Пожалуйста, спаси меня

В воздухе витал запах моря. Вокруг стояла тишина, и слышно было разве что волны, легко ударявшиеся о берег. Джордж сделал глубокий вдох, окончательно успокаиваясь. Последние несколько дней он находился в состоянии ничем не нарушаемого покоя. Застегнув куртку, накинутую поверх свитера — была уже середина апреля, но у моря было прохладно — он направился к утесу, где теперь проводил целые часы, сбегая из Ракушки от заботливой Флер. По пути на утес Джордж старательно гнал от себя все посторонние мысли, внимательно вглядываясь в окружающий его мир: по-весеннему светлое небо, редкие кустарники, песок под ногами. Он дышал, наконец, полной грудью — так, как не дышал уже почти два года, еще с тех пор, как началась война. Джордж, кажется, чувствовал себя лучше. Он слабо помнил, что происходило в первые дни после его попытки самоубийства — он мог говорить так прямо только в своей голове. Другие же избегали называть вещи своими именами, как будто одно только слово доставляло им неприятные ощущения (Джордж как-то пошутил про «то-что-нельзя-называть», но Биллу почему-то было не смешно). Он знал только, что его нашла Гермиона — в тот вечер она все-таки решилась зайти к нему после того, как провела целый день на кладбище у могилы его брата. Она, наверное, хотела поговорить с ним, объясниться или забыться в его объятиях, а нашла его в луже крови на полу. Оказала первую помощь, связалась с Роном — она спасла ему жизнь. А потом исчезла. Не совсем, конечно, а только из его жизни. Будто не было ничего, что связывало их все эти месяцы. Но Джорджа это уже не волновало. Едва придя в себя и увидев Рона, сидевшего у его постели с красными от слез глазами, Джордж заставил брата пообещать, что родители ничего не узнают. Взамен Рон — младший братец всегда был хорош в стратегии — взял с Джорджа обещание, что он поживет некоторое время у Билла и Флер, под присмотром старшего брата. Сам Рон временно переехал на Гриммо к Гарри, и, судя по тому, как он отмалчивался, там все тоже было не гладко. Так Джордж оказался у старшего брата. Когда Рон помог ему собрать вещи и добраться до Ракушки, их встретила Флер. Она, совсем по-уизливски, обняла его, поцеловала в щеку, сказала совершенно искренне, что рада его видеть. Они с Роном помогли Джорджу обустроиться в одной из комнат, затем поужинали все вместе. Билл вернулся только после того, как Рон уже отправился на Гриммо. Старший брат зашел в комнату, где был Джордж, крепко обнял его, потом сел рядом с ним на кровать и осторожно — будто с девицей возился — закатал рукава его рубашки и дотронулся до бинта, тщательно обмотанного вокруг запястья. У Джорджа болела рука, но он совсем не думал об этом, как и о том, что шрам — он уже догадывался, каким уродливым он будет — останется: от темных проклятий всегда оставались шрамы, это он знал не понаслышке. — Больно? — спросил Билл, а Джордж почему-то подумал, что брат хотел спросить совершенно другое. Он помотал головой, потом убрал руку. И сказал, на всякий случай, чувствуя, что должен сказать: — Ты не виноват. И никто не виноват. Потом произошло что-то странное: Билл заплакал. Джордж никогда не видел, чтобы брат плакал, и, честно, испугался. — Эй, — сказал, неловко дотронувшись до его плеча, совершенно не зная, что делать. — Эй. Ну, я же жив. Все нормально. Билл промолчал; Джордж заметил, как тот сжал кулаки, стараясь успокоиться. Ему потребовалось несколько долгих минут, чтобы перестать плакать. И все это время Джордж чувствовал, как на него накатывает волна вины за боль брата. — Извини, — сказал, наконец, Билл. — Это просто… черт, когда Рон мне рассказал, я думал, что смогу справиться с эмоциями. Но я увидел тебя и… мы могли потерять тебя. Так же, как… Он не договорил, но Джордж и так все понял. До этого момента он словно бы не мог ничего чувствовать: только молча выполнял все, что говорил Рон, и ни о чем не думал. Но теперь, увидев искреннюю боль Билла, он вдруг впервые понял, что испытала бы его семья, если бы он умер там, на полу их с Фредом магазина. — Мне жаль, — выдавил он из себя, чувствуя, что эмоции начинают его переполнять. — Я не… не думал ни о чем, когда пытался убить себя. Билл вздрогнул, услышав эти слова. Джордж не понимал, почему он так отреагировал — он всего лишь сказал правду. Но брат смог справиться с собой и сказал: — Я знаю, Джордж. Ты ни в чем не виноват. Его слова звучали искренне, но Джордж не был уверен, что верит в них. — Только скажи, что случилось, — продолжил Билл. — Почему именно сейчас? Что произошло? Джордж тяжело вздохнул. Он не знал, как рассказать обо всем брату. Ему не потребовалось ничего рассказывать Рону — тот и так все знал. Но Билл не знал почти ничего. Билл ничего не понимал. И Билл винил себя, хотя не был ни в чем виноват. — Фред оставил мне послание, — сказал Джордж. — Я услышал его голос и… Он замолчал, но брат, кажется, все понял без слов. Про Гермиону Джордж решил ничего не говорить — это не только его тайна. Да и не имело это уже никакого значения: Гермиона вновь бросила его.

***

Больше всего Джордж боялся, что Билл и Флер будут контролировать каждый его шаг, следить за ним, боясь повторения попытки. Но этого не случилось: Билл доверял ему. Вместе им удалось найти баланс между страхом Джорджа остаться в полном одиночестве и его жаждой свободы и уединения. По утрам они вместе завтракали, потом Билл и Флер уходили на работу, а Джордж отправлялся гулять к морю. Вечером он помогал Флер с готовкой, а Биллу с уборкой, они втроем ужинали, говорили о всякой ерунде и расходились спать. Благодаря тактичности и удивительной деликатности Флер Джордж ни разу не чувствовал себя третьим лишним. Он знал, конечно, что так не может продолжаться всегда. Однажды он должен был вернуться в магазин, должен был вновь заняться их с Фредом делом, должен был вновь начать жить. Но пока он мог отложить это, пока что он мог укрыться в своей раковине (Ракушке) и совсем не думать о будущем. Пока что ему нужно было научиться просто вставать по утрам, просто дышать, просто держаться. Джордж не знал, что именно Рон с Биллом рассказали семье, но никто не трогал его, не пытался с ним связаться. Только Билл постоянно спрашивал, не хочет ли он сам сходить в Нору, увидеться с родителями — но Джордж не хотел. Почему-то видеть маму, говорить с ней казалось ему слишком тяжелой задачей. Он не был готов к ее эмоциям, к ее слезам — она начала бы жалеть его, даже не зная о произошедшем. Однажды к Биллу и Флер заглянул Перси. Они вчетвером поужинали, Билл достал бутылку огневиски, распили на троих. Перси говорил о работе и постоянно косился на Джорджа, будто ожидая от него подколок и шуток. Но Джордж больше не собирался издеваться над Перси и разряжать атмосферу. Все его силы уходили на то, чтобы как-то поддерживать разговор и не сбежать, и даже на мгновение он не собирался становиться для Перси снова тем самым близнецом Уизли, по которому брат, вероятно, сильно скучал. Джорджа это не волновало. Он слишком сильно изменился, и если кто-то не мог этого принять — это были только их проблемы. После ужина, когда Перси отправился домой, Билл сказал Джорджу: — Ты здорово держался. И это было лишь еще одним доказательством, как низко пал Джордж — Билл хвалил его теперь, когда сам Джордж думал, что держался он отвратительно. Иногда в Ракушку забегала Джинни. Она удивительным образом сдружилась с Флер, которую раньше недолюбливала. Они разговаривали о чем-то, сидя на кухне по вечерам. Благодаря Джинни Джордж узнавал последние новости — отца назначили начальником отдела, Гарри и Рон теперь живут вместе и продолжают службу в Аврорате, как и Гермиона, но о Гермионе Джордж старался не думать. Он знал, что однажды ему придется поговорить с ней. Однажды ему нужно будет разобраться со своими чувствами, со своей обидой, со своей болью. Но сейчас он не был к этому готов. Спустя неделю после того, как Джордж поселился в Ракушке, Билл вернулся домой вместе с мамой. Увидев Джорджа, она тут же прижала его к себе, обняла крепко-крепко, сказала: — Ты молодец, что решил погостить у брата! Потом повернулась к Биллу: — Я бы тоже не отказалась провести пару дней на море. А Флер умница, в доме стало намного уютнее с тех пор, как тут жила тетушка Мюриэль. Билл потом шепнул Джорджу, что ни она, ни отец ничего не знали — они с Роном об этом позаботились. Джордж был благодарен и надеялся только, что длинные рукава свитера, который он теперь носил, не снимая, не позволят ей увидеть бинты на его предплечьях — раны от темномагического проклятия заживали слишком медленно. Флер угостила Молли ужином. Билл много говорил о работе, заговаривая маму и позволяя Джорджу отмалчиваться. Когда еда была съедена, а чай выпит, мама поднялась и сказала: — Джордж, милый, прогуляемся? Джордж заметил настороженный взгляд, который бросил на него Билл, и поспешно ответил: — Конечно, мам. Пойдем. Выйдя из дома, Джордж с наслаждением вздохнул свежий воздух. В молчании, казавшемся совсем не гнетущим, а комфортным, они вдвоем дошли до моря. Он не смог вспомнить, когда проводил время с матерью вот так, один на один. Она редко уделяла им внимание после того, как они отправились в Хогвартс, да и они с Фредом сами не стремились оставаться с ней наедине. Джордж знал, как много времени и сил отнимала у нее семья, и она не могла бы уделять достаточно времени каждому ребенку, тем более что Фред и Джордж были самыми самодостаточными из них всех. На них, возможно, ей приходилось тратить больше всего сил, но все они уходили только на то, чтобы накричать на них из-за очередного вопиллера от Макгонагалл. Джордж вдруг вспомнил, как они с Фредом появились на пороге Норы после того, как сбежали из Хогвартса, не доучившись совсем немного. Она тогда сначала испугалась и сразу спросила, что случилось. Джордж знал, как сильно она волнуется за них; ему захотелось на мгновение, чтобы у них и правда что-то случилось, потому что он знал, что как только она поймет настоящую причину их появления, она больше не будет переживать за них. Ей было слишком сложно объяснить причину их поступка: она редко воспринимала их всерьез, она едва ли верила, что они смогут достичь чего-то с помощью их шалостей. Но Джордж надеялся, что она хотя бы постарается. Позднее он признавал, что в их конфликте была виновата не только она, но и Фред, который всегда отличался резким, взрывным характером. Почти сразу Фред и мама начали разговаривать на повышенных тонах. — Не думала, что вы настолько безответственные! — кричала мама. — Ты никогда не воспринимала нас всерьез! — отвечал тем же брат. Почти всегда в таких — совсем не шуточных — перепалках Фред брал основной удар на себя. Джордж часто отмалчивался, он ненавидел конфликты, хотел бы избегать их, но они с Фредом всегда выступали единым фронтом, и Джордж не посмел бы занять сторону матери. К тому же, в тот раз она была не права. Он на всю жизнь запомнил, как Фред сказал, показав ей руки: — Амбридж издевалась над нами! Посмотри, что она сделала! Джордж, покажи ей! Ладони от наказаний Амбридж не заживали и до сих пор кровоточили, но рассказывать об этом маме? Нет, Джордж точно знал, это был не выход. Они взрослые люди, и именно это они пытаются ей доказать! И теперь, пожаловавшись ей, они как будто бы вновь становились детьми, бегущими под мамину юбку. Но Фред смотрел на него с немой просьбой в глазах, и Джордж не смог отказать. Он тоже вытянул ладони. Ему запомнилось: они стояли вдвоем, протягивая матери кое-как забинтованные окровавленные ладони, а она сказала: — Представляю, как вы умудрились ее достать! Потом она, конечно, извинилась. Но это было потом, а сначала Джордж застыл, словно парализованный, не в силах поверить, что она правда сказала это; Фред же разозлился всерьез и вылетел из дома. Джордж смотрел, как за ним захлопывается дверь, а сам не мог даже пошевелиться. — Фред! — крикнула тогда мама в сторону захлопнутой двери, потом повернулась к другому сыну. — Ох, Джордж, ну простите меня! Я ведь совсем не это имела в виду… — Я верну его, — пробормотал Джордж, наконец справившись с собой. Он отправился на задний двор, зная, что сможет найти Фреда. Брат действительно был там: сидел на покосившейся скамейке, обхватив голову руками, будто защищаясь от чего-то. Когда Джордж присел рядом с ним, Фред сказал, не поднимая глаз: — Она нас не любит. Это было глупо, конечно. Сейчас Джордж, видевший маму, убитую горем после гибели Фреда, понимал это. Но тогда он не смог придумать ничего, чтобы переубедить брата. Только спустя некоторое время он убедил его вернуться в дом. Мама вновь извинилась, а потом залечивала им раны, все приговаривая, что эта женщина должна поплатиться за все. Вот только по взгляду Фреда Джордж знал, что он совсем не простил ее и, может быть, никогда не простит. Потом уже, ночью, когда они сидели в своей комнате, Фред сказал: — Нам нужно съехать отсюда. И уже через несколько дней они переехали в квартиру над своим магазином. Теперь, прогуливаясь с мамой до моря, Джордж вспоминал эту историю и думал о том, как мама, наверное, до сих пор не может себе простить, как поссорилась с ними, и как бесконечно жалеет о том, как мало проводила с ними времени. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, нарушая их молчание. Джордж пожал плечами: — Неплохо. Разговоры наедине с матерью не были чем-то привычным для него — по пальцам одной руки он мог пересчитать случаи, когда они были только вдвоем. И почти всегда их разговоры заканчивались конфликтами. Теперь же, когда не было ни Фреда, ни их шуток — не о чем было спорить. — Мы с Артуром думаем, что ты слишком отдаляешься от нас, — сказала мама. — Может быть, поживешь немного в Норе, с нами? Джордж знал, что теперь, когда Рон съехал от них к Гарри на Гриммо, им было совсем одиноко — Джинни бесконечно пропадала на тренировках, а старшие братья редко навещали родителей. И она была права, он отдалялся. Но закрывшись в своем горе, в своих отношениях с Гермионой, он совсем не хотел возвращаться в реальность, к семье, в тот дом, который бесконечно напоминал о Фреде. — Может быть, — уклончиво ответил он. Ссориться с мамой теперь казалось чем-то очень глупым. Но она не остановилась, услышав его ответ. — Джордж, — решительно сказала она. — Тебе, действительно, стоит чаще навещать нас. Когда ты был последний раз дома? В Рождество? Джордж глубоко вздохнул. Он не хотел с ней ссориться, но от ее слов стало обидно. — А вы? — не удержался он. — Когда вы с папой последний раз заходили к нам… ко мне в магазин? Он подумал — только на мгновение, но все-таки подумал — возможно, если бы родители зашли тогда, первого апреля, ничего бы не случилось? — Мы подумали, что нужно дать тебе время… пространство… Казалось, она и сама себе не верила. — Тогда почему обвиняешь меня, что я отдаляюсь?! — Вы с Фредом… вы всегда были такие самостоятельные! Никогда не нуждались в нас! — А ты никогда не пыталась нас понять! Папа пытался, может быть, но не ты. — Мы приняли ваш магазин и ваш выбор! Он не заметил, как они перешли на повышенные тона. — Ну, спасибо, мам! Если бы вы сразу чуть больше в нас верили! Мне… Фреду это было так важно. Ему всегда было больно и обидно от того, что вы не принимаете его выбор! А теперь это уже невозможно исправить! Джордж упустил момент, когда в глазах матери появились слезы. — Мам… — растерянно сказал он. — Прости, я не… Он попытался ее обнять, но она отшатнулась, отвернулась от него и направилась в сторону дома нетвердым шагом. Джордж сразу же почувствовал себя виноватым. Чувство вины накатило на него резко и с такой силой, что он едва не задохнулся. Грудная клетка сжалась, вдохнуть воздух не получалось. Он присел на корточки, пытаясь отдышаться. В голове стучало: глупо, глупо, глупо. Почему они разругались? Почему он просто не промолчал? Он смотрел вслед удаляющейся Молли и думал о том, каким же сыном он был — знал, как ей больно, как она горюет, и не смог поддержать, сделал все только хуже. И почему он всегда все делает только хуже?! Джорджу потребовалось время, чтобы прийти в себя, подняться и направиться в сторону дома — он знал, что Билл, едва увидев маму, поймет, что они поссорились. Джорджу нужно было показать брату, что все в порядке, он справляется. Ему хотелось обнять маму, попросить у нее прощения, сказать, что обязательно будет почаще заглядывать в Нору. Что угодно, лишь бы она не плакала. Но в доме ее не было. Билл, увидев Джорджа, улыбнулся: — Нагулялся? Мама уже отправилась в Нору, сказала, что ты захотел еще погулять. Потом нахмурился, увидев растерянное выражение лица брата: — Все в порядке? Джордж? Джордж не мог поверить: она ушла. После их ссоры, после того как она отшатнулась от его объятий, она ушла. — Джордж? Билл смотрел на него так обеспокоенно. Джордж хотел ответить «да», хотел сказать, что он в порядке. Но он не мог. Мир вокруг кружился, дышать вновь стало тяжело. Он смотрел на Билла и думал о том, что брат тоже не пришел к нему в тот день. Мама не пришла. Гермиона не пришла. Они все бросили его, потому что горевали по Фреду. Мама даже сейчас думала о Фреде, который был мертв, а не о Джордже, который был жив. Почему они все продолжали выбирать Фреда? — Нет, — выдавил он, наконец. — Я не в порядке. Он сел на диван — ноги едва держали его — и схватился руками за голову, которая резко начала болеть. Билл, кажется, говорил что-то, но Джордж его не слышал. Как же сильно ему хотелось исчезнуть, сбежать отсюда! Он чувствовал такую злость! На маму, на себя… на Фреда. Фред не был виноват в том, что погиб. Фред не хотел этого. Джордж знал, что злиться на Фреда было бессмысленно. Но ему казалось, что все вокруг него выбирали Фреда, а не его самого. Мама. Гермиона. Они в первую очередь думали о погибшем Фреде и только потом — о живом Джордже. Сам Джордж не мог с этим мириться. Он не хотел с этим мириться. — Джордж… Джордж, посмотри на меня. Голос Билла, наконец, смог прорваться сквозь панику, охватившую Джорджа. Он поднял глаза и понял, что старший брат сидит рядом, удерживая его за плечи. — Эй, все будет в порядке, слышишь? Мы справимся с этим. Мы со всем этим справимся. Как бы Джордж хотел ему верить! Но даже такая малость, как разговор с мамой, выбивал у него почву из-под ног. Как только ему казалось, что он начинает справляться, как вновь происходило что-то, отталкивающее его назад. Когда он находил хрупкое равновесие, сразу появлялось что-то, разрушавшее его. — Тебе нужно дышать, хорошо? — продолжал тем временем Билл, все еще удерживая его за плечи. — Нужно постараться успокоиться. И Джордж заставил себя контролировать каждый вдох, который он делал, и только это позволило ему, наконец, немного успокоиться. Чувствуя себя совершенно обессиленным, он прислонился к плечу брата. Билл медленно перебирал его волосы, Джордж закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на этих ощущениях. Он вспомнил свои чувства в тот вечер, когда осознал, что больше не хочет жить, не хочет даже существовать. Он был разбит, потому что твердо был уверен, что не сможет справиться без Фреда. Ему словно бы вновь нужно было учиться дышать, ходить, разговаривать — и это казалось слишком сложно, невыполнимо. Он не мог свыкнуться с тем, что был теперь один; но и все остальные вокруг него тоже не могли с этим свыкнуться. Казалось, что и мама, и Гермиона упорно видят в нем не Джорджа, а близнеца Фреда, будто продолжают верить в чушь про то, что пока жив Джордж — жив и Фред, будто бы Фред все еще рядом с ними в чертах Джорджа. Но сам он не мог видеть в себе брата, потому что знал — лучше кого бы то ни было — что был другим человеком. Он не был Фредом. Но всю свою жизнь они были так близки, что для него никогда не было никого ближе брата; он даже не думал о том, чтобы сблизиться так же сильно с кем-то другим. Его влюбленность в Гермиону была лишь влюбленностью; пока Фред строил планы на будущую жизнь с Грейнджер, пока мечтал о собственном доме и детях, для Джорджа это все было лишь абстракцией, которая на самом деле никогда не осуществится. Для него всегда был только Фред. У него не было запасного плана. У мамы был папа, были дети; у Гермионы были Гарри и Рон; у Билла была Флер… Но у Джорджа был только Фред. И только сейчас, сидя рядом с Биллом, Джордж со всей ясностью осознал, что Фред никогда не был его единственным братом, никогда не был его единственным другом. Он сам воздвиг вокруг себя стены, он сам заставил себя поверить в то, что не сможет жить без Фреда, сам не пытался посмотреть на людей вокруг него. Да, мама и Гермиона видели в нем Фреда; но разве Рон видел в нем Фреда? Разве Билл видел в нем Фреда? Разве Флер и Джинни видели в нем Фреда? Они все потеряли его так же, как Джордж; они понимали Джорджа, потому что они тоже потеряли брата. И они хотели помочь. Только сейчас Джордж понял: даже без Фреда он не был одинок. Даже без Фреда он смог бы справиться.