3 причины влюбиться в тебя

      За окном брезжит рассвет раннего утра. Она перелистывает страницу. В непроглядной темноте рукописный текст кажется ещё более мелким, практически нечитаемым, но Виён сейчас это и не нужно: написанное она знает уже едва ли не наизусть от того, насколько отчаянно оно крутится-крутится-крутится в голове последние несколько дней.       Список смотрит на неё с измятого по краям листа Пизанской башней. Девушка снова пробегается глазами по строчкам, перечитывая, прокручивает в пальцах карандаш, в очередной раз возвращает внимание к первым пунктам. Каждое слово кажется логичным и правильным, пока она не пытается произнести это вслух.       — Нет, не пойдёт, — бормочет себе под нос Виён, вычёркивая цифру одиннадцать, — никто не позволит нам этого сделать, а Сухи-сонсэним даже слушать не станет.       Девушка упирается лопатками в изголовье кровати и прикрывает глаза. В голове крутится ещё тысяча вариантов, но каждый из них она отметает ещё тысячью логичных причин. Пока вся надежда держится только на идее о небольшой смене концепта и новом сезоне их развлекательного шоу, хотя Виён всё ещё не уверена, что им хватит на это финансирования. Ещё можно было попытаться выбить приглашение куда-нибудь. Может, стоит попробовать отправить Суми на Lee Mujin Service? Она захлопывает блокнот, откидывая его чуть дальше к краю кровати. Устало трёт глаза, а потом всё-таки подтягивает колени к груди.       Словно в трансе, девушка обводит свою спальную медленным взглядом, практически с жадностью всматриваясь в каждый уголок. Неужели она вот так просто может всего этого лишиться? От одной только мысли об этом под изломанными рёбрами неприятно колет, из-за чего приходится непроизвольно морщиться. Или это всё-таки от неконтролируемого отчаяния?       Мысли пляшут нестройным хороводом, практически вызывая головокружение и тошноту. Больше всего на свете хочется разобраться со всеми проблемами, позволить себе выдохнуть, позволить ощутить что-то кроме усталости и тревоги, — одно чувство противнее другого.       И почему Ари-онни не пытается всё исправить, как-то помочь, что-то сделать? Почему по-прежнему улыбается, делая вид, что они не балансируют на краю пропасти? Или Виён просто снова чего-то не замечает?       Она чувствует, как патчи медленно съезжают на щёки, и отдирает их торопливым, практически нервным движением.       От Чонина за эти несколько дней не было ни строчки, ни одного маленького сообщения. Виён чувствовала какой-то разлад, практически физически ощущала плотность повисшей между ними недосказанности. Вот только разрушить эту стену, поймать хотя бы несколько минут даже ради кусочка необходимого разговора, не было возможности.       Виён даже пыталась звонить, — поздней ночью, надеясь, что сейчас он в Корее и даже при том, что занят, хотя бы увидит пропущенный вызов. Но Чонин не брал трубку и не перезванивал. Создавалось липкое, тревожное ощущение, что даже в агентстве его нет. Но она видела других сонбэнимов, — как минимум Со Чанбина, Ли Феликса, Ким Сынмина. Выхватывала их уставшие и бледные силуэты в коридорах и за дверями тренировочных комнат, но один-единственный необходимый образ ей никак не удавалось заметить.       Это уже даже практически не расстраивало, только немного сбивало с толку. Потому что желание поговорить едва ли не душило.       И все остальные проблемы затягивали на её шее невидимую удавку только сильнее.       Может, на самом деле Ари-онни уже всё решила и беспокоиться не о чем? Но эту мысль Виён отметает практически с горечью, — о таком Хонг Ари точно не стала бы молчать. Точно бы что-то сказала, сделала, дала понять, что всё в порядке хотя бы каким-то малозаметным жестом.       Но ничего такого не было.       Поэтому острая необходимость придумать хотя бы что-то, любую, даже самую глупую и абсурдную возможность их спасти, практически пронизывала виски острыми иглами.       Её кавер собрал достаточно много внимания. Может, как-то получится использовать это? Хотя, скорее всего, индивидуальный контент на YouTube не поднимет их рейтингов, но точно сможет привлечь к деятельности группы больше внимания. Виён снова подтягивает потрёпанный блокнот к себе и, раскрыв, обводит восьмой пункт несколько раз.       Утром, придя в агентство, она во что бы то не стало поговорит с Сухи-сонсэним, может даже уговорит Ари-онни пойти с ней. Главное, сделать всё тихо и осторожно, так, чтобы младшие не заметили, — незачем им лишний раз волноваться. Виён обо всём позаботится.

***

      Хонг Ари скользит по содержимому своего подноса практически нервным взглядом, толком даже не понимая, что именно она хочет увидеть. Разве теперь то, что она будет есть, имеет значение? Разве хоть что-то это значение имеет? Она ломано усмехается, но тут же прячет свою слабость за поджатыми губами. Никто не должен заметить даже намёка на какой-то разлад.       Целое утро Виён ощутимо испепеляет её взглядом, смотрит внимательно, до мороза по коже, смотрит так, что Ари понимает, — ни сбежать, ни отвертеться не получится. Как Ари и думала, Кан Виён уже вывернулась наизнанку, чтобы найти варианты решения их проблемы. Вот только разве из захлопнувшейся мышеловки есть выход?       А Минхо-оппа с отчаянной настойчивостью каждый вечер повторяет, что всё будет хорошо, и Ари не может ему не верить.       Она пробегается взглядом по каждому углу столовой, надеясь найти для себя укромное место, где можно было бы спрятаться от настойчивых, словно считывающих всё с подкорки мозга чужих взглядов. Скрыться, чтобы хотя бы попытаться придумать какой-то план. Чтобы подобрать правильные слова, которые не будут восприняты как повод расстрела на месте.       Смотрит-смотрит-смотрит, вглядываясь в каждое пустующее место со всё более нарастающим отчаянием, а потом замирает как вкопанная. Она никогда и ни с чем не перепутает эти спутанные кудри, усталый взгляд и чёрную кофту поверх такой же чёрной футболки.       Ей хватает секунды, чтобы принять леденящее душу решение. Уверенным шагом она направляется к одному из столиков у самой стены, хотя сердце в это же мгновение начинает волнительно дрожать. Барабанной дробью отбивает предупреждение одуматься и не делать этого.       Вот только Хонг Ари уже всё решила.       — Чан-оппа! Доброе утро, — она опускает голову в приветственном поклоне и тут же цепляет на губы вежливую улыбку, которая моментально приклеивается к ней, словно намертво. Быстрым взглядом девушка спрашивает, может ли присесть, и сразу же опускается напротив.       Слова ожидаемо застревают в горле от одного только проницательного взгляда тёмных глаз. Бан Чан всегда читал её, как открытую книгу. Пытаться подать ситуацию как-то иначе просто нет смысла.       — Здравствуй, — также вежливо улыбается он, не прерывая зрительного контакта, — рад видеть, что ты в порядке.       От этой фразы, такой простой и дружелюбной, тело сковывает паническим холодом. Но Ари только мычит себе под нос, опуская взгляд на принесённую еду. Чувство голода привычно стоит в горле, вот только теперь на кончике языка ещё и горчит тревога. Вся решимость испаряется, как бы старательно девушка не пыталась ухватиться за её крупицы.       Отступать в любом случае поздно.       — Можно я задам тебе глупый вопрос? — Неожиданно спрашивает она, слегка подаваясь вперёд, так, будто собирается сообщить какую-то волнующую тайну, — возможно, самый глупый их всех, что ты когда-либо слышал.       Бан Чан усмехается, глядя на девушку с теплом старшего брата. Он знает, конечно прекрасно знает обо всём, что происходит с их группой, о том, как долго Ари разговаривала с менеджером, о том, как в два раза дольше Минхо успокаивал её и по кусочкам собирал осколки амбиций и надежд. Всё знал.       Но вслух говорить о таком было не принято.       Поэтому мужчина только кивает и слегка наклоняет голову. Ари же оглядывается через плечо так осторожно, практически воровато, словно боится, что кто-то может не только заметить их, но и подслушать. Мешкает секунду, после чего набирает больше воздуха в привычном жесте, равносильном попытке взять высокую ноту. И тихо-тихо произносит на выдохе:       — Что бы ты сказал им? — Наконец-то произнесла. Признала. Но на душе всё равно не стало легче.       Его взгляд темнеет. Тяжелеет, в одно мгновение становится таким, что придавливает к месту практически физически. Но Ари не чувствует неловкости, напротив, тут же понимает, что задала правильный вопрос.       За столько лет она научилась читать Бан Чана ничуть не хуже.       — You know… I mean… oh my gosh, — он запинается в самом начале предложения и обречённо выдыхает, словно мысленно переключаясь на корейский, — мои слова ведь ничего не решат. Ты и сама прекрасно понимаешь, как нужно поступить.       «Мне жаль, что так вышло» — невысказанно повисает в воздухе.       Он прикрывает глаза, отбрасывая на впалые щёки тень трепещущих ресниц. Ари наблюдает за мужчиной внимательно, зная, что в каждом его сдержанном жесте всегда скрыто намного больше. Но Чан-сонбэним никаких подсказок не даёт, не играет на полутонах, не пытается сделать так, чтобы его загадки хотелось разгадать.       Лишь разговаривает с девушкой напрямую, прекрасно понимая, как больно может быть от его слов.       Хонг Ари отодвигает от себя поднос с едой практически с отвращением. Рваными движениями мелко подрагивающих рук поправляет светлые волосы, и устремляет потерянный взгляд в сторону. Она знает, что иного выбора нет, знает, что изменить что-либо практически невозможно. Единственное, что остаётся, — думать. Отчаянно прокручивать в голове то, что гложет её изнутри.       Потерянность. Тоска. Страх.       Ведь, она лидер. И она не справляется. И даже понятия не имеет, как исправить их положение, в то время как Виён, которую она так старательно избегает всё утро, наверняка что-то придумала.       — Что бы я без тебя делала, оппа? — выдыхает она, а Бан Чан только сдавленно хихикает. На мгновение напряжение между ними тает, возвращая доверительную дружескую атмосферу.       — Училась бы на своих ошибках, я думаю.       Ари осторожно улыбается. Робко, едва ли не пугливо, так, словно боится, что искренняя радость сейчас совсем не к месту. А Бан Чан вдруг подмигивает ей одновременно с вибрацией своего телефона и, бросив в трубку короткое «Уже иду, Чанбин-а», поднимается с места.       Он не прощается, не говорит каких-то напутственных слов, только снова одаривает её братской нежной улыбкой, словно уверяя, что всё образуется, прежде чем, немного ссутулившись и будто сжавшись, направляется к выходу. Хонг Ари не провожает его взглядом, уставившись на сцепленные замочком пальцы. Сидит так минуту, две, пока оживлённое агентство кипит своей жизнью, а в её душе словно что-то ломается.       По крайней мере, Чан-сонбэним считает, что она справится. Пока этого должно быть достаточно.

***

      То, что Ари-онни так отчаянно бегала он неё всё утро, практически нервировало. Виён видела, что её старательно избегают, понимала, что что-то происходит. Чувствовала, — вот-вот случится то, что сдвинет ситуацию с мёртвой точки.       Казалось, будто с самого утра все были на взводе. Это читалось в жестах, взглядах, пронизывало тревожным волнением и сковывало лёгкие. Виён никак не удавалось найти себе места, всё валилось из рук, а голова практически не соображала. Каждая из них разбрелась по своим делам личного расписания, все они рассыпались бисером по углам агентства, от чего ощущение катастрофичности ситуации только ухудшалось.       Единственное, что спасало, — музыка. Она растекалась по венам, звучала в унисон с ритмами сердца. И Виён позволяла себе окунаться в это с головой, отдавалась этому чувству целиком и полностью. Так, как не могла позволить себе раствориться в Чонине.       Девушка тряхнула головой, заставляя себя вернуться в реальность. Блокнот в сумке эфемерно обжигал напоминанием о том, зачем и куда она сейчас шла по коридору. Не позволяя забыть об изначально намеченном плане: найти Сухи-сонсэним и поговорить с ней.       Ведь в этом не было ничего сложного и страшного, — сказать, что Ари обо всём ей рассказала, и добавить, что у Виён есть мысли по поводу того, как исправить ситуацию. Всё должно было пройти не просто хорошо, а отлично. Оставалось только найти менеджера.       План простой, а главное, лёгкий в исполнении, вот только вся затея рассыпается в несколько последующих секунд, ровно в тот момент, когда из очередной комнаты выходит Мэй. Какая-то слишком уж бледная, она осторожно прикрывает за собой дверь и медленным, заторможенным шагом плетётся к лифту. Девушка смотрит себе под ноги, кажется, старательно что-то обдумывая, и ничего вокруг не замечает.       Виён чувствует, как в это же мгновение всё тело обдаёт неприятным покалыванием. Секунда на принятие решения, но она, на самом деле, и выбора перед собой не ставит, — тут же укоряет шаг, чтобы догнать свою младшую. А та, пусть и выглядит отстранённой от мира, сразу слышит торопливые шаги за своей спиной.       — Здравствуй, Виён-онни, — улыбается вежливо, как ни в чём не бывало, но на дне тёмных глаз, не скрытых линзами, океаны разочарования и тревоги.       — Всё хорошо? — церемониться нет ни сил, ни желания. Она осторожно ведёт ладонью по плечу младшей, словно спрашивая разрешения притронуться, а Мэй невзначай этим же плечом ведёт. Виён убирает руку, но взгляда не отводит.       Между ними вибрирует неловкость. Скачет от одной светлой стены узкого коридора к другой, дрожит в лёгких и кончиках пальцев, душит любые слова. В молчании Виён — тревога и переживания, у Мэй же — усталость и отчаяние.       — Обидишься, если я сажу, что заранее знаю ответ?       Губы младшей ломает в улыбке, — такой же неровной и скованной, как и её жесты, когда она закрывала дверь. Виён видит, — на самом деле, подмечает слишком уж много, вот только очевидные вещи, как оказалось, связывать совершенно не умеет. И говорить до душам тоже не может.       — Что ты хочешь от меня услышать, онни? — тянет Мэй устало, а Виён снова чувствует дрожь под кожей. Всё разваливается.       Чувство потерянного отчаяния с каждой секундой всё сильнее сковывает в ледяных тисках. Ничего не выходит. Не получается. Разбивается на мелкие осколки. И во многом виновата она, — с её слабыми танцами, низкими рейтингами, с её невозможностью поддерживать в группе хорошие и доверительные отношения, хотя она вторая по старшинству, с контрактом, который она не смогла соблюсти, потому что влюбилась.       От этой скользнувшей мысли, — такой простой, мимолётной, такой правильной, — Виён вздрагивает. Старается удержать равновесие, потому что на самом деле пол практически ускальзывает из-под ног, и смотрит на Мэй с мелькнувшей в глазах тревогой, словно опасается, что та умеет читать мысли. Но младшая, хотя взгляда и не отводит, всё равно ничего не замечает.       И тогда приходится взять себя в руки, пытаясь возобновить этот заведомо провальный разговор.       — Разве тебе не станет легче, если ты выговоришься? — от того, как наивно звучит этот вопрос, хочется даже не рассмеяться, а расплакаться. Они крайне редко делятся друг с другом чем-то сокровенным, почему же этот раз должен стать исключением?       Стены коридора словно давят на рёбра, мешая дышать. Виён на младшую старается больше не смотреть, переводит взгляд в сторону, отчаянно надеясь, что это вот-вот закончится. Она уверена, что Мэй сведёт всё к беззаботной шутке и попросит не волноваться из-за мелочей, готовит себя к подобному ответу, но младшая вдруг рвано выдыхает, жмурится на секунду и спрашивает одними губами:       — Ты знаешь, для чего я тренировалась последние недели?       Виён тут же качает головой. Выбившиеся из причёски рыжие пряди скачут перед лицом с такой скоростью, что практически ослепляют. Мэй мычит что-то неразборчивое, словно вздыхает, а Виён вдруг смотрит на неё и видит слабый проблеск доверия, — мгновение и младшая сможет найти в себе силы, чтобы всё ей рассказать.       — Добрый день, — они обе вздрагивают, когда из-за поворота появляются Хван Йеджи и Шин Рюджин из ITZY вместе с их менеджером. Девушки спешно кланяются старшим, пока те, спеша по своим делам, кивают головами в ответ, ни на секунду не замедляясь.       Краем глаза Виён замечает, что Мэй наблюдает за их фигурами практически с пылающей жадностью, что никак не укладывается в голове. Кажется, с Хван Йеджи-онни их связывало довольно тесное знакомство на почве танцев. Так в чём же тогда дело сейчас?       Вакуум, в котором они находились до этой секунды, лопается в тот же момент, как старшие исчезают за очередным поворотом коридора. Мэй снова опускает взгляд и начинает заламывать пальцы, а Виён с тошнотворной горечью понимает, что понятия не имеет, как к ней подступиться снова.       Самым верным решением кажется попрощаться и уйти. Вот только девушка и так знает, что старшая из неё не очень, — если она оставит Мэй сейчас, так и не узнав причину, то никогда не сможет себя простить.       Мэй же, словно лишая себя последних путей к отступлению, тихо произносит:       — Это был выпуск «Artist Of The Month», — её голос звучит так тихо, что сперва Виён кажется, что она ослышалась, — Они хотели, чтобы моё выступление стало первым после перерыва, но… передумали. Я только что разорвала контракт, который мы заключили до этого.       Внешне Мэй, уже взяв себя в руки, не кажется расстроенной, вот только Виён видит разочарование в тёмном взгляде, замечает, с какой тоской она смотрела вслед Хван Йеджи и Шин Рюджин, обе из которых имели сольные проекты в этом шоу. Знает, что Мэй не нужны пафосные поддерживающие фразы и даже крепкие объятия, — достаточно лишь одного проницательного взгляда, чтобы она поняла, что не одинока.       И она этот взгляд замечает, тут же ловит и благодарно кивает, не прекращая заламывать пальцы. На самом деле, Виён даже представить боится, как много значил для младшей шанс выступить на этом шоу, — самостоятельно, в отрыве от остальных, как важно для неё было проявить себя как танцора. Но в душу к ней лезть и приставать с непрошеной заботой она ни за что не станет, поэтому лишь смотрит, как Мэй снова поломано улыбается и, больше ни сказав ни слова, отрывисто кланяется, прежде чем уйти.       А Виён чувствует себя практически потерянно посреди мгновенно опустевшего коридора.       Неужели Мэй даже не попыталась разобраться в причинах расторжения контракта? Неужели об этом не позаботилась Сухи-сонсэним? Девушка отказывается верить, что такой шанс был настолько нелепо упущен, — должно же быть какое-то объяснение всему происходящему!       Злость кипит в сетке вен, разрывает грудную клетку изнутри, вырывается наружу частым, сбитым дыханием, практически душит и сбивает с первоначального настроя.       Она бросает мимолётный взгляд в ту сторону, где скрылась Мэй, но тут же встряхивает головой, словно это может как-то помочь структурировать потерянные мысли. Первым делом нужно найти менеджера и показать ей спешно составленный список, понять, что и как делать дальше. К тому же, теперь у Виён есть ещё одна причина постараться — стафф STUDIO CHOOM ещё пожалеют о том, что отказались сотрудничать с Им Мэй из D'Light!       Девушка жмурится, тешимая тщетной попыткой привести себя в чувства. Не выходит. Выходит только сильнее раскатать остатки собственных нервов и развеять их по углам коридора, — спрятать так, где никто даже не подумает искать.       — Oh my gosh, до камбэка меньше недели, пожалуйста, соберитесь оба.       Голос, раздавшийся за поворотом и два других, — подслушанных ответа, — мигом прибивают к месту. Виён замирает, снова прикрывая глаза и выдыхая. Ни один голос не перепутает ни с чем другим, и оказывается права, когда три сонбэнима уже через несколько секунд появляются перед ней в этом узком, практически пыточно-маленьком коридоре.       Бан Чан скользит по ней взглядом почти с равнодушием, тут же приветственно кивнув, Ли Минхо, завидев её, пару раз удивлённо хлопает глазами, а Чонин, — замирает. Останавливается так резко, что его задевают плечом, но даже это не заставляет его сдвинуться с места.       Виён чувствует, что душит уже не злость, а снова разогнавшееся до неведомой скорости сердце. И останавливать его она больше не намерена.       Они не виделись всего несколько дней, — молчаливых, забитых проблемами и заботами, таких ужасно-долгих, что для Виён они были вечностью. И теперь Ян Чонин снова стоял в нескольких шагах от неё, вот только за его плечом был не Сынмин-сонбэним, а больше не изменилось ничего. И снова молчал.       Снова ничего не говорил и смотрел так пронзительно, что этот взгляд выворачивал душу наизнанку.       Девушка ничуть не сомневается, что решение, которое ослепительной вспышкой возникает в её голове — фатально. На кону тут же ребром встанет как минимум репутация и карьера, но это уже совершенно теряет значение.       Виён понимает, сейчас или никогда.       — Сонбэним, — она в несколько быстрых шагов преодолевает разделяющее их расстояние, хватает его за руку абсолютно бесцеремонно, чувствует, как он вздрагивает под её прохладными пальцами, и почему-то внезапно вспоминает, что когда-то он первым взял её за руку, — Давай поговорим.       Она тянет его за собой и совершенно не замечает того, что видит Чонин: как Ли Минхо неловко дёргает рукой, словно желая подтолкнуть его в спину, а Бан Чан дарит макнэ мягкую поддерживающую улыбку.       Сердце отстукивает тревожный ритм, вторит шагам, заставляет руки трястись ещё сильнее, когда девушка открывает дверь первой попавшейся студии звукозаписи и затягивает его туда, закрывая замок. Чонин удивительным образом не сопротивляется, следует за ней, не задавая никаких вопросов.       А их много, — скребут глотку и копятся под языком, цепляются за зубы, в отчаянной попытке спастись и не прозвучать. Но глаза пронзительным взглядом говорят намного громче. Виён замирает, как только позволяет себе заглянуть в антрацит радужки.       От былой смелости и почти слабоумной уверенности не остаётся и следа.       — И о чём мы должны поговорить? — вдруг тихо спрашивает он. Все усилия приложил для того, чтобы выдавить из себя хоть слово, а она все усилия пустила на то, чтобы снова посмотреть ему в глаза.       Вопрос этот звучит неправильно и тут же повисает под потолком студии звенящей тишиной, давит на виски и застревает в сознании. Хочется как можно быстрее стряхнуть это оцепенение.       — Разве не ты просил не отдаляться? — бормочет Виён. От волнения голос срывается на такой писк, что запросто можно было брать высокие ноты.       Он сглатывает и отводит взгляд, всего на долю секунды. Но тут же берёт себя в руки и снова гипнотизирует чернотой зрачка.       — Так получилось, — звучит обречённым выдохом. А Виён чувствует, как от этой фразы раздражение снова начинает раззадориваться, — просто… мне нужно было немного подумать, потому что… тц, это прозвучит так глупо…       Чонин жмурится, встряхивает головой, словно это может уберечь от терзающих мыслей. А они, совершенно случайно подкинутые Феликсом и обрывками всеобщих разговоров, теперь навязчиво крутятся в сознании на постоянной основе. Мешают думать, дышать, работать, жить. И смотреть Виён в глаза без тревожной дрожи ладоней мешают.       — Глупо то, что мы пытаемся читать мысли друг друга.       Эта фраза действует как спусковой крючок, — обоих пробивает до дрожи, а Чонин, резко и неожиданно, буквально в два шага, подходит совсем близко. Виён замечает, как он сжимает зубы, чувствует стойкий запах винограда и то, как у неё вдруг трепещет под рёбрами.       — А что ты хочешь услышать? — внезапно выпаливает он, недовольно кривя губы, — что я запутался? Что начал сомневаться в тебе? Что мне ещё нужно сказать, чтобы тебе было проще прочитать мои мысли?       Его слова бьют поддых. Колючие, полные обиды и справедливой злости. Но в тишине студии это вдруг звучит так неожиданно, что у Виён и самой сбивается дыхание. Сознание цепляется за одну-единственную фразу, разжигая старательно удерживаемое недовольство.       — Разве я давала поводов сомневаться? — она поджимает губы, стараясь проглотить схватившую за горло липкую злость.       — А я такого повода давал?       Тишина между ними звенит. Практически грохочет колоколами, а от скрещенных недовольных взглядов почти летят искры. Вдруг Чонин резко, не разжимая зубов, выдыхает, снова жмурится и отшатывается немного назад.       Ему требуется несколько долгих секунд, чтобы опять взять себя в руки.       — Я же с самого начала видел, что между нами что-то происходит. Почему ты ничего не сказала тогда? Почему говоришь сейчас?       Виён чувствует, как сбивается дыхание, смотрит на Чонина, практически не веря в то, что собирается сказать.       — У меня всегда была цель и мечта, и… Если бы я встретила тебя раньше, то ничего бы не добилась. Потому что выбрала бы тебя.       Это звучит настоящим признанием, но обоим нужно больше.       — А разве теперь что-то изменилось?       Виён замолкает. Не хочет произносить этого вслух, не хочет об этом думать. Чонин своим взглядом практически требует честного, произнесённого вслух ответа. А Виён молчит.       Видит, как он раздосадованно поджимает губы, выглядит почти обиженным, только что утопленный в своих неоправданных ожиданиях. Она уверена, что большего дать не может, но Чонин вдруг упёрто продолжает:       — Чтобы любить тебя мне не нужны никакие причины, понимаешь? — они снова встречаются взглядами, скрещиваются ими, как клинками, пока сердца в очередной раз ловят ритм друг друга, — но назови мне хотя бы одну причину, чтобы остаться.       Она кивает, быстро и отрывисто, словно любая, даже секундная задержка может что-то изменить. Что-то испортить. Больше медлить просто-напросто нельзя.       Поэтому Виён позволяет себе то, что в здравом уме не сделала бы ни за что и никогда — целует первой.       Чувствует, как Чонин напрягается, вытягиваясь в струну, а потом рвано выдыхает. В одно мгновение перенимает инициативу на себя, углубляет поцелуй, притягивает ближе, пальцами одной руки зарываясь в волосы, а другой подхватывая за талию. Его прикосновения привычно отдают пожаром, — в его руках хочется сгореть до тла.       В считанные секунды парень распаляется так, словно это было единственным, чего он ждал с их последней встречи, последнего разговора, последнего пересечения взглядов. Он целует жадно и влажно, а сердце у него в груди колотится так неистово, что Виён, прижимаясь вплотную, чувствует ритмичные удары под своей правой ладонью.       Хочется сказать так много, поэтому в этот поцелуй, — развязный, изголодавшийся, — девушка старается вложить все свои чувства. И тихое довольное мычание Чонина прямо ей в губы становится лучшим доказательством того, что всё идёт правильно.       Если у них не получается разговаривать друг с другом по-человечески, пусть будет хотя бы так.       Они оба забываются, теряются во времени и пространстве, отдаваясь поглотившему чувству. Виён жмётся всё ближе, желая уничтожить даже крупицы расстояния между ними, чувствует, как, огладив талию, длинные горячие пальцы забираются под свободную кофту и очерчивают позвонки. Стон дрожит в горле, тонет в поцелуе и сбивается на выдох, когда она ощущает, насколько он уже возбуждён.       Очередная безумная мысль возникает в голове вспышкой, и чтобы не упустить её, Виён тут же разрывает поцелуй. Глаза Чонина, — сплошная чёрная, возбуждённая и взбудораживающая радужка. Настолько красиво, что в его взгляде хочется утонуть.       Не позволяя себе медлить и запрещая струсить, Виён усаживает его на первый попавшийся стул, парень едва ли не промахивается, практически опускаясь мимо. На мгновение это выбивает из заданного ритма, но девушка тут же берёт себя в руки. Несколько секунд смотрит на Чонина сверху вниз, упиваясь обожанием в его глазах, а потом медленно, не разрывая зрительного контакта, опускается на колени.       В это мгновение его взгляд проясняется. Он смотрит на неё так, словно только сейчас начинает понимать, что между ними происходит. Что произойдёт дальше.       — Эй, ты не должна этого делать, чаги.       Ласковое обращение тонет в абсурде происходящего. Волосы у Чонина взлохмачены, губы слегка опухли, а грудь поднимается от сбитого дыхания, — сейчас он такой красивый, настолько манящий, что Виён готова кончить уже от одного только на него взгляда.       Как же она скучала.       — Но я хочу.       Что-то дьявольское тут же вспыхивает в его глазах. Он тянется к двери, проверяя, защёлкнут ли замок, а потом, не отрывая от Виён полного восхищения взгляда, придвигается ближе.       Пальцы слегка подрагивают от волнения, — девушка и сама не до конца верит в то, что собирается сделать. Так спонтанно, совершенно безумно. Но она действительно хочет этого.       Устраивается удобнее, оглаживая его колено и сильнее разводя ноги. Чонин смотрит, не отрываясь, кажется, даже не дышит, пока Виён приспускает его спортивные штаны и бельё. Сердце вздрагивает, когда девушка понимает, что теперь сдать назад уж точно не получится.       Она оглаживает член по всей длине, медленно, мучительно, словно нарочно. Дыхание Чонина становится всё тяжелее, возбуждение всё сильнее, но девушка не спешит. Настоящая пытка в отместку за то, что он молчал, за то, что сомневался.       Виён ликует. Она ещё толком не успела ничего сделать, а в её руках, от её ласк он уже был настолько податливым, радикально отличающимся от того уверенного в каждом жесте, каждом действии Чонина ночью в Пусане.       После того как расцелованные губы касаются головки, по студии разносится задушенный стон. Парень сползает ниже и слегка подаётся бёдрами вперёд, словно призывая больше не медлить.       Но Виён словно специально не торопится, медленно проводит по члену языком, наблюдая за реакцией Чонина. Он уже раскраснелся, а глаза блестят самым настоящим неудержимым желанием.       Терпеть больше нет сил ни у одного из них.       Взять всю длину с непривычки получается не с первого раза, как бы Виён не старалась расслабить горло. Она чувствует, как краснеет от досады, и замедляется на секунду, отстраняясь.       — Всё хорошо, — сбивчиво бормочет Чонин, ничуть её не торопя, — не переживай и о чём, всё прекрасно.       Поднять на него взгляд не хватает смелости, но Виён слышит ласку, которой пропитан его голос. Это внушает немного уверенности, поэтому она на секунду прикрывает глаза и делает глубокий вдох, позволяя себе собраться и успокоиться.       Волнительнее, чем первый выход на сцену.       Она начинает двигаться неспешно, уже не стараясь дойти до основания и помогая себе рукой. Всеми силами пытается не торопиться, чтобы ничего не испортить, а потом слышит стон. Такой мелодичный, что начинает кружиться голова.       Это была лучшая из всех возможных наград.       И Виён постепенно начинает ловить удобный для обоих ритм, периодически выпускает член, оставляя мимолётные поцелуи на головке и по всей длине, помогает рукой, чувствуя, как сама уже возбуждена так сильно, что практически не может соображать.       Чонин больше не позволяет себе застонать в голос, — только сам шире разводит ноги, сжимает пальцами края стула, на котором сидит, и срывается на тихие бормотания. Никому ведь не нужно, чтобы их услышали.       Но старательно даёт Виён понять, что всё и правда лучше не бывает.       Она продолжает облизывать член по всей длине, иногда неглубоко заглатывая. Чувствует, как сердце стучит в ушах от возбуждения, понимает, что и сама вот-вот кончит. Сильнее только, — её желание довести до оргазма Чонина, снова услышать его стон.       Вот только у самого парня, кажется, были другие планы. Поэтому он, старательно ловя ускользающую грань реальности, дожидается момента, когда Виён снова отстранится, а потом одним резким, но аккуратным движением поднимает девушку с колен, усаживая на собственные.       — Давай побережём твои колени, хорошо, Лисёнок? — ласково шепчет он, пока его сердце снова сумасшедше колотится под рёбрами. Виён не успевает сказать и слова, прежде чем он утягивает её в поцелуй. Она не сопротивляется, только первые несколько мгновений что-то недовольно мычит, прежде чем снова отдаться чувствам. Снова потерять голову.       Его губы на вкус — виноградный бальзам, и девушка невольно улыбается от этой мысли.       Практически как в Пусане. Но теперь иначе. Сильнее, масштабнее, чувственнее. Теперь иначе всё.       Металл колец снова пересчитывает позвонки под кофтой, гуляет по выступам рёбер и невесомо, словно спрашивая разрешения, блуждает под самой грудью. Виён выгибается сильнее, жмётся ближе, путаясь пальцами в ломких тёмных волосах, и уже практически не отдаёт отчёта своим действиям, полностью доверяя парню всю себя, — вдоль и поперёк, от тела до души.       И время, и пространство теряют значение, — расплываются в небытие, сужаются до размеров небольшой студии звукозаписи. И только они во всей Вселенной имеют значение.       Оба продолжают гореть пожаром, — Виён целует под углом острой челюсти, осыпает прикосновениями губ шею и плечи, особенно задерживаясь на заметной родинке. А Чонин, — к себе всё ближе и ближе, прижимает к так и не получившему разрядки паху, наконец-то тянется к пуговицам её кофты, обнажая плечи.       Девушка поддаётся каждому его движению, чувствует стук сердец в унисон. И ни за что не хочет останавливаться. Замутнённое сознание выдаёт мысль о том, что она сама сейчас его оседлает, если они не двинутся дальше.       Парень её мысли словно читает, аккуратно прихватывает за талию и приподнимает со своих колен. Виён на мгновение теряется в происходящем, но потом чувствует, как её сажают на узкий стол.       Дыхание сбивается ещё сильнее, пусть сперва это уже и кажется невозможным. Тёмные глаза Чонина пылают огнём, — как и его губы, его руки, его истекающий смазкой член. Как и воздух в этой маленькой комнате, где они так и не смогли нормально поговорить.       Он целует жадно и требовательно, ведёт кончиком носа за ухом, а Виён видит пляшущие перед глазами искры. Цепляется за его плечи, чтобы окончательно не потерять границу реальности. Чонин в каждом уголке сознания.       Снова мокрый, развязный поцелуй, и парень устраивается между её разведённых ног. Ласково оглаживает колено и ведёт выше по бедру. А Виён, от возбуждения уже просто пылающая, ёрзает на месте, цепляясь за его руки в безмолвном призыве действовать.       Чем меньше прелюдий, тем лучше.       Быстрыми, в идеальной точности выверенными действиями, Чонин стягивает с неё брюки и спускает бельё. Его пальцы внутри, — приятное воспоминание. И Виён довольно стонет, выгибаясь в пояснице, когда чувствует, что он начинает её растягивать.       Одного только взгляда на его руки хватает, чтобы возбудиться ещё сильнее. Витиеватые узоры чуть вздувшихся вен завораживают, а длинные музыкальные пальцы двигаются неторопливо, желая действительно доставить ей удовольствие. Виён прикрывает глаза и сама улыбается, когда слышит довольный смешок Чонина.       А парень — свободной рукой убирает с её лица растрепавшиеся пряди, целует в висок, под глазом, в скулу, в крыло носа. Осыпает мимолётными прикосновениями, прежде чем оставить очередной быстрый поцелуй на губах, за который девушка не успевает уцепиться, чтобы углубить. Остаётся лишь отчаянно тянуться к каждому его движению, прося большего.       — Всё хорошо? — в тихом, дрожащем от возбуждения голосе Чонина беспокойство и волнение, а Виён сил хватает только на то, чтобы спешно кивнуть головой.       Лёгким движением она откидывает голову, словно требуя ещё больше поцелуев. И Чонин безоговорочно это требование выполняет, — с готовностью льнёт к тонкой коже, постепенно ускоряя темп.       Виён готова поклясться, что вот-вот кончит.       Он вдруг вытаскивает пальцы плавным, чавкающим движением, а девушка замирает в ожидании, которое растягивает секунды в часы. Чонин принимается трясти собственные карманы, что против воли, пробираясь сквозь пелену возбуждения, вызывает у Виён смешок. Он что, всё время теперь их с собой носит? Но вслух девушка так ничего и не говорит, лишь позволяет себе улыбнуться. И только когда Чонин раскатывает по члену презерватив, из её груди снова вырывается тихий, полный предвкушения стон.       Чонин смотри прямо в глаза. Уже не спрашивает разрешения, но отчаянно хочет найти что-то в её взгляде. Девушка улыбается практически робко и откидывается на стол, насколько это возможно, давая понять, что не хочет останавливаться.       Он неспешно входит до основания, срываясь на довольный стон, медлит пару мгновений, а после начинает плавно двигаться. Виён снова цепляется за его руки, словно в любой момент он может уйти, стонет довольно, но так тихо, что уловить это может только Чонин.       В одно мгновение он наклоняется и нежно целует, ловя губы в медленном темпе. А Виён с жадностью отвечает, подаётся вперёд, ловит каждое его движение. Касается пальцами подбородка, невесомо очерчивая острые скулы, и полностью отдаётся во власть тактильным ощущениям.       Боится, что если откроет глаза, то поймёт, что всё происходящее — лишь игра её воображения.       Чонин постепенно ускоряет темп. Движения становятся всё более спешными, рваными и немного грубыми, выбивая довольные стоны у обоих. Девушка думает о том, что если это сон, то пусть он длится вечность.       Чувствует, как её начинает накрывать оргазм, и с удовольствием замечает, что парень тоже близок к разрядке. Всё-таки заставляет себя посмотреть на него, тут же теряясь в бескрайней черноте его глаз.       Красивые пальцы Чонина впиваются в бёдра, а последние толчки сопровождаются пошлым хлюпаньем. Виён кончает, так и не успев поймать его губы в благодарном поцелуе, а сам парень кончает несколькими секундами позже. Замирает, а потом, рвано выдохнув на полустоне, выходит из неё.       Снова не поднимает глаз, словно в любой момент может услышать, что всё произошедшее между ними только что, — ошибка.       Мир медленно возвращается на свои места. Виён задыхается, продолжает цепляться за плечи Чонина крепче, вот только теперь не совсем уверена, старается она удержать равновесие из-за настигнувшего оргазма или потому, что снова смотрит Чонину в глаза.       — Можно я поцелую ещё раз? — его голос падает до шёпота, вновь обретает тихую, почти смущённую неуверенность, звучит так, словно он прощается.       Словно так ничего и не понял, поэтому Виён приходится произнести вслух, на выдохе, так тихо, как только возможно:       — И я люблю тебя.       — Что? — его удивлённый возглас тонет в быстром прикосновении к губам. Виён не пытается утянуть в новый поцелуй, разжечь для второго раунда, только ласково печатает точную копию своей улыбки.       Она снова чувствует, как сердце парня начинает биться в груди, — уже не просто в клетке рёбер, не только под ладонью, а отчётливо ощущается в её руках.       Чонин вдруг срывается на какой-то тихий, полный потаённого ликования смешок. Крепче подхватывает Виён за талию и прижимает к своей груди так сильно, что, кажется, запросто можно соприкоснуться рёбрами. Его сердце стучит ещё сильнее, ещё неистовее, хотя должно уже успокоиться. Парень оставляет обжигающий поцелуй на виске, и тут уже начинает довольно посмеиваться она.       В груди вдруг вспыхивает резкое, почти обжигающее желание прижаться к Чонину как можно ближе. И едва ли не лавой у сердца растекается сладостное осознание того, что она сделать это может.       И тут же делает.       Утыкается носом ему в плечо, позволяя до отказа заполнить лёгкие запахом винограда, и прикрывает глаза. Ведёт по его спине, чувствуя, как напряжённые мышцы под пальцами постепенно расслабляются. Тут же становится до необыкновенного уютно и правильно, а весь мир сходит с орбиты, Вселенная замедляет ход.       Потому что существуют только они.       — Тебя не станут искать? — вдруг внезапно вернувшись в реальность, тихо спрашивает Виён. Ей всё ещё кажется, что, повысь она голос хотя бы немного, непременно спугнёт что-то важное и значимое.       — А тебя? — шёпот Чонина раздаётся прямо над ухом, жаркий, пробирающий до мурашек. Девушка сглатывает, надеясь, что это окажется незамеченным, вот только слышит, как он тихо фыркает.       И готова поклясться, что Чонин улыбается. Не может от улыбки удержаться и она. Ведь он хитрый лис, нашедший себе такую же хитрую лисицу.       — Что же делать? — девушка стискивает его в объятиях сильнее, словно на прощание, потому что прекрасно понимает, что вот-вот придётся отпустить.       Когда теперь они смогут встретится? Как вообще рассматривать это признание в любви? Действительно, что делать дальше?       Ведь у Чонина, — камбэк и продвижение, у неё, — отчаянные попытки спасти группу. И сейчас идти по делам нужно вне зависимости от того, как сильно хочется остаться.       Он осторожно отстраняется, а девушка чувствует, как сердце протестующе делает кульбит. Но вместо того, чтобы направиться к запертой двери, парень смотрит на неё со всей возможной нежностью, заставляя провалиться в бездонность его взгляда. А потом, — обхватывает лицо ладонями и осыпает быстрыми звонкими поцелуями. Виён улыбается, безуспешно стараясь урвать хотя бы один.       — Другое дело, — ласково отзывается Чонин, позволяя себе маленький шаг назад. Виён из последних сил подавляет желание схватить его за ладонь и попросить остаться, хотя знает, стоит ей сказать хоть слово и он сделает.       Действительно пора.       И он выходит из студии, унося трепещущее сердце Виён с собой. И от этого впервые не больно.

***

      Остаток дня прошёл… странно. Сконцентрироваться не выходило, мысли отчаянно витали где-то далеко, метались в разные стороны, рассыпаясь по углам. Единственным спасением оказалось то, что наброски текстов вопросов не задавали.       Работать не получалось совершенно.       Поэтому Виён недовольно выдыхает сквозь зубы, поднимаясь на ноги. Блокнот снова жжётся сквозь карман сумки, в напоминание о том, что и Сухи-сонсэним найти она не смогла. Нашла только Чонина.       Но об этой их встрече, пожалуй, пусть будет известно только стенам студии звукозаписи, в которой девушка осталась, тщетно надеясь поработать.       Всё вокруг словно кричит о том, что необходимо ехать в общежитие, и в конце концов Виён сдаётся. Ведь уже достаточно поздно, а с менеджером она сможет поговорить и завтра утром, ведь так? Жмурится, надеясь согнать сбивающую с толку сонливость, и заправляет за уши тусклые рыжие волосы. И почему только до сих пор в графике не обозначена встреча со стилистами?       Даже в машине не получается вдохнуть полной грудью. Мыслей в голове становится так много, что они больше не формируются во что-то определённое, — просто есть, давят на виски лёгкой головной болью и требуют отключиться.       И цветение почти наступившего лета неожиданно едва ли не душит. Хочется, чтобы наконец-то нашлись ответы на все терзающие вопросы, но настойчиво перестукивается с сердцем только одно-единственное имя.       И словно понимая это, словно чувствуя, что теперь в голове всё только о нём, имя Ян Чонина загорается вверху экрана оповещением. Виён улыбается, открывая короткое сообщение в Kakaotalk, и в это самое мгновение все прочие мысли исчезают окончательно.       Кто бы мог подумать, что так много времени спустя её голова будет занята чем-то, — кем-то ещё, — помимо работы?

***

      Он чувствует, как сердце бьётся в груди, — неумолимо, бешено, с такой силой, словно вот-вот проломит грудную клетку. Чонин замирает, останавливается прямо среди коридора, и правой рукой, осторожно, будто боясь спугнуть это чувство, прощупывает левую сторону, точно в том месте, где касалась Виён. Смешок, довольный, полный потаённого ликования, вырывается наружу.       Парень стоит так ещё несколько секунд, прислушиваясь к ощущением в тихом волнении от того, что они могут исчезнуть. Но всё остаётся на своих местах, — сердце продолжает колотиться, — поэтому Чонин направляется к нужной двери, довольно улыбаясь. Удержаться больше не получается.       Как только он входит, красный танцевальный класс встречает почти приветливо, а на самого парня тут же устремляется две пары любопытных глаз и одни тускло-усталые, принадлежащие Джисон-хёну.       — Мы уже думали отправляться на твои поиски, — Чан-хён улыбается ямочками, тут же возвращая внимание к своему мобильному. Что-то быстро печатает, на секунду нахмурившись, и прячет телефон в карман.       — Простите, — Чонин почтительно склоняет голову, но довольная улыбка всё равно расползается по губам. Греет в области сердца и электрическими разрядами разлетается до самых кончиков пальцев.       Бан Чан на него больше глаз не поднимает, иногда возвращаясь к своему мобильному. Видимо, атакует сообщениями менеджер-нима. А вот Феликс-хён смотрит во все глаза, — они, два бескрайних чёрных озера, пробирают до мурашек.       И от одного взгляда на него с головы до ног пронизывает колючее чувство неприятной горечи. Воспоминание недавнего подобия ссоры, — они же тогда даже не договорили толком, — заставляет передёрнуть плечами. Очевидно, что Ёнбок-хён хочет от него что-то услышать. И почему-то Чонину кажется, что одного его ответа будет недостаточно, чтобы утихомирить все переживания старших.       Он даже не задумывается о дальнейших действиях, — в несколько неловких шагов приближается к Феликс-хёну и приобнимает, осторожно похлопывая того по пояснице. Всеми силами без слов пытается сказать «всё хорошо, хён, не переживай». По тому, как Ёнбок старается поймать его взгляд, по блеску в бездонной черноте сразу понимает, — верит.       И Чонин кивает, тут же убирая руку. Хотя пару минут назад рядом с Кан Виён он совершенно не думал о личных границах.       Тишина, выползающая из каждой щели, каждого угла, кажется неуютной. Чонин жмурится на секунду, стараясь собрать мысли в единое целое, а из слов составить предложения. Выходит с трудом, потому что сердце всё ещё выбивает имя Виён на изнанке рёбер.       — Вы же понимаете, с кем я был, да? — тихо начинает он. Сейчас в комнате для танцевальной практики только они, так что он готов повторить эти слова остальным старшим позже, но молчать уже было просто невыносимо, — Чан-хён ведь сказал?       — Давай не здесь, Енна, — он почти вздрагивает, когда слышит голос Хан Джисона, — сейчас тут будет стафф и начнём снимать.       Чонин смотрит на него пристально, пытаясь по лицу прочитать любой возможный подтекст его слов. Но в глазах у старшего, — лишь пепелище выгорания, и только в это мгновение где-то мелькают искры того хёна, которого он так хорошо знает. Ведь Джисон-хён мог становиться необычайно серьёзным, особенно когда дело касалось чувств. Даже сейчас.       — Просто, мы всё решили, — на выдохе произносит Чонин, признавая, что полноценный разговор по душам сейчас действительно не к месту, — вы должны знать.       Чан-хён с готовностью сканирует взглядом, не исключая возможности уловить даже самую блёклую, едва скользнувшую тень сомнения. Но теперь в том, что всё произошло правильно, Чонин уверен безоговорочно.       И тогда Бан Чан становится первым, кто улыбается. Тепло, неподдельно, без каких-то потаённых знаков и умыслов.       — Поздравляю, Енни.       В это мгновение Чонину кажется, что ничто не заставляло его сердце так трепетать, гореть настолько сильно. Он чувствует, как небольшая ладонь ласково похлопывает по плечу, даже не оборачиваясь узнавая в этом жесте Феликс-хёна. И Джисон-хён тоже находит в себе силы улыбнуться, что получается довольно искренне.       И первые секунды даже не верится, что после всего происходящего это событие приняли так хорошо.

***

      Утро встречает привычной суетой. Подсвечиваемая лучами рассветного солнца, Виён появляется на кухне, тут же сталкиваясь со спешащей Мэй. Та, торопливо отстукивая свободной рукой по карманам в поисках маски, вкладывает ей в ладони чашку с кофе.       — Держи, Виён-онни, только приготовила.       Пробормотав это торопливым рэпом, младшая вихрем оказывается в коридоре, где подхватывает свою сумку и открывает дверь. Виён, только-только раскрыв сонные глаза, инстинктивно хватается за чашку крепче и приваливается спиной к стене, медленно заставляя себя проснуться. Кажется, сегодня Мэй чувствует себя лучше.       Кофе слегка горчит, бодрит и вынуждает зажмуриться от слишком большого глотка. Девушка почти не улавливает, как за её младшей закрывается дверь, только в один момент понимает, что на коридор обрушилась тишина. Мысли снова начинают вращаться с неуловимой скоростью, — одна старается перегнать другую, — поэтому Виён остаётся только надеяться, что сегодня обойдётся хотя бы без головной боли.       Сегодня нужно поговорить с Сухи-сонсэним, несмотря ни на что. Показать записи в блокноте, обсудить все возможные варианты.       — Доброе утро, — голос Хонг Ари тихий, но всё равно заставляет вздрогнуть. Виён распахивает глаза, смотрит на свою старшую так, словно даже не ожидала встретить её в общежитии утром. Как будто они не живут здесь вчетвером.       А Ари зевает, осторожно прикрывая рот рукой, и кивком указывает в сторону кухни. Продолжая держать чашку с таким трепетом, будто она является единственной связью с реальным миром, Виён идёт следом. Вопреки каким-то необъяснимым ожиданиям, старшая ничего не говорит, — не задаёт вопросов и не пытается завести даже самый лёгкий разговор, только неторопливо занимается завтраком. Так, словно сегодня нет расписания и она никуда не торопится.       Наблюдая за ней, Виён вдруг понимает, что тишина кажется лишней. Молчание между ними комфортное, но слова почти ощутимо начинают метаться в груди. Хочется рассказать об их вчерашнем разговоре с Чонином, хочется поделиться мыслями по спасению группы, хочется спросить, как дела у самой Ари-онни.       Почему-то впервые за долгое-долгое время в голове Виён мелькает мысль о том, что они с Ари смогут на что-то повлиять, смогут всё изменить, если будут работать сообща.       Но кухня так и остаётся в молчании, если не считать лёгкую мелодию их последнего заглавного трека, который Ари ни с того ни с сего начинает напевать себе под нос. И хотя внезапное осознание практически не даёт усидеть на месте, Виён не находит в себе силы издать ни звука, — в этот момент её единственная онни выглядит такой умиротворённой и беззаботной, счастливой настолько, что ей хотелось бы позавидовать.       Мобильный Виён оказывается менее лояльным, чем его владелица, а сообщение, пришедшее от менеджера, заставляет невольно встрепенуться. Сухи-сонсэним пишет, что девушке нужно приехать в компанию через сорок минут. Это известие прогоняет сонливость окончательно. Виён подскакивает на ноги, ещё раз перечитывая сообщение, и даже не сразу замечает, что привлекла этим внимание Ари.       Интересно, для чего менеджер вызвала её на личную встречу?       — Мне нужно в агентство, — девушка не сразу понимает, что произносит это на взбудораженном выдохе, пока рёбра, словно корсетом, стискивает предвкушение.       Она не сразу обращает внимание на то, что Ари-онни, глядя на неё, улыбается нежно и почти жалостливо. Так обычно смотрят на слепых беззащитных котят или маленьких глупых детей.       — Хорошо, — тихо произносит она, а потом в её взгляде мелькает что-то такое, из-за чего девушка не сдвинулась бы с места, пока не узнает причину, если бы заметила, — удачи, Виён-а.       И Кан Виён, взвинченная, практически выбегает из кухни, даже не задумываясь о том, что это прозвучало как прощание.

***

      Менеджер не встречает на парковке и не ждёт у входа, как бывает обычно. Виён самой приходится подниматься на нужный этаж и идти до нужной двери. Каждый шаг — удар сердца. Блокнот, полный идей для легендарного, громкого возвращения D'Light, греет из сумки.       Пожалуй, раз уж выпала такая возможность, стоит спросить, из-за чего расторгли контракт с Мэй. Почему-то волнение нарастает с каждой секундой, сжимает с левой стороны, заставляет лёгкую тревогу стучать в висок.       Что такого могло произойти, что Сухи-сонсэним вызывает на какое-то совещание лично её? Сердце ощущалось не на месте.       Тем не менее, Виён мимолётно улыбается и вежливо кланяется, когда дверь нужной комнаты раскрывается за три секунды до того, как она хватается за ручку. Взгляд менеджера — точная копия глаз Ари-онни, но Виён почему-то этого не замечает.       — Здравствуйте, — чувствует, как сердце непрерывно стучит-стучит-стучит, постепенно пробираясь выше к горлу. Вот-вот выскочит наружу.       А Сухи-сонсэним только открывает дверь шире, пропуская свою подопечную внутрь.       Виён кажется, что если ей сейчас же не объяснят, в чём дело, она перейдёт к изложению собственных планов, и тогда менеджер точно не сможет её остановить. Ведь хотя бы какая-то идея точно придётся женщине и руководству по вкусу, точно будет одобрена и реализована, а дальше — больше. Только новые вершины.       Но девушка вдруг замирает. Останавливается прямо на проходе и внезапно чувствует горечь утреннего кофе на языке. Потому что за столом сидит менеджер Stray Kids-сонбэнимов и… Ян Чонин. И одного только взгляда в глаза парня хватает для того, чтобы осознание происходящего прошибло холодной дрожью и выбило из лёгких весь воздух.       Чтобы все мельчайшие, ускользающие от внимания детали вдруг встали на свои места кусочками пазла. Встали так, что получилась картинка, — Виён не понравилось.       Потому что стилисты не обновляют им образы. Потому что Мэй не дали сольный проект. Просто что Ари больше не мечется в безвыходной тревоге. И ещё сотни тошнотворных «потому что».       Потому что в глазах Чонина — бескрайнее сожаление, перемешанное с бликами его красивых глаз. А рядом сидит менеджер и в его руках практически светится папка с документами.       Вдруг становится так плохо, что даже не получается обрадоваться встрече, ведь Виён осознаёт, что прямо здесь и сейчас, в это самое мгновение, рушится всё. Блокнот в сумке вспыхивает эфемерным пожаром, будто желает напомнить о себе, но теперь это не имеет никакого значения. Ничего больше не имеет значения.       Потому что компания хочет разорвать контракт между Чонином и Виён досрочно. А значит, хочет сделать то же самое с каждой участницей D'Light.