3 причины влюбиться в тебя

      В детстве Виён очень любила свой день рождения, — с трепетом и предвкушением ждала, старалась разгадать, какие подарки ей подарят, до самого вечера грезила о самом вкусном торте. Она желанно считала дни на протяжении целого года, чтобы потом начать сначала, с ещё бо́льшим энтузиазмом, а теперь… это был просто день. Ничем не отличающийся, такой же загруженный, как и остальные.       Вся детская одержимость была похоронена на пепелище неоправданных ожиданий, оставив место лишь зудящему под кожей желанию поскорее перевернуть страницу календаря. Свой день рождения она определённо больше не любила, и не стала бы даже праздновать, если бы не было необходимости выйти в прямой эфир. Не стала бы даже ждать, если бы не выход её кавера.       Ведь стаффом было приложено слишком много усилий, даже смонтирован клип, а Виён — вложена душа, даже больше, чем в каждый из её собственных треков, стопками замурованных в черновиках. Этот кавер был её первым выпущенным в свет детищем, и даже если всё обернётся полным провалом, Виён была к этому готова и не собиралась ни о чём жалеть.       А сейчас она лишь устало зевает, усаживаясь на край дивана в гостиной. До её дня рождения остаётся тридцать минут. Тридцать минут до выхода кавера.       Недавние слова Ари никак не хотят покидать мыслей, но остаются инородными, кажутся глупой шуткой, всё сильнее отравляющей сомнениями. Ведь не может же этого быть на самом деле, да? Все они так стараются, вкладывают силы, живут этим, ради этого, а PD-ним считает, что они делают недостаточно? Неужели они правда намного ближе к краху, чем кажется каждой из них?       Работа была с Виён всегда: невидимой тенью следовала по пятам, оставалась верным спутником каждую секунду, по крупицам захватывала время. Работа была надёжным мостиком для достижения мечты, и Виён не могла это игнорировать, всегда ставя своё дело в приоритет.       А теперь всё это могло в одну секунду посыпаться карточным домиком от одного только просчёта, любого неосторожного движения.       Виён чувтвует, как глаза от усталости слипаются, и позвляет себе их прикрыть. Пожалуй, стоило бы уйти в свою спальню, вот только сил на какие-либо телодвижения уже просто нет.       Что же станет с ней, когда D'Light перестанет существовать? Что будет с Ари-онни, её отношениями с Лино-сонбэнимом? Куда пойдёт Мэй? Чем будет заниматься Суми?       Эти вопросы всё больше начинают доводить до мелкой панической дрожи. Она одна не сможет ничего изменить как минимум потому, что от Кан Виён уже ничего не зависит.       Вот только надежда настойчиво продолжает ослеплять яркими вспышками. Ведь им столько раз удавалось выбиться на первые строчки чартов, так много раз получалось удержаться на плаву. Значит, прорвутся и теперь. Виён не сомневается.       — О, ты уже вернулась, Виён-онни.       Девушка открывает глаза и видит застывшую в дерном проёме Суми. Интересно, а им Ари-онни рассказала?       — Да, сегодня Сухи-сонсэнним прогнала меня, — устало улыбается Виён, принимая более ровное сидячее положение. Измученное тренировками тело жалобно тянет. Суми тихо бормочет что-то себе под нос и проходит в комнату, усаживаясь рядом со своей старшей.       В груди тут же теплом растекается чувство комфорта и уюта, — хочется позволить себе окончательно расслабиться и отдохнуть. Ни о чём не тревожиться и не переживать, ни о чём не беспокоиться.Суми тем временем сворачивается клубком и укладывает голову Виён на колени. Та машинальным движением начинает гладить её по голове, перебирая волосы, — кажется, стилист должен был обновить ей цвет, но в самый последний момент почему-то было принято решение ничего с волосами пока не делать.       — Устала? — тихо спрашивает Виён, на самом деле и не ожидая ответа. На несколько секунд ей кажется, что младшая уже уснула, но Суми тут же отвечает:       — Всё в порядке, онни. Мы ведь и не с такой нагрузкой справлялись.       От этой фразы губы трогает лёгкая улыбка. И правда, пробиваться к дебюту и держаться первый год было немного труднее. Но тогда они смогли, значит, смогут и сейчас.       Спокойная тишина нагоняет дрёму, и Виён даже кажется, что на какое-то время она снова засыпает. Девушка приходит в себя, когда слышит возню в коридоре. Поднимается и по всей видимости всё же уснувшая Суми. Они сонно переглядываются, обе прекрасно понимая, кто мог зайти в их общежитие, и оборачиваются к двери, в которую практически влетает задыхающаяся от возмущения Мэй.       — Поверить не могу, что ты не сказала нам раньше! — выплёвывает она с таким оскорблением и обидой, что внутри всё обрывается. Виён чувствует, как загривок обдаёт ледяными мурашками от одной только мысли о том, что Хонг Ари вот так рассказала Мэй о том, что их могут расформировать. Но младшая продолжает, — Подумать только! Ли Минхо-сонбэним!       Кажется, если бы прямо сейчас Виён не сидела на диване, то точно упала бы, настолько ощутимой становится слабость в ногах. Она переводит ошарашенный взгляд с одной девушки на другую, пытаясь вспомнить, как нужно дышать, пока Суми поднимается на ноги, вклиниваясь в путанный диалог и пускаясь в расспросы.       Почему Ари-онни, так долго, так трепетно и тщательно оберегавшая эту тайну, вдруг решила рассказать обо всём Мэй? Почему сделала это по пути в общежитие? Неужели старшая собирается сказать и Суми? Но для чего тогда нужно было больше года молчать?       — Да что у вас произошло? — Суми практически взвизгивает, от тёплой дрёмы не остаётся и следа. А Виён, продолжая сидеть на диване, начинает цепляться за обивку пальцами, всё-таки леденея от прокатившихся по комнате приговором слов:       — Ари-онни встречается с Лино-сонбэнимом из Stray Kids!       Мэй от возмущения практически задыхается. А Виён продолжает внимательно смотреть на неё и понимает, что дело здесь исключительно в обиде, — липкой, цепкой и такой знакомой. Недовольство далеко не из-за Ли Минхо, а потому, что Хонг Ари молчала.       И Виён это чувство прекрасно понимает, ощущает как своё собственное, поэтому продолжает молчать, поджимая губы так, словно, ослабь она контроль, что-нибудь обязательно вырвется. Своим молчанием Ари-онни сделала хуже для самой себя в первую очередь.       Суми тоже замирает на месте, смотрит на их старшую во все глаза, а потом за несколько быстрых мгновений её уши загораются пожаром.       — Так вот, чья машина иногда за тобой приезжает…       — Погодите, я что, одна удивлена? — Мэй плюхается на диван, поджимая ноги, — Виён-онни?       С каждой секундой Мэй постепенно успокаивается. И Виён ей лишь мягко улыбается, не решаясь даже положить ладонь на плечо нетактильной девушке.       — Я просто думала, — Ари делает небольшой шаг вперёд, подходит ближе, не боясь обжечься огнём чужого недовольства, — Минхо ведь…       Она замолкает в самом начале фразы, поджав губы и отведя глаза. Каждая из девушек смотрит на неё внимательно и знает слишком хорошо, чтобы и так понять, о чём договорить Ари так и не решилась.       — Погоди-погоди, онни, — Мэй вдруг начинает махать руками и на мгновение всё же задыхается, — я никогда не была влюблена в Лино-сонбэнима, если ты переживала об этом. Только искреннее восхищение.       И каждой из них заметно, как в глазах старшей начинает искриться облегчение. Она улыбается, робко и немного смущённо, и садится перед Мэй прямо на пол. Осторожно берёт за руки, но ничего не говорит. Молчат и все остальные.       Гостиная тонет в ночном полумраке и кутается в мягкую тишину. Виён откидывается на спинку дивана, прижимая колени к груди, но в сон её больше не клонит. Девушка долгим взглядом изучает уставшую Суми, потом переводит взгляд на Ари и Мэй. Смотрит на каждую из них так внимательно и пристально, словно боится больше не увидеть.       Но ведь это было не так. Ведь их не расформируют — ни одна из них не позволит этому случиться, в этом Виён не сомневается. Вот только это щемящее чувство в груди не даёт покоя.       — Ой! — разрезая тягучую тишину комнаты, Суми вдруг резко подскакивает на ноги и, ничего не объяснив, скрывается на кухне. Виён замечает, как Мэй и Ари переглядываются, а потом обе слегка улыбаются.       Проходит не больше минуты — младшая появляется в дверях гостиной, изящно балансируя с тортом в руках.       — С днём рождения тебя, — напевают девушки в унисон, а Виён, поднимаясь на ноги, чувствует, как сердце начинает стучать быстрее. В полумраке глаза каждой из них искрились от сладостного предвкушения этого маленького праздника. Для искр в собственном взгляде Виён было этого достаточно.       Всё-таки, свой день рождения она больше не любила и не стала бы праздновать, если бы не было необходимости, но это короткое мгновение, кажется, она растянула бы на бесконечность. И ради каждой из них, ради их группы Виён бы снова и снова работала наизнос, дни и ночи.       — Давайте разрежем его и съедим по кусочку, — задув свечи, девушка улыбается и кивает на небольшой, как раз на четверых, десерт. Сердце отстукивает в груди барабанную дробь, игнорируемую всеми возможными силами.       Она не сомневается в том, что их не расформируют. Виён сделает для этого всё.

***

      — Чан-хён, ну это же ненормально, — Минхо даже не пытается повышать голоса, лишь жмурится и трёт уставшие глаза. Он даже не может толком сказать, от чего вымотался сильнее: кажется, от всего и сразу.       Бан Чан же не отрывается от экрана ноутбука, лишь на долю секунды бросает на Минхо взгляд, давая понять, что слушает. Они ещё не выпустили этот альбом, а он, вроде бы, уже работает с материалами для следующего. Безнадёжный трудоголик. Как и все они.       Секунда, другая, — мужчина ничего не говорит, продолжая хмуриться и стучать по клавишам. Минхо щёлкает языком на тонкой грани раздражения и осторожно трясёт старшего за плечо.       — Чан-хён, скажи что-нибудь.       На самом деле, он не знает, что хочет услышать. Вернее — наизусть знает все сотни вариаций одного и того же ответа, уже ощущающегося костью в горле. Всё, чего Минхо пытается добиться, абсолютно бессмысленно и имеет вес только как перспектива приближения нервного срыва или головной боли. Но он почему-то отчаянно продолжает попытки поговорить. Со всеми.       — Я уже говорил, — упрямо отвечает Бан Чан, не поворачиваясь. Минхо смотрит на его измученный постоянной работой и бессоницей профиль, замечая, как старший сжимает в раздражении зубы. Он устал повторять одно и то же, — она будет мешать ему работать.       Но Минхо свою линию гнуть не устал.       — Но ведь мне Ари не мешает, это ты признал.       Имя старой подруги всегда звучит как крючок, цепляющий Чана в любой разговор. Минхо это знает и из раза в раз цинично лазейкой пользуется.       И Бан Чан прекрасно это понимает, всё равно постоянно позволяя себе вестись. Или же дело исключительно в Ли Минхо, привилегий у которого немного больше, чем у остальных, — вот только ни один из них никогда вслух в этом не признается.       — Да дело не в тебе и не в Ари, Лино-я. И даже не в Кан Виён, — наконец вымученно выдыхает старший, расслабляя напряжённые плечи и откидываясь на спинку стула, — дело в Чонине. Потому что она уже мешает ему сосредоточиться на работе.       Трудно понять, Бан Чан больше раздражён или просто устал. Он отъезжает от стола и наконец-то смотрит на Минхо прямо. А в его глазах действительно обречённость целого мира. И даже попытка улыбнуться ситуации не спасает.       Минхо понимает. И сам замечает, как их младший смещает фокус внимания, двигается словно на автопилоте. Он продолжает стараться, ведь трудолюбия и целеустремлённости ему действительно не занимать, но… Кан Виён с её лисьим взглядом и трудоголизмом теперь для него в приоритете вне зависимости от того, держит она его на расстоянии километра или вытянутой руки.       От этой мысли хочется усмехнуться — он впервые видит Чонина настолько влюблённым. Настолько любящим.       Разве он имеет право всё рушить, когда оно только начало зарождаться? Когда кусочки пазла наконец-то встали на свои места правильно?       Сам не отдавая себе в этом отчёта, он отстукивает по крышке любимого пудинга кончиками пальцев лишь ему понятный ритм, но упаковку так и не открывает. Продолжает смотреть на Чана в попытке разыскать какой-то ответ.       — На её месте могла оказаться любая другая девушка, — пожимает плечами Минхо практически равнодушно, пусть и сам в искренность своего равнодушия не верит, — Йенни уже взрослый, и мы оба это понимаем. И давно знали, что когда-нибудь он влюбится и ему придётся делать выбор.       Чан насупился. Минхо говорил верные вещи, но согласиться вслух Чан просто не мог себе позволить. Ведь это означало признать, а к этому он был не готов.       Взаимные чувства, — самая большая помеха для карьеры, ради которой ты пожертвовал своей юностью. И больше всего на свете Чан боялся, что его жертва, жертва каждого из парней в один момент просто окажется напрасна из-за вспышки чувств.       Вот только, как бы не разочаровывал его исход событий, в открытое противостояние Чан ни за что и никогда бы не вступил.       А Минхо продолжает изучать внимательным взглядом, стараясь считать с лица каждую эмоцию, и чувствует, что если не поймает момент сейчас, то нормального разговора с Бан Чаном уже никогда не состоится, — его просто не удастья выдернуть из нескончаемой работы. Чувствует, как волнение сжимает ледяными тисками, как одно простое «решиться» может всё либо испортить, либо спасти.       Он отводит взгляд первым и прочищает горло. Отставляет запечатанный пудинг в сторону. Почему-то тревожится как мальчишка, хотя поводы для волнения едва ли осязаемы кончиками пальцев.       Медлит. Старается как можно сильнее оттянуть удушающий разговор, хотя прекрасно понимает — сейчас или никогда. Любые возможные последствия Минхо не пугают, а вот мысли о том, чем эти последствия могут обернуться для Чонина, заставляют тщательно обдумывать каждый шаг.       И вдруг он видит, как плечи Чана снова напрягаются, замечает, как мужчина, позволив себе на пару секунд расслабиться в воцарившейся между ними тишине, снова приходит в движение, возвращаясь к работе. Тот самый практически пойманный момент всё быстрее начинает ускользать, что заставляет Минхо встрепенуться и на одном дыхании скороговоркой выпалить:       — Ты тоже думаешь, что она его использует?       Бан Чан замирает на середине движения, словно поставленный на паузу. Удерживается в этом положении где-то секунду, а потом поворачивается к Минхо. Резко и хлёстко, с полным непониманием во взгляде.       Они оба знают, о ком снова был разговор, — кажется, в последнее время эту тему не поднимал только Джисон, занятый проблемами своего состояния. Взгляд Бан Чана сосредоточенный и тяжёлый, такой, что тотчас морозом пробирает по коже, но Минхо от него не холодно, лишь неприятно-волнительно от того, что он только что произнёс, и немного легче от того, что на выдохе следует дальше:       — Потому что я в это не верю.       Он не сомневается в правоте своих мыслей, лишь слегка злится из-за того, что Феликс собственными волнениями сбил его с толку, и практически уверен, что Чан‐хён на его стороне. А теперь он смотрит на него, сжимая в кулаке край своей толстовки и убеждая себя в том, что не волнуется.       Ведь, формально, от слов Чан-хёна ничего не зависит, но Минхо почему-то всегда успокаивает себя тем, что ему станет легче. Что на его стороне точно будет хотя бы один человек, который поможет Чонину не усомниться в своих чувствах, что бы не случилось.

***

      Раньше день рождения никогда не выматывал так сильно. Раньше казалось, что с этого дня запускался какой-то новый этап, начинался отсчёт к чему-то особенному. А теперь хочется лишь в привычной обыденности постараться уснуть хотя бы на пол часа раньше.       Но нужно работать.       Поэтому сейчас Виён сидит в небольшом помещении агентства, словно в своей усталой тусклости не вписывающаяся в окружение ярких шариков, сидит прямо перед камерой и стаффом, сидит с идеальной улыбкой. Эфир шёл почти два часа.       Пожалуй, такая форма общения с фанатами всегда менее комфортна — персонал внимательнее обычного следит за любым жестом и вслушивается в каждое слово, всё вписывается в строгие рамки, — времени, места, формата, жестов, — и даже красивого торта, на котором она уже задула праздничные свечи, ей положен всего один маленький кусочек, и то для вида, чтобы не навредить фигуре.       Потому что она должна быть идеальной от осанки до поведения, в каждом движении выверенная до скрипа суставов. Она айдол.       Но изнутри её продолжает навязчиво грызть, никак не оставляя в покое, одна-единственная мысль: было уже около девяти вечера, пролетел практически целый день, а Чонин её так и не поздравил. Лишь в издержках контракта прокомментировал её пост пару дней назад и больше не появлялся.       Весь день Виён старалась убедить себя в том, что он поздравлять её и не обязан, — Stray Kids-сонбэнимы сейчас все в делах и бурной подготовке к камбэку, у них нет ни одной свободной минуты. Но всякий раз вслед за этой мыслью яркой вспышкой ослепляла и другая: ей бы хватило и пары секунд.       Достаточно было бы одного на скорую руку напечатанного сообщения. Но и его не было тоже.       Девушка трёт уставшие глаза, тут же одёргивая руку — макияж ещё не снят. Виён ловит на себе не менее вымотанный взгляд Сухи-сонсэним, выдыхает, стараясь отбросить все терзающие мысли, делает маленький глоток уже остывшего карамельного капучино и улыбается. Лёгкой и беззаботной улыбкой айдола.       Улыбается так, как обыкновенно улыбается для Sunny, так, словно не хочет, чтобы это бесконечно-долгий и тяжёлый день на самом деле заканчивался.       А границы дня и правда растянулись в мучительную бесконечность — интервью для журнала DAZED Korea, а после фотосессия, во время которой она случайно потянула связку. Из-за мази от растяжений икра правой ноги до сих пор покалывающе горит, что тоже мешает концентрации.       Всё мешает. Всё не так. Неправильно.       Усталость не позволяет улыбке оставаться идеальной, а в голове в такт ударам пульса против воли непрерывно стучит Чонин-Чонин-Чонин. И Виён бы очень хотелось наконец-то расставить в их взаимоотношениях всё на свои места, ведь теперь она была к этому готова, понимала, что ей нужно, но им отчаянно что-то мешало.       Хотелось его увидеть.       — Собралась? — спрашивает менеджер, подходя к Виён и опуская ладонь ей на плечо по-матерински нежно. Девушка медленно кивает, стараясь подавить зевок, и поднимется на ноги. Всё тело ныло настолько сильно, что, казалось, вот-вот развалится на части.       — Спасибо за хорошую работу, — девушка вежливо кланяется стаффу, после чего выходит в коридор, наконец-то позволяя улыбке немного сползти с лица. Сухи-сонсэним следует за ней: Виён слышит негромкий цокот каблуков, поэтому даже не оборачивается.       Май постепенно подходит к концу, вот только вечера остаются прохладными даже несмотря на то, что нужно дойти всего лишь до тёплого салона машины, а после до дверей в равной степени тёплого общежития. Виён кутается в зелёное худи, не сразу осознавая, что на мгновение задерживает дыхание.       Её мысли снова возвращаются к Ян Чонину уже привычной вспышкой, на которую уходит меньше мгновения.       Кажется, ближе к вечеру агентство становится ещё более живым. Стафф, трейни, другие айдолы — люди забивают коридоры и тренировочные комнаты, выстраиваются в очередь у кафетерия, перешёптываются и перешучиваются друг с другом, делясь сплетнями, последними новостями, жизнью. Виён наблюдает за этим многоголосым потоком с ленивым равнодушием, думая лишь о своей растянутой связке, остывшем недопитом кофе и о том, что остальные, наверное, уже вернулись в общежитие.       Интересно, собирается ли Ари-онни рассказать девочкам о возможности расформирования? Может, уже рассказала? Не просто же так она поделилась с ними тайной о своих отношениях, — или просто поняла, что такие вещи от друзей скрывать не обязательно?       Виён тут же мысленно одёргивает себя, встряхивая головой. Нельзя даже допустить мысли о том, что их мечта посыпется осколками. Она не может позволить себе сомневаться в одном из немногого, что у неё осталось — в D'Light.       Менеджер следует за ней по коридору шаг в шаг, а Виён отчаянно смотрит под ноги, не находит в себе сил уже даже на то, чтобы просто поднять головы. Взгляд теряет свой фокус, и девушка продолжает двигаться механически, словно на тысячной отработке заученной и вымученной хореографии. Мазь жжёт пожаром.       И всё-таки Виён понимает, что расстроилась от того, что он её не поздравил. Хочется услышать его голос, даже если это был бы просто звонок. Она усмехается рвано и нервно, старается сделать это так, чтобы Сухи-сонсэним не заметила и не стала задавать вопросов. Виён бы всё равно не сможет ответить.       Это чувство запросто приравнивалось к ожиданию подарков, — всегда хочется большего, но когда вдруг узнаёшь, что не получишь ничего лучше, начинаешь нуждаться хотя бы в чём-нибудь.       — Добрый вечер, — Виён вскидывает голову с такой скоростью и настолько резко, что позвонки в шее практически жалобно щёлкают.       Ян Чонин кланяется госпоже Ким Сухи и легко улыбается Виён, хотя глаз не поднимает. Широкая рубашка прячет ломанность движений, а сам он выглядит так, словно не спал несколько ночей к ряду. Ким Сынмин-сонбэним в нескильких шагах от него выглядит не лучше.       Девушка смотрит на Чонина внимательно, не смущаясь и не отводя взгляда, смотрит так, словно видит впервые. А ещё — с вызовом, с желанием хотя бы так заставить его посмотреть на неё, заставить хотя бы что-то сказать.       Дело было не в обиде или злости, просто Виён… скучала. Ни за что бы не произнесла этого вслух, не позволила бы услышать ему или кому-либо ещё, но это было так, для себя она это признавала с такой же лёгкостью, как и дышала.       А теперь он стоит в нескольких шагах от неё, достаточно вытянуть руку, чтобы коснуться, но кажется более недосягаемым, чем обычно.       Это длится всего несколько секунд, но вздруг Чонин переводит на неё взгляд. И улыбатеся с привычным теплом и лаской, практически как всегда, но что-то не так, — сквозит в скованности жестов и лёгкой настороженности взгляда, в том, как он поджимает губы, в том, как тлеющим угольком отсвечивает привычная искра в тёмных глазах. Виён против воли начинает волноваться.       Вот только не может ничего сказать или сделать, лишь, пользуясь возможностью, неотрывно тонет в антрацитовой радужке, пытаясь понять, в чём причина. Стук сердца практически не даёт дышать, — настолько сильно оно бьётся.       Чонин молчит, а замешательство в его взгляде практически срывается на безмолвный вопль.       Вдруг в одно мгновение девушка понимает, что больше всего на свете ей хочется сказать ему всё. Вот так запросто и на одном дыхании вывалить, сказать обо всём, что из-за него бьётся под рёбрами. Но она чувствует, как подкатывает к горлу, сжимается комом, — не выходит даже просто разомкнуть искусанные губы.       Как ему об этом сказать? Как сформулировать? До этого момента Виён казалось, что у Чонина всё выходило необычайно просто, а теперь… слова застревали в горле.       И она молчит.       Какой-то звукооператор, спешно извенившись, задевает её плечом и дальше поносится по коридору. Виён оборачивается ему вслед, невольно обрывая зрительный контакт с Чонином. Обрывая и что-то в груди.       Девушка чувствует, как Сухи-сонсэним, не заметив задержки, осторожнно подталкивает её под лопатки, заставляя двигаться вперёд. В рамках Вселенной их встреча длится всего несколько секунд, а для Виён Вселенная замирает.       Она замечает, как Чонин окидывает её взглядом, цепляется внимательными глазами за зелёное худи, а потом снова вскидывает взгляд на неё. На мгновение Виён кажется, что он выглядит ещё более запутанным и сбитым с толку. Он сглатывает, бегая взглядом по её лицу, словно собирается что-то сказать, но продолжает выдерживать отвратительно-тошнотворное молчание. Ким Сынмин-сонбэним тихо вздыхает и, прищёлкнув языком, практически за рукав тянет своего макнэ за собой. Что-то бормочет неразличимо-тихо, так, что его едва ли слышит сам Чонин.       Виён не позволяет себе обернуться, чтобы избежать лишних вопросов и провокаций, только чувствует, как с каждым шагом в груди тянет всё сильнее — это Чонин всё-таки окончательно утащил её сердце с собой. И так и не поздравил. Даже если хотел.       Словно в забыте Виён, бережно подталкиваемая менеджером, спускается на парковку. Вечерняя прохлада немного отрезвляет, но мыслить критически всё равно выходит с трудом. Что же у него случилось?..       — Виён, — Сухи-сонсэним вдруг опускает ладонь ей на предплечье, не давая раскрыть дверь подъехавшей машины, — я должна тебе напомнить о правилах поведения.       Сердце против воли замирает на половине удара. Виён чувствует, что не может даже сделать вдох, только смотрит на менеджера, даже не в силах хлопнуть ресницами.       Неужели Ким Сухи всё поняла? Неужели Виён позволила себе смотреть дольше дозволенного, неужели глаза сверкнули? Неужели менеджер увидела что-то, что может всё разрушить?       Продолжение фразы, казалось, прозвучит смертным приговором.       — Если у вас с Ян Чонином контракт, это не значит, что ты должна забывать о банальной вежливости, — женщина разочарованно поджимает губы и слегка качает головой, — Можно было хотя бы поздороваться с ним.       Виён выдыхает. Так рвано и неожиданно, что женщина вздрагивает. Но нравоучения не продолжает, лишь окидыват девушку вопросительным взглядом и, даждавшись смиренного кивка, слегка улыбается и позволяет сесть в машину. И Виён захлопывает дверь, практически сворачивается на заднем сидении в клубок и прикрывает глаза. Сердце стучит просто неистово, а Ян Чонина в её мыслях теперь больше всего остального.       И всё-таки, что же может означать его взгляд?       Стараясь отвлечься, девушка дрожащими от усталости пальцами нажимает на иконку YouTube, открывая сайт. Несколько секунд загрузки кажутся слишком долгими, а Виён мысленно успокаивает себя тем, что даже десяток которотких комментариев под кавером сможет её спасти.       Её детище Sunny приняли с теплом и лаской, — кажется, за неполные первые сутки на этом кавере было больше просмотров и комментариев, чем на других проектах Виён подобного формата.       Но к её собственному удивлению ничего не происходит, — в груди не взрывается гордостью, на сердце не теплеет. И с этим осознанием окончательно обрывается всё.       Апатично рассматривая бегущие за окном автомобиля многоэтажки, пестрящие бессоными огоньками окон, Виён пытается привести мысли в порядок. Вот только у неё не выходит ни через пять, ни через десять минут, — они и дальше давят на виски с двух сторон, провоцируя приступ головной боли, а растянутая связка, желая перетянуть все самые острые и неприятные ощущения на себя, снова начинает болеть. Виён заламывает пальцы, надеясь, что в один момент сознание просто опустеет, не оставив в черепной коробке ничего кроме белого шума. Это сейчас было бы очень кстати.       Пожалуй, день рождения она и правда больше не любила. А по количеству травм и разочарований сегодняшний стремился стать самым худшим.