Т. Л.

      

***

      Погода тёплом совсем не балует. Ярик стоит у входа в клуб в одной только кожанке и чуть ли не трясется от холода. Идея приехать за два часа до концерта начинает казаться и правда не самой лучшей. — Черт бы побрал этот ваш концерт и долбанный ветродуй, — зло шипит Яр и в третий раз пытается поджечь сигарету. — Одеваться тепло надо, тогда и мёрзнуть не будешь. Сразу хорошо станет, поверь, — хмыкает родной голос где-то за спиной. Константин Евгеньевич чиркает зажигалкой и закрывая её огонёк от ветра поджигает Ярову сигарету. — Вот дурень, кто ж за столько до начала приезжает? — Вы... — неуверенно отвечает Баярунас. — Когда это?.. — непонимающе смотрит на него Кинчев, а поняв смотрит уже, как на идиота. — Господь. Я приехал тогда заранее только потому, что знал, — в театр пускают так. А ты что... — Извините. — обрывает Яр. Он кутается в кожанку, заходясь в лёгком кашле и делает ещё одну затяжку. — Ни курить не умеет, ни думать. А с первой нашей встречи, я припоминаю, что ещë и пить. Ну-ка пошли. У нас посидишь хоть. Долго уже тут коченеешь? — Не очень... — Ярик идёт рядом с Кинчевым, неосознанно подстраиваясь под скорость его шага. — Минут двадцать, а приехал я за два часа. Потом сходил в кафе, там согрелся и сюда – мёрзнуть. — За сколько? Заче-ем?.. Константин Евгеньевич улыбается, поднося к губам сигарету. А Ярику кажется, что бушующий ветер не такой уж и холодный, если вслушиваться ни в его болезненный вой, а в голос, если смотреть на обрамленную мягкими морщинками улыбку, если... — Не знаю, — он пожимает плечами и чувствует, что глупо лыбится в ответ. — хотел зайти побыстрее, у сцены встать. Баярунас вздыхает, усердно пытаясь лишь коситься в сторону Кинчева, а не смотреть во все глаза, залипая. Он так безумно соскучился. С их последней встречи, там у театра, прошло месяца два, не больше, но Яру хватило. Хватило и он не знает, как после всего пары быстрых, более камерных встреч с кумиром у него так потек чердак. Но факт остаётся фактом. Он снова, как в детстве постоянно слушает и видит буквально везде его. Его — умного, надёжного, взрослого (как будто сам Яр уже не такой), что всегда служил недостижимым примером. С началом учёбы, а потом и работы в театре на увлечения и группу «Алиса» у Яры времени не было. Его и не прибавилось, но месяц... Уже месяц, как на заставке телефона поселилась неизменная фотография, при виде которой Сашка начинает ржать, а Кирилл, переглянувшись с Верочкой качает головой, точь-в-точь, как любой из родственников Яра. Месяц, а из наушников днем и ночью доносился родной голос. И Баярунасу стало уже не важно, что за песня, какая запись или концерт играет. Он слушает всё подряд. Заучивает, медленно, но, верно, старые интервью Константина Евгеньевича, сохранившиеся ещё с его детства, и всё чаще ловит себя на мысли, что сходит с ума. Где-то рядом кашляет «недостижимым пример всей жизни», отвлекая Яра от мыслей о нём. — …ты в порядке? — Я?.. — растерянно переспрашивает Ярик, у которого есть ответ, и он абсолютно точно отрицательный. — Конечно, в порядке… Звучит он максимально неуверенно, но Кинчев на это лишь недовольно цокает языком. Второй раз не спрашивает: — Ну оно заметно. Кстати, — сделав затяжку продолжает он, — каким северным ветром тебя занесло сюда из Питера? Или у театра гастроли? «Очень северным и очень сильным ветром», — думает Яр. — Нет гастролей. Я сюда одним днём. «У меня послезавтра выступление и, если я не появлюсь с утра на репетиции, господин режиссёр разнесёт всё и вся», — образ злющего Герасименко предстаёт перед глазами очень легко. Всегда, как хороший мотиватор, чтобы вытащить наушники со спасительным голосом и отправится репетировать. — Зачем?.. Баярунас прекрасно знает зачем, но прямо никогда не скажет. Так зачем же? Чтобы увидеть, потому что успел соскучиться? Чтобы услышать, потому что записей мало? Чтобы..? Про новую встречу он лишь мечтал, не думал, что вновь встретятся вот так, — снова одни. Да, хотел подождать у служебного входа, посмотреть вблизи, но не больше. А тут такое счастье и само его нашло. — На концерт, — наконец произносит Яр. Коротко и понятно, — «на концерт». Не так режет слух и звучит куда лучше, чем «из-за вас» или ещё хуже, — «потому что соскучился». Баярунас докуривает и тушит сигарету, выкидывая в рядом стоящую мусорку. Кажется, Кинчев, как-то странно и слишком внимательно смотрит на него. Ему точно кажется.

***

             Черный рюкзак летит на пол. Яр захлопывает дверь в комнату и валится на кровать. Голова неприятно гудит, — времяпровождение в школе без наушников всё же не самое лучшее и даёт о себе знать. Рок им не нравится, видите ли! Не в моде он. Не популярен. Ну и подумаешь? Яр прикусывает щёку изнутри, досадливо поджимая губы. Кинчев им его не нравится. — Ну вот и дураки!… — шмыгает носом Баярунас и отползает к стене, поджимая под себя ноги. Вот надо же было услышать краем, ещё не занятого наушником, уха родную фамилию в разговоре старшеклассников, курящих у школы. И сунуться к ним. Старшие ведь, мало ли тоже слушают. Знают, любят… Оказалось нет. И фамилия прозвучала совсем в другом контексте. «Да это ж старьё!», — Яр жмурится, запуская пальцы в длинные (уже почти до плеч, как у Константина Евгеньевича в молодости!) волосы и пару раз глубоко вдыхает. Злость и обида никуда не деваются. А жаль. «Тебе реально это нравится?», «Послушать что ль больше нечего?», — ребята смеются. «Конечно же есть, — зло думает Ярик. — Только всё это будет не то, что надо». Он вытягивает из кармана мешковатой кофты плеер. Наушники, у основания перемотанные изолентой, вновь запутались и Баярунас тратит пару мучительных минут на развязывания морского узла. Голос. — Пошло всё к черту, — Ярик растягивается на кровати, обнимая подушку и почти моментально избавляясь от плохих мыслей, скопившихся за день. Голос. Баярунас плотно закрывает глаза и… Идёт на голос. Тот уж точно знает, куда надо. И даже если Яр собьётся с пути, сделает что-то не так, всегда есть наушники, — голос будет рядом. Константин Евгеньевич будет рядом. Ярик улыбается этой мысли. Интересно, где Кинчев сейчас? Кажется, вчера в группе писали, что следующий город в туре Екатеринбург. Далеко. Хотя, конечно, не так, как Владивосток (плюс семь часов к Московскому времени, Ярик помнит это из уроков географии). А с Екатеринбургом часов пять разница была?.. Яр поворачивается на бок, сильнее прижимая к себе подушку. Вроде пять. Значит концерт уже начался. Значит он уже поёт кому-то, со сцены, распахнув руки в стороны, в порыве, словно крылья птица, возвышается и парит над толпой. Ярова улыбка становится шире, слишком ярко и живо он представляет себе это зрелище. Константин Евгеньевич точно опять в черных очках. — Снимали бы вы их чаще, — шепчет Баярунас. Он вспоминает, как роясь в интернете, среди кучи фотографий первый раз увидел Кинчева без очков. Увидел и начал ещё больше не понимать, зачем тот их носит. Карие, глубоко посаженные глаза, обрамлены мягкими морщинками. Они устало смотрят в камеру. Кажется, Константин Евгеньевич курит на том фото. Кажется, оно сделано после концерта. Яр представляет Его глаза и ещё раз убеждается, что старшеклассники, курящие у школы полнейший идиоты, ничего не понимающие ни только в музыке, но и в людях. В наушниках голос медленно отсчитывает: «Раз. Два. Три». — Ко мне. — в один голос с Кинчевым, довольно выдыхает Баярунас.

***

      Даламар, сначала несущийся по коридору, а потом судорожно, словно ищущий дозу наркоман, ни меньше, роющийся в сумке, зрелище, наверное, забавное. Только вот Даламару-Ярику плохо. Отвратительно паршиво. А ищет он и правда почти дозу. Только немного необычную. Раз. Всунуть наушники в телефон. Два. Пару нажатий по экрану. Три. Ярика накрывает волна облегчения. Ему вновь поёт голос. Константин Евгеньевич снова рядом. — Черт, как же… — Баярунас не договаривает. «Так получилось, — Ярик спешно поправляет «боевой раскрас» Даламара, встречаясь с самим собой взглядом в зеркале. — Опять». Ведь было же всё хорошо. Учеба, работа и поехали. Не оставалось времени ни на что, ни на какую «Алису» и Кинчева. Но как только любимая работа начала утомлять, а потом медленно и страшно превратилась в рутину, с хронической усталостью от всего вокруг и нежеланием делать что либо, Кинчев вернулся. Пришёл и вновь запел для Ярика, свернувшегося под одеялом и почти захлебывавшегося от истерики. Перебивая музыку в коридоре громко хлопает дверь соседней гримерки. Герасименко. Баярунас морщится, достаёт один наушник. Потягивается, медленно встаёт, направляясь в коридор. — Руслан, погоди, — о, а вот и Смолин. Яр даже не удивлён. «Господин режиссёр» и его «Персональный ломатель партий в мюзиклах» Опять. В таком случае, до свидания. Баярунас уже думает не идти, сесть обратно, увеличить громкость, — да и черт бы с этими двумя, — но замирает, приотворив дверь в коридор. «Матерь Божья! Мы ж вроде не "Бал вампиров" справляем, да и вы не Герберт с Альфредом! Зачем же так калечить психику окружающих?!» — Яр отступает подальше от двери, в срочном порядке выкрутив громкость на максимум. Он нервно смеётся, в попытках анализировать картинку, до сих пор стоящую перед глазами. Смолин, заламывающий руки обычно гоняющему всех «Господину режиссёру» и оторопело присосавшийся к его шеи будет посещать Ярика в кошмарах. «Могли хотя бы до гримерки дойти. Ребята, ну что ли...» — думает Яр, а потом замирает от гадкой мысли, нашептываемой ему внутренним голосом: «самого то некому зажимать по коридорам, вот и бесишься с недотраха». Ярик фыркает, проводя рукою по волосам. Ну уж нет! — Есть кому. Только всё не то.

***

             Рыжая пробивается сквозь толпу в яме концертного зала. — Ярик! Яр?! — оглядываясь зовёт она. — Тут я. Чего кричишь? Потеряла? Баярунас ловит руку подруги. — Да я там чуть сама не потерялась. Народу столько. Вот кстати, держи, — достаёт она и протягивает Яру диск с альбомом. — Урвала. С тебя символическая сотка-другая, нам на поесть после концерта, а так, — считай, что подарок. — Ого... Татка, ты чудо! — Ярик вертит в руках альбом. Оформление ему понравилось ещё, когда давным-давно анонсировали выход, а уж вживую... «Красота», — думает Яр, поспешно убирая диск в рюкзак с изображением Кинчева. — Ну так. Конечно. Я у тебя такая. — смеётся рыжая. — Глазки конечно пришлось построить, но там такие ребятки милые в очереди.. И пропустили меня. Баярунас кивает, смотрят на Тату. Копна рыжих, стоящих дыбом, кудряшек, яркий макияж, облегающая футболка с логотипом «Алисы». — Ещё б не пропустили, — хмыкает он. — Образцово-показательный вид фанатки вокально-инструментального ансамбля Доктора Кинчева. Рыжая заливается звонки смехом. — Эх, ты, Яська. Брось. Я может и правда претендую на звание образцовой фанатки, а ты... — отмахнувшись, фыркает она. — Что я? — Издеваешься! — вновь смеётся Тата и крепче сжав ладонь Баярунаса тащит его в сторону сцены, расталкивая недовольный народ. Ярик только и успевает, что бросать негромкое «извините», в попытках не отстать.

***

Яр сидит где-то в углу общей гримерки, настороженно зыркая по сторонам. «Есть ощущение, что вы меня бросили и оно мне не нравится», — думает Баярунас, ещё раз обводя взглядом присутствующих. Посмотреть закулисье любимой группы безусловно интересно. Но вот оставаться наедине с этой самой группой, которую ты знаешь всю жизнь, а они тебя, — первый раз видят... Мягко скажем, — тяжеловато. Даже несмотря на то, что тебя представил сам Кинчев и привел так-то тоже он. А потом, –зараза такая, – свалил!.. Ярик вздыхает, весь подбираясь: — Ну и что я тут делаю, позволь узнать?.. — Пока что просто сидишь, ничего криминального. — Яр почти что подпрыгивает, от голоса, — неведомым образом материализуюсь у тебя за спиной, — Кинчева и оборачивается. — Константин Евгеньевич! — резко оборачивается он, сразу заметно убавляя свой пыл. — Что ж вы так... Так пугаете, каждый раз. А тот в ответ ржёт. А увидев, вытянувшуюся в непонимание, Ярову мордашку, заходится ещë больше: – Я не специально, но теперь буду, – тихо откашливается и вновь расплывается в улыбке Константин Евгеньевич. – Ужасно, – смутившись и потупив глаза, буркает Яр. – Что именно? – Вы, – скрещивает руки Баярунас. – То-то ты меня за этот ужас и слушаешь, и поёшь. Ярик тушуется. Если этот великолепный-замечательный, мать твою наперекосяк, человек дошёл и послушал ещë и как Баярунас лично его поëт, то... Ну.. Ярик в окно, а вам – всего хорошего. – Вы слушали или просто так сказали?.. – спрашивает, притянув ноги к груди. – Слушал, – кивает Константин Евгеньевич. – Экспериментатор, конечно, ты редкостный. Чтоб такое переложение этой песни сделать... Это надо уметь. Но порадируешь молодого меня всë же неплохо. Кинчев поправляет очки, опускаясь рядом на диван. Баярунас осторожно отползает к краю. В голове вспоминается, и правда, достаточно экспериментальная аранжировка. Резко становится стыдно. Не надо было так. Надо исполнять как есть. Нельзя чужое коверкать... – Яр, ты хорошо сделал. Круто. Не надо сейчас сбегать. – Константин Евгеньевич хлопает по дивану, как бы приглашая сесть ближе. Ярик сдвигается, дай Бог, на два сантиметра. Он сидит весь красный и активно пытается это скрыть, уткнувшись в колени. – Аранжировка, да – необычная. Но ведь вполне в стиле. Просто более современная. – Я удивлён, что вам понравилось, – медленно произносит Яр, осторожно поднимая взгляд на Константина Евгеньевича. – Мне помогали. И вполне профессиональные музыканты. Так что за «современную адаптацию» скорее им спасибо. И вам... Спасибо. Это приятно. Очень. Выдавив из себя хотя бы это, Ярик замолкает, ну дабы не запищать блин на весь концертный зал! Это поездка явно стоила и своих денег, и холодного ветра, и ожидания. «Если бы я сказал, что мой кавер оценил сам Константин Евгеньевич, в фандоме, меня бы сослали в дурку, без регистрации и смс», – Яр слабо улыбается. – Да не за что. И остальное мне понравилось тоже. Делай ещë, – Константин Евгеньевич усмехается, прокручивая и сжимая в руке телефон. – Я теперь слежу.

***

И всë таки Ярик и пищит, и орёт, и скачет как ненормальный , но уже после, на концерте, из толпы наблюдая, за возвышающейся над ней фигурой в чёрных очках и развивающемся красном шарфе.

***