Последняя Кода

Ночью тишина всегда была такой, словно могла утопить в себе человека, поглотить его в неизвестности, раздавить всей своей тяжестью и не дать даже вдохнуть. Тишина тесно сотрудничала с темнотой, и вместе они становились таким идеальным нарушителями покоя, коим даже самый сильный шум днем не мог стать. Не зря люди боялись темноты, а особенно осознания того, что они могут быть в ней не одни. Это чувство селилось глубоко в сознании, звенело внутри, заставляя человека невольно оглядываться по сторонам в поисках какого-нибудь темного силуэта. И непонятно, что было лучше - увидеть его или просто постоянно чувствовать, что где-то рядом есть нечто, наблюдающее за человеком, а он его не видит. Именно так чувствовал себя в своё время и Азирафель. Это было много лет назад, когда он был еще маленьким ребенком, а темноты боялись все его сверстники. С тех пор многое изменилось, и теперь он наслаждался темнотой и ее тишиной. Он чувствовал себя спокойно, находясь в полном одиночестве, в полной темноте и тишине, которая прерывалась лишь звуком щелчка ветки или крадущегося из-за деревьев мелкого зверька, но даже эти звуки не пугали Фелла. Он много лет проработал сторожем кладбища. Он умел находить красоту среди множества надгробий с разными датами рождения и смерти людей, которых он никогда не знал и не узнает. Иногда он начинал задумываться о том, какую жизнь они прожили, а иногда, когда ему становилось скучно, он даже начинал представлять, каким был этот человек. Азирафель так хорошо знал кладбище, что, даже выключив фонарь, знал, что его ноги сами выведут его на нужную тропинку, преодолеют все мелкие препятствия, о которые он столько раз спотыкался, и по протоптанной дорожке доберется до входа на кладбище, где находилась его маленькая будка и где он проводил время, когда не бродил по территории. Тут было электричество, поэтому над его головой горела тусклая лампа, которая время от времени мерцала, а иногда и вовсе гасла. Азирафель много раз менял ее, но не проходило и нескольких дней, как она снова начинала мерцать, так что он сдался и просто привык к тому, что его будка всегда на несколько мгновений погружалась в темноту. Раньше он пытался читать книги, держа их почти вплотную к лицу, потому что из-за недостатка света не мог разглядеть текст, но в конце концов понял, что портит зрение, и ему пришлось купить очки для чтения, которые стали вторым лучшим вложением в его жизни. Первой лучшей инвестицией была лампочка на батарейках, которую он мог прикрепить прямо к книге, и с тех пор мигающий свет над головой больше не беспокоил его. Местные жители знали сторожа кладбища. Он помогал людям найти дорогу к выходу, если они случайно решали прогуляться ночью, а ложные тропинки и однообразные надгробия сбивали их с пути. Нужно было лишь найти глазами источник света, исходящий от лампы для чтения Азирафеля, и идти к нему. Если Фелла в это время не было в будке, беспокоиться тоже не стоило - рано или поздно он обязательно пришел бы на помощь человеку, ведь несколько раз за ночь он обходил всю территорию, зная, что какой-нибудь одинокий заблудившийся бедняга ждет, когда его найдут. Как уже было сказано, Азирафель любил находиться в тишине. Его окружали серые надгробия, и ему казалось, что он действительно оказывал влияние на кладбище, которое в темное время суток становилось менее суровым и менее пугающим для посетителей. Он верил, что его забота идет на пользу кладбищу, чувствовал, что ночью он объединяется с ним, что они вместе становится каким-то одним большим организмом, который просыпается только ночью и неотделим друг от друга. Действительно, кладбище было как отдельная планета, как заповедник для мертвых и наполненное горем поле битвы для живых. Кладбища были наиболее красивы, когда тысячи свечей освещали всю территорию. Крошечные огоньки тянулись по многочисленным надгробиям, словно вдыхая жизнь в дома местных жителей и придавая кладбищу неповторимую красоту, смешанную с печалью и болью. Грустно было только тогда, когда несколько свечей одиноко горели на могиле недавно умершего человека, где холмик песка еще был виден, но еще не успел стромбоваться, выделяя ее среди остальных, не освещенных. Азирафель считал это своего рода посвящением в мертвых, потому что через некоторое время земля оседала, никто не зажигал свечи, и надгробие становилось похожим на все остальные вокруг, становясь частью кладбища. Иногда свечи больше не ставили на могилу. В таких случаях Азирафель обходил кладбище и, найдя старое неосвещенное надгробие, буквы на котором давно стерлись, а само надгробие заросло, ставил на могилу маленькую свечу и зажигал ее, чтобы хозяин могилы не остался одиноким и забытым. Еще реже свечи на могиле оставались гореть долгое время. Обычно это была могила знаменитости, поклонники которой решили позаботиться о ней после ее смерти, поэтому там были не только свечи, но и какие-то другие предметы, так или иначе связанные с этим человеком. Это было редкостью, так как большинство знаменитостей предпочитали быть похороненными не на обычном кладбище среди обычных людей, а в другом месте. Хотя после смерти все они оставались скелетами в ящиках, зарытых под землей. А ещё реже случалось так, что знаменитости не хотели, чтобы кто-то знал, где они похоронены. В таком случае их могила появлялась среди других, памятник выглядел как все остальные, но рано или поздно кто-то находил могилу, и она становилась местом, вызывающим интерес у поклонников. Так случилось недавно. Азирафель, сторож кладбища, возможно, несколько лет не знал бы, что здесь похоронена знаменитость, если бы не одна странная вещь, которую он не мог объяснить. Весть о смерти маэстро Энтони Кроули быстро разлетелась по всему миру. Это был талантливый скрипач, чья музыка и стиль могли повлиять на любого слушателя, даже если он клялся, что вообще не выносит никакой музыки. Энтони умел удивлять не только своей музыкой, но и исполнением - каждый концерт превращался в шоу, где даже закрыв глаза, можно было увидеть, как он исполняет произведения. Энтони достиг высот своей карьеры в очень молодом возрасте. С каждым годом он совершенствовался не только в музыке, но и в умении шокировать слушателей и зрителей. Азирафель сам не раз слушал его произведения или то, как маэстро исполнял чужие пьесы. Видимо, у этого человека был талант поражать всех, потому что если кто-то другой пытался играть его произведения, он и близко не мог сыграть их так, как это делал Энтони. Его также отличал характер. Он был полон энтузиазма и никогда не мог устоять на месте, словно каждую секунду своей жизни искал новое звучание, чтобы превратить его в мелодичное произведение. При этом он с трудом говорил. Во многих интервью он не находил слов или просто издавал странные звуки - всем было ясно, что язык Энтони - это музыка, поэтому не было смысла мучать его словами, которые не могли передать всей сути. Энтони можно назвать было экспрессионистом не только в творчестве, но и в самой жизни. Однажды он признался, что мечтает провести свои последние минуты жизни на сцене, но больше никогда об этом не вспоминал. Все посчитали это глупым желанием молодого человека, которое он успел перерасти. Но, как оказалось, эта идея не давала ему покоя долгие годы. Свой последний концерт Энтони назвал "Кода". У тех, кто разбирался в музыкальных терминах, это название вызвало несколько странных вопросов, ведь кода означала конец произведения, но поскольку Энтони был своеобразным исполнителем, от него ожидали чего угодно, поэтому первоначальное удивление по поводу названия вскоре прошло. Однако никто не ожидал, что это будет кода к жизни самого Энтони. Все шло как обычно. Зрители наслаждались выступлением, музыкой и харизмой маэстро. В конце всем показалось, что Энтони стал играть тише и медленнее, чем обычно, но никто не обратил на это внимания - кто знает, что мог придумать артист на этот раз. Последнее произведение подходило к концу. Сидящие в первом ряду клялись, что видели, как руки Энтони дрожат, а пальцы едва сжимают струны скрипки, словно они перестали его слушаться и стали неуправляемыми. Но пока концерт продолжался, никто не осмелился встревать и помешать ему закончить произведение. Впоследствии все ужасно пожалели об этом выборе. В какой-то момент Энтони начал играть быстрее. Музыка звучала неестественно, казалось, он пытался силой выдавить из себя последние ноты, и вся магия его концертов вдруг исчезла, и все заволновались. Но, может быть, это тоже было частью шоу? Прозвучала противная резкая нота, когда Энтони в последний раз безуспешно провел смычком по струнам, не успев закончить произведение. Звук был настолько режущим слух, что не оставалось никаких сомнений - это было не шоу. Это был последний вздох Энтони Кроули, переданный через музыку. В следующее мгновение его инструмент упал со сцены и разбился как раз в тот момент, когда тело маэстро рухнуло на пол. Оказалось, что Энтони был болен, но умер не от болезни. Перед началом концерта он принял большую дозу таблеток и, видимо, не рассчитал правильное количество, необходимое для завершения концерта. Все сошлись во мнении, что он хотел доиграть до самого конца, а после последней ноты поклониться и больше никогда не выпрямиться. Азирафель был очень огорчен этой потерей, потому что купил несколько пластинок и любил слушать их с закрытыми глазами, представляя, что он находится на концерте Энтони. Его утешало лишь то, что маэстро исполнил свое давнее желание, хотя и не так, как ему хотелось. Оставалось только надеяться, что, по крайней мере, ему не было слишком больно, когда он пытался закончить произведение. Итак, пришло время вернуться к тому, как Азирафаэль узнал о местонахождении могилы Энтони. Тем вечером, еще не успело сесть солнце, на кладбище пришел Фелл, взяв с собой, как всегда, книгу, фонарь, очки, лампу для чтения, несколько сладких пирожных и термос с теплым чаем, поскольку ночь обещала быть холодной. Азирафель поплотнее закутался в пальто, чувствуя, как ветер ритмично ерошит его белокурые локоны и свистит в ушах. Ночь сегодня казалась живой, полной всевозможных звуков, на которые мужчина, конечно, не обращал внимания, но они все равно были, мешая наслаждаться тишиной. Обойдя кладбище и не обнаружив ни одного потерявшегося индивида, Азирафель поспешил обратно в свою будку. Даже выходить на улицу ему не хотелось - он недооценил силу ветра и, к сожалению, оделся неподобающе, поэтому решил, что сегодня обойдет территорию еще раз, и этого будет достаточно. А завтра он уже будет одет как следует и сможет гулять сколько влезет. Азирафель прикрепил лампу к книге, налил в кружку-термос немного чая и начал читать, не решаясь есть пирожные, чтобы случайно не испачкать книгу жирными пальцами. Он быстро погрузился в текст и с каждой страницей все больше и больше отрывался от реальности, все ближе и ближе прислоняясь к самой книге лицом, словно это могло как-то помочь ему вжиться в роль персонажей. Когда Фелл вернулся к реальности, чай в его чашке уже успел остыть, а в животе тихонько урчало. Время, как всегда, пролетело незаметно, поэтому мужчина отложил книгу, выпил чашку чая, тут же налил еще одну, уже горячую, и съел один из пирожных. Пора было снова выходить на улицу и делать очередной обход. Азирафель едва смог справиться с дверью. Ветер был настолько сильным, что чуть не прищемил его пальцы дверью, которые он тут же прижал к себе, не желая их терять. Сегодня ему очень не хотелось идти без фонаря, потому что он своим светом, хотя это была всего лишь иллюзия, созданная мозгом, дарил Феллу тепло. Отойдя от небольшого шока и проверив, все ли пальцы на месте, Азирафель прислушался. Он слышал, как свистит ветер, как (слово) деревья, как хрустят их стволы и ветви. Все обычные звуки, но было еще что-то, что, хотя и прекрасно сочеталось с природными звуками, на самом деле природе не принадлежало. Звук был мелодичным, едва ли громче треска ветвей, и звучал непрерывно. Включив фонарь, Азирафель двинулся на звук. Вдалеке виднелись свечи, горящие на недавно установленной могиле, где земля едва успела осесть. Честно говоря, Фелл всегда осматривал нового обитателя кладбища, но в этот раз не стал - он был слишком потрясен смертью любимого музыканта, а поэтому проводил большую часть времени, слушая его музыку, а когда не мог, то читал его книги. Нет, так расслабляться больше было нельзя - Азирафель считал необходимым узнать своих новых "знакомых" на кладбище и принять их как следует. Рано или поздно он и сам окажется на кладбище. Тогда он сможет только надеяться, что его сменит другой сторож, который также будет с любовью ухаживать за кладбищем и заботиться о вновь прибывших мертвецах. По мере приближения к свечам звук становился все громче. Азирафель уже почти слышал мелодию, но, возможно, это была просто смесь ветра и еще чего-то неизвестного. Не говоря уже о воображении Фелла, который часами слушал произведения Энтони Кроули - его музыка, очевидно, уже глубоко запечатлелась в его мозгу. Азирафель остановился у могилы со свечами. Он огляделся и нахмурился. Ему показалось, что где-то играла скрипка, но он не мог разобрать, откуда доносился звук. Ему казалось, что музыка звучала у него в голове или что она доносилась со всех сторон, создавая эффект 8d. Но это определенно была скрипка. Азирафель был в этом уверен. Природа, какой бы прекрасной она ни была, не могла создать такой звук, ее мелодии были совсем другими - хаос звуков, которые смешивались друг с другом, заставляя все переплетаться и создавать уникальный звук, который не мог создать человек. А это определенно был звук скрипки... Наконец Фелл взглянул на надгробие. Сначала подумал, что ему показалось - нередко, когда он читал что-то будучи уставшим и без очков, одни слова превращались в другие, если они звучали достаточно одинаково. Мужчина даже протер глаза и подошел ближе, посветив фонариком на гравировку. "Энтони Кроули" - гласила надпись на надгробии. Моргнув от удивления, Азирафель даже шагнул назад, забыв обо всех звуках, холоде и своих обязанностях. Он надел очки, но надпись осталась прежней, а дата соответствовала реальной дате жизни маэстро. Вряд ли кто-то мог так дорого пошутить. Надгробие было настоящим и, при ближайшем рассмотрении, даже более дорогим, чем те, что находились вокруг, но неопытный глаз не понял бы этого. Азирафель, конечно, не был экспертом по надгробиям, но знал, как отличить дорогое от дешевого. -Так вот вы где, маэстро... - прошептал он, вздыхая и чувствуя, что отныне ему придется хранить большой секрет и присматривать за Энтони, чтобы какой-нибудь фанат, слишком опечаленный его смертью, не нарушил спокойствия умершего. Азирафель подошел ближе и наклонился. Он коснулся надписи, как бы отдавая дань уважения композитору и отправляя его в путь. Конечно, Энтони уже давненько путешествовал где-то там - земля почти успела осесть - но лучше поздно, чем никогда. Пухлые пальцы нащупали за что-то еще. Посветив на надгробие и всмотревшись (что было непросто сделать, так как свет отражался от блестящей поверхности), Азирафель увидел, что почти через все надгробие проходят пять линий, нарисованных одна над другой - нотный стан. На нем были выгравированы ноты. Работа явно принадлежала не профессионалу - она выглядела неряшливой и неровной, но усилия, безусловно, были приложены. Видимо, кто-то из поклонников уже обнаружил могилу Энтони. Азирафель не умел понимать мелодию по написанным нотам, особенно когда мелодия казалась довольно сложной, но в конце концов до него всё дошло. Фелл тут же переключил свое внимание на окружающие звуки и снова услышал скрипку. Теперь он был уверен в этом. Напрягая слух и проводя пальцем по выгравированному ставу, Азирафель понял, что мелодия повторяется снова и снова, останавливаясь там, где кто-то закончил гравировку става, и затем начиналась снова. Это была пьеса Энтони Кроули, которую он играл перед самой смертью, но так и не смог закончить. Азирафель снова огляделся. Мелодия ведь не могла возникнуть из ниоткуда. Может, кто-то оставил радиоприемник, зная, что Фелл его услышит, и решил подшутить над ним? Впрочем, его это не пугало - с чего бы ему бояться музыки любимого композитора? Пусть даже посреди ночи на пустом кладбище, где никто не издавал никаких звуков, кроме него и природы... Тем более что вряд ли местные жители хотели его напугать - похоже, он им нравился. Фелл обошел могилу, походил взад вперёд, осмотрел все места, где можно было спрятать какой-нибудь играющий предмет, но музыка, похоже, доносилась на территории всей могилы, без какого-либо точного источника. По крайней мере, так казалось, потому что вокруг могилы мелодия доносилась со всех сторон с одинаковой громкостью. Не могла же она доноситься из-под земли?... Нет, точно нет, в таком случае звук был бы приглушенным, и какому-нибудь аудиоплееру потребовался бы удаленный источник энергии, чтобы поддерживать непрерывное воспроизведение под землей. -Ну и шутки у вас конечно, мистер Кроули... - сказал Азирафель, покачав головой. Пугаться музыки было бессмысленно - в конце концов, он не был против нее, даже если она повторялась снова и снова. Но в чем он был уверен, так это в том, что это именно та версия, которую исполнял Энтони, - только она могла звучать так живо в городе мертвых. Решив, что маэстро на сегодня достаточно его внимания, Азирафель зашагал дальше, вспомнив о холоде и ветре, из-за которых ему хотелось поскорее вернуться в свою будку. Обойдя все окрестности и удобно устроившись в кресле в будке, Фелл снова достал книгу. На этот раз ему было трудно сосредоточиться, в голове было полно мыслей, и еще больше он зациклился на той бесконечной мелодии, которую начал тихонько напевать, сам того не замечая. Да, это действительно был Энтони - только его музыка могла так влиять на людей. Близилось утро, и вот-вот должно было взойти солнце, когда Азирафель снова вышел из своей будки. Чай был выпит, пирожные съедены, но он все еще не мог сосредоточиться на чтении. Хотя его не пугала доносящаяся откуда-то неясная мелодия, он продолжал терзать себя этой мыслью. Должен же был быть источник! Фелл вернулся к могиле. Некоторые свечи уже успели погаснуть. Но музыка продолжала звучать, как и прежде. Скоро должен был быть рассвет, и он надеялся, что при свете солнца ему будет легче разобраться в происходящем. Голосом напевая мелодию, мужчина несколько раз обошел могилу, посмотрел в погасшие свечи, думая, что, может, проигрыватель был спрятан в них, но опять ничего. Ему не хотелось раскапывать землю, а тем более стоять на ней - это казалось неправильным и неуважительным. На самом деле ему следовало бы найти того, кто выгравировал надпись на надгробии, и поговорить с ним - жест, возможно, и был приятный, но не совсем уместный. Солнце показалось из-за деревьев. Азирафель смотрел, как оно поднималось, а ветер медленно стихал, словно его рабочая смена подходила к концу. Сразу стало светлее, и мужчина даже смог разглядеть чьи-то следы, почти совсем не заметные рядом у надгробия, вероятно, оставленные тем, кто решил украсить памятник. Солнечные лучи начали тянуться по земле, постепенно заливая все кладбище, пока наконец не коснулись и надгробия Энтони. Как только лучи коснулись памятника, музыка прекратилась, и раздался ужасный, резкий звук, ровно такой же, которым Энтони закончил свой последний концерт. По телу Фелла пробежала дрожь, покалывание, словно острые иглы пронзали его кожу. Он встряхнулся, чувствуя себя неуютно. На кладбище царила, так сказать, мертвая тишина, и впервые за столько лет Азирафель почувствовал себя не в своей тарелке и даже немного испугался. Хотя, на самом деле, дело было не в самой тишине, а в звуке, который ей предшествовал. Глубоко вздохнув и успокоившись, поскольку не ожидал больше услышать тот визжащий звук скрипки (Азирафель избегал прослушивания записи последнего концерта Энтони, как огня), Фелл покачал головой и впервые за долгое время просто пошел к выходу с кладбища, не желая задерживаться там дольше, чем нужно. Следующая смена Азирафеля снова началась как обычно. Он пришел еще до захода солнца. День на этот раз был более спокойным, и, к счастью, мужчина смог насладиться тишиной и продолжить чтение книги в своём удобном кресле. За ночь, вернее, за день, поскольку большую его часть Фелл спал, а ночью дежурил на кладбище, у него появилось время поразмыслить над событиями предыдущего дня. Он так и не нашел логического объяснения случившемуся, но был уверен, что его просто и не было. Некоторые вещи просто существовали, их невозможно было объяснить. Например... Азирафель не мог придумать пример, ведь обычно большинство вещей можно объяснить, но тут же вспомнил о самом Энтони и его желании - он не мог объяснить его, но что поделать, у каждого были свои стремления и желания, которые, возможно, были непонятны другим. Азирафель решил просто не вмешиваться в дела мертвеца и, каким бы ни был ответ на его загадку, не забивать голову этим. В конце концов, музыка Энтони никому не мешала, и казалось символичным, что маэстро продолжил любимое дело и после смерти. Сторож успел прочесть всего несколько десятков страниц, когда по кладбищу вновь разнеслась тихая мелодия. Сегодня она казалась гораздо громче, но только потому, что не было посторонних звуков и ночь была тихой. Медленно отложив книгу на стол, Азирафель выглянул из окна будки, внимательно наблюдая за происходящим. Солнце еще не полностью село, но большая часть кладбища уже была погружена во мрак и тени. Мелодия опять повторялась снова и снова. Фелл не мог сказать, что она ему надоела, но его раздражало, что мелодия постоянно обрывалась и не звучала до конца. Тот, кто написал ноты и не дописал их, очень жестоко подшутил не только над ним и, но и над смертью Энтони на его последнем концерте, не дав ему доиграть произведение даже после смерти. Фелл снова сходил к могилу. Все было точно так же, как и вчера. Музыка возникала из ниоткуда и звучала со всех сторон одинаково. Ну, почти. В конце могилы, там, где должны были находиться ноги покойника, казалось, было немного тише, но Азирафель не был в этом уверен. Как бы то ни было, музыка просто вырывалась из воздуха. Вопрос был не в том, почему она звучала, а в том, почему он ее слышал. Кто знал, может быть, потому, что он сам уже одной ногой был в гробу? В конце концов, Фелл был всего на несколько лет старше Энтони, но, в отличие от музыканта, он не был болен и не собирался покончить с жизнью во время работы. Конечно, это было подходящее место для смерти, но Азирафелю все равно не нравилась эта идея. Фелл задумался. А действительно ли звучала музыка? Может, она существовала только в его голове? Он был еще был не настолько стар, чтобы сойти с ума, но воображение у него было ярким, возможно, потому, что он видел гроб Энтони после его смерти и вообразил, что маэстро продолжал играть, тем самым облегчая себе мысль о его смерти. Его теорию нужно было как-то проверить. Приглашать людей он не хотел - пусть могила Энтони остается для всех загадкой, тем более что другим людям не понравилась идея гулять по кладбищу ночью. А если приглашенный все же услышал бы музыку, доносящуюся из ниоткуда, то Азирафелю в лучшем случае пришлось бы иметь дело с бессознательным телом, а в худшем - поприветствовать нового обитателя кладбища. Да, не нужно было впутывать других во все это. В голову пришла одна идея. А что, если записать звук? Современное оборудование было, естественно, более надежным, чем человеческий мозг, который постоянно любил обманывать своего же хозяина. Азирафель решил, что сделает это во время своей следующей смены. Все, что ему нужно было сделать, - это купить какую-нибудь записывающий аппарат и, разобравшись, как он работает, записать звук. А потом выяснить, был ли он сумасшедшим или маэстро Энтони так любил свою работу, что продолжил ее после своей смерти. В любом случае оба варианта казались Азирафелю странными. Погуляв, как обычно, по территории, сторож вернулся в будку. Он уже настолько привык к мелодии, что почти не слышал ее, и она нисколько не мешала ему читать. Остаток ночи прошел неумолимо быстро. Когда наступило утро, мелодия снова смолкла, с тем же визгом скрипки. После нескольких часов сладкого сна Азирафель сидел в ресторане. Его тарелка была уже пуста, шеф-повар, как обычно, нахвален (Фелл ел в ресторане почти каждый день, но всегда находил новые слова для описания еды - в этой области он разбирался, пожалуй, лучше других), а в голове кладбищенского сторожа крутились мысли о том, какую книгу ему следовало взять на сегодняшнюю смену и где купить звукозаписывающее устройство. Поев и расплатившись за еду, Азирафель еще несколько раз просмотрел список десертов, но понял, что если позволит себе еще хотя бы один, то точно задержится в ресторане дольше, чем нужно, и не успеет зайти в техно магазин, а потом в библиотеку за книгой. А он выбирал книги очень долго. Очень долго. Он мог взять с собой только несколько - больше не разрешалось, - поэтому ему приходилось очень ответственно подходить к этому вопросу. Сотрудники библиотеки давно знали его и готовили ему чай, когда видели - он был постоянным посетителем и довольно разговорчивым - всегда хотел поболтать о книгах и услышать мнение других. -Так что, мистер Фелл, играете на скрипке? - раздался сзади мужской голос, и Азирафель повернулся к нему. Это был мистер Браун, и, по правде говоря, сторож кладбища не сдержался, высоко подняв брови. Смысл слов дошел до него не сразу, он просто удивился, что с ним заговорили, и он, даже не осознавая этого, посмотрел в сторону двери, размышляя, как же ему добраться туда без компании Брауна. -Простите?.. - спросил Азирафель немного растерянно и неловко улыбнулся. -Вы начали учиться? Я слышал вас вчера - решил прогуляться из-за бессонницы и понял, что на кладбище кто-то играет на скрипке. Это, конечно, странное место для игры, но хорошо, что вы так быстро учитесь - я раньше и не знал, что вы играете! -Вот как... - медленно произнес Азирафель, поняв, что звукозаписывающее устройство ему, пожалуй, не понадобится. -И как вам?... -Ну, конечно, с маэстро Энтони вам пока что не сравниться, но это только начало! Тем более что вы играете всего несколько тактов... Но это ничего - у вас так много свободного времени по ночам - скоро вы будете давать концерты для всех нас! -Да, да, конечно..., - ответил Азирафель, все еще неловко улыбаясь. Господин Браун, похоже, воспринял это как стеснение, потому что ободряюще закивал. -Непременно сыграете для нас! Не только я слышал вашу игру - мы все с нетерпением ждем, когда вы станете местным маэстро! Азирафель попрощался, как раз вовремя, чтобы прервать тираду мистера Брауна о его коврах, и ушел так быстро, как только мог, даже забыв о десертах. Что ж, если устройство для записи звука ему больше не нужно, значит, он сможет больше времени уделять поиску книг. В библиотеке он пробыл почти до вечера. Оказалось, что новость о его игре на скрипке распространилась очень быстро. Азирафель только кивал и улыбался, когда кто-то восхищался его мастерством, потому что не знал, как объяснить, что это играл не он, а сам Энтони, будучи мертвым. Он подумал о том, что ему действительно придется начать учиться играть, чтобы больше не возникало вопросов, ведь он хотел как можно дольше сохранить тайну места захоронения Энтони. Зачем нарушать покой мертвых? Азирафель пришел на кладбище еще перед наступлением темноты. Он вспомнил, что уже две ночи подряд музыка затихала, как только солнце достигала надгробия Энтони. А когда именно она начиналась? Фелл был уверен, что ответ был очевиден, но решил проверить - просто ради интереса. Оставив все свои вещи в будке, он отправился к могиле Энтони. Ничего не изменилось - на надгробии новых записей не появилось, а следы уже исчезли. Солнце вот-вот должно было сесть, поэтому Фелл уселся на маленькую скамеечку, которая прогнулась и заскрипела под его весом, и стал ждать. Когда на могилу упала первая тень, музыка не началась. Тень медленно ползла по земле, словно специально заставляя Азирафеля ждать еще дольше. Но он был терпелив и, более того, любопытен, особенно когда речь шла о том, чтобы узнать ответ на вопрос, чего вообще не должно было быть, - например, музыки, появляющейся из ниоткуда. Наконец тень достигла надгробия. Но и сейчас музыка не зазвучала. Азирафель думал, что больше не услышит мелодию, но прошла минута, и она зазвучала. Все, что требовалось - это чтобы надгробие полностью скрылось в тени. Это навело Фелл на мысль, что надгробие здесь было самое главное. Может быть, именно от него исходила музыка? Азирафель раньше об этом не задумывался. Ведь звуковой проигрыватель можно было бы встроить прямо в надгробие, которое питалось бы энергией солнца в течение дня и начинало играть, когда оно переставало светить. Да, поначалу идея звучала неплохо и даже убедительно. Но, поразмыслив немного, все становилось не так очевидно. Во-первых, если надгробие начинало играть, когда солнце на него не светило, значит, оно должно было играть хотя бы несколько часов днем - ведь это Англия, тут было не очень то и солнечно. И нигде не было никаких признаков солнечной батареи, что также подрывало всю теорию. В конце концов, музыка исходила не из надгробия (Азирафель даже приложил к нему ухо со всех сторон, но нигде звук не был громче), так что пришлось вернуться к идее, что музыка исходила ниоткуда. Одним словом, что бы это ни было, это определенно не было чьей-то гениальной шуткой. Азирафель поднялся со скамьи и покачал головой. Раз так, то пусть эта загадка останется непонятой и необъясненной. Он как-нибудь вытерпит и приспособится к вечной неизвестности, а может, даже возьмется за скрипку по-настоящему, чтобы сохранить тайну Энтони. В конце концов, маэстро вряд ли хотел бы такого внимания. Но кто знает, может, в этом и заключался его план - радовать людей своей музыкой после смерти, как бы он его ни осуществил (хотя, к сожалению, в итоге у него не совсем получилось). Все произошло, как обычно. Азирафель несколько раз прошелся по территории, не переставая слышать музыку, ел пирожные, пил чай, читал книгу. Потом наступило утро, взошло солнце, и музыка снова затихла. Фелл уже начал привыкать к новому распорядку, но звук, с которым музыка прекращалась, по-прежнему вызывал у него мурашки.