Из колыбели в могилу

***

Время пролетело столь стремительно, словно золотой снитч, выскользнувший из рук ловца. Старшекурсники сдали экзамены, младшие ученики лихорадочно собирали вещи, готовясь к зимним каникулам, а весь Хогвартс засиял в преддверии праздников. Великий зал превратился в царство зимнего волшебства: в центре красовалась величественная ёлка, украшенная сверкающими гирляндами и магическими игрушками, которые мягко мерцали, меняя цвет. Вокруг ёлки порхали миниатюрные феечки, освещая её своими сияющими крылышками. На потолке, зачарованном так, чтобы отображать истинное небо, мерцали звёзды, а лёгкие снежинки кружились, не долетая до пола. Запах корицы, хвои и имбирного печенья наполнял воздух, создавая атмосферу уюта и волшебства. Наступил последний праздничный ужин этого года, для тех, кто отправлялся домой на рождественские каникулы. 25 декабря, день Рождества, — день, когда многие ждали чуда. Но какое чудо могло удивить тех, кто видел волшебство с самого детства? Правда, не все в школе росли среди магии. Для маглорожденных и некоторых полукровок это было новым и удивительным, но для чистокровных детей магический мир с рождения был их реальностью. И всё же даже среди них чудеса находили своё место, только заключались они в других, более личных вещах. Для Джеймса Поттера, например, настоящим чудом была бы возможность снова посетить новогоднюю ярмарку, полную забав, угощений и блеска. Однако, семья Поттеров давно прекратила эту традицию, и он не знал, почему. Джеймс пытался выяснить это у родителей, но отец зачастую отводил взгляд, а мама просто переводила тему. Сириус Блэк мечтал бы вновь ощутить тепло семейного ужина, где за длинным столом собирались все Блэки, обсуждая новости и обмениваясь подарками. Но в последние годы такие ужины были отменены, и причины этого ему оставались неизвестны. Любопытство Сириуса подталкивало его узнать ответы, но страх перед холодными глазами матери всегда останавливал его на полпути к правде. Для Барти Крауча чудом было бы услышать хоть одно тёплое слово от отца. Он искренне желал похвалы за свои старания, но вместо этого получал лишь холодное безразличие. Это не только огорчало самого Барти, но и охлаждало отношения между родителями. Лиззи Паркер грезила об обновлении гардероба — модные платья, новые мантии, сверкающие украшения. Её лицо загорается радостью даже при одной мысли об этом. К тому же она жила в Париже — городе мировой моды. Поэтому, обновление гардероба обязательно для всех истинных парижан. Питер Петтигрю мечтал о простом, но таком важном для него подарке — собственной комнате. После развода родителей он с матерью ютился в крохотной однокомнатной квартире, где им приходилось делить пространство и находить уединение на разных диванах. Мама Питера старалась накопить денег, но было это достаточно сложно. Питер думал, что хотя бы алименты помогут ему и маме, вот только отец отказался выплачивать их, ссылаясь на то, что у него и своих хлапот хватает. Особенно обидно стало, когда выяснилось, что же это за хлопоты такие. Римус Люпин молча надеялся на невозможное — чтобы полнолуние не выпало на рождественскую ночь. Это означало бы для него нечто большее, чем просто спокойный праздник, — это была бы свобода, пусть и временная, от тягот его жизни. Лили Эванс с грустью думала о своей сестре Петунье. Когда Лили узнала о своих магических способностях, её сестра отдалилась, а позже и вовсе перестала с ней разговаривать. Лили мечтала восстановить их связь, вернуть те тёплые дни, когда они были просто сёстрами, а не людьми из разных миров. Марлин Маккиннон же видела своё рождественское чудо в совершенно приземлённой вещи — новом сноуборде. Она обожала активный отдых и представляла, как весело будет кататься по заснеженным склонам, совместно с родителями. Каждый ученик, покидая стены Хогвартса, хранил в своём сердце надежду, пусть даже не все верили в чудеса. Но разве Рождество — не время, когда возможно всё, даже то, что кажется недостижимым? Среди прохладных коридоров Хогвартса, где каменные стены будто впитывали зимнюю стужу, шагала Хоуп. Её лицо украшала натянутая улыбка, но глаза выдавали тоску, что гнездилась в её сердце. Мысли девушки витали далеко от украшенного замка, звёздного неба и радостного шума, доносящегося из Большого зала. Она вновь и вновь возвращалась к тому далёкому Рождеству, когда её мир разлетелся на тысячи осколков. Образы родителей стояли перед глазами, как будто всё случилось вчера. Она помнила их лица — испуганные, но всё же полные любви и надежды, которые, несмотря на смертельную угрозу, они успели передать ей. Этот последний миг, взгляд, полный боли и уверенности, что с ней всё будет хорошо, стал её вечным воспоминанием и неизбывной раной. Хоуп замедлила шаг, словно ноги несли её сами по себе, без её воли. Повернув за угол, она очутилась в одном из самых уединённых уголков замка — тайном саду, место, что стало её убежищем. Здесь, скрытый от глаз большинства учеников, располагался выход к открытому зимнему небу. Она остановилась, как только снег коснулся её лица. Подняв голову, Хоуп смотрела, как снежинки медленно кружат в воздухе, танцуя в молчаливой гармонии с ветром. Их хрупкость и чистота резали сердце напоминанием о том, как жизнь может быть прекрасной и как быстро она может оборваться. Но не только снежинки приковали её взгляд. Вновь опустив глаза, на фоне тёмного сада, она увидела силуэт. Парень стоял неподалёку, его фигура словно сливалась с зимним пейзажем, и лишь лёгкий свет, отражённый снегом, очерчивал его черты. Хоуп сразу узнала его — это был Майкл. Его появление застало её врасплох. Майкл, казалось, тоже был погружён в свои мысли. Он стоял, слегка склонив голову, а его дыхание превращалось в облачка пара, растворяющиеся в морозном воздухе. Хоуп замерла, не зная, стоит ли нарушать это молчание. Она чувствовала, что в этой тишине заключено нечто священное, будто сам воздух между ними был пропитан чем-то неизъяснимым. Сделав шаг вперёд, Хоуп не смогла оторвать взгляд от Майкла. Она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Возможно, он уже знал о её присутствии, возможно, нет, но в тот момент она решила просто стоять, наблюдая за тем, как свет зимних звёзд освещает его лицо. Майкл не оборачивался. Его взгляд оставался устремлённым в зимнее небо, словно он искал ответы на вопросы, что не давали покоя. Лёгкий снежок искрился в свете луны, оседая на его плечах и в волосах, но он, казалось, не замечал этого. И вдруг его голос разрезал холодную тишину, мягкий и спокойный, будто шелест страниц старой книги: — Долго будешь там стоять? Хоуп вздрогнула, осознав, что её присутствие не осталось незамеченным. Она приоткрыла рот, выпуская облачко пара, словно дыхание пыталось выразить её растерянность. Сделав осторожный шаг вперёд, девушка с лёгким удивлением спросила: — Ты сразу знал, что я здесь? На этот раз Майкл повернулся к ней, медленно, без лишней спешки, как человек, уверенный в себе и своих действиях. Его глаза встретились с её, и в них читалась лёгкая усмешка, но одновременно и доля серьёзности. — Неэтично отвечать вопросом на вопрос, — начал он, слегка приподняв бровь, словно укоряя её мягким тоном. — Однако, учитывая, что ты не из нашего мира и к тому же являешься леди, я готов уступить тебе право на вопрос. Он сделал паузу, будто обдумывая каждое слово, и наконец добавил: — Что касается твоего вопроса… Нет, я не слышал, как ты пришла. У тебя очень тихая поступь, сравнимая разве что с одним семейством из моих знакомых — Блэками. Но я заметил силуэт. Просто решил спросить, не зная, кто стоит за моей спиной. И лишь когда ты ответила, я узнал тебя по голосу. Хоуп слушала его, задержав дыхание, словно боялась нарушить эту хрупкую беседу лишним движением. Майкл говорил размеренно, сдержанно, но в его голосе ощущалась скрытая глубина, будто он знал больше, чем хотел показать. Девушка сделала шаг вперёд, её взгляд устремился к звёздному небу, переливающемуся в ночной тишине. Лёгкий холод щекотал её щеки, а снежинки, что падали с высоты, мягко оседали на её волосы, создавая впечатление, будто сама зима пыталась укутать её своей нежностью. Она медленно опустилась на старую каменную скамейку, которая стояла во внутреннем дворике, где свет фонарей смешивался с мерцающими отблесками снега. Майкл не сводил с неё глаз, стоя рядом. Его взгляд изучал тонкие черты её лица, скрытые мягкими тенями зимнего вечера. Её полуприкрытые веки были устремлены куда-то за пределы видимого, как будто она пыталась разглядеть мир, который находился за границей реальности. Наконец, она заговорила, не отрывая взгляда от бесконечного ночного купола: — Я хотела побыть одна… но, видимо, это мне не удалось. Её голос звучал тихо, словно шёпот ветра, что осторожно пробирался сквозь стены Хогвартса. Между ними повисла тишина, наполненная лёгким треском падающего снега. Майкл, не желая оставлять её в одиночестве, сел рядом. Он опёрся спиной на скамейку, глядя перед собой, словно стараясь найти нужные слова в глубине ночной тишины. — Знаешь, я часто прихожу сюда, чтобы переосмыслить то, что тревожит меня, — начал он, не глядя на неё, но его голос был ровным и тёплым, словно он говорил не с собеседницей, а с самим собой. — Это место… открытая крыша… — он ненадолго замолчал, поднимая взгляд к звёздам. — Оно соединяет тебя с миром. Здесь чувствуешь одиночество, которое не пугает, а, напротив, наполняет внутренним покоем. Иногда полезно побыть одному, чтобы услышать собственные мысли. Хоуп слушала его, не перебивая. Его слова словно накрыли её мягким пледом, согревая душу. Она подняла взгляд на Майкла, который, почувствовав её внимание, повернул голову. Их глаза встретились, и в эту секунду время словно остановилось. Его тёмные глаза, в которых читались скрытая боль и сила, встретились с её голубыми — глубокими и ясными, как зимнее небо. Они смотрели друг на друга, и это молчание говорило больше, чем любые слова. Майкл медленно опустил взгляд на её губы, а затем протянул руку, чтобы убрать выбившуюся прядь волос с её лица. Его прикосновение было нежным, почти невесомым, но в этот момент Хоуп ощутила его близость так остро, как будто их разделяли не сантиметры, а лишь дыхание. Она почувствовала едва уловимый аромат его парфюма — тёплый и обволакивающий, как тени вечера. Закрыв глаза на мгновение, она вдохнула этот запах, словно он был частью самого вечера, и вновь взглянула на него. Майкл внезапно поднялся и протянул ей руку. Его голос прозвучал мягко, но уверенно: — Ты замёрзнешь здесь, как, собственно, и я. В твоих глазах я вижу вопросы, но также и желание остаться одной. Поэтому… — он чуть улыбнулся. — Может, сходим на кухню за горячим шоколадом? Посидим вдвоём в тишине? Я обещаю не нарушать твоё уединение. К тому же, как джентльмен, я не могу оставить леди одну в холоде. Её губы тронула лёгкая улыбка, и она вложила свою ладонь в его. Рука Майкла была тёплой, и это тепло словно передалось ей, согревая её сердце. Затем он подставил локоть, и Хоуп, не раздумывая, взяла его под руку. Они неспешно пошли по коридорам Хогвартса, наслаждаясь тишиной, которая была для них обоих комфортной. Несмотря на то, что их связывало лишь мимолётное знакомство, они чувствовали удивительное спокойствие в обществе друг друга. Шаги мягко отдавались эхом в коридорах, снежинки на их плечах таяли, но между ними росло что-то, что согревало даже больше, чем горячий шоколад.

***

Сириус сидел на краю своей кровати, устало перебирая вещи. Его чемодан выглядел непривычно пустым — он взял с собой лишь один аккуратно сложенный костюм на завтрашний день, словно всё остальное утратило смысл. Завершив скромные сборы, он лёг на спину, заложив руки за голову, и уставился в потолок. Лунный свет пробивался сквозь занавески, отбрасывая причудливые тени на каменные стены, но взгляд его был устремлён куда-то далеко, за пределы комнаты. Мысли вертелись вокруг предстоящей встречи с семьёй. Он знал, что рано или поздно этот момент настанет, но впервые в жизни чувство было двояким. Ему хотелось увидеть дом, почувствовать запах знакомых комнат, услышать голос матери, хоть и полным нравоучений. Но одновременно с этим в душе поселился страх. Что если в очередной раз семейная беседа соскользнёт на темы, которые он всегда старался избегать? Сириус едва заметно поморщился, представив разговоры о маглорожденных, брачных союзах и гордой чистоте крови. Эти темы, неизбежные за столом в их доме, вызывали у него раздражение. Он с трудом терпел их, стараясь пропускать мимо ушей. «Беллатриса,» — мысленно произнёс он, словно имя старшей кузины обладало какой-то магической тяжестью. Несмотря на их разногласия, братская ревность и желание её защитить жили в его сердце. Беллатриса вышла замуж за Рудольфуса Лестрейнджа, и хотя Сириус относился к нему с лёгким пренебрежением, он не мог оставить её без защиты в их спорах. Это было что-то глубоко укоренившееся, почти инстинктивное — быть тем, кто встанет на её сторону, даже если она не попросит, даже несмотря на то, что он гораздо младшее неё. Его мысли были прерваны весёлым шумом со стороны кровати Джеймса. Тот наполнял чемодан с хаотичной энергией, присущей только ему. Шарф был небрежно закручен поверх свитера, учебники сложены в углах, а мантия висела на спинке стула, как если бы он собирался в поход, а не домой на каникулы. Наконец, закончив со сборами, Джеймс плюхнулся на свою кровать напротив, закинув одну руку за голову. В другой он держал ярко-красное яблоко, которое начал подкидывать вверх, ловко ловя одной рукой. В мерцающем свете яблоко напоминало снитч, и Сириус усмехнулся, понимая, что друг, скорее всего, оттачивает навыки в надежде однажды поймать заветный золотой шар. — Всё собрал, Блэк? — не отвлекаясь от своего занятия, спросил Джеймс, небрежно ловя яблоко в ладонь. Сириус на миг отвлёкся от своих мыслей, глядя на друга, и с лёгкой усмешкой ответил: — В отличие от некоторых, я собираюсь с умом. — Ой, только не начинай, — рассмеялся Джеймс, подбрасывая яблоко чуть выше. — Смотри, как я ловлю! Когда-нибудь ты будешь вспоминать, как великий Поттер готовился к своему триумфу. Сириус закатил глаза, но на душе стало легче. Эти моменты, такие простые и ничем не примечательные, напоминали ему, что жизнь за пределами дома была настоящей, свободной и полной веселья, которого так не хватало в тени Блэковского поместья.

***

Майкл и Хоуп быстро дошли до кухни, её шаги звучали едва слышно, словно она шла по облакам, а его — уверенно, с чётким ритмом. Оказавшись внутри, они почувствовали уютное тепло, разлитое по комнате. Воздух был наполнен ароматами свежей выпечки и какао. Майкл, с лёгким кивком головы, обратился к эльфам, попросив их принести две чашки горячего шоколада. Хоуп мягко улыбнулась в ответ на их приветствия, после чего они вместе с Майклом заняли места за большим деревянным столом, на котором блестели чистотой серебряные приборы. Хоуп села первой, её ладони удобно легли на отполированную поверхность стола. Майкл устроился рядом, на расстоянии вытянутой руки, но при этом достаточно близко, чтобы чувствовать её присутствие. Эльфы подали дымящиеся чашки, и Хоуп тихо поблагодарила их, прежде чем повернуться к Майклу. — Спасибо за компанию, — сказала она, слегка наклоняя голову и бросая на него тёплый взгляд. Майкл, держа чашку обеими руками, сосредоточенно смотрел на тёмную поверхность напитка, словно она могла дать ему ответы на все вопросы. Через мгновение он заговорил: — Это тебе спасибо, — его голос был низким, чуть приглушённым, словно он всё ещё не мог до конца сформулировать свои мысли. — Когда я был там, в саду, меня мучили гнетущие мысли. А сейчас… как ни странно, стало легче. Хотя, по сути, ничего ведь не изменилось. Хоуп внимательно посмотрела на него, и в её глазах отразилась тень беспокойства. Она задумалась, стоит ли ей вмешиваться в его размышления, но тут же решилась, выбрав осторожный подход. — Давай так, — предложила она, отставляя чашку и складывая ладони на столе. — Если вдруг разговор зайдёт на личные темы, которые нам обоим тяжело обсуждать, то будем использовать кодовое слово. Она сделала паузу, пытаясь придумать что-то подходящее, и, посмотрев на чашку перед собой, тихо произнесла: — Горячий шоколад. Майкл чуть приподнял брови, заинтересованно глядя на неё, а затем уголки его губ слегка приподнялись в едва заметной улыбке. Хоуп, обхватив ладонями чашку, спросила мягко, почти шёпотом: — Что тебя тревожит? Он сделал глубокий вдох, и в этот момент ей показалось, что он вот-вот воспользуется стоп-словом, но этого не произошло. Майкл поднял на неё взгляд, его карие глаза казались полными внутренней борьбы. — Решила стать моим личным психологом? — с лёгкой усмешкой спросил он, стараясь смягчить атмосферу. Хоуп пожала плечами, сохраняя тепло и искренность в тоне: — Иногда каждому нужно, чтобы его просто выслушали. Но если ты не хочешь говорить, я не настаиваю. Его улыбка стала чуть шире, уже более искренней, и он продолжил: — Не вдаваясь в подробности… Я размышляю над тем, правильно ли выбран курс моей семьи. Может быть, нам стоит пересмотреть отношение к некоторым вещам, к традициям. Хоуп внимательно слушала, ощущая, как его слова постепенно открывают завесу над его мыслями. — Но идти против многовековых устоев… Это сложно, — Майкл говорил, словно взвешивал каждое слово. — Наверное, тебе сложно понять наши традиции. Не хочу тебя обидеть, просто вырваться из клетки, в которой ты родился, почти невозможно. Даже если сломаешь прутья, сама клетка останется. Он на миг замолчал, а потом добавил: — И ведь чтобы что-то изменилось, меняться должны все. Если этого не произойдёт, будут только конфликты, ссоры, вражда. Хоуп молча кивнула, размышляя над его словами. Они отозвались эхом в её памяти, напомнив о дяде Томе, которого она видела всего пару раз. Его взгляды на мир казались такими же строгими и категоричными, как и у Майкла. Хоуп понимала, что их мировоззрение не совпадает с её собственным. Однако вместо отторжения она ощутила лёгкий интерес. «Возможно, с ним можно найти общий язык,» — подумала она, чувствуя, как между ними устанавливается тонкая связь понимания.

***

Джеймс, вытянув ноги на кровати в комнате, где они с Сириусом готовились ко сну, пока Римус и Питер уже давно видели десятый сон, вдруг спросил: — Сириус, а как у вас в семье отмечают Рождество? Сириус, который до этого рассматривал трещину на потолке, чуть подался вперёд, сел на кровать и подогнул под себя ноги. Его взгляд стал задумчивым, как будто воспоминания вновь захватили его. — Раньше… — начал он, проводя рукой по волосам, — Рождество было праздником, который вызывал трепет. В доме звучал смех, раздавались объятия, горели яркие огни. Мы с Регулусом всегда вставали с первой зарёй и бежали вниз, чтобы открыть подарки. Там, в бальном зале, стояла огромная ёлка, музыка разливалась по всему дому, а подарков было столько, что они еле помещались под ёлкой. Сириус чуть улыбнулся, но его глаза потемнели от грусти. — Но… последние два года всё изменилось. Вместо ярких огней везде стоят свечи в канделябрах. Ёлку перетащили из бального зала в обычный зал, и никаких подарков под ней уже нет. Они сразу появляются у нас в комнатах. Раньше мы с Регулусом любили открывать подарки вместе, подшучивать, удивляться реакциям друг друга. А теперь — просыпаемся, и подарки уже тут. Никакого ожидания, никакой магии. Он замолчал на мгновение, словно оценивая, стоит ли продолжать. — Вместо веселья нас ждёт ужин. Мы сидим за столом, обсуждаем, какие Блэки замечательные, и осуждаем всех остальных. Наутро — подарки в комнате. И всё. Рождество как будто… прошло мимо. Джеймс нахмурился, поджал губы и качнул головой. — Скучно у вас, — сказал он с ноткой искреннего удивления. — У моих родителей тоже последние два года Рождество какое-то не то. Сириус поднял брови и посмотрел на друга. — Что ты имеешь в виду? — Да вот, — Джеймс почесал затылок. — Мы раньше ходили на ярмарку. Это было что-то невероятное: аттракционы, музыка, фотографии. А теперь… больше не ходим. Даже старые фотографии с ярмарки они не хотят смотреть. И мне не дают! — Возмутился парень, сладывая руки на груди. Сириус нахмурился. — Почему? — Я пытался узнать, — Джеймс развёл руками. — Но они молчат. Я так и не нашёл ответа. Сириус откинулся на спинку кровати, тоже скрестив руки на груди. — У меня та же история, — задумчиво произнёс он. — Я тоже пытался понять, почему всё изменилось, но ответа нет. Джеймс внезапно подался вперёд, его взгляд оживился. — Слушай, а не кажется тебе странным? И у моей семьи, и у твоей последние два года что-то произошло, из-за чего они не празднуют Рождество как раньше. Может, тогда что-то случилось? Сириус немного удивился, но потом задумался. — Ничего такого масштабного я не слышал. Но… — он поднял палец, как будто только что вспомнил идею. — Мы можем спросить у Слизнорта. Джеймс фыркнул. — У Слизнорта? — Он любит посплетничать. Да и болтливый он. Если что-то было, он точно в курсе, — пояснил Сириус, чуть прищурившись. — Правда, я его не особо люблю за этот его клуб слизней. Сколько раз получал от него приглашение, и столько же я ему отказывал, а он всё равно стоит на своём. Джеймс улыбнулся и хотел было сказать, но Блэк укорезненно посмотрел на друга. — Только попробуй намекнуть на неразделённую любовь! Поттер рассмеялся, вставая с кровати: — Заметь, ты сам это сказал. — Вообще не смешно! Я и Слизнорт…какой-то бред. Даже в самых извращённых фантазиях представить сложно. — Кому сложно, а кому… — Джеймс сделал очень задумчивый вид, и получил от друга ответ в виде подушки, что прилетела по его лицу. Рассмеявшись, он кинул подушку обратно ему и сказал: — Ладно-ладно. Тогда давай пойдём к нему прямо сейчас. Сириус недоверчиво посмотрел на друга. — Сейчас? Он, наверное, уже спит. — Завтра утром у нас поезд. Вся эта шумиха, собери вещи, попрощайся с друзьями… Мы можем его и не найти. Сириус помолчал несколько секунд, словно взвешивая все за и против. Затем кивнул, в его глазах мелькнуло упрямство. — Ладно. Пойдём. Они оба накинули мантии и, стараясь не шуметь, выбрались из комнаты. По холодным коридорам замка их шаги эхом отдавались в тишине. Луна, заглядывающая в окна, бросала серебристый свет на каменные стены, создавая причудливые тени. Джеймс шепнул: — Только давай не попадёмся Филчу. У него нюх на наши вылазки. Сириус усмехнулся. — Если попадёмся, всё свалим на тебя. Джеймс толкнул его в бок, и они, хихикая, ускорили шаг, направляясь в сторону комнаты Слизнорта.

***

Хоуп сидела на подоконнике, обхватив колени руками и смотря на снежные хлопья, которые тихо ложились на землю за окном. Величественная луна освещала пейзаж, а её холодный свет отражался в её глазах. Но вдруг, как будто ледяной ветер пронёсся по её душе, девушка почувствовала, как на неё нахлынули тоска и грусть. Её мысли потянулись домой — к тому месту, где она когда-то ощущала тепло и любовь. Она уткнулась лбом в стекло, глядя на своё отражение, и в голове промелькнул вопрос: Как бы я могла отпраздновать Рождество с семьёй, если бы всё было иначе? Эту внезапную тень грусти заметил Майкл, который сидел неподалёку, перебирая в руках небольшую чашку, где плавились от горячей температуры шоколада маршмелоу. Он поднял на неё взгляд, и его карие глаза мягко сверкнули в лунном свете. — Хоуп, что-то случилось? — спросил он тихо, подойдя ближе. Девушка медленно повернула голову и посмотрела ему в глаза. Её взгляд был полон невысказанной боли. — Думаю о том, как можно было бы отпраздновать Рождество с семьёй, — ответила она с лёгкой дрожью в голосе. Майкл, слегка удивлённый, наклонил голову и, будто пытаясь подобрать слова, задумался. — Ты вообще знала свою биологическую семью? — осторожно спросил он, после небольшой паузы добавив: — Прости, с моей стороны это абсолютно неэтично. Просто… я думаю, нельзя строить такие представления, если никогда не ощущал подобного на себе. Хоуп чуть улыбнулась, но в её улыбке была горечь. Она выпрямилась, облокотившись локтем о подоконник, и устало положила голову на ладонь. — Дыма без огня не бывает, — тихо сказала она, после чего добавила: — Я знала их. Я росла с ними до девяти лет. У меня была семья, Майкл. Майкл молчал, слушая её. Его взгляд оставался внимательным, но лишённым осуждения. — Моя семья по отцовской линии могла бы забрать меня, — продолжила она, глядя куда-то вдаль. — Но ты сам понимаешь, что этого не произошло. — Почему? — спросил Майкл с искренним интересом. Хоуп горько усмехнулась и качнула головой. — Забавно, правда? — Она встретилась с его взглядом. — Из-за разницы в мировоззрении. Ты хотел понять, можно ли вот так просто встать и нарушить традиции своей семьи? Мой отец сделал это. И за это от него отреклись. Как и от меня. Её голос стал твёрже, но в нём чувствовалась едва скрываемая боль. — Он был сильным духом, — продолжила Хоуп, её пальцы слегка дрогнули, касаясь холодного стекла. — Он старался не показывать слабости. Но тоска… тоска навсегда поселилась в его сердце. Она сделала паузу, словно пытаясь подобрать слова. — Если ты готов провести остаток своих дней с такой спутницей, как тоска, — её голос прозвучал почти шёпотом, — тогда вперёд. Строй новое. Бросай вызов традициям. Но если нет… лучше даже не начинать. Майкл замер, переваривая услышанное. Его взгляд потемнел от серьёзности слов, но он не перебивал её. Лишь тихо кивнул, чувствуя, как её история перекликается с чем-то своим, личным. — Хоуп, — наконец выдохнул он, но не нашёл нужных слов, чтобы ответить. Вместо этого он просто сел рядом, разделяя с ней молчание, наполненное снегом, луной и тенью тех, кого она потеряла.

***

Сириус и Джеймс крались по тёмным коридорам Хогвартса, освещаемым только мягким светом факелов. Шёпот их разговоров почти растворялся в тишине, но шаги Филча, раздававшиеся неподалёку, заставили обоих замереть. — Если он нас поймает, выговор будет как минимум, — прошептал Джеймс, нервно глядя на друга. Сириус усмехнулся, хотя в его взгляде тоже мелькнуло беспокойство. — Выговор? Я, скорее, получу персональное письмо домой. Шаги стали громче, и парни, растерявшись, прижались к стене, стараясь скрыться в тени. Но тут перед ними появился Безголовый Ник, призрачный свет которого слегка озарил коридор. — Мистер Поттер, Мистер Блэк, что вы делаете здесь в такой час? — спросил он мягким, но всё же слегка упрекающим тоном. — Ник! — выдохнул Сириус с облегчением. — Филч за углом, и, если честно, мы не очень хотим с ним встречаться. Безголовый Ник окинул их добродушным взглядом, потом кивнул головой в сторону ближайшего поворота. — Сверните направо, потом налево, и вы выйдете к двери, минуя его. — Спасибо! — быстро прошептал Джеймс, хватая Сириуса за рукав, чтобы бежать дальше. Когда они достигли безопасного места у двери профессора Слизнорта, Джеймс поднял руку, чтобы постучать, но Безголовый Ник вновь появился рядом. — Что вам нужно от профессора в такой час? — спросил он с неподдельным любопытством. Парни переглянулись, и Джеймс коротко объяснил: — Мы хотим узнать, что случилось два года назад. Что-то, из-за чего наши семьи перестали праздновать Рождество. Услышав это, Ник отвёл взгляд, его лицо стало серьёзным. Джеймс и Сириус заметили перемену в его выражении. — Ник, вы что-то знаете? — спросил Сириус, прищурившись. Призрак слегка замялся, потом качнул головой. — Лучше вам обсудить это с вашими семьями. — С нашими семьями? — удивился Джеймс, его голос поднялся чуть выше шёпота. — Но что вы имеете в виду? Вы что-то скрываете! Ник лишь молча покачал головой, а затем вдруг двери комнаты профессора Слизнорта резко открылись. В проёме показался он сам — в длинном ночном халате и ночном колпаке с кисточкой, явно только что поднявшись с кровати. — Кто здесь шепчется под моей дверью? — его голос звучал сонно, но с лёгкой строгостью. Увидев Сириуса, Джеймса и Безголового Ника, он поднял брови. — Приветствую, сэр Николас, — сказал профессор, слегка поклонившись призраку. Ник коротко кивнул в ответ и без лишних слов улетел прочь. Слизнорт окинул парней внимательным взглядом. — Мистер Поттер, мистер Блэк. Что привело вас ко мне в столь поздний час? — Нам очень нужно с вами поговорить, профессор, — ответил Сириус, быстро глянув на Джеймса. Профессор, вздохнув, распахнул дверь шире. — Ну, раз уж вы здесь, заходите. Но предупреждаю: чай у меня не самый крепкий в это время. Парни вошли в комнату. Она была обставлена в стиле, который сразу выдавал вкус Слизнорта: бархатные кресла, тяжёлые портьеры и камин с потрескивающим огоньком. На столе стояли хрустальные графины и чашки, которые профессор тут же наполнил ароматным чаем. Слизнорт сел напротив них, удобно устроившись в кресле. — Ну что ж, юные лорды, — сказал он, улыбнувшись. — Расскажите мне, что вас привело ко мне в столь странное время. Сириус и Джеймс обменялись взглядами. Теперь, сидя в уютной комнате с чашками чая, они чувствовали, что их решимость угасает. Но Джеймс всё же решился: — Мы хотим узнать, что произошло два года назад, профессор. Что-то, из-за чего наши семьи… стали другими.

***

Хоуп и Майкл поднялись с мягких кресел у лкна, чувствуя, как дремота начала накатывать всё сильнее. Огни в зале угасали, а эльфы-домовики аккуратно убирали остатки праздничного угощения. — Кажется, нам пора, — заметил Майкл, стряхивая с себя остатки сна и глядя на Хоуп. Девушка кивнула, вздохнув. — Да, поздно уже. Они оба поблагодарили эльфов, которые тепло им улыбнулись, пожелав спокойной ночи. Затем двое направились по тихим коридорам Хогвартса в сторону подземелий Слизерина. Шаги их глухо раздавались в пустых проходах, и, несмотря на сонливость, между ними царила удивительная тишина, которая не требовала слов. Добравшись до развилки, где лестницы расходились к спальням мальчиков и девочек, Хоуп сделала шаг вперёд, собираясь уйти, но Майкл вдруг окликнул её: — Хоуп. Она обернулась, встретившись с его карими глазами, отражающими лёгкую неуверенность. — Спасибо, — сказал он просто, но искренне. Её губы тронула слабая, но теплая улыбка. — Взаимно, Майкл. Спокойной ночи. Он кивнул и, развернувшись, скрылся за поворотом лестницы. Хоуп постояла ещё мгновение, а затем тоже направилась в свою спальню. Когда она легла на мягкую постель, обнимая подушку, мысли о Майкле не давали ей покоя. Их разговоры, его слова о тоске и семье, его прощальное «спасибо»… Это было странное, но в то же время приятное ощущение. Как будто между ними возникла невидимая связь, которой раньше не существовало. Майкл в это время, лёжа на своей кровати, тоже думал о Хоуп. О её уверенных, но печальных словах, о её искренности, которая пробивалась сквозь лёгкую холодность. Он чувствовал, что за этим фасадом скрывается нечто большее, что-то, чего он хотел бы понять. Их мысли словно пересекались в тишине ночи. Они не могли объяснить, что именно изменилось за этот вечер, но точно знали, что стали немного ближе. Это пугало их, но одновременно наполняло сердце странным, почти тёплым чувством.

***

Слизнорт неспешно отпил из своей чашки, внимательно посмотрел на Джеймса и задал вопрос, который мгновенно насторожил обоих юношей: — А что ты знаешь о своей семье, Джеймс? — Что? — Джеймс нахмурился, обескураженный таким началом. — Что вы имеете в виду? Слизнорт не ответил сразу. Он поставил чашку на стол, затем встал и подошёл к старинной тумбочке. В открытом ящике он какое-то время копался, пока не достал оттуда старый альбом с тиснёной обложкой. Листая пожелтевшие страницы, он словно погрузился в воспоминания, время от времени задерживаясь на одной из фотографий. Наконец, он нашёл нужное и развернул альбом к парням. Перед Сириусом и Джеймсом предстало чёрно-белое фото. На нём был молодой русоволосый парень с рыжеватым оттенком волос, уверенно улыбающийся в объектив, рядом с ним стояла изящная блондинка с аристократичной осанкой и мягким взглядом. Джеймс удивлённо нахмурился: — Кто это? Сириус прищурился, внимательно разглядывая девушку, и спустя мгновение изумлённо выдохнул: — Это тётя Лу… Лукреция Блэк. Джеймс перевёл взгляд на Слизнорта, пытаясь понять, что всё это значит: — Профессор, кто эти люди? Слизнорт, не говоря ни слова, указал на подпись под фотографией: Клаус Поттер и Лукреция Блэк. Джеймс отшатнулся, словно от удара. — Какой ещё Клаус Поттер? — спросил он, стараясь не поднимать голос. Сириус, в свою очередь, поднялся с места, явно растерянный: — Что это значит? Профессор уселся обратно в своё кресло, вздохнул и сцепил пальцы перед собой: — У Флимонта Поттера, твоего отца, был младший брат — Клаус. Джеймс побледнел, не в силах скрыть потрясение. — Это невозможно. Слизнорт продолжил, словно не замечая его реакции: — Клаус и Лукреция дружили ещё со школьной скамьи, а возможно, даже до поступления в Хогвартс. Они были неразлучны: вместе творили шалости, шутили, и при этом успевали оставаться лучшими учениками на своих факультетах. — Но… — начал Джеймс, его голос дрогнул, — почему я никогда об этом не слышал? — Потому что их история обрывается трагически, — грустно сказал Слизнорт. — Лукреция оставила жизнь аристократки, развелась с мужем и исчезла из виду. А Клаус… Он завёл семью, но погиб, защищая их. Сириус нахмурился, его взгляд оставался прикован к фотографии: — Что с его семьёй? — Они тоже погибли, — тихо произнёс Слизнорт. — Его жена и, кажется, их дочь. Эти слова обрушились на Джеймса, словно гром среди ясного неба. — Это бред! — воскликнул он, резко вставая с места. — Моим родителям это нечего было бы скрывать! Они бы рассказали мне! Слизнорт покачал головой, не двигаясь: — Я понимаю, что это трудно принять, Джеймс. Но я не намерен лгать. Джеймс зло сжал кулаки, на секунду задержался в комнате, а потом, гневно развернувшись, вышел, хлопнув дверью. Сириус задержался, повернувшись к профессору: — Спокойной ночи, профессор. Слизнорт кивнул, выглядел он усталым и каким-то печальным. Сириус поспешил за Джеймсом, догоняя его в коридоре. Джеймс шёл быстро, почти бежал, его лицо было напряжённым, а губы плотно сжаты. — Джеймс! — окликнул его Сириус. Тот не остановился. — Стой! — настаивал Сириус, догоняя его и схватив за плечо. Джеймс резко обернулся, его лицо пылало от гнева: — Ты тоже веришь в этот бред, да? — Я ничего не знаю, Джеймс, — спокойно сказал Сириус. — Но тётя Лу действительно исчезла, как сказал Слизнорт. — Это ничего не доказывает! — выкрикнул Джеймс. — Они просто хотят выбить меня из колеи! Сириус покачал головой: — Джеймс, успокойся. Мы разберёмся. Джеймс на мгновение закрыл глаза, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями, но потом лишь махнул рукой: — Ладно. Разберёмся. Но не сейчас. Они молча вернулись в свою комнату, где Джеймс сразу упал на кровать, отвернувшись к стене, а Сириус, чувствуя тяжесть этого вечера, тоже улёгся, размышляя о том, как всё это понять.

***

Утро выдалось мрачным и хмурым, словно погода отражала настроение Джеймса. Он проснулся рано, но чувство усталости и раздражения не покидало его. В голове крутились вопросы, на которые не находилось ответов, а поезд, кажется, полз медленнее обычного, словно издеваясь над его нетерпением. Джеймс сидел у окна, бездумно глядя на пролетающие пейзажи. Серые облака низко нависали над землёй, и дождь, начавшийся ещё ночью, с лёгким шумом стучал по окнам вагона. Его пальцы нервно барабанили по подлокотнику, отражая внутреннее напряжение. "Почему они молчали? Почему никогда ничего не рассказывали?" — думал он. У Джеймса была целая буря вопросов к родителям. Он хотел немедленно потребовать объяснений, но понимал, что резкость ничего не даст. Если он начнёт разговор с обвинений, они просто снова закроют тему, как это уже случалось раньше. Сириус, сидящий напротив, молчал. Он задумчиво смотрел на потолок вагона, изредка переводя взгляд на друга. За ночь он тоже передумал множество вещей, но главное, что его беспокоило, — это тётя Лу. Он попытался вспомнить хоть что-то, что могло бы пролить свет на её историю. Он вспоминал рассказы родителей, старые семейные собрания, разговоры старших, которые он подслушивал в детстве. Но ничего, что касалось бы Лукреции Блэк или тем более Клауса Поттера, на ум не приходило. — Ничего, — наконец пробормотал он, словно самому себе. — Что? — оторвавшись от своих мыслей, спросил Джеймс. Сириус пожал плечами: — Я пытался вспомнить что-то о тёте Лу... Ну, ты знаешь, какие-нибудь упоминания о её исчезновении или связях с твоей семьёй. Но у меня ничего нет. Даже намёка. Джеймс лишь кивнул, не находя слов. Он чувствовал, как внутри его разрасталась тревога. Всё это казалось слишком странным, почти неправдоподобным. "Клаус Поттер..." — это имя звучало в его голове, как отголосок чего-то далёкого, будто он должен был знать о нём, но по какой-то причине не знал. Дождь за окном усилился, его шум смешивался с шумом детей из соседних купе. Джеймс снова уставился в окно, но теперь уже ничего не видел перед собой. — Ты ведь не думаешь, что Слизнорт мог соврать? — неожиданно спросил Сириус. Джеймс вздохнул, сжав кулаки: — Не думаю. Он был слишком серьёзен. Сириус кивнул, соглашаясь. — Но почему тогда твои родители молчали? — продолжил он. Джеймс не ответил. Его челюсть сжалась, а взгляд стал ещё мрачнее. Сириус понял, что разговор лучше не продолжать. Поезд замедлил ход, и голос из динамиков объявил, что следующая остановка приближается. Джеймс мельком взглянул на часы, но время тянулось бесконечно долго. Ему хотелось оказаться дома прямо сейчас, бросить вещи и потребовать у родителей правды. Но что-то в нём, глубоко внутри, подсказывало: он должен быть осторожен. Эта тайна, которую они хранили, могла оказаться куда больше, чем он думал.