Асгардский гальд (новый перевод)

      Полноценный ночной отдых пошел Локи на пользу. Хотя он хотел бы спать дольше, но понимал, что не может позволить себе такое излишество. Поэтому принял холодный душ, чтобы прогнать остатки сна, и быстро позавтракал.       Сегодня Локи вновь надел роскошный наряд, изготовленный специально к коронации Тора, в том числе золотой шлем, рога которого служили явственным напоминанием о его связи со Всеотцом, что будет сегодня особенно полезно.       — Доброе утро, мой сеньор, – поприветствовал его генерал-лейтенант Ингвар, как только Локи вышел из своих покоев.       Мужчина выглядел бодрым и полным сил. Локи был доволен, что тот, по всей видимости, ушел с дежурства вчера ночью и немного отдохнул. На короле и его приближенных лежало очень много ответственности, но никто из них не сможет долго работать без отдыха, оставаясь при этом продуктивным.       — Генерал-лейтенант, – кивнул ему Локи. – Вам удалось найти Хёда?       — Да, с ним связались вчера поздно вечером, и он обещал быть здесь сегодня.       — Спасибо, – ответил Локи, задумавшись на мгновение, прежде чем добавить:– Вы знали, что он мечтал служить под вашим началом в королевской гвардии?       — Нет, не знал, Ваше Величество, – ответил генерал-лейтенант Ингвар. – Но судя по тому, что мне о нём известно, Хёд Ульриксон мог бы стать одним из лучших в наших рядах.       В этом Локи не сомневался. Хёд, когда был его личным телохранителем, проявил себя не только храбрым воином, но и искренним, верным асом. В доверительной беседе он признавался, что мечтает когда-нибудь перейти на другое место службы. Королевская гвардия виделась ему идеалом, к которому должен стремиться каждый эйнхерий. Но недовольства своим нынешним местом он не проявлял, очень ответственно подходя к своим обязанностям телохранителя, а к своему подопечному относясь с уважением, никогда не выдавая его секретов. Локи, не смотря на свою мнительность, привычку во всём видеть двойное дно и ждать удара в спину, доверял Хёду. Своей честностью и преданностью тот заслужил искреннюю привязанность юного принца, для которого такое поведение было словно глоток чистой воды после мутного болота дворцовых интриг.       Локи знал, что кроме всего прочего, его бывший охранник умён и начитан. Особенно Хёда всегда интересовал Биврёст. Он был бесконечно очарован этой технологией и теми возможностями, которые она давала Асгарду. Когда Хёду удавалось побывать в Химинбьёрге, он буквально светился от энтузиазма. Любознательный воин готов был часами донимать Хеймдалля вопросами, на которые привратник отвечал редко и неохотно.       Локи был очень рад, что у него появилась возможность отблагодарить этого аса за преданную службу и спасение жизни. Хёд, защищая юного Локи, не только потерял зрение и возможность воплотить свою мечту, но и был обречён на весьма незавидную участь. Не смотря на то что в Асгарде процветал культ мужества и храбрости, тех, кто на этом пути получил травму и стал калекой, ждали лишь пренебрежение и забвение.       Локи издалека узнал своего бывшего охранника; тот стоял в коридоре у входа в Валаскьяльв. Всё такой же высокий, с безупречной осанкой и гривой светлых, пшеничного цвета волос. Непривычным было лишь его облачение: простая рубаха и штаны из тонкой шерсти, окрашенные в тёмные цвета. В руках Хёд держал длинную узловатую палку, которую, видимо, использовал для лучшей ориентации в пространстве, а верхнюю часть его лица закрывала широкая полоса ткани, предназначенная для того, чтобы скрыть незрячие глаза и длинный рваный шрам от удара, который лишил его зрения.       Явно услышав приближение короля (кто мог не услышать, учитывая шум, который создавал его эскорт?), Хёд повернулся к ним лицом, поднял кулак к сердцу и низко поклонился.       — Мой король, – поприветствовал Хёд. – Вы хотели меня видеть?       — Да, Хёд Ульриксон, – ответил Локи, останавливаясь перед мужчиной.       Если Хёду и стало не по себе из-за того, что его внезапно окружил отряд стражи, он не подал вида. Локи предположил, что Хёд был к этому готов потому что знал их протоколы.       — Скажи мне, Хёд, тебе по-прежнему интересен Биврёст? — спросил Локи, заметив, что генерал-лейтенант Ингвар с любопытством прислушивается к разговору.       — Я… да, Ваше Величество, — подтвердил явно удивлённый вопросом Хёд, прежде чем его лицо посуровело. – Я слышал, что Хеймдалль был арестован прошлой ночью.       Локи подумал, что попытка цареубийства была бы лучшим поводом для сплетен, чем взятие под стражу привратника, но, видимо, слухи об этом пока не просочились в город.       О покушении знали только его личная стража, генерал Тюр, лорд Рагнвальд, королева Фригг и он сам. Очевидно, никто из них не болтал об этом. Было приятно знать, что стража короля понимала, когда нужно держать рот закрытым.       То, что арест Хеймдалля не остался незамеченным, не было сюрпризом, поскольку слуги и некоторые из придворных видели,как привратника вели в темницы. Да и поспешная подготовка к суду не могла миновать внимание сплетников.       — Так и есть. Хеймдаль пытался закончить то, что ты предотвратил когда-то, – сообщил Локи Хёду.       — Что-о? – Хёд не сразу понял о чём речь, но когда догадался, его лицо исказилось от гнева. Из-за волнения слепой воин, казалось, забыл человеческую речь и потянул к Локи дрожащую руку, чтобы убедиться, что перед ним действительно его бывший подопечный, с которым они успели когда-то почти подружиться, живой и здоровый. Локи успокаивающе сжал ладонь Хёда в своей руке и тихо шепнул:       — Я в порядке, друг мой.       Когда мужчина немного успокоился, Локи повёл его дальше по коридору, направляясь в Валаскьяльв.       — Скучаешь по службе?       — Конечно, мой сеньор, — тут же ответил Хёд, хотя Локи уловил недоумение в его голосе.       Без сомнения, Ульриксон не совсем понимал, как реагировать на такие вопросы.       — В таком случае оставайся у подножия Хлидскьяльва и не уходи,– сказал Локи, прежде чем махнуть рукой слуге, приказывая сопроводить Ульриксона на его место в зале. – Мы поговорим снова после суда, Хёд.       — Как пожелаете, Ваше Величество, – ответил тот, почтительно склонив голову.       Локи буквально кожей ощущал любопытство Ингвара. Без сомнений, тот пытался предугадать его действия. В конце концов в обязанности генерал-лейтенанта входило охранять жизнь короля, а Локи в юности своими шалостями доставил много неприятностей своей охране. Но сейчас он не видел ничего плохого в том, чтобы удивить всех, в том числе свою личную охрану. Кроме того, король вряд ли мог позволить себе нечто, похожее на привычные младшему принцу шутки, которые Локи творил, потакая своей любви к хаосу, так что этот переполох послужит хорошей заменой.       — Возвращение хорошего человека всегда того стоит, да, генерал-лейтенант? – спросил Локи с полуулыбкой.       — Да, мой король, – ответил Ингвар.       — Ну что ж, да будет так.       Едва король со свитой показался в Валаскьяльве, все голоса в зале стихли. Под прицелами сотен взглядов Локи следовал к трону, с удовольствием отмечая огромное количество асов, собравшихся на этом суде в качестве зрителей.       Здесь были не только большинство придворных, но и множество простых горожан. Пришли они, чтобы увидеть нового монарха, чтобы удостовериться, что дело Хеймдалля будет справедливо рассмотрено, или просто ради развлечения – Локи не особенно заботило. Главное, что не осталось равнодушных.       Когда король занял свое место на Хлидскьяльве, все присутствующие поклонились, а те, кто еще не видел его с тех пор, как он стал королем, торжественно ударили кулаком в грудь, принося присягу. Хёд занял своё место у подножия трона, там же,      где стоял генерал Тюр и остальные члены Высшего совета.       По тревожному выражению лица дяди Вили, Локи понял, что тому рассказали о происшествии. Дядя Ве, казался не столько встревоженным, сколько рассерженным, но было очевидно, что инцидент донес до них обоих, в насколько шаткой они все были ситуации. Локи немного успокоило, что дядя Вили, похоже, не слишком обрадовался тому, насколько близок он оказался вдруг к Хлидскьяльву. Однако, несмотря на это, Локи не собирался ослаблять свою бдительность в отношении этого аса.       Лорды Рагнвальд и Од выглядели лучше, но их лица были серьезными и сосредоточенными. Лорд Рагнвальд поймал его взгляд на мгновение, вероятно, пытаясь определить, как Локи собирается поступить, поскольку он не пришёл к нему за советом, как это обычно делал Один. Однако Локи уже принял решение и ни совет, ни предостережение действовать осмотрительно ему были не нужны. Он и сам хорошо осознавал свое положение того, кто не должен был никогда занять место нового короля и регента. Но всё же он здесь, собирается судить высокопоставленного эйнхерия, пользующегося в Асгарде огромным авторитетом.       Самым значительным играющим в пользу Локи фактором было то, что, несмотря на любовь и уважение, Хеймдалль нервировал людей своими способностями. То, что от него ничего невозможно было скрыть, весьма тревожило многих асгардцев. И хотя чаще всего они предпочитали не замечать вероятность быть увиденными и услышанными в любое время. Их тревожность могла сработать на пользу Локи, даже если ему не нравилось использовать такую тактику – ее слишком легко можно было повернуть против него самого, и это оставляло неприятный привкус во рту.       Однако Локи собирался сделать всё необходимое для выживания, независимо от чужого мнения о средствах, которые он использует.       — Приведите заключенного, – приказал Локи, подавляя вновь начавшиеся в толпе шорохи и шепот.       Молодой король сидел на Хлидскьяльве, держась прямо, властно сжимая Гунгнир в руке и всем обликом излучая абсолютную уверенность, которой на самом деле совсем не ощущал. Внутри него разливалось почти болезненное волнение от всего этого внимания и давления. Одину лучше проснуться поскорее, иначе Локи сам его убьет за то,в каком положении он оказался по милости Всеотца.       Двери в дальнем конце Валаскьяльва открылись, и несколько стражников ввели закованного в цепи Хеймдалля. Привратник держал голову высоко и гордо, хотя был лишен официальных доспехов и был одет в простую одежду угольно-серого цвета. Запястья Хеймдалля были скованы перед ним и прикреплены к цепи, опоясывающей его талию, от которой исходили дополнительные цепи, концы которых удерживали эйнхерии.       На первый взгляд могло показаться, что предпринимаемые меры избыточны, поскольку у привратника не было никакого сейда, кроме его дара. Однако этот человек был опытным воином, который завоевал славу на поле боя задолго до того, как Один осознал его истинный потенциал и назначил привратником Биврёста.       Шепот и тихое бормотание в толпе возобновились, когда группа вошла в Валаскьяльв, и становились всё громче, когда Хеймдалль почти вызывающе зашагал к ступеням, ведущим к Хлидскьяльву.       Встав у самого подножия трона, он бросил на Локи дерзкий взгляд, наполненный открытым неповиновением, и вздернул подбородок ещё выше, вместо традиционного поклона монарху.       Отсутствие должного приветствия и уважения к королю не осталось незамеченным, и Локи задумался, понимает ли страж, что тем самым облегчает ему задачу.       — Хеймдалль Найнсон, ты находишься здесь, перед Хлидскьяльвом, где тебя обвиняют в государственной измене и покушении на цареубийство, – произнес Локи, но остановился, услышав среди присутствующих ожидаемые восклицания и вскрики удивления и ужаса, вырвавшиеся из уст зрителей.       Дядя Вили, как заметил Локи, потерял последние капли былого цвета лица, и даже дядя Ве выглядел немного бледнее, чем обычно.       Остальные придворные выглядели либо сдержанными, либо испытывающими гнев, что было особенно заметно среди приближенных короля, чье будущее непосредственно зависело от судьбы королевской семьи. Тем не менее, среди прочих придворных и простых людей ощущались настороженность и неуверенность.       Именно на них Локи сосредоточил основное внимание, а не на Хеймдалле.       Настроение толпы стало основной причиной, по которой Локи не рассматривал казнь, как допустимый способ решения возникшей проблемы, даже несмотря на то, что это было традиционное наказание для подобных преступлений. Хотя это ограничение и вызывало у него злость, но лишь потому, что такого не должно было быть в принципе.       Он король и Хеймдалль пытался его убить; жизнь привратника должна быть потеряна и король не должен что-то объяснять подданным.       Однако в данном случае отказ от казни лучше соответствовал целям мстительного сейдмада, поскольку задуманное наказание будет тяжелее для Хеймдалля, даже если на первый взгляд могло показаться более гуманным для большинства обывателей.       — Ты признаёшь свою вину? – спросил Локи, уже зная ответ.       — Нет, не признаю, – твердо заявил Хеймдалль, что было вполне предсказуемо.       Локи не думал, что кто-либо, кроме самых безумных фанатиков, осмелится признаться в попытке цареубийства, особенно в Асгарде.       — Ты обвиняешься в государственной измене за неподчинение прямому приказу двух королей. Ты дважды разрешил несанкционированное путешествие через Биврёст, одно из которых привело к объявлению войны Асгарду со стороны Йотунхейма, – заявил Локи. – Ты это отрицаешь?       — Принц Тор приказал мне открыть проход в Йотунхейм.       — Да, но король Один запретил путешествия туда. Ты действительно считаешь, что приказ принца, пусть даже наследного, может перевесить указ твоего короля?       Тишина.       Во всяком случае со стороны Хеймдалля. Остальные в Валаскьяльве явно имели своё мнение по этому вопросу, которое не могли оставить при себе и шепотом обсуждали с соседями.       — Отвечай! – потребовал Локи, немного наклонившись вперед. – Я задал тебе вопрос, Хеймдалль. Как ты думаешь, приказ принца Тора выше приказа короля Одина?       — Ситуация была не такой простой, – наконец ответил Хеймдалль.       — О? Я думаю, что она предельно проста: приказ короля имеет приоритет перед приказом принца.       — Это была чрезвычайная ситуация.       — Разве?       Действительно ли Хеймдалль собирался продолжать гнуть свою линию?       — Ледяные великаны вторглись в Асгард, используя проходы, которые я не видел.       Шепот в зале сменился восклицаниями. Асгардцы возбуждённо переговаривались, получив подтверждение страшных слухов.       — Итак, в опасной политической ситуации, когда Всеотец запретил любые путешествия в Йотунхейм, ты, простой привратник, решил, что знаешь лучше своего короля, как следует поступить,и разрешил принцу Тору с вооруженным отрядом пройти по Радужному мосту, – подытожил Локи.       — Они вторглись к нам! – настаивал Хеймдалль.       — Да, и наша защита активировалась, убив всех трёх йотунов, прежде чем они успели скрыться с тем, за чем пришли.       — Мы должны были узнать, как они сюда попали!       — Мы знаем, что в Хранилище находился стихийный портал, ведущий прямо в Йотунхейм, – сдержанно сообщил Локи. – Для выяснения этого вовсе не требовалось посещать враждебный мир. В результате нашего вмешательства произошла битва, в которой погибли несколько сотен йотунов, и конунг Лафей объявил Асгарду войну. Этого можно было избежать, если бы ты следовал указаниям короля Одина. Не подчинившись данному приказу, ты не только подорвал свою собственную честь воина, защитника Асгарда, но и утратил доверие Всеотца, подвергнув невинных жителей нашего мира ужасной опасности.       Лицо Хеймдалля окаменело, и Локи задумался, узнает ли тот слова, сказанные Одином в Химинбьёрге, когда он изгонял Тора.       — Сейчас нечего сказать, Найнсон? – вкрадчиво произнес Локи. – Или ты все еще не хочешь признавать истинную причину, по которой позволил нам пройти?       — Я назвал истинную причину, — возразил Хеймдалль.       — Разве? Я отчетливо помню, как ты произнес небольшую речь о том, что это был первый случай, когда враг проскользнул мимо твоего взора.       — И что нам нужно узнать, как он это сделал!       — Нет! – отрезал Локи. – Ты сказал "я" в смысле "я хочу знать, как это произошло". Так скажи мне, Хеймдалль, действительно ли тобою двигало желание защитить Асгард или это была твоя собственная уязвленная гордость от того, что тебя превзошел враг?       — Нет.       — Ты считаешь, что твоя гордость стоит покоя Асгарда?       — Нет.       — Значит, ты просто верил, что знаешь, что нужно делать, лучше короля Асгарда?       — Это не то, что я сказал.       Локи откинулся назад и взмахнул свободной рукой ладонью вверх.       — Тогда объясни, почему ты намеренно не подчинился прямому приказу своего короля?       На этот вопрос было невозможно ответить, поскольку дать оправдание означало признаться в неподчинении. Поэтому Хеймдалль промолчал, и Локи слегка улыбнулся ему.       — Хорошо, тогда мы перейдем ко второму случаю твоего неподчинения своему королю, — сказал Локи.       — Ты не мой король.       Эти слова вызвали ещё больший шум среди зрителей. Локи же сохранял спокойствие, ведь он знал, что так и будет. Хеймдалль был предсказуемо упрям. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем этот ас обвинит его в том, что это он впустил йотунов в Асгард?       — Так теперь ты знаешь закон о наследовании трона Асгарда лучше, чем королева Фригг, лорд Рагнвальд и король Один? – спокойно спросил Локи, как будто обвинение его нисколько не смутило.       Потерять контроль над своими эмоциями сейчас, перед всем двором и большим количеством подданных, чтобы молва быстро распространилась, было бы катастрофично для репутации молодого короля.       — Принц Тор – наследник.       — Тор был изгнан Всеотцом, до тех пор, пока не докажет, что достоин своего народа и титула, – заявил Локи.       Глаза Хеймдалля расширились от этих слов и вызванной ими реакции аудитории. Этот ас сильно недооценил его и всё то, что он готов был сделать, чтобы защитить Асгард. Забота об Асгарде была причиной его собственной измены и создания портала, чтобы впустить йотунов в Хранилище. Так же, как Локи не хотел видеть неподходящего короля на Хлидскьяльве, он не желал, чтобы кто-либо подрывал его статус регента и дестабилизировал Асгард, стоящий на пороге войны со своим старейшим и сильнейшим врагом.       Даже будучи ослабленными, йотуны представляли не малую угрозу, поскольку находились на грани вымирания и им нечего было терять. По-настоящему отчаянные всегда будут самыми опасными, потому что они с радостью пожертвуют собой, если будет хотя бы шанс уничтожить врага, даже если это будет последнее, что они сделают.       Найнсон был глупцом, если считал, что Локи не раскроет эту информацию. Особенно если бы всё действительно было так, как полагал Хеймдалль: что Локи сделал всё это, чтобы заполучить власть для себя. В таком случае Локи был бы ещё более склонен испортить хорошую репутацию и общественный имидж своего брата.       Да, делать это сейчас было рискованно, но тщательно рассчитано; его любимое и самое опасное оружие – не сложная ложь, а простая правда.       — И ты прекрасно об этом знаешь. Ты ведь находился прямо за порогом Химинбьёрга, когда король Один это сделал, – продолжил Локи, сделав небольшую паузу для драматичного эффекта, прежде чем повернуть Гунгнир в руке, заставив воздух слева от себя дрожать, показав вид изнутри Химинбьёрга. – Знал ли ты, Хеймдалль, что все, что происходит в Химинбьёрге, записывается для безопасности?       Выражение растерянности на лице привратника доставило Локи ни с чем не сравнимое удовольствие.       — Статус принца Тора не имеет значения, – заявил Хеймдалль. – Ты не король, поскольку сам совершил измену, когда впустил йотунов в Асгард.       И вот оно, обвинение, которого Локи ждал. Реакция публики была предсказуемой, как и тот факт, что генерал Тюр сделал шаг вперед, явно исчерпав терпение по отношению к привратнику. Локи просто поднял палец и покачал головой. Генерал выглядел недовольным, но, смягчившись, отступил назад.       — Ты делаешь смелые утверждения, Хеймдалль Найнсон, – произнес Локи. – И настаиваешь на них. Помнится, впервые ты озвучил это нелепое обвинение после того, как попытался отрубить мне голову на Радужном мосту. Значит теперь мы сразу переходим к твоей попытке оправдаться в покушении на жизнь короля?       Как ни странно, Валаскьяльв теперь застыл в мертвой тишине. Казалось, асгардцы затаили дыхание, опасаясь пропустить хотя бы слово из происходящего.       Локи размышлял о тех историях, которые могут возникнуть в этот день, и о том, как они отразят его личность, ведь это был первый по-настоящему заметный акт его правления. Это не самый амбициозный способ начать взаимодействие с людьми, но, безусловно, запоминающийся.       — Ты умеешь избегать моего взгляда, – произнес Хеймдалль. – И делал это несколько раз с тех пор, как узурпировал Хлидскьяльв.       — Ты полагаешь, что как привратник Биврёста, имеешь право видеть и слышать всё, что делает твой король? – настойчиво спросил Локи. – Ты вновь забыл о своем месте, Хеймдалль. Ты подчинен королю, а он не обязан отчитываться перед тобой.       — Появление ледяных великанов в Асгарде было укрыто от моего взора, и ты продемонстрировал, что обладаешь способностью это осуществлять.       — Да, я обладаю этой способностью, – подтвердил Локи. – Как и Один Всеотец. Ты намерен обвинить и его в том, что он впустил йотунов? Генерал Тюр, прошу вас, расскажите Хеймдаллю о нашем разговоре, когда я скрыл нас от его всевидящего взгляда, – распорядился Локи.       Генерал сделал несколько шагов вперед.       — Безусловно, Ваше Величество. Мы обсуждали ваши опасения относительно того, что леди Сиф, Вольштагг, Хогун и Фандрал могут попытаться совершить измену и отправиться в Мидгард с целью вернуть Тора в Асгард. Вы также выражали беспокойство, что Хеймдалль может поддержать их изменнические намерения и позволить им пройти через мост.       Вместо того чтобы что-то сказать, Локи сосредоточился на Гунгнире, и ранее неподвижное изображение Химинбьёрга вдруг ожило, продемонстрировав всем его самого и Хеймдалля, стоящих на краю моста.       — Ты поклялся подчиняться мне, Хеймдалль, не так ли? – настойчиво спросил Локи.       — Да, – ответил Хеймдалль, и даже на записи его нежелание и колебания были более чем очевидны.       — В таком случае, ты не откроешь Биврёст в Мидгард для кого-либо, пока я не исправлю ущерб, причинённый моим братом.       Сцена была предельно ясной в своей лаконичности, и Локи вновь обратил внимание на своего генерала, прервав запись.       — Генерал Тюр, пожалуйста, изложите события, произошедшие прошлой ночью, – поручил Локи.       — Леди Сиф и трое воинов обратились к Хеймдаллю с просьбой открыть им проход в Мидгард, – лаконично ответил генерал Тюр.       — Я не открывал для них Биврёст, – возразил Хеймдалль.       Устав от лжи и попыток уклонения привратника, Локи мысленно попросил Асгард воспроизвести следующую запись, на которой Хеймдаль стоял в центре Химинбьёрга, а Хёфуд, меч, служащий ключом от Радужного моста, был установлен в специальный паз механизма, открывающего Биврёст. Перед Найнсоном стояли леди Сиф и воины-идиоты, одетые в боевую экипировку.       — Добрый Хеймдалль, – начал с волнением говорить Вольштагг. – Позвольте, мы хотели бы объяснить…       — Вы собираетесь оспорить указ нашего короля Локи? Нарушить все свои клятвы, данные в качестве воинов, и совершить предательство ради возвращения Тора в Асгард? – вмешался Хеймдалль.       — Да, но… – начала леди Сиф и её голос был заглушён шокированными возгласами толпы.       Локи сдержал еще одну улыбку. Это был тот момент, который ему особенно понравился в данной сцене, когда он обнаружил её вчера вечером во время поиска материала для подготовки к суду.       Асгард с лёгкостью предоставила ему наиболее значимые эпизоды интересующих событий. То, что леди Сиф дала возможность обвинить всех предателей их собственными словами, было истинным сокровищем. Хотя поступки этих болванов давали тоже самое, но их высказывания свидетельствовали о том, что они осознавали всю серьезность своих намерений и приняли решение действовать, несмотря ни на что. Им не удастся уклониться от ответственности, когда они в конечном итоге предстанут перед ним в суде.       — Хорошо, – прокомментировал Хеймдалль на записи, таким образом осудив и себя.       — Так ты поможешь нам? – воскликнула леди Сиф, с надеждой глядя вслед Хеймдаллю, который покидал Химинбьёрг.       — Я связан клятвой с нашим королем и не могу открыть вам Биврёст, – ответил Хеймдалль.       — Непростой собеседник, не так ли? – заметил Фандрал.       — Что нам теперь делать? – с напряжением спросил Вольштагг, явно выражая свое недовольство.       Леди Сиф вздохнула, обернувшись,и заметила Хёфуд.       — Смотрите!       Дальше не требовалось слов, и так всё было ясно.