Atonement — The Last of the Blacks // Искупление — Последние из Блэков

      Из-за неудобного положения онемели руки, затекла шея и спина. На голову давил сон. Сложив руки, Регулус лег на них и лежал так долго-долго, то засыпая, то резко просыпаясь. Хоть за спиной не застеленная кровать манила своим видом, на столе лежали найденные за несколько дней до происшествия рецепты, группы ингредиентов, расчеты и книги. Но голова наотрез отказывалась принимать слова и цифры, ничего не складывалось, ловкость вычислений исчезла, будто ее никогда не было, а годы, потраченные на изучение всего, словно коту под хвост.       Под самым носом лежит упаковка таблеток, что уже почти закончились. Селвин, скорее всего, все-таки был прав. Но Регулус даже вспоминать не хочет о том, как проснулся, что увидел и кого. Больше нельзя, и Регулус поднимается, чтобы закурить. Холодно, поэтому окно приоткрыто лишь немного, и стены впитывают в себя сигаретный дым. Плевать, ведь дом все равно Лестрейнджей, никто ничего ему не скажет.       Регулус так и не побывал в родительском доме, и так и не побывал в Альтаисе. Нести ему нечего ни туда, ни туда, а приходить, чтобы просто потоптаться смысла нет. У него нет даже интересной находки или каверзного вопроса для Чарльза Клеменса, нет новостей, слухов. Свое присутствие где-либо, во время которого он не может ничего предоставить в качестве доказательства своей полезности, ему кажется бесполезным и неправильным.       С момента побега прошло почти три дня. Его никто не торопил, не наседал на мозги, позволяя вариться в своих мыслях. Однако время шло, а сидеть на месте было нельзя, не сейчас. Тайна Воландеморта и подсказки Саверьена толкали его на действие и исследования, но Регулус с голыми руками и пустой головой стоял перед кипами информации и не знал, что с ними делать.       Решив начать с малого, Регулус оказался у себя дома на Гриммо. Глухо закрылась дверь, эхо по пустому особняку пронеслось до последнего этажа. На высокой тумбе у стены напротив входной двери стояла ваза, а в ней, на удивление, цветы. Несколько нежно-розовых мягких бутонов, гладкие, в насыщенной зеленой листве.       — Это камелии.       Регулус от неожиданности дернулся и увидел Нарциссу. Она медленно шла с улыбкой на бледном спокойном лице. Стройная, мягкая, нежная, как цветок из вазы.       — Привет, Цисси, — удивление оказалось скрыто невольно. Глуша боль без должного лечения он стал скуп на любые эмоции, кроме недовольства или безразличия, но Нарциссе он не мог показывать свое кислое лицо, а тем более подавать виду, что что-то в его жизни смущает его положение.       — Почему ты не сказал что придешь? Я знаю, что случилось, все в порядке? Мне казалось, ты еще должен был восстанавливаться под присмотром, — сказала она, обеспокоенно смотря на кузена. Руки легли на предплечья, обхватив их.       — А где родители? Люциус?       — Орион не здесь, будет только к вечеру. Твоя мать у себя, только что закончился обед, и она пошла отдохнуть. Тебе бы прийти надо было пораньше, совсем похудел. Ну ничего, на кухне еще много еды, — ее руки ослабели, но еще не выпускали его.       — Я не голоден, — механически отвечал Регулус. Аппетита не было уже несколько дней, а своя худоба волновала его мало.       — Еще чего, — она нахмурилась совсем как Андромеда, — Святая Моргана, как давно мы не виделись, ты так изменился! Нам надо будет поговорить наедине обязательно. Не хочешь подняться к матери? Я думаю, она будет рада тебя видеть.       — Миссис Малфой, Драко совсем раскапризничался, — прозвучал незнакомый мелодичный голос, а после Регулус заметил грузную женщину, но одетую весьма утонченно и со вкусом.       — О, Кэролл, иду, — Нарцисса обратилась к Кэролл как к старой верной подружке, хотя та явно была отличного от Малфой происхождения.       — Кто? — недоуменно спросил Регулус. Цисси улыбнулась ему.       — Точно, ты же еще не видел своего двоюродного племянника. Минувшим летом всем было не до визитов и гостей, — радостно сообщила ему Нарцисса, а Регулус чуть ли не ахнул, совершенно удивляясь тому, как выкинул из головы образ беременной, а после — родившей кузины, кузины, ставшей матерью, — пойдём, посмотришь. Драко совсем уже большой, но такой же очаровательный и милый, так похож на Люциуса, такой нежный и хорошенький!       Она повела его в одну из гостевых комнат, которую занимала еще с детства. Кэрролл была уже около светлой колыбели, обшитой рюшами и оборками, пытаясь успокоить ребенка. Его запах, запах молока и детских пеленок пропитали комнату. Детское кряхтение и невнятные звуки раздавались из конца комнаты, куда Нарцисса тянула Регулуса.       — Знакомься, это Драко Малфой, наш сын, маленькое, любимое, красивое беловолосое чудо. Мама пришла, — последние слова она пролепетала совсем иначе, наклоняясь над кроваткой. Цисси ловко подхватила Драко, и Регулус увидел розовое личико, странное и глуповатое, не такое уж и красивое, как описывала Нарцисса. Редкие белесые волосы практически не были видны из-за своей тонкости. Широко распахнутые голубые глаза, совсем как у Нарциссы, сразу заприметили новое лицо и глядели неотрывно.       — Хочешь подержать? — живо спросила Нарцисса, усаживая Регулуса против его воли на край кровати и впихивая Драко, так что Регулус даже не успел и возразить, как малыш оказался на его деревянных неприспособленных руках, которые Цисси придерживала своими — нежными, мягкими и теплыми.       Регулус, лишенный речи, был уверен, что в этом младенческом взгляде осознанности было больше, чем в глазах многих пожирателей, Крофорда, Селвина и, тем более, Ильсы. Драко замер в чужих новых руках, его маленькое странное лицо выражало, наверное, удивление, интерес, хотя Регулус и не знал, может ли быть в этой крохотной голове хоть что-то такое определенное.       И неужели он тоже когда-то был таким маленьким странным существом?       Нарцисса верещала над ухом о чем-то, но вскоре, слава Мерлину, забрала из уставших рук своего сына. От количества любви, нежности, которое исходило от Нарциссы, которое тонуло и смешивалось в новых запахах комнаты, внезапно ставшей очагом материнства и нежности, которое не было свойственно дому на Гриммо, можно было сойти с ума. Умиротворенный младенец прижался к молодой матери, иногда дергая маленькой ножкой и что-то говоря на своем младенческом.       — Надеюсь, ты останешься до вечера? На ужин, когда вернется Орион и Люциус? Да, Драко? — внимание моментально переключалось с Регулуса на Драко, Цисси словно разрывалась между ними двумя.       — Конечно.       Регулус оставил их в комнате, пообещав Цисси вечером побеседовать, или, точнее, «поболтать о всяком», как она выражалась, хоть он и немного побаивался ее возможных вопросов.       Однако еще сильнее он боялся появляться на глазах матери, видавшей его в самом худшем виде, в том, в котором Регулус не хотел, чтобы его кто-либо видел. Раньше может быть и было легче, но все болезни и немощи остались в детстве, страхи прекратились после окончания, казалось бы, бесконечного процесса воспитания и наказаний, и теперь Регулус считал себя вполне взрослым для того, чтобы кто-то беспокоился о нем, все это не стоит времени и сил — все все равно образуется само собой, он сам способен постоять за себя и свою жизнь.       Биение собственного сердца вновь оглушает, когда он стоит под этими дверями. На себе ощущается груз невыносимости окружающего мира, стены кажутся нереальными, будто сквозь них можно пройти или вовсе остаться внутри, стать частью высокого, тяжелого, темного дома, увековечить себя в нем, как в портрете, только увидеть никто не сможет.       Если подойти к стене, прислониться к ней и прислушаться, можно услышать шепот людей, которые когда-то жили в этом доме.       Дверь внезапно открылась прямо у Регулуса под носом. Перед собой он увидел мать, нисколько не изменившуюся с их последней встречи. Спокойное лицо не выражало удивления по поводу неожиданной встречи, серые глаза смотрели на него, как на чужого, Регулус уже забыл слова Рудольфуса, выкинул из головы как глупый обман для самонадеянного ребятенка, но Вальбурга впустила его в свою комнату, плотно заперев дверь.       — Ты должен был продолжить лечение, разве нет? Я разговаривала с мистером Селвином, — она наклонила голову, укоризненно смотря на сына.       — Нет, все уже в порядке, — на этом можно было бы и закончить, выскочить в коридор и вновь не появляться неделями.       — Не смей сломаться так рано, — процедила Вальбурга, — ты последняя надежда. Отец не думает, что ты должен знать все, но я считаю, что ты должен понимать, насколько неустойчивое положение у чистокровных семей будет, если наша сторона где-то даст трещину.       — Неужели кто-то из них сможет повлиять на многовековые династии, — усмехнулся Регулус, расслабляясь, что тема уводится от него. Трепать языком о чистоте крови и традициях он научился быстро и делал это ловко.       — Дамблдор не тот человек, который смог бы растоптать нас всех, но у него есть люди, которые мечтают, чтобы наши головы разбили камнями, — мать была сосредоточена, морщинка легла между ее темными бровями. Она о чем-то говорила, пока Регулус с пустой головой наблюдал за ней, не обращая внимания на ее речь вплоть до того момента, когда она не оказалась стоять рядом с ним.       — Нельзя быть слишком самонадеянным, плата за свою излишнюю уверенность бывает болезненна, ты сам это хорошо знаешь, — в её голосе не было ни капельки добра или любезности. Заныла левая рука, предплечье, комнату охватила неприятная духота, — и я бы желала, чтобы ты ответственно ко всему подходил, а не бросался с головой в любую авантюру, которая тебе приходит в голову. Не делай того, чего не просят.       — Ты о чем? — нахмурился Регулус.       Она медленно провела рукой по предплечью, где впилась темная метка.       — Говорят, ты слишком углубляешься в ненужные тебе темы.       — Кто говорит? — ровно спросил Регулус, хотя был повод запаниковать.       — Господин Селиверст Кроуфорд, если тебе такой знаком, — с плохо скрываемой претензией, с холодом сказала Вальбурга, — отец учил тебя не совать нос в дела, к которым ты не имеешь никакого дела.       Регулус мог только беззвучно приоткрывать рот, желая что-то сказать, но он совсем оторопел от неожиданности.       — А будут подробности? — выдавил он.       — Ты бы мне их сам рассказал, — она резко отошла и села в свое кресло, элегантно закинув ногу на ногу. В словах уверенность и прямолинейность. Ее диковатый прищур, за которым блестят серые леденящие глаза.       — Я работаю, — в самом деле Регулус постепенно начинал наглеть, — я бы не вылезал из лаборатории, если бы не эти посты и миссии, где только зад мерзнет…       — Язык, — рявкнула Вальбурга.       — … и авроры выскакивают из-за угла, целясь заклинаниями и камнями, чтобы разбить голову, — Регулус тоже злобился. Он не ждал от матери теплого приветствия, не ждал понимания и расспросов о здоровье, он бы и не хотел, но и то, что он получил было не по душе.       — Так тебе не нравится? — ее тонкие черные брови надменно и насмешливо приподнялись.       — Это мой долг, — быстро спарировал Регулус, — а то, что мне нравится, глубоко под землёй под лампами, в морозильных камерах и на полках в библиотеках и редко пересекается с боевыми искусствами.       — Ясно, — коротко сказала она, обрывая дискуссию. Оборванная тишина оказалась еще менее приятна.       — Отец что-то говорит? — аккуратно поинтересовался Регулус.       — Да, отец опасается, что ты просиживаешь штаны, не принося никакой пользы, — Вальбурга разорвала зрительный контакт, отвернув голову. Она снова встала, будто что-то серьезно не давало ей оставаться на одном месте. Ее слова относились будто не к сыну, а к коллеге или даже к наемному работнику. Что же, большой прогресс, — зельеварение, алхимия… это все очень хорошо, пока дело не доходит до такого.       — На это вряд ли можно было повлиять, — резко отозвался Регулус, — и наука это мой козырь.       — Ты не единственная «ученая» голова, насколько я помню.       — Но я лучший, — слова слетели с языка, и Вальбурга взяла продолжительную паузу, перестав пускать в сына стрелы.       Эти слова противоречили Регулусу во всех своих смыслах, потому что ни прочитать что-либо, ни посчитать, терпеливо сесть за новое зелье для Регулуса было задачей уже невыполнимой. Отец был прав, что Регулус просиживал штаны в разных местностях Лондона и его пригородной части, но и уступать место маститому Кроуфорду или, Мерлин упаси, Снейпу, он никак не собирался.       — Одно зелье, один выполненный личный приказ это ничто, — Вальбурга потерла виски. Она давно не выглядела такой уставшей и измотанной, словно несколько дней или даже недель она усердно работала, не прикасаясь головой к подушке, — нужно больше.       Словно удар поддых было это несправедливое заключение.       — Я еще хотел сказать, что не смогу остаться на ужин, — холодно вдруг сказал Регулус. Это была необоснованное, взятое из пустоты решение. Но он был уверен в нем.       — А зачем тогда пришел? — бросила она через плечо, соревнуясь в резкости и холодности.       — Доложить, что теперь все в порядке, и я отправляюсь работать дальше, — топя чувства отвечал он, — это все, что я хотел сказать тебе.       — С отцом тебе бы смелости не хватило так выступать, твоя удача, что его здесь нет. Он бы не делал скидку на возраст и нынешнее социальное положение.       — А что останавливает тебя не делать мне скидку? Припоминается, что кое с кем ты ты никогда не сдерживалась, — желчь закипала в крови Регулуса и слова жгли язык и небо.       Он добился, чего так хотел. Вальбурга ошарашено обернулась, встречая наглое, но безэмоциональное лицо. На момент она остолбенела, потеряв дар речи, словно это не Регулус стоял перед ней, а какой-то придорожный бездомный доходяга. От удивления она даже не моргала, безостановочно смотрела серыми глазами на сына, пытаясь одним взглядом достать со дна его души все ответы, которые он держал от нее в секрете, на ее немые вопросы.       Могла ли она догадываться о чем-нибудь?       Между ее бровей вновь легла глубокая морщинка. На натянутой бледной сухой коже вблизи виделись мелкие паутинки морщин, которые еще не были заметны невооруженному взгляду издалека, но возраст все же давал о себе знать. Однако она оказалась очень близко, было слышно ее дыхание. Ощущалась хрупкость ее изящного статного тела, на нее нельзя было дышать.       — Как ты вообще смеешь такое говорить? — прошипела она, почти не размыкая челюсти. Один только жесткий взгляд из-под тонких черных бровей должен был размазать Регулуса по стене, но вместо этого он лишь подливал масла в огонь. Новая головная боль и ноющее, режущее чувство в области левого плеча и ключицы только подначивали сорваться. Руки подрагивали от усталости, норовили потянуться к таблеткам в кармане или к волшебной палочке, но были сжаты в кулаки.       — Потому что мне надоело слушать это нытье по древним традициям и ценностям, — язвительно сказал Регулус, чувствуя, как завязывается узел в животе, — вместо дела сотни таких же волшебников только языками треплют, а те, кто дни и ночи просиживает под свечой в поисках, остаются ни с чем, а потом им говорят: «мало». Или: «недостаточно». — он имел в виду себя, сколько бы не противоречил сейчас самому себе.       Он смотрел в глаза матери, в глаза, которые он каждый день видит в зеркале в своем отражении. Регулус чувствовал, что что-то закипающее в нем в обиде плюётся горечью и разносит ее по всему организму.       Момент держалось молчание. Регулус ждал ответа, истово, готовый с жадностью впитать каждое слово матери, но вместо ответа Вальбурга, сверкнув глазами и злостно поджав губы, дала сыну звонкую пощечину. Звук ее утонул в глухой комнате. Словно ничего не случилось Регулус стоял на том же месте, даже не шелохнувшись.       — И это все? — прошептал он выжидающе. Он чувствовал, как жжет место удара на щеке, испытующе смотрел на мать, но она так и стояла, не в силах что либо сказать. В ее глазах оставалась решимость, уверенность и жгучий гнев. Несмотря на хрупкость, рука у нее всегда была уверенная, но Регулус все равно прошептал: — Детский лепет.       И был готов получить вторую пощечину, но вместо этого Вальбурга сказала:       — Вон из этого дома, — яростно, сквозь зубы.       У Регулуса дрогнула губа — то ли еле удержался от ухмылки, то ли нервы, — но с ощущением, что всего этого стоило ожидать, уйти из комнаты матери было просто.       Даже несмотря на боль, идти по коридору было легко. Было легко спускаться, воздух вокруг стал внезапно свеж, а голова ясна, как и погода за дверью. С чувством чего-то выполненного Регулус спускался по лестнице с широкого крыльца, закуривая сигарету. Так легко ему не было с самого выхода из лечебницы Селвина.

***

      — …а она отвесила мне леща и сказала «вон из этого дома». Ну я и ушел, хотя обещал Цисси остаться на ужин. Надеюсь, отец не будет слишком злиться. Наверное, уже вредно, в его-то возрасте. Ну ничего, я ещё долго не буду там появляться, может забудется. Хотя спится там лучше всего, в своей комнате.       — Плечо-то у тебя не сильно болит?       Регулус нехотя повернул голову. Андромеда в фартуке держала в руках какую-то тряпку, даже в штабе Альтаиса оставалась главной хозяйкой. Иногда ей нужно было взять что-то в руки и что-то ими делать: вышивать, рисовать, перебирать, или тереть-тереть-тереть до блеска, до скрипа, пока в столе или в сковороде не протрется дырка.       — Нет, нормально, — он снова отвернулся, закрыв глаза. Диван проваливался под спиной, а обеспокоенный взгляд Меды нисколько не беспокоил Регулуса.       Почти опустошенный дом радовал. Вся работа проводилась в смежном крыле, а собрание отбросов семейства Блэк в комнате, условно отведённой для отдыха, проходило на ура. Только увидев Регулуса на пороге, Меда набросилась на кузена чуть ли не со слезами. Бледный Сириус молчал, словно проглотил язык, а Альфард держался о стену, и только Регулус под тонной таблеток не чувствовал ничего. Может лишь был немного рад тому, что последние ссоры оказались мгновенно забыты. По той развернувшейся немой сцене можно было бы писать комедийную пьесу.       Сириус растянулся на кресле рядом, позволив Регулусу вытянуться, свесив ноги, на диване. Делать было нечего, торопиться — некуда. Для Лестрейнджей и всех остальных Регулус мотается где-то между библиотекой Лютного Переулка и подпольной лаборатории на севере Лондона.       — И все-таки я настаиваю, чтобы Чарльз посмотрел твое плечо, — по другую сторону нетерпеливо сидел Альфард, не снимая с лица обеспокоенное выражение.       — Как скажешь, — лимит на язвительность и упорство у Регулуса был потрачен. Тупой взгляд устремлялся в потолок над собой, голова была почти пуста, только без конца проматывалась встреча с матерью, и фантомно зудела щека. Всё-таки было обидно, лучше бы она пустила в него «круциатус», думал Регулус, — а какие вообще новости?       — Орден подписал договор о сотрудничестве с французской ассоциацией сопротивления темным силам. Альтаис, соответственно, тоже.       — А аврорат что?       — Аврорат… долгая история. Из наших в нем только Аластор и остался, остальные командующие не контактируют с Дамблдором либо из принципа, либо из-за негласного указания министра магии. Гарольд Минчум гнет свою жесткую линию, никому не уступая. Конечно, после провала Дженкинс, он стал надеждой, но то, как сотрудники Министерства изменяют своим принципам, не дает веры в то, что Минчум продержится дольше Юджины. Конечно, недавно он усилил охрану Азкабана, искусственно выпустив на охрану больше дементоров. Буквально на днях еще более усилил охрану Азкабана, после той облавы… — Альфард запнулся, неловко покашлив, — Не знаешь, много ли… важных-сильных из ваших полегло или попало?       — Не-а, я там давно не был. Ошивался только у Лестрейнджей и вот, домой сходил… Эвана скрутили, но как-то вытащили, это я знаю. Это все. Я даже не интересовался, — еле шевеля губами, все еще с закрытыми глазами ответил Регулус.       Вновь повисла неуместная усталая тишина. Меда уперлась рукой в щеку, глаза бессмысленно блуждали по комнате.       — А что за французское сопротивление? — поинтересовался Регулус.       — Выходим на международный уровень, — саркастично хмыкнул Сириус.       — Такая своеобразная взаимопомощь. Часть французов из сопротивления будет находиться в Великобритании, часть наших — во Франции. Там особо активные движения в поддержку истребления сквибов и маглорожденных, свои группировки и лидеры, которые могут иметь связь и с организацией Воландеморта. Поэтому держи ухо востро, — пояснил Альфард.       — Услышишь милую незнакомую фг’анцузскую г’ечь, бей в там-там и беги к нам, — закончил Сириус.       — Ясненько, — выдохнул Регулус.       Все-таки здесь было хорошо даже после продолжительных недопониманий, ссор и усталости. Альфард не давал тишине устаканиться и снова заговорил:       — Часть маленького французского легиона будет в Ордене, часть — у нас. Тебе нужно будет познакомиться с представителем, который будет работать с нами, чтобы вы знали друг друга. Интересный молодой человек, преподавал Защиту от Темных Искусств в Шармбатоне, но буквально месяц назад срочно со всем порвал. Кто-то из более весомых узнал о его деятельности и подверг опасности всю семью бедняги.       — Очаровательно, — Регулус продолжал отвечать устало и односложно.       Увесистые шаги послышались со стороны коридора. Вернувшийся с дежурства Тед зачем-то позвал Андромеду, и та упорхнула в сторону лазарета.       — Ладно, оставлю вас, — тяжело вздохнув, Альфард поднялся. Переполох в отдаленной рабочей части большого дома означал, что трудяги Альтаиса вернулись с вечернего дежурства, передав пост на ночь. Может, произошла стычка, или кто-то что-то узнал, и поэтому Альфард и поспешил тяжелой поступью в сотый раз выслушивать однотипные, надоедливые вести, от которых нет толку.       Братья молчали. Осадок последней встречи каждый помнил хорошо, к сожалению, ни первого, ни второго природа не обделила хорошей памятью на плохие события.       — Не хочешь свежим воздухом подышать? — спросил Сириус, зашуршав в поисках пачки сигарет в карманах.       Регулус, нехотя, устало поднялся. Тяжесть сковала тело, руки подламывались под ним. Незаметно оба вышли на задний двор, а оттуда в привычное укрытое от людей место в зарослях голых кустов. Сириус сунул ему в рот какую-то неизвестную сижку, сам поджег, только что не помог недвижимому брату одеться и передвигать ноги.       — Слушай, — затянувшись, нервно сказал Сириус, — я тогда погорячился. Я не должен был так сильно вспылить.       — Смешно, — не разжимая зубов с зажатой меж них сигаретой, сказал Регулус.       — Завались, — рявкнул он в ответ, — я адски за тебя переживаю, одна мысль о том, что может с тобой приключиться, вводит меня в панику, — горячо бросил Сириус и сразу же заткнулся.       Регулус молча смотрел на Сириуса. Сигарета между его губ тлела, а сам он замерзал даже несмотря на многослойный наряд. Кости ныли от холода, скрипели от оседающей на них весенней промозглой влажности. Сириус тоже молчал, терпеливо глядя на брата внимательным взглядом. Регулус, подыскивая слова, пользуясь добрым терпением Сириуса, резко затянулся с такой силой, что половина только что целой сигареты мгновенно стлела. Он держал дым в своих легких, пока сам не позеленел, и когда запаниковавший Сириус чуть было не схватил его за плечи, резко все выдохнул прямо брату в лицо. Голова уже кружилась, в глазах потемнело, и гул заполнил мозг. Регулус нашел ближайший фонарный столб, криво шагнул к нему, приобнял, чтобы не свалиться с ног, и засмеялся.       — Психопат, что с тобой вообще? — Сириус схватил его за плечи.       — Видел бы ты свое перепуганное табло, — сквозь смех ответил Регулус, земля под ногами утекала, мир плыл вокруг, кружился, словно в быстром танце, даже фонарный столб грозился утечь прямо из его рук.       — Кусок дерьма! Идиот! — возмущался Сириус, но все это было как-то не по настоящему с его стороны.       Пока перепуганный Сириус искал ответы на свои вопросы в своей же голове, не отходя ни на шаг и от кассы, обнявший фонарный столб Регулус, все-таки, слегка окунулся головой в омут всепоглощающего страха.       Его состояние нисколько не отвечало его собственным требованиям. Куда он сейчас пойдет? Снова к Лестрейнджам, упадет вниз лицом на кровать, дай Мерлин, на кровать, а не на ковер, не дойдя до ложа.

Тебе тут не место, если собираешься размазывать сопли, болезный черт, отвергнутый собственной матерью! Последняя надежда! Сидел бы сейчас за письменным столом и работал, или сражался бы в дуэли с Рудольфусом, совершенствуясь в боевых навыках, но нет! Стоит, обнимается с фонарным столбом, а ноги еле держат! Тоже мне, последняя надежда, единственный наследник! Ни один мундир или фрак не будет на тебе смотреться, посмешище!

      Регулус зажмурился.       — Знаешь, — сказал он, — я почти узнал, что прячет Лорд и что ему нужно.       — Чего? — Сириус выкатил глаза, а после приложил руку к лбу Регулуса, — Да ты как печка, бредишь уже!       Регулус раздражённо смахнул руку брата.       — Да нет же, — поморщился Регулус, — я правда знаю, что он ищет бессмертия. Если я еще немного порою, почитаю, поспрашиваю, то…       — То точно сведешь себя в могилу, — ворчал Сириус.       Регулус вдруг посмотрел на него совершенно трезво и здраво, прямо в глаза, и только найдя отголоски внимания и веры в его слова, повторил:       — Я думаю, что мне осталось чуть-чуть, но пока я не хочу никому говорить. Даже Альфарду, даже Барти или Пандоре, потому что сейчас слишком рано, я еще ни в чем не уверен. А ты, — он ткнул Сириусу пальцем в грудь, — если такой благоразумный и беспокоишься обо мне, держи язык за зубами, особенно пока в систему вживляется «фг'анцузский легион», ни слова. Потому что я не такой чувственный и эмоциональный как ты, мне не составит труда задушить тебя своими руками или еще что посерьезнее, если твой бескостный язык растреплет мои температурные бредни всем и каждому. Ясно?       Сириус сглотнул, выпучив глаза.       — Ясно, — тихо и сухо ответил Сириус.       — Вот и отлично, — Регулус облизал сухие потрескавшиеся губы, — а теперь… Я бы поспал.       Он отнялся от столба, убедившись что ровно и уверенно стоит на ногах, развернулся, затушив сигарету о тот же фонарь.       — Кстати, пока я не забыл, я видел ребенка Цисси, Драко Малфоя, — Регулус поморщился на этом имени и через плечо глянул, чтобы прочесть реакцию вновь ошеломленного Сириуса, — удивительное зрелище, даже сказать нечего, но Цисси без ума от белесого инопланетянина.       А тем временем Регулус вспомнил, как сегодня поругался с матерью. Наверное впервые в жизни он встал ей поперек горла со своими претензиями, и впервые в жизни получил, возможно, заслуженную пощёчину. Какой была мать, когда они с Сириусом были совсем маленькими, как Драко, Регулус не знал и жалел, что не имел и не мог иметь воспоминаний о тех временах. Что-то неприятно поджигало внутренности. Зависть? Какая тупость. Нет. Регулус давно считал себя просто ребенком своих родителей, он считал себя просто сыном, которому должно перейти все наследство, он считал себя просто следующим звеном, которому суждено продолжить род Блэков, как и всем звеньям до, как и всем звеньям после, и ничего большего.