boy, interrupted

      Арт-терапевт дала задание «Нарисовать себя, но не изображать себя». Чуя сидит с кистью в руках уже полчаса и смотрит на белый холст, словно он катотоник. Но на самом деле, все гораздо проще — он не понимает, какой он. — Если для тебя сейчас это сложно, могу предложить другое задание. Кое Озаки была приятной женщиной средних лет. Ее волосы были выкрашены в неестественно яркий рыжий оттенок и убраны в пучок. У нее всегда был необычный макияж — красная или белая подводка, небольшие точки или завитки над веками, двойные стрелки. За две недели пребывания здесь, Чуя видел на ней как минимум 5 разных макияжей. Будь сейчас какой-нибудь семнадцатый век и из нее бы получилась прекрасная гейша. Ее легко представить в традиционном кимоно, в дзори и с веером. Это было бы изобразить на холсте проще, чем самовосприятие. — Нет, я хочу выполнить задание.        Женщина тихо посмеялась в кулак. — Чуя-кун, вы ведь не в школе. Можешь попробовать что-то другое, если захочешь. Дазай-кун, тебе не кажется, что ты тратишь очень много краски? — Нет, Кое-сенсей. Такова моя задумка. Завтра вы увидите.       Чуя осторожно обернулся. Холст Дазая был густо покрыт акриловой краской, толщиной, наверное в сантиметра полтора. Сейчас холст был покрыт в телесный цвет, но под ним явно были слои других цветов, только их почти не видно. Дазай сидел и скрупулёзно выравнивал слой мастихином. Чуя повернул голову обратно, на свой пустой холст. С чем Чуя ассоциируется у самого себя?       Он рыжий. Для Японии это особенная редкость. Может попробовать что-то абстрактное? Чуя начал делать хаотичные мазки на холсте, оранжевых, желтых, красных цветов, стараясь не задумываться о результате. К концу занятия арт терапией, он почти полностью заполнил холст. Коё заметила, что его картина напоминает пожар.       Чуя все чаще замечал, что он стал меньше есть, но не предавал этому значения. На ужин он съел один банан и попил чай, который заварил Куникида.       Его первая сессия с Мори, в этой клинике, была сегодня, и первым, что Огай сказал, было: «Чуя, ты сильно похудел». Он прав, хотя бы потому, что вещи Чуи начинают сидеть на нем более свободно. Возможно, виноваты лекарства, которые ему дают, либо это просто один симптомов его расстройства.       Сессия продлилась всего лишь десять минут, потому что у Мори был только час на его пациентов. За это время Чуя успел лишь рассказать, как он себя чувствует в новом месте и нет ли побочных эффектов от препаратов.       Чуя не знает, какой у него диагноз. Если все остальные в клинике хотя бы примерно в курсе того, чем они болеют — он нет. И врачи отказываются отвечать на этот вопрос. Это раздражает, но в то же время расстраивает. — Тебе не следует знать свой диагноз, поскольку это может демотивировать тебя на выздоровление. — Как я могу вылечиться, не зная, что со мной не так? Да мне от этого становится только хуже!       Но Чую не слушали. Врачи казались ему высокомерными и бесчувственными, за исключением Озаки Кое, которая чем-то напоминала ему покойную мать. Не внешне, скорее характером. — Будешь так мало есть, и тебе вставят трубку в нос. — Сказал шепотом Ацуши. — Мне ставили, когда из-за высокой тревоги я не мог есть. Это очень неприятно. — Я стараюсь, просто нет аппетита.       Он лежал на своей кровати и крутил в руках одну из фиджет-игрушек, которую взял в кабинете психотерапии. — Не могу же я давиться едой. — Наверное. — Ацуши пожал плечами. Он лежал, свернувшись на боку, точно кот.       Официально, уже был отбой, и многие действительно спали. — Где, кстати, Куникида? — Он в центральной больнице, сдает анализы и какие-то другие обследования проходит. Чтобы понять, можно ли ему выписываться. Вроде сегодня у него полисомн… — Ацуши нахмурил светлые брови, пытаясь выговорить слово. — Полисомнография. Не знаю точно, что это, но вроде со сном связано. Он уже купил новую квартиру. Работал, пока лечился. — А вещи собрал неделю назад… Он явно уверен, что его выписывают. — Да… Ну, нам есть, с кого брать пример. — Наверно.       Снотворное, которое теперь давали вечером Чуе, подействовало очень быстро. Уже через пару минут разговора, он уснул.       Проснулся Чуя в шестом часу утра, от того что ему больше не хотелось спать. Он попытался еще минут 10 уснуть заново, но не получилось, поэтому он решил сходить умыться и посмотреть фильмы на первом этаже, все равно он уже спать не сможет.       Но в ванной горел свет, и дверь была заперта, громко шумела вода. Парень постучал, сначала один раз, потом второй. Никакого ответа. — Там есть кто-то? — Он спросил громко, но все равно с осторожностью, чтобы никого не разбудить, стараясь направить звук в ванную.        Ответа не последовало, и он постучал еще раз.        Неожиданно из-под двери начала течь вода буро-красного цвета, окрасив белые тапочки пятнами. Тогда Чуя по-настоящему запаниковал. — Эй! Кто-нибудь! Быстрее!        Попытаться выбить дверь плечом оказалось неудачной идеей — Чуя просто не имел на это сил, но на шум выбежало несколько пациентов и дежурная в этот день, Акико Йосано. — Чуя, что такое? — Там кто-то в ванной… Кровь…       Казалось, что у Чуи сейчас случится очередная истерика.        Женщина достала связку ключей из кармана и открыла дверь с помощью специального длинного ключа, предназначенного для моментов, когда дверь захлопывается. Или для таких, как сейчас. — Все вернитесь в свои комнаты! — Скомандовала она.        Но Чуя не мог двигаться. В нос ударил запах железа, от которого мгновенно подступила тошнота. Весь пол ванной был залит розовато-красной водой. Чье-то тело плавало в ванной, и судя по его росту и темному цвету волос, это был Дазай.       Йосано вытащила его за подмышки из воды, но судя по тому, что он уже был под водой какое-то время и явно не дышал… Его лицо было мертвенно бледным, волосы слиплись, а руки больше были похожи на кровавый фарш, который продолжал вытекать из него сгустками, вместе с остатками жизни. Эти сгустки казались черными, на фоне розовой воды на полу. Мертвец открыл глаза и посмотрел прямо на Чую, улыбаясь. От шока у Накахары, как ему чувствовалось, сейчас просто остановится сердце. Из груди хотел вырваться крик, но он словно потерял голос. — Чуя… Чуя!       Все вокруг потемнело, его окружали голоса, которые казались слишком громкими, хотелось от них отмахнуться. — Ай, больно, ты что?!        Но Накахара продолжал бороться с кем-то невидимым, пока резко его глаза не открылись. — Чуя, проснись!        Картинка собралась в нечто целостное, и рыжий увидел перед собой перепуганных Ацуши и Куникиду. — Ты меня слышишь? — Повторил Куникида.        Чуя поймал себя на том, что он весь мокрый, ему холодно, и он часто дышит. — Ты кричал во сне. — Испуганно сказал Ацуши. — Куникида как раз приехал и… — Он прикрывал рот рукой. Между пальцев немного просочилась кровь. Чую передернуло. — Это я тебе так? — Тихо спросил Чуя и сглотнул. — Не переживай, ты же не специально… — Прости. Я наверное вас напугал. — Да ты сам весь трясешься. — Куникида выпрямился и вытер руки спиртовой салфеткой. Олицетворение брезгливости. — Позвать Йосано? — Не нужно, я сейчас успокоюсь. Просто кошмар приснился.        Куникида и Ацуши переглянулись, но кивнули, и разошлись заниматься своими делами. Куникида продолжил упаковывать вещи, а Ацуши — читать книжку, приложив к губе бумажную салфетку.        Чуя встал с кровати, не понимая, действительно ли это был сон. Но ванная оказалась как всегда чистой, никаких следов самоубийства. Чуя умыл лицо холодной водой и спустился вниз.       Дазай валялся поперек своего любимого кресла и листал какой-то яркий журнал. Каджи и Тачихара играли в шашки на диване. С ними Чуя не общался, но кое-что о них знал.       Каджи Мотоджиро считал себя безумным гением-ученым, хотя правдой было только его нескрываемое безумие. Он раздражал еще больше Дазая, одним лишь присутствием — потому что от него неприятно пахло, ведь он почти всегда забывал о гигиене. «Гениям это не нужно» — смеялся он. Он был не очень красивым, по общественным меркам — стрижка напоминала горшок, лицо вытянутое и желтоватое, глаза карие и маленькие, нос большой и как будто неровный, рот большой, а губы тонкие. Ему было около тридцати.        Чуя даже не хотел с ним начинать говорить, поскольку он уже видел, как он разговаривает с другими.       Тачихара Мичидзо выглядел вполне нормальным. По словам Ацуши, у него сильная деперсонализация на фоне какой-то травмы, и он не понимает, кто он, и забывает целые пласты из своей жизни, путает сны и реальность. В этом Чуя его понимал. У Тачихары были темные короткие волосы, аккуратное, но мужественное лицо. Он был немногим старше Чуи, примерно также одевался.       Иногда они разговаривали на отвлеченные темы и жали руки при встрече, ходили курить вместе, но не более.        Дазай поднял голову и помахал бинтованной рукой Чуе, вместо приветствия. — О, Чуя, вопрос! Ты бы хотел стать моделью? Тебе бы подошло. — Дазай прищурился, как будто рассматривая параметры лица парня. — Ростом не вышел, так что нет. — Отшутился Чуя. Ему стало немного легче.       На сессии с Фукудзавой Чуя рассказал о кошмаре. — Чтож, переживание такого рода это вполне нормально. Самоубийцы непредсказуемы, особенно Дазай. Но хочу, чтобы ты знал — В комнате Дазая стоит камера, и его проверяют каждые полчаса. — Я не замечал… — Это предосторожность, чтобы успеть в случае его новой попытки оказать помощь или остановить его. По похожей причине в этой комнате находится Аллан. — Аллан? — Ты его скорее всего не видел, потому что он выходит из комнаты только ночью. Но Аллан не самоубийца. Больше я сказать тебе не могу.        Чуя действительно не мог о нем ничего вспомнить. Кем бы ни был Аллан, он не появляется ни во время еды, ни на арт-терапии. — Вернемся к твоему кошмару. Возможно это побочный эффект, но я думаю, что есть смысл поменять препарат на более щадящий. Иногда снотворные наоборот вызывают кошмары и различные аномалии сна. Поговорю об этом с Мори. Надеюсь, он соизволит ответить до вечера. — Почему он сам не проводит со мной встречи? В смысле… Всего один раз за все время. И то так мало. — Он преподает в медицинском университете, поэтому ему редко удается встретиться с пациентами. Но он курирует твое лечение. — Фукудзава поправил очки. Он их надевал только когда делал записи или что-то читал. — Мои коллеги говорят, что ты плохо ешь. — Я не знаю, почему это происходит. У меня просто нет аппетита. — Ты не худеешь намеренно? Не считаешь калории? — Нет, конечно нет. Я и так довольно миниатюрный, можно сказать, мне это не к чему. Я стараюсь есть. — Раньше были подобные проблемы с питанием? — Только когда я болел. Но это, вроде, у всех так при температуре. — Понятно. Померим давление и я взвешу тебя. Если вес снизится до выраженного дефицита… — Врач не договорил, но Чуя прекрасно понимал, к чему это приведет.        У Чуи, на самом деле, был очень быстрый обмен веществ. Он ел довольно много для своих параметров, но вес не набирал. А сейчас он быстро его теряет. После сессии Чуя заставил себя заварить рамен и поесть. Ацуши составил ему компанию. — Это чай с рисом? — Да, мне очень нравится. — Накаджима поставил свою тарелку на стол и отошел, чтобы налить еще чай. — Ты будешь что-то пить? — Если можно, сделай черный чай с сахаром, пожалуйста.        Ацуши незаметно улыбнулся, искренне радуясь тому, что Чуя старается расшевелить свой аппетит. — Ацуши, можно спросить? — Негромко говорит Чуя. — Что? — Ацуши как ни в чем небывало улыбнулся. — Почему ты здесь?        Накаджима проглотил еду и приложил руку ко рту. — Я не думаю, что… Об этом не стоит сейчас говорить. — Я не заставляю, просто мне интересно. — Теперь Чуе стало неловко. — Я давно думаю, что наверное ты не просто из-за тревожности здесь, ведь так?        Ацуши кивнул. — Извини. Я не буду об этом больше говорить. — На это Ацуши еще раз кивнул и продолжил есть.        И они сидели бы и дальше в тишине, если бы на кухню не зашел Дазай, который тут же начал суетливо что-то доставать на стол с полок. — Я думаю приготовить небольшой тортик. В честь отъезда Куникиды. — Ты не спалишь кухню? — Спросил Чуя. — Постараюсь. — Дазай натянуто улыбнулся. — Кто-нибудь пойдет на улицу?       В итоге Чую запрягли сходить за пищевыми красителями и белым шоколадом. Ему показалось милым, что Дазай решил приготовить для Куникиды торт, но это настораживало, ведь у перфекциониста и суицидника отношения были, как это мягко сказать… Натянутыми.        Они ругались почти каждый день, и всегда по вине Дазая. Тот его провоцировал, намеренно разрушая порядок, что выстраивал вокруг себя Куникида. Мог смять постель, разлить на него воду, наступить на чистый ботинок (Куникида единственный, кто ходил по дому в обуви, и она у него была всегда идеально начищена и вымыта). Доходило до матов и иногда даже до небольшого рукоприкладства, но это уже со стороны Куникиды. Он мог дать Дазаю подзатыльник или заломить ему руку, и это создавало у Чуи в голове противоречие, поскольку сначала Куникида не казался ему таким импульсивным и несдержанным. А позже оказалось, что он чуть ли не более агрессивный, чем Чуя.        Как рассказал ему потом Ацуши, он попал в клинику из-за того, что у него случился припадок, когда билет в автобусе оторвали слишком криво. Его тогда с трудом удержали несколько пассажиров, в бедная кондукторша разрыдалась от страха. Позже выяснилось, что у него Обсессивно-компульсивное расстройство, и его взял под крыло Фукудзава Юкичи.       В магазине Чуя нашел голубой и зеленый красители (как просил Дазай), две плитки белого шоколада, а также какую-то жемчужную посыпку. Обратно идти нужно было минут десять, и за это время Чуя почувствовал, что он себя плохо чувствует. Появилась слабость в мышцах и головокружение. Поэтому парень ускорил шаг, и добрался до клиники еще быстрее.       Накахара положил пакетик с покупками на стол кухни и ушел, даже не услышав, что ему сказал Дазай, во всю занятый тестом. Чуя даже не помнил, как оказался в кровати, запомнил только приятное чувство, когда он накрылся одеялом и начал засыпать. — Чуя, надо идти на арт-терапию. — Сказала Йосано. — Как ты себя чувствуешь? — Очень хочу спать… — Пробубнил Чуя, не открывая глаз. — Не хочу вставать. — Йосано-сенсей, вам нельзя так делать, можно мне?        Через пару секунд Чуя почти завизжал, подскочив на кровати — ему в лицо брызнули холодной водой. — Дазай, блять, ты совсем?        Йосано, кажется, вышла, чтобы не участвовать в этом. — Прости, конечно, Чуя, но ты спишь уже три часа, если не больше. — А твое какое дело? — Чуя вытер лицо одеялом. — Никакое. Ты смешно злишься, вот и все. И нам нужно идти на арт-терапию.        Чуя заметил, что кровать Куникиды без постельного белья и не осталось никаких вещей. — Он уже уехал? — Да. Час назад. Жаль, что тебя было не добудиться. Ты пропустил такое веселье. — Дазай загадочно улыбнулся. — Знаешь, я испек два торта…        До Чуи дошло почти сразу. Только сейчас он увидел, что у Дазая свежий синяк на челюсти и разбита губа. Но выглядел он очень довольным. Теперь Чуе стало ясно, почему он чувствовал подвох в идее Дазая. — Только не говори, что ты… — Ладно, не буду говорить. Ты встаешь? — Да. — Чуя сказал это максимально раздраженно. — Ну, тогда чудненько. — Дазай внезапно подошел очень близко и наклонился к Чуе, быстро шепча. — Сегодня спрячь снотворное под язык и тихо спустись вниз, к кабинету Фукудзавы. Если, конечно, хочешь узнать свой диагноз. Дазай улыбнулся и ушел.        Чуя хотел было что-то спросить, но не стал, и просто привел себя в порядок, а через пару минут спустился в кабинет арт-терапии. — Итак, я готов устроить вам небольшой перфоманс!       Дазай держал в руке маленький канцелярский ножичек, который ему пришлось выпросить у Кое. Легким движением руки, словно он был дирижёром, он сделал несколько взмахов по холсту.       Его задумка стала мгновенно ясна. Верхний слой акрила застыл, но внутренний был еще довольно мягким, поэтому он начал медленно вытекать.       Сомнений не было, что Дазай изобразил шрамы. Еще минуту все просто наблюдали за этим зрелищем, не зная, что сказать. Но первой из оцепенения вышла терапевт. — Дазай, то есть ты видишь себя так?       Шатен кивнул и послушно отдал маленький ножичек женщине. — Шрамы — это олицетворение меня.       Чуя ворочался, притворяясь спящим, но в какой-то момент он заметил, что Ацуши нет в кровати. Тогда Накахара поднялся с постели и на цыпочках прошел в коридор. Было очень тихо, и это было подозрительно. — Принцесса, иди уже сюда. — Крикнули снизу.       Чуя посмотрел вниз лестницы — Дазай и все пациенты сидели в гостиной. Свет не горел. — Что вы делаете? — Чуя сбежал вниз по ступенькам, пытаясь понять, что происходит. — Теперь, когда все в сборе, можем начинать. — Театрально, в пол голоса объявил Дазай. — Ацуши Накаджима.        Дазай протянул парню тонкую коричневую папку. Ацуши потянулся одновременно за ней и за выключателем лампы, чтобы было удобнее читать. Но ему тут же прилетела хлесткая пощечина. — Идиот. Свет нельзя включать. — Сказал       Дазай, уже просто кидая предметом в напуганного Ацуши. Чуя даже не успел понять, как реагировать. В голове возник только вопрос «почему». — Простите… — Ацуши закусил нижнюю губу, стараясь не заплакать, и спрятал лицо за раскрытой папкой.       Чуя увидел, что на ней написано «История болезни». — Как ты… — Чщ-щ, Чуя, не порти момент. Тачихара Мичидзо… — Он продолжал раздавать папки с историями болезней. — Аллан По.        Чуя только сейчас обратил внимание на высокого худощавого парня, с длинной челкой, половины лица просто не видно. Он в длинном черном джемпере и выглядит в целом… Готично. Сидит слева от Дазая, точно его и нет, и это всего лишь тень или обман зрения. — Чуя Накахара.        Дазай как-то по-особенному посмотрел на Чую, когда он забирал у него папку.       У рыжего волнительно заколотилось сердце от понимания, что сейчас он узнает свой диагноз.        На первой странице была его портретная фотография, сделанная на выпускном из школы. Тут у него были еще не такие длинные волосы, а взгляд ярче. Видимо, лучше фотографии его брат не нашел. Нетерпеливо взор Чуи скользнул ниже, и он увидел подзаголовок «Основной диагноз». Далее в строчке он видит: «F60.3: Эмоционально-неустойчивое расстройство личности. Клиническая картина: госпитализирован после попытки самоубийства посредством передозировки обезболивающими средствами, при анализе в рвоте обнаружены … , само желание покончить с собой пациент отрицает. Продуктивный контакт нарушен частично. Склонен к частым интенсивным изменениям настроения. Низкая самооценка. Склонен к употреблению спиртных веществ в больших количествах. Истерики и приступы гнева. Проблемы в описании своей личности, не понимает собственное «Я», враждебное отношение к врачам. Склонность к спонтанным сексуальным связям. Ночные кошмары, парасомнические галлюцинации…»        Чем дальше Чуя читает, тем меньше он понимает. — Ну, что там у тебя? — Спрашивает Дазай. — Я эмоционально-нестабилен. — Мы тут все эмоционально-нестабильны. Ну, кроме Аллана, ему стабильно плохо. — Я не понимаю… Почему так? В смысле… В этом ведь нет ничего такого? — Можно посмотреть?        Чуя протянул папку Дазаю и ушел на кухню, чтобы взять стакан воды или сделать чай. А может, чтобы побыть наедине, хотя бы минуту. — Ты тут такой милашка, просто глаз не оторвать! — Громко сказал Дазай.       В итоге Чуя просто налил себе апельсиновый сок и вернулся в гостиную. — Фотке три года. — Негромко сказал он.       Чуя машинально потянулся в карман, но быстро себя одернул. — Кури здесь, если хочешь, скажу, что это был я. — Сказал Осаму, но Чуя мотнул головой. — Так ты у нас любитель выпить? — Есть такое. — Согласился Накахара. — И потрахаться?       Каджи было захохотал, но Тачихара дал ему подзатыльник. Ацуши густо покраснел и кашлянул.       Чуя чуть улыбнулся, потому что его забавляла эта ситуация — они сидят ночью в гостиной и смотрят свои истории болезней, и в любой момент может зайти дежурный. Надо будет спросить у Дазая потом, куда он его сбагрил. — Есть такое. — Повторил Чуя, нарочито спокойным тоном, смотря прямо в глаза Дазаю. — А вообще я не понимаю, что ты здесь забыл. — Перевел тему Дазай. — У тебя здесь нет чего-то сверхъестественного. Хочешь мою почитать? — Давай.       Чуя открыл папку, и увидел довольно обычную портретную фотографию, кажется, сделанную, очень давно. Дазай на ней намного младше, но с той же дурацкой стрижкой.       Чуя начинает читать. «Основной диагноз: F31 Биполярное аффективное расстройство. Сопутствующие диагнозы: Шизоаффективный психоз, хроническая бессонница. Продуктивный контакт нарушен. В анамнезе 9 попыток самоубийства. Высказывает бредовые идеи разного характера. Неустойчивая самооценка. В маниакальные эпизоды не способен спать без снотворных. Имеет склонность к употреблению психоактивных веществ. Совершал побег из клиники и скрывался на протяжении двух недель. За последний год прогресса в лечении нет. "       Чуть ниже приписка от руки, крупным почерком: «Обязательно проверять пациента каждые полчаса. Досматривать вещи после каждого выхода на улицу. Тщательно проверять, глотает ли он лекарства. Гаджеты под запретом.» — Как тебе? — Ты псих, я не удивлен. — Жаль, что не смог тебя удивить в этот раз. Так, все, детки, собираем ваши дневники. — Дазай встал с дивана и начал собирать у всех истории болезни. — Пора баиньки. Чуя, поможешь? — Чем это? — Покараулишь, пока я все убираю на место.       Все разошлись по комнатам, свет погасили, и Дазай вошел в кабинет Фукудзавы, чтобы убрать папки обратно в стол. — Откуда у тебя ключ? — Чуя стоит у двери, параллельно наблюдая, как Осаму хозяйничает в кабинете. — Сделал копию, пока был в бегах. — То есть ты рассчитывал вернуться? — Не то чтобы. Но предосторожность не помешала, ведь так. — Спасибо. — Негромко сказал парень. — Не за что. Так, я закончил. Улик не осталось.        Дазай вышел из кабинета и закрыл дверь на ключ. На какой-то момент они с Чуей оказались очень близко друг к другу, почти касаясь друг друга плечами. — Такая интимная обстановка, что ощущение, будто я сейчас трахаю дверь ключом. — Ты точно больной. — Прошу заметить, это не у меня склонность к спонтанным половым связям. — У меня хотя бы совесть есть, не шутить настолько грязно. — Чуя оперся спиной на стену. — Ты закончил? Ах, простите. Кончил? — Да. — Дазай спрятал ключ в тапочек, смеясь. — Думаю, Фукудзава ничего не заметит. Признаться, я бы сделал это раньше, но боялся, что Куникидушка нас выдаст. — И ты решил таким образом отметить его выписку? — Вроде того. — Где дежурный, кстати? — Спит. Я подсыпал ему в чай немного снотворного и всё. Не переживай. До утра будет спать. В любом случае, это на моей совести. — У тебя ее нет. Доброй ночи. — Чуя хотел было идти, но его удержали за запястье.       Руки у Дазая, на удивление, были горячими.       Чуя почувствовал, как сердце пропустило удар.