Связь

Земля в огне, вся жизнь в дыму

Лети ко мне. Вдыхай золу.

Сгорело все: и страх, и боль

Добро и зло сожгла любовь!

Ведь ты хотел! Ты был так рад!

Создать тот мир! Создать тот ад!

Сгорело все! И страх! И боль!

Добро и зло сожгла любовь!

      Становление тайной означало не только связь с Дальним берегом, но еще и связь с остальными тайнами. Седьмая связана со всеми, а значит чувствует каждую, каким бы ни был расклад.       Увидев собравшихся подростков, я не могла сказать, что знала их также, как раньше. Я их чувствовала. Каждого из них.       Аканэ сомневается. Парень подавлен и расстроен. Сильно переживает за Аой, на которую периодически поглядывает, в мою сторону ощущает нечто вроде вины.       Нэнэ мертва. От нее веет холодом и сгнившими цветами. Она в глухом отчаянии. Я чувствую ее боль.       Аой ничего не понимает, в ней есть решимость, она здесь самая стабильная и "нормальная". Обычная школьница. У меня невольно дернулась рука: хотелось переломить эту тонкую шею, переломать всю ее суть. Какое право она имеет быть столь обычной? Не подходит. Глаз замылился. Невольно я увидела Сумирэ, погибшую от моих рук, на месте девушки. Впервые за долгое время хотелось улыбаться. Почувствовать вкус разрушенной души вновь. Столь сильной души...       Я сжала руки в кулаки, пока боль не отрезвила мой рассудок. Иногда она лишь раззадоривала, но сейчас мне удалось взять себя в руки.       Саругаки был преисполнен холодом, ненавистью и отчаянной, болезненной любовью. Я нашла нас несколько похожими. Сломанные, раздавленные и не видящие своей жизни без тех, кого уже нет. Вот только между мной и им была принципиальная разница: его разум был трезв. Мой же, уже давно съехал с рельс.       Нацухико не чувствовался живым или мертвым, от него веяло чем-то неприятным. Словно он доппельгангер самого себя, живой парень, но неуловимо отличающийся от остальных.       Сакура чувствовалась выжженым пеплом чего-то великого. Она действительно когда-то была Седьмой, держала академию в ежовых рукавицах и умела обращаться с властью. Строгая, бескомпромиссная, четко убежденная в своей правоте и ни о чем не сожалеющая — вот какой она мне представлялась в прошлом. Сейчас ей... Просто ничего не хотелось. Все это заменила усталость, отсутствие цели в ее долгой жизни. Она потеряла ориентир и не смогла его отыскать заново.              Внезапно, перед глазами потемнело. Я резко закашлялась. Меня согнуло пополам, а на глаза навернулись слезы. Я прикрыла рот руками, силясь устоять на ногах, но меня покосило в сторону так, что я облокотилась о стену. Голова кружилась, все вокруг расплывалось, меня охватила дрожь.       Я услышала обеспокоенные голоса, но все они звучали словно сквозь вату. Припадок длился не более нескольких мгновений, ко мне только успели подбежать Сакура и Аой, однако для меня эти ничтожные секунды длились невыносимо долго.       Взглянув на свои руки, я ощутила укол страха. На них была кровь. Я буквально закашлялась кровью. Возможно, мне осталось не так долго, как я себе представляла. И кто знает, эффект это всех тех лекарств, которые я принимаю, или сказывается близость к Дальнему берегу.       — У тебя так было? — спросила я, покосившись на Сакуру, на что девушка покачала головой.       — Я не была так близко к Дальнему берегу, — на мгновение отвела взгляд она. Я выпрямилась, вновь сделав бесстрастное выражение лица и расправив плечи. Я должна идти. Обязана. Чего бы мне это ни стоило.       — Тогда, это оправданные жертвы, — холодным голосом сделала вывод я, строго глянув на своих тайн. — Вы уже знаете, какая легенда у вас будет?       — Я подкорректирую слухи о Хранителях, — кивнул Аой, приобретя большую серьезность, чем мгновение назад.       — Полуночные стеллажи в изменениях не нуждаются, — хмыкнул Нацухико. — Госпожа, в принципе, тоже, — глянул он на Нанаминэ.       — Я не умею играть на флейте, — меланхолично ответила Сакура. — Но заменить ее на колокольчик недолго, — пожала плечами. Ей было абсолютно все равно, как менять слухи. В худшую сторону, в лучшую. Теперь я действительно верила, что она хочет лишь покоя. Возможно, мне бы он тоже помог. Иногда я все еще думаю о смерти. Не могу не думать.       — Хорошо, тогда можете быть свободны. Остальные тайны, если не определились, скажут, что думают, позже, — я отпустила всех троих, решив, что нет смысла держать их здесь дольше положенного. Я перевела взгляд на Ясиро, до этого момента молчавшую.       — Почему ты ни разу не навестила меня? — спросила она надломленным голосом, посмотрев на меня блестящими от слез глазами. Ее не смутило присутствие Аой и Каоши. — Хотя бы один раз... Ты призвала меня лишь тогда, когда я тебе понадобилась, — мрачно закончила девушка, сводя брови к переносице.       — Я не была в состоянии навестить тебя, — обезличено ответила я, будто это меня не касалось. — Прости. О твоей смерти я узнала постфактум.       — Да даже когда ты меня призвала, первое, что ты сделала, это предложила встречу с Коу-куном! Ничего не спросила о том, как мне было, как я себя чувствовала, даже не извинилась, что отсутствовала. Словно тебя никогда не было в моей жизни! — ее губы скривились в горькой гримасе.       От ее слов что-то в моей голове переклинило.       — Меня действительно не было в твоей жизни, — я подошла ближе, склонившись над самым ухом девушки. Я была лишь слегка ниже Тэру, но достаточно выше Нэнэ, так что затруднений это не вызвало, — Ацуко Ивасаки умерла. Мы не подруги и не приятельницы. Я — труп, желающий исполнить свою последнюю волю. Ты, представь себе, то же самое. Видишь, как мы похожи? Но мы не знакомы. Смирись с тем, что и ты не Нэнэ Ясиро. Больше нет. И жизни в своих глазах ты больше никогда не увидишь, — жестким тихим тоном вещала я, схватив ее за запястье. Я чувствовала эту дрожь ее бесплотного тела. Мне она нравилась. Я чувствовала хоть какое-то удовлетворение, ощущая ее боль.       Но эмоции, через эту непонятную связь с тайнами, я тоже не могла не заметить. Захотелось разодрать ей грудную клетку, вырвать сердце, пока она будет захлебываться в крови и посмотреть, что я буду чувствовать при этом.       От меня ничего не осталось. Лишь сгусток жестокости и сожалений. Я так долго пыталась выжечь из себя все эмоции, чтобы мне стало хоть чуточку легче. А по факту, я потеряла свою человечность. И ее уже не вернешь.       Мой мозг не работает так, как раньше. Возможно, наступит день, когда я буду считать, что будет забавно погрузить мир в ад. Возможно, этот день уже наступил.       Стоявшие рядом Каоши и Аой не слышали моих слов, но напряглись. Аканэ попыталась остановить подругу и поговорить с ней, но Нэнэ отпрянула.       — Не стоит, все хорошо, — вяло улыбнулась Ясиро, подняв ладони. — Я хочу увидеть одного человека, так что я пойду. Может быть, мне удастся это сделать в ближайшее время.       Неприятно заскребло на душе, но я не обратила на это внимания. Плевать. Мне плевать. Я говорю, что мне плевать!       "Ты ужасна".       Пусть так.       — Третья, то же самое, что и у остальных. Подумай над своей легендой, все передашь Сакуре, она займется слухами. Если будут какие-то вопросы обратить к ней, Аою или к Нацухико, они все объяснят.              — Вы же были подругами. Нельзя так, — покачала головой Аканэ. Осуждала меня, ясное дело, но мне все равно.       — Так будет лучше для нас обеих, — бескомпромиссно возразила я.       — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.       В конце концов она тоже ушла. Мы с Саругаки остались вдвоем. Он смотрел на меня, я на него. И молчали. Нам будто бы нечего было сказать друг другу, хотя, на самом деле, сказать нужно было слишком многое.       — Уверена, что получится? — саркастично задал вопрос Каоши, скрестив руки на груди.              — Мне казалось, ты меня задушишь на месте, — хмыкнула я. — Все еще хочешь пойти за мной?       — Нам удивительно в одну сторону, — фыркнул парень, поведя плечами. — Я тебя самолично убью, когда все закончится.       — Да? Буду рада, — губы растянулись в подобии слабой, кривой улыбки. — Хотя, если у меня все получится, Цукаса не даст тебе ко мне приблизиться. А если нет... Мне будет не до тебя.       — Заткнись, — раздражение промелькнуло в голосе Саругаки. — Терпеть тебя не могу.       — Твое мнение меня не интересует. Ты должен подчиняться, в ином случае я предприму меры. В этом мире не выжить без давления. В последнее время я думаю об этом слишком часто. Я ничего не могла, пока не стала действовать, отрицая любую человечность. Что думаешь об этом? — внезапно даже для себя поинтересовалась я.       — Не ищи во мне психолога, чертова психопатка, — ядовито парировал Каоши, не сводя с меня презрительного взгляда. — Это у тебя крыша едет набекрень.

***

      Следующее утро. Мне противно смотреть в зеркало. Ведь я не вижу в нем ничего от себя. Лишь жалкая тень: белое никчемное полотно. Излишне бледная кожа, обескровленные губы, темные, ничего не выражающие глаза, и вьющиеся белые, поседевшие волосы.       Иногда мне страшно смотреть на себя. Это не я. Мертвецкая решимость, готовность идти по головам, наплевательское отношение к собственной жизни — это все никогда не было про меня. Я просто доживаю свою жизнь, пытаясь выжать из нее непойми что, иду к цели только потому, что иначе меня переломит пополам.       Внутренне я уже сломалась. Каждую мою косточку пропустили через мясорубку несколько раз, чтобы осталась лишь труха, пыль. Смысл жизни пропал, оставив лишь горечь и непонятные надежды. Иногда... Иногда хочется взять, и исчезнуть. Уничтожить все, что напоминало бы обо мне, разрушить весь этот мир, стерев любой след моей жизни.       Убийство призраков в грани. Губы расплываются в совершенно безумном выражении. Стонущие души, молятся о спасении, чтобы навсегда умереть. Они кричат, извиваются, но ничего не могут сделать. Теперь я могу их пытать. Могу медленно наслаждаться их смертью и воплями. Некоторые экзорцисты из других кланов, сведения о некоторых техниках которых есть в библиотеке Минамото, придумали изощренные способы мучить мертвецов. На своем пике приказы когда-то получили бешенную популярность, пока экзорцисты не начали сходить с ума и массово вымирать.       В тот период у них появился пунктик на мучение души. Последний вопль души, ее осколки, врезающиеся в суть экзорциста, способствует образованию ядра, что приближает к смерти. Но люди научились использовать последнюю атаку призраков как наркотик. Экзорцисты, живущие приказами, уже не являются людьми. Если ты предрасположен к использованию этой техники — твоя судьба предрешена. Раз начнешь — уже не остановишься. То чувство восторга, какое я испытала, убив призрака однажды, не передать никакими словами.       Трясет в экстазе, заставляя желать лишь большего. Издевательств. Мучений. Страха в их глазах и невыносимой агонии. Ни о каких пощаде и милосердной смерти и речи идти не может, когда на кону такие эмоции.       — Умрите! Умрите! Умрите! — безумный хохот сотрясал грань. Убивать было так просто, невыносимо просто. Даже мучения становились не такими интересными, ведь жертвы не имели ни шанса к сопротивлению. Иногда даже не пытались. Было так приятно доводить их до накала эмоций, видеть все то, что мучило меня саму в ком-то другом. Слышать власть в их дохлых хрипах.       В тот вечер меня встречали.       — Хочешь вместе поужинать? — нерешительно спросил Коу, подняв на меня глаза. Меня пошатнуло. Было совершенно не до него.       Я ничтожество. Убейте меня. Что я вообще творю?       "Ты ничего не достигнешь! Думаешь, что действительно сможешь что-то изменить? У тебя никогда не получалось. Ты никогда не могла ничего изменить. Сама разрушила собственную жизнь. Может, тебе стоит прекратить свои мучения? Все это бесполезно!"       Это был даже не Шиньен. Мои собственные мысли. Я слышала их постоянно. Не видела смысла своих действий. И когда на меня накатывала усталость, после всех этих убийств, тренировок или чего-либо еще, я не могла заткнуть собственный голос в своей голове.       "А ты уверена, что тот Цукаса, которого ты встретишь, будет им? Дальний берег меняет любого. Он может забыть тебя. Ты опоздаешь. Что тогда делать будешь? Уверена, что стоит пытаться?"       — Послушай, тебе надо прийти в себя, — он взял меня за плечи, пытаясь взбодрить, но я грубо оттолкнула его, с ужасом глядя в голубые глаза. Мне мерещился янтарь. До боли знакомый янтарь. Улыбка на его губах. Что, если он меня не узнает? Что, если я продолжу свое жалкое существование в одиночестве? Способна ли я хоть на что-то? Поможет ли мне моя бесчувственность или все зря? Как я могу быть уверена? Может, все действительно предопределено?       Меня затрясло. Я зажмурилась, пытаясь выровнять дыхание. Я здесь. Жива. Ничего еще не случилось.       — Я не голодна.       Я закрылась в своей комнате, даже не посмотрев в сторону расстроившегося парня. У меня вновь появились наушники. Как когда-то давно... Большие, мощные. В голове стало слишком много мыслей. Настолько, что кажется, мой мозг сейчас взорвется. Громкая музыка заглушала их вой. Рок и металл позволяли убежать от проблем. Я всегда от них бежала.       И сейчас я нисколько не изменилась.       Мои таблетки скоро закончатся, придется купить новые. Возможно, эти мне вовсе не помогают, надо найти что-то посильнее, но самой вряд ли удастся...       Бессмысленным взглядом я смотрела на меню перед собой. Тэру вместе с Коу вытащили меня на ужин в кафе через несколько дней, дабы немного понизить градус напряжения.       — Ацуко-чан, может, что-нибудь хочешь? — с улыбкой на лице поинтересовался старший Минамото, подперев голову рукой. Я еще раз посмотрела на список предложенных вариантов, но строчки расплывались перед моими глазами.       — Я не голодна, — тихо сказала я. Как я тут вообще оказалась? Совсем не помню этого момента. Должно быть, мне было так плохо, что я не заметила, как машинально согласилась на все предложения. — Правда, я только испорчу вечер. Мне нужно тренироваться...       Вид у меня явно изможденный. Я уже очень давно не придаю своей внешности значения: мятая форма, частенько грязные волосы... Лишь когда есть силы, я одеваюсь как положено, понимая, что мне необходимо поддерживать авторитет. Теперь, когда я Седьмая тайна, нужно задумываться о таких мелочах.       Но сейчас не хотелось думать вообще ни о чем.       — Кстати, я пригласил еще и Аой-куна, ты не против? — продолжил попытки завести беседу Минамото. Я вздрогнула. На мгновение мне показалось, что Тэру знает о том, что я сформировала новых тайн, хотя даже слухи еще не были разнесены. Но эта идея затерялась где-то в потемках разума. Такого просто не может быть. Стоит успокоиться.       Едва начавшаяся дрожь, под давлением собственных пальцев, приостановилась. Это стоило мне большого усилия над собой.       — Мне кажется, нам всем нужно серьезно поговорить, — мрачно заметил Коу. До этого времени он не решался завести разговор, но, судя по всему, понял, что мы так и не сделаем нужных шагов. Тэру заходил слишком издалека, пытаясь сделать вид, что все хорошо. А я и вовсе отказывалась коммуницировать.       — Каждый должен поделиться своими мыслями. Мы семья, а потому не должны иметь друг от друга секретов, — делился своими излишне правильными мыслями парень. Как же глупо. Чертов идеалист.       — Хорошо, — мрачно отозвалась я, удивительно вернувшись в эту реальность. — Тэру лишил меня важнейшего существа в моей жизни, перебил кучу мертвого народа и разрушил мою жизнь до основания.       — Но посмотри на ситуацию с его стороны! Как он должен был поступить? — допытывался Коу, еле сдерживаясь от того, чтобы на этом же моменте не заглохнуть. Такие вещи слишком тяжелы для обсуждения. Тем более, когда дело касается такого заядлого идеалиста.       — Он не должен был вообще лезть в мою жизнь, — гневно прошипела я, сверля старшего из братьев яростным взглядом. В его глазах появился ответный холод.       — То есть я должен был просто смотреть, как ты умираешь? — едко парировал Тэру, в тоне которого сквозила желчь.       — Ты все решил за меня! — еле сдерживаясь от того, чтобы не заорать на все кафе, возмутилась я.       — Кое-кто делал то же самое! — сдавленно воскликнул он. — Не ты ли пыталась всех спасти, создавая ту картинку, которая нравится лично тебе? Ты лгала, манипулировала мнением дорогих тебе людей, руководствуясь собственными убеждениями о благе и счастливой жизни, которой была лишена!       — И ты делаешь то же самое! — я вперила в него пронзительный взгляд. Тэру помрачнел и замолк.       — И я, уж поверь, понимаю это. А это значит, что ты не в праве меня судить. У всех своя справедливость и сделанного не вернуть.       — Ты сломал мне жизнь, — мой голос, ранее переполненный ярости, дрогнул. Остатки чего-то в моей душе треснули и рассыпались. — Все испортил... Твоя забота обо мне — сплошное лицемерие. Ты думал, что спасаешь меня? А ты был в моей шкуре? Видел, как оно происходило? Чувствовал, как внутренности выворачивает наизнанку? Из тебя когда-нибудь изгоняли духа?       Вопрос дамокловым мечом повис в воздухе.       — Ты знаешь, насколько это невыносимо? — на моем лице отразилась гримаса боли. — А я прошла через это дважды. Я просто хотела счастливой жизни. Но реальность редко преподносит нам то, чего мы хотим. Я не хотела великой славы, не мечтала о миллионах и купании в золоте. Я хотела хотя бы одного близкого человека и щепотку спокойствия...       Внутри меня разверзлась огромная дыра. Я чувствовала, что все, что попадет в нее — сгорит, как в топке.       — Я устала бороться.       — Я обнулил контракт кейаку, — ровным голосом через некоторое время отозвался Тэру. — Призраки слишком тесно вошли в этот мир, принося лишь боль. Любые призраки. Поэтому я должен был от них избавиться. Так будет лучше.       И на этом моменте меня переклинило. Переключило, словно по щелчку рубильника.       — Кому лучше? Тебе? Экзорцисту, у которого не было ни единого близкого духа? Думаешь, Коу бы не отдал все за то, чтобы встретиться с Нэнэ, даже если она изменилась и стала нечистью?       Младший из братьев пристыженно отвел взгляд. Его голубые глаза резко потускнели. Но я не чувствовала вины за сказанное. Я была права. Чертовски права! Слепые глупцы! Вы ничего в этой жизни не понимаете! Вы не были там, где я, не видели того, что видела я! Вы совершенно...       Мысль я так и не успела закончить, потому как меня прервал сдержанный голос президента.       — Ты хотела обычной жизни. Мы можем все забыть. Оставить в прошлом, — произнес Тэру, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание. — Я поговорю с отцом. Тебе не придется быть экзорцистом. Мы сможем ходить в кафе, как настоящая семья. Гулять, учиться и жить. Тебе не придется рано умереть. Черная полоса твоей жизни закончена. Все зависит лишь от тебя.       Он смотрел на меня серьезно. Я знала, что наш скандал — не шутки. Прекрасно понимала, что сейчас происходит нечто очень важное. Но у меня резко закончились силы. Мне так надоело пояснять, что они не правы и что все эти идеалистичные картинки — паззл, который невозможно собрать, как бы не пытался. Что разбитое стекло не склеить, мелкие кусочки все равно не подберешь. Ты просто оцарапаешь руки.       — Было бы хорошо, будь все так просто... — пустым голосом наконец ответила я. — Вот только я не вижу этого красивого будущего, веришь? Я не вижу смысла в гуляниях, других людях и семье.       Я даже удивилась, что позволила себе такое откровение. Мне казалось, я больше никогда не буду на них способна. Но люди, твари, слишком живучие. И несмотря на свою боль что-то от моей сущности все еще шевелится. И я презираю себя за эту часть. Она должна сдохнуть в муках. Иначе я себя никогда не прощу за то, что делаю.       А хочу ли я прощения?       — Мы для тебя так много делаем, а ты говоришь, что не нуждаешься в семье? — оскорбленно и шокированно спросил Минамото, словно не верил собственным ушам. Я ходила по грани. Мне стало от себя так мерзко, будто я была облеплена чем-то грязным. И эта грязь въелась в меня, пустила свои корни так глубоко, что их уже не достать.       Я ненавидела себя за слабость, но в то же время не могла простить за равнодушие. Я хотела вернуть Цукасу, но совсем не верила в свои силы. Я хотела все уничтожить, и все-таки сейчас я пошла на своего рода откровения, которые так и не были приняты. И мне стало так больно от собственных противоречий, что из глубины той пропасти внутри, поднялось нечто страшное. Гораздо более тяжелое и безумное, чем те гнев и желание насилия. Мне искренне захотелось убить себя. Не избавиться от мучений, не найти покоя, а именно убить. Измучить и истязать так, как я бы издевалась над самым злейшим врагом, припоминая все обиды.       Я ненавидела все, что связано с моей личностью. Я прогнила. Ни одно из моих решений не было верным. Я умею лишь портить и убивать, намеренно или нет.       — Не нуждаюсь, — бросила я, чувствуя сильнейшую боль, хотя болеть внутри было нечему. Все истерзано и перерезано. И кровоточит. Я не смотрела в глаза Тэру. Почему-то я не могла этого сделать. Меня приковало к месту, а в теле поселилась паника. Я совершала ошибку. Я чувствовала, что то, что я делаю сейчас — неправильно.       Я вылетела из кафе, игнорируя удивленные взгляды редких посетителей, которые и так иногда косились в нашу сторону, из-за тональности нашей беседы.       Идя по темным улочкам, не разбирая дороги, я словила себя на ощущении, что меня никто в этом мире не понимает. Они просто не способны понять.       Я одна. Всегда была одна. Ничего не поменялось.       Моя жизнь мне не принадлежит. Мне ничего не принадлежит. Вообще, принадлежность — очень размытое понятие. Договор, которому все почему-то следуют. Кто сказал, что границы стран действительно такие, какие они сейчас есть? Кто сказал, что вещи на мне стопроцентно мои? Кто сказал, что человек имеет собственное сознание? Это все какой-то бред.       Все можно отобрать. Этот мир не имеет определенности. Люди склонны систематизировать свои познания об окружающем мире, но правда в том, что они сужают окружающую действительность до вещей, которые им понятны. А как все на самом деле? Может ли быть, что Дальний берег и есть — настоящая форма этого мира? А Ближний всего лишь весьма сомнительная проекция или разбитое, кривое зеркало?       На душе даже паршивее обычного. Вокруг лишь беспросветно серый мир. Теперь я действительно чувствовала себя одинокой. Всегда может быть хуже. Зачем я все это делаю? Для чего? У меня не оставалось сил даже для свершения собственных планов. Для возвращения Цукасы. Для управления тайнами.       Даже умирать не хотелось. Хотелось просто исчезнуть. Навсегда.       Я дошла до какого-то парка, легла на траву у дорожки, глядя на яркие звезды. Такие бессмысленные, а кто-то их все равно изучает. Почему-то казалось, что вырывание из моей души призрака и сегодняшний скандал имеют совершенно разные оттенки боли. Сложно сказать, что из этого хуже повлияло на мою жизнь, но... Все это было чертовски неприятно. Как мне теперь забыться? Смогу ли я? Минамото действительно поддерживали во мне жизнь, пусть я и не хотела обращать на это внимание.       А что теперь?       Этот вопрос стоял перед моими глазами, всплывал в голове, а я так и не могла найти на него ответа. Я не смогу встать с этого места, даже если прямо сейчас на меня упадет метеорит или меня попытаются убить. И уж тем более меня не волновал комендантский час. Прошли часы, а казалось, что годы. Никаких мыслей, кроме сожалений, не было.       — Почему я не удивлен, увидев тебя здесь? — поначалу я даже не обратила внимания на этот флегматичный голос. — Ацуко, к тебе обращаюсь.       Воспаленный мозг все-таки распознал владельца голоса. Это был Аканэ. Но отвечать ему не хотелось. Губы слиплись, и я сомневалась, что они когда-нибудь разомкнутся.       — Выглядишь ужасно даже в темноте, — зачем-то продолжал монолог Аой, хотя видел, что я не настроена на беседу. — Когда я пришел, тебя уже не было. Я знаю, что вы поругались.       Он выдержал паузу, словно ждал, что я что-то скажу. Так прошло несколько минут, прежде чем парень выдохнул и сел рядом со мной на траву, поджав ноги к груди.       — Тэру и Коу искренне хотят тебе помочь. Они делают все, что могут. А иногда правильного решения нет.       Молчание.       — Ты ведь не хочешь оставаться одна, — услышав это, я еле заметно вздрогнула. Но Аканэ заметил, раз тему продолжил, — Ты не хочешь признавать, но тебе они нужны. Тебе в упор не хочется видеть, что ты не одна. Неужели ты хочешь, чтобы все так и продолжилось? Чтобы вы делали вид, будто чужие друг другу люди? Тебе не хватило страданий? Ты правда хочешь закончить свою жизнь так?       — Они... может быть мне не хотелось этого говорить, — сдавленно промямлила я, расцепив губы, будто отодрав их друг от друга.       — Значит, ты все-таки в чем-то неправа? — Аой пытался говорить мягко. Пытался меня поддержать. И мне было так страшно принимать руку помощи, которую он мне протягивал. Мне казалось, словно она тотчас порвется, словно тонкая веревочка.       — Неправа... Я сильно ошибалась, я знала это сразу... — сквозь слезы проскулила я. — Так ошибалась...       Я закрыла лицо ладонями, чувствуя себя униженной и растоптанной. Признание собственных ошибок дается сложнее всего. Мои плечи подрагивали от несдерживаемых рыданий. Я совсем запуталась в себе.       — Расскажи, о чем ты думаешь, — предложил парень. И я, замявшись, все-таки сказала:       — Мой путь в один конец. Даже если все получится, неуверена, что все закончится хорошо... Но когда я сказала те слова им, я почувствовала, что даже отчаяние и ненависть не дают мне сил. Зачем я существую? Я здесь чужая. Я ничего не хочу. Для чего вообще был тот разговор? Я не хотела в кафе.       Мои мысли путались, я не могла дать внятного ответа, но даже такой Аоя удовлетворил. Как же люди могут быть терпеливы по отношению ко мне, это так непривычно. Даже дико.       Почему я ничего не могу сделать правильно?       — Еще не поздно все исправить.       Эти слова вновь выбили меня из колеи. Почему я стала столь податливой к чужому мнению? Я всегда была такой. Но в последнее время я была черствой. Значит ли это, что я стала немного человечнее? Но это невозможно.       Внутренняя боль резко отозвалась новой вспышкой. Она хотела захватить меня целиком, заставить утонуть в ужасе, познать отчаяние, какого я никогда не испытывала, даже живя в собственном кошмаре.       — Нет, поздно! Меня не примут, это был окончательный ответ! — в панике воскликнула я, резко сев и схватившись за голову. Ее словно разрывало изнутри. — Мне остается жить в пустой, холодной квартире, обитателей которой уже нет в живых. Тонуть во мраке, пока я окончательно не исчезну! — я начала раскачиваться взад-вперед, словно бы это могло помочь мне успокоиться. — Я боюсь... Мне так страшно. Ты не можешь представить себе этот ужас. А теперь все кончено. Я сама делаю свою жизнь хуже. Я не смогу их вернуть.       — Сможешь, — уверенно произнес парень. — Я тебе помогу.       — Что? — я не верила ни единому его слову. Это казалось бредом. Так не может быть.       Я совершила непоправимую ошибку. Поставила точку. Знала это с самого начала. Я осознанно хотела заставить себя мучиться, погрузиться на самое дно, захлебнуться в собственных рыданиях. Я хотела отомстить самой себе за собственное существование.       Но сейчас мне было так больно, что хотелось убежать от этого чувства. Я совершенно перестала понимать себя.       — Почему бы просто не попытаться?       Бред. Бред-бред-бред. Это не может быть правдой! Где мой трезвый рассудок? Почему я не могу нормально думать? У меня всегда получалось, так что сейчас изменилось? Почему я не могу найти выхода из ситуации?       Аканэ говорил что-то еще. Многое я не слышала. Сознание выцепляло из его речи какие-то отдельные фразы, гулом отражавшиеся от стенок воспаленной черепной коробки. Я перестала понимать себя. Возможно, это был лишь временный эффект, но дальше так быть не могло.       Я не заметила того момента, когда встала, опираясь на мной же нареченную Первую тайну так, будто я была раненой на ноги. Не поняла, как мы прошли прошли множество улиц, под какие-то малозначащие комментарии парня. Не осознала в полной мере мига, когда я оказалась напротив двери дома Минамото.       Недолго думая, Аканэ уверенно постучался, заставив меня осоловело перевести взгляд на него. Такое простое движение вымывало последнюю гордость из меня. А таковая еще осталась где-то внутри. Противно. Неужели я действительно... Извинюсь? И меня простят? Меня? После того, как я поставила все точки над "i", так и еще кто-то вроде Тэру? Это что-то из разряда фантастики.       Но мне хотелось попробовать. Я самолично переломила себе хребет, но я же пытаюсь вправить его на место. Совсем неопределенная.       Послышался шум шагов и очень скоро дверь открылась. Тэру не спал, судя по его домашним, но не пижамным вещам. А ведь время было уже позднее. Обычно он спит в это время.       Взгляд его выражал удивление. Это был единственный миг, когда я на него смотрела. Мне не хотелось видеть его реакцию, так что я отвела взгляд. Рот беззвучно открылся, а потом точно также закрылся. Ничего не изменилось. Нужно что-то делать... Исправить, например? Неужели хоть что-то в моей жизни поддается исправлению? Обычно это дорога в тупик.       И все-таки, пока меня не грызет внутренний голос...       — Я... — сейчас я выглядела не лучше побитой дворняжки. По щекам потекли слезы. Слова давались мне невыносимо тяжело. — Прости меня. Я была... неправа. И очень сильно ошиблась. Я очень ценю все, что вы для меня делали, но принять это слишком сложно. Я не справляюсь со своей жизнью, все это слишком тяжело, я чувствую, что не справляюсь и все больше погружаюсь в собственную тьму, — я постоянно запиналась, а мой голос дрожал. Я молилась на то, чтобы моя речь была хоть немного складной и хотя бы понятной. — Меня пытали, мучили, заставляли ломаться и я точно не буду такой, как раньше. Призраки исказили мою жизнь, заставив всю мою сущность крутиться вокруг них. Я никогда не смогу быть прежней Ацуко. Прости, но я не приму твое предложение забыть о произошедшем. Не потому что не хочу. А потому что не могу. Но я не хочу, чтобы вы меня бросили. Если ты меня не простишь, то просто убей меня, потому что никого дорогого в этом мире для меня не осталось.       И снова повисла тишина. Я бы ее возненавидела, если бы имела силы на такое сильное чувство. Сейчас все зависело от ответа Минамото. С Коу было бы договориться проще, если бы я захотела, но даже ему сказанное мной — было плевком в лицо. Я бы, наверное, не простила, если бы меня так больно отшили. Но Тэру — совершенно другой случай. Он гораздо более взрослый. Президент прохавал эту жизнь, хоть и не в той степени и ситуациях, как я. Многие с ним черты у нас общие. Можно сказать, что если он меня не простит — я и подавно себя не прощу.       Воздух казался ядом, который я вдыхала из раза в раз, травя саму себя. А когда он раскрыл рот, сердце замерло в моей груди.       — Ты член моей семьи, — сказал Тэру нечитаемым тоном. Он замялся, будто бы подбирал слова. Я нерешительно подняла на него глаза, но не увидела презрения. Лишь редкое сомнение и печаль. — Я уже давно принял тебя и не смогу отказаться, также, как и от Коу. Если тебя это порадует... Я переживал за тебя. И даже после того, как ты от нас отказалась.       — Ты меня простишь? — неверящим тоном уточнила я. Это не могло оказаться правдой. Так просто? Он действительно меня не бросит?       Краем глаза я заметила, что Аканэ за моей спиной уже не стоит. Он удалился, оставив нас самих решать свои проблемы.       — Как я могу бросить тебя, когда ты в таком состоянии?       И внезапно я почувствовала облегчение. Такое несвойственное мне, еле мелькающее на переферии сознания. Оно было таким чуждым, что я его даже испугалась.       Я не смогла улыбнуться, но гора буквально свалилась с моих плеч.       — А теперь, тебе стоит выспаться.