Пожалуйста, спаси меня

      В конце апреля Джордж вернулся в свою квартиру. Он почти месяц прожил у Билла и Флер и теперь чувствовал, что готов снова жить один. Ему стало лучше за эти дни, проведенные в доме старшего брата. Они с Биллом много разговаривали; много гуляли по берегу, вглядываясь в морские просторы. И с каждым мгновением Джордж ощущал, что ему становится легче дышать. Он заново выстраивал отношения с семьей, постепенно сближаясь со старшим братом и невесткой, и думал о том, как вновь начать общаться с остальными. Он написал письмо Чарли и договорился летом прилететь в Румынию (и почти не думал о том, что Фред так и не побывает никогда в драконьем заповеднике, о чем они вдвоем мечтали). Джинни часто заглядывала в Ракушку, как и Рон; иногда Джорджу казалось, что они распределяют дежурства, лишь бы не оставлять его скучать в одиночестве, но он старался не думать об этом. Он слушал рассказы Рона о работе и его переживания о Гарри, а с Джинни они много гуляли или даже летали на метлах — он и забыл совсем, как любил полеты раньше. Они договорились, что будут чаще выбираться полетать вместе.       С Гермионой они так и не общались. Она не писала ему, ни разу не навестила в Ракушке — словно бы делала вид, что ее никогда не существовало в его жизни. Рон и Джинни тоже не говорили о Гермионе, как будто одно ее имя могло причинить Джорджу боль. На самом деле, это было не так: Джордж чувствовал незавершенность и оттого острое желание поговорить с Грейнджер, окончательно разобраться в их отношениях. Он признавал, что ни черта не понимает в любви, и все же знал, что Гермионе не было наплевать на него. Теперь, успокоившись, трезво размышляя о происходящем, он понимал, что Гермиона избегала его не из-за безразличия, но из-за вины. Им нужно было поговорить и выяснить все раз и навсегда. Джордж знал это, но все равно откладывал разговор. Ему хотелось быть спокойным и твердым в разговоре. Ему хотелось быть сильным в ее присутствии, его страшила мысль показать ей свою слабость. Хватит с нее. Она достаточно насмотрелась на его несдержанность, на его боль, на его отчаяние. Больше она этого не увидит. Они смогут остаться друзьями. Не близкими, но хотя бы приятелями. Смогут иногда поддерживать друг друга так, как этого хотел бы Фред. Смогут спокойно улыбаться друг другу на семейных торжествах. Смогут как-то сосуществовать. А потом, может быть, через много-много лет смогут с улыбками вспоминать общую молодость и Фреда…       На этой мысли Джордж обычно спотыкался. Сама идея о том, чтобы с улыбкой вспоминать Фреда, вызывала у него отторжение. Не потому, конечно, что воспоминания о Фреде не заслуживали улыбки, но потому, что Джордж не мог представить, как он сможет улыбаться, думая о своем погибшем близнеце. Сама мысль об этом казалась ему чудовищной. Поэтому он старался как можно меньше думать о Фреде.       Вернувшись в магазин, Джордж развел бурную деятельность: нужно было вновь восстанавливать то, что он разрушил. Каждый день он пополнял запасы их продуктов, проводя целые часы в лаборатории; иногда подменял помощницу на кассе; вернулся к собственному изобретению — магическому кинематографу. Пока были заняты руки — в голове было пусто.              Ночь на второе мая, годовщину смерти Фреда, Джордж провел на полу магазина: лежал, закинув руки за голову, и вспоминал, как они с Фредом и Гермионой украшали потолок. Улыбнуться от воспоминаний так и не смог, и много плакал. Но заставил себя вспоминать — чувствовал, что ему были нужны эти светлые воспоминания.       А под утро к нему завалился Перси.       Джордж в тот день не собирался открывать магазин: не хватало еще продавать приколы в годовщину битвы. Услышав, как кто-то колошматил в дверь, Джордж подскочил, протер глаза — он все-таки умудрился уснуть прямо на полу — и по привычке вытащил палочку.       — Кого там принесло?              Он толкнул дверь и увидел Перси. Перси стоял, прислонившись к косяку, и был абсолютно, безоговорочно пьян.       Весь растрепанный, с красными глазами и покрасневшими щеками, с повисшим галстуком и незаправленной рубашкой, он выглядел так, словно вот-вот отрубится прямо на пороге.       Джордж смог только захлопнуть рот, чтобы не тратить время на лишнее удивление, и втащил Перси внутрь.              — Джордж… — протянул Перси, качаясь, и Джордж увидел, что тот плакал. — Мне так жаль, Джордж…              — Ну, Перси, ты и даешь, — вопреки серьезности момента Джорджу вдруг захотелось рассмеяться. — Ты вообще пить не умеешь, что ли?              Он отвел брата в спальню, уложил на кровать, не обращая внимания на пьяные восклицания, укрыл одеялом и — после некоторых сомнений — все же поставил рядом антипохмельное зелье. А потом сам завалился спать на кровать Фреда.              На утро он проснулся удивительно бодрым и даже успел приготовить завтрак на двоих, пока наконец не выполз Перси, который спросонья выглядел еще хуже, чем пару часов назад.              — Голова болит? — Голосом, в котором только глухой мог расслышать сочувствие, поинтересовался Джордж. На самом деле, он с трудом сдерживал ухмылку.              — Отвали, — пробормотал Перси и скрылся в ванной.              — В собственном же доме посылают…. — пробормотал Джордж, едва сдерживаясь, чтобы все-таки не заржать в голос.              Момент был не самый радостный, но Перси с похмельем! Ради такого стоило просыпаться по утрам.              Спустя полчаса Перси пришел в себя и уже уплетал завтрак, приготовленный Джорджем. Сам Джордж, покачиваясь на ножках стула, наблюдал за братом и выжидал самый подходящий момент, чтобы поинтересоваться, что случилось. Поэтому, когда Перси, умяв яичницу, сделал большой глоток кофе, Джордж невинно уточнил:              — Ты напился, потому что ровно год назад погиб «самый ужасный брат на свете»?              Перси, разумеется, тут же подавился кофе и громко закашлялся; на глаза навернулись слезы. Джордж не смог долго сдерживаться и все-таки заржал. Но быстро заткнулся, увидев, что Перси рыдал — и это точно было не из-за кофе. Он закрыл глаза ладонями, совсем как ребенок, и плакал навзрыд.              — Мда, шутка была идиотская, — пробормотал Джордж. — Перси?..              Перси, действительно, называл Фреда ужасным братом. И не единожды. Честно говоря, он их обоих называл ужасными братьями. И, думалось Джорджу, был не совсем не прав. Они крепко над ним издевались в детстве. Но это все было так давно и так неважно…              — Перси?              — Из…извини… Джордж, — Перси всхлипнул, все еще не отрывая рук от лица. — Я не… не стоило приходить…              — Эй! — возмущенно воскликнул Джордж. — Ну-ка, прекращай. Правильно, что пришел. А то валялся бы сейчас где-нибудь в Лютном… и что бы сказал министр?! Кто еще позаботится о твоей репутации, как не я?!              Шалость удалась: Перси от неожиданности уставился на Джорджа. Потом догадался по его улыбке, что и это была шутка, и снова уткнулся в ладони, но больше уже не плакал. Они немного посидели в тишине, пока Перси окончательно не успокоился. Только тогда Джордж аккуратно спросил, как он себя чувствует, и брат выложил все: как уже несколько недель не мог нормально спать из-за кошмаров о смерти Фреда, как ему невыносимо было проводить всю ночь в годовщину битвы в одиночестве и как он решил напиться огневиски, чтобы ничего не чувствовать, но в конце концов настолько расчувствовался и отчаялся, что понял, что должен срочно увидеть Джорджа и извиниться за то, что он выжил, а Фред — нет…       Тут Джордж не удержался и стукнул его кулаком в плечо — чтобы даже не думал о таких глупостях.              Потом они вдвоем сидели и просто болтали о жизни. Джордж рассказывал о работе в магазине, Перси внимательно слушал. Даже предложил помочь с бухгалтерией — с цифрами у него всегда были отличные отношения. Джордж, конечно, согласился, умолчав о том, что последние полгода с вычислениями ему помогала Гермиона.              Внезапно Перси сказал:              — Я хочу сделать Одри предложение.              Джордж уставился на него:              — Какая еще Одри?..              Одри — это было что-то новенькое. Ни о каких девушках Перси раньше не говорил. Во всяком случае, за последнее время. Кажется, в Хогвартсе он был влюблен в Пенелопу Кристалл… Но Джордж не интересовался личной жизнью старшего брата, да и поверить не мог, что кто-то захочет выйти замуж за черствого Перси.              — Мы встречаемся уже больше года, — тихо сказал Перси. — И я хочу, чтобы она стала моей женой.              — Больше года? И ты даже не привел ее знакомиться с мамой?              Перси несчастно посмотрел на него:              — Маме было не до того…              — Вот уж чушь, — фыркнул Джордж. — Ей очень даже до того. Уверен, она будет в восторге. Еще одна свадьба сына!              — Но я не думаю, что сейчас время…              — Билл женился в самый разгар войны, так что его ты уже не переплюнешь, это точно.              — Но прошел только год…. — Перси не сказал «со смерти Фреда», но Джордж и так понял его.              — И что? — Чуть резче, чем хотел бы, он прервал брата. — И вообще, может, она еще скажет «нет»…              — Ой, да пошел ты, — отмахнулся Перси, и Джордж усмехнулся. — Она скажет «да», я уверен.              — Тогда в чем твоя проблема, Перси?              Перси помолчал немного, а потом выпалил с поистине гриффиндорской решительностью:              — Я боялся, что тыбудешьпротив!              — А?              — Я боялся, что ты! Будешь! Против!              Джордж вытаращился на него:              — С чего бы?!              — Ну, ведь прошел только год…              Перси замолчал, осознав, что начал ходить по кругу. Потом быстро спросил:              — Значит, ты не против?              — Не-а.              Джордж качнулся на стуле, не сводя взгляда с Перси, и подмигнул ему:              — Но не гарантирую, что буду паинькой на твоей свадьбе.              — И не рассчитывал на иное, — Перси кивнул со всей серьезностью.              Пока Джордж убирал грязные чашки, они поболтали еще немного. И только перед самым выходом из магазина, Перси, смущенно раскачиваясь на пятках, уточнил:              — А как у тебя?.. Ну, с девушками.              — Никак.              — А зря! — Воскликнул Перси с неожиданной прыткостью. — Ты классный парень! Уверен, многие девушки были бы в восторге…              Он не договорил — споткнулся о выражение лица Джорджа. Боль в его взгляде отразилась так явственно, что Перси моментально заткнулся. Он скомканно попрощался и вылетел за дверь.              Джордж снова запер магазин и сполз на пол. Разговор с Перси, улыбки, смех, пусть даже искренние, утомили его. Он был рад за Перси и даже ждал его свадьбы, чтобы попробовать повеселиться, но чувствовал острое желание обсудить это с Фредом.              Представляешь, Фредди, наш сухарь Перси женится!              Представляешь, Фредди, как много розыгрышей мы сможем устроить!              Представляешь, Фредди!..              Джордж зажмурился и попытался выкинуть Фреда из головы. Хватит!              Он заставил себя подняться и вернуться в квартиру. Нужно было чем-то занять руки, чтобы перестать думать.              Джордж провел за работой весь день, и только к вечеру все-таки собрался и трансгрессировал в Нору. Он не был здесь уже несколько долгих месяцев, но не мог не прийти сегодня. Сегодня они чтили память погибших. Он больше не хотел прятаться от своей семьи.              Его решимости хватило только на то, чтобы дойти до порога. Он смотрел на входную дверь и не хотел заходить внутрь. Этот дом, этот сад, все люди, собравшиеся внутри, неизбежно напоминали о Фреде. Он не мог сидеть за общим столом, зная, что Фред больше никогда не посидит с ним, не мог есть, зная, что Фред больше не попробует мамину еду. Джорджа пугало, что они начнут говорить о Фреде. Начнут вспоминать, каким парнем он был. «Классным», как сказал сегодня Перси про самого Джорджа. Будут вспоминать, как они устраивали розыгрыши, как ворчала мама… Как они создали магазин. Как они играли в квиддич. Как они сражались.       И как Джордж сможет выдержать все эти воспоминания?..              Он не смог заставить себя зайти, вместо этого завернул за угол, спрятался под окнами, закурил. Смотрел, как садилось солнце, и опускались сумерки на мамин сад. Ни о чем не думал.              Потом услышал чужие шаги и вздрогнул, когда подошедший спросил:              — Угостишь?              Он обернулся и посмотрел на Гермиону. Она стояла рядом с ним, словно привидение, и смотрела серьезно, из-под нахмуренных бровей.              — Ты не куришь, — сказал он.              — Курю.              Он пожал плечами и протянул ей пачку. Она вытащила одну, подожгла с помощью палочки, прислонилась к стене совсем рядом с ним и затянулась. Потом произнесла на выдохе:              — Мне жаль.              Джордж отреагировал мгновенно, будто ждал этого момента сотню лет:              — Засунь свою жалость себе в задницу, Грейнджер.              Когда она вздрогнула от неожиданности и почти испуганно уставилась на него, Джордж на мгновение почувствовал укол вины. Но только на мгновение. Он больше не мог ее жалеть, больше не мог под нее подстраиваться, больше не мог ее терпеть. Он чуть не убил себя из-за того, что она его бросила. Как, черт возьми, отвратительно драматичен он был в тот момент! Хватит с него.              — И мне не стыдно, — добавил он для уверенности.              Но Гермиона… усмехнулась. Джордж с возмущением уставился на нее. Он только что послал ее, а она смеялась над ним?!              — Теперь я тебя узнаю, — серьезно сказала она и попробовала дотронуться до его локтя.              Но Джордж отскочил в сторону.              — Не трогай меня, — сказал. И добавил, не ослабляя злость в голосе: — И ты узнаешь Фреда. Это с ним вы грызлись постоянно. Но я — не он. Понимаешь?              — Джордж…              — Нет! — крикнул он, уже совершенно не сдерживаясь. — Я — не Фред! Я не он! И не буду им никогда! Я — Джордж!              Ему стоило развернуться и сбежать от нее, но он не смог сделать и шага. Стоял и смотрел на нее, чувствуя, как сжимаются от злости кулаки. Ему не хотелось уходить.       Гермиона тихо сказала:              — Я знаю, что ты не Фред.              — Тогда почему ты была с ним в тот день? Я ждал тебя…              Он ждал ее в свой день рождения, пока она рыдала на могиле его брата. Он ждал ее. Но она выбрала Фреда. Она всегда выбирала Фреда.              — Я хотела с ним проститься.              Что?              — Я хотела проститься с ним, — повторила она, глядя Джорджу прямо в глаза. — Я пыталась его отпустить. Я знала, что не смогу по-настоящему быть с тобой, пока не отпущу его. Пока хотя бы не попытаюсь его отпустить, понимаешь? Я должна была с ним попрощаться.              Во всем этом не было никакого чертового смысла!              — А потом я вернулась к тебе, — продолжала она. — Я вернулась к тебе, потому что хотела быть с тобой. Я отпустила Фреда. Я смогла простить себя за то, что выбрала тебя, а не его.              Он уже ничего не понимал.              — Но когда я пришла, ты… — ее голос сбился. — Ты… Черт, Джордж, о чем ты только думал?!              Джордж вдруг понял, что она изо всех сил сдерживает слезы. Из-за этого ее лицо исказилось, и ему показалось, что она злилась. Но она не злилась. Она была расстроена и напугана — вот и все. Сейчас он понимал это.              — Я думал о тебе, — честно сказал он. — И о Фреде. И о том, как это все… Как это всё сложно. Невыносимо. И легче закончить всё, чем разбираться с тем, что мы наделали.              Гермиона подняла бровь и слегка улыбнулась, и Джордж тут же понял, что она сейчас скажет какую-нибудь глупость.              — Значит, Джордж Уизли решил сбежать от проблем?              — Я учился у лучших, Грейнджер, — фыркнул он.              — У Рона?              Он открыл было рот, чтобы ехидно ответить ей, но заметил, что ее глаза смеялись. И он не выдержал — коротко рассмеялся.              — Ты еще и шутишь?              — Я училась у лучших, — ввернула она его же фразу и снова улыбнулась.              Нет, это решительно невозможно было терпеть! Джордж снова рассмеялся.              — Грейнджер, ты иногда просто невыносима, ты знаешь об этом?              — Наслышана, Уизли.              Он больше не мог на нее злиться. Но и простить ее вот так легко, после всего, через что он прошел, после всего, что он чувствовал из-за нее — не мог. Он кивнул в сторону двери в Нору:              — Пойдем? Нас уже заждались, наверное.              Гермиона пошла за ним молча, но у самой двери затормозила и спросила едва слышным шепотом:              — Джордж? Что же нам теперь делать?              Он обернулся к ней, вгляделся в ее лицо, которое в сумерках казалось особенно прекрасным, и ответил:              — Мне нужно время. Тебе тоже. Давай… давай дадим друг другу немного времени, хорошо?              Она кивнула.              В Нору они вошли вместе.