Связь

      Над нами термоядерное око, где же Бог? На выжженной земле так одиноко, где же Бог? Над нами термоядерное око Что с землею наш сравняет теремок Я заключаю: Где же Бог?

      Я ненадолго замерла, задумчиво глядя на ребенка. Мне вспомнились наши первые встречи в этом мире. "Умрешь ради меня?", "Убьешь, чтобы показать свою верность?" и тому подобное. Эти его замашки тоже появились в детстве.       Такой у него извращенный способ получения любви. Дать себе увериться, что это не просто слова. Он адаптировался так, раз по-другому не получается. И пока я ему не доказала, что можно поступить иначе, он всегда пытался прогнуть меня под себя, загнать в свои железобетонные рамки. Насколько же его не любили в детстве? Ханако точно не особенно.       — Если я останусь здесь, то как мы с тобой встретимся в будущем? — спросила я, не выказывая сомнений или страха. Цукаса нахмурился, явно задумавшись над этим вопросом.       — Ты права. Я не знаю, — покачал головой он. — А что ты будешь делать с тем, что они не хотят тебя отпускать?       — Как, что? — улыбнулась я, предвкушающе блестя глазами. — Разрушу до основания, конечно. Ты мне важнее и этого дома, и всех его обитателей.       Дом тут же заскрипел. Ветер завыл, а что-то в коридоре громко разбилось. У стен есть уши. И сейчас обладали этих самых ушей очень недовольны мною сказанным. Но я не собиралась отступаться от своих слов. Нужно лишь придумать, что можно сделать с этим местом.       — Я бы могла попытаться перебить всех духов здесь, но, боюсь, я слишком неопытна, чтобы всерьез это реализовать без какой-либо страховки. Мне даже кокудзедай не поможет. Так что буду думать, — пожала плечами я.       — Кокудзедай? — удивленно воззрился на меня мальчик. Я мысленно призвала призрака и он появился рядом. Значит, наша с ним связь работает и сквозь время. Интересно, насколько глубоки его возможности?       Огонек завис около восторженно таращегося на него Цукасы. Мальчик попытался потыкать в него пальцем, но тот отлетел к другому моему плечу, не позволяя ему прикоснуться. Странно.       — Ты мне его подарил совсем недавно, — мои губы расплылись в благодарной улыбке. Духа я решила не отзывать, думая, что он сможет мне как-нибудь помочь.       — Он прям как живой огонек, — восхищенным тоном прокомментировал Цукаса. — Дай потрогать!       Я мысленно приказала кокудзедаю подлететь ближе. Он послушался. Насколько я поняла, какого-то вреда он в пассивном состоянии нанести не может. А на ощупь и того, больше похож на на очень тонкую влажную материю по типу облака.       Внезапно в голове щелкнуло.       — Цукаса, да ты гений! — я чмокнула пацаненка в макушку, пока он с интересом крутил в руках новую диковинную игрушку. Не глядя на ничего не понимающего ребенка, я начала осматриваться, пытаясь вглядеться в детали интерьера дома. — Слушай, а ты знаешь, где здесь кухня? — спросила я, с нехорошим блеском в глазах глядя на ребенка. У меня появилась идея. Не уверена, получится ли, но при правильном раскладе должно.       — М-м, знаю! А зачем тебе? — уставился он на меня своими большими глазами. Я наобум сказала первое, что пришло в голову:       — Проголодалась немного. У вас ничего не завалялось, случаем? — мальчишка с сомнением посмотрел на меня, но ничего не ответил. Вместо этого он пошел куда-то вглубь коридора, а я, за неимением иного выхода, двинулась за ним. В крови вновь приятно играл адреналин. Интересно, насколько больше седых волос у меня появилось за все это время? И ведь не посмотришь сейчас. Стресса я испытала немало.       Через несколько минут я уже во всю шарилась на кухне. Искомое я нашла сразу — спички, которые в большей степени мне и были нужны. Я боялась, что дом, или то, что им управляет, не даст мне доступа к ним, но, судя по всему, подозрений я не вызвала.       Лишь когда Цукаса сравнил кокудзедай с огоньком, я осознала, что дом, в котором мы сейчас находимся, деревянный. Сначала я попыталась заставить мелкого призрака поджечь все вокруг, но он, к сожалению, лишь походил на огонь, но никак не мог повышать собственной температуры. Чисто технически, он мог бы начать все тут рушить, но без драки мы бы не обошлись.       — Ты уверена, что хочешь этого? — спросил Юги, дернув меня за полы платья. Я недоуменно на него посмотрела. — Мой друг знает о том, что ты хочешь сделать. Ему не нравится.       — А кто этот, твой друг? — спросила я. Давно уже хотелось задать ему этот вопрос. Возможно, в детском возрасте он мне расскажет все без утайки. Также доверять взрослый Цукаса вряд ли мне сможет. По крайней мере, я не могу быть уверенной в этом наверняка.       — Я же сказал, он вылечил Аманэ! А еще раньше он давал мне книжки и игрушки для Аманэ, в обмен на лягушек, змей и других мелких животных, — громко пояснил мальчик. Я заметила, что он сконцентрировался лишь на своем брате, совсем не говоря о родителях.       — А у тебя есть друзья помимо этого твоего друга? — осторожно спросила я, заглядывая ребенку в глаза. Он насупился, глядя на меня обиженно. Но, после, нашелся с ответом и ткнул пальцем в мою сторону:       — Теперь ты тоже мой друг! — гордо заявил он. — Больше мне не надо. Мне хватит! — уверенно продолжил Юги. Судя по всему, со сверстниками он не в ладах. Или же не заинтересован ими, тут как посмотреть. Хотя, почти любой ребенок тянется к общению. Особенно, если мы говорим о таком активном и открытом мальчишке.       Пока я раздумывала о причинах отсутствия у моего возлюбленного в детстве друзей, маленький Цукаса обнял меня за ноги, так как выше не дотягивался, чем заставил меня умилиться и удивиться такому проявлению. Он вообще очень тактильный. Эх, а ведь я совсем ему чужой человек сейчас... Он так просто мне поверил. Такой маленький и совсем еще наивный. Действительно наивный, а не как в свои условные тринадцать, когда проницательность сильно перевешивает влияние невинных янтарных глаз.       — Я буду заботиться о тебе, — заверил он, серьезно глядя на меня снизу-вверх. — Буду приносить тебе твои любимые игрушки и книжки. Если хочешь, я тебе почитаю перед сном, правда, я много не знаю, но я постараюсь! Аманэ любил космос, а ты что любишь? Давай вместе посмотрим на звезды! Вот увидишь, я сделаю все, чтобы тебе было хорошо!       Он говорил это с таким энтузиазмом, что у меня сердце начало кровью обливаться. Только в отношении этого чуда я все еще не закостенела настолько, чтобы не обращать внимание. Наоборот, я слишком сильно реагирую на каждое его слово.       От меня не укрылось сомнение, спрятавшееся в уголках его глаз. Все эмоции легко читаются на детском лице, как бы он не старался их скрыть за широкой улыбкой и утопить в веселом тоне. Я взяла мальчика за руку, показывая свою поддержку.       — Тебя что-то беспокоит? — спросила я, доверительно заглядывая ему в глаза. — Ты можешь мне доверять.       Цукаса отвел взгляд, замерев в нерешительности, но через несколько секунд все же сказал:       — Ты меня когда-нибудь бросишь, да?       В его словах сквозили отчаяние и глубокая печаль. У него в семье точно что-то не так. Теперь я в этом полностью уверилась. Сев на корточки, я попыталась тем самым быть ближе к ребенку.       — Почему ты так решил? — спокойно поинтересовалась, глядя ему в глаза. И мальчишку прорвало.       — Потому что все меня бросают! — обиженно воскликнул он, выпятив губу на грани истерики. Но обида Юги длилась недолго. Почти сразу он успокоился, мне не пришлось даже ничего говорить. — Нет, меня никто не бросил, но... Мама и папа постоянно работают, а если не работают, то они пытаются вылечить Аманэ. На улице ребята разговаривают только с Аманэ. Аманэ меня любил, но сказал, что ненавидит. Я мог то, чего он не мог, и из-за этого он расстраивался...       Тон Цукасы стал печальным. Словно он понимал, что его обиды совсем неважны, но они все-таки его волновали. В точности как я, когда-то давно ссылавшаяся на любые факторы кроме своего личного счастья.       — В конце концов я понял, что мне нет места среди них. Без меня им будет лучше. Я лишний в своей семье.       Меня словно ударили под дых. Это откровение стало для меня болезненней ножа в сердце. В душе начала зарождаться холодная ярость. Эмоция, которой раньше я никогда не давала выхода. Теперь она все чаще пыталась брать надо мной контроль. Через какое-то время Юги продолжил, странно улыбнувшись:       — Все любят Аманэ. Я тоже люблю Аманэ. Но никто не любит меня. Сколько бы я для них не делал, меня там никогда по-настоящему не ждут. А мой друг здесь меня ждал. Он хотел, чтобы я остался с ним навсегда. И я решил, что мы с ним будем жить вместе. Здесь. Со всеми остальными духами, — глаза ребенка застлала черная копоть, полностью затопив радужку. На детском личике это выглядело особенно жутко, как в каком-нибудь фильме ужасов. Но меня уже давно не трогали его безумные выражения лица и полупустые отчаявшиеся улыбки.       Я крепко обняла мальчика, чем вывела его из этого транса. Вероятно, он ждал, что я испугаюсь. Или отвернусь от него. Или еще что-либо другое. Но я не такая, как все они.       — А мне Аманэ не нравится, — высказала вслух я. Цукаса уставился на меня удивленными глазами. — Мне нравишься только ты. И для меня ты никогда не станешь тенью своего брата. Я никогда не променяю тебя на него, и не брошу тебя. Я подарю тебе все, что у меня есть. Тебе остается лишь дождаться меня, — все мои слова были серьезны и пропитались искренностью, которую я пыталась в них вложить. Я понимала, что сейчас быть с ним рядом я не смогу, не с этой его маленькой версией. Но мне нужно было его заверить, что я вернусь. Как, должно быть, тяжело ему было ждать меня. Сколько лет прошло с его смерти..?       — А как же Аманэ? — нахмурился Юги, вновь вспомнив про своего брата. Седьмой буквально стал центром мира Цукасы. Нет ничего удивительного в том, что он всеми правдами и неправдами пытается обратить на себя его внимание.       Даже после смерти.       — Свет на нем не сошелся, — развела руками я, мол: "мне вот, лично, вообще на него плевать". — Если хочешь, можешь его любить и дальше, я не запрещаю, ни в коем случае. Но лично мне будешь нравиться только ты. Ну, так, дождешься меня? — выставила мизинец в жесте для клятвы.       — Дождусь! — заверил Цукаса, закрепив обещание на пальцах. После этого он подошел к одной из стен и потянул руки наверх, где находилась одна из ламп. — Достань, пожалуйста, — попросил он.       Я подошла ближе, взяла в руки лампу и с удивлением обнаружила тонкий запах... керосина. Он помог мне. Достал то, что прекрасно будет гореть. А судя по тому, что дом меня все еще не убил, его друг все-таки согласился на эту затею и замолчал о моих замыслах остальным обитателям дома.       — Ты готов? — спросила я, глядя на ребенка. Юги сосредоточенно кивнул, от ответственности момента сжав пальцы в кулачки. — Тогда, начнем.       Я разлила содержимое лампы на одну из стен, что с окном, и пол, а после подожгла спичку. Дом снова завыл, готовый уничтожить нарушителя сию же секунду, но не успело что-либо произойти, как огонь вспыхнул, быстро распространяясь по зданию. Я подхватила ребенка на руки, закрывая ему нос тканью его одежды. Нельзя допустить, чтобы он надышался угарным газом.       — Они боятся огня, — признался Юги, внимательно глядя за моими действиями.       Как только ткань на окне сгорела, я наказала Цукасе далеко не убегать и держаться поближе к полу, а сама взяла какой-то тяжелый предмет, сначала разбив стекла, а потом пытаясь выломать доски. В конечном счете я плюнула на это дело, отбросила вещь в сторону и громко велела кокудзедаю выломать доски. Думаю, если бы я попыталась это сделать раньше, дом попытался бы меня остановить, но сейчас все его обитатели были слишком заняты быстро распространяющимся пожаром, который нечем тушить.       Как только проход был более-менее создан, я схватила мальчишку и вместе с ним выпрыгнула из окна.       — Пока-пока! — услышала я, после чего оказалась снаружи. Теперь передо мной остались лишь обгоревшие обломки места, где когда-то находился дом. Судя по всему, я действительно переместилась в прошлое, потому как теперь все выглядело выгоревшим очень и очень давно. Почерневшие обломки, от которых почти ничего не осталось ровно в том месте, где я разлила керосин. И все же, он хорошо горит.       Цукасы со мной не было. Возможно, мальчик вернулся в свое время или куда-нибудь еще. Как он сказал, времени в этом месте просто не было.       Пока дом горел, из него доносились нечеловеческие звуки. Боль и страдания, самый настоящий ад сконцентрировался в нем, будто я засвидетельствовала смерти жесточайшим образом десятков душ. И хоть я уже выбралась, я все еще слышала их в своей голове. Они разносились эхом по ней снова и снова. Я буквально видела перед глазами страдания совсем нечеловеческих сущностей, больше похожих на химер и чудовищ.       И испытывала удовольствие от этого.       Что на самом деле со мной произошло? Смогу ли я реабилитироваться? А главное, хочу ли я этого?       Эти вопросы стали мучить меня. Я понимала, что сделала все совершенно не так, как надо. С одной стороны, я освободила маленького Цукасу от оравы призраков, которые бы точно его там съели, а также разрешила ситуацию с Аой. Нет зачинщика мероприятия — нет проблемы. Убив Шестого, я уверена, мы очень помогли делу. А уж Аканэ нашел, как вернуть свою возлюбленную обратно в мир живых.       С другой же, я начала испытывать удовольствие от убийств. Карман все еще грели рога Шестого, которые я с момента его смерти из кармана не доставала. Теперь же, глядя на них, я чувствовала легкое воодушевление и уверенность. Они мне казались чем-то вроде талисмана.       Мне хотелось о многом поговорить. В первую очередь с Цукасой. А потом, разъяснив все у призрака, забежать к Цучигомори. Мне хотелось его увидеть, так как в душе творилось черти что. Все сильно изменилось за такой короткий промежуток времени. На сердце был самый настоящий раздрай.       Меня пошатнуло в сторону. Уже солнце встало. Неужели я так долго была в пространстве? Но там же нет времени! Я совсем не понимаю...       Глаза словно налились свинцом. Сил оставалось лишь на то, чтобы горько расплакаться от накатившей на меня усталости. Не хотелось даже двигаться с места. Я была готова уснуть прям здесь как бездомная, привалившись к какой-нибудь более-менее целой деревяшке. Но с упорностью танка шла в сторону академии. Надеялась, что хоть что-нибудь поможет мне продержаться еще хоть немного.       Использование приказов, постоянные бега туда-сюда, огромное количество пережитых эмоций, бессонная ночь, уже далеко не первая из-за кошмаров — все это наложилось на меня невыносимо тяжелым грузом. Я просто не могла выжать из себя и каплю сил.       Не знаю, каким чудом, но я доползла до академии, шатаясь во все стороны. Мне хотелось поговорить. Хотелось, но было так тяжело... Завидев знакомое лицо Тэру, расправляющегося с какой-то нечистью своей катаной, я вымученно улыбнулась.       — Привет, — прохрипела я, подходя ближе. Минамото удивленно, недоверчиво и как-то поразительно счастливо на меня посмотрел. Либо у меня уже в глазах двоится. За несколько мгновений он добил неизвестного мне призрака и подошел ко мне. — Как там... Аой?       Перед глазами резко почернело.

***

      — Тебе нравится убивать. Так давай, убей их, — нашептывал знакомый голос, заставляя меня сглотнуть. В моих дрожащих руках лежали те самые клинки — танто и вакидзаси, но в этот раз самые, что ни на есть, настоящие. Шиньен заставил меня наставить оружие на Коу и Нэнэ, стоящих где-то впереди, буквально схватив меня за руки, чтобы я не убрала их.       Вокруг нас чернота. Я хорошо помню все, через что он заставляет меня пройти. Самое настоящее чудовище. Он выжигает все человеческое, что только остается в моей душе, заставляя меня уподобиться ему.       Это его веселит.       — Нет, — шепчу я, хотя не верю в свою победу. Сколько это может повторяться? Измывается надо мной, над моими чувствами. Заставляет проходить через такие вещи, через которые ни один человек в здравом уме не захочет пройти.       — Почему нет? Помнишь, как тебе было хорошо? — он грубо повернул мою голову в сторону. Мгновение и я оказалась на том самом месте, где умер Шестой. Я самолично отрубила ему рога, радуясь его смерти. И сама же вытягивала позвоночник. Мне нравилось. Это приводило меня в сущий восторг, вызывало безудержных смех до хрипов.       Я пыталась хоть как-то сбросить напряжение, отвлечься от отчаяния, в которое меня вгоняет Шиньен. Он выглядит, как Цукаса. Говорит его голосом. Но уже давно не выглядит в моих глазах им. Юги совершенно другой. Они различаются настолько же явно, насколько отличаются близнецы. Я никогда больше не спутаю Седьмого с Цукасой. И Шиньена я также узнаю.       А потом рядом с Шестым находилась Сумирэ. Ее душа таяла под моей волей, растворялась, издавая последний вопль, знаменующий о ее полном разрушения. Вопль, который атакует экзорциста, оставляя на его душе частички нечистой энергии, образовывающейся с годами в ядро. У обычных экзорцистов все идет очень долго и постепенно. Но у меня никогда не было все, как у всех.       Шиньен заставлял меня переносить все свои эмоции в убийства, выпускать их только таким методом, испытывая облегчение. Мне не оставалось ничего другого. Он ломал мое естество, корежил каждую косточку и струну моей сути, переделывая в нечто невыносимо ужасное.       — Ну же, смотри, — жутким тоном, холодящим каждую косточку, он вновь повернул мою голову к беспомощно стоящим впереди Нэнэ и Коу. Юный экзорцист наставил на меня свою палку с неизменной печатью на одном из ее концов, а девушка встала за ним. — Она тебя бросила. Оставила. Забыла. А он никогда и не был рядом. Кто они тебе? Всего лишь детишки. Разве они не заставляют тебя страдать? Разве они не наивные идиоты, которые ничего не понимая, губят свои жизни?       — Губят жизни... — эхом отозвалась я, тихим шепотом. Ощущение небезопасности сковывало тело. Я находилась в руках самой смерти, которая вертела мной, как пожелает. Шиньен делал все, что ему вздумается. Искренне веселился с моих страданий.       Я бы уже давно выронила оружие, если бы он позволил. Но призрак не позволяет. Он продолжает гнуть свою линию, держит меня так, чтобы я ни в коем случае не отпускала оружие.       — Покажи им, насколько несправедлив мир. Насколько паренек ошибается, глядя на мир идеалистическим взглядом. Ты ведь знаешь, что он ничего не добьется, но все равно продолжает.       В душе поселилась ярость. Слова подкупали. Мной овладело жгучее желание навредить. Доказать, что все не так просто, как хотелось бы. Доказать, что я была права. Победить. Выбраться из этого кошмара.       Эмоции застлали глаза пеленой. Краем глаза я увидела безумное довольное выражение на лице Шиньена, какое не способен сделать ни один человек. Его голос искушал. Заставлял сделать немыслимое. Давил на все мои слабые места.       — Спаси их.       Шептал его голос в моей голове. Я направилась к ребятам, замершим напротив.       — Спаси их!       Кричал он, захлебываясь сумасшедшим смехом, многократным эхом отражающимся от стен.       И клинок в моей руке перестал дрожать. Очнулась я, когда оба уже были мертвы. На посохе Минамото обнаружилось несколько рубцов Я явно воспользовалась основной техникой боя, блокировав с помощью танто прямой удар реликвии Коу, после чего занесла для удара вакидзаси. Рубашка парня пропиталась кровью. Размашистый удар попал точно в цель. Кровь затопила все вокруг.       Порез простирался от левого плеча, до правой части тазовой кости. При таких серьезных повреждениях никто не выживает. Внутренние органы задеты. Глаза уже давно остекленели. Я перевела взгляд на Нэнэ. Ее явно закололи более коротким клинком. Танто. Вся правая часть шеи в кровоподтеках, а где-то у ее основания глубокая колотая рана. Я ей перерезала горло.       — Нравится? — взбудораженный голос над ухом, заставил меня отшарахнуться в сторону, посмотрев на Шиньена наполненным диким ужасом взглядом. Животным страхом. И видя мое состояние, он смеялся. — Нравится? Давай убьем еще? Давай убьем!       — Нет! — воскликнула я, не прекращая плакать.

***

      Проснулась я, с трудом разлепив веки. Несмотря на измождение и явный недосып, спала я все равно плохо, ворочаясь и постоянно на несколько мгновений просыпаясь, чтобы вновь забыться беспокойным сном.       Кошмары меня не отпускали. Я не помню, что в них было. Лишь знаю, что что-то очень неприятное, болезненное. На моих щеках все еще чувствовались следы от дорожек слез.       — Геля-чан, как себя чувствуешь? — спросил Цукаса, глядя на меня с любопытством и едва мелькающим в глазах беспокойством. Надо же, волнуется. Отходя от кошмара, я пыталась не так сильно уделять внимание головной боли.       — Лучше, — коротко ответила я, пытаясь собраться с мыслями. — Я встретилась с тобой маленького возраста. Объяснишь?       — Смотря, что ты хочешь узнать.