Пожалуйста, спаси меня

Гермиону разбудил патронус. Светящаяся рысь голосом Кингсли приказала немедленно явиться в Аврорат. Еще не до конца проснувшись, Гермиона включила свет и проверила время: на часах было два часа ночи. Вызов из Министерства в два часа ночи?! Это мгновенно разбудило ее. Она подскочила с постели, оделась меньше, чем за минуту, и трансгрессировала прямиком из квартиры. Еще две минуты ей понадобилось, чтобы воспользоваться входом для сотрудников, и совсем скоро она уже бежала по темным и пустым коридорам в сторону штаб-квартиры. Прямо на пороге ее встретил Гарри с палочкой наизготовку — Гермиона с ужасом заметила царапины на его щеке. Неудачная операция? Но зачем тогда вызвали ее? Внутри их ждал Кингсли, тоже с палочкой в руке, и еще несколько авроров, у некоторых из которых был крайне потрепанный вид. — Гермиона, извини, что выдернул, но у нас чрезвычайная ситуация. — Кингсли как всегда говорил быстро, по существу. — Сегодня ночью должны были схватить контрабандистов. Но что-то пошло не так — похоже, их предупредили заранее, и они ждали нас. У нас шестеро раненых, они в Мунго. Сами контрабандисты скрылись, но мы знаем, где их можно взять. И успеем, если будем действовать быстро. Я собрал всех, кто может сражаться. Но мне нужно, чтобы кто-то остался в штаб-квартире дежурить, пока нас нет. Гермиона, вот зачем я тебя позвал. Опасности здесь нет, но правила нужно соблюдать. Кто-то один обязательно остается. Ты согласна? Гермиона кивнула, не задумываясь. Она готова была идти и помогать в бою, но тут же поймала строгий взгляд Гарри — он как будто бы говорил «даже не вздумай никуда соваться» — и промолчала. Да, она могла остаться до утра и проконтролировать, чтобы все было спокойно. Авроры тут же стали собираться, и Гермиона, наблюдая за ними, никак не могла понять, что же она упускает. Что-то было не так… — Рон! — ахнула она, и все тут же обернулись, но ей было все равно. Она кинулась к Гарри. — Что с Роном? Где он? Гарри опустил глаза, и сердце Гермионы упало. — Он ранен, сейчас в Мунго. Мы не знаем… не знаем точно, что с ним. Прости. Гарри ободряюще дотронулся до ее руки, но Гермиона сразу почувствовала неуверенность в этом жесте. Черт возьми, Рон ранен, а она должна сидеть тут сложа руки и чего-то ждать! Она уже собиралась громко возмутиться, как ощутила тяжелую руку Кингсли у себя на плече. — Гермиона, пожалуйста, успокойся. С Роном все будет в порядке. Целители позаботятся о нем. Нам нужна сейчас твоя помощь, понимаешь? Гермиона снова кивнула и молча отошла к столу. Она все понимала. Она уже очень давно все понимала. Сначала — дело. Чувства — потом. Когда авроры покинули штаб-квартиру, Гермиона опустилась на стул и обхватила голову руками. Она чувствовала такую сильную панику и безысходность — она ничего не могла сделать! Только сидеть и ждать, когда они вернутся. Или не вернутся! Черт, она ведь отпустила туда еще и Гарри, и ничего не сказала ему, даже не обняла на прощание! В ужасе от этой мысли Гермиона вскочила и заметалась по кабинету, пытаясь хотя бы как-то успокоиться. А что, если Рон погибнет?! Или Гарри?! Как же она останется совсем одна? Теперь, когда Фреда больше нет… Она едва не заплакала, но все же смогла сдержаться, и попыталась выровнять дыхание, упираясь руками в стол. Все должно быть нормально. С ними все должно быть нормально. Остаток ночи она провела, молча сидя на стуле и лишь иногда вставая, чтобы пройтись. Слишком много мыслей сразу не давали ей покоя. Она боялась за Рона и Гарри. И одновременно думала о Джордже и о своем обещании, которое она дала однажды Фреду. — Помнишь уроки Люпина? — спросила как-то раз Гермиона у Фреда. Это было лето девяносто шестого: она как раз недавно приехала в Нору, и теперь прогуливалась вместе с Фредом по берегу озера, по колено в воде. — Конечно, помню, как их забыть, — Фред рассмеялся. — На ностальгию потянуло, да? Она помотала головой. Настроение у нее было серьезное, веселиться совсем не хотелось. — У вас тоже были занятия с боггартом? — спросила она. Фред остановился как вкопанный и развернулся к ней; на лице его было странное выражение, совсем не свойственное Фреду — что-то между болью и грустью. — Были, — тихо ответил он, вышел из воды и опустился на траву, жестом попросив ее сесть рядом. Гермиона молча села. Ей было важно услышать все, что он ей скажет. Она доверяла ему; и ей важно было осознавать, что он тоже доверяет ей — настолько, чтобы рассказать о своих самых больших страхах. — Впервые в жизни школа сделала мне по-настоящему больно, — он неловко рассмеялся, но в глазах его не было ни капли веселья. — Моим боггартом был Джорджи… мертвый. Он смотрел пустыми глазами в потолок и совсем не улыбался. Отвратительно. Фред отвернулся, и Гермиона успела уже пожалеть, что вообще завела этот разговор. Фред был таким уязвимым сейчас! Ей стало стыдно. Не зная, что сказать, Гермиона дотронулась до его плеча, понимая, что вряд ли сможет утешить его. — Это было настолько неожиданно. — голос Фреда дрогнул. — я имею в виду, что никогда до того момента не задумывался о том, что может произойти! Нам было по пятнадцать, мы никого и ничего не боялись, и я вообще думал, что боггарт при виде меня ни во что не превратится — ведь нам с Джорджи все было по плечу! Но к этому я оказался не готов. Они немного помолчали, потом Фред повернулся к Гермионе и взял ее за руку. — А самое ужасное, знаешь, что? Сейчас я понимаю, как невыносимо было бы потерять его. Но что, если умру я? И он останется один?.. Не могу даже думать, каково ему будет. Гермиона зажмурилась. Потом, когда она открыла глаза, все осталось таким же: ярко светило солнце, отсвечивала вода, трава была зеленой и мягкой. А в ее голове стучало набатом «что, если умру я». Нет! Она не допустит этого! Она не позволит ему погибнуть. Фред вскрикнул — кажется, она слишком сильно сжала его руку. — Гермиона! Гермиона, посмотри на меня! — он мягко взял ее лицо в ладони и поцеловал. — Все со мной будет в порядке, веришь? Да что со мной может случиться? Все будет хорошо. Уже под вечер, когда они возвращались домой, крепко держась за руки и болтая о всякой ерунде, Фред вдруг остановился и внимательно посмотрел на Гермиону. — Можешь пообещать мне кое-что? — тихо спросил он. Уже по его серьезному взгляду она поняла, что Фред так и не смог полностью отпустить их утренний разговор. Она кивнула. — Если вдруг… если вдруг со мной что-то случится, не забывай про Джорджа, ладно? Он всегда будет на твоей стороне. И он всегда сможет защитить тебя, если этого не смогу сделать я. Обещаешь, что не забудешь об этом? — Обещаю, — тихо ответила она и все-таки расплакалась, не сдержав слез. Так глупо! Но она правда волновалась за этого рыжего Уизли! Фред тут же обнял ее, крепко прижимая к себе, и шептал всякие успокаивающие глупости прямо в макушку, и, кажется, извинялся. А она убеждала себя, что все будет в порядке. И ей никогда не придется вспомнить о данном обещании. Но она ошиблась. Гермиона устало потерла виски — часы показывали уже почти шесть утра. Тот разговор с Фредом был вечность назад. И она тогда была совсем другая — глупая, наивная Грейнджер, верившая в хорошие концовки для всех сказок на свете. Наконец, в полседьмого в штаб-квартире появился уставший Кингсли и с порога объявил: — Мы их поймали! С нашими все в порядке. Гарри сейчас в Мунго, как раз спрашивает про Рона. Гермиона, спасибо тебе огромное за помощь, ты можешь идти. Ей не нужно было повторять дважды — она сорвалась с места, едва успев попрощаться с Кингсли. К черту условности, она должна была убедиться, что с Роном все в порядке. В Мунго ее ждал Гарри, которого она тут же сжала в объятиях и наконец облегченно перевела дыхание. С ним действительно все в порядке! — Рон поправится, — сказал Гарри и устало улыбнулся. — Его задело режущим заклятием, придется пару дней провести в больнице, но все образуется. Хотел к нему зайти, но мне не дали — говорят, он спит. — Слава богу, — прошептала Гермиона и снова обняла Гарри, пытаясь успокоить отчаянно бьющееся сердце. — Слава богу. *** О том, что Рон попал в Мунго, Джордж узнал из короткой записки матери и тут же сорвался в больницу. Он уже так давно не выходил из дома, что все вокруг теперь казалось ему слишком непривычным. Трансгрессировав ко входу в Мунго, Джордж еще некоторое время стоял на улице, пытаясь отдышаться — никогда раньше перемещения не давались ему с таким трудом. Наконец, он зашел в здание и, уточнив у ведьмы на стойке номер палаты, отправился прямиком туда. У самого входа в комнату он замер: на постели у окна лежал Рон, а рядом с ним на стуле сидела Гермиона. Она смотрела куда-то вперед невидящим взглядом и даже не обернулась, когда Джордж медленно вошел внутрь. Он прокашлялся. И тогда Гермиона дернулась и обернулась. На ее лице застыло странное, нечитаемое выражение. — Привет, — негромко сказала она. — Привет, — ответил он. Потом прошел дальше и присел на соседний стул. Некоторое время они провели в молчании, оба смотрели на Рона — он, слишком бледный, бесшумно спал. Джордж вдруг подумал, как близко они были к тому, чтобы потерять Рона; сам Джордж был уверен: он не смог бы вынести гибели еще одного брата. В этом они были слишком похожи с Гермионой. После гибели Фреда, который был так дорог им обоим, самым близким человеком для каждого из них стал Рон, и вот теперь они едва не потеряли и его тоже. Мысль эта показалась Джорджу настолько невыносимой, что он не выдержал, поднялся и подошел к окну, пытаясь восстановить дыхание. Потом он обернулся к Гермионе. Она все еще смотрела на Рона. И она была непривычно тихой; в ней не осталось той ярости, которая наполняла ее в первые дни после битвы. Джордж внезапно осознал: он скучал по ней. Это была странная и неожиданная мысль, но верная: ему и вправду не хватало Гермионы. Не потому, что он, кажется, все еще был в нее влюблен, а потому, что она была девушкой Фреда, и она любила Фреда, и она так много времени проводила с ним, а значит — и с Джорджем, потому что Фред и Джордж редко расставались. Джордж отчаянно скучал по тем временам: когда они вдвоем с Фредом смешили Гермиону, когда Джордж помогал Фреду придумывать подарки для нее, когда он подшучивал над влюбленными голубками, когда Гермиона обнимала их обоих и смеялась и целовала их в щеки. Когда Гермиона была рядом. Когда Фред был рядом. В глазах предательски защипало, и Джордж вновь отвернулся, не в силах смотреть ни на Рона, ни на Гермиону. Ему было слишком больно от этого. Он ничего, абсолютно ничего, не мог поменять. Он не мог умереть вместо Фреда, чтобы осчастливить и Фреда, и Гермиону. Вдруг Гермиона поднялась и кивнула в сторону двери. Джордж последовал за ней к выходу из комнаты. Вдвоем они опустились на скамью напротив палаты и некоторое время молчали, каждый думая о чем-то своем. — Рон поправится, — сказала потом Гермиона, и Джордж кивнул. Конечно, Рон поправится. Это ведь не впервой. Сколько раз Рон вместе с Гарри и Гермионой попадал в переделки? Было уже невозможно сосчитать. Джордж вспомнил, как они с Фредом переживали за младшего брата после его отравления на шестом курсе… и когда Рон сломал ногу, столкнувшись с Сириусом на третьем курсе… и как пострадал, играя в волшебные шахматы с Макгонагалл… — Как ты? — спросил Джордж, поворачиваясь к Гермионе. Она опустила глаза, все еще не в силах смотреть на него. — Нормально, — голос у нее был уставшим, — работаю в Министерстве. В основном бумажная работа, пусть и в Аврорате. А ты?.. Она не договорила. Джордж пожал плечами. Что он мог ей ответить? Он так и не смог вернуться к работе в магазине. Он даже создать ничего не мог самостоятельно — почти все продукты они с Фредом создавали вместе, и Джордж не мог в одиночку повторить ту часть работы, которую обычно делал Фред. Открывать же магазин для посетителей было бессмысленно: он не проработал бы долго, если бы полки невозможно было пополнять новыми товарами. Но дело было не только в этом: Джордж знал, что не выдержит постоянной работы, да еще и там, где раньше он всегда работал вместе с братом. Гермиона поняла его молчание — и в знак поддержки дотронулась до его руки. От ее касания Джордж вздрогнул. А потом не удержался и накрыл ее ладонь своей и поднял голову, глядя ей прямо в глаза. И она впервые за долгое время не отвела взгляд. У нее были такие глубокие карие глаза. Такие красивые. И такие печальные. Но ее рука была теплой. И Джордж так хотел держаться за ее теплую ладонь. *** Этот день что-то изменил в Джордже: злополучное ранение Рона, а потом встреча с Гермионой всколыхнули в нем чувства, которые, казалось, навсегда ушли вместе с Фредом. Он теперь не только горевал, тосковал и ненавидел себя, но еще и беспокоился за других. И это беспокойство заставляло его двигаться. Как и Гермиона, которой нужно было на работу, Джордж ушел до того момента, как Рон очнулся. Но он успел оставить на тумбочке у кровати младшего брата упаковку шоколадных лягушек — совсем как они с Фредом делали и раньше. Днем Джордж даже нашел в себе силы разобраться в квартире: по крайней мере, он выкинул пустые бутылки, хотя бы немного проветрил помещение и вымыл посуду. Вечером, когда квартира постепенно стала приобретать нормальный вид, Джордж уселся на кухне и заставил себя впервые после смерти Фреда взять в руки тетрадь, в которую они записывали любые идеи, приходившие им в головы. Даже если это были глупые и нереализуемые идеи — ведь никогда не знаешь, какая именно мысль вдруг окажется той самой? Но стоило Джорджу собраться с духом и открыть тетрадь, как в дверь постучали. Первые мгновения Джордж просто смотрел на дверь с недоумением — быть может, ему показалось? Раньше по вечерам приходил только Рон, но сейчас Рон был в больнице. Неужели снова мама? Вряд ли. Когда стук повторился, Джорджу ничего не оставалось, кроме как пойти открывать. На пороге стояла Гермиона. Она отчего-то неловко сжимала сумку и смотрела в пол. — Привет, — сказала она едва слышно. — Я зайду? Джордж замер. Она пришла к нему? Но почему? Но Джордж не спросил ее. — Посмотри на меня, — сказал он вместо этого. И добавил чуть жестче, когда она все еще не подняла головы. — Если так боишься даже смотреть на меня, зачем приходить сюда? И когда она вскинула глаза и раздраженно уставилась на него, явно обидевшись на его тон, Джордж вдруг понял: Фред был чертовски прав. Фред был чертовски прав, когда говорил, что лучший способ заставить Гермиону Грейнджер говорить — это разозлить ее. — Я пришла ради Фреда, а не ради тебя, — резко ответила она. Мерлин всемогущий, почему они не могут просто поговорить?.. Как нормальные люди, без этой злости друг на друга? Злости на судьбу. Джордж сделал шаг назад и сам отвел от нее взгляд. Конечно, она пришла ради Фреда. Возможно, ей хочется взять что-то из его вещей. Джордж не будет ей мешать. — Ох, Джордж, — вдруг сказала она и разрыдалась. Она продолжала плакать и в тот момент, когда Джордж обнял ее, крепко прижимая к себе и гладя по волосам. Гермиона все повторяла «ох, Джордж» и рыдала так, что у Джорджа от боли разрывалось сердце. Прошло немало времени, прежде чем она немного успокоилась и позволила отвести себя в комнату, где Джордж осторожно усадил ее на свою кровать и сел рядом, продолжая укачивать ее в попытках утешить. Так они и сидели, пока у Гермионы не кончились слезы. Когда она смогла наконец нормально дышать, Джордж наколдовал ей стакан воды и смотрел, как она пила глоток за глотком. — Прости меня, — сказала она наконец и вновь, как в больнице, погладила его по руке. — Конечно, я пришла ради тебя. — Гермиона… — Нет, Джордж, не говори ничего. Я знаю. Мне нужно было прийти раньше. Ты тоже потерял его. И вы двое… вы были так близки. Я знаю, как сильно ты любил Фреда. И как сильно… как сильно Фред любил тебя. Джордж отвернулся. Зачем она говорит все это? — Сегодня… сегодня я вдруг поняла, что не должна оставлять тебя. Фред не хотел бы этого. — Откуда тебе знать, что он хотел? — резко спросил Джордж, поднимаясь с кровати и отходя к окну. Теперь он сам не мог смотреть на Гермиону. Почему все считали своим долгом рассказать ему, что думал бы Фред по любому поводу? «Фред хотел, чтобы ты открыл магазин», «Фред не хотел, чтобы ты закрывался в себе», «Фред хотел…». Какая теперь разница, черт возьми? Фред больше ничего не хочет. Он мертв. Он мертв! — Он сам мне об этом сказал, — просто ответила Гермиона. Джордж замер. — Что? — Он сказал мне не забывать тебя, — тихо проговорила она и тоже поднялась, подходя к Джорджу. — И он говорил, что ты всегда будешь на моей стороне. И сможешь меня защитить, даже если… даже если сам он не сможет быть рядом. — Но он должен был быть рядом! — воскликнул Джордж, поворачиваясь к ней и натыкаясь на ее глаза, полные слез. — Он не должен был никуда уходить. — Да. Но он ушел. Его больше нет. Смотреть на Джорджа в этот момент было невыносимо. Все его лицо исказилось от боли, и он отвернулся к окну, уткнулся в стекло и застонал. «Его больше нет». Почему же так больно. Почему же ему так больно?! Гермиона молча обняла его со спины, уткнулась куда-то между лопаток и обхватила его руками так крепко, словно бы они стояли над обрывом, и она пыталась не дать ему упасть. В какой-то мере, это и в самом деле было так.