Пожалуйста, спаси меня

Фред не знал, сколько времени прошло с битвы в Хогвартсе, но казалось, что не меньше нескольких месяцев. Теперь с каждым днем ему становилось лучше: он больше не проваливался в беспамятство, лихорадка прошла, боль понемногу отступала. Он мог ясно мыслить. И все же он не до конца понимал, что происходит вокруг. Фред знал, что находится в некоем магическом поселении, куда его выкинуло из Выручай-комнаты. Но магия, которой пользовались жители поселения, была слишком странной. Они не использовали волшебные палочки, не носили мантий, не проговаривали заклинания. Их магия была первобытной, стихийной — они контролировали ее с помощью рук и мелодичных стихотворений, которые Фред не мог понять. Но самое удивительное, что эти маги говорили на знакомом Фреду языке, вот только понимал он их все равно с некоторым трудом: будто бы с их языком что-то было не так. Возможно, именно из-за этого странного языка Фред не мог даже предположить, где он находится — он решил только, что это не могла быть Великобритания. Спросить было некого: старец Калиаана больше не приходил, а другие маги, появлявшиеся в комнатушке, где лежал Фред, молчали и, кажется, несколько сторонились его. Хотя Фреда это вовсе не удивляло — он смутно помнил, как страшно кричал из-за той боли, что сводила его с ума. Конечно, он пугал этих магов. Когда Фреду стало немного лучше, он стал вставать с постели и даже прогуливаться вокруг своего жилища. И с каждой прогулкой все больше убеждался: место было незнакомым, а его жители совершенно точно не были англичанами. У Фреда проснулось его привычное любопытство, и он пытался разговорить тех магов — вероятно, они были кем-то вроде целителей — которые приходили к нему. Но те лишь хмуро смотрели на него и в полном молчании помогали ему менять повязки на ранах. Повязок было очень много: все его тело было испещрено ранами от адского пламени. Он старался не смотреть на них — они вызывали ужас. Но если на тело еще удавалось не смотреть, то руки всегда были на виду. Когда целители помогали Фреду снять повязки, он видел свои изуродованные руки и с трудом сдерживал слезы. Он знал, что такие раны никогда не исчезнут, и даже если они затянутся, то останутся шрамы, которые не сможет свести ни одно колдовство. Но хуже всего было с лицом. Фред так ни разу и не увидел себя в отражении — кажется, у этих первобытных магов совсем не было зеркал. Но он чувствовал постоянную боль и жжение, даже когда его лоб, щеки и нос были тщательно перебинтованы. Целители, приходившие к нему, сами делали перевязку лица и не позволяли ему даже дотронуться до него. Как подозревал Фред, они опасались, что он сойдет с ума, если поймет, каким уродом стал. Но Фред заставлял себя не думать об этом. Ему нельзя было впадать в уныние и отчаяние. Ему нужно было поправиться как можно скорее и вернуться домой. Он постоянно думал о семье и Гермионе, оставленных там, в Англии. Что с ними случилось? Живы ли они? Победили ли они Волдеморта? Знают ли они, что он выжил? Вопросов было слишком много, и Фред знал только один способ узнать ответы — ему нужно было поправиться, а для этого требовались все его силы. Поэтому он, наверное, впервые в жизни так тщательно выполнял все наставления целителей. И спустя еще несколько недель это дало результат: с него окончательно сняли все повязки. В тот же день к Фреду вновь пришел старец Калиаана. Он сел рядом с Фредом и долго водил пальцами по его лицу, нашептывая что-то, и с каждым мгновением хмурился все сильнее. От его прикосновений становилось горячо и больно, но Фред терпеливо ждал. Наконец старец опустил руки и глубоко вздохнул, внимательно вглядываясь в глаза Фреда. — Мы помогли тебе, — сказал он. — Вырвали тебя у огня и залечили твои раны. Теперь ты можешь вернуться домой, если пожелаешь этого. — Конечно, я хочу вернуться! — воскликнул Фред. — Почему бы мне не хотеть этого? — Люди боятся того, кто не похож на них. — медленно проговорил Калиаана. — А ты, мальчик со шрамами, совсем не похож на них. Ты выглядишь ужасающее, и они испугаются тебя. Слушать дальше Фред не стал. Он вскочил с постели, вновь обхватил щеки руками, чувствуя шрамы под пальцами. Что же ему делать? Конечно, он вернется. Он точно вернется — но что ему делать дальше? Мама будет плакать, когда увидит его таким. Посетители «Волшебных вредилок» будут бояться заходить внутрь, если сквозь витрину мелькнет его страшное лицо. Гермиона… бедная Гермиона, она не бросит его из чувства долга и ответственности, но будет страдать каждый раз, когда взглянет на него, когда прикоснется к нему, когда ее увидят рядом с ним. Разве он посмеет так поступить с ней? — Я хочу увидеть себя. — тихо сказал Фред, оборачиваясь к Калиаане. — Здесь нет зеркал. Старец медленно кивнул и поднялся на ноги. Тяжело ступая, он вышел из хижины, и Фред последовал за ним. На улице ярко светило солнце, и Фред прищурился, прикрывая глаза рукой — и вновь наткнулся на ужасные шрамы, чувствуя, как сердце на мгновение остановилось. Как он посмеет вернуться таким?! Когда они вдвоем шли через поселение, Фред с ужасом наблюдал, как шарахались от них взрослые, не в силах смотреть на него, и как дети сбивались в стайки, тыкая в него пальцами. Он заставил себя смотреть вперед и не обращать на них внимания. Раньше на него всегда смотрели с восхищением и уважением: он был смелым, он был веселым и он был красивым. Когда они с Джорджем покидали школу, им аплодировали. Когда они открыли свой магазин, им писали письма каждый день. Девушки улыбались, стоило им с братом появиться в общем зале. Но теперь люди вокруг смотрели на него с отвращением, и Фред думал только о том, что никогда не сможет вернуться обратно — ведь того Фреда Уизли, которого все знали, больше нет. Калиаана остановился только в самом конце поселения, рядом с озером и рукой указал Фреду на него, не говоря ни слова. Своим многозначительным молчанием Калиаана страшно напоминал Фреду Дамблдора. И так же, как Дамблдора, Фред не мог ослушаться старца. Он опустился на колени и наклонился к пруду. И увидел себя. В сказках красавцы становятся чудовищами, прогневав злых волшебников, и лишь поцелуй суженой может вернуть им прекрасный облик. Фред и Джордж никогда не понимали, зачем превращенные в чудищ красавцы так страдали: ведь внутри-то они оставались собой! К тому же, они становились сильными и страшными — никто теперь не посмел бы покуситься на них. Да и девчонки, как подозревали близнецы, всегда обожали парней, может быть, и ужасных снаружи, но зато веселых и добрых внутри. Так что проблем чудищ Фред решительно не понимал. И только в тот момент, у этого треклятого озера, стоя на коленях и вглядываясь в собственное отражение, Фред осознал, насколько же тяжелым было положение тех самых чудищ. Заполучить поцелуй суженой не так-то легко, когда ты напоминаешь прогнившего мертвеца с испещренным ранами лицом. Обхватив лицо руками, Фред смотрел в свое отражение и сдерживал слезы только из упрямства — рядом стоял Калиаана, слишком напоминавший Дамблдора, и Фред никак не мог показать слабину перед стариком. — Все еще хочешь вернуться? — спросил наконец старец, и Фред не услышал в его голосе ни капли сочувствия — скорее в нем звучал неподдельный интерес. Фред сел на землю, все еще не в силах поднять глаза на Калиаану, и задумался. Ответ был очевиден: он должен вернуться. Остаться здесь, с незнакомыми людьми и их незнакомой магией, Фред не был готов. Там, дома, осталась его семья, его дело, его брат-близнец и его Гермиона. Он не знал никакого другого мира, кроме магической Англии, не знал другого дома, кроме Норы, не знал другого дела, кроме «Волшебных вредилок», не смог бы любить кого-то, кроме Гермионы и Джорджа. И они нуждались в нем: Фред не знал, чем закончилась битва за Хогвартс, живы ли его родные и друзья, повержен ли Волдеморт. Ему нужно было вернуться, чтобы продолжить воевать против Пожирателей. Ему нужно было вернуться, чтобы вновь обнять Гермиону, и Джорджа, и маму. Нужно было вернуться, чтобы дразнить Перси, поучать Рона и бегать от разозленной Джинни. Он должен был вернуться. И все же… В глазах вновь защипало. Фред тяжело вздохнул, так и не зная, что ему ответить. Но Калиаана вновь заговорил: — Кажется, я знаю выход. — Он выдержал паузу. — Мы сможем вылечить твои шрамы, и ты станешь прежним. Фред в неверии вскинул голову: он почувствовал, что старик говорит правду, но почему он сразу не сказал этого?.. — Но у нас есть условия. Ну, разумеется. Конечно же, у них были условия. В чертовых сказках всегда есть условия. — Мы можем вылечить твои шрамы, но это займет время. У нас есть отвары, способные убирать шрамы, и наша магия поможет нам. Но магия всегда требует жертву — и чтобы использовать сильную магию, нам нужна плата. Фред молча смотрел на него, ожидая продолжения. Как дорого он был готов заплатить за это? Ответа у него не было. Тем временем старец продолжал: — Наша магия совсем не похожа на ту магию, которой пользуетесь вы, маги с континента. У нас нет дерева, которое вы подчинили своим нуждам, у нас нет слов, в которые вы заключили свою силу. Наша магия свободна. Но свободную магию совсем не просто подчинить и слишком сложно понять. Мы хотим, чтобы ты научил наших детей самым основам нашей силы. Не нужно учить их словам — они только ослабят нашу магию. Но научи их законам магии, объясни, как она работает. И такова будет твоя плата за нашу помощь. Фред в удивлении поднял брови. Он представил, какое лицо было бы у Макгонагалл, узнай она, что его только что, кажется, позвали учить детей. Ему — Фреду Уизли! — предложили стать учителем. Не иначе, мир сошел с ума. — Мы знаем, что детей с континента учат этому долгие годы. У наших детей нет столько времени. Нам хватит трех лет. У Фреда перехватило дыхание. Три года?! Это слишком долгий срок. — Три года… Я не могу остаться здесь на три года, это слишком долго! — Фред в волнении вскочил на ноги. — Там, в моем мире, идет война! Мы сражаемся против самого темного волшебника всех времен. Если я вернусь так поздно, вся моя семья и все мои друзья могут быть уже мертвы! Калиаана улыбнулся. Фред в ярости сжал кулаки — он рассказывал про смерти своих близких, а этот мерзавец улыбался. — Тот волшебник побежден и умерщвлен. В вашем мире наступает спокойствие — пока старые раны вновь не начнут гнить. — Откуда вы знаете?! Вы сидите здесь, черт знает где, и говорите, что слышали о чем-то из моего мира! Вы не можете знать наверняка. — Мы выписываем газеты. — сказал Калиаана, и Фред уставился на него. — Да-да, молодой человек, мы слышим о последних новостях. — Я не понимаю. — тихо сказал Фред, в неверии покачав головой. — Вы выписываете газеты, но не знаете законов магии? Вы знаете про Волдеморта, но называете меня магом с континента, хотя Британия — это остров. Вы можете заставить шрамы исчезнуть, но не используете волшебные палочки и заклинания. Старец таинственно улыбнулся, и тем самым вновь напомнил Фреду старика Дамблдора. Тот так же любил молча и глубокомысленно смотреть на собеседника, заставляя последнего усомниться в собственных интеллектуальных способностях. Впрочем, на Фреда этот прием не действовал еще с самого детства. Наконец, Калиаана понял, что Фреда так просто не смутить и продолжил говорить уже более деловым голосом: — У тебя будет год, чтобы во всем разобраться. Начнешь учить наших детей, сможешь жить с нами, узнаешь ответы на свои вопросы. И если захочешь — сможешь уйти. Но если спустя год ты все еще будешь с нами, нашу сделку невозможно будет отменить. Второй год ты продолжишь учить наших детей, а мы начнем тебя лечить. К третьему году лечение будет завершено, но ты останешься здесь еще на год — за любую магию нужно платить. Фред ничего не ответил, только молча смотрел на старика. Стоя там, на неизвестной земле, чувствуя жжение от стягивающих кожу шрамов, он не мог даже радоваться тому, что Волдеморт был повержен, а сам Фред — жив. Он мог думать только об одном: если уйдет сейчас, не будет ли жалеть об этом всю жизнь?