слышал. Так что участь утратить половину человеческого меня не ждала. Если взглянуть на то, какие харчи мне принесли, создавалось впечатление, что я у зверолюдов был и вовсе гостем: уж традиции предсмертного обеда для преступника у дикарей, живших в домиках на деревьях, точно быть не могло. К тому же все свидетельства оказывались на моей стороне — зверолюды к месту схватки пришли со стороны развилки, и если они посещали боковые комнаты, то точно должны были заметить труп жирдяя с колотым ранением, а потом и потерянный в комнате с маленькими бехэма стилет. Вот только зачем меня раздели? Черт их разберет, аборигенов этих… Как бы то ни было, оставалось только ждать: проломить пруться голыми руками я едва ли мог, да и без снаряжения далеко не уйду, даже если удастся бежать. Еще наверняка через три-четыре дня по уликам сюда может заявиться Руйджерд. Он, конечно, устроит знатный переполох, но меня уж точно вызволит. Тем не менее, на Деда Мороза надейся, а сам не плошай — я стал разрабатывать план освобождения посредством дипломатии — последнего оплота науки, что оставался со мной, в какие бы передряги я ни попадал. Доев, я аккуратно смахнул с бананового листа крошки и сок гуайявы и ногтем на языке зверолюдов нацарапал «Поднимитесь наверх — мне есть, что сказать». Сначала было хотел написать «Я наверху. Мой Судия придет по ваши души», но пожалел зверолюдов — мало ли, вдруг они в Милиса веровали, и тут такое? Закончив выводить смешные похожие на виноградную лозу буковки, просунул руку между прутьев и бросил лист вниз. Тот, качаясь и кружась, опускался, пока наконец не достиг земли — контакт! Ветер подул удачно, так что свое творение я видел. Пока внизу никого не было, так что я принялся ждать. — Что ты скажешь в свое оправдание?! Как и ожидалось, первая половина моего плана сработала идеально: где-то через час листок подобрали игравшие внизу дети, после чего он, вероятно, попал в лапы рядового зверолюда, которым был передан вождю или кто у них там был за главного? шаман? знахарь? Во всяком случае, к месту моего заточения снова подошла та же женщина, что и приносила еду. Только теперь не с пищей, а с претензиями. А еще сейчас я обратил внимание на то, с каким презрением она смотрела на мое голое тело — наверняка какой-то метод психологического давления. — У вас очень хорошая еда. — Я снова начал сбивать ее с толку — все как учил поехавший командир. Зверолюдка вздернула брови и буркнула что-то вроде «спасибо», и, пока она не успела взять себя в руки, я добавил: — А оправдываться мне не за что — я невиновен. — Ложь, — выплюнула она, словно деготь с языка, прямо мне в лицо. Ее скулы обострились так, будто она плотно сжала зубы. — Да нет, действительно вкусно, — парировал я. — Нечего было тратить время на… — негромко проговорила она. Последнее сказанное ей слово я не разобрал: наверняка какое-то грязное зверолюдское ругательство, которому Гислен меня не стала учить. — Радуйся, ведь скоро наши воины вернутся с земель племени гипфо, и тебя повесят на Гнилом Дереве, — с гордостью проговорила посетительница, после развернулась и ушла восвояси. Разговор по большей части провалился, и мне не удалось навешать им лапши на уши, чтобы убедить отпустить. Было неприятно, но что уж теперь попишешь? В этой связи я стал обдумывать, как модифицировать вторую часть плана. Вернее, перекраивать ее полностью, так как на подобный исход я, признаться, не рассчитывал. Он был предсказуем, но я решил придерживаться идеи решения проблем по мере их поступления. И все же отрицательный результат — тоже результат. Тем более я узнал кое-какую, на мой взгляд, ценную информацию о ситуации в племени: воины ушли в земли племени гипфо. Я понятия не имел, где эти земли находились, но о племени гипфо кое-что да слышал. Зверолюды племени гипфо представляли из себя нечто вроде гибрида человека с гиппопотамом. Судя по их описанию, звериного у этого племени было сильно больше, чем у обыкновенных зверолюдов. Правда, породы бегемотов у них с бехэма были совершенно разные: гипфо, по, опять же, описаниям, выглядели несколько элегантнее — более антропоморфными, стройными. У меня была теория, что гипфо с бехэма и вовсе являлись родственными видами, как, скажем, кроманьонцы и неандертальцы, но вслух я ее, конечно, не высказывал: зверолюдов могло обидеть сравнение с демонами, а демонов — со зверолюдами. И, если верить словам этой женщины — скорее девушки: ей было едва больше двадцати, — а также немного пофантазировать, выходило так, что зверолюды, в плену которых я находился, по незнанию приняли маленьких бехэма за детей гипфо и решили устроить им возвращение на «родину»: взяли в охапку бедных бегемотиков и унесли черт-те куда. Такой вариант был бы самым удачным. Хотя, конечно, могло случиться так, что Аурелио решил сыграть уже на моем незнании и выдать гипфо за бехэма… Нет, Руйджерд точно опознал в них демонов искомого племени. Зверолюдов он бы наверняка отличил. Я расплылся в ухмылке и чуть было не засмеялся, но все же вовремя взял себя в руки и не нарушил шаткую практически астральную тишину: с заходом солнца все громкие тропические птицы умолкли, в то же время поющих по ночам насекомых не было, так что оставались только редкий порыв ветра да стук сердца. Какое же удивление ждет зверолюдов, когда племя гипфо не признает в демонах своих сородичей — несолоно хлебавши, им предстоит вернуться обратно вместе с бехэма. Тогда насторожится уже вождь, и в игру, конечно, вступлю я, как единственный человек, который сможет развязать все узлы. И все плясать будут под мой аккордеон. Поглощенный этими внезапными хорошими новостями и предвкушением, я уснул — на хрустящей ломкой соломе, которую так заботливо подстелили — словно знали, где придется падать. На следующее утро в мое обиталище под белы рученьки ввели и швырнули практически вниз головой нового сокамерника. Он, к моему удивлению, не растерялся и, хитро сгруппировавшись, избежал перелома шеи — перекатился, резво вскочил на ноги и сразу же кинулся на прутья клетки, попутно осыпая зверолюдов ругательствами чуть ли не на всех языках мира. Большинства слов я и вовсе никогда не слышал, но из части тирады, что была на человеческом, уяснил, что товарищ по несчастью собирался совокуплять пленителей под хвост с гибридом осла и козла. — Вечер в клетку, — поприветствовал я на человеческом: раз уж на этом языке он ругается блестяще, то и беседа его не обременит. К тому же решил пока припрятать свой туз в виде полиглоссии в рукаве. — А? — обернулся мужчина. Кажется, наличие соседа он заметил только сейчас. Выглядел он откровенно смешно: на редкость лопоухий, с треугольным носом шимпанзе, покрытый волосами, словно йети. — Быть может, снежный тоже человек?.. — философски проговорил я. Пройдоха определенно был из племени Нука. Что интересно, с классификацией этих парней у современной — для этого мира — науки возникали серьезные проблемы: в старых книгах их всегда называли демонами и даже указывали место их обитания. В трех книгах, в которых они были описаны, правда, места указывались совершенно разные, не не суть. В относительно новой же — пятилетней давности — книжке, которой со мной как-то поделился Филипп, они именовались зверолюдами, и местом их обитания указывался Великий Лес. Книга эта — довольно тонкая и в мягком переплете, — правда, напоминала скорее винную карту или даже каталог зверолюдов с описаниями плюсов и минусов каждой расы, чем бестиарий или анатомическую энциклопедию. Я даже догадывался, где Филипп ее откопал, но вслух говорить о своем предположении тогда не стал. Все это время новоприбывший смотрел на меня недоуменно-вопросительно, в особенности заостряя внимание на моем лице и стараясь не опускать взгляд ниже. В отличие от меня у этого-то одежда была! И не абы какая, а меховая жилетка на голую (волосатую) грудь, коричневые кожаные штанишки и сыромятный ремень с громадной бляхой. Он неудобно мялся с ноги на ногу, так что я предложил ему присесть. — За что попал? — А? — Попал за что, спрашиваю. — Проигрался в кости, — форкнул новый сокамерник, — хотел схитрить, не вышло. А тебя за что? — Да черт его знает… Приняли не за того и теперь грозятся вешать, — усмехнулся я. — Но у меня в рукаве имеется кое-какой козырь, так что шиш им, а не моя шея. — А голый почему? — Обокрали, нелюди, — недовольно проговорил я. — Как зваться будешь? — Гис, — ответил он. Это имя показалось мне смутно знакомым — будто почти позабытая песенка из далекого детства. — Ты? Я немного призадумался, прокашлялся и отрекомендовался так: — Громовержец Рудеус. Гис усмехнулся: — Молнии пускаешь? — Бывает, — посмеялся я. Гис оказался искателем приключений. В отставке, но все равно зарабатывал на жизнь, перебиваясь заданиями, которые выполнял, на время присоединяясь к разным группкам авантюристов. Я сразу же распознал в нем крайне плутоватого и верткого типа, так что о своей истории решил особенно не распространяться — излишняя болтливость могла вылиться во что угодно. Солому для шконки Гису не выделили, так что пришлось делиться своей — жизнь как-то сразу перестала быть мягкой и хрустящей. От скуки научил Гиса играть в камень-ножницы-бумагу и теперь выигрывал в двух из трех случаев. Секрет успеха — космическая скорость реакции и кое-какие психологические уловки. Где-то через час снова пришла та зверолюдка и принесла еду теперь уже на двоих. На этот раз я не стал заводить с ней разговор, чтобы не раскрываться перед Гисом, и поблагодарил жестом, указав на горло — якобы сорвал голос. Она сначала недоверчиво приподняла бровь, но потом, кажется, отбросила сомнения. Или просто перестала придавать этому значение. День проходил в ужасной скуке, а Гис уснул, так что теперь я развлекался с банановыми листами — пакостил во всю. Сначала разделил свой лист на два равных куска и нацарапал совершенно неясные зверолюдам слова: на первом — «Судия грядет со скоростью тридцать два фута в сек.», а на втором — просто «Судия». Пусть теперь поломают голову. После аккуратно стащил лист Гиса, так же разорвал надвое и написал два совершенно противоречивших друг другу утверждения: «Поднимайтесь наверх — там правда» и «Спускайтесь к вашим воинам — там правда». Что забавно, все написанное было чистейшей правдой, так что упрекнуть меня было не в чем. Сбросил одновременно листы с вестью о прибытии Судии и самого Судию, а следом за ними призыв узнавать правду. Еще через несколько часов зверолюдка принесла еду. Теперь, к сожалению, не на банановых листах, а на деревянных подносах, которые с трудом протискивались между прутьями клетки. То-то же! Они еще не поняли, но это не меня оградили от мира, а мир от меня! Теперь зверолюдка не ушла, пока мы оба не доели. К сожалению, «больное» горло не позволило поговорить с ней на тему моего ареста, так что трапезу провели в замогильном молчании. На следующий — уже третий — день моего пребывания сразу же после завтрака к моему сокамернику пожаловал гость: такой же Нука, только одетый в гораздо более приличную очень светлую одежду, причесанный и даже в забавных раздвижных бронзовых очках с толстыми стеклами. Его голова по лбу словно венцом была обвязана тиарой из коричневой кожи, по бокам которой возле ушей торчали маленькие белые крылышки. Если не приглядываться, он даже и на обезьяну особенно похож не был — выглядел скорее как монах какого-то невероятного ордена. — Здравствуй, сородич, — на демоническом поприветствовал Гиса визитер. В клетку его не пустили, как и Гиса из нее, так что их разделяла дубовая решетка. — М? — Гис отвлекся от разглядывания волос на тыльной стороне своей стопы и повернул голову на звук, да так и застыл — явно был поражен. Словно внезапно оказался в тумане, он поднялся на ноги и сделал два шага к решетке. — Настоящий? Нука улыбнулся и ответил: — Я понимаю твое удивление. Сейчас не время для сентиментальностей — его будет в достатке после. Сперва нужно вызволить тебя из этого плачевного положения. — Говорил он это, впрочем, скорее для вида, и против неведомых чувств Гиса и даже траты времени ничего против не имел. — Еще остались на свете такие, как я? — невпопад спросил Гис. — Нас много, — усмехнулся визитер. — Не как людей, — Он стрельнул взглядом в мою сторону — я старался делать вид, будто из их речи ни слова не понимаю, в даже если и понимаю, никакого интереса у меня беседа не вызывает. Демонический у них действительно был немного другой — они очень ярко выговаривали каждую гласную, проглатывая согласные, — нараспев и как бы совершенно на обезьяний манер, — а не наоборот, как делали в Рикарисе или Порту Ветров, так что мне действительно было нелегко понимать их, тем более находясь не вплотную. — М? — Для вида я с секунду поглядел на него и снова отвернулся, чтобы не вызывать подозрений. — Не как людей, — повторил гость, — но все равно немало. — Какое же чудо… — прошептал Гис. — Как мне тебя называть? — Меня зовут Эрмис. Фамилия у нас одна, — ровным голосом проговорил он. — Спаслись… Ведь когда я вернулся уже… Как? — казалось, Гис еще не до конца верил в сказанное этим Нукой, да что там — даже в его материальность. — Да, был страшный мор и многие погибли… Это долгая история, — сказал он так, будто уже намеревался все рассказать, а предупреждал только как бы спрашивая разрешения у собеседника. — Расскажи сейчас, — настоял Гис. Эрмис кивнул: — Хорошо. Говорил он тихо, чуть с хрипотцой монотонным голосом, который едва ли явно выражал эмоции, но в глубине, в словах, которые он подбирал, в интонациях крылась такая душевная боль, какую не каждый сможет сносить в душе. Он неторопливо рассказывал историю их племени — ту часть, что Гис пропустил, будучи искателем приключений. Племя Нука жило в достатке: разводили скот, выращивали растения. Так было испокон веков, но в один год, словно копились все время, начали происходить несчастия. Сначала пришла засуха — на всем юго-западном побережье Континента Демонов ветры дули только в сторону океана, и дожди не пошли в назначенный срок, и стали погибать растения. Сначала Нука удавалось выживать на припасенной еде и охотой, но потом и животные тоже стали пропадать. — Наступил голод, а в один день вода в колодцах стала отравленной, — продолжал Эрмис. Когда он произнес эти слова, Гис вздрогнул, дернулся, сжался так, будто, готовился получить удар. Его темные обезьяньи ногти впились в ладонь, прорвали кожу и по его пальцам покатилась крупная капля красной крови. Эрмис снова заговорил: яд не сражал сразу, но накапливался в теле и убивал только после — первыми стариков, следом детей. Тогда все, кто еще мог идти, кого не так сильно ослабили отрава и голод, решили бросить дома и скот и покинуть селение. Чтобы хотя бы попробовать спастись, ведь никогда не прекращать попыток, всегда стремиться к лучшей жизни — то, что написано в учении их племени — Эрмис назвал его каким-то специфическим словом, звучавшим скорее как звон простуженного серебряного колокольчика, чем обыкновенный язык демонов, это слово явно было чужим их речи. Нука шли целый месяц, но натыкались только на плоскогорья и каньоны, а в конце уперлись в высокие пики горного массива. Никто уже практически не мог ходить, и оставшиеся решили провести ночь в пещере, которую увидели, когда стали пытались огибать горы. — Стены пещеры были покрыты чем-то блестящим, и мы подумали, что это лед, и стали лизать, но это оказалась соль, — проговорил Эрмис. Зубы Гиса мелко стучали, а сам он едва заметно дрожал, словно чуть не плача. Левой рукой он резко схватился за прут решетки и замер. Нука уснули, но на следующий день из-за усталости, жажды и яда никто из них не смог подняться на ноги. Прошли еще два дня, а на третий, когда все думали, что так и сгинут — остануться навсегда в той пещере, — в ней появился не то демон, не то небольшого роста человек. Он носил странную одежду — такой Нука никогда не видели: балахон с прямоугольными узорами, тканевые штаны и белый платок на голове, а глаза были закрыты полупрозрачным клочком ткани, закрепленным бечевкой, завязанной вокруг его лба. — Он сотворял каменные кувшины и воду в них без всяких слов и излечивал нас от ядов взмахом руки. — Неужели?.. — спросил о чем-то понятном только этим двоим Гис. — Нет, — покачал головой Эрмис, — он не представился настоящим именем и просил называть его Гелиосом. Перед тем, как помочь, он взял слово, что мы обучим его… нашей Силе. — Но ведь чужака невозможно… — хрипло и тихо пробормотал Гис. — Мы подумали так же и, конечно, согласились. Тогда он исцелил и напоил всех, а когда Нука вышли из пещеры, у входа лежала туша большой черепахи, и все наелись. Гелиос сказал, что их родина навсегда отравлена мором и ядами, и им больше не суждено там жить, но пообещал указать путь в земли, где Нука снова смогут обосноваться и там их ничто не потревожит. Гелиос пообещал вести их туда, пока не научится их колдовству. Нука отнеслись к идее учить чужака племенной магии с недоверием, но им больше ничего не оставалось, кроме как пойти за ним в обещанные земли. Тогда двенадцать дней они шли по пустыне к побережью и учили Гелиоса магии, но, конечно, ничего не выходило. Каждую ночь Гелиос исчезал, а появлялся только с восходом солнца. Когда они дошли до побережья, с которого был виден архипелаг, соединяющий Милис с Континентом Демонов, спаситель приказал Нука строить плоты с парусами из их накидок и плыть по архипелагу на юг, доколе не пристанут к берегам Великого Леса, где они смогут поселиться. На следующую ночь Нука сговорились и выставили своих лучших часовых, чтобы проследить, как уходил Гелиос. Но часовые, только зашло солнце, уснули на своих постах, а сам спаситель покинул их теперь уже навсегда. — Мы, как он наказал, соорудили плоты и поплыли по морю, и все время нам дул попутный ветер, пока наконец не пристали к берегу большой земли, — закончил свой рассказ Эрмис. — Какой же я… — негромко, но в сердцах бросил Гис, отворачиваясь от собеседника. Он сделал три шага по клетке, встал в центре и схватился за волосы. Эрмис какое-то время молчал, а после паузы проговорил: — Обдумай все: я могу сделать так, чтобы тебя вызволили отсюда, и отвести в нашу деревню. Если решишь, скажи кому-нибудь из местных «позовите Эрмиса» — я буду в этой деревне какое-то время. Он еще немного поглядел на Гиса, не находившего себе места не то что в клетке, а во всем мире от переполнявших его, но совершенно неведомых мне эмоций, после чего развернулся, и неторопливые ноги увели его прочь. Прошло еще три дня, в которые я не слишком-то паясничал и пакостничал — еду приносили на деревянных подносах, — а Гис так и не попросил «позвать Эрмиса» — этого загадочного эмиссара племени Нука. После беседы с Эрмисом Гис стал очень тихим и даже в камень-ножницы-бумагу играть отказывался: вероятно, обдумывал слова сородича. Я в общем-то следовал его примеру и даже пришел к кое-каким выводам. Сперва — Эрмис был тем, кто усыпил меня в логове бандитов. Голос был тот же, ладони абсолютно совпадали. Из этого следовало, что Нука обладали по крайней мере способностями по введению других в бессознательное состояние или вовсе магическим гипнозом. Гиса я стал если не побаиваться, то остерегаться. После — личность спасителя Нука Гелиоса. Подходящих по способностям кандидатур было всего три: Милис, Лаплас и Ромул. Первый умер черт (богохульство!) разберет когда, второй — четыреста с лишком лет назад, последний жил и здравствовал прямо сейчас. В таком случае становились совершенно понятны его способности оказывать ментальное воздействие. Против меня, к счастью, практически бесполезные — контрспособность в виде собственной спонтанной смерти до достижения поставленных гипнотизером целей сводила всякий прок от такого колдовства на нет. Наконец — Гис был как-то причастен к несчастиям, происходившим с его сородичами. Иначе совершенно неясными выглядели его метания и самоистязания после прослушанной истории спасения Нука. Что-то такое он учинил, за что испытывал страшные муки совести — словно смотреть в глаза собаке, которую саморучно завязал в мешке и бросил в реку, а она вернулась и виляет перед тобой хвостом. Из-за этого к Гису я относился с серьезным недоверием — раз уж он оказался способен на то, за что в Аду вмораживают в лед по пояс, то меньшее пойдет с большей охотой. Приятельствовать с ним теперь я точно не планировал. Руйджерд по какой-то причине не спешил справлять поминки по Остапу, так что выбираться, похоже, оставалось только своими силами. И судьба этому, в общем-то, способствовала: к клетке с очень недовольным лицом — или у зверолюдов морда? — шла та самая девушка, которая уже, кажется, сама была не рада глумиться над преступниками. Глумление это ее выражалось в пристальном наблюдении за поеданием ее еды. — Объясняй! — сразу же затребовала она. Даже не с порога! Хоть бы в клетку вошла… — Обождите, что объяснять? — лукаво произнес я на языке зверолюдей. Краем глаза я заметил, как Гис удивленно покосился на меня. — Почему старейшины гипфо не признали своих детей?! — Я ведь все писал! — усмехнулся я поднимаясь с плетеного пола и вставая в полный рост. Несколько неловко было вот так, в костюме Адама, стоять перед девушкой в цвету, но выбора мне не оставили. — Судия грядет… — попыталась вспомнить зверолюдка. — Что это значит? — Не это. Вы спустились к вашим воинам и узнали правду. Теперь поднялись наверх и снова узна́ете правду, — улыбнулся я. — Не увиливай! — громче потребовала зверолюдка. Она вся была словно на иголках, так еще набитая стальными опилками, — какой же переполох все-таки случился из-за того, что зверолюды обознались, а старейшины гипфо — нет… — Потому что это не зверолюды гипфо, а демоны бехэма, — словно какое-то заклинание, проговорил я. — Демоны?! — Верно, — кивнул я. — Тогда их повесят вместе с тобой, — бросила зверолюдка и уже было начала разворачиваться. — Я бы не советовал спешить — иначе вместе со мной висеть придется вам. Помните, что я писал? — Это еще почему? — Зверолюдка остановилась и снова обернулась ко мне. Теперь, когда я раскрыл тайну отказа гипфо, ко мне, кажется, появилось хоть какое-то доверие. — Подойди, и я расскажу. — Я не хотел, чтобы Гис узнавал слишком много, в том числе о Руйджерде. Зверолюдка кивнула подошла к клетке вплотную, я начал: — Неделю назад на Милис прибыл сперд, — проговорил я шепотом. Брови зверолюдки взвились, она и испуганно дернула ушами. — Все зовут его Судия Руйджерд. Они прибыл сюда со своей командой, чтобы отыскать увезенных бехэма, наказать похитителей и вернуть демонов на родину, — продолжил я. — Решите вы казнить демонов или оставите в живых — он непременно узнает, что они находятся в Великом Лесу, и тогда примет вас за похитителей. Я думаю, вы знаете, на что способны сперды? Зверолюдка затаила дыхание. Она ошарашенно смотрела на меня, словно пытаясь уместить в голове всю предоставленную ей правду, после чего резко отстранилась от прутьев клетки и не веря, кажется, ни мне, ни своим словам, быстро произнесла: — Это блеф! Так не может быть! — Вы, конечно, можете считать так, вот только весь Порт-Сент гремит о невиданном — сперд на Милисе. — Это мне пришлось сказать почти вслух, так что Гис, кажется, услышал. — Вы можете спросить своих сородичей, что ходят в город. Кара неминуема, — констатировал я. Зверолюдка быстро убежала, поджав хвост — наверняка расспрашивать соплеменников о сперде. Конечно, играть на детских страхах молодой и не такой уж бесстрашной девушки было довольно грязным трюком, но хочешь жить — умей вертеться, сукины вы дети, Дольдии! В этот момент наконец случился перелом партии, ведь белая пешка шагнула на восьмой ряд, и мат ставился теперь в два хода. И сейчас я планировал их совершить. Не прошло и десяти минут, как моя регулярная посетительница возвратилась с выражением лица еще более тревожным. Кажется, кто-то да подтвердил весть о прибытии на Милис сперда. Я снова выпрямился и подошел к прутьям клетки. — Что нам делать? Говори! — Почему я должен? — Иначе мы убьем тебя, — попробовала угрожать зверолюдка. — И передохните сами как мухи, — парировал я. — Если хотите, чтобы я говорил, мне нужны гарантии. — К-какие? Я глянул вниз — там все еще играли дети. Весть о потенциальном грядущем ужасе, кажется, еще не успела выйти за пределы домиков правящей династии зверолюдов. Что же, ненадолго. — Сперва верните мои вещи. Я надеюсь, вы все сохранили? — Да, конечно, — быстро закивала зверолюдка и уже было хотела умчаться прочь, но я снова остановил ее — это происходило чересчур часто! — Это не все. — Что-то еще? — прижала она уши к голове. — Я буду разговаривать только с вашими вождями и только на воле, — потребовал я. — Теперь беги. Скорее всего, слышать подобное от мальчонки одиннадцати лет от роду было одновременно и унизительно и забавно. Но что уж поделать — судьба этих бедолаг находилась целиком в моей власти. Так они, во всяком случае, считали. Я не сомневался, что отпевал бы меня Руйджерд очень красно-пестро, но что толку от этого мертвецу? Так что пришлось брать быка за рога, а котят за хвосты и самостоятельно руководить судьбой. Человек я, в конце концов, или кто? В следующий час все случилось именно так, как я и планировал: мне прямо в клетку принесли нижнее белье. Веревочные мосты, соединявшие островки-деревья этого поселения, оказались страшно шаткими, и на них приходилось проявлять чудеса баланса — навыкам канатоходства Американец, что удивительно, не учил. По этим мостам меня отвели в странную комнату вроде склада, где все конфискованное имущество и хранилось. Наконец, я снова чувствовал себя абсолютно уверенным в собственных силах. Ремень сумки привычно давил на плечо, а в руках удобно лежал мушкет. Я сразу же проверил, не стащили ли зверолюды что-нибудь — не стащили. — Веди, — хмыкнул я, поправляя белую кожаную манишку — перед вождями представать я планировал во всем параде. — И какой же ваш план? — спросил у меня вождь племени Дедольдия. Его звали Гюстав, он был смуглый и то ли седой, то ли просто со светлой шерстью. Все его лицо покрывали церемониальные отметки, нанесенные густыми слоями красной краски. Он сохранял спокойствие, но в комнате все равно царила напряженная атмосфера. Возможно, в том числе из-за того, что напротив него сидел я и направлял в волосатую мускулистую грудь ствол мушкета. Он, конечно, не знал, что делал мой магический инструмент, но звериная интуиция наверняка кое-что ему подсказывала. С улыбкой на лице я выждал четыре удара сердца и произнес: — Сперва внимательно слушать меня. С этим, кажется справляетесь. Вы ведь уже осведомлены, что в Порт-Сент из Федерации Демонов прибыл сперд по прозвищу Судия Руйджерд? — Конечно. И цель его визита в сложившихся обстоятельствах меня несколько тревожит. — Густав, как для зверолюда, был мужчиной весьма умным. Его речь была неплохо поставлена, он грамотно подбирал слова с учетом ситуации. Я настоял вести разговор на человеческом, так что его двуязычие было еще более удивительным. — Признаться честно, все племя на ушах стоит, как любят говорить люди, — нервно усмехнулся он. — Не стоит так сильно переживать. Судия не станет трогать вас, если вы не будете совершать плохих поступков. Скажу иначе: таких, которые он сочтет плохими. — Вы не могли бы быть ближе к делу? — аккуратно намекнул Гюстав. Я откровенно глумился над зверолюдами, но теперь меня обломали. Что же, придется выложить все карты на стол… — Мы бы хотели узнать, как избежать негативного исхода… в более обстоятельно форме. — Да, всенепременно, — кивнул я. — Вы ведь слышали, что сперд прибыл не один, а со своей командой? — Да, до меня доходили такие слухи. — Дело в том, что выполненное задание в гильдии авантюристов может сдавать не только непосредственно член команды, но и доверенное лицо. — И что это означает? — Чтобы избежать гнева Руйджерда, вам всего лишь нужен один из членов его группы, у которого вы получите доверенность в письменной форме. После чего ваши воины смогут самостоятельно отвезти бехэма в гильдию в Порт-Сенте, где они сдадут задание и передадут награду тому человеку, с которым договорились. — Вы намекаете на то… что нам нужно выкрасть кого-то из его команды? — удивленно спросил Гюстав. Кажется, он не совсем правильно понял меня… вообще во всем. — Что? Нет, конечно, — усмехнулся я. — Вы уже справились с этой частью. — Каким образом? — скептически произнес Гюстав. — С вами в одной комнате находится Громовержец Рудеус — капитан «Венца Правосудия», — претенциозно отрекомендовался я. Гюстав принялся оглядываться, ища этого невидимого капитана, который, в его представлении, кажется, должен был внушать еще больший ужас, чем Судия Руйджерд, который капитаном не был. Наконец я кашлянул и уточнил: — Прямо перед вами. — Вы? — очень удивился Гюстав, пристально глядя мне прямо в глаза. — Именно, — кивнул я, доставая из сумки карточку авантюриста. — Удивительно, что вы не осмотрели мое имущество, — произнес я, протягивая ему магическую пластинку. — Мы обычно сжигаем вещи преступников сразу же после их казни, — объяснил Гюстав. — И вправду… — прошептал он, глядя на карточку. — Грейрат?! — вдруг воскликнул Гюстав. — Бастард, — быстро успокоил его я. — Никакого отношения к основной массе этой семейки не имею и в целом всячески противоборствую рабовладельческому строю. — Хорошо, — облегченно ответил Гюстав, получив мои разъяснения. Он, конечно, не знал, что приходит после окончания рабства. Мне вдруг вспомнилась Кили, которая, кажется, была как раз депортирована в Милис и наверняка попала в Великий Лес. Я решил спросить: — Кстати, вы что-нибудь слышали о зверолюдке Кили Дедольдии? Она из вашего племени и должна была несколько месяцев назад… — Как вы сказали? — даже увидев мой возраст, Гюстав, похоже, решил не фамильярничать и так же обращался уважительно. — Кили Дедольдия, — повторил я. Кажется, Гюстав что-то знал. — Кили… — нахмурился он. — Точно! — вспомнил Гюстав. — Восемь месяцев назад люди из Порт-Сента привезли сюда девочку. Она была связана кожаными ремнями как какая-то преступница. На нашинском говорила так скверно, что мы даже думали, не человек ли это в шкуре зверолюда… — Она сейчас в деревне? — По описанию это была Кили: зверолюдский она действительно знала плохо, потому что всю жизнь жила в Асуре, да и связать ее запросто могли — уж с ее-то феноменальной неясно откуда бравшейся силищей держать Кили нужно было крепко. — Нет, — покачал головой Гюстав. — Она была здесь чужая, — объяснил Гюстав. — Не понимала прописных истин, даже речь ей была не родной. Но так пламенно эта девочка говорила о своем долге перед нашим родом… — с улыбкой покачал он головой. — Я не посмел удерживать ее здесь. — Вы знаете, где она сейчас? — Она поклялась сражаться за нас на землях людей. Должно быть, где-то на Милисе или в Асуре. Она ведь оттуда родом? — спросил Гюстав. Я кивнул. — Мы отвлеклись, — спохватился вождь. — Вы, получается, напрямую знакомы с этим… Руйджердом? — Да, но для нашего дела это не столь важно, — Я покопался в сумке и вытащил из нее золотистый листок задания. Выходило не очень хорошо — оставь зверолюды бехэма, Руйджерду и Эрис пришлось бы серьезно постараться, чтобы сдать задание в Порт-Сенте. Но мне же наличие задания играло на руку. — Вот то самое поручение, — я положил бумагу на стол. — Я напишу документ, который позволит вашим воинам сдать задание вместо меня, тогда они возьмут с собой детей бехэма и отнесут в гильдию авантюристов. Получат вознаграждение и передадут его мне. Я надеюсь, Гюстав, честь для вас не пустой звук? — намекнул я на переведение из статуса пленника в статус гостя. В это время из моей сумки на стол лег лист пергамента, я достал перо, обмакнул в чернильницу, которую снял с шеи, и начал писать доверенность. Все пока что выходило как нельзя хорошо: зверолюды сами вызвались выполнить задание. Мне в общем-то даже пальцем шевелить не пришлось. Получалось забавно: они так перепугались страшного сперда, что не заметили, как я нагло воспользовался их шатким положением. — Конечно, — заверил меня он. — Я в свою очередь надеюсь, что мы сможем забыть инцидент, учиненный моим сыном. По его вине вас поместили в клетку, и я приношу свои глубочайшие извинения за столь недостойное воспитание, — верно понял мой намек Гюстав. — Рад слышать это, — улыбнулся я. — В таком случае, я полагаю, ничего такого не случилось? — Да, — кивнул Гюстав. В этот момент я наконец поставил свою подпись на лист и продвинул его вперед по столу. Гюстав взял его в руки, пробежался глазами, хмурясь — читать на человеческом ему было непросто, — после чего объявил: — Все вопросы и разногласия, я полагаю, можно считать разрешенными. Вам, как почетному гостю, выделят подобающее жилище. Анииэла, будь добра, проводи месье Рудеуса в свободный дом, — попросил он, называя меня на милисский манер — так хотел подчеркнуть свое фальшивое уважение. Та же самая девушка, что носила мне еду все время заключения, проводила меня до одной из свободных лачужек этой деревни. Иначе выделенное мне жилье назвать было тяжело. Впрочем, и вождь жил небогато, так что как-либо возмущаться я не стал. Всю дорогу по шатким веревочным мостикам, на которых мое сознание усталое теряло равновесие, а ступеньки уходили из-под ног как палуба, эта самая Аниэла извинялась за все свои проступки, и плохое отношение ко мне, и дурные слова, и самые мысли. Мои заверения в том, что я не держал обиды, показались ей, похоже, недостаточно убедительными, так что в какой-то момент она, чуть не плача, предложила раскаяться традиционным зверолюдским способом. Стоило мне узнать, что из себя представляло такое раскаяние, я сразу же отказался — к распростирающимся передо мной девушкам с оголенным животом, в который ожидается удар, я пока был не готов. По итогу я уже даже сам пожалел, что Аниэла обливала меня водой и не хотела слушать. Все-таки удивительные создания — девчонки… В целом, что в клетке, что в этой хижине, все было тем же: мне приносили ту же еду на тех же листах банана — разве что трижды в день, а не дважды, и теперь я ничего на них не писал, — была все та же жуткая скука. Относились ко мне скорее с настороженностью, чем с уважением — я был чужаком, так еще и принудившим зверолюдов играть по моим правилам фактически угрозами — они, разумеется, довольно скоро это осознали. Но обещание уже было дано, и руки их оказались связаны путами чести. Вечером первого дня мне стало совсем невыносимо, и я затребовал глиняных кувшинов — самых маленьких, какие были. Из них я смастерил бомбочки взамен тем, которые были истрачены на Аурелио. На второй день, чтобы хоть как-то втереться в доверие к зверолюдам — из-за отношения ко мне я чувствовал себя несколько напряженно, — вызвался пойти вместе с их воинами на охоту. Отнеслись к этой идее со скепсисом, но почетному гостю отказывать не полагалось, так что меня все-таки взяли. Охотились зверолюды удивительно: тихо, незаметно подкрадывались к добыче и закалывали ее своими изогнутыми мечами — также, как и Аурелио. Это кардинально отличалось от моих простых как валенок методов: всего единожды за всю охоту я навскидку грянул из мушкета по какой-то здоровой шестиногой твари, более всего напоминавшей порочную любовь жука с ягуаром. Каким-то чудом свинцовый шарик залетел чудовищу в ухо, отчего оно даже взреветь не успело — грузно ухнуло наземь. Сначала охотники думали, что животное убило молния, но, не найдя на всем небе ни одной тучки, дружно обернулись ко мне с ошарашенными лицами. Как мне после объяснили, во всем Великом Лесу с этой тварью могли тягаться разве что ивуры — слоноподобные зверолюды выше трех метров ростом — и гипфо. Обоим это было неинтересно. Остальные же племена старались избегать, потому что завалить ее можно было только большим отрядом, расстреливая из луков. Удача снова оказалась на моей стороне. Ближе к вечеру того же дня ко мне заявился сын Гюстава Гьес — тот самый зверолюд, убивший Аурелио и распорядившийся бросить меня в клетку. Сегодня он охотился и видел, на что я был способен. Он также, как и Аниэла — она была его двоюродной сестрой, — предлагал продемонстрировать свое раскаяние в традиционной зверолюдской форме, от чего я спешно отказался. Мой отказ принять традиционные извинение он воспринял совсем не так, как предполагалось: ночью я отлучился из своего жилища по нужде, а когда вернулся и снова полез в кровать, обнаружил в ней маленькое, ушасто-хвостатое, пушистое и очень горячее нечто, сразу же заявившее о своем присутствии жалобным девичьим «Мяу…» Это самое нечто, как оказалось, звали Минитона Дедольдия, и первые минут пятнадцать она отчаянно пыталась убедить меня в том, что я ей сильно-сильно-сильно нравлюсь, и что никто-никто-никто кроме меня не умеет сражаться с битлуаром, и что ей очень-очень-очень холодно спать одной, и что это точно-точно-точно не папа решил подложить ее под меня. По прошествии пятнадцати минут минут магия вызубренных ответов сошла на нет, но за это время я успел ей чем-то да понравиться теперь уже по-настоящему, и она потребовала сказку на ночь. Чтобы моя жизнь сама не превратилось в очень странную вариацию «Тысячи и одной ночи», сказку я намеревался рассказать в кратчайшие сроки, и на роль такой истории как нельзя кстати подходила биография Марка Синицына — человека-который-ходил-по-небу, как его назвала Минитона. Более всего ее удивили стальные стрекозы, со страшным цокотом рассекающие пустынные просторы, и «колесо, чтобы становиться сильными» — центрифуга. Прогонять Минитону я не стал — Гьес, как я понял, не отступил бы, не прими я этого «подарка». Необходимость показаться прощенными у зверолюдов почему-то была особенно болезненно обострена, и страдать от этого начинал уже тот, у кого прощения просили. Страдал и я — Минетона всю ночь толкалась ногами. На третий день, как только были созданы растения и суша, я занимался травничеством: в поселении в том самом Гнилом Дереве жила несколько ненормальная знахарка. Так ее зверолюды не любили, что вешали на ее жилище трупы врагов. Мне же она показалась просто очень ярой энтузиасткой своего дела — я тоже заслужил ее уважение, верно назвав все растения. Слух о том, что я «познал» — наглая ложь! — Минетону, каким-то образом распространялся по деревне, так что об этом знала и знахарка. По тому, что из моего домика сладострастные звуки в ту ночь не доносились, она сделала свои — под стать репутации — выводы и решила научить меня готовить зелье под названием «шоб семь раз!» Отказываться я не стал — кажется, его аналоги я видел на рынках Роа по весьма хорошей цене. На четвертый день я снова решил пойти на охоту. Нет, еще раз разделять постель с Минетоной мне не хотелось, хотя именно на это намекал мужской коллектив, — иначе воплощалось в жизнь мое самое страшное предположение первого дня нахождения в этой деревне. Нужно было убить время, а лучше всего это делать, убивая двух зайцев — минутную и часовую стрелки — одним выстрелом. Так я и поступил — зайцы были ненормально большие. Спустя приблизительно три часа беготни по лесу наша группа стала постепенно возвращаться к деревне. Отошли мы достаточно далеко, но уже на полпути до нас стали доноситься звуки оживленного яростного боя, рев рожков и свист свирелей, и весь отряд, конечно, на предельной скорости поспешил в деревню. Когда мы тихо подобрались к сражавшимся — зверолюды научили меня ступать бесшумно, — моему взору предстала удивительная картина: три десятка вооруженных головорезов с одной были отрезаны от свободы всего четырьмя бойцами — Руйджерд, Эрис, статная женщина-эльфийка с небольшим щитом и коротким эстоком и совершенно квадратной формы мужчина гном в черных доспехах и со странным не то топором, не то интересным посохом пастуха теснили их, сжимая кольцо, вдавливая друг в друга, нанося раны и увечья. С другой стороны их атаковали воины, уходившие в Порт-Сент с бехэма — теперь уже вернувшиеся домой. Я сразу же понял, какую сторону следовало принять, и метким выстрелом разорвал шею наиболее опасного на вид человека. С моим выстрелом время замерло — еще не привыкшие к грому среди ясного неба стали искать тучи и молнию, поразившую их предводителя, в толпу полетели бомбы. Эти люди наверняка были компрачикосы: решили пополнить к этому моменту пустые запасы рабов. Пуль я не жалел. Второй отряд зверолюдов вступил в бой и ударил в бок неприятеля. Они мастерски орудовали луками и изогнутыми мечами, пресекая жизни бандитов. Спустя каких-то пять минут все для похитителей было кончено. Очень уж им не повезло в этот раз: наткнуться на всех вдруг собравшихся в одном месте способных дать отпор людей. К моему удивлению, стоило бою закончиться, Эрис сразу же бросилась мне на шею. Пожалуй, ей об одной очень странной ночи рассказывать не стоило. После подошел Руйджерд и похлопал меня по плечу, одновременно с тем пожурив за безрассудность в логове бандитов. — Пол рассказывал, что этот верткий тип, но чтобы вот так! — басом прорычал гном, подходя ко мне, осклабленный. — Меня Талхандом звать. Рудеус, так понимаю? — Сняв перчатку, он сунул мне свою руку. — Да… — удивленно протянул я, пожимая широкую заскорузлую ладонь. Руйджерд с Эрис, похоже, времени зря не теряли и отыскали нам в команду пару новых уголовников? — Вы подоспели как раз вовремя, Гьес, Малток —— поприветствовал нескольких избранных зверолюдов капитан отряда, уходившего в город с бехэма. — Такими малыми силами справиться было бы сложнее. — Анфир, кто все эти?.. — спросил Гьес. — Ты удивишься, — усмехнулся названный Анфиром — капитан второй группы, — это команда того самого сперда, которого так страшится Гюстав. — Не совсем так, но суть верна, — прокомментировала слова Анфира эльфийка. — Очень приличный человек, хочу сказать, — вставил назвавшийся Талхандом. Глаза Гьеса округлились, он стал водить взглядом по внезапно появившимся в деревне людям. Наконец, он сделал верные выводы и остановил свой взгляд на Руйджерде. — Так это вы… — Руйджерд Спердия, — представился он. — И вы не будете?.. — сглотнул Гьес. — Не буду что? — Нет-нет, совсем ничего, — быстро сдал позиции Гьес. — Вы все нам серьезно помогли, пройдемте лучше в деревню? Я на правах наследника вождя официально приглашаю вас стать нашими гостями. Если вы, конечно, не против. В честь отраженного нападения бандитов Гюстав распорядился закатить крупный пир. Меня совсем уже приняли за своего, а опасались теперь Руйджерда, так что отношение ко мне было по-дружески уважительным. Эрис решила целиком меня приватизировать, так что охотники воздерживались от подколок. Я вкратце, опустив многие подробности, в частности, моего заточения, пересказал Руйджерду и Эрис события прошедшей недели. Их оборот дела в общем-то не удивил, зато под впечатлением от моих и вождя слов остались Талханд и Элинализ — так звали эльфийку. Они оказались бывшими членами распавшегося отряда, в котором когда-то были Пол и Зенит. С Полом за последние четыре года они где-то умудрились пересечься, так что кое-что обо мне слышали. Пол, похоже, отчего-то особенно явно выделял мою способность выкручиваться из неординарных ситуаций, которая теперь подтвердилась наглядной демонстрацией, так что это как будто было единственным, что обо мне эти двое знали. Я хотел узнать, где они встретились с Полом, но Элинализ только ответила, что нас ждал очень непростой разговор, а пока мне полагалось вдоволь развлечься на пиру зверолюдов. Это, признаться, ввергло меня в не самые приятные мысли, но я постарался отложить их до того самого разговора. После пира Гюстав стал настаивать на том, чтобы мы остались в деревне Дольдий на время Большого Дождя, как здесь называли трехмесячный ливень, проходивший с конца весны по начало лета. Но до него оставалось еще целых два с половиной месяца, а терять впустую столько времени мы не были намерены, так что вежливо отказались. Тем более за такой срок можно было, в некоторых местах срезав, добраться до самого Милишиона. Особенно подсобил Талханд: он намеревался посетить свою родину и заверил, что если мы будем не успевать пересечь Горную Гряду Голубого Дракона, он сможет договориться с братьями гномами, и мы переждем дождь в Сольмонте — городе внутри Железной горы, где обитали гномы. Мы пробыли у зверолюдов еще два дня, в которые, к счастью, ничего интересного не происходило — хватило мне и последней недели, да и девяти месяцев в целом. Наутро впятером — Руйджерд, Эрис, Талханд, Элинализ и я — выдвинулись по Тракту Святого Меча. Это была прямая дорога, ведшая точнехонько в Милишион. Но стоило нам удалиться от деревни всего на расстояние двухчасового перехода, как нам встретились двое: один в светлой просторной одеже и со странной повязкой с крылышками вокруг лба, а второй в потрепанных штанах и жилетке на голую спину. Они сидели у обочины — кажется, устроили привал. — Гис? — встала как вкопанная и удивленно спросила Элинализ, когда мы проходили мимо. — Элинализ? — также узнал ее он. — Талханд? — Вы с этой знакомы? — приподнял одну бровь Эрмис, обращаясь к Гису и имея в виду Элинализ. У меня, признаться, был тот же вопрос. Отчего так тесен этот мир?!