3 причины влюбиться в тебя

Ноябрь 2023

      Девушка медленно раскрыла глаза, уставившись в однотонный потолок. Светлый, почти точь-в-точь как в её спальне, только без небольшой тонкой молниеобразной трещинки в углу. Сонливость всё ещё держала в своих оковах, поэтому Виён зажмурилась и устало потянулась, чувствуя, как тело уже почти не отдаёт привычной болью забитых мышц. На душе впервые за долгое время было необычайно спокойно.       Не раскрывая глаз, она переворачивается на другой бок, прижимаясь к чужой тёплой спине и обвивая руки вокруг мужской талии. Большая ладонь тут же ложится поверх её собственной словно инстинктивно, будто тут же оказываясь на своём месте.       Хочется остаться тут на целую вечность.       Никуда не бежать, не спешить, не торопиться, — поставить жизнь на замедленный режим граничащий с паузой, чтобы каждое мгновение тянулось сладкой патокой. Хочется, чтобы во всей необъятной Вселенной остались только они. Только вдвоём.       Невесомо ведёт кончиком носа по коже, жмётся губами к впадинке между лопаток в мягком мимолётном поцелуе. Чонин что-то сонно мурчит осипшим голосом.       — Что-что? — дразнясь, также сонно спрашивает Виён. И снова оставляет обжигающий поцелуй, но чуть выше, на шее. Слышит тяжёлый, рваный выдох и довольно улыбается. Целует снова.       Осыпает невесомыми касаниями, не упуская ни одного миллиметра. Чувствует, как мышцы спины напрягаются от каждого поцелуя, ощущает, как тёплые пальцы в предупреждающем жесте слегка сжимают её запястье. Мысленно прикидывает, сколько ещё Чонин выдержит, давая ему не больше шести секунд. Он сдаётся через четыре.       Размыкает женские руки со своей талии и поворачивается рывком, — чётким, отточенным множественными хореографиями движением. Наваливается сверху, вдавливает в матрас и смотрит. Практически пронзает сверкающими лисьими глазами. Такими тёмными, что на мгновение уже привычно перехватывает дыхание.       — Ладно, твоя взяла, оппа, — Виён довольно улыбается и, смеясь, откидывает голову, словно ненавязчиво подставляя шею под поцелуи. И Чонин тут же, не медля ни секунды, с готовностью льнёт к нежной коже.       С хирургической точностью повторяя её недавние движения, сначала ведёт носом, а потом жмётся губами к разгорячённой коже. Тонкими длинными пальцами одной руки тянется под края футболки, прихватывает за талию, прекрасно зная, что Виён плавится от каждого его жеста, — лучше придержать, чтобы она вдруг никуда не исчезла.       Дразнится. Хитрый лис.       А девушка лишь улыбается шире, ведёт вверх по груди и оглаживает плечи. Словно не отдавая себе отчёта, тянет руку к его волосам.       — Ты теперь похож на самого настоящего лисёнка, — тихо смеётся Виён, аккуратно перебирая рыжие пряди самыми кончиками пальцев.       А Чонин невольно вздрагивает и довольно жмурится на мгновение.       — Да-а, STAY должно понравиться, — он улыбается уголком губ, а потом вдруг заглядывает ей в глаза. Робко, почти испуганно и совершенно контрастно с царящим между ними ощущением спрашивает, — а тебе нравится?       Девушка улыбается, жмётся ближе, устраивая прохладные ладони на разгорячённой коже широких плеч, и целомудренно целует его в лоб.       — Очень.       Он довольно фыркает и утыкается ей в изгиб шеи. Виён довольно смеётся, позволяя прижать себя ближе, а сама зарывается пальцами в жёсткие окрашенные волосы, поглаживая парня по голове.       — Не жалеешь? — вдруг спрашивает Чонин, — может, тебе стоило провести последнюю ночь там?       Но Виён в своём ответе уверена безаговорочно, ни секунды не сомневается в том, что произносит:       — Ничуть. Мы встретимся на месте и решим, что делать дальше, — это слетает с губ так просто и естественно, что практически не больно.       Не больно дробить свою душу на мелкие осколки, не больно прятать её останки в потаённых уголках общежития, где самой девушки больше не будет. Не больно улыбаться, зная, что на пороге родного дома родители встретят её словами о разочаровании и зря потраченных годах, если она туда заявится. А сейчас она здесь, окутана любовью и теплом Чонина, и даже не зная, что будет завтра, готова сделать этот шаг в неизвестность.       Уже не больно. Ничуть.       Но такое правдивое «попрощаемся» девушка так и не произносит.       Не выдержав в этом положении и минуты, Чонин поднимает голову и снова заглядывает Виён в глаза. В лисьем разрезе привычно прячутся две бесконечные бездны, которые до сих пор из раза в раз заставляют девушку затаить дыхание. Чонин снова наклоняется ближе, сокращает расстояние до нивидимого минимума и, стараясь продержать зрительный контакт как можно больше, снова прижимается к губам.       Поцелуй, — влажный, громкий и звонкий, с полным чувством языка, проводящего по нёбу и доводящего этим до дрожи. Единственное, что Виён остаётся, — довольно промычать, давая понять, что всё хорошо.       И Чонин схватывает каждый слетающий с губ довольный стон, ловит любой мимолётный жест. И никуда от себя не отпускает. А Виён никуда больше и не собирается.       Создаётся ощущение, что теперь действительно весь мир поставлен на паузу. Они вдвоём, друг с другом, в тёплой смятой постели, насквозь пропитанной запахом винограда.       Кажется, уже давно виноградом пахнут они оба.       И в одно мгновение, — резко, даже внезапно, но вместе с тем до невозможного ожидаемо, — в дверь раздаётся три звучных стука, заставляющих Чонина и Виён практически отскочить друг от друга, путаясь в простыне и одеяле. Парень и девушка переглядываются, скованные обрушившейся на них тишиной. А потом оба тихо смеются.       Чонин жмётся лбом к плечу Виён, а потом, словно на несколько секунд задумавшись, поправляет задравшийся подол её футболки.       — И почему этот хён такой громкий? — Бормочет он осипшим голосом, не поднимая головы. Виён тихо фыркает, ничуть от этого выпада не раздражаясь, и снова проводит рукой по чужим волосам, пытаясь то ли пригладить их, то ли растрепать сильнее.       Стук повторяется снова. Уже тише, но всё ещё навязчиво.       — Да идём мы! — Повышает голос Чонин. Прежде чем подняться с постели, он целует Виён сначала в плечо, а потом и в щёку. Она за его поцелуями уже интуитивно тянется, даже не пытаясь мысленно одёргивать себя за эту слабость.       — Чему ты удивляешься, если он далает так всегда, оппа? — пока они идут на кухню вдруг спрашивает Виён, на ходу завязывая волосы.       Теперь они родного чёрного цвета, до сих пор такие непривычные, что иногда девушка дёргается, ловя свои отражения. Но непривычнее только мысли о том, что теперь они смогут хорошо отрасти и быть здоровыми, — больше никаких убивающих покрасок, завивок, накладной длины. Теперь всё по-настоящему.       — Я не удивляюсь, а возмущаюсь, Лисёнок, — просто отвечает Чонин, наливая два скана воды, один из которы протягивает девушке, — К Лино-хёну он ведь не стучит.       — Мы просто избаловали тебя, неблагодарный донсэн, — хитро улыбается Ким Сынмин, стоя в дверях кухни. Он уже бодрый и проснувшийся, стоит со стаканчиком кофе, а краем глаза Виён замечает невыключенную кофемашину. Девушка находит в себе силы лишь на то, чтобы сонно кивнуть ему, вместо пожеланий доброго утра и продуктивного дня.       Чонин на его слова только кривится. Начиная хлопотать над незамысловатым завтраком, по-свойски, но очень аккуратно отодвигает Виён в сторону. Этот жест кажется таким простым, что теперь девушка ещё острее ощущает, что все границы и тонны неловкости между ними ещё совсем недавно, — галлюцинация.       — Ёнбок-хён тут? Он будет завтракать? — Спрашивает Чонин, поворачиваясь к Ким Сынмину. Тот только как-то неопределённо ведёт плечом.       По тишине общежития создаётся ощущение, что ни Ли Феликса, ни Ли Минхо всё-таки нет.       В одно мгновение Виён чувстввует, как Чонин прижимается со спины. Ластится, снова обвивает руками талию и прижимает к своей груди. Тут же становится теплее и спокойнее. Становится правильно.       — Иу, — фыркает Ким Сынмин, впрочем, совершенно беззлобно, и делает небольшой глоток своего кофе, — хорошо, что Хёнджин-хён этого не видит, а то он с ума бы сошёл от зависти.       Это высказывание заставляет Виён невольно рассмеяться. Словно специально, она расслабляется в объятиях Чонина, позволяя себя удерживать. А он, будто нарочно, слегка расскачивает её из стороны в сторону. Мимолётно целует в затылок, но Ким Сынмин всё видит и показательно морщится.       — Их выступление к открытию нового года с Йеджи-онни ещё не готово? — старается слегка перевести тему Виён, уцепившись за эту возможность. И Сынмин-оппа наживку проглатывает, прекрасно зная, что это не больше, чем попытка дать понять, что поговорить нужно о чём-то другом.       — Тренируются, — спокойно отвечает он с лёгким кивком, — не представляю, когда эти сумасшедшие трудоголики отдыхают.       — Никогда, как и мы, — наконец выпуская Виён из объятий, проговривает Чонин, — завтра уже предзапись, а через пару дней камбэк, нам некогда отдыхать.       Ким Сынмин поджимает губы и снова кивает. Девушка смотрит на него, невольно гадая, сколько часов он смог поспать этой ночью. Ведь рутина жизни айдола никогда не меняется, — месяц бежит за месяцем, а бешеный режим упрямо стоит на месте.       Иногда ей даже казалось, что она по этому режиму очень скучает. Словно чувствует, как в душе отчаянно не хватает какого-то кусочка: вроде бы, можно и без него, но ощущение неполноценности следует по пятам.       — Не расслабляйся, — улыбается Виён, усаживаясь за стол. Смотрит на Чонина долго, пристально, а он словно нарочно делает вид, что этого не замечает, — если хочешь, я могу сама добраться, это не проблема.       — Я же сказал, что отвезу, — качает головой парень. Виён больше даже не пытается возражать. Только быстро печатает сообщение Ари-онни и прячет телефон в карман.       От одной только мысли о сегодняшней встрече сердце начинает стучать настойчивее, но девушка всеми силами старается отмахнуться от этого навязчивого пульсирующего в венах чувства.       Сегодня всё окончательно встанет на свои места.

***

      За всю дорогу Чонин не проронил ни слова. Виён была благодарна за это понимающее молчание, — мысли в голове давили на виски и затылок, пульсировали и отдавались этой пульсацией в подрагивающие пальцы. Волнения не было, только рокочущее под рёбрами чувство оцепенения.       Как перед прыжком с обрыва без возможности отступить, — только оступиться.       И даже привычный Сеул стал казаться не таким приветливым, как обычно. Словно всё ощетинилось, замерев в ожидании следующего шага Виён. Каждой из девушек, что когда-то были частью D'Light.       Это ощущалось… странно. Ещё несколько месяцев назад она была готова сделать всё возможное и невозможное, поднять с ног на голову весь JYP.Ent, выжать из себя все соки, чтобы спасти их репутацию, а теперь, — спокойно ехала к почти уже не своему общежитию, пока Чонин нервно барабанил пальцами по рулю и взволнованно поглядывал на неё на светофорах.       — Не переживай, оппа, — смешливо фыркает девуша, ловя его взгляд, — лучше волнуйся о сасэнах. Мы же не хотим осчастливить Dispatch прямо перед ваши камбэком, да?       Чонин поджимает губы и отводит взгляд, не оценив шутку. Больше в её сторону старается не смотреть и, кажется, игнорирует просьбу высадить пораньше, чтобы не привлекать опасного внимания. По-прежнему настолько упёрто стоит на своём, что Виён остаётся только беззлобно фыркать и качать головой.       С каждой секундой приближения неотвратимого стук сердца всё ощутимее ползёт под горло. Виён до сих пор отказывается признавать, что она так отчаянно старается оставаться у Чонина в том числе и потому, что боится просто не выдержать. Не справиться с молчаливым осуждением стен, с недовольными бликами света в окнах и под плафонами ламп.       После стольких лет в стенах этого общежития у неё никак не получалось свыкнуться с мыслью, что уже с этого вечера вход туда будет для неё закрыт.       И вдруг машна начинает притормаживать, выводя из своих мысей, а Виён на мгновение кажется, что она практически задыхается. В этот момент, как только она увидела их, перед глазами так ярко, как никогда, предстал тот самый первый день. Когда они все, точно как и сейчас, маленькой перепуганной группкой стояли на этом же самом месте у входа в день перед переездом. Тогда тоже было до тошнотворного страшно.       И тогда тоже окрыляла мысль, что впереди ждёт что-то великое.       — Файтин, — только и отвечает Чонин, когда девушка впервые за всю поездку поворачивается и смотрит на него прямо. Но цепляется за её взгляд точно также, как ловко и ласково подхватывает ладони в свои. Металлические кольца контрастируют с тёплой кожей, и Виён старается ухватиться за это чувство, чтобы удержать себя на плаву.       Он оставляет поцелуй на тыльной стороне её ладони, тут же выбивая из головы все посторонние мысли. Всегда помогает отвлечься от тревожности хотя бы на пару мгновений.       Парень улыбается ямочками и сверкает сияющими глазами. С новым цветом волос он кажется таким непривычным, но вместе с тем, — изученным вдоль и поперёк, родным. Виён находит в себе силы, чтобы улыбнуться в ответ, и только когда чувтвует, как он ослабляет хватку, позволяя ей уйти, выходит из машины.       И Ян Чонин уезжает, увозя с собой невысказанное обещание забрать её, как только девушка напишет.       Виён же остаётся только вдохнуть прохладный осенний воздух перед тем, как сделать первый решающий шаг.       Они стоят полукругом, окутанные ноябрьским холодом. Суми, — в тёплой куртке и шапке, заметно, что только приехала. И также отчётливо видно, что Ари и Мэй наспех выскочили, чтобы встретить младшую. Может, и Виён стоило написать, что она подъезжает?       Первой расцветающей на губах улыбкой её встречает Суми. Подходит ближе, протягивая к своей старшей руки. И девушка интуитивно тянется к ней навстречу, стремясь получить то тепло, которое когда-то связывало их воедино, так давно, словно в прошлой жизни. Мэй тоже приветливо кивает, продолжая обнимать себя за плечи, потому что выскочила на улицу толком не одевшись. Последней, робко и нерешительно, Ари-онни кладёт руку ей на плечо, слегка сжимая.       — Пойдёмте уже внутрь, — Мэй зябко кивает в сторону входа, стараясь не стучать зубами, и все с пониманием следуют за ней. Для Виён каждый шаг равен отстуку сердца и почему-то она почти уверена в том, что каждая из них ощущает одно и тоже.       За столько лет они настолько друг к другу привыкли, так прочувствовали одна другую, что, кажется, запросто могли бы угадывать мысли только переглянувшись. Интересно, почему это не работало, когда группа начала разваливаться?       — Мы заказали доставку, — стараясь разбавить повисшее тяжёлое молчание, говорит Ари, — скоро уже приедет.       Каждая мычит что-то нечленораздельное в знак согласия и благодарности. Суми поправляет шарф, смотря под ноги.       — Как твои родители? — участливо интересуется Виён, понимая, что разговор не клеится. Младшая с трудом поднимает глаза, искренне улыбается и говорит, что у них всё хорошо, в пару быстрых слов рассказывая, как они проводили время, пока Суми была у них.       Удушающая неизвестность висит над головой у каждой. От этого чувства нельзя притаиться или скрыться, тревожное ощущение всё равно стискивает горло, вне зависимости от попытки спрятаться.       Раньше все они знали, что будет завтра. Через неделю, через месяц, год, — расписание создавало иллюзию хотя бы какого-то контроля, которого теперь все они были лишены. Никто не знал, что будет дальше, оставалось лишь строить предположения.       И общежитие ожидаемо приветствует недовольством опустевших стен. Виён ёжится, словно именно в этот момент оказалась на холоде. Каждый миллиметр когда-то родного пространства обжигает почти осязаемым осуждением, — от этого чувства хочется в первую очередь спрятаться.       — Ты собрала свои вещи? — Тоном заботливой матери спрашивает Хонг Ари, слегка наклонив голову. Старается заглянуть Виён в глаза и практически ловит за рукав в попытке притормозить, но останавливается, задерживая руку в воздухе. Так и не прикоснувшись.       Ещё более осязаемо заметное переживание каждой из них. У Виён одна только мысль о том, что надо как-то устраиваться в жизни дальше, вызывает головную боль.       — Да, давно, — отвечает Виён, вдруг в одно мгновение осознав, насколько бесцветно прозвучал её голос. Она уже приняла тот факт, что съехать придётся, но всё происходящее по-прежнему казалось сюрреальным.       Они все это ощущали, — это читалось в каждом взгляде, жесте, движении, — вот только справлялись с этим по-разному. И почему-то Виён хотелось верить, что после сегодняшнего совместного вечера, последнего в этом общежитии, они смогут отпустить.       Ари выдавливает из себя взволнованную улыбку и отступает, невольно заставив Виён снова задыхаться в предоставленном ей пространстве. Медленно, словно в трансе, она бредёт до двери своей спальни и тянет за ручку. Сердце в ушах колотится уже неистово, на несколько коротких мгновений всё-таки перекрыв доступ к кислороду.       Всюду безжизненно-пустая мебель и коробки. Они заполняют собой каждый уголок пространства, прячут всё то, чем Кан Виён жила последние несколько лет.       Стараясь справиться с пронзающей тело дрожью, девушка крепче хватается за ручку. От её комнаты не осталось и следа, вот только до сих пор сковывает ощущение, что незримо всё по-прежнему стоит на своих местах.       Что вечером Виён закроет свои шторы, ляжет в свою постель. Что бросит взгляд на свой небольшой цветок у стола перед тем, как окончательно уснуть.       Что 3racha с плаката метнут на неё строгий взгляд, призывая не сдаваться.       Но кругом только картонные коробки, которые она заберёт сегодня вечером.       Нешуточным усилием девушка заставляет себя закрыть дверь, не зажмурившись. В последний раз заторможенно проводит ладонью по стене, оставляя отпечаток своего тепла, словно прощаясь. Каждый сантиметр насквозь пропитан каким-то воспоминанием, — слезами разочарований, возгласами побед, тихими перешёптываниями секретов, — и разбавлен каплями вечернего соджу.       Они в этих стенах жили. А теперь это место заполнит воспоминаниями кто-то другой. Пора двигаться дальше.       — Онни, ты идёшь? — Мэй осторожно возникает за её спиной. Виён не оборачивается несколько секунд, стараясь усмирить сердцебиение и структурировать мысли. Убрать кашу из головы.       И только потом кивает, слишком уж медленно, чтобы это могло показаться правдивым.       В гостиной больше ни капли уюта, хотя вся мебель осталась на своих местах. Но теперь нет ни плакатов, ни фотографий, ни вешалок с многочисленной одеждой или забытых кофейных чашек, нет и исписанных листов ежедневников. Словно ни одной из D'Light здесь никогда и не было.       — Мясо жарю я, да? — В осторожной привычке давит из себя улыбку Ари, бросая косые взгляды на небольшой гриль на полу. Виён поджимает губы, чтобы не улыбнуться мелькнувшей мысли о том, что это гриль Лино-сонбэнима, который притащил его сюда вчера вечером по просьбе её онни.       — Конечно, — Мэй бодро усаживается на пол у дивана, справа от Суми и слева от Ари, и начинает открывать соджу. Лучше всех контролирует себя и не выдаёт нервозность, но воздух пропитан ей так сильно, что даже раскрытые форточки не спасают.       Волосы каждой из них вернули свой натуральный угольно-чёрный цвет. Как во времена трейни, когда их только-только сформировали в группу. Теперь они снова были обыкновенными девушками, больно разбившимися о реальность и тяжесть к-поп индустрии.       Помимо этого, Хонг Ари выглядела так, словно вместе со своим привычным блондом потеряла последний луч света.       Горло сдавливает спазмом сдерживаемого плача, когда Виён вдруг осознаёт, что всё, к чему они так стремились долгие годы, рухнуло. Что нужно строить заново, но теперь по отдельности.       — Что же будет с нами дальше? — тянет она, хотя выходит обречённее, чем планировалось. Виён не собирается притворяться и делать вид, что счастлива от расформирования, но ухудшать и без того гнетующую атмосферу не планировала.       В руинах гостиной повисает задумчивая тишина, которая разрушается шипением первого кусочка мяса. Ари же первой и подаёт голос:       — Разве агентство не предложило тебе остаться как продюссеру?       Виён кивает заторможенно, тщетно пытаясь найти в себе силы, чтобы поднять взгляд на остальных. Потому что знала, что, хотя она ещё не дала своего согласия, больше в компании никого не оставили.       — Это же хорошо, Виён-онни! — Мэй улыбается, придвигая к каждой из них наполненную рюмку, — а я подала резюме в одну компанию как хореограф. Агентство небольшое, всего две мужские группы, поэтому надеюсь, что всё пройдёт хорошо.       — А если нет? — Робко подаёт голос Суми и смотрит искоса. Цепляется пальцами за рюмку так, словно только это и может её спасти.       — Если не возьмут, — Мэй пожимает плечами так просто, словно совсем на этот счёт не волнуется, — поеду к своей двоюродной сестре в Японию, поживу у неё.       Эта фраза слетает с её губ так просто, что на душе сразу становится легче. У каждой. Мягким жестом старшая указывает на уже готовые кусочки мяса, после чего все девушки выпивают. Алкоголь обволакивает горло теплом, но легче не становится.       Неизвестность всё ещё пугает до дрожи.       Как и мысль о том, что после этого вечера они расстанутся навсегда, и больше ничего не будет связывать их друг с другом.       — А как там Ли Джуён? — Вдруг старается перевести тему Виён, чувствуя, что это необходимо.       — Да ничего особенного, — Суми в одно мгновение тушуется и краснеет. Отводит взгляд, прячясь за волосами, а каждый её жест невольно вызывает у остальных девушек ласковые улыбки.       — Эй, а разве он не звал тебя на свидание? — тут же встревает Мэй, от чего самая младшая вспыхивает ещё сильнее.       — Но я ведь ещё не согласилась, Мэй-онни! И вообще… это ведь я больше… не айдол. А он всё ещё часть компании. У него по-прежнему расписания, контракты…       — Разве это когда-то кого-то останавливало? — довольно улыбается Виён, против воли метнув не менее довольный взгляд на Ари. Та смотрит на неё с такой же смешливой искрой в глазах.       — Виён-онни! — Суми в возмущении почти взвизгивает. Предпринимает попытку подняться на ноги и демонстративно уйти, но Мэй тут же ловит её за рукав, утягивая на место. Два бисерных браслета привычно стучат друг об друга.       — Вот подожди, возьмут тебя в то модельное агентство и снова вернуться расписания, — довольно смеётся Мэй, наблюдая за реакцией своей единственной младшей.       Начинает казаться, словно с каждой секундой они всё больше возвращаются в прошлое. В этой гостиной они встретили дату своего дебюта, отпраздновали первый бонсан, многочисленные дни рождения друг друга, тихие вечера и суматошные утра. Виён не сомневалась, что глядя в определённый угол, на определённый предмет, запросто сможет вспомнить то или иное событие.       — Ешь, — привлекает к себе внимание Хонг Ари, слегка толкая девушку в плечо. Виён медленно кивает, цепляет палочками рис, а потом отправляет в рот и кусочек мяса, старательно пережёвывает, но мысли из головы так и не уходят.       Ари поглядывает на неё почти с волнением, но вслух ничего не говорит. Только въевшейся привычкой лидера наблюдает за тем, чтобы каждая из них была в порядке, и вздрагивает, когда на её телефон приходит оповещение.       У неё не выходит сдержать улыбки, когда она открывает пришедшее ей сообщение. А Мэй не удаётся сдержать своего любопытства:       — Онни, тебе прислали фотографию глаза?       — И пожелали хорошего дня с извинениями из-за того, что не получается помочь мне с переездом, — практически смеётся Ари, тут же блокируя мобильный. И единственная реакция на эту новость расплывается понимающими улыбками.       Больше на этот счёт никто ничего не говорит.       — Мэй-онни, наливай! — Юн Суми, игнорируя постепенно краснеющие щёки, слегка двигает свою опустевшую рюмку. Мэй показательно щёлкает языком и морщит нос в наигранном недовольстве, но всё равно разливает алкоголь по новой.       Виён постепенно позволяет себе немного расслабиться, хотя сердце всё равно продолжает стучать под горлом мыслью о том, что всему пришёл конец.       Но сейчас всё было хорошо. Правильно. Как в старые добрые времена.       И очень хотелось, чтобы этот вечер длился вечность.

***

      Солнце пряталось за крышами многоэтажных построек. День подходил к концу.       Теперь вместе с обречённостью из комнаты не выветривалось и кисловатое принятие. Они смирились. Они знали, что делать дальше. Но делать первый шаг всегда очень страшно.       — Никто ничего не забыл? — спрашивает Ари, осматривая каждую девушку с въедающейся под кожу тщательностью, — у нас было время, чтобы собраться, поэтому никто с нашими вещами возиться не будет, увезут только то, что упаковано.       Каждая кивает с невероятной синхронностью. Виён поджимает губы, понимая, что на сегодняшний вечер оставила две сумки вещей.       — Если он не поднимется, давай мы поможем, онни, — участливо предлагает Суми, но Виён только качает головой, расплываясь в благодарной улыбке. Поднимется. Уже поднимается.       И словно прочитав её мысли, Ян Чонин осторожно проскальзывает в общежитие. Кланяется каждой из девушек, дружелюбно здороваясь ямочками, а потом подходит к Виён.       Смотрит она только на него, не может оторвать взгляда, но слышит, как девочки шустро высказывают за дверь, оставляя их наедине.       — Лисёнок, как ты? — он ласково касается её руки, концентрируя всё внимание на себе, привычным жестом оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что они тут действительно одни, после чего оставляет быстрый поцелуй у неё на лбу.       Поцелуй трепетный, горячий, полный чувства и переживания, и Виён вдруг и правда становится значительно легче.       — Теперь лучше.       Чонин довольно фыркает от этого признания, а потом заглядывает девушке в глаза, вскинув брови. До головокружения красивый.       Надёжный, тёплый и такой необходимый, что Кан Виён просто не понимает, как жила без него раньше.       — Пойдём, — он с лёгкостью подхватывает обе сумки и направляется к выходу. Виён спешит за ним, чувствуя, как её с новой силой накрывает необузданная, неудержимая тоска. И закончится это только в тот момент, когда за её спиной дверь общежития закроется навсегда.       Девушка выходит, смотря себе под ноги, а потом и вовсе зажмуривается. Слышит, как Хонг Ари за её спиной прищёлкивает оставшимся только у неё ключом, закрывая дверь. Чувствует, как её осторожно подхватывают под руку и ведут ровно до того момента, пока внутренняя буря не успокаивается настолько, что Виён может открыть глаза.       Пока остальные уже спустились на парковку, Ари медленно идёт рядом, так спокойно, словно только что не рухнул её годами тщательно выстраиваемый мир. Идёт практически гордо, но при этом только слепой не заметил бы в тёмных глазах проблески счастья.       Потому что для неё это было освобождение.       — Ари-онни, можно я задам вопрос? — Виён тут же отворачивается, понимая, что не выдержит встречи взглядами.       Её голос дрожит от стен эхом, только сильнее нагнетая успокоившуюся за вечер атмосферу.       — Ты уже задала, — тихо смеётся старшая, но больше ничего не говорит, давая понять, что внимательно слушает.       Виён уверена, что уже знает ответ. Но точно также она уверена и в том, что хочет услышать, как старшая произносит его вслух. На то, чтобы решиться, хватает ровно двух секунд, отмеренных двумя шагами.       — Ты ведь знала, что группу не спасти, — на выдохе произносит Виён, — зачем тогда давала мне надежду?       Нервный вдох тяжело повисает в воздухе. Кажется, одно неверное движение, — и придавит. От обеих останется только маленькое пятнышко неоправданных ожиданий.       — Не знала, — продолжает упрямо упираться Ари, но Виён замирает на месте и не менее упрямо качает головой, опровергая услышанное. Как только они встречаются взглядами, старшая сдаётся, — мне и самой больше всего на свете хотелось верить, что мы справимся. Ведь всегда справлялись. И мне… мне жаль, что я оказалась недостаточно сильным лидером и подвела вас. Но сейчас у нас всё будет хорошо, правда?       Теперь нежным материнским жестом под руку берёт уже Виён. Больше ни одна из них не говорит ни слова, но тишина получается как никогда убаюкивающей и надёжной. Понимающей, такой, благодаря которой группа могла бы продержаться на плаву немного дольше.       Виён было достаточно услышать эту простую фразу. Ари нужно было произнести её вслух.       Сейчас всё будет хорошо. Иначе ведь быть и не может.       Когда они наконец выходят на улицу, Виён замечает, что Чонин, уже погрузив вещи, ждёт её у машины. Мэй и Суми стоят чуть поодаль от входа, а сердце тянется прямо к ним. И Виён ему повинуется, — подходит и обнимает сначала одну, а потом и вторую. Чувствуя, как за спиной появляется фигура старшей, оборачивается и обнимает и её. Проделывает это всё, не колеблясь ни секунды, с искренней лаской, которую даже не пытается скрыть.       И с удивлением подмечает, что сердца у всех них бьются в унисон.       Тишина повисает лишь на мгновение, мешается с прохладным осенним воздухом и уносится куда-то ввысь, под самые звёзды. Этого мгновения хватает, чтобы Виён задохнулась, от всех накативших на неё чувств, а потом усилием воли посмотрела на каждую из девушек.       Внимательно, тщательно, запоминая каждую деталь. Такие друг на друга непохожие, но всё равно схожие во многом. Родные и чужие одновременно.       Кан Виён не могла точно сказать, смогут ли когда-нибудь их пути пересечься вновь.       — Берегите себя, — она едва шевелит губами, но каждый звук выходит до необыкновения чётким. Виён поочерёдно смотрит каждой из них в глаза, чувствуя, как отчаянно сердце рвётся наружу, стучит-стучит-стучит, но сама с места так и не сдвигается.       Суми снова обнимает её на прощание. Мэй подмигивает так шутливо и просто, словно они привычно столкнутся на кухне вечером, а Ари… только улыбается тепло и необычайно ласково.       Берегите себя.       Эта просьба повисает в воздухе, навечно связывая их невидимыми нитями судьбы. Переплетая души и скрепляя сердца незримым, но осязаемым обещанием.       Потому что сейчас они разойдутся, а у Виён впереди, — суматошный переезд, поиски работы, целая бессонная ночь, чтобы написать новую песню. Она чувствует, как внимательный взгляд Чонина издалека удерживает на месте, не позволяет провалиться окончательно.       Первой, разрушая иллюзию, в движение приходит Ари, — делает слегка неловкий, крохотный шаг назад. А Виён впервые в жизни повторяет за ней с завидной точностью.       Берегите себя. Это всё, о чём она могла попросить.       Берегите себя. Это всё, что каждая из них могла исполнить.