Связь

Гаснет свет — Ты уносишься в теченье Боли нет — Растворяешься в забвенье Погребён — Ты без слёз, без слов прощенья Ты лишь сон — Огненных цветов

      — Именно Хранители Часов пустили меня в этот мир, — пожала плечами я, улыбнувшись. — Очень скоро вы поймете, что произошедшее здесь — всецело ваша вина. Как я уже сказала ранее.       — Мы не допустим одной и той же ошибки дважды, — поджав губы, констатировал Како. — На данный момент нам придется отправиться вслед за Цукасой Юги. Время отмотается к началу фестиваля. Все виновные должны быть наказаны.       Он пробежался глазами по присутствующим.       — Цукаса Юги признается виновным и должен быть стерт. Аманэ Юги повторит его судьбу. Танака-Минамото Ацуко... тоже понесет наказание. Низший из Хранителей не может остаться, так что кто-то должен его заменить, разрешить ситуацию, а также наказать оставшихся виновников, — взгляд Первого остановился на Тэру, которого верно стерег Каоши до сего момента. Теперь же, он собирался тихо уйти, как будто его тут и не было. — Тэру Минамото, могу я рассчитывать на ваши благоразумие и ответственность?       — Конечно, — кивнул парень, глядя на них. — Лишь бы у меня были свободны руки...       Стук. Колодки исчезли с его рук.       — Мне несвойственно верить людям, склонным к манипуляциям и обману, — недоверчиво произнес Како. — Однако если Хранители Часов прямо сейчас не разыщут призрака, чтобы привлечь его к ответственности, то он может затеряться навсегда, — старик был очень зол и не менее недоволен, чем раньше. — Мы вернемся. И если посчитаем, что наказание было недостаточным, то вы станете первым, кто понесет за это ответственность.       — Как скажете, — улыбнулся Минамото своей дежурной улыбочкой. Его явно подбешивало командирское поведение нечисти по отношению к нему, однако он понимал, что сейчас не время возражать.       Хранители что-то дали президенту, сказав, что этот предмет поможет выбраться из грани и сразу же перенесет в мир людей, где время потечет так, будто Большие часы и не останавливались вовсе. Как только они прошли куда-то вглубь грани, перенеся нас на более устойчивую поверхность, нежели чаши весов, я заметила подбежавшую к нам Аой.       — Как там Аканэ-кун? — тут же взволнованно прощебетала она. На девушке, что примечательно, не было ни царапинки. Цучигомори действительно пацифист. Удивительно, что ему удалось шантажировать Аканэ. Возможно, сыграла и напряженность ситуации.       Я тут же оглянулась в поисках Пятого. Меня накрыл страх. Встав на ноги, я быстро нашла учителя и ринулась в его сторону. Он стоял ко мне вполоборота, засунув руки в карманы и задумчиво смотрел куда-то в пустоту.       — Цучигомори-сан! — крикнула я, окликая призрака. Он обернулся и я заметила, как по его лицу расползаются трещины, похожие на сеточку разбившегося стекла или фарфора.       Я в ужасе замерла перед ним, осознав, что преподаватель ничуть не преувеличивал, когда говорил, что ему нельзя вмешиваться и изменять будущее. Пятый должен быть зрителем, который не имеет права вмешаться по собственной воле. Такова цена дарованных ему знаний.       Перед глазами невольно мелькали воспоминания нашей первой встречи.       "— Предлагаешь мне все забыть? — флегматично поинтересовался Цучигомори, прекрасно осознавая, что более подробного ответа на мой вопрос у него не будет. — Кто знает, насколько я буду увлечен твоей историей в таком случае. Видишь ли, я пришел к ней при определенных обстоятельствах. В этот момент я пообещал себе, что как только придет момент, я ни за что не вмешаюсь.       — Но вы вмешались, верно? — грустно улыбнулась я, понимая, что даже тут умудрилась все испортить. Пятый отложил курительную трубку и задумчивым взглядом уставился на меня.       — Пока нет."       — Вам нельзя было приходить сюда, — выдержав паузу, с печалью в голосе констатировала я.       — Тебя бы убили. Много кого убили бы, — неопределенно ответил учитель. — Будь у меня с собой трубка, я бы закурил.       В голове роилось столько мыслей, но я совершенно не понимала, что сказать. Этого я ожидала меньше всего. Я всегда верила в благоразумие Пятого, верила в его прагматичность и умение вовремя остановиться. Вот только, когда настал момент, он все же вмешался, хотя не собирался этого делать.       — Неужели вы хотите сказать, что все это было ради меня? — осипшим голосом спросила я. Руки я сцепила между собой, словно это бы мне помогло. В моем понимании Цучигомори всегда был в стороне. От этих кошмаров. От ужасов моей жизни. От всего. Его не должно было задеть... Меня пробрало на эмоции. — Это смешно! Мы бы выбрались! В прямом противостоянии мы с Цукасой...       Часть мозга продолжала отрицать реальность, в которую совсем недавно я окунула Нэнэ с головой, даже не задумываясь о последствиях. В тот момент мне казалось, что единственным верным путем будет смотреть на мир реалистично сквозь призму рациональности. Но сейчас мне просто не хотелось понимать, что происходит. Не хотелось задумываться о той реальности, в которой мне придется утонуть.       — В прямом противостоянии вы проиграли, — поджал губы Цучигомори. — Именно благодаря мне Аканэ Аой освободил тебя, а мнение Юги не было выслушано до конца. Он бы взял вину на себя и исчез. Сам со всеми Хранителями на их территории, каким бы сильным призрак не был, он бы не справился. В любом случае, это не только из-за тебя.       Я пыталась собрать себя в кучу, но у меня ничего не выходило. Меня трясло. Я даже не понимала своих эмоций.       Почему каждый раз, когда я думаю, что у меня нечего забрать, судьба вновь и вновь разубеждает меня в этом? Словно на мою долю не выпало и так множество страданий. Этот мир меня буквально душит моими собственными слезами, должно быть, удивляясь, как я еще не захлебнулась. Но ради чего все это? Зачем? За какие грехи? Что я в этой жизни такого сделала, чтобы мне пришлось проходить через это?       Глупо. Глупо считать, что нужна какая-то причина для этого. Лучшие из нас умирают, худшие — остаются. Должно быть, мне стоит стать поистине ужасающим человеком, если я хочу выжить в этом мире.       — Я не был хорошим, — прервал ход моих мыслей Цучигомори с тоской глядя на меня. — Каким бы пацифистом я себя не выставлял, за моей душой достаточно грехов, странных желаний и не менее странных решений. Излишний альтруизм никогда и никому не помогал. Единственное, в чем я себе убеждаю каждый день, что смерть тех детей не должна быть мне безразлична. Я должен чувствовать. Должен понимать живых, не отдаляясь от них. По сей день я старался себя убедить, что мне было неприятно и тяжело наблюдать, как их судьбы рушатся одна за другой, что я был беспомощен, а не равнодушен. Аманэ Юги во всех смыслах стал моей провальной попыткой искупления. За все то, что я не сделал, когда он был жив. За все то, на что я закрыл глаза после того, как он стал тайной. Я никогда по-настоящему не встану против него. Он лучше своих предшественников. Однако, даже зная будущее, которое он умудрился однажды изменить, я не смог сделать хоть немного более благоприятным к нему. Признавая его новым главой тайн, я читал твою книгу. Именно она мне позволила понять, насколько люди отличаются от нечисти и насколько просто эту грань перейти.       — Вы стали тайной до того, как он стал Седьмым, — пробормотала я, словно не осознавая происходящее. Мне почему-то казалось, что Пятый не мог сейчас умирать. Что как только мы поговорим все вновь встанет на свои места. Как бы мне плохо не было, я все равно смогу прийти в его библиотеку и излить душу. А он, покуривая ненавистную мне трубку, выслушает и скажет что-нибудь незначительное, к чему я обязательно не прислушаюсь. Но так не будет. А потому я задала вопрос. Когда его пальцы уже рассыпались, а сеточка трещин покрыла все тело, я все-таки спросила: — Ради чего вы задержались в этом мире? Почему стали Пятой тайной?       — Банальность, — он горько улыбнулся, пожав плечами. — Я жадный до знаний паук. И больше всего на свете мне хотелось дожить до конца этого мира. Мне очень хотелось узнать... каким он будет.       Тогда он исчез. По-настоящему исчез. От него не осталось даже пепла, как если бы он сгорел.       Цучигомори стерли. Он нарушил предписанный ему закон и поплатился. Но, в сущности, не сделал ничего плохого. Только вот, правилам плевать, благое ли ты сделал дело или совершил жутчайший грех. Нарушитель всегда должен быть наказан.       Так есть ли вообще смысл идти по праведному пути? Тебя в любом случае будут ненавидеть, ты никогда не будешь прав, вырывая у судьбы право жить так, как тебе хочется. Как только ты перестаешь быть частью системы — тебя убирают. Ты становишься предателем. Кем-то, кем невозможно управлять. А неуправляемые элементы свойственно уничтожать.       "Давай заберем с него трофей?"       Голос в собственной голове заставил меня съежиться. Я не понимала, воспоминания это или влияние на меня Шиньена. Не различала их. Все в голове перемешалось. Хорошее и плохое. Жизнь и смерть. Теперь все казалось одинаково пресным. Я не понимала, откуда взялось это ощущение.       — Я знаю способ избавиться от одержимости, — послышался голос над ухом. Тэру. Обернувшись, я увидела его с катаной наперевес. Парень смотрел прямо на меня, не сводя глаз.       — Уже не интересует, — пожала плечами я. — Со связью или без, я без него не проживу.       — Я так и думал, — он опустил голову. — Я виноват перед тобой. Заставил дойти до такого состояния, когда ты уже не представляешь своей жизни без паразита в собственной душе.       — О чем ты? — я нахмурилась, нащупывая танто. Знала, к чему все идет, но не могла поверить, что это происходит. Так еще и сейчас.       — Я узнал способ избавиться от него еще давно, но ждал момента. Эта связь была слишком полезна, а потому я пренебрег своими обязанностями и идеалами в угоду разрешения ситуации в академии. Теперь конфликт практически исчерпан. Осталось лишь наказать виновных.       Хотелось спросить, где он был раньше. Где он был, когда меня мучили кошмары? Где он был, когда меня ломало изнутри, когда я жалела обо всем, даже осознавая свои чувства к Юги? Тэру сделал это потому что не мог влезть во все конфликты и разобраться во всей этой каше как я. Потому что от таких как он всегда все скрывалось. Начни Минамото все рушить и ему бы пришлось разрушить все до основания и не факт, что "ящерица бы не убежала без хвоста", затаившись до более подходящего момента.       — Только что умер дорогой мне человек. Возможно, дороже матери и отца вместе взятых. Просто взял и растворился в воздухе. От него даже пепла не осталось. Тебе совсем меня не жаль? — вопрошала я, ожидая ответа. Тем не менее, я как будто не понимала, что Цучигомори погиб. Когда умирал отец, я горевала и плакала. Когда умерла мать, я ненавидела весь мир. А сейчас я как будто смирилась.       А может, просто еще не поняла утраты. Может я уже настолько близка к Дальнему берегу, что уход кого-то туда не кажется мне трагедией?       — Именно сейчас, когда Цукасы Юги нет рядом, я должен избавить тебя от него, — Тэру направил на меня клинок. В его глазах появился лед, что значило — экзорцист настроен серьезно и прибегнет к чему угодно, лишь бы сделать так, как ему нужно. — Я уже сказал, меня не волнует, хочешь ты того или нет, но я вырву из тебя призрака, пока не стало слишком поздно.       Я метнула в него танто, понимая, что это единственный шанс справиться. Когда он еще не перешел на активные действия и не ожидает особой атаки. Я никогда не пользовалась таким приемом и никогда не метала оружие. Если бы я точно также напала с помощью цуесиро эффект бы не был таким, ведь оно обладает слишком явной нечистой энергией. Минамото бы заметил.       Этой атаки он не ожидал. И увернуться не успел. Однако меня подвела меткость из-за чего танто лишь поцарапал его плечо, прежде чем упасть где-то позади.       — Это могло бы удаться, но трюк глупый, — осадил меня Тэру. — Теперь у тебя нет оружия.       И он напал. Действовал настолько четко и уверенно, насколько никогда раньше. Все предыдущие сражения были лишь игрой, тренировкой. Даже под влиянием ярости, когда меня потом жутко трясло, он не нападал так. Провоцировал, но в большинстве своем защищался. Когда дело касалось атаки, Минамото вел себя пассивно. Если бы он реально нападал, я бы уже погибла.       Мне не удалось даже призвать кокудзедая. Я банально не успела. Тэру сделал вид, что нападет своим привычным оружием — катаной, однако в последний момент он вернул ее в ножны, схватил бусы, кандзи на которых когда-то заставлял переписывать и связал ими, не дав мне возможности пошевелиться.       Теперь я сидела на коленях со связанными за спиной руками и не имела возможности даже убежать, в то время как Минамото расклеивал вокруг меня печати, которые, как вдруг вспомнилось, он всегда носил с собой. На всякий случай. И этот случай настал.       — Будет очень больно, — предупредил он. — Покажется, будто раны настоящие, возможно, останутся шрамы.       — Где остальные? — спросила я. — Почему ты здесь один?       — Ясиро, Аканэ и Коу не имеют причастности к делу, а потому я их отпустил. Они пострадавшая сторона и не должны разбираться с последствиями этого балагана. Саругаки связан, я об этом позаботился. А о Седьмом тебе лучше не волноваться.       — Ты его изгнал? — прямо спросила я.       — Он давно этого заслуживает, — только и ответил Тэру. Удивительно, как оперативно сработал экзорцист, пока я всего лишь прощалась с Цучигомори. Я бы могла потратить это время на что-то более полезное... И никогда бы себя не простила за это. Слишком он мне был важен.       В этот миг я вновь попыталась призвать цуесиро, но он не слышал меня.       — Тогда, не трогай хотя бы Цукасу, — я волком смотрела на него, ожидая ответа. Но Минамото не изменился в лице. Все такой же бесстрасный, сосредоточенный и холодный.       Оказалось, что после суда Хранителей Часов в любом случае бал оканчивается, как бы будущее не изменяли и не переделывали. Все остается таким же.       — Я обязан зачистить академию.       — Он невиновен!       — Он опасен! — строго заявил Тэру. — Я сражался с ним. Как минимум, на равных. Я не могу позволить настолько опасному призраку разгуливать по Камомэ, где учится мои брат и сестра. Даже если допустить мысль, что он невиновен, а это в корне неверное заявление.       — Сестра? — шокировано вскинула брови я, задохнувшись от такого заявления. — Так я тебе сестра! Должно быть, именно поэтому узнать о том, что я не такая добрая, как тебе виделось в последние разы, показалось тебе предательством!       — Это и было предательством. Я предал собственные идеалы. И я постараюсь исправить это недоразумение.       На этой резкой фразе разговор был окончен. Тэру принялся без конца шептать что-то на старояпонском. Я улавливала лишь некоторые фразы.       "...И пусть он будет слеп, глух и слаб..."       Мне самой стало не по себе. Тело потяжелело, картинка перед глазами то и дело расплывалась против моей воли, а значение слов переставало быть понятным, смешиваясь в какофонию звуков примерно одной интонации. Я уже настолько слилась с духом, что все это отравляло меня.       "...Одурманенный разум обретет непокорность, дабы воспротивиться великому злу..."       В этот момент появились мысли, что, возможно, связи все-таки удалось меня одолеть. Подмять мою волю, заставить подменить реальное на вымышленное. Заставить страдать так, что казалось, будто без него нет жизни. Я ведь настолько с этим смирилась, но... Я не хочу умирать. Не хочу умирать за призрака. И никогда по-настоящему этого не хотела.       Удивительно, насколько сильно действие чтения писаний, которые раньше мне казались ерундой только из-за того, что так сказал один великий экзорцист, живший еще в девятисотых годах. Теперь меня накрыло понимание, что я слабею и не могу им сопротивляться. Монотонный голос Тэру успокаивал, строчки писаний проникали в самую суть меня. Я чувствовала лишь умиротворение, сонливость и желание плыть по течению, как будто сейчас меня избавляют от всех тревог и несчастий.       "...Душа чужая не имеет права на другое тело. Отвержение путь к исцелению..."       На мгновение я ощутила отвращение к Юги, будто он действительно позарился на то, что ему не принадлежит и должен за это понести наказание. Иногда я понимала, что Тэру манипулировал моим сознанием как ему вздумается, но это понимание очень быстро рассеивалось. Не хотелось ни о чем думать. Лишь слушать и слушать эти строчки, забывая об их значении и молча кивая болванчиком на любые высказывания.       "Уничтожение зла во имя Бога, во имя света и тени, во имя Дальнего и Ближнего берегов, дело праведное. Дух покидает тело, покуда ему там не место. Он отделяется и сопротивляется, осознавая, что ему пора. Цукаса Юги не должен ассоциировать свое эго с чужой душой..."       Теперь влияние шло на ту часть души Цукасы, которая имеет слабое отношение ко мне, поэтому такого сильного давления "релаксантов" я на время перестала ощущать. Минамото говорил что-то еще, но я уже не могла разбирать его речь, несмотря на то, что он четко выговаривал каждую буковку и никуда не торопился, полностью отдавшись своему делу.       А потом я почувствовала боль. Настолько невыносимую, что я закричала. В меня словно вонзили раскаленную сталь, выжигавшую мое сердце изнутри. Я чувствовала, как мое ядро разрушалось. Как жидкое золото внутри заливает все вокруг, а оболочка, поддерживающая форму, трескается подобно плотному стеклу, которое били молотком.       Меня скрутило так, что я не могла дышать. Мне казалось, что прямо здесь и сейчас я умру. Это мои последние мгновения. Мысли разбегались, хотелось кричать "Помогите" — лишь бы хоть как-то прекратить эту пытку. Но изо рта не вырвалось ни звука. Рот открылся в безмолвном крике, но на этом все.       Каждая клеточка моего тела горела. Я еще долго не забуду эту боль, куда более ужасную, чем изъятие сердца наживую. Я знала это ощущение. Вспомнила, как Шиньен делал это руками Цукасы. Но даже тогда я не билась в такой агонии. Самая настоящая пытка.       Я молилась, чтобы все это прекратилось. Равнодушным высшим силам, которые никогда не прислушивались. Самому дьяволу, пытаясь хоть как-то избавиться от мучений, но и он не обратил на меня внимания. Никто не хотел мне помогать.       Перед глазами пронеслись все моменты, проведенные с Юги, начиная от самого знакомства, заканчивая событиями на суде. И они медленно покрывались какой-то дымкой, пеленой. Словно та пыталась отгородить меня от них. Я невольно попыталась убрать ее, но у меня ничего не выходило. Я тонула в ней, как в зыбучих песках и ничего не могла с собой поделать.       А потом я будто увидела тьму. Настолько холодную и беспросветную, что хотелось умереть, лишь бы никогда не сталкиваться с ней. Она не поддавалась манипуляциям экзорциста и мне показалось, словно ее законсервировали где-то в глубине моей души.       В конце обряда меня отпустило. Боль перестала быть резкой, но оставалась ноющим напоминанием о тех ранах, что мне уже нанесли. Я чувствовала себя выброшенной на берег рыбой, что уже не путается в сетях, но все еще не может оправиться от сокрушительно потрясения. Все мое лицо опухло от слез, тело неконтролируемо трясло настолько сильно, что конечности дергались будто от перенапряжения.       Из меня выдрали важнейшую часть меня, оставив внутри что-то темное и зловещее, от чего невольно тряслись поджилки, а мысли путались, в ужасе разбегаясь перед этим кошмаром.       Я поняла, что осталась с ним один на один и уже никто не поможет мне.       — Я не смог, — услышала я мрачные слова Тэру, прежде чем провалиться в тревожную тьму.