Atonement — The Last of the Blacks // Искупление — Последние из Блэков

      Страницы шелестели. За окном моросил мерзкий дождь со снегом, а Регулус сидел на своей кровати, листая в руках свои старые хогвартские записи и дневник Эдгара Таллемана, пытаясь понять, обманчиво ли его предчувствие о том, что здесь может быть ответ.       Преследующая тень Саверьена волочилась за Регулусом нога в ногу. Его голос звучал у него в ушах, и Регулус много бы заплатил, чтобы его не слышать.       Он посмотрел на все новым взглядом. Почувствовал, насколько сильно изменился, повзрослел. Он и раньше испытывал жалость к неизвестному мужчине, но спустя какое-то время взглянул совершенно иначе. И на его любовь к маглорожденной Аннабель, и на его любовь к Рахманинову. Он сочувствовал ему в переживаниях о переезде в Эдинбург, и его душа болела, когда спустя десять лет Таллеман продолжил писать уже в Хогсмиде, где Регулус, по глупому стечению обстоятельств, еще совсем юный, четырнадцатилетний любопытный подросток, забрался с однокурсниками в чужую квартиру и обшарил каждый ее уголок.       В ту ночь, применив все свои знания для того, чтобы остаться невидимым для авроров, карауливших разрозненный Хогсмид, Регулус открыл дверь не в пыльную квартиру, а в мир, полный неизведанного. Этот дневник был ему важен, каждый, кто был в нем упомянут — тоже.       Регулус пролистнул незаполненные страницы и на колени ему выпала старая, оборванная записка:

«Удушающий напиток (был создан Долтмаром Хоффманом около 1890х)»

      Далее — неразборчивые слова, но первой строки хватило, чтобы выбить из Регулуса дух.

«…мгновенное удушье при употреблении внутрь, запах отгоняет инферналов и палумов, свойства подробнее см. тёмные искусства и алхимия VXIII века, Шонброуд (79 стр. 3 пункт)

внимательно все ингредиенты (на обратной стороне)

лист гезарова куста – эдинбургские леса, лавка броуди (4 галлеона за одну унцию)

противоядие см. Шонброуд 89 стр».

      Регулусу стало плохо. В голове пульсировала боль. Ужас разрастался по телу с отчаянием и неверием. Так не бывает, не бывает… Ведь правда?       Дрожащими руками, хватая холодный воздух, Регулус развернул листок. Как он и ожидал, список ингредиентов и рецепт. Какие-то пропорции и соотношения, написано все не очень аккуратно, но разборчиво. В самом конце подпись, которую он уже видел:

«spécialement pour M. Dommart. Gardez soigneusement et ne montrez à personne».

      – Специально для господина Доммарта. Храните бережно, и никому не показывайте... — так же, как пару лет назад, пробормотал Регулус.       По идентичному рецепту он готовил зелье для Темного Лорда, все почти в точности так, как он сделал.       В точности так, после того как Саверьен помог ему.       Регулус медленно думал. Это зелье отгоняет инферналов и палумов. Палумы… что-то знакомое. Но Регулус никогда не любил УзМС или Травологию, хотя они и были ему необходимы. Если зелье отгоняет инферналов, значит не даст им подступиться к медальону, который спрятал Лорд. Умный ход.       Во рту пересохло. Регулус снова был вблизи к разгадке, но он никогда и не подумал бы, что все, что ему нужно было за последние полгода лежало у него в неразобранном с шестого курса чемодане под кроватью.       Саверьен знал? Что он еще знает?       Регулус остался на ужин. Он не думал спрашивать что-то у отца о Саверьена. Сегодня Регулус поговорит с матерью.       — Ты хотел что-то спросить у меня? — спросила Вальбурга, стоило двери столовой захлопнуться за вышедшим Орионом Блэком.       От неожиданности Регулус опешил. Он не торопился с ответом, сконфуженно сложил в аккуратный треугольник нетронутую салфетку и оставил около тарелки. Мать манерно держала паузу, выжидая.       — Да, хотел спросить, ты… Хорошо знакома с мистером Саверьеном? — он сложил руки в замок под столом, крепко сжав их. Еле удержался от того, чтобы не повернуть голову в сторону двери, чтобы убедиться, что отец точно ушел.       Вновь посмотрев на мать, Регулус удивился. Он следил за ее лицом и за ее поведением рядом с ним. Когда Сириус сбежал, Регулус перестал бояться матери. Она ни разу не причинила ему вреда с тех пор, когда Регулус остался совершенно один, хотя раньше и он отхватывал, когда попадал под горячую руку. Но сравнивать получаемые им наказания с тем, что мать устраивала Сириусу — дешевый номер.       — А что? — а когда она не отвечает вопросом на вопрос?       — Ничего, — Регулус пожал плечами, напрягаясь все сильнее, — мы достаточно давно познакомились с ним, но я так и не понял, кто он такой. Он недавно… очень помог мне в одном деле, а я так ничего и не знаю про него. В том смысле, где он работает, откуда, из какой он семьи.       Несколько стесненно объяснял Регулус. Ему в самом деле было не по себе объясняться перед матерью, но она слушала его на удивление внимательно, хотя ее серые глаза неотрывно сверлили стол. Но после того, как он закончил, она подняла взгляд.       — Здесь обсуждать такое не дело, — укоризненно, будто ставя их присутствие здесь в вину сына, произнесла она, ловко вставая из-за стола и направляясь к выходу.       Как щенок Регулус поспешил за ней. Вальбурга не оборачивалась на него до того момента, как они не вошли в ее личную комнату.       — Мистер Саверьен очень необычный человек, — она статно опустилась на свой небольшой диванчик, обитый темно бордовой приятной тканью, — Интересный и своеобразный. Говоришь, он чем-то помог тебе?       Регулус не сразу сообразил, что она что-то у него спросила.       — Да.       — И с чем же?       Стоит ли ей вообще все подробности рассказывать? Так сложно рассказать, кто этот такой Кайд Саверьен?       — Да так, помог достать кое-что для зелья, — собирая все свое спокойствие ответил Регулус.       — Не договариваешь, — сегодня мать была достаточно оживленной, чтобы разговаривать, но это мешало. В такие ее дни ее бывает не успокоить, но это лучше, чем в дни, когда апатия и холод берут над ней верх и к ней страшно подступиться.       Регулус ничего ей не отвечал, потупив взгляд.       — Как хочешь. Поспешу тебя разочаровать, я не знаю биографию Саверьена, — она неспешно закинула ногу на ногу, зашелестела юбка, — но тебе советую держаться от него подальше.       Ее голос в миг похолодел, лицо изменилось. Ее весёлое настроение растворилось в воздухе ее просторной, но скудно обставленной комнаты. Но все же на месте ей не сиделось. Она встала, не сводя с Регулуса глаз.       — Ты знаешь, что тебе нужно делать, — привычным тоном сказала она, но в глазах мелькало что-то незнакомое. Пушистые пористые волосы по прежнему выбивались из прически, но не из-за их структуры, а из-за того, что их хозяйка собирала их уже не так тщательно, — Но нельзя доверять тем, о ком ты ничего не знаешь.       — Я не доверяю ему, — признался Регулус.       — Я знаю, — кивнула она, — но в какой-то момент ты даже не заметишь, где граница твоих решений останется далеко позади и наступит время чужой воли.       Регулус сдвинул брови, задумавшись. Все это время мать не сводила глаз, она вновь была серьезна, и, смотря в ее глаза, Регулус все больше понимал, что он тоже ее не знает до конца, и вряд ли когда то сможет узнать.       — Кого ты имеешь в виду? — вкрадчиво и неуверенно спросил он, на лице читалось недоразумение и интерес, но Вальбурга была непреклонна.       — Того, о ком ты меня спросил, конечно же, — однотонно произнесла она, не моргая и не сводя глаз, — а ты о ком подумал?       Конечно, о другом. О том, кто заседает в родовом поместье, принадлежавшем бабушке.       — Ни о ком, — так же плоско и неоднозначно ответил Регулус.       — Вот и славно.       Зазудела левая рука, где находился выцветший шрам. Регулус совсем забыл о нем, как о страшном сне. В воспоминаниях о Тулоне осталась только Камилла и теплые вечера, и очередное сближение с Сириусом, которое будто так и осталось безрезультатным.       Однако мысли быстро занял разговор с матерью, который не успокаивал, а наоборот, наталкивал на новые домыслы. Регулус слишком много времени провел с ней под одной крышей, как бы глупо это не звучало, а еще он слишком хорошо понимает ее изменчивое настроение и его резкие перепады. Он всегда чувствовал их, все равно что свои, даже лучше. Может это и спасало его от нее — он просто никогда не досаждал ей даже простым своим присутствием, потому что понимал, когда оно неуместно, чего нельзя было сказать о Сириусе.       В Вальбурге Блэк было много странностей и противоречий. Она всегда что-то недоговаривала и оставалась в собственном стеклянном куполе, даже когда подпускала своего младшего сына слишком близко к себе.       Она наверняка все знает, думал Регулус. Все понимает, но держит язык за зубами, потому что знает, каким боком выйдет ей потеря последнего наследника. Это не развязало руки, но немного ослабило жёсткие канаты на руках.       И все же, она имела в виду не только Саверьена.       Или Регулусу просто хотелось, чтобы кто-то всегда был на его стороне. Было что-то особенное в призрачном ощущении того, что мать могла бы всегда быть на его стороне, как во всех хороших рассказах про правильные семьи. Жаль, что это мечты.

***

      — Эдит, насколько у вас большой склад и библиотека? — Регулус слегка дернул ее за рукав, видя потерянное задумчивое лицо взгляд в никуда.       — А? — словно ее ошарашили дубиной, — Не знаю, после разгрома Академии пришлось собирать все по крупицам и многое докупать. Книги восстанавливают и над ними еще будут долго возиться. Базовые штучки найдутся, а что? Ваша лаба оскуднела? — усмехнулась она.       — Мне нужна лаборатория для своего, — Регулус понизил громкость голоса до минимума, глядя на то, как Нимфадора ползает по полу в поисках красного мелка, — и мне нельзя, чтобы кто-то это там понял. А слюнявый Нюнчик, зуб даю, пересчитывает каждую крошку сушеной мандрагоры. Он вне себя после… последнего.       Эдит рассмеялась. Всякий раз у нее от смеха сильно трясутся плечи, а сам смех рваный и почти беззвучный.       — Я поняла. Просто напиши мне как можно корявей, но желательно разборчиво, что тебе нужно, я поищу, а потом приходи. Я тебе все покажу, — она сильно хлопнула его по плечу. Небольшие миндалевидные карие глаза не скрывали никакого любопытства.       — Почему коряво?       — Раз увидев твой почерк запоминаешь на всю жизнь. Такой сложно не узнать, лучше не рисковать, — Мортон кокетливо подмигнула ему, словно между ними нет десяти лет разницы, — а кстати, зачем тебе это все?       — А тебе все расскажи, — парировал Регулус.       — Да мне интересно.       — А мне не к спеху. Вообще, мне сначала нужна книга.       — Какая-то особенная? А что, неужели у Чарльза нет?       — Нет. Вообще нет.       — Что же за книга такая?       — Шонберг.       Эдит беспомощно захлопала глазами.       — Не знаю такого… Но я посмотрю в каталоге, что было и что осталось.       — Хорошо, спасибо.       — Без проблем.       Нимфадора наконец выползла из-под стола с победно зажатым в руке красным мелком. Сама, как красная помидорина маленькая Тонкс, восторженно воскликнула, показывая Эдит свою находку. Мортон гордо показала ей два больших пальца, засверкав белоснежной улыбкой.       Этот ребенок вырастет, окруженный запахом войны. Из просторной гостиной, где веселилась маленькая Дора, по коридору направо постоянно кто-то шастает в форме в кабинет Фридриха Соммерсета с новыми докладами, а налево начинаются комнаты-лазареты, со всякими целительскими вещами, койками. Как на ней скажется эта обстановка в будущем никто сказать не сможет. Для нее привычно сидеть на коленях отца, который ведет серьезный разговор с Аластором Грюмом.       — Давно ты стала ее нянькой? — поддел Блэк.       — С тех пор, как она такая очаровательная, — улыбка не сходила с ее лица.       — Как думаешь, на кого она больше похожа, на Теда или на Меду?       — А сам как думаешь?       — Когда я вижу ее раз в месяц и постоянно с разным цветом кожи и волос трудно сказать, но, наверное, на Теда, — пожал плечами Регулус.       — Как по мне, она вылитая мать. Такая же упертая, нахалистая, и глаза у нее по-дьявльски горят когда что-то идет не так, как она хочет.       Эдит примирилась с Андромедой. И с тем, что она похожа на Беллатрису, которая не раз приходила ей в ночные кошмары.       — Я тебе через пару дней отдам график, когда можешь к нам наведаться. Когда разберутся с Уэмбли. С новичками нужно еще разобраться.       — Он не один? — удивился Регулус.       — Если честно, я часто знаю не больше твоего. Я в тех же подземельях, что и ты, только на другом полюсе. А много вообще твоих упырей в Уэмбли отослали?       — До усрачки. Этот Уэмбли будет скоро все равно что блохастый пес, не вычистить, а это только первый захват. Главное, чтобы не ушли дальше наших улиц.       — Сейчас конечно не хватает разрыва статута о секретности, — саркастично подметила Эдит.       — Любой проступок у простых солдат сейчас карается, особенно если твой глава какой-нибудь Кэмпбелл. Чем меньше мозг у твоего начальника, тем безумнее наказания.       — Ужас.       — Но чаще всего плата — что-то простое. Некоторым полезно посидеть несколько дней на воде и засохшей корке хлеба.       — Ну тем некоторым да.       — Травмы не такие серьезные, — знакомый звонкий голос заставил Регулуса замереть, — все быстро заживет. Останутся маленькие шрамы, потому что рана нанесена магическим путем, но все будет в порядке.       Он не мог сдвинуться с места. Это не может быть она, не может. Не здесь, не в этих стенах, не в этих комнатах, отведенных под лазареты.       — Так, Дора, пора идти в свою комнату. Уже поздно, — Эдит устало потянулась и зевнула, хватая Дору за пояс.       Маленькая Тонкс завизжала, из-за этого звука остальные голоса в соседней комнате стало не различить. Эдит засмеялась, перевернув девочку вниз головой, что вызвало новый приступ детских звонких воскликов и хохота.       — Все, увидимся, Рег, бумажку через Чарльза оставь, — широко улыбаясь, попрощалась Эдит, стройной ногой толкая дверь.       — Пока, Рег! — между взрывами смеха крикнула Дора, и Регулус натянул улыбку, помахав ей.       Но страх взял свое и сдавил гортань, Регулус почувствовал, что бессилен. Он не мог пошевелиться, словно во сне, когда пытаешь бежать или прыгать — Регулус не мог пошевелить и рукой. Сколько времени прошло?       — Рег? — раздалось издалека. Достаточно далеко, на удивление далеко — из конца длинного коридора, — Регулус, это ты?       Регулус повернулся на голос и увидел Пандору. С широко распахнутыми глазами, с приоткрытым алым ртом и покрасневшими щеками на бледном лице. Волосы аккуратно собраны сзади, вместо привычной одежды стиральная форма помощника целителя.       — Это ты! — прошептала она, бросившись вперед.       Пандора бросилась с объятиями на старого друга, ее руки крепко сжимали рубашку на спине. Слезы градом текли по ее щекам. Пытаясь сдерживать всхлипы и сильные вздрагивания, она старалась медленно дышать, но слез это не останавливало.       Регулус, наклонив голову, скрыл свое лицо. Он вдыхал ее нежный, немного приглушенный, потухший цветочный запах, обнимая в ответ. Снова боль, которой он так боится. Ее тоненькие руки, руки, которые распахнулись ему навстречу в одиннадцать лет, обнимали его крепче, чем кто-либо. Палочка, висевшая на ее поясе, больно упиралась ему в бедро.       — Я знала, я все знала, — тараторила Пандора, не отрываясь от него, — я знала, что с тобой случилась, Мерлин, я так боялась, что я больше никогда тебя не увижу.       Ее голос под конец задрожал, слезы хлынули по новому. Регулус не мог себе ничего простить. Самое худшее было осознавать, что ей придется все рассказать. Подробно, потому что она захочет знать, а Регулус не сможет молчать.       — Я каждый день думала о тебе, с самого первого сентября, когда ты не приехал на вокзал и не сел в поезд, когда мы с Барти ехали в купе вдвоем, — продолжала она, постоянно прерываясь, чтобы вздохнуть, — я так боялась, что с тобой что-то случится. Я так боялась, что я никогда тебя больше не увижу. Я так рада, что с тобой все хорошо. Я так рада, что ты здесь.       У него не хватит смелости сказать ей что-то сейчас, все как обычно. Рукой он поглаживает собранные в низкий пучок волосы. Такая непривычная для Пандоры прическа. Простая и без изысков, без вплетенных цветов и заколок, без лент и ободков.       — Скажи, что у тебя сейчас все хорошо, скажи, прошу, только честно скажи, — закрыв заплаканные глаза просила Олливандер.       — Все хорошо, — сдавленно ответил Регулус, — все хорошо.       — Я так по тебе скучала, каждый день скучала, — ее руки стали понемногу ослабевать, — и Барти скучал.       — Где он? — почему-то Регулусу показалось, что Барти не будет так растекаться рядом с ним. Он и Пандора в чем-то сильно отличаются друг от друга, но даже за столько лет Регулус не до конца может предугадать их действия или реакции, — как ты вообще здесь оказалась?       — Вообще, Дамблдор изначально предложил нам обоим место в Ордене, как и многим ребятам, взамен на службу ему профессор обещал полную безопасность, — Пандора отстранилась, вытирая слезы руками, — но Сольвейг к тому моменту уже рассказала мне про Альтаис, а я рассказала Барти. Поэтому мы здесь.       — Барти тоже? — до последнего Регулус надеялся, что нет.       — Отец хотел запереть его дома или максимум разрешить пересчитывать макулатуру в Министерстве, знал бы ты, какой разразился скандал, особенно со стороны миссис Крауч… — Пандора нервно хихикнула, — мои родители не возражали, они занимаются благотворительностью, и они волонтеры в Мунго, но не стали препятствовать. Я знала, что только здесь мы сможем тебя найти.       Полные радости и доверия покрасневшие голубые глаза сверкали от слез. У нее все еще мелко подрагивали губы.       — Он должен вернуться позже. Мистер Соммерсет взял его под свое крыло, Барти проходит у него… типа обучение. Привыкает ко всему. Он будет так рад тебя видеть!       Регулус и забыл насколько сильно Пандора умеет сверкать даже в уставшем состоянии. Неужели это неугомонное счастье, проникающее в любые щели самой закрытой человеческой души, когда-то проводило с ним дни напролет и жила в башне неподалеку от его подземелья? Жила целых шесть лет, а он принимал ее как должное.       Они пошли в укромное место, в небольшую комнату, примыкающую к главному холлу. В ней Регулус бывал редко, несмотря на то, что от общей многофункциональной гостиной до нее было рукой подать, два шага сделать.       Регулус приоткрыл окно, сел на подоконник и вытащил из кармана пачку сигарет. Не самый красивый поступок, особенно когда Пандора не хотела отходить от него дальше, чем на метр, но теперь была вынуждена стоять поодаль от февральского холода.       — Время идет, Регулус не меняется.        «О, ещё как меняется», — опроверг про себя Регулус.       — Если холодно, я закрою.       — Само благородство, — Пандора закатила глаза и шмыгнула, — все нормально. Тебе нужны силы и спокойствие, чтобы поговорить, поэтому я и сказала, что ничего не меняется. Кури, сколько надо.       — Чтобы поговорить мне достаточно просто открыть рот и начать что-то говорить.       — С каких пор люди не вытаскивают из тебя слова раскаленными щипцами?       — С тех самых, когда информация стала оружием посильнее, чем волшебная палочка. Пришлось приспособиться и к пожирателям смерти, и пожирателям меня, вроде Грюма.       — Да ладно, он же душка, — легко сказала Пандора.       — Да, просто сказочный добряк, — саркастично прыснул в ответ Регулус.       — Он правда показался мне хорошим, несмотря на внешние недостатки.       — Знаешь, где его глаз? — ухмыльнулся Регулус.       — Где? — она напряглась, но глаза с интересом блеснули.       — У меня под подушкой, — глупая шутка и жуткое воспоминание о первом серьёзном увечьи, нанесенном Регулусом собственноручно, если честно, но почему-то он забавлялся изменениям лица Олливандер. Регулус резво закурил, но сразу захотел потушить сигарету, хоть и недокуренную, но не нашел где.       Пандора направила сухую струйку ветерка из своей палочки и в следующее мгновение растворила сигарету в воздухе.       — Спасибо, часто забываю о ней, — Регулус неаккуратно облокотился об оконный свод, чтобы прикрыть окно, — что, даже не скажешь мне, какой я мудила?       Пандора беспомощно хлопала глазами.       — Нет, — уверенно ответила она.       — Почему же?       — Да я же знаю, что ты бы никогда этого не сделал специально, — для нее это была самая очевидная вещь на свете, а для Регулуса будто нет, — это скорее всего была самооборона, ты ничего не видел и не слышал, разумеется был в… другом обличии и пытался спастись.       — Я настолько предсказуем?       — Ровно настолько, пока дело не касается твоих внезапных исчезновений. Твоим самым непредсказуемым решением было исчезнуть и не поехать первого сентября в Хогвартс.       — Прости, у меня не было никаких безопасных вариантов хоть что-то сказать, — Регулус уже начал вдавливаться в подоконник.       — Ты и не хотел, разве нет? Ты ничего нам не сказал, и этому может быть лишь две причины: либо ты нам не доверяешь, либо ты не хотел нас в это впутывать. Первое странно и неприятно, второе благородно, хоть и глупо, и вполне в твоем стиле.       — Нисколько не глупо и не в моем стиле, — нахмурился Регулус.       — Значит, то что это благородно ты не отрицаешь?       — Кто тебя научил так зубы забалтывать, Шерлок, — улыбнулся он, спрыгивая с подоконника.       — С вами двумя пришлось, — хмыкнула Пандора, складывая руки на груди.       — Двумя? — заносчиво переспросил Регулус.       — Двумя, — глухо прозвучал чужой ответ за спиной.       Улыбка сошла с лица Регулуса в одно мгновение. Он обернулся, ожидая, что сейчас мир расплывется и станет бесформенным, как во сне, и он проснётся, но Регулус весьма уверенно стоял на ногах и совершенно точно видел перед собой Барти Крауча.       Очень высокого и стройного. Медные прямые волосы и почти неизменная с пятого курса причёска. До боли знакомое лицо и до болезненных судорог в теле знакомый голос. На лице Барти ничего не было. Они стояли в тишине, но его карие глаза все за него рассказали.       Регулуса еще сильнее придавило в пол. Его лишь на момент отпустило, сейчас — с сигаретой в руке и улыбающейся Пандорой, осчастливившей своим внезапным появлением, которая сняла с плеч груз вины и освободила его голову, но стоило Барти очутиться на пороге, все вернулось на прежние места.       — Ну, привет, — сдавленно, но держа себя в руках сказал Регулус.       Барти молчал. Его грудь спокойно поднималась под рубашкой, на скуле свежая малиновая ссадина, а глаза неотрывно приклеены к другу.       — Ну привет, — ответил Крауч.       Вот и конец, подумал Регулус. Залезая друг другу в души и потроша друг друга там, куда никто из них двоих не позволял залезть, они стали чужими? Либо Барти развернётся с таким лицом и уйдет, либо врежет с размаху. Регулус предпочел бы второе.       Барти медленно подошел, не ожидая ответа и встречного движения, и обнял Регулуса, сцепив руки за его спиной. Пандора шмыгнула носом, новая порция слез потекла по ее щекам, но она не мешала.       Руки Барти блуждали по спине Регулуса, тяжелое дыхание прерывалось какими-то несказанными словами. Регулус сам держался за Крауча, пытаясь не винить себя и не думать, о чем на самом деле думает Барти и что тот чувствует.       Он ничего не спрашивал, даже не думал.       Все вышло через Сольвейг, которая что-то им рассказала. Насколько много было не важно. Но кто бы мог подумать.       Регулуса обнимали в этом доме больше, чем где-либо еще. Много чужих рук, много не совсем желанных, их часто хотелось скинуть. Даже руки Пандоры сначала придушивали своей силой слепой любви и веры, даже их хотелось когда то не ощущать на своих плечах. Хотелось вырваться из рук Альфарда, руки Сириуса хотелось вывернуть, Андромеды — аккуратно и ненавязчиво стянуть с себя, намекнув, что ей не стоит к нему прикасаться. Но только не Барти.       — После всего ты тоже ничего меня не спросишь? Даже не побьешь? — устало спросил Регулус.       — Я думал, что набью тебе лицо, когда встречу, но сейчас, если бы мне дали выбор, кем быть убитым в этой войне, я бы выбрал умереть от твоей руки, — его пальцы щекотали Регулусу шею.       — Это глупо, — выдохнул Регулус.       — Все в этом мире глупо. Все наши решения. И мы сами, — его запах заполнил все помещение, и вот они снова в своей комнате, из которой по узкому коридору можно выйти в гостиную Слизерина.       — Теперь все будет как раньше? — спросила Пандора, обходя их вокруг. Барти ослабил объятия, позволив ей прошмыгнуть под его руку и прижаться к ним двоим.       — Как раньше уже не будет, — ответил Барти. Еле заметная щетина на щеках и грязь на подбородке, которую Регулус заметил только сейчас, приподняв глаза. В некторых местах кожа огрубела, где-то потрескалась. Дальше все они будут только взрослее. Прошла детская наивность, но не ушла искренность.       Барти не мог отпустить ни Регулуса, ни Пандору. Они втроем стояли, как маленькие дети, встретившиеся после долгой разлуки. Им всего по семнадцать, но никто не ощущает себя ребенком.       Пандора будто засыпала, повиснув на руках Регулуса и Барти. Ее склоненная в сторону Блэка голова осунулась, она щекотала белыми волосами подбородок, закрыв глаза медленно водила пальцами свободной руки по его плечу.       Барти с Пандорой договорились нестись навстречу своей судьбы без оглядок и с большим риском моментальной смерти. Они сблизились еще сильнее для того, чтобы при встрече со старым другом, уже все равно что братом, попавшим в запутанные сети, сплетенные его родными и неизвестным всевышним существом, они могли вплести его в свои собственные переплетенные судьбы.       Барти прав, они все глупцы. Все вышло шиворот-навыворот. Желая оградить их от себя и от неизбежного, все случилось совершенно иначе. Два безумца со слепой верой.       Им Регулус ничего не рассказывал, они не знают и частички того, через что он прошел и что узнал за несколько лет. Только самому Регулусу невдомек, что за несколько лет открыл им свою душу сильнее, чем он думал, а они залезли глубже и проворнее, чем он мог ожидать.       Его собственное сердце колотилось со страшной скоростью. К Барти хотелось прижаться и не отходить ни на шаг, оставаться под его руками. Когда он видел его в последний раз? В июне. В теплом, солнечном июне, в зелёной листве и мягкой траве, в плоском отражении Черного Озера, под светом голубого неба, на соседней кровати в знойных сумерках.       Если все так просто — зачем было столько волнений? Они действительно записались в идиоты или просто готовы подписать себе смертный приговор?       Никто не даст ему ответа, даже если Регулус хотя бы раз в жизни доверится и спросит прямо и без намеков.       Их объятия были как колыбельная. Они втроем ныряли в небытие, где их не разделяют разное мировоззрение, разное прошлое и мечты. Главное не навредить им из-за их доверчивости. Не злоупотреблять. Не стать последним подонком и их ложным попутчиком.       Не проснуться прямо сейчас, чтобы Пандора и Барти никуда не исчезли. Чтобы их руки касались его, чтобы он слышал их дыхание и знал, что они живы.