Один час - и я рядом

Он был пиявцем. Детские крики, отголоски которых появлялись во снах, заполнили разум и вызвали мимолетную головную боль. Я продолжила стоять на месте, пожирать взглядом, полным удивления, бедную Бабу Нюру. Но я была не столько удивлена, сколько напугана. Женщина сразу заметила это, однако даже не спешила меня успокоить. — Кровать, на которой я сейчас сплю.. кровать его была? — сделав неуверенный шаг назад, я спросила таким же неуверенным голосом. Сначала Баба Нюра не поняла, о чем именно я её спрашиваю. Она сложила руки на груди и даже как-то поменялась в лице, будто ранее не задумывалась, куда именно ночью отправляет меня. Да ей и не нужно было задумываться над таким бредом. — Его. Зачем ты спрашиваешь? — старушка оглядела меня с искренним недоумением, а я и сама стала думать, что веду себя как не очень здоровый человек. Покачав головой, я шагнула к выходу в коридор и решила оставить женщину и свои дурацкие расспросы, свои дурацкие сны. — Любопытство удовлетворить, — после этой фразы я развернулась и быстрым шагом вышла на улицу, не обращая внимания на взгляд Бабы Нюры, который так и требовал ответов. Собаки тут же окружили меня, одна из них стала карабкаться мягкими лапками на мою оголенную ногу, я почувствовала заостренные коготки. Боль от них ощущалась, но совсем незначительная, я провела пальцами по темной шерсти и заметила, будто питомцы хотят куда-то меня отвести. — Что случилось, дорогие? — я пробежала по ним глазами, и собака, опирающаяся на мою ногу, слабо заскулила. Остальные подбежали к маленькому домику, будто они хотели, чтобы оттуда кто-то вышел. Это я также заметила и направилась к остальным. На моё удивление, после того как я подошла ближе, из домика выглянула мордочка собаки с серой шерстью; он был не такой, как другие собаки. И это можно было сказать как про цвет шерсти, так и про его историю. После нашей вечерней прогулки с Лёвой по лагерю я узнала, что эту собаку Баба Нюра нашла только благодаря Хлопову. Лёве не пришлось долго упрашивать старушку, чтобы та приютила несчастную собаку. Другие питомцы Бабы Нюры, как говорил сам парень, его не любили. Точнее они не успели привыкнуть к нему за короткий промежуток времени, который Хлопов успел провести в «Буревестнике» спустя год, до моего появления. Увидев меня, питомец медленно вышел из своего домика и присел передо мной на земле. Питомец не бросался на меня, он виновато опустил глазки вниз и поджал серенький хвост. Когда я вознесла ладонь над его мордочкой, он не двигался с места, не облизывал радостно мои пальцы, практически не смотрел на меня. Он терпеливо ждал, когда я сама захочу погладить его. — Ты тоскуешь? — тихим голосом я спросила, будто боялась напугать. После моих слов питомец даже не издал никакого звука. Я села перед ним, опускаясь голыми коленями на землю. Пальцы прикоснулись к тельцу лохматого, я погладила его и попыталась заглянуть в темные глаза, которые от любого прикосновения начинали слезиться, в которых я смогла прочитать всё, что тогда было необходимо. — Ты тоскуешь, — повторив свою фразу и убедившись в её истинности, я слегка удивилась тому, что собаки Бабы Нюры способны привязываться к незнакомому человеку. Однако каждая собака способна привязываться. Я склонила голову и погладила питомца по макушке, а он всё глядел да глядел в землю. Могла бы невольно усмехнуться своим мыслям, но я только подняла голову к ясному голубому небу и села на зеленую траву. — Знаю, по кому тоскуешь, — слова сами по себе выходили из меня, а в присутствии собак все напряжение стало как рукой сниматься. Именно поэтому я всегда приходила сюда, к своим единственным друзьям. Ведь кроме них у меня никого не было тогда. Только им я была способна выложить всю свою душу, и люди, казалось, вообще не нужны. Лохматые собеседники окружают меня, им можно ничего не отвечать, я и так почувствую, что меня выслушали. — Вы похожи, — я сказала это практически шепотом, но питомец меня услышал. И понял. Сделав несколько маленьких шажков, он присел рядом со мной, даже легонько потеревшись о мои ноги. Так или иначе я чувствовала, что он не мог себе позволить чрезмерного контакта со мной. Собаки - верные животные. В тот момент я снова могла наругать себя за огромный поток мыслей, но не стала этого делать. Смирившись с тем, что мыслей, постоянно возникающих в моей голове, в «Буревестнике» не избежать, я продолжила смотреть на небо и думать о последних сказанных словах. Изображение больших и чистых глаз собаки совмещалось с изображением человеческих, я вспомнила каштановые волосы, которые постоянно падали на них и не давали возможности увидеть душу, заглянуть в неё. Все эти рассуждения затянулись больше, чем на пять минут. Моё развитое воображение было не к чёрту, однако я и не пыталась прекратить свою мыслительную деятельность. Как бы я ни врала себе, что необходимо меньше думать о той или иной теме, только размышления наедине с собой спасали меня в этом пустом, давно покинутом людьми лагере. Другие собаки притихли, некоторые из них легли вокруг меня, некоторые убежали подальше, чтобы не нарушать повисшую тишину. А мы с сереньким питомцем выглядели так, как будто вправду чего-то ждали…