Зима в сердце

      Когда Лэйн зашла, на неё моментально обратили внимание. Дмитрий — привычно серьёзно, с долей лёгкого осуждения за опоздание в минуту; Анна — настороженно, с флёром сдавленной радости; Грег — заинтересованно и нагло; Кира — с открытой конфронтацией. Только Ноа воодушевился, хлопая по стулу рядом с ним. До остальных не было дела.              Если расценивать собрание отряда как стратегически выгодную территорию для информации, находиться тут не так муторно. Дмитрий едва ли демонстрирует эмоции, потому Лэйн не ставила цель узнать от него что-то — для этого есть личные встречи. Пока больше всего сомнений вызывали Грег и Кира. Первый излишне изворотлив и лжив. Много намёков, взглядов и ненужного внимания. Кира же просто стерва — Лэйн называла вещи своими именами, не стеснялась. Она, как и Грег, находчива, но при этом ужасно подла. Ожидать от неё подставы будто ждать смерти перед казнью. Но однажды Лэйн уже обыграла смерть, а вряд ли Кира была противником сильнее.              Анна. Смотря на неё, глаза уставали. Дерганность, нервозность. Ей явно не хватало уверенного спокойствия заместо раскачивающего волнения. Она отводила взгляд каждый раз, когда встречалась с Лэйн глазами.              — На сегодняшнее собрание я уделю внимание теме поездки в горы за демоном, — голос Дмитрия звучал статно. — Для начала кратко про суть миссии.              Каина не было. Лэйн заметила это сразу же — белоснежные крылья невозможно не заметить. Насколько же Дмитрий его загонял, раз нет времени на общее собрание? Скорее всего, Каину просто плевать. У него нет желания дружить с людьми — это необходимость, дерзающая душу. Отсутствие ответов рождало слишком яркие вопросы.              — У нас нет ориентировки на сотрудничество. Нам нужны добровольцы для исследований, поэтому дружеский контакт мы предложим только в случае крайней опасности или неблагоприятного состояния. С нами будет бессмертный, потому шансы успеха увеличены, но это не значит, что вы можете не готовиться должным образом.              Лэйн наклонилась к Ноа.              — А почему Каина нет?              Ноа проследил за движениями Дмитрия, заговорил, когда тот отвернулся:              — Он никогда не приходит, — заминка. Волнение. — Я видел его утром, он не заметил меня.              Лэйн поняла, к чему он вёл.              — Плохо себя чувствовал?              — Вряд ли мог лететь. Крылья практически висели.              Должно быть, плевать. Много кому плохо — усталость, все дела. Но Лэйн напряглась. Пыталась расслабить сжатый донельзя миокард, но выходило только усилить силу сокращения. Тугой узел внизу живота — страх.              — Если беспокоишься, зайди к нему после.              Лэйн не заметила, как всё это время Ноа пристально на неё смотрел.              — Он сказал, что придёт сам.              Тягучее ощущение непонимания. Зависящее время. В мыслях путалась реальность, стекая по битому стеклу. Осколки блестели на солнце. Лэйн готова была броситься к нему прямо сейчас, и даже собрание не станет проблемой.              Ей нельзя. Просто нельзя позволить себе чувствовать так много и сразу.              — У меня чувство дежавю, Лэйн.              Ноа улавливал малейшие изменения. Искал ответы на чужой коже, на складках лба и едва проглядывавших ямочках. Возможно, последнее ему кажется.              — Однажды ты уже находилась в раздумьях. Заранее скажу: не ограничивай себя. Всё равно не сбежишь.              Он знал слишком много. Телепатия, интуиция, эмпатия — что из этого подойдёт? Тепло от слов и дрожь представлений. Ограничить себя — поддаться ещё большим эмоциям, не значит ли это, что Лэйн изначально проиграла?              Собрание закончилось быстро, — Лэйн ушла в себя. Ноа угадал направление Лэйн, потому тактично ушёл к себе, не дожидаясь её.              Дмитрий собирал бумаги.              — Остались вопросы? — он заметил её движения к двери. В маленьком конференц-зале они одни.              — Да, не по теме собрания.              Дмитрий заинтересованно прищурился, сложил руки на груди.              — Зачем вы даёте Каину так много дежурств? У него хватает работы.              Озадаченность генерала вызывала сомнения. Но вместе с этим и непонимание — к чему наглая ложь и показные спектакли?              — Я не давал ему дежурства в принципе. Он сам захотел.              — И я должна вам поверить?              — Каину же ты веришь. Но его по времени знаешь намного меньше меня.              — Каин рядом, когда это нужно. Достаточно веская причина, чтобы верить ему?              Дмитрию не понравился тон. Он напрягся, вдохнул шумно и нервно. Как чайник, пыхтящий от кипятка. Держался на божьем слове ещё с первого вопроса.              — Отряд тоже рядом, Лэйн. Перестань недооценивать нас.              Едкая, колкая фраза застряла на языке. Лэйн не смогла её сказать не из-за чувства такта, а из-за забывчивости. Она не помнила контраргумент, но натурально чувствовала его слизистой рта. Он прилип жвачкой — мятной, разъедающей.              — Вы говорите правду? Каин сам попросил дежурства?              — Правду. Было бы нерационально отправлять на пост настолько сильного ангела.              Дмитрий скрывал эмоции за ширмой. Ограждал заборами и каменной плиткой. Сквозь едва отличимую от муляжа щель Лэйн заглядывала внутрь: вина, неуверенность, совесть.              Ей хватило этого сполна, чтобы сформировать вывод.              — Спасибо за ответ, генерал.              Дверь за ней хлопнула, вызывая лёгкую тряску.              Это не злость. Наверное, грань эмоций расширялась вместе с информацией, получаемой извне. Вирус жизни добавлял клинические проявления, расширял восприятие организма. В норме нет никаких симптомов. Ни боли, ни грусти, ни радости или счастья. Физиологически Лэйн была здорова до определенного момента. Она отследила последовательность и удивительным образом дошла до Каина.              С него началось.              Жар в теле. Интерес. С ним комфортно и волнительно одновременно. Волнение на грани страсти, ожидания действий, которые яркими картинками крутились в голове. Будто настоящие.              В прошлом Лэйн помнила только бездушие. Норму — как принято ею считать, но тело вело прямиком к патологии. Никакого здоровья, пока она жива.              Стук в дверь. Один, второй. Лэйн настойчива. Проломить выточенное дерево — не проблема, когда есть цель и желание. Но до крайностей не дошло. Облокотившийся на косяк Каин смотрел пустым взглядом в пол. Медленно скользил выше, удивился, когда идентифицировал личность.              — Тебя не было на собрании.              Обычный вопрос «как ты?» Лэйн игнорировала, как могла.              — Никогда туда не хожу, — он говорил устало, хрипло.              — Я разбудила тебя? Прости.              — Не беспокойся. Я рад тебя видеть.              Лэйн встретилась глазами, ощутила волну эмоций, которую попыталась скрыть за поспешностью:              — Могу зайти?              Каин не мог сказать «нет». Не потому, что был в более слабой позиции, не потому, что Лэйн мнила себя условным генералом, а потому, что взгляд его наполнялся искрами, когда она рядом.              Лэйн старательно отгоняла от себя эти мысли в угоду рациональности.              — Тебе помогут человеческие лекарства? — они стояли близко. Как и всегда. Каин не переставал левой рукой подпирать косяк, а Лэйн прислонилась одним плечом к двери, чтобы видеть его лицо.              Усталость. Круги под глазами. Потухшая жизнь. Даже в темноте отчетливо видно его состояние.              Лэйн дернула руку тут же, как та потянулась к чужому лицу.              — Если выпью всю планшетку.              — Я принесу, — снова рывок. Уже всего тела. Конечно же, неудачный.              — Если хочешь, чтобы мне стало лучше, просто останься.              Похожие чувства. Куски памяти.              Такое уже было совсем недавно. Ощущение защиты и тепла. Понимающего уважения. У Лэйн наглости не хватило узнать, зачем Каин брал дежурства, ведь причина не так важна, как его состояние.              Лэйн вообще плевать на причину. Она нужна, чтобы её устранить, но упрямство Каина — непрошибаемый слой подкожной клетчатки. Сквозь неё не слышно тонов сердца, шумов дыхания. Она щит. Неприятный до ужаса, непонятный и мучительный.              Но только для Лэйн.              — Тогда хотя бы сядь. Не могу смотреть, как ты мучаешься.              Он слабо улыбнулся. Намеренно без помощи дошёл до кресла — до кровати не хватило сил. Лэйн нависла сверху, упираясь ладонями в спинку по обе стороны от его головы.              — Надеюсь, ты обоснованно изводишь себя. Но честно, не могу найти ни одной веской причины этому.              Истощение с радостью. Чёртова привлекательная ухмылка. Он манил и бурлил вулканом даже сейчас.              — Ты бы не сделала так же?              — Нет.              — А ради меня?              Один слог, три буквы — всё просто. Но язык не крутился. Он прилип к небу намертво, будто та самая жвачка вновь склеила рот. Память жила в теле, но принципиально избегала нейроны. Останавливалась на спинном мозге, отказывалась идти выше. Лэйн готова ощутить боль воспоминаний — куда лучше неизвестности и недоумения, почему Каин так на неё смотрит.              — Ты делаешь это ради меня? — непривычно тихий голос Лэйн мяукал в тёмных стенах, крошил краску.              — Я делаю то, что считаю нужным.              — Ты не ответил на вопрос.              Каин усмехнулся. Игрался с Лэйн как с мышкой, загнанной в угол. Умиление — победа над ней, и наглые глаза только подтверждали господство.              Бесполезно просить ответить. Бесполезно ждать, что тайна откроется Лэйн, по велению одного её приказа. Бессмертный, годами скрывающий прошлое — в его глазах исключительное спокойствие.              Лэйн поставила колено между его ног, теряя опору от замершей позы. Отросшие волосы касались его лица, но будто не раздражали рецепторы — Каин оставался непроницаемым для атак любого генеза.              — Не бери на себя больше, чем можешь потянуть.              — Я хочу знать причины. Ты рискуешь здоровьем ради меня, а я должна принять это как данное?              Каин скривился на слово «здоровье».              — У бессмертных нет здоровья.              Лэйн убедила себя, что отлично оценила ситуацию, перед тем как сказать:              — Раздевайся.              На самом деле она оценила только степень своего влечения. Запредельно высокая.              Каин удивлённо изогнул бровь, нахмурился, будто расценивая всё как шутку. Но губы тронула улыбка предвкушения, улыбка радости, дергающая тело напряжением.              — У тебя наверняка ещё и раны, я осмотрю, — Лэйн потянулась к краю водолазки — беспардонно и самоуверенно. Если не рефлексировать о событиях, а просто делать, ничего не кажется странным. Каин остановил её резким движением, осторожно, но ощутимо оттолкнул, чтобы встать.              От неожиданности Лэйн чуть не упала. Он держал её за талию и руку, которая оказалась слишком шаловливой.              — Ты что-то скрываешь? — ни улыбки, ни триумфа. Лэйн расстроена, что Каин не доверял ей. Расстроена, что он дышал часто и тяжело от одной мысли, что Лэйн прикоснётся к его проблемам.              — Сравнишь меня с отрядом? — глаза покраснели. — Я не лучше, но моё отличие в том, что я заинтересован в твоей безопасности.              Раздражением. На Лэйн, на ситуацию? Смятение блестело и отливалось, страх варился в стекловидном теле, собирался вырваться на поверхность, захлестывая горечью.              — Не пытайся узнать то, чего не следует. Для твоей же безопасности, — последнее предложение — отчаяние в чистом виде. Граненная болью мольба. В голосе резьба по железу — скрипящая, завывающая безнадежностью.              — Не следует знать всё, что касается тебя? — Лэйн не ждала ответа. Молчание — тоже ответ. — Если придётся, я и твои тайны буду раскрывать. Всё что угодно, кроме обычного бездействия. Какова вероятность, что однажды ты не вернешься в эту комнату?              — Им меня не убить.              Лэйн не замечала, как кипела. Горячая вода выливалась из чайника, текла на пол, обжигала лежащие рядом предметы.              — Многие бессмертные говорили так, а потом их тела оказывались в морге. Не пытайся выполнить задачу сверх того, что ты можешь. Я не прошу тебя умирать за меня.              — А я умру, — без тени смеха. Точеная серьезность. Каин расслабил объятия, отпустил её руку. — И это мой выбор, на который ты повлиять не сможешь.              Конченная станция. Обложенная дорогой плиткой и позолоченными украшениями. Изыск, преисполненный руками мастера. Где-то на стенах плакаты — всё о чувствах и счастье.              В мире Лэйн всё абстрактно. Образы фантазий, несуществующие метро с поездками прибывающих чувств. В мире Лэйн нет места незнакомцам и просто людям.              Каин не человек, какая ирония. Он спускался по лестнице, стучал невысокими каблуками по плитке, привлекая внимание. Лэйн стояла в самой середине, между двумя поездами. На одном она приехала — это безразличие, на втором — прибывшие чувства, у которых нет названия, потому что Лэйн боялась говорить вслух.              И она узнала, какой вагон выберет Каин — не зря он попал в её голову, — правда в тот момент, когда потянулась к Каину с поцелуем.              Метро посыпалось — она вернулась. Уже слишком поздно, чтобы говорить о шизофрении, поздно оправдываться, ведь Лэйн не стремилась убежать от себя, потому знала — она этого хотела по-настоящему.              Она провела губами — почти невесомо и неощутимо. Этого достаточно, чтобы выразить признание. По крайней мере так она подумала, когда хотела отстраниться. Несколько секунд оказалось для Каина мало — тёплая ладонь легла на шею, быстро притянула обратно.              Наверное, Лэйн и правда не знала, что такое поцелуй, раз решила ограничить себя простым касанием губ. Ведь то, что делал Каин не шло ни в какое сравнение.              Уверенные, плавные движения — чувственность в напряжении между ними. Жадность в союзе с настойчивостью пробуждали пожар и ясное ощущение неясного разума. Каин проводил языком, сминал губы, растворялся в моменте, притягивая Лэйн сильнее к себе, будто боялся, что она испарится.              Кружащая эйфория и захлестывающая нежность. Лёгкие горели то ли от нехватки воздуха, то ли от ощущения жара его тела. Каин — печь. Яростная, но любящая. Тёплая внутри, но холодная снаружи, и Лэйн забралась в самое пекло — туда, где полыхал ненасытный огонь.              Она сама тянулась к нему — обвила руками шею, осторожно перебирая волосы — мягкие и гладкие, прижалась к груди, выступающей рельефом под водолазкой, ощущала, как напряглось всё его тело от сладости между ними.              — Вот так я и избавляюсь от ревности, — Каин отстранился, когда Лэйн почти дышала несуществующими жабрами. Усмехнулся красными глазами. — В следующий раз я так просто тебя не отпущу.              Лэйн хотела возразить, но чужой палец лёг ей на губы.              — Сюда идёт генерал Ллойд. Чувствую его за километр.              Одно имя бросило в дрожь. Лэйн меньше всего хотела уходить в такой момент, но в обеспокоенном взгляде читала большую опасность нахождения здесь. Каин силён, но некогда вымотан. Нельзя отрицать, как лучше он стал выглядеть после прихода Лэйн, чего оказалось мало для полного восстановления.              — Будь осторожна, пожалуйста, — Каин нехотя выпустил чужую руку.              Она шмыгнула в коридор непринужденно. Пошла вдоль, желая мышью свернуть в другой корпус, но была замечена. Сердце ушло в пятки.              — Добрый день, Лэйн. Каким судьбами в этом крыле?              Ллойд светился от счастья. Весьма своеобразного, на уровне насмешки.              Лэйн не могла сдать позиции. Натянутая улыбка — мастерство.              — Заходила проведать Каина. В последнее время он много устаёт.              Черствость. Злоба. Лэйн не могла соревноваться с ним в бесчувствии. В ком и не было ни грамма сострадания, которое он пытался выдавить навязчивой заботой и приторными речами.              — Да, он много трудится. Приятно, когда отродья приносят пользу.              Лэйн сжала кулаки с готовностью атаковать.              — Каин не отродье, а член отряда.              — Ты в это веришь? — он снисходительно улыбнулся.              Оскал. Текущая по венам отравленная кровь — слова делали из неё заложницу и мученицу. Он тащил на дно одним видом перекошенных презрением глаз. Это атрофия чувств, обострение чудовищной сути — демоны не способны на такое. Бессмертные в принципе не имеют возможности жить так, как живут люди, что наводит на простой вывод — хуже людей нет никого.              — А вы считаете иначе?              — Я не считаю. Я говорю факты. Не цепляйся за существ, неспособных дать тебе человеческого счастья.              — А кто сказал, что мне нужно человеческое счастье?              Ллойд прищурился, уменьшил площадь видимых частей глаз, чтобы отвести подозрения плескающейся в них злости. Вышло наоборот.              — Ты и правда остра на язык, — он подошёл ещё ближе, но Лэйн не двинулась с места. Она не даст страху выиграть. — Но впрочем, неважно это. Твоя защита — лишь отсрочка.              Ллойд пошёл дальше по коридору, а Лэйн ощутила тремор конечностей и души, перевернулась в собственном сознании с бесчувственной девушки на отчаянного человека, желающего сохранить себе жизнь.              Каждый вид пытается выжить. Она наступила на собственные грабли.