Зима в сердце

       Запах хлора. Идеально белое освещение. Лэйн уверена, что пропитывалась спиртом на выходе. Люди в белых халатах проходили мимо. Витающая в воздухе сдержанность; сосредоточенность в каждом движении. Корпус отличался от остальных непередаваемой аурой медикаментов и сложных терминов.              Ведь медицинские учреждения всегда были другими.              Знакомое лицо привлекло внимание, отмело долгие мысли о белых плитках и стерильности.              — Подскажите, Анна у себя? Мне нужно к ней на приём.              Медсестра всматривалась в черты лица, пытаясь узнать.              — Анна Владимировна? А вы…              — Лэйн. Криптограф отряда Дмитрия.              — А-а. Простите, не узнала. Анны Владимировны сейчас нет в корпусе, она на собрании врачей.              Лэйн знала.              — Не могу сказать, когда будет, — медсестра натянуто улыбнулась.              — Я могу её подождать?              — Конечно, — медработница оставалась вежливой и милой, но её страх слышен за версту. Это выброс адреналина, потеющее тело, стук сердца громче взрыва. Лэйн чувствовала это кожей — словно лающая собака. Словно животное.              — Я могу зайти в ординаторскую? Голова немного кружится.              — Вам принести воды? — медсестра резко засуетилась. — Вы с утра что-то ели?              Она задала ещё пару странных для Лэйн вопросов, перед тем как отпустить, хотя отнекиваться пришлось долго.              — Это из-за амнезии. Все в порядке, — Лэйн сдавленно улыбнулась, прошла дальше по коридору.              Приём безотказный. Говоришь, что плохо — и всё дороги открыты.              Лэйн притворилась умирающей ровно до того момента, как не захлопнула за собой дверь. Врачи на собрании, медсестры заняты другими делами, а санитаркам тут нечего делать. Идеальный шанс.              Истории болезней почти всегда были в ординаторской, не считая моментов, когда заведующий решал оставить их у себя. Но в том, что история Лэйн — сомнений не было. Нет причин забирать то, чем орудует Анна.              Быстрые движения пальцами. Листки шумели, разрезая воздух. Страница за страницей.              …оценка сознания: кома…              …черепно-мозговая травма…              …Сотрясение мозга…              Лэйн бегала по строчкам, искала что-то важное, за что можно зацепиться и запомнить. База «Сибирь» запрещала использование смартфонов, поэтому памяти пришлось напрячься.              Всё написано верно. Всё со слов Анны, только вот Лэйн знала, что есть подвох. Она смотрела на чистенькую историю болезни — без пятнышка, без смятых листов. Будто только что с печати.              «13 июня 2029 года в результате черепно-мозговой травмы впала в кому. Оценка по шкале Глазго: 5 балла. Немедленно была подключена к аппарату ИВЛ…»              Анамнез скучен. Лэйн быстро долистала до дневников, но и тут ничего дельного. Очевидно, что Анна не писала их каждый день, а копировала предыдущий, если нет изменений.              Что она вообще искала? Эта история выглядит так, будто её сделали совсем недавно, чтобы не вызвать подозрений. Тогда где же настоящая?              Лэйн не хотелось снова просить Каина разузнать. Теперь проблема не в доверии, а в собственной самодостаточности. Нужно сделать самой, нельзя просить помощи. Какой вообще от неё толк, если она не может ничего сделать?              В ящиках ожидаемо ничего не оказалось. Улики давно спрятали — будет здорово, если в архив. Если вообще сохранили.              Пора уходить. Больше делать тут нечего.              Объявив медсестре, что ей лучше и пора вернуться к работе, Лэйн удалилась. Кажется, отделение было радо лишиться странной гостьи, которая разделяла их истинную неприветливость.              Каждый раз возвращаясь в кабинет, Лэйн удивлялась, как могла его покинуть. Сплошной покой и уют — что может быть лучше? Здесь нет суеты, нет времени и моральных дилемм. Место, свободное от всего, что вызывало панику и страх.              В окно постучали. Без лишних взглядов понятно, кто это.              Каин залетел внутрь, отряхнул крылья, разбрасывая капли растаявших снежинок. Лэйн поморщилась, когда одна из них прилетела ей в лицо.              — Тринадцатого июня прошлого года.              Дата светилась красным. Строчки из истории болезни. Слова Каина. Глаза Лэйн расширились.              — Что?              — День, когда лаборатория двадцать один перестала работать.              — Причина?              — Конфиденциально.              Лэйн громко плюхнулась на стул. Отчуждение. Лающее недовольство. Пазл медленно складывался в картину, приобретал черты целостности мрака — правда всегда колола глаза, это нужно принять.              — В этот день я впала в кому, — её голос потускнел. — Похоже, отряд всё-таки замешан в моём состоянии.       Тон такой, будто ей не плевать.              Каин молча наблюдал за дерганными движениями и задумчивым взглядом. От него исходила аура непоколебимого спокойствия.              — Именно поэтому они не хотят, чтобы ты вспоминала.              — Их можно пытать, чтобы сказали правду? — глаза остановились на фигуре Каина.              — Мы пока собрали мало улик.              — Значит, ты не против пыток?              — Если такова твоя цель.              Лэйн могла и не пошутить про пытки — она в странном состоянии, когда любая безумная идея кажется здравой. Лучше бы Каину не играть с ней.              Солнце на секунду выглянуло из-за туч, оставляя воспоминание о чёткой полоске света, упавшей на пол.              На сегодня хватит путешествий, пора вернуться к работе. Каин тенью сидел позади, и именно из-за этого Лэйн надолго не хватило.              — Я вчера перевела часть, где сказано про ритуалы демонов. Что за ритуалы?              — Воскрешение, — глаза Каина прикрыты, со стороны казалось, что он вот-вот уснет.              — И какие условия? Жизнь за жизнь?              — Можно и так. Можно отдать часть собственной силы.              — Разве от этого не пострадает сам бессмертный?              Каин медленно раскрыл веки, сверля взглядом пол. Грусть исказила лицо едва заметной тенью; порыв слабости отразился в глазах чернеющей голубизной. Губы поджаты.              — Пострадает.              — Бессмертные тоже жертвуют собой ради других? — Лэйн внимательно наблюдала за реакцией Каина. Строки из Книги Ангелов пронеслись перед глазами.              «Ангелы льют кровь за любовь, но иногда топят душу в хаосе, чтобы воссоздать любовь в чистом виде. Антигерои».              — Да.              Он хотел добавить что-то ещё, но промолчал.              Печаль. Тоска. Мрак воспоминаний. Лэйн могла поклясться, что Каин освежил память и раздробил себе ею сердце, но всё равно она не смогла отказаться от вопроса:              — Ты жертвовал?              Глаза в глаза. Немое желание и громкая боль. Мимика Каина была каменной, но глаза — ужасно грустные, с залегшей небесной тоской, тяжелым грузом прошлого. Лэйн впервые пожалела о собственной бестактности.              — Да.              — Наверное, ты паршиво себя чувствуешь после потери сил.              — Как ты заметила, я сильный ангел, — он натянуто улыбнулся, пытаясь выглядеть круто. — Я справился с этим.              Лэйн научилась читать ложь. И сейчас он нагло врал ей, чтобы увести тему, чтобы не вызвать жалость. Это благородно с одной стороны, но глупо — с другой. У него разве есть кто-то ближе Лэйн на этой базе? Самоуверенно считать себя важной для него, но она позволила себе безвредную шалость, трепещущую её эго.              Бесшумные шаги — они утонули в треске обогревателя. Стук ветра в окно. Лэйн мерзла от собственной неуклюжести.              Она присела перед Каином, уперев колено в пол для равновесия, заставила взглянуть прямо в глаза. Долго, внимательно. Лица на расстоянии сантиметров. Вымотанный взгляд, небольшие синяки — свидетели бессонных ночей, — родинка под правым глазом, бледная кожа. Непослушная прядь падала на лицо, перекрывая обзор. Лэйн не могла оторваться. В нём было нечто притягательное и завораживающее — неосязаемые флюиды, долетающие только до неё.              Слабость Каина в её присутствии. Смена взгляда, дрожание губы и напряжение мышц всего тела. Лэйн видела всё, но не знала причины.              Лёгкое касание волос — ей нужны его глаза без лишних деталей.              — Отдохни, — она завела пальцы за его ухо, но прядь выскочила надоедливой мухой обратно. Лэйн не сдалась — повторила.              — Сторожить тебя несложно.              — Ты не спишь. Спасибо, что помогаешь мне, но это уже лишнее. Подумай о себе.              — Не могу, — его голос стал тише, глуше. Как шёпот раненого зверя. — Когда ты рядом, не могу.              Лэйн держала прядь у виска, чтобы видеть его глаза. Чистые. Уязвимые. Каин похож на огромного кота в руках хозяйки.              — Считай это приказом. Полети к себе и отдохни.              — Я не оставлю тебя одну.              — Со мной ничего не случится, — Лэйн уверена в словах, но не уверена в ощущениях. Перед ней и правда нет угрозы, но есть мимолетный страх. Отголосок.              — Я ослушаюсь приказа. Не знаю, отчего ты напугана в последнее время, но знаю, что ты не хочешь быть сейчас одной.              Он раскусил. Расколол как орешек. Добрался до сердцевины так легко, что воздух выбило из лёгких. Сдавленный вздох — Лэйн взяла себя в руки.              — Тогда спи тут, — кивок на диван. — Одного твоего присутствия мне хватит.              Каин с сомнением прищурился.              — Я разбужу, если будет опасность, — неубедительно — Лэйн не спорила. Цель: уложить его спать, а уж как — неважно.              — Я проснусь сам, — Каин отстранился — показалось, что нехотя, — и лёг на диван, чуть поджав ноги. Крылья удобно сгруппировались так, чтобы не мешать. Места едва хватало, но жаловаться не приходилось. Не Лэйн выбирала кабинет, а уж тем более мебель.              С чувством выполненного долга она вернулась к работе. Долго отрицала, что расстроена мимолетным физическим контактом и быстрым разговором, но сдалась, когда читала одну лёгкую строчку десять минут.              Каин умел занимать мысли. Лэйн украдкой на него взглянула.              Спал. Как младенец. Беззащитно, крепко — так, будто делал это впервые за месяц. Погружение, улетевший разум, оковы мягких облаков. Грудь вздымалась ровно, спокойно. Лицо безмятежное — Лэйн тянулась к нему, сама того не понимая.              Её взгляд блуждал по рельефному телу, по одежде и крыльям. Смотря на него, хотелось тоже заснуть, но ещё больше хотелось знать ответы на все вопросы.              Мороз рисовал картины на стекле, выводил неизвестные писания, будто пытался говорить. Лампа чуть мигала — лампочка вот-вот сгорит; обогреватель монотонно гудел в углу. Лэйн с шумом выдохнула, прикрыв глаза.              Кто же ты, Каин?

***

             Шуршали страницы. Исписанные, залитые кофе, пропахнувшие сыростью архива. Лэйн помнила их другими — свежими, чистыми. Полными возможностей, открытыми её мыслям.              Сейчас они тусклые и бледные.              «Сильные ангелы способны менять облик, временно становится людьми, но это вытягивает слишком много сил, чтобы пользоваться этим часто. Ангелам нельзя жить среди людей, но Небеса должны иметь разные способы собственной безопасности и воздействия на человека».              Сильные. Важное слово. Все ангелы, что спустились с Небес по непонятным причинам, слабы — это Лэйн помнила ещё с первых лет пребывания на базе.              «Им тяжко поддерживать образ человека долго — в более слабом теле сила ангела чахнет и в итоге может полностью отмереть, сливаясь с Хаосом Небес. Ангел теряет силы — теряет жизнь. Жертва, которую приносят за возможности, всегда высока.».              Уникальность и простота, достоинство и недостаток — всё это воплощение жертвенности. Натура ангела склонна даровать счастье взамен собственного несчастья. Ангелы редко бывают эгоистичны, а стоит им полюбить живое создание, разрушают оковы своей личности. Их жизнь уходит в руки того создания, что они полюбили».              Поэтично и грустно. Лэйн не питала нежности к позиции «быть жертвой ради любви», однако одно воспоминание о грустных глазах Каина заставило сердце сжаться. Он любил, отдавал себя. Возможно, до сих пор ждал встречи.              Помимо грусти в груди рождалось нечто второстепенное, но ужасно сильное.              Чтобы отвлечься, она взяла другую находку Каина — журналы третьего корпуса.              Лаборатория, в которой проводился опыт над демоном, сбежавшим в итоге, носила номер пятнадцать. Там же Павел умер, а Лэйн впала в кому.              Записей о двадцать первой почти нет — в журнале последняя запись 11 июня, за два дня до её закрытия. Короткая подпись Каина «туда не могут зайти» не облегчала дело. Пришлось дождаться его объяснений.              Вид у него был менее уставший, но все такой же замученный. Спал он теперь больше, но явно недостаточно.              — Сколько бессмертным нужно спать? — Лэйн и сама удивилась неожиданности вопроса.              — Хотя бы три часа в сутки.              — И как ты чувствуешь себя после такого сна?              Каин еле заметно закатил глаза.              — Сносно.              — Спи, потом говорим.              Проснувшаяся заботливая мама — никак не альтер эго. Это нервозность, стекающая с вен. Путаница. Волнение. Необоснованность эмоций камнем тянула вниз — на дно старых привычек и темпа жизни. Лэйн претила, чтобы её проблемы решал кто-то другой, особенно в ущерб своему здоровью.              — Приказ? — Каин весело усмехнулся.              — Приказ.              — Спроси, что хотела спросить, и я уйду.              Лэйн не спорила. Теперь уже.              — Что значит заметка «туда не могут зайти»?              Каин задумчиво посмотрел наверх, к потолку, будто там светился ответ. Но побледневшая краска и сама интересовалась в чём суть.              — Я разговорил лаборанта. Удалось за блок сигарет купить его, — Каин поморщился, очевидно вспоминая запах. — Я из-за этого задержался.              Лэйн принюхалась. Отдаленно, смешано с ароматом чистоты, присущего ангельскому созданию, она уловила нотки табака — дешёвого и невкусного, что аж желудок выворачивало.              — Он просил именно эти, — Каин закатил глаза.              — Это ты незамеченным улизнул с базы, чтобы их купить?              — Ещё и по всему городу искал.              База находилась на расстоянии от города — тонула в снегах. Без разрешения начальства так просто уйти не получится и неважно, с какими целями. Внутри базы такое не продавалось, только генералы могли найти лазейки и позволить себе солдатскую роскошь.              — Ты мог сбежать.              Каин неодобрительно прищурился, сконфузил лицо, будто съел недоспелый лимон. Слова Лэйн намеренно игнорировались.              — Лаборант-курильщик сказал, что другие лаборанты и уборщики не могут зайти туда. Плохо становится, все дела.              Лэйн ничего не понимала. Бред. Самоирония. Оправдание слабости. Это было чем угодно, но не правдой, однако, с одной стороны, звучало логично. Если там находятся важные улики, было бы лучше их убрать, уничтожить и пустить лабораторию в ход, чтобы не привлекать к ней внимание. Дмитрий точно бы сделал так. А раз не вышло, была веская причина. Плохое самочувствие — минимум.              — Мне нужно туда попасть, — на кончиках пальцев горела решимость.              — В двадцать первую?              Лэйн кивнула, издав странный ухающий звук. Мысли вертелись вокруг лаборатории — язык во власть молчания.              — Это может быть опасно, — Каин протянул слова. Медленно и тихо, будто хотел и не хотел одновременно, чтобы Лэйн услышала. Но она слышала всё — кажется, даже сдавленный стук его сердца.              — Я всё ещё хочу, — она посмотрела прямо в голубые глаза.              — Я найду способ попасть туда.       — Поспи для начала.              Подобие улыбки — порыв от сердца. Душа не сгнила в затерянном времени, но пылилась на дальних островках памяти. Лэйн нужно больше дней, чтобы свыкнуться с мыслью, что взгляд Каина действовал на неё как дурман.