Atonement — The Last of the Blacks // Искупление — Последние из Блэков

      Бесконечный треп языком, который Регулус ненавидел и ставил в претензию матери в последний визит домой, никуда так и не исчез. Каждый разговор, который он слышал, казался бессмысленным и пустым и не важно, где он звучал, кто говорил и о чем.       Вечерами на улицах оседал плотный, почти что декабрьский туман, несмотря на то, что март уже во всю возглавлял шествие будущей теплой весны. Такой же неуместный туман неиронично растекался в голове у Регулуса, которой он был готов биться о кафель.       Работа не шла, как к ней не подступись. Запал, с которым Регулус мог когда-то работать, испарился.       Ожидаемо, Регулус не возвращался в дом на Гриммо 12 и не планировал этого в ближайшем времени, только при смертельной необходимости он был готов переступить порог семейного очага. Это были и его оправданный страх и опасения, и протест в одном флаконе. Жаль, что к ним не добавлялась уверенность в себе и жизненные силы.       В сырости, слякоти и внезапном тумане Регулус не мог найти ни одного источника света для свой жизни, казалось, даже огонь свечей в светильниках меркнул с каждым новым днем. Даже его новый «друг» — Эван Розье — действительно друг в жизни среди пожирателей не помогал вернуть прежнее здравое самоощущение.       Эвану было скучно среди серой толпы черных магов. Снейп, Ивес и Рабастан стали нерушимой группировкой, лучшими друзьями, которых Розье избегал в силу своего незнания, как к ним подобраться. По своей натуре Эван был очень хитрым, везде находил лазейку, везде мог узнать все, что ему было необходимо, но все равно был по прежнему известен как отстраненный, утонченный, недоступный, витающий в облаках в дорогом облачении французский дворянский отпрыск, который не умел говорить по-английски до одиннадцати лет.       Остальные пожиратели были либо слишком озверевшими для интеллигентного Розье, либо излишне стары, а простые солдаты, варды, которые еще не удостоились носить звание пожирателя, его, конечно же, чистокровную душеньку не интересовали.       Поэтому, когда Регулус подвернулся под руку, он оказался идеальным вариантом друга, с которым легко скоротать ненужный скучный час. Момент их первого знакомства в новом статусе, точнее сказать, несколько первых минут, они не вспоминали и не потрошили. Раны Эвана зажили быстро, переломы Регулуса волновали с каждым днем все меньше, и облава, под которую они попали, оба решили забыть, как неудачный сон.       — Ну и туманище, — протянул Эван. За окном висела светлая густая туча тумана, словно кто-то завесил окно снаружи, — еще бы снегопад пошел, как на севере, вообще сказка была бы! Слякоть эта надоела, я за эту зиму четыре раза мочил в лужах ноги. То ли дело снег…       — Не накаркай, — сказал ему Регулус.       — У-у-ух, — ошеломленно выдохнул Розье, — ты видел это?       — Что?       — Тебе этот туманище и голову заволок? Смотри, тряпка болтается черная, видишь?       Регулус подошел к окну и увидел обрывок черной ткани с налипшей на нее грязью, но он тут же растворился на глазах, и Блэк не придал этому никакого значения.       Все вопросы были не к таинственным трякам за окнами, а к теплу в особняке, точнее, к его отсутствию. Топили в Лонгфильде сегодня как никогда плохо. Все, кто был неустойчив к холоду, подоставали совсем недавно убранные зимние кителя, мантии, шарфы и перчатки. Мороз шел по коже, и стучали зубы от холода. Он пробирался даже под теплую одежду, под плотные ткани и меха. Руки аномально леденели даже в карманах. Регулус думал, что его тело начинает сдавать, но вдруг Эван спросил:       — Как-то слишком холодно, не находишь? У меня уже ступни с ладонями онемели, а я в зимних сапогах.       — Надо будет узнать, что случилось, — согласился Регулус, снова смотря в туман за окном, как вдруг он заметил узор инея в уголке толстого стекла. Ледяное плетение медленно разрасталось по поверхности, вырисовывая изощренный орнамент. Морозное облако просочилось сквозь оконную раму внутрь комнаты, словно чье-то дуновение. Постепенно стали проявляться очертания неровных, угловатых ветвей, но туман и не думал рассеиваться.       Эван с Регулусом одновременно в замешательстве переглянулись, убедившись, что каждый чувствует что-то неладное, но ответа ни у одного не было.       Вдруг серая ладонь, тоньше, куда длиннее и костлявее чем человеческая, дотронулась до оконного стекла. Ее пальцы скрипнули безобразными когтями по поверхности, и Эван сразу же отпрянул в страхе, хватая обездвиженного Регулуса за запястье.       Ледяное дыхание существа за окном оставляло на стекле сверкающий голубой налет. Оборванный силуэт парящего тела не был достаточно очертанным, чтобы дать ему характеристику. Черный, грязный, рваный балахон, покрывающий все тело, странно поблескивал, развевался на слабом ветру. Запах сырости и гнили стал подниматься от пола. Когда чудовище примкнуло своей «головой», укрытой глубоким капюшоном, к стеклу, раскрыв зияющую дыру, которая была у него вместо рта, Регулус слабо шагнул назад. Серо-зеленая кожа вокруг рта была повсеместно покрыта гниющими струпьями.       Эван тихо выругался, так и не отцепляясь от руки Регулуса.       — Что это за тварь? Это что… дементор? Откуда? — шептал он. Ему было не по себе, его страх передавался и ощущался через одно касание.       — Дементор, — у Регулуса тоже все сжалось при виде уродства за окном. Тут же Регулус вспомнил последний разговор с Альфардом, новость о том, что министр усилил охрану Азкабана с помощью дементоров, и в голове все встало на свои места.       Внутренности, однако, все перевернулись. Наверное только усталость не позволяла Регулусу, как Эвану, пуститься в отчаянный страх и панику.       — Что за нахер, я не умею вызывать патронуса, — взвыл Эван.       — Я тоже, — не стал скрывать Регулус.       — Что? Я думал ты все умеешь! — ошеломленно прошептал Эван, — Ты же даже Рудольфуса заставил присесть.       — Один раз после того, как я чуть не лишился всех конечностей от обморожения. Считай, что это было от страха.       — Но какой раз это был!       Регулус снисходительно посмотрел на Эвана, ничего не говоря. Дементор за окном, потеряв интерес, скользнул рукой по стеклу и неторопливо полетел к следующему окну, к другой комнате. Снова остался простой туман, вернулся прежний терпимый холод, но и Регулус, и Эван окоченели уже окончательно. Не сговариваясь, они поплелись к единственному рабочему камину в особняке, в зале, где часто проводились разного рода заседания. Но тот тлеющий огонек неестественного зеленого цвета в огромном каменном углублении совсем не грел.       — Что за идиоты, даже огонь нормальный не умеют разжигать, — пожаловался Эван, но ничего не предпринял. Он оглянулся, немного неуверенно и боязливо.       — Надо разжечь нормальный, — шмыгнул носом Регулус, присев на корточки и достав палочку.       — Ты что?! Вдруг нельзя? — дернул его Эван, но тоже сел рядом.       Регулус нахалисто усмехнулся.       — Ты что, хочешь сдохнуть от переохлаждения? Так себе смерть после того, что с нами случилось и что еще может случиться, — саркастически подчеркнул он, — это во-первых. А во-вторых, этот особняк — наследие моей бабушки, поэтому я имею полное право зажечь нормальный человеческий огонь в камине, чтобы попытаться согреться в этом дубаке.       — Это поместье твоей бабушки? — глаза Эвана округлились, удивлению Розье не было конца.       Регулус пожал плечами как ни в чем не бывало, и оранжевое пламя огня, вспыхнувшее на остатках угля, обожгло своим жаром четыре вытянутые к нему ладони.       — Это не дает тебе привилегий, Блэк, — раздалось за спиной.       Регулус лениво обернулся на голос Снейпа. Эван вовсе оставил Северуса без внимания, слишком поглощенный жаром от огня — бедняга прозяб до самых костей. Снейп стоял за их спинами, засунув руки в карманы. Тут же в зал зашел Ивес Катуар. Он стал еще крупнее, лицо грубее, а Снейп на его фоне выглядел щупленьким, недоношенным цыплёнком.       Регулус как обернулся, так же безэмоционально и беззвучно отвернулся от закадычных друзей.       — Вы не слышали о приказе Лорда? Нельзя разжигать огонь и поднимать температуру в помещениях выше установленной, — педантично сказал им в спины Северус.       — Завались, ушлепок, — не сдержался Эван, — одубеешь даже в зимней одежде. Мы просто согреем кости и потушим все, как ни в чем не бывало. Температура даже подняться не успеет.       — Вообще-то…       — Сходи помойся, — прогонял его Розье.       Северус сразу же заткнулся. Сказать честно, он стал более опрятным после обретения столь высокого статуса как пожиратель, что было удивительно для его затворнического образа жизни, где личная гигиена была делом не первой важности. Но отделаться от ощущения налипшей грязи после столкновения со Снейпом все еще было невозможно.       — Малейшее изменение температуры чревато, — сухо и высокомерно вставил слово Рабастан.       Регулус устало поднялся, пока Эван продолжал с жадностью греться. Рабастан, стуча каблуками, подошел к камину и легким движением руки заглушил пламя. Комната мгновенно канула в тьму. Ладони еще немного покалывало от огня, но Регулус чувствовал, как тепло сходит с рук.       — Значит, пора домой, — сказал он невозмутимо.       Дома, где можно было бы погреться, у него на сегодняшний день не было. Альтаис все еще оставался за плотной оградой, и Регулус по прежнему не очень хотел наведываться лишний раз без новостей.       — Нет, никакого дома, сегодня развлекательная программа, — Рабастан дружелюбно хлопнул Регулуса по плечу на злобу Северусу и Ивесу.       При этих словах у Регулуса что-то опустилось внутри. Никакая пьянка, карточные игры и другие любимые занятия, чтобы расслабиться, никогда не носили имя развлекательной программы.       И был прав, когда подумал, что будет что-то далеко не развлекательное.

***

      На полу кто-то лежал. Скрюченный, маленький. Грязные рыжие волосы спутались в колтуны. Сиплый хрип вырывался из груди. Лица Регулус не видел, но одна смятая фигура запустила тревожный сигнал. Он не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь эту девушку, а если и видел, то где?       Вокруг ее фигуры кружила Беллатриса, водя у неё под носом точеными мысами своих узких туфель. Острым тонким каблуком она наступила ей на ладонь, и крик, раздавшийся из изможденного тела, смешался с заливистым, безумным смехом кузины. От восторга Беллатриса даже подпрыгнула, позволяя скрюченной на земле девушке прижать ладонь к себе.       Рабастан ухмыльнулся, наслаждаясь радостью Беллатрисы и безумными стонами ее жертвы.       — Ты хочешь прикончить эту грязнокровку? — жеманно протянул Рабастан, обходя Регулуса вокруг.       Регулус не оставался стоять как столб. Он обошел несчастную стороной, чтобы взглянуть на лицо и убедиться, что он точно ее не знает. Как будто от этого могло стать легче. Но лицо ее было изуродовано, щеки и лоб разодраны человеческими ногтями. Волосы прилипли к ранам, подбитые и опухшие от слез глаза не открывались. Все, что было ниже носа — сплошь залито кровью. Разбитый подбородок дрожал, из приоткрытого рта, из которого стекала слюна с кровью, доносились хрипы. Ей не хватало воздуха. Перебитые руки с красно-фиолетовыми пятнами на пальцах и ладонях безжизненно лежали на полу. За жизнь ими уже не ухватиться.       — Да она уже труп, ты что, не видишь, — весело прощебетала Белла и, не скупясь на силу, ударила острым концом туфли маглорожденную по лицу.       Раздался слабый, но пробирающий своим ужасом до самых костей крик.       Регулус смотрел безучастно, представляя, будто это сон. Самообман был истово единственной вещью, которая помогала не терять самообладание. Безумие кипело в крови Беллатрисы, от ее безудержной радости она вся была словно наэлектризована.       — От нее что-то узнали? — спросил Регулус у Рудольфуса самым невозмутимым образом.       — Недостаточно.       — Откуда она вообще?       — Из кое-какого «Альтаиса». Тебе это о чем-то говорит? — ухмыльнулся Рудольфус.       У Регулуса не на шутку закружилась голова и подкосились ноги.       — Еще бы, — и больше ни слова не говорил.       Лица тонули в тумане. Он не мог вспомнить ни единого.       Безликие голоса — Эдит, Сольвейг, Чарльза, Грюма и десятка других не имели лиц. Бесформенные голоса досаждали вопросами, пока Регулус мог беспомощно наблюдать за зверствами Беллатрисы.       Вспомнить, вспомнить, немедленно вспомнить…

А что ты можешь сделать?

      Ничего.       Ничего. Бешено бьется сердце, каждый удар приносит боль. Заныли руки, зуд на левом предплечье, каждый шрам на теле ноющей болью напоминал о прошлом. Концентрация темной магии была запредельной. Регулус ощущал давление всем телом, которое не выносило ее даже спустя столько месяцев. Никакого привыкания она у него не вызывала.       — Круцио! — взвыла Белла, но больше Регулус уже ничего не слышал. Утонувшая в гуле комната поглощала раздирающий горло крик. Он мог только видеть безымянную незнакомку из очень хорошо знакомого Альтаиса. Видел, как растекается и размазывается кровь по мраморному полу пухлыми неуклюжими руками, как испачканные в грязи и рвоте пальцы с обломанными ногтями пытаются за что-то уцепиться. Неестественно вывернутые ноги, такие же переломанные, безвольно дергались, пока почти безжизненное тело извивалось в агонии.       Ей отсюда уже не выбраться, даже если по их головы нагрянет сотня снабжённых с ног по уши авроров. Регулус понял, как ощущается жизнь, висящая на волоске, которая вот-вот оборвется. Под завалами он не смог ощутить этого на себе так, как сейчас, когда ледяной образ смерти уже стоит около чужого тела, когда ее хриплое холодное дыхание ощущается над собственным ухом и исход очевиден, и кажется, будто ты сам находишься в зоне риска и вот-вот распрощаешься с собственной жизнью.       Воландеморт все это время стоял в темном углу, наблюдая за развернувшимся безумием со стороны. Он узнал все, что ему нужно было, все, что было возможным, и кинул кусок мяса своим голодающим бешеным псам на растерзание.       Его взгляд на своем затылке Регулус ощутил сразу, как только тот приковал его к нему. Движимый чистым страхом, Регулусу оставалось только закрыть доступ к своему созданию, вычистить все уголки и выкинуть весь мусор, скопившийся за недели. Он не был собой, это было опасно. Любая лишняя мысль, чуть громче обычной, едва он поддастся страху — его часы будут сочтены.       Ритмичная пульсация боли раздавалась у лба и уходила к затылку. Белла долго держала заклятие, вымучивая свою новую игрушку до последнего. В глазах кузины не оставалось ничего человеческого. В исступленных почерневших зрачках сияло маниакальное наслаждение, от которого в жилах стыла кровь.       Регулус держал палочку за спиной, то покручивая ее из стороны в сторону, то останавливаясь и ковыряя небольшой выступ на рукоятке.

Одно движение, одно слово и все можно остановить. Все можно прекратить. Обрушить потолок и убить каждого, стоящего рядом и поодаль. Каждого, но кроме Воландеморта, заигрывающего с бессмертием.

      Регулус обрывает себя на половине мысли, когда в холодном помещении ему становится душно. Голову словно живьем вскрывают, разламывая череп. Эти чувства были ему знакомы не по наслышке, и когда его внезапно отпускает это означает, что стоящий за спиной Воландеморт перевел свое внимание на другого. Пронесло.       Регулус посмотрел на Эвана и удивился, что на Розье нет лица. Нездорового зеленоватого цвета кожа то бледнела, то вновь наливалась насыщенной неестественной краской.       — Это невозможно больше терпеть. Белла, доверяю покончить тебе с этим, побыстрее, — ленивый, хриплый, неузнаваемый голос раздался за спиной. Только так Регулус обернулся и увидел Лорда — совершенно белокожего, в некоторых местах на лице были видны вены. Острый, аномально тонкий нос, который раньше таковым, кажется, не был, высокомерно приподнят. Черные густые волосы зачесаны назад, тонкие посиневшие губы иссохли.       Белла прокричала непростительное, галантно уставив палочку прямо в грудь. Вспыхнуло зеленое пламя, словно хлыстом ударило об уже обездвиженное тело и оставило на грязном полу угольно-черный след.       Эвана вырвало сразу же — он только и успел подскочить к ближайшему голому кусту, когда вылетел на улицу. Группа поддержки в виде Регулуса, стояла за спиной и молча созерцала, пока Розье упал на колени, впившись ладонями в мокрую плитку. Эван осел на земле, глубоко дыша и борясь с новыми позывами. Глядя на все это Регулуса и самого начинало подташнивать.       — Она реально ненормальная, — простонал Эван, — она всегда такой была? — он беспомощно обернулся на Регулуса.       Регулус только пожал плечами, не выражая ни единой эмоции, и протянул Эвану платок. Дрожащей рукой Розье взял его, аккуратно вытер рот, но вставать пока не собирался.       — Как Рудольфус с ней вообще уживается, — Эван все не мог отойти.       — У них пылкая и страстная любовь уже много лет, — Регулус подошел к Розье, протягивая руку, — вставай, слишком холодно.       Эван схватился за руку Регулуса своей настолько ледяной ладонью, что сводило зубы. Неуверенно стоя на своих двоих, беловолосый и, как оказалось, ранимый юный пожиратель не отпускал своего друга, и Регулус не торопил его. Всё-таки Эвана стоило пока приберечь.       Вдали будто чернели тучи, но, присмотревшись, становилось ясно, что это дементоры охраняли особняк по всему периметру. Из-за них солнце никак не вылезало из-за плотных облаков и тумана, из-за них было холодно на улице. Из-за них нельзя было быть хотя бы чуть-чуть расслабленным и приходилось держать голову и мысли на замке. Минули дни, когда во дворике Лонгфильда или рядом с парадным крыльцом можно было растянуться на плетеном стуле под палящим солнцем. Теперь, если небо очистится от туч хотя бы на минуту, то это можно будет принять за чудо.       — Наверное, к такому привыкаешь, да? — спросил Эван у Регулуса с надеждой.       — К какому? К такой жене, как Белла? Даже если тебе найдут невесту по расчёту, вряд ли найдется вторая Белла, даже не переживай, — Регулус пытался шутить, но беспокойство и зеленость с лица Эвана все еще не прошли, хотя его уголки губ все-таки и дрогнули в улыбке.       — Нет, я имею в виду всю эту кровь, грязь, блевоту… — Эван остановился, словно его вот-вот снова вырвет, но уже прямо на Регулуса, — Я не понимаю, зачем такие извращенные методы. Просто одно заклинание, и дел-то. Без грязи, вони и поросячьих визгов.       Он и не мог сказать иначе. Такой же безнадежный случай. Хотя чем-то Эван и напоминал Регулусу и Барти странным юмором и легкостью, и Пандору своей необычностью, и казался в чем-то близок… Но Розье так и оставался очередной затычкой, чтобы не чувствовать себя слишком отрешенным от всего мира, чтобы чувствовать себя обычным человеком.       — Я думаю, ты привыкнешь, — дружелюбно потрепал его по плечу Регулус, — тем более, не обязательно быть Беллой. Все может быть гораздо проще.       Он улыбнулся Эвану, слабо, но почти даже искренне.       — Если бы я только знал, каким ты можешь быть. Я тебя совсем другим представлял. Иногда ты такой, как я и думал, как все, но сейчас… Все бы были такими же спокойными, — Эван уже отошел от своих недавних переживаний. Ему уже нет дела до ужасающей картины в зале или до парящих по округе дементоров.       Регулус долго думал, как он сам мог привыкнуть к такому. Он сидел в магловской забегаловке над копеечным тостом, где сыра было больше, чем хлеба, все, как он любил. Мигала лампа, что-то слабо дымилось за стойкой продавщицы. Кислый запах дешевого кофе витал в маленьком безлюдном помещении. Он не чувствовал ничего. Это состояние нельзя было даже назвать спокойствием, это было в самом деле ничего, без названия и определения. Он прислонил руки к лицу, к вискам, потер глаза, потом к впалым щекам и остановился. Из половинки оставшегося тоста аппетитно вытекал сыр. После всего увиденного, на удивление, был аппетит. Хотелось как следует подкрепиться, понимая, что схватить может в любой момент и придется блевать в кустах как Эван, но Регулус не думал о том, что будет потом. Слишком пустая трата времени, особенно в мире, где нельзя ничего предсказать.       Где была эта бедняга, попавшая в Лонгфильд, утром? Проснулась, лениво свесив короткие пухлые ножки с кровати, почистила зубы, позавтракала, уложила волосы… Или встречалась накануне с родными, и никто даже не мог подумать о такой скоро гибели. Как она попалась? Кем она была в Альтаисе? Регулус хотел знать, и в то же время желал оставаться в неведении, хотел забыть о случившемся.       Он закрыл глаза, погружаясь в темноту. Начал думать и сбил аппетит. Пойти бы и избавиться от съеденного, но с места не сдвинуться, постепенно доходит осознание: медленно подкрадываясь, готовясь схватить когтями за горло.       Регулус смотрел на остатки тоста. Больше есть не хотелось, но то, что что-то вместилось, его впечатлило. Очередное затишье?       В кармане таблетки, для надежности можно догнаться, хоть и не будет феерического эффекта, как в былые времена.       Он появился на пороге Альтаиса в тот же вечер. Не откладывая, не оставаясь порефлексировать. Ощущал в себе все ту же пусту, был невозмутимым, но чувствовал что-то неладное: гнет и печаль в стенах большого дома. Где-то вдалеке болтала маленькая Дора, смешивая английский и французский. Встретивший его Альфард молчал, потому что все уже знал.       Регулус, стянув плащ, так и остановился в коридоре. Желудок всё-таки скрутило, сжало горло. Он оперся о стену, смотря в неопределённое место и избегая прямого взгляда на дядю. Сил не хватало. Альфард тоже стоял как вкопанный. В какой-то момент повисла такая гробовая тишина, что Регулус слышал его дыхание. Все таки не переносит он ничего с такой легкостью, как болтал Эван. Нисколько это не легко. Ему никогда не спокойно.       — Я забыл, как ее звали, — он все же поднял глаза, посмотрел на Альфарда. Он был спокоен как глыба, а взгляд был теплым, тем самым родным. Даже удивительно, что в нем еще оставались силы не предаваться сокрушающему унынию.       — Рена, — ответил Альфард, — Рена Эйльбах, — ее звучное имя Альфард сказал нежно, с какой-то отцовской любовью, — О ее пропаже мы узнали незадолго до обеда и сразу поняли, что случилось. Слишком быстро случилось.       Теперь приходилось сохранять собственное спокойствие, считать свои вдохи-выдохи, потому что эти слова оказались тяжелее, чем Регулус себе представлял.       — Наверное, я бы мог сделать что-нибудь, — размышлял тихо Регулус вслух, словно с самим собой, — если бы я узнал раньше, если бы я раньше пришел, может быть…       — Стой, нет, — остановил его Альфард, шагнув вперед, — ты не мог и не должен был. Ты же знаешь, о чем мы договаривались, ты же знаешь, что ты должен делать?       Внутри у Регулуса все невольно сжалось. Он снова чувствовал себя ничтожно маленьким, глупым, бестолковым и бессмысленным существом. Смотря в чистые голубые глаза Альфарда, чувствуя все, что думает и переживает дядя, Регулус не принимал ни единого его слова. Наверное, у него все на лице написано? Потому Альфард шагнул к нему ближе, взял за плечи и слегка наклонился.       Альфард был и сильнее, и умнее, и ему не нужно было думать о постоянном совершенствовании себя. Он будто всегда был таким — спокойным и мудрым, сразу родился здравомыслящим и сообразительным, и у него всегда непременно все хорошо. Сжав челюсть и невольно нахмурившись, Регулус покорно выслушивал всю ту неспешную речь Альфарда, пока его косило и мутило. Хотелось провалиться сквозь землю, с позором исчезнуть. Он почти простил себе смерть Розенберг, но точно никогда не сможет простить смерть совсем чужой Рены Эйльбах, которой Регулус не знал лично, о которой Регулус ничего не знал.       Теплые руки Альфарда на плечах не успокаивали, а лишь подначивали к еще более бурным переполохам внутри. Регулус думал, что лучше бы его избили и бросили без сознания и при смерти, чем пытались доказать, что он не мог ничего сделать и ни в чем, что происходит вокруг, нет его вины.       Механически, не отдавая отчета и не показывая, будто что-то случилось, он рассказал все, что произошло за этот короткий промежуток времени, в частности и о дементорах, и все единогласно пришли к выводу, что это повод насторожиться. Людей было мало, хмурый Грюм напротив, Фридрих Соммерсет как обычно в отдалении, Альфард рядом, под боком. Чарльза Клеменса не было.       Регулус увидел заплаканную Эдит Мортон. Представить ее плачущей было невозможно, но покрасневшие глаза и шмыгающий нос выдавали ее с потрохами и ошеломляли. Притихшая Андромеда не могла спустить с Регулуса глаз, когда видела его, а Дора, практически ничего не понимающая, все же чувствуя, с переживанием блуждала округленными большими глазами по лицам обеспокоенных взрослых.       Сириус курил на заднем дворе. Он не уходил далеко, его силуэт было еле-еле видно в окне. Сигарета за сигаретой, бесконечная череда зажигания оранжевой точки в вечернем отуманенном мраке. Вдруг Сириусу, в отличие от всех остальных, есть что сказать этому трусу, который осмеливается называться его братом?       Настроение было гадкое, словно полежал лицом в грязи. Хотелось умыться, скинуть одежду, залезть в шкаф или под кровать и чтобы никто так и не смог найти. После быстрого незапланированного собрания Регулус отошел в сторону, вновь оставаясь наедине со своими тараканами. Меда чуть ли не слезно пыталась его накормить, но Регулус отказывался всеми силами, пока она, наконец, не сдалась.       — Привет, Рег, — мягкая рука Пандоры легла на плечо. Она устало покачнулась, обвивая руками Регулуса.       Он отвлекся от окна, повернувшись к Пандоре. Она прилипла к нему, словно на клей, слегка покачивалась, будто засыпая. Руки медленно обвили его спину, пальцы смяли рубашку. По припухлым губам и векам можно было сказать, что она тоже плакала, хотя сейчас и не казалось, что ее что-то волновало. Регулус нежно и слабо приобнял ее в ответ. Олливандер полной грудью вдохнула его запах, а потом тяжело выдохнула:       — Ксено со мной почти не общается больше, — понуро сообщила она как ни в чем ни бывало. Регулус никогда не понимал, почему она так прилипла к этому беловолосому худощавому чудаку.       — Ну и ладно, — ответил Регулус, на что Пандора усмехнулась.       — Я чувствую, будто он стал гораздо старше меня. Странно себя ведет, кажется, крыша у него едет от войны. Он хотел поступить в Академию, но не прошел, а что случилось там ты и сам знаешь. Такие дела… Вообще видеться не хочет. Новость на новости, мрак да печаль, скажи? — она снова к нему прильнула, наверное, пряча слезы.       Там, где была Пандора, всегда был и Барти. Он был самым невозмутимым среди них всех. Только охладевший и хмурый. Барти встал рядом, оперся о стену, слегка ударившись головой с глухим стуком. Обнимая прижавшуюся Пандору, Регулус посмотрел на старого друга. Глаза встретились, и ни с одной стороны в них не было секретов. Отдаляясь и отдаляясь, новая встреча после долгой разлуки не дает забыть, кем они друг другу стали.       — Ну и денек, — хриповато сказал Барти. Его голос за время чуть сильнее опустился.       — Да уж, — согласился Регулус.       Они втроем стояли молча. Отдалившиеся друг от друга, особенно Регулус, но внезапно оказавшиеся сейчас так близко не только физически. Даже тошнота отступила, чувство вины притупилось. Кажется, что стоит обернуться, и перед глазами потянется школьный коридор с развилкой, где Пандора свернет в сторону башни Рейвенкло, а Регулус с Барти устало пошагают в подземелье.       — Вы не видели этого «фг’анцузского лейтенанта» еще? — спросил Регулус, едва открывая рот.       — Не-а, — в унисон ответили Барти и Пандора.       — Скоро должны прикатить, заселиться. Им отвели четыре комнаты, — сонно пробормотала Пандора.       — Сколько здесь вообще комнат, если почти все здесь и работают, и живут? — нахмурился Регулус.       — Очень много, — заверительно ответил Барти, — больше, чем ты думаешь. Правда какие-то большие комнаты специально поделили, чтобы не походило на армейские казармы. Но если к нам будут дальше присоединяться всякие союзники, то придется дрыхнуть на нарах, если захочется сохранить шкуру, — хмыкнул Крауч, сдувая волос со лба. Веснушки на лице поблекли, так же потемнели медовые глаза. Была ли виной тень, в которой они стояли, или что-то происходило внутри души Крауча, оставалось загадкой.       — По секрету, есть еще подвальные этажи, — шептала Пандора, как всемирную тайну, — недавно их увеличили: вширь и вглубь. Я думала, стены обрушатся, пока весь фасад укрепляли и вычищали все.       — И сколько там — в подвале?       — Эдит пока только спускалась туда, говорит, больше, чем весь дом, — зачарованно ответила она.       — Бред, здание бы просто осыпалось, если бы там вырыли столько. Там уже были какие-то посещения подсобные, как и во всех больших домах, их просто немного увеличили. Сомневаюсь, что там будет второе министерство, — заносчиво вставил Барти.       — А я и не говорила про Министерство, — зевнула Олливандер.       Время шло к полуночи. Регулус нехотя посмотрел на настенные часы в коридоре, прищурившись, едва мог разглядеть стрелки часов.       — Что, курица слепая, не видишь? — Барти по-доброму хмыкнул, получил от Регулуса слабый пинок и обернулся к часам, — Мерлин, двенадцать ночи!       Пандора отодвинулась, забирая все тепло, которое она отдавала. Сразу стало пусто и неприятно прохладно.       — Тебе пора? — спросила она с надеждой, что Регулус скажет «нет», хотя знала, что он уйдет.       — Да.       Пандора поджала бледные губы, поднялась на носочки, хватаясь за плечи Регулуса, и нежно, едва докоснувшись, поцеловала в щеку. Тепло и мягко. Она не держала никакой обиды, ни в чем никогда не упрекала… как такое возможно? В невинном, совсем детском, совсем дружеском поцелуе, который не смог смутить даже на секунду ни Барти, ни самого Регулуса, было заложено иное, неоскверненное, в отличие от простой любви, чувство.       — Береги себя, — попросила Пандора, наконец, отпустив. Барти коротко и почти незаметно кивнул. Едва Регулус сделал шаг, Крауч подошел вплотную и тоже обнял его, не так долго, но крепче, до хруста костей. В этот момент можно было бы и упасть на землю, забывшись. Как они смогли простить ему все это? Ложь, обман, тайны…       Люди в обиде так себя не ведут, думал Регулус, но все равно ждал подвоха. Ему спокойнее, хотя внутри он и чувствовал, насколько разбит. Это крошащееся прямо в руках «нечто» хотелось собрать по осколкам, склеить, чтобы в тумане, глядя несфокусированным взглядом казалось, что все цело и в порядке, и что его ничто не волнует.       Но все шло не так, и ничто не могло убедить в обратном. Ему помогали снять лишний груз с плеч, но Регулус ощущал себя бездонной ямой для неудач и страхов, которую невозможно было разгрести и вычистить от всех пороков и грязи, в которую с каждым днем сыпалось все больше и больше.