3 причины влюбиться в тебя

      Минхо очень хорошо, очень отчётливо, — может быть, даже слишком, — помнил их первую встречу. Помнил, как столкнулся в гримёрке с девушкой, которая должна была заменить Сольюнв этом выпуске Show! Music Core и попытать себя в роли ведущей, помнил, как она поклонилась ему ровно на девяносто градусов и вежливо улыбнулась, а потом выскользнула в коридор. Помнил, как долго смотрел ей вслед, потерянно хмурясь и пытаясь вспомнить, где же мог видеть её раньше, а потом яркой вспышкой осознал, что это, кажется, Хонг Ари — хорошая подруга Чан-хёна и лидер группы D'Light.       Помнил всё.       И запомнил их знакомство в таких мельчайших подробностях, что сейчас при одной только мысли об этом губы трогала довольная улыбка. Потому что девушка, которую он встретил в тот вечер, смотрела ему в глаза и практически не робела, девушка, в которую он влюбился, из кожи вон лезла, чтобы её группа забралась на вершину, и игнорировала его неделями, потому что он мешал ей работать, девушка, которую он добивался, танцевала с ним в тренировочном зале с синими стенами до четырёх утра. Девушка, которую он любил, позволила себя поцеловать чуть больше года назад, потому что не хотела бегать от своих чувств и была готова пойти на этот риск ради их будущего.       И совершенно точно стоила того.       А теперь всё произошедшее с ними казалось сном, — тонкой ускользающей из пальцев гранью, которая пробивается в сознание перед самым пробуждением. Потому что такая мечта может лишь присниться, но происходила с Минхо наяву.       Он снова тихо улыбается, прислушиваясь, не открылась ли входная дверь. Сегодня он с трудом смог выгнать всех из обежития на вечер, постепенно перетекающий в позднюю ночь, и со стороны младших было бы слишком неблагодарно вернуться сейчас. Но в коридоре оказалось тихо и пусто, поэтому мужчина лишь кинул взгляд на часы, чтобы убедиться, что у них есть ещё немного времени, и подхватил поднос с двумя чашками кофе и готовым ужином.       Перспекива просто поваляться на кровати в пустом общежитии, смотреть какие-нибудь первые попавшиеся видео с Ютуба или гипнотизировать взглядом стену, играя с пальцами друг друга и говоря обо всём на свете, казалась очень заманчивой. Им обоим было нужно немного тишины и отдыха.       Минхо осторожно заносит в спальню поднос, на секунду замирая в дверях. Потому что Ари спит, калачиком свернувшись на самом краю его кровати и подложив под голову ладони. В это мгновение она такая домашняя без макияжа и умиротворённая, что кажется беззащитной, вот только он прекрасно знает, что это далеко не так. Минхо ловит шаткий балланс подноса на тумбочке и присаживается перед девушкой на корточки. Смотрит на неё пару секунд, невесомым ласковым движением убирая за спину пряди длиных светлых волос.       Её нужно разбудить хотя бы для того, чтобы убедить лечь удобно, а не ютиться на самом краю в такой позе, слово она на неудобном диване в зале для танцевальной пратики. Вот только сон у Ари оказывается необычайно чуткий, танцующий на грани дрёмы, поэтому она открывает глаза практически сразу, стоит ей почувствовать прикосновение прохладных пальцев к своему плечу.       — Я уснула? — она приподнимается, а Минхо слышит, как перезвоном щёлкают её суставы, — прости.       — Со мной настолько скучно? — мужчина вопросительно склоняет голову и слегка щурится, но всё равно продолжает невесомыми жестами направлять Ари в сторону своей подушки.       — Ага, — девушка сонно мигает глазами, стараясь проснуться, но всё равно укладывается удобнее, — боюсь помереть с тобой от тоски, оппа.       Минхо фыркает и присаживается рядом, скрещивая руки на руди. Он знает, как сильно Ари устала, знает, что она может в любое мгновение сгореть, идя на поводу глупой привычки держать всё в себе, — видит по глазам и считывает в вымученной улыбке. Кажется, даже об их отношениях никто в её группе не знает, потому что она никому ничего не говорит.       Вернее, теперь знает Кан Виён, девочка Енни.       Минхо нисколько не переживал на этот счёт, — ведь его мемберы обо всём знают и не осуждают, Чан-хён иногда даже советы даёт, а Джисон-и первое время изводил, выпрашивая подробности, — а вот Ари в тот вечер, кажется, чуть не сошла с ума. Успокоить её стоило огромных усилий, и Минхо даже впервые показалось, что он не знает, что делать.       Потому что Ари и без того хватает головных болей и катастрофически не хватает сна.       И он готов наплевать на запланированный ленивый вечер, на готовый ужин, на то, что Ари бормотала про какой-то фильм, а он выгнал из дома всех младших — если она сейчас захочет, он будет просто сидеть рядом, охраняя её сон, лишь бы она отдохнула.       Но девушка смотрит на него несколько секунд и, так и не дождавшись какого-то действия, осторожно хватает чуть выше запястья, потянув на себя. Минхо напрягается на мгновение, не сразу понимая, что она от него хочет, а потом лишь ложится на собственную кровать и аккуратно обнимает девушку со спины, когда она укладываетя рядом.       — Чего же тогда тянешь за собой, если со мной тоскливо? — даже не пытается сдержать смешок мужчина.       — Потому что без тебя холодно, ты же знаешь.       Ари говорит это невероятно просто, едва-заметно дёрнув плечами, а у Минхо сердце невольно пропускает удар, как бы он не старался удержать его под рёбрами. Потому что бороться за её любовь, ради её любви — стоило.       Вот только мужчина всё ещё немного скован, и как бы сердце не рвалось из груди, как бы велико не было желание прижать Ари к себе как можно крепче и никогда не отпускать, раствориться друг в друге, он ждал её безмолвного разрешения. Казалось бы, они вместе уже больше года, знают друг друга вдоль и поперёк во всех смыслах, а Минхо в такие моменты по-прежнему оберегает её границы и боится лишний раз прикоснуться.       Потому что работа у них такая — без границ вообще, и иногда он замечал на девушках-айдолах такие взгляды, что самому хотелось помыться и содрать с себя кожу.       Ари же даёт ему несколько секунд, чтобы привыкнуть, и неотрывно кончиками пальцев рисует незамысловатые узоры на тыльной стороне его ладони. Жест этот простой, на самом деле практически не ощущающийся, но Минхо уже через пару мгновений расслабляется, жмёт к себе ближе и целует в макушку. Чёрт с ним, с фильмом, ужином, разговорами и остальными, он согласен и просто полежать в обнимку в тишине.       Потому что со всем этим грядущим камбэком, с Мировым туром и безумным графиком обоих, он точно также безумно соскучился.       Мир вокруг замер в хрупком вакууме, пока Минхо позволил себе прикрыть глаза, точно также проваливаясь в дрёму. Он понятия не имел, когда им ещё раз удастся освободить друг для друга целый вечер, когда всё не будет ограничено быстрым перезвоном втайне от стаффа или мимолётной улыбкой в коридоре, — поэтому текущим моментом трепетно дорожил.       Говорить о своих чувствах вслух всегда было тяжело, намного проще — действовать, оказываться рядом, помогать с тяжёлыми сумками, угощать ужином, согревать холодными вечерами и поздней ночью прогонять из общежития шумных донсэнов, чтобы можно было отдохнуть. Любовь Минхо была именно такой и Ари с готовностью её принимала, не прося большего, и с неменьшей радостью дарила свою любовь взамен. Любовь Минхо никогда не была навязчивой, а Ари никогда не требовала многого, и они оба думали, что это могла быть одна из причин, почему они в итоге сошлись.       Потому что любили они по-разному, но нуждались друг в друге совершенно одинаково.       Он не знает, сколько они лежат в полной тишине, но окутывающее тепло действительно заставляет задремать. Потому что завтра обоим в агентство, у Ари на телефоне стоит будильник, чтобы опомниться и приехать в общежитие хотя бы под утро, а сейчас они счастливы. И это не то счастье, которое можно чем-то измерить, оно, — мягкое и согревающее грудную клетку изнутри, — просто есть.       Но Ари вдруг разворачивается в его объятиях, обхватывает за талию и утыкается носом куда-то в шею, в молчаливой просьбе спрятать от всего мира. И Минхо эту просьбу тут же исполняет.       — Спасибо, что поговорил с Виён, — сонно бормочет девушка, не поднимая головы, — Я стараюсь, храбрюсь, но всё ещё не понимаю, как смотреть ей в глаза.       Он знает, что это не даёт ей покоя. Знает, как она говорила Кан Виён подумать об остальных и не рисковать карьерой, хотя к этому моменту они уже давно были вместе, знает, как Ари металась от противоречивости своих слов и действий с реальностью, всё знает. И понимает, какое большое на самом деле значение этот недолгий разговор имел для очень многих.       Потому что он замечал, как мучается эта девочка из её группы, — Кан Виён, — и видел, как мучается Чонин.       — Ты же понимаешь, что вам с ней всё ещё нужно нормально поговорить? — он гладит её по голове, кажется, даже не задумываясь, что точно такими же движениями чешет за ухом своих котов.       Складывающаяся между девушками ситуация была удушающей, — этого не заметил бы только слепой, — и петли на их шеях затягивались всё сильнее. Минхо попытался как-то спасти ситуацию, но до конца на был уверен в том, что не сделал хуже.       — Понимаю, — девушка словно сжимается сильнее, жмурится, будто в надежде спрятаться. Потому что это самый простой и быстрый выход из ситуации, вот только никак не решение проблемы.       А Минхо не имеет права вмешиваться сильнее — они должны сами поговорить друг с другом, но, в первую очередь, и захотеть должны именно они. Не удушающие обстоятельства, не обязательства, не безвыходность положения, а именно Хонг Ари и Кан Виён, но это произойдёт только после того, как они обе поймут, что ради компромисса уступать просто необходимо.       — Всё в порядке, чаги, — шепчет он, снова целуя светлую макушку, — я же обещал, что мы со всем справимся. И всё у нас будет хорошо.       Ари что-то бормочет, цепляется за него сильнее, но больше ничего не говорит. И постепенно её дыхание выравнивается, а Минхо продолжает гладить её по голове и лопаткам, пока девушка не засыпает окончательно. Ей нужно немного отдохнуть, не забивая свою голову очередными проблемами, а это был один из немногих моментов, когда он мог позволить себе позаботиться о своей самостоятельной гордой девочке.       Ведь гордости и самостоятельности в Хонг Ари было так много, что хватило бы и на троих, но Минхо смело мог сказать, что знает её слишком хорошо и понимает, что без отдыха она просто сойдёт с ума. Как и любой другой, сколько бы девушка не уверяла в том, что со всем сможет справиться — все они всего лишь люди.       Оставлять её не хотелось, хотелось — устроиться удобнее и тоже попытаться задремать, греясь теплом друг друга: такая непозволительная роскошь в их положении. Вот только Минхо слышит, как во входной двери щёлкает, повернувшись, замок, из-за чего приподнимается на локтях и невольно прислушивается. Кто бы из парней не вернулся первым, нужно было выйти в коридор, а то Сынмин мог бы и выкрикнуть что-нибудь забавы ради, чтобы специально поддразнить.       Но у двери, сумбурно путаясь в складе обуви у входа, стоял Чонин. Практически сбежавший каким-то взволнованным, сейчас он едва ли не светился сотней фейерверков и как бы не старался это скрыть — Минхо-то видел.       — Нуна ещё у нас? — он взлохмачивает волосы на затылке, а потом косится на дверь спальни своего хёна так, словно может увидеть что-то сквозь неё.       — Спит, — кивает головой Минхо, наблюдая за тем, как его донсэн проходит в кухню, стараясь ничего не сбить на ходу.       И выглядит он действительно каким-то слишком воодушевлённым, что разительно отличается от привычной задумчивости и загруженности, в которые он был погружён в последнее время. И что-то подсказывало Минхо, что дело было вовсе не в том, что со дня на день должен быть опубликован трейлер их нового камбэка.       Но спрашивать напрямую нельзя — Чонин, старательно оберегающий все свои переживания и личную жизнь, может просто-напросто не ответить. Вот и сейчас он наливает себе немного воды и упирается бедром в столешницу. Из кухни не уходит, гипнотизируя стакан в своей руке взглядом, и, по всей видимости, тщательно собирается с мыслями, чтобы что-то сказать.       Всё-таки, пусть он и младший, серьёзности и осознанности в нём от этого не меньше.       — Я думал, Виён знает, — вдруг говорит он, не поднимая глаз, — в плане, ведь все мы давно в курсе.       Для того, чтобы понять, о чём именно речь, не нужно никаких слов. Ведь Чонин был уверен, что, раз Минхо рассказал о своих отношениях всем мемберам, то и Ари-нуна сделала то же самое. И другой вариант развития событий просто не укладывался у него в голове.       Может ли теперь Виён считать это предательством с его стороны? Думала ли она вообще об этом?       — Думаю, она просто ждала подходящего момента, — пожимает плечами Минхо, всем своим видом давая понять, что эта тема закрыта. К тому же, это явно далеко от причины довольной улыбки младшего.       Ведь Минхо видит, что ему хочется об этом рассказать, но он никак не может решить для себя, стоит ли. Поэтому мужчина не давит, лишь отодвигает стул и, тихо кряхтя, присаживается.       Ночь всё сильнее вступает в свои права, надеясь успеть за неуловимыми стрелками часов: скоро должны вернуться Сынмин и Феликс, скоро придётся разбудить Ари и отправить её в общежитие, потому что у себя Минхо оставить её не может, как бы сильно ему этого не хотелось. Скоро ему и самому нужно будет приехать в агентство и продолжать делать вид, что он идеальный айдол, без личной жизни, проблем и забот.       Но сейчас была поздняя ночь и они могли позволить себе роскошь быть всего лишь людьми.       — Я ходил к ней, — вдруг тихо-тихо начал Чонин, не поднимая взгляда. Минхо не сразу понял, что замер, — поехал прямо к общежитию, мы же так и не договорили.       Минхо ничего не говорил и практически не двигался, словно боялся спугнуть. Чонин очень редко позволял себе раскрыть душу, всегда решал всё сам, практически не просил советов. И этот момент, этот тихий разговор на кухне, ощущающийся практически общей тайной, был высшим моментом доверия.       — Мы идём на свидание, — наконец-то сказал он, после тяжёлого секундного молчания, — на настоящее, не прописанное в контракте свидание.       И в этот момент, когда он на мгновение поднял глаза, оторвав взгляд от воды в стакане, Минхо увидел всё.       — Не боишься?       Это был глупый вопрос. Потому что никогда раньше они не были так близки, так похожи, как в эту секунду. Потому что Минхо уже знал ответ.       — Ради неё я готов рискнуть.

***

      Ему хотелось верить, что этот альбом будет стоить всех усилий. Каждой бессонной ночи, каждой отрепетированной ноты, каждого чёткого танцевального движения, каждого занятия с тренером ради того, чтобы хорошо выглядеть в кадре. Минхо всегда работал наизнос, — иначе просто не умел, — и никогда не жаловался на достигнутый результат. Но иногда хотелось, чтобы труды помогали прыгнуть выше головы, хотя бы немного подняв планку ожиданий, потому что топтаться на месте просто невозможно.       Но этот камбэк должен был стать поворотным, он был обязан что-то изменить — Минхо это чувствовал.       Поэтому лишь слегка вымученно улыбнулся Феликсу, который устало боднул его головой в плечо после очередного прогона хореографии заглавки, и ничего не сказал. Со дня на день они должны снять танцевальную практику, поэтому было необходимо отработать всё до идеала.       — Ёнбок-а-а, — тянет мужчина, потрепав своего донсэна по светлым волосам, — иди отдохни.       Он действительно выглядел уставшим, но держался хорошо. За Ёнбока Минхо не волновался, а вот вымученный вид Джисона заставлял нервничать. Никто не говорил этого вслух, общаясь лишь взглядами, но все они переживали о том, как для Хана пройдёт это продвижение.       — Поговорить надо, — бурчит Феликс настолько тихо, что даже сам Минхо слышит его с трудом.       И, кажется, разговор явно пойдёт не об отточенной до идеала хореографии и не о выгорании Джисона. Минхо в этом не сомневается, особенно когда змечает мимолётный взгляд, брошенный в сторону развалившегося на диване Чонина.       — Прямо сейчас? — это единственный вопрос, на который его хватает.       Иногда Минхо вообще казалось, что влюблённость Чонина в эту девочку, Кан Виён, среди их группы не заметил и не обсудил только ленивый. То есть, каждый посчитал своим долгом попытаться поговорить об этом с самим Чонином или между собой. Чан-хён, например, до последнего считал, что это просто увлечение, которое быстро пройдёт. Но вот шёл уже непонятно какой месяц, — третий, кажется? — но их младший становился по отношению к этой девочке только решительнее.       К тому же, сам Минхо запросто мог воскресить в памяти события годичной давности, где в точно таких же суждениях лидер ошибся.       Кажется, тогда ситуацию спасло лишь то, что Чан достаточно хорошо знал Ари — её амбиции, её стремление и желание добиться высот, — и понимал, что при всей любви она не стала бы рисковать карьерой обоих. Но разве Кан Виён не была точно такой же? Разве то, как отчаянно она отталкивала Чонина всё это время не говорило о ещё большем внутреннем стрежне?       Вот только теперь, думая обо всём этом, Минхо запоздало понимал, что, возможно, тогда Чан-хён не стал лезть в их зарождающиеся отношения только потому, что надеялся на их провал. Может он и сейчас предполагает, что Чонин так запросто сдастся? Неужели не знает их младшенького?       Мог ли Чан-хён обсудить с Ёнбоком то, что происходило в личной жизни Чонина? И был ли вообще Чан-хён к этому как-то причастен? Какое вообще отношение к этому имел Ёнбок?       Вопросов в голове возникало сотни, но сейчас это было не главной проблемой. Минхо напоминает себе, что в приоритете сейчас — хореография, ведь с каждым днём на них сваливается всё больше работы.       Он бросает в сторону своего единственного хёна мимолётный взгляд, сделав это скорее по инерции. Но Бан Чан как ни в чём не бывало крутится возле Чанбина и не смотрит в их сторону. Кажется, даже не замечает, что Феликс вообще подошёл к Минхо.       И в этот момент мужчина позволяет себе слегка выдохнуть. Потому что Чан-хён — последний, в ком он хотел бы сомневаться.       — Можно вечером, — сдаётся Феликс, на мгновение отведя взгляд. И это только сильнее заставляет Минхо насторожиться.       Но оставить этот странный разговор оборванным мужчина не может. Тот факт, что сейчас у них не получается обсудить что-то важное, то, что гложет младшего, сбивает Минхо с верного ритма. Потому что он до сих пор изо всех сил старается быть хорошим хёном для каждого из них, а с Феликсом уже привычно осторожничает больше обычного. Оттолкнуть его сейчас почему-то ощущалось синонимом к больше не быть подпущенным.       Допустить этого он не мог.       — Всё в порядке? — он осторожно тянет донсэна за рукав, когда тот уже собирается уйти. Тот сразу же разворачивается, шутливо покачнувшись.       — Да, — улыбка Феликса очаровательная и солнечная, согревающая и обманчиво спокойная. Минхо отлично её знает, — думаю да.       Вот только тёмные глаза искрят какой-то зарождающейся тревогой.       — Ещё раз? — спрашивает Хёнджин, развалившись на диване возле Джисона и Чонина и закнув на последнего одну ногу.       Повисшая между Минхо и Феликсом атмосфера интимности и приватности тут же трещит по швам, рушится и осыпается им под ноги прямо на пол танцевального зала. Момент окончательно упущен.       Минхо остаётся только кивнуть и заново включить музыку.       О Ёнбоке он будет думать позже.

***

      Этот несостоявшийся разговор не давал покоя, и Минхо мысленно возвращался к нему при каждой свободной минуте. Это застряло в голове заевшей пластинкой, но казалось не настолько критичным, чтобы сбивать с настроя.       По крайней мере, так думал сам Михо.       — Что случилось? — Джисон осторожно тронул его за плечо, привлекая внимание и выводя из свои мыслей.       Видимо, ошибался.       Столовая, как и всегда, была заполнена трейни, — гремели подносы и звенели, взвиваясь под потолок, голоса, любопытные взгляды с интересом пронзали спину, — но Минхо почему-то решил, что спрятаться лучше всего среди шума толпы. Словно так никто не сможет подслушать этот разговор, если он всё-таки состоится.       — Ёнбок-и хотел о чём-то поговорить, — просто отвечает он, размазывая по тарелке остатки своего обеда.       Минхо не видит смысла скрывать что-либо от Джисона, — он вообще все эти тайны не любит, — к тому же, у каждого из них есть глаза и уши.       — Думаю, он просто переживает о Енни, — он сторожно отпивает немного айс американо из стакана, даже не поднимая на своего хёна взгляд. Обо всём этом Хан рассуждает так запросто, словно они говорят о погоде.       Вот только сам Минхо в этих разговорах ничего простого не видит.       — С чего ты взял? — он слегка пихает ногу младшего под столом в попытке привлечь к себе внимание. Джисон подскакивает от неожиданности и смотрит почти обиженно, словно специально медлит пару секунд, испытывая его терпение, а потом отвечает:       — Потому что мы все за него переживаем.       И в этот момент Джисон кажется ему необычайно взрослым, настолько, что даже мурашки невольно бегут по коже. Минхо смотрит в ответ несколько секунд, словно собираясь с мыслями, прежде чем что-то сказать.       Ведь, если так подумать, Хан прав, и то, что собирается провернуть Чонин, действительно выглядит как повод для беспокойства. Как повод лишний раз поволноваться Чан-хёну, повод в очередной раз закрыть глаза менеджер-ниму, повод для каждого из них нервно проверять соцсети, надеясь на отсутствие сливов и слухов. Поводы, поводы, поводы, одни только тревожные поводы и больше ничего хорошего.       Вот только искрящиеся глаза Чонина и такая яркая, беззаботная улыбка, на несколько мгновений вернувшая его лицу что-то детское, уже подтолкнули Минхо к ответу.       Он вырвался сам собой, слетел с губ так правильно, как это может сдлать только действительно верный ответ:       — Она не разобьёт ему сердце.       Минхо на самом деле в это верил. Не потому что доверял Ари или самой Кан Виён, не потому что не смог бы распознать какого-либо другого подтекста в их общении, не потому что не сомневался в том выборе, который сделал их макнэ. Просто то, какими они оба становились рядом друг с другом, говорило само за себя. Маленькие, уставшие и потерянные, словно обретали в этот момент какой-то сакральный, только им понятный смысл. Это ощущалось правильно, и никаким другим словом описать это не получалось.       А ещё — взгляд Чонина прошлым вечером, такой узнаваемый и так сильно похожий на тот, что был у Минхо в прошлом году, что у него сейчас.       Разве можно такому противостоять?       И Минхо не сомневается, что Джисон его поймёт. Ведь всегда понимал лучше остальных, словно чувствовал.       — Хорошо, раз ты в этом уверен, — Хан кивает, снова делая глоток своего кофе. Отводит взгляд, мнётся, явно жалея, что затеял этот разговор. Минхо видит, как он постепенно тает на глазах, практически рассыпаясь от усталости.       Камбэк будет только летом, но достаточно загружены они уже сейчас, и на Джисоне это сказывается особенно сильно. Минхо волнуется. Знает, что Хан в любом случае найдёт в себе силы, чтобы справиться, знает, что даже если надломится, всё равно придёт в норму и будет сиять. Всё знает, но ничего не может сделать с этим чувством лёгкой тревоги, комом зарождающимся в грудной клетке.       И как бы сильно ему не хотелось помочь, единственное, что он сейчас может — быть рядом. И будет.       Оповещение мобильного прокатывается по столу вибрацией. Минхо быстрым движением смахивает сообщение, чтобы увидеть только что пришедшее: «Сможешь через пятнадцать минут быть на парковке?»       Он тут же блокирует экран, стараясь проглотить растущую на губах улыбку. Снова включает мобильный, открывая диалог, и печатает быстрое: «Буду через пять»       — Мне нужно идти, — Минхо кидает на Джисона мимолётный взгляд, словно надеясь, что тот не станет возражать или задерживать его.       И Хан действительно лишь чуть вымученно улыбается краешком губ, кивая:       — Да я догадался. Так взгляд у тебя теплеет явно не от сообщений Чан-хёна. Передавай привет нуне.       Постепенно гаснет. Становится всё тише и незаметнее и всё больше устаёт от расписания. Пока ещё всеми силами не показывает этого STAY, но Минхо практически уверен, что уже скоро это будет заметно.       Он осторожно трепет Джисона по волосам, стараясь унести с собой как можно больше чужого чувства тревоги и усталости, и выходит из столовой, на ходу вспоминая, что нужно ещё зайти к Чан-хёну в студию. День обещает быть до невозможного длинным, но Минхо лишь позволяет себе осторожно усмехнуться этой мысли. Справится.       Он не сомневался, что Ари уже будет тут, — незаметно бродить вдоль дальней стенки, словно в ожидании водителя, чтобы уехать на расписание. И как только их постоянные побеги ещё не раскрыли? Ведь не так сложно было сложить одно с другим.       Первое время Минхо переживал. Отказывался этого признавать, упорно добивался её расположения, заслуживал любовь и завоёвывал сердце, вот только собственное каждый раз невольно сжималось от мысли, что в один момент всё может рухнуть для обоих. Но они научились быть более осторожными, — находили укромные уголки, выкраивали самое позднее время в расписании друг друга, прятались как подростки.       Минхо надоело прятаться, но он понимал, что иначе в их ситуации поступить нельзя.       Он едва слышно прокашлялся, привлекая к себе внимание, когда подошёл на допустимые три шага. Ближе нельзя, как бы сильно не хотелось.       Ари обернулась к нему и улыбка тронула её губы — ярко алые, такие бросающиеся в глаза, словно она только что вернулась со съёмок. Вот только Минхо знал, что сегодня в расписании у неё лишь тренировка и запись песни. К чему тогда это всё?       — Что-то снимали? — он слегка наклоняет голову вбок, покачнувшись на носках кроссовок. Взгляд Ари на мгновение убегает в сторону, но тут же устремляется на Минхо со всем возможным вниманием.       — Просто захотелось, — она отвечает спокойно, легко пожав плечами, и такая же лёгкая улыбка появляется на ярких губах.       Весь вид у девушки — безмятежный, лёгкий и беззаботный, словно идеально отрепетированный. Вот только они были вместе буквально вчера вечером и Минхо видел её настоящую. Какое-то колючее, неприятное и вязкое в своей навязчивости чувство тревоги тут же всколыхнулось в груди, подсказыва: что-то не так.       Но ведь Ари ни за что не даст усомниться в собственной стойкости, едва ли кому-то о чём-то расскажет, пока не будет уверена в том, что решила проблему и разобралась с последствиями. И позвала мужчину сюда явно не для этого.       — Я не была уверена в том, что ты пообедал, — она вкладывает ему в руки небольшой ланчбокс, — поэтому решила перестраховаться.       Её слова звучат до необыкновения легко и просто, а у Минхо сердце тут же заходится в приступе тахикардии от того, как же сильно он любит. От того, как же любим он.       В этот момент у него даже язык не повернулся сказать, что он прибежал сюда прямиком из столовой, где обедал с Джисон-и. Слова просто застряли в горле, придавленные чувствами, распирающими грудную клетку, и мыслями, ворохом крутившимися в голове.       Его не покидало такое ощущение, будто что-то не так. Не в заботе Ари, не в его побеге по первому её сообщению, не в состоянии Джисона и не в странном поведении Ёнбока, но — в красных губах и постоянно убегающем взгляде, в резком желании просто увидеть, прикрывшись принесённым обедом.       И в это мгновение Минхо решил, что плевать он хотел на всевозможную осторожность.       — Чаги.       Он — на шаг ближе и, аккуратно обхватив за тонкое запястье, притягивает к себе. Ари лишь напрягается на мгновение, тут же расслабляясь в родных объятиях. Не сопротивляется и ничего не говорит, позволяя себе на несколько этих долгих секунд уткнуться лбом Минхо в плечо и зажмуриться, пока он не видит.       — Сделай самый яркий макияж, нацепи на себя хоть сотню блестящих украшений, ослепительно улыбайся хоть в тысячу камер, разве это изменит того, что ты устала и разбита изнутри, родная? — и Минхо аккуратно цепляет за подбородок, безмолвно прося не отворачиваться, а Ари вдруг чувствует, как в горле встаёт ком. Потому что он прав в каждом слове, а проницательность любимых карих глаз доводит до дрожи.       И ей хочется, правда, больше всего на свете хочется позволить себе отпустить все взваленные на плечи заботы, — Минхо это видит. Видит, чувствует, понимает, но не может помочь ничем. И от этого сердце в его груди заходится только сильнее, заставляя сжимать зубы и проглатывать встающий в горле ком от с трудом сдерживаемой беспомощности.       Разве они заслужили такого в обмен на свою мечту? Это было нечестно, но сделать с этим что-либо было невозможно.       Поэтому Минхо лишь поцеловал её в лоб — прижался к коже невероятно горячими губами на несколько долгих секунд, — и снова посмотрел в глаза. Долго, пристально, будто просил пообещать быть сильной и стойкой. И Ари дала это обещание ответным взглядом.       — Мне нужно бежать, — пробормотал мужчина, по-прежнему не отходя от девушки ни на шаг, словно приклеевшись. Ари медленно кивнула, не разрывая зрительного контакта, и осторожно, чересчур медленно отцепила его пальцы от своих плеч. Минхо пождал губы. Уходить хотелось меньше всего на свете.       — Тогда не буду больше тебя задерживать, — также тихо ответила девушка, — файтин.       Он смог выдавить из себя лишь слабую, практически незаметную улыбку, но Ари и не нужно было больше. Главное, что он пришёл, главное, что снова оказался рядом, пусть даже и всего на несколько минут. Теперь ей снова казалось, что она сможет справиться со всеми трудностями.       — Я позвоню тебе вечером, — он прошептал это в самое ухо, в то короткое мгновение, когда прижал девушку к себе на прощание. Ари лишь промычала что-то утвердительное, не отпуская его ладони ровно до того момента, пока расстояние между ними постепенно не превратилось в положенные три шага.       Он не хотел оставлять её одну сейчас, — не хотел оставлять вообще никогда, — но что-то подсказывало, что мобильный так настойчиво жужжит в кармане исключительно от сообщений Чан-хёна. Камбэк был на носу: оставался последний рывок перед продвижением и, пожалуй, Минхо стоило взять себя в руки.       Дверь звукоизолированной студии была плотно закрыта, поэтому мужчина, совершенно не видя смысла стучать, просто потянул её на себя, тут же застыв на входе, словно прибитый к полу вырванным из середины диалогом:       — Но почему Минхо-хёну можно, а мне нельзя? — голос звучал тихо и практически ломался от переполнявшего его недовольства.       — Можно что, Чонин? — Чан прикрыл глаза и сжал зубы от раздражения. Кажется, вся эта ситуация уже не на шутку его злила.       — Любить.       Минхо отвёл взгляд, фыркнув. Он часто говорил с Чонином о многом, иногда они целые вечера проводили за выпивкой и разговорами по душам, но его донсэн просто не знал, что Минхо отстаивал свои чувства перед Чаном практически до драки. И знать ему об этом вовсе не обязательно.       Он неловко прочистил горло, привлекая к себе внимание. Кажется, постучать всё-таки стоило.       Чонин тут же замолчал, но метнул в ланчбокс в его руках такой обиженный взгляд, словно кто-то мешал Кан Виён носить обеды для него. Чан-хён лишь отвернулся и недовольно щёлкнул языком, на ходу открывая один из файлов на своём драгоценном ноутбуке.       — Я хотел, чтобы вы оба послушали один отрывок, — голос лидера звучал поверх быстрого стука клавиатуры, ровный и бесстрастный, словно не он несколько секунд назад чуть не поругался со своим донсэном, — и тогда решим, кто из вас его исполнит.       Они кивнули — с необычайной синхронностью. В любом случае, выяснять что-то сейчас попросту не было времени. Нужно работать.

***

      Минхо так вымотался за этот бесконечно-долгий день, — за эту невозможную неделю, — что практически заполз в общежитие. Сил уже не было ни на занятие с тренером, ни на сообщения в Bubble, ни на какое-либо общение вообще. Хотелось лишь принять ванную и растянуться на постели, проспав желательно, несколько дней.       Но Ёнбок уже ждал его на кухне, нервно барабаня пальцами по столу.       Минхо застыл на месте, на секунду зажмурившись. Только сейчас он вспомнил, что обещал поговорить о чём-то вечером, а Феликс, наверняка, весь день этого разговора ждал. Потому что даже невооружённым глазом было заметно, что он из-за чего-то переживает. Из-за кого-то. Из-за Чонина.       — Привет, Ёнбок-а, — Минхо всё-таки прошёл в кухню, своим голосом заставляя задумавшегося Феликса подскочить.       Он был взъерошенным и совершенно точно наравне с каждым из них уставшим. Феликс будто интуитивно поднялся на ноги и сделал в сторону Минхо шаг, но тот лишь сел за стол и отодвинул стул возле себя, приглашая сесть рядом. Что бы не случилось, они всегда будут на одной стороне.       Феликс снова отвёл взгляд. Он так стремился к этому разговору, но теперь медлил, словно размышлял над тем, чтобы отступить назад. Да что такого он там себе надумал?       — Что случилось? — кажется, последнее время Минхо задавал этот вопрос слишком часто. И ни разу не получил на него приятного ответа.       Феликс выдохнул сквозь сжатые зубы, нервным рваным движением зачесал назад волосы. Каждый его жест был насквозь пропитан неприятной для него тревогой и это выбивало из колеи практически до пятен перед глазами.       Минхо промычал себе под нос и поднялся на ноги, чтобы заварить чай. Пожалуй, незадолго до камбэка стоило придержаться диеты, чтобы выгодно смотреться в кадре, но от одной чашки чая ведь ничего страшного не случится. К тому же, Ёнбоку явно было необходимо занять чем-то руки, чтобы оставить в покое подол своей футболки.       На часах уже было достаточно поздно, чтобы солнце начало прятаться за горизнт, Чонин и Сынмин были у преподавателя по вокалу, поэтому пока в общежитии они были лишь вдвоём. Идеальная обстановка для того самого приватного разговора, если бы только Феликс перестал нервничать.       — Я переживаю за Енни, — наконец-то пробурчал он, стоило только Минхо поставить перед ним чашку горячего чая и снова сесть рядом.       Так вот оно что.       — Мы все за него переживаем, — машинально повторил он слова Джисона, тут же поджав губы. Кажется, получилось более грубо, чем он планировал, но Феликс словно этого не заметил.       Ровно три нервных стука по боку чашки, подобных отсчёту последних секунд перед окончательным побегом или долгожданным началом разговора. Минхо никак не мог понять, почему же Ёнбок так волнуется. Они ведь не чужие друг другу люди, часто говорят о том, что тревожит, стараются вместе находить решения. Он приложил так много усилий и потратил столько времени на то, чтобы Феликс перестал от него закрываться, приучил самого себя невольно не грубить ему, быть мягче в словах, осторожнее в высказываниях, слушать внимательнее. И ему бы очень хотелось, чтобы и сейчас донсэн не волновался о том, сможет ли Минхо понять его правильно.       Потому что Минхо сможет. И даже если получится не сразу, он приложит все требующиеся для этого усилия.       Снова три неровных удара, после чего Феликс поднимает на него глаза, заставляя старшего интуитивно придвинуться чуть ближе. Решение принято.       — Неужели это не кажется тебе странным, хён?       Минхо нахмурился, слегка сжав губы. Что именно Феликс вкладывал в веское, но обтекаемое «это»? Но с каждой секундой, невольно отсчитываемой стуком ногтя по чашке, он всё больше убеждался в том, что задавать вопросов сейчас не стоит. Ёнбок сам всё скажет, ему просто нужно ещё немного времени и несколько глотков чая, чтобы справиться с волнением.       — Она ведь рэпер, да? — когда младший продолжил, вопросов стало меньше, хотя имя он так и не произнёс, — и ей нравится то, что делает Чан-хён с ребятами, нравится 3racha. Я… когда они работали над песней с Ари-нуной и ещё одной девочкой из их группы, я заглядывал пару раз. Они и сами говорили, как Виён стремится быть на них похожей…       Феликс старался звучать уверенно, вот только бездонно-тёмные глаза, кажется, стали больше от того, насколько его переполняли эмоции, которые уже просто не помещались внутри. Он был готов говорить и говорить, но потом в одно мгновение словно всё-таки передумал. Поджал губы и уставился в чашку, недовольно сопя в тихой злости на себя самого.       А Минхо несколько слишком уж долгих секунд спустя вскинул брови в поразившей его догадке:       — Неужели ты думаешь?..       И всё же за эти годы им с Ёнбоком удалось выстроить определённый уровень эмпатии, ведь Феликс неровно кивнул, не дав своему хёну договорить. Минхо почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Ведь не мог ошибаться он?       — Я боюсь, что Кан Виён возле него только потому, что хочет быть ближе к Чан-хёну, — медленно и тихо проговорил Феликс, старательно подбирая слова и не поднимая взгляда, — а по Енни это ударит сильно.       Хотелось рассмеяться и затрясти головой, чтобы выкинуть эту мысль из головы. Потому что она ужасала тем, насколько абсурдно, но в то ж время и логично звучала. До этого мгновения Минхо казалось, что он читает Кан Виён открытой книгой, но… что, если девочка на самом деле не так проста, как ему казалось? Что, если прав всё-таки Феликс?..       Сейчас думать об этом хотелось меньше всего, но Минхо понял, что теперь не сможет выкинуть эту мысль из головы так просто. Потому что в несколько мгновений она пустила в сознании корни, — так крепко, что быстро и безболезненно не вырвать.       Он зачесал волосы назад точно таким же нервным движением, как и Ёнбок ранее. С другой стороны, если так подумать, за все эти месяцы Кан Виён никакой выгоды от Чонина не получила — разве что только небольшую консультацию по танцам от него самого, но Минхо помог бы и просто так.       Что-то не складывалось. Было на протянутой ладони, но настойчиво отказывалось собираться в одну картину. Чего-то он не знал или не видел, и именно поэтому не мог понять всего.       — Давай пока не будем в это лезть и позволим им разобраться самим, хорошо, Ёнбок-а? — он дотронулся до лежавшей на столе ладони младшего. Осторожно, практически невесомо, боясь спугнуть или сделать что-то слишком резко.       Иногда с Феликсом нужно было обращаться как с маленьким котёнком, чтобы ненароком не навредить.       — Ладно, — он быстро кивнул и поднял на своего хёна большие полные волнения глаза. Руки не отнял, даже наклонился чуть ближе и постарался выдавить из себя улыбку. Вышло вымученно, но всё равно стало теплее.       Минхо замер на несколько секунд, а потом, всё-таки не сдержавшись, с ласковой улыбкой потрепал своего донсэна по голове. Ему по-прежнему хотелось оберегать Феликса, — оберегать каждого из мемберов, — но иногда он забывал о том, насколько на самом деле они уже взрослые.       А Феликс сколько угодно мог светиться перед камерами для STAY, но Минхо очень боялся, что когда-нибудь он просто-напросто потухнет.       Вот только сейчас он своему хёну мягко-мягко улыбается, стараясь усмирить тревогу в душе и во взгляде, и уходит к себе, оставляя на столе чашку недопитого чая. Минхо наблюдает за ним вплоть до закрытой двери, а потом ещё долго смотрит в одну точку, пытаясь вырвать корни неприятной мысли.       Ведь не мог же Феликс оказаться прав? Не мог же ошибиться Минхо? Он ведь не просто знал, он видел ответ в глазах Чонина, он чувствовал.       Ведь всё-таки ему хотелось верить, что Кан Виён хорошая и то, что происходит между ней и Чонином — что-то намного большее, чем просто холодный рассчёт шоубизнеса. Ведь это не поддавалось объяснению и было до невозможного правильно.