boy, interrupted

      Чуя всегда чувствовал себя другим.       Его удивляло, когда он понимал, что окружающие не чувствуют, что их тела им чужды. Они не задумываются о том, насколько странны их руки и лица, не ловят себя на том, что не могут сглотнуть слюну, потому что зациклены на движении гортани, словно разучились выполнять базовый рефлекс.       Его старший брат, Поль, никогда не испытывал звенящей пустоты в голове. Никогда не терял связи с реальностью, и уж точно никогда не впадал в ступор в случайный момент. Поль никогда не впадал в состояние эйфории, безумной радости, или напротив — нездержимого гнева.       Поль всегда был одинаковым. Спокойным, немного строгим, иногда позволял себе проявлять нежность и заботу о своём «брате-раздолбае». Поль до последнего не хотел верить в то, что у Чуи проблемы. Вспышки гнева и истерики парня он сводил на переходный возраст.       Чуя мог взорваться, так повелось, из-за любой мелочи — из-за дырки в носке, из-за плохих новостей или наоборот чего-то хорошего, но волнительного. Особенно парень не мог терпеть ждать чего-то, и превращался в настоящую фурию, когда после утомительного ожидания планы резко менялись.       Чуя уже не подросток. Ему двадцать лет, он бросил колледж и его жизнь стремительно катится в тартарары. Драки, алкоголь, потом снова драки. Ему ломали рёбра, он подворачивал ноги и получал синяки, но не мог успокоиться. Что-то в нём бесновалось и стремилось выйти наружу.       Если в пятнадцать речь шла о «проблемном ребёнке», то в двадцать… О проблемном человеке?       Разумеется, Накахара Чуя понимал, что такими темпами произойдёт ужасное. Но тем не менее, он множество раз сам предвигал себя к этому моменту. Пока в переломный момент он не подумал: «Почему бы мне не покончить с собой?»       Скорее это была даже не мысль. Он просто это сделал, как будто этот пункт был в его планах на день. Он ничего не планировал и не обдумывал, просто выпил наобум две горсти таблеток и ушёл на прогулку. Это было два разных вида обезболивающих.       И Чуе повезло, что его организм выдержал это, потому что после промывания желудка ему сразу стало лучше.       Но зачем-то его привели к психиатру, спустя неделю лежания под капельницами. — Зачем ты выпил столько обезболивающих? — У меня болела голова. — Спокойно отвечал Чуя. Психиатр разрешил ему закурить прямо в кабинете и любезно предоставил красивую керамическую пепельницу. Наверняка это был подарок или сувенир.       Несмотря на спокойный тон, Накахара выглядел напряженным. Его рыжие волосы словно потускнели за последние дни, лицо осунулось, но он чувствовал себя прекрасно. Он, черт возьми, почувствовал ценность жизни, после того, как она могла резко оборваться. — Тогда зачем ты выпил так много таблеток? Чтобы снять головную боль, было бы достаточно одной, максимум двух. — У меня сильно болела голова.       Врач вздохнул. Это был мужчина средних лет, с явно закрашенной сединой. Волосы чёрные, губы тонкие и бледные. Он худой, но не чрезмерно, и от него пахнет дорогим табаком и хорошим парфюмом. Волосы собраны в тугой хвост на затылке и блестят, как от укладки. — Чуя, тебе нужен отдых. — Хорошо, я сейчас поеду домой и отдохну. Посплю, или… — Нет, тебе нужен не такой отдых. Тебе нужна полноценная реабелитация. — Зачем? Я в порядке. — Чуя затянулся едким дымом, прислушиваясь к разговорам на улице. — Люди не пьют обезболивающие в таком количестве, Чуя.       Накахара уже не слушал врача, а смотрел в окно. Вдоль улицы гуляла женщина с корги и разговаривала по телефону. Чётко речи слышно не было, но Чуе показался тон очень знакомым.       А теперь Чуя ловит себя на чувстве дежавю. Опять. Он уже сидел в этом кабинете, возможно в прошлой жизни. или параллельной вселенной. Или это ему снилось? Чуя упорно пытался вспомнить, когда это могло быть. — Чуя? Ты меня слышишь? — Раздаётся голос врача. — Что? — Чуя нехотя пытается вернуть своё сознание в реальность, в настоящее. — Ты принимаешь наркотики? Чуя мотнул головой. — Я ненавижу наркоманов. Врач кивнул и что-то записал.       Чуя плохо помнит, как он оказался в такси. Точнее, как он согласился сесть туда и добровольно поехать в клинику Мори Огая, и даже подписал согласие на это. В такси он продолжал курить, несмотря на неодобрительный взгляд водителя, с дредами, собранными в хвост и бородой. На хиппи не похож, одет вполне обычно, травкой не несет. Тогда Накахара решил, что можно расслабиться. Его не станут везти туда, куда не надо.       Чуе вспомнился день, когда Поль заботился о нем во время болезни. Тогда его брат бросил все дела и сбивал ему температуру, поил его куриным бульоном. Один из немногих недостатков Поля — он совершенно не любил готовить. Но для Чуи… Накахара правда это ценил.       Но это было, когда Чуе едва исполнилось тринадцать. А сейчас Чуе двадцать, и он едет в психиатрическую клинику.       Какое-то представление Чуя имел — из фильмов, книг и каких-то случайных рассказов знакомых о других знакомых. Но парень прекрасно понимал, что скорее всего ему не стоит строить ожиданий. Лучше вообще об этом не думать.       Поэтому Чуя смотрел на дорогу и наблюдал, как город сменяется пригородом. Клиника находилась в небольшом квартале, рядом были книжный магазин и кафетерий. Чуя рассматривал двухэтажное светлое здание, которое выглядело, на удивление, современно и не жутко. Обычный большой дом, скорее похожий на хостел.       Таксист остановился прямо у ворот, где стояла женщина с каре, в светлых брюках и бежевом свитере. Чуя вышел, достал свой багаж — спортивную сумку, содержимое которой ему было неизвестно, и подошел к женщине. — Ты Чуя Накахара? — Да. — Накахара кивнул. — Я Акико Йосано. Врач-психиатр. Пойдём со мной.       Она открыла ворота и Чуя вошел во двор. Уже была осень, поэтому цветы на небольших клумбах увядали. А может, за ними плохо ухаживали. Во дворе была большая беседка со столом и скамьями. Также во дворе была небольшая асфальтированная площадка. — Прежде чем мы войдем в здание, я объясню тебе, чем отличается клиника Мори-сана от обычной психбольницы. Давай сядем здесь. — Они подошли к беседке и сели. — Первое, что ты должен знать, это то, что тебя здесь не собираются держать насильно. Тебя всегда может забрать твой член семьи, который и подавал заявку на твое лечение, подписав пару бумаг. Твой брат, как я понимаю. Однако, если ты сбежишь или твое состояние станет слишком тяжёлым, ты попадешь в государственную клинику. Я работала там, и поверь, это пятизвездочный отель по сравнению с ней. Методики здесь очень отличаются. Пациентов намного меньше, и это позволяет найти индивидуальный подход. Комнаты трехместные и просторные. Также ничего не будет угрожать твоему будущему, поскольку тебя не поставят на учет в ПНД. Разрешено здесь намного больше, чем в психиатрической клинике. Например, ты можешь привозить любые книги, тебе разрешены телефон и наушники. Вобщем, расслабься. — Женщина дружелюбно улыбнулась. — Но почему меня не повезли в государственную клинику? — Мне об этом неизвестно. Но твой лечащий врач — Мори Огай. Возможно он заинтересовался твоим случаем. — Чем там интересоваться… — Это уж не нам решать. Итак, тебе стало спокойнее? — Да, немного. — Тогда можем зайти в дом.       Дом выглядел уютно. Паркет, молочного цвета стены, качественная мебель, картины и откуда-то доносящаяся игра на виолончели.       В гостиной вокруг журнального столика стояли два дивана, два кресла и четыре пуфика коричневого цвета. Был телевизор на стене, комнатные растения, разные декоративные элементы. Акико показала первый этаж, который представлял собой кухню, столовую, туалет и спортивную комнату с тренажерами — беговая дорожка, велотренажер, мячи для фитнеса, валики и прочая дребедень. Также было несколько кабинетов, которые были закрыты. Затем врач отвела Чую в его комнату, на второй этаж. — Сейчас все на арт-терапии, поэтому тут никого нет. Пока давай посмотрим твои вещи. — Я сам не знаю, что там. — Признался Чуя. — Вещи собирал мой брат… — Поверь, я видела многое. Меня не смутит грязное белье или интимный журнал.       Чуя чуть покраснел и повернул голову, делая вид, что рассматривает книжную полку соседа. Ему не хотелось участвовать в этом. Так он просидел, наверное, несколько минут. — Все в порядке. Здесь нет ничего запрещенного. Чуя с облегчением выдохнул. — А что запрещено? — Лезвия, ножи, точилки, иглы, любые лекарства или таблетки, алкоголь, порошковые вещества, веревки, пояса и шарфы. А также тому подобные вещи. — Пояса и шарфы? — Есть у нас один любитель пробовать повеситься на всем, что под руку попало. — Сказала Йосано, и по тону было ясно, что тот, о ком она говорит — проблемный пациент. Чуя с пониманием кивнул. — Итак, Ацуши-кун проводит тебя на обед. Это твой сосед.       Чуя сел на кровать и принялся разбирать чемодан. К его великому счастью, он обнаружил блок французских сигарет, которые привёз ему Поль месяц назад. Чуя их берёг и курил что угодно, но не их, а теперь у него особо не было выбора. В остальном ничего особенного он не обнаружил, за исключением новенького блокнота без линовки и цветных карандашей. Почему-то ручки Поль не стал класть. Возможно, боялся, что их заберут.       Чуя сложил всё в тумбочку рядом с кроватью, и достал из блока сигарет одну пачку, и оставил лежать на кровати. Карманы здесь не осматривали, поэтому в куртке его ждала зажигалка. Хотя, судя по всему, ее бы ему оставили. Парень слышал, что в психо-неврологических диспансерах по приезде заставляют раздеваться догола, осматривают всё тело, вплоть до гениталий, а затем вручают больничную сорочку и отнимают все личные вещи, кроме трусов и зубной щетки. На контрасте с этим, его положение и правда становилось просто райским. — Привет. — Чуя повернул голову и увидел светловолосого парня, в коричневой футболке и в брюках-карго цвета хаки. — Новенький, да?       Чуя кивнул, рассматривая, как он понимал, Ацуши. — Я Накаджима Ацуши. А ты? — Чуя Накахара. — Рад знакомству! — Видно, что он пытался быть дружелюбным, несмотря на какую-то тревожность и замкнутость. — Обед только через час, поэтому можно поспать или позаниматься чем-то своим. Что это?       Чуя поймал траекторию его взгляда, и понял, что он о сигаретах. — Это французские. Брат привёз. — Понятно. Я не курю, если что. Но и ничего против запаха не имею! — Поспешно добавил он. — Только Куникида возможно будет ворчать…       Чуя ничего не ответил. Он просто убрал пачку в карман и лёг на кровать, уставившись в потолок.       Снова ощущение нереальности происходящего. Он в психушке, пусть и в такой «лайтовой». С ним что-то не так. Но что? У него ведь просто сложный характер. В этом ведь нет ничего такого…       Размышления прервал шум доносящийся снизу. Какие-то незнакомые голоса.Чуя встал и выглянул из комнаты.       Милиционер держал за плечо высокого худощавого парня, в бежевом грязном пальто. Вид у него потрёпанный, кареглазый взгляд — почему-то пугающий. Каштановые волосы взлохмачены, на щеке красуется свежая ссадина. — Фукудзава-сенсей, это последнее предупреждение. В следующий раз он окажется в государственной клинике и получит условный срок.       Полицейский был в круглых очках и с чёрными уложенными волосами. Рядом с губой была заметна родинка. — Я понимаю. В следующий раз так и поступите, я не буду возражать. Дазай, иди в свою комнату. Обсудим твоё поведение на утренней сессии.                   Полицейский отпустил парня и направился к выходу. — Ну здравствуй, дом родной! — Воскликнул Дазай, осматривая, будто свои владения. — Кто это? — Внимание Дазая привлёк Чуя, что было несложно с яркими волосами. — Кто это, Юкичи? Что он делает в комнате Рюноске?!       Парень был в бешенстве. Чуя прекрасно знал, что за этим следует, хоть и не понимал причины такой бурной негативной реакции, поэтому закрыл дверь и отошёл подальше от неё. Ацуши поджал ноги на кровати и задрожал, в страхе, закрывая уши руками. У него словно подступала истерика.       Дверь открылась и в неё влетел шатен, и тут же закрыл дверь, подставил стул. Полы пальто мелькнули, и он оказался прямо перед Чуей. — Где Рюноске? Где, блять, Рюноске?! И почему ты занимаешь его кровать?! Кто ты?       Он действительно был в бешенстве. Чуя упёрся спиной в стену, не имея путей отступления. Шатен был выше его на голову. — Это Чуя, он курит французские сигареты… — Пролепетал Ацуши.       Фукудзава смог открыть дверь, чуть ли не выбив ее с плеча. Стул с грохотом отлетел в сторону. — Отойди от него, Дазай. — Как он это сделал? — Парень словно потерял интерес к Чуе и переключился на врача. — Юкичи, скажи мне. Я всё равно узнаю. — Процедил он. — Повесился. — Негромко произнёс мужчина. У него были седые короткие волосы, и тёмно-серый пиджак. Вид у него был внушительный, было видно, что он в прошлом был спортсменом. — Если ты сейчас же не уйдёшь в свою комнату, я поставлю тебе галоперидол.       Дазай отступил. Он медленно, вальяжно вышел из комнаты, словно был победителем.       Либо Фукудзава не пошутил про галоперидол, либо Дазая подменили, но он второй день не выходил из своей комнаты. К нему заходила медсестра, и судя по всему, с ним всё было нормально.       Честно и откровенно, Чуе было плевать на этого психа. Накахару больше волновал его новый быт.       Во-первых, теперь Чуе нужно привыкнуть к значительному уменьшению личного пространства. Помимо Ацуши, в палате был ещё один пациент — Куникида Доппо, страдающий обсессивно-компульсивным расстройством. Но который, по его словам, скоро выписывается, что подтвердил Ацуши. И тем не менее, Чуе приходилось соблюдать порядок, и если он этого не делал, Куникида сам заправлял его кровать, причём на какой-то особый манер, оставляя подушку поверх покрывала, и расправляя каждую складочку. Наверное, будь у него возможность, он бы утюжком проходился по каждой вмятине на ткани.       Также всем жителям этой комнаты приходилось просыпаться от будильника в 6 утра, потому что любитель порядка должен был выполнить утреннюю гимнастику.        Куникида был очень высоким, с длинными русыми волосами, намного длиннее, чем у Накахары, собранными в хвост, и скорее всего он тоже был не «чистым» японцем. Он носил квадратные очки в тонкой оправе, и всегда при нём были ежедневник и ручка.       Иногда Чуе казалось, что он не человек, а робот, у которого в голове есть чёткий таймер, который срабатывает и говорит, что делать. Иногда он даже ловил эффект зловещей долины, наблюдая за тем, как он ровно сидит за столом и читает, с идеально ровной осанкой.       Во-вторых — появление у Чуи относительно чёткого распорядка дня. Если дома Чуя мог вставать, ложиться, есть, мыться в любое время, ходить на подработку, когда вздумается или выпить с друзьями, то теперь появилась регулярность. Конечно, она не была настолько строгой, но различные виды терапии были в определённое время. Сессия психотерапии — у каждого в разное время, и у Чуи это пол двенадцатого дня, как раз перед обедом. Потом когнитивно-поведенческая терапия в три часа дня, но она проходит только раз в неделю. На ней все пациенты обсуждают, что хорошего и что плохого случилось за это время и делают выводы. И, наконец, арт-терапия в 6 часов вечера.       Больше всего Чуе понравилась арт-терапия, на которой он мог выплёскивать эмоции через что-то безопасное, например — через живопись, лепку, да даже через создание мемных коллажей. Но этого было недостаточно. В кабинете стояли в том числе фортепиано, гитара и виолончель, но Чуя к ним даже не пытался притронуться.       Чуе понравилось, что он может выходить из клиники хотя бы днём. Для этого нужно отметиться у медсестры, написать через сколько вернёшься и куда идёшь. Выходить можно не более, чем на час. Чуя воспользовался этой возможностью только один раз за два дня, чтобы купить себе пару жвачек и кофе.       На кухне в распоряжении пациентов был только чай, но зато несколько видов. В холодильнике были самые обычные продукты, на полках довольно много рамена, хлопьев, разные специи, злаковые батончики, как замена сладкому, фрукты, орехи. Плюс к этому в теории можно было заказать доставку, но тогда тебе нужно заказывать её на всех. Чуе этого никто не объяснял, но он понимал, что это было бы правильно.       В гостиной обычно всегда работал телевизор, и на нём был доступ в интернет, поэтому можно было включать любые фильмы. Инициативу никто не брал, что Чую даже удивляло. Неужели ни у кого нет любимого фильма или сериала? Только позже Чуя понял, почему никто не притрагивался к пульту. — Мы будем смотреть Бойцовский клуб, господа. — Объявил голос за спиной и ловко вытянул пульт у Накахары.        Чуя не стал сопротивляться и отстаивать свое, поскольку он не был против этого фильма.        Дазай с пультом победно уместился в кресле напротив, карими глазами стараясь выцепить реакцию Чуи. Но тот молчал, и вообще состроил вид, что ему все равно. Дазай усмехнулся и включил фильм. На ручку кресла он положил несколько злаковых батончиков и устроился поудобнее. Он еще какое-то время бросал косые взгляды на беспристрастного Чую, но в итоге ему пришлось смириться с неудачной провокацией. — Почему ты бросил колледж? — Спрашивает Фукудзава. — Не знаю… Наверное лингвистика это не моё.        Чуя сидел на диване, перебирая в руках фиджет игрушку — магнитные шарики. Это немного успокаивало и расслабляло. — Но ты ведь мог попробовать себя в другой сфере. Или тебе больше приглянулась твоя подработка? — Не знаю. Фукудзава Юкичи кивнул, что-то записывая в блокнот. — У тебя есть планы на будущее? — Я стараюсь не думать об этом. Мне сложно планировать что-то дальше, чем на неделю. — Из-за чего? — Я не знаю, как это объяснить, но ощущение, что в этом нет смысла. Все слишком нестабильно и переменчиво.        Переменчив он сам. — Поэтому ты попытался покончить с собой? — Я не пытался умереть. — В который раз повторяет Чуя. — Я просто был пьян. У многих бывают истерики по пьяни или что похуже.        Врач потер глаза и вздохнул. — Хорошо, Чуя, пока не будем возвращаться к этому вопросу. Что тебя беспокоит? — То что меня пытаются убедить в том, что я неудавшийся суицидник. — Какие эмоции ты испытываешь? — Вам ведь нет до этого дела? Вы просто сидите и делаете пометки в своем гребанном блокноте чтобы проводить свои тупые исследования. Изучать меня. Изучать всех нас. — Ты не веришь в то, что тебе хотят помочь? — А с чего бы вам помогать мне? — Чтобы ты смог вернуться к нормальной жизни. — Мне не к чему возвращаться. Я вчера говорил с Полем. Он снова уехал. И если я вам покажусь недостаточно интересным, вы меня также вышвырните в психушку.        Чуя не спал эту ночь. Накануне он говорил с братом, и после этого у него случилась сильная истерика. Накрыло его, к счастью, в ванной, потому что пристального внимания в такой момент он не вынес бы. — Мы так не поступим с тобой. — Негромко сказал Фукудзава. — Если ты не в состоянии для продуктивной беседы, можешь идти. Встретимся завтра.       Чуя курит уже пятую сигарету за сегодня, будто хочет, чтобы они скорее кончились и они не напоминали о брате. Может, он в глубине души надеется на рак легких. Или на инсульт… Что еще пишут на упаковках? Он сидит в беседке, без куртки, в черной футболке с логотипом какой-то группы, которую продувает ветром. — Принцесса, не простудишься? —             Слышит Чуя за спиной. — Отвали. — Чуя даже не оборачивается.       Он слышит по голосу, что это тот самый маньячный психопат. — Наконец я от тебя хоть одного слова добился. — Парень обходит беседку и садится напротив Чуи. — Я Дазай. — Я знаю. — Чудно. Ты Чуя. Такое интересное имя. Чуя. Короткое. И ты сам по себе короткий… — Чего ты добиваешься? — Накахара все еще не смотрит на него. — Чтобы я тебя ударил? Закатил скандал? Сделал сальто? Что, ты, блять, от меня хочешь?        Дазай состроил глазки и мило улыбнулся. — Я просто хочу поболтать. Мне кажется, ты интересный. И только тебя я еще не доставал здесь. — Ты делаешь это прямо сейчас. — Это не считается! Так вот… Расскажи немного о себе! — С чего бы? — Ну, я могу что-то тоже рассказать взамен. Ответить на какой-нибудь философский вопрос или поведать тебе о том, как я живу здесь уже год.        Чуя вздохнул. — Я Чуя Накахара. Мне 20 лет. Старший брат родился во Франции, поэтому у него остались французские имя и фамилия отца. Мать была японка. Они с отцом погибли при перелете в Японию, 5 лет назад. Они были переводчиками, и мы часто их не видели, потому что они были в командировках. Мой брат тоже переводит, но чаще всего книги, тексты, стихи. Иногда улетает во Францию, чтобы сопровождать японских чиновников в деловых переговорах. Я бросил колледж год назад, подрабатывал барменом, иногда курьером. Иногда писал очерки и стихи, но сейчас это забросил. Попал в больницу с отравлением и меня отправили сюда. Все считают, что я хотел покончить с собой. И может это правда так, потому что мир безумный и ужасный. Тут я нахожусь три дня.        Дазай восхищенно выдохнул. — Чуя, не ожидал, что ты сейчас мне вот так легко расскажешь свою биографию… Мне никогда не доводилось кого-то так быстро разговорить. — Я не закрытый человек. Да и молчать я смысла не вижу. Ты ведь не отстал бы. А на то чтобы тебе врезать у меня просто сил нет. — Да, я бы не отстал. — Лукаво улыбнулся Дазай. — Так, теперь твоя очередь спрашивать!        Чуя спросил, не раздумывая. — Почему тебя привезла полиция? — А ты не хочешь спросить о моем прошлом? — Это после. — Ладно. Я сбежал. Дело в том, что Мори Огай — мой отец. И упек сюда меня именно он. Во мне проснулось бунтарство, появилась энергия и желание покорить мир, и я сбежал. Решил, что нужно менять имя и бежать в Окинаву. Не знаю, почему именно туда, но мне удалось побыть Сюдзи Цусимой целых две недели. В Окинаву я попасть не смог, перекантовывался у новых знакомых девушек. Пару раз пытался покончить с собой… В какой-то момент я предложил одной милой барышне парное самоубийство, а она взяла и вызвала полицию, в тайне от меня. Короче, вот такая история. — Каким придурком надо быть, чтобы предложить кому-то адекватному двойной суицид… — Чуя переваривает информацию, хмурясь. Сигарета уже истлела до фильтра, и он полез в карман за другой. — Наверное мной. Это все, что ты хотел узнать? — Наверное теперь вежливо будет узнать о твоем прошлом. — О, тогда, наверное, расскажу кратко. А то будет нечестно, ты ведь на один вопрос ответил! — Валяй. — Чуя закатил глаза. — Я Дазай Осаму, мне 22 года. Я работал в… А в прочем, я хочу чтобы ты попробовал угадать! — Честно, по твоему виду, либо барыгой, либо вообще не работал. — Нет, неправильно! Я целый месяц проработал в детективном бюро! — Только месяц? Это вообще можно считать? — Я ведь только окончил университет! — И каким образом ты его окончил? — Есть такой прекрасный метод, спать с отличниками. — Я даже не сомневался. — Чуя, впервые за разговор издал смешок и улыбнулся.       Дазай ему начал казаться не столько раздражающим, сколько парнем «с прибабахом» или с другой планеты. — Так вот. Я был младшим детективом! Видел трупы, собирал улики… Но меня уволили из-за того, что вскрылись мои мазохистские наклонности. Поэтому я опять попытался умереть, и отец упек меня сюда. — М-да. То есть ты уже год здесь, и тебе не лучше? — Мне грозят тем, что отправят в государственную клинику, но я знаю, что меня только запугивают. — Сколько раз ты пытался умереть? У Дазая словно загорелись глаза. — Девять. Одного раза для ровного счета не хватает. Резал руки три раза, один раз пытался повеситься, четыре раза травился. Попал сюда из-за этого. — Он указал на свою шею, и затем чуть оттянул край водолазки. Фиолетовый, как синяк, шрам казался очень широким. Но Дазай показал только маленькую его часть, и то сбоку. — Не буду показывать весь, то еще зрелище. — Спасибо за милость. — Я утолил твой интерес? Чуя пожал плечами. — Боже, Чуя, ты же замерз! У тебя губы синие! — Внезапно закудахтал Дазай. Он словно превратился в заботливую мать. — Отвлек меня своими разговорами… — Я отвлек?!       Дазай не ответил и накинул на него свое пальто, которое перед этим с виртуозной скоростью снял, практически выпрыгнул из него. — Вобщем, вернешь, когда тут настрадаешься. И не кури так много, гастрит будет. — С этими словами он убежал.        Чуя настолько был обескуражен, что даже ничего ему не сказал.        Пальто не было особо теплым, скорее это тренч, но он действительно хорошо закрыл его от ветра, надувающего ему спину. В карманах была одна зажигалка, сломанная сигарета и помятая купюра в тысячу йен. Смятая так, будто ее привели в такой вид специально. Парень убрал чужое имущество обратно в карман.       Чуя не стал докуривать сигарету, а оставил ее в пепельнице, но продолжил сидеть еще какое-то время, обдумывая их разговор.       Дазай был очень неоднозначным существом