Вишневые сигареты 2

*** Мужчина в первый раз с энтузиазмом начал свое утро. В обязательном порядке побрился, причесался, умылся, позавтракал и выбрал чистый костюм. Когда он собрался, то убедился, что везде отключен свет в квартире, и покинул дом. Шарф на нем слегка неуклюже был завязан, он его всю дорогу поправлял. Зимняя Москва его удивляет. Он как ребенок смотрит с удивлением на заснеженные деревья, на детишек с санками и ватрушками. Идя к Склифу, он уже тысячу раз размышлял над тем, чтобы передумать и развернуться. Да, ведь именно задумчивый Геннадий Ильич шел по дороге в Склиф. Приехал в Москву он, как только его врач в Израиле, сказал, что у него все в порядке и его сердце уже готово выдерживать хорошие нагрузки. Гене и слов много не надо, он сам почувствовал по себе, что ещё может. Может вернуться. Может работать. Может быть рядом со своей семьей. Он все три года желал вернуться обратно в Россию. Даже нельзя подобрать слов насколько желал. Это были искренние чувства стремления к совершенству, к Ире и Мише. Геннадий Ильич любит их сильнее всех на этом белом свете и не скрывает от своих детей, что первый сын самый близкий для него. Ему очень стыдно перед ними за то, что обидел их, за то, что соврал и не приехал, за то, что не смог сорваться с места к Ире и объяснить, что никакой женщины у него в Израиле не появилось.  Но вот когда узнал, что у неё другой мужчина… Дело было летом. Кривицкий возвращался с клиники, в которой его лечили, где ему предоставили новое сердце за большие деньги. Никаких накоплений у Гены больше не осталось. Последние деньги он отправил своему сыну на квартиру. На жизнь хватало ему, но не на такую как раньше. Если ему звонила Даша и просила помочь с финансами, то он отказывал, хотя раньше безотказно переводил любые суммы. Леша денег никогда не просил, но Гена обычно переводил ему «на мороженое». Сейчас и Алексей без мороженого. Он задумчиво прогуливался по парку недалеко от клиники, хотя стоит признать, что скорее он выгуливал свой белый льняной костюм. Гена взял телефон и набрал Михаила, через несколько гудков он услышал ответ. — Да-м, слушаю. Привет, папа, — несмотря на их конфликт, который привёл к молчанию на пару месяцев, сын не таит обиды, он всё еще любит и уважает родителя. — Привет, Мишенька, — сказал он ласково на выдохе с какой-то надеждой, — Ну что. Рассказывай, как дела? — Как дела у меня? Или у мамы? Михаил в тот момент находился у себя в квартире и смотрел на работу строителей. — Да… В общем-то меня интересует и то, и то. — У меня всё отлично, вот завтра с Элей отмечаем год отношений. Чувствую себя лучше некуда, постоянно в попыхах с квартирой. Много нервов отнимает, но это приятные хлопоты. Кстати, пап, не стоило переводить мне деньги. Я тебе их вернул на тот же счёт, — сказал он последнее с легкой улыбкой на лице. Миша даже переплатил, так как пришлось заплатить больше за комиссию на перевод и за перевод из рублей в доллары. Он понимал, что папе стыдно, что он хочет быть рядом и участвовать в создании его новой жизни. Это его умиляло, он простил отца, но не простил то, как он поступил с матерью. — Миша! — Гена рассмеялся, отрицательно покачав головой, — Ну ты дурак что ли? Оставил бы себе, я же все понимаю. Может свадьбу скоро сыграете, может захотите что-то домой себе из техники.  — Всё равно не стоит, пап. Тебе деньги сейчас не меньше меня нужны. Я не хочу, чтобы ты из-за моих прихотей рвался с пересаженным сердцем батрачить.  — Ну уж работу я не брошу. Пока перебиваюсь статьями, но как только разрешат, то я вернусь к работе. Он уже дни считал до того, как получит разрешение на работу от врачей. В Израиле хорошо его телу, мозгам, но не сердцу. Душа его ноет от того, что он как в клетке может только наблюдать за тем, как Ира все дальше и дальше уходит от него.  Миша начал рассказывать какую-то занимательную историю, но Гена ее будто не слышал, он задумчиво смотрел вдаль, а потом вздохнул и спросил, когда Кривицкий младший сделал перерыв в своем рассказе, чтобы сделать концовку интереснее. — Как мама? Сын остановился посреди квартиры, поднял брови, руку опустил, которой жестикулировал во время рассказа, и тихо усмехнулся. — Я не удивлен… — Прости, я… — послышался тяжелый вздох, Кривицкий остановился и положил руку на лоб, закрыв глаза, — Я хочу знать, что с ней происходит. Я хочу, чтобы она отвечала мне на письма и услышала меня… Но тут уже отца прервал сын: — Пап. Всё. Не думай об этом, не трогай её. Она только отошла от всего и нашла достойного мужчину. Они встречаются и мама счастлива. Кривицкий остановился под большим деревом, которое спасало от жары. Он сложил руку на пояс и осмотрелся вокруг, думая куда себя деть после такой информации. — Что за мужчина, если не секрет? — Чиновник из министерства. Хороший мужик, веселый, щедрый и смотрятся они хорошо вместе. Статно, я бы сказал. Гена покивал сам себе и вздохнул. — А тебе не нравилось, как мы с мамой смотримся? — сказал он с издевкой, не понимая что это за критерий такой. — Ну пап, нравилось, но он другой. Вы вообще противоположности. Он более строгий, а ты мягкий. Он прижал указательный палец к своей груди. — Я мягкий? — сказал он, не поднимая даже голос свой. Миша усмехнулся. — Да. А для кого-то сюрприз, что у нас был матриархат? — Нет, но… — отец повел рукой перед собой в размышлениях, — и что? Я люблю и любил твою маму и ее характер. — Короче, — сказал как отрезал парень, — давай как-нибудь при встрече об этом всем поговорим. Как твое здоровье? Гена пошел дальше в сторону дома, смотря себе под ноги. В груди все сдавило, он поглаживал себя по груди и потом через недолгую паузу ответил: — Иду на поправку. Давление с каждым днем лучше и лучше. — Отлично! — с энтузиазмом ответил Миша, — Так держать. Это я и хотел услышать. Всё, прости, пап, я полетел, надо работу прораба принять.   — Отправь фото, интересно глянуть, что выходит. — Добро. Пока-пока. — Пока. И Гена именно тогда понял, что поздно. Всё поздно. Поздно стал думать, что нужно что-то делать, даже несмотря на свое сердце. Болезнь подкосила его и заставила боятся даже перелет, всё из рук стало валится. Это не он сильный, это Ира всегда делала его сильным, рядом с ней он был таким. Кривицкий всегда стремился сделать все возможное, чтобы облегчить ее жизнь во всех аспектах: готовка, стирка, советы, объятия, принятие решений.  Ему было неприятно ощущать себя отвергнутым и неуслышанным, в большинстве своем именно из-за этого он приехал в Москву. Егорова всегда приносила в его жизнь самые светлые мысли, поэтому он помирился с отцом и стал ухаживать за ним, но про операцию толком ничего не рассказывал. Гене удалось уговорить отца посетить санаторий, чтобы хоть как-то развеяться. Илья Яковлевич уехал на днях в Подмосковье в санаторий, а сын его занялся делами.   — Геннадий Ильич! — повторила чуть громче Таня, стоя за стойкой. Он взмахнул своей головой. — М? — мужчина проморгался и осмотрелся, — А да, простите. — Главврач передавал, что вы можете приступать к своим обязанностям. Конечно, Ира бы не взяла его на работу. Но вот Брагин, который замещал её, даже спрашивать у Павловой не стал, получил разрешение, чтобы сложить ответственность на плечи Полонского, и жил припеваючи. Гена улыбнулся и подтянул сумку на плече. — Спасибо. Тогда он направился в ординаторскую, переодевался. Здесь никого не было, настал большой поток, он вовремя подтянулся на работу. Пульс немного участился, потому что волновался перед первым рабочим днем уж тем более в неотложке, но он более чем уверен, что ничего не забыл, что может он и не силен в скорости, смелости, но его швам может позавидовать каждый в больнице.  Гена поправлял халат на рукавах, стоя спиной к входу. Вдруг внутрь врывается зеленоглазая бестия с поджатыми губами и вихрем эмоций в груди. Она широко открыла дверь в ординаторскую и сказала твердо: — Михаил Геннадьевич! Она пыталась найти своего сына, но нашла большее. Кудрявая темноволосая голова с просветами седых волос повернулась к ней, поправляя свой халат на груди.  У Ирины Алексеевны сгладились все морщины и выпрямились брови вместе с губами. Прошло буквально три секунды, она осмотрела его лицо и тут же закрыла быстро дверь. Стала чаще дышать, ничего не понимая, только потом она заметит, что среди большой кипы бумаг было и подписанное заявление Кривицкого на работу. Скорее всего всю информацию про Кривицкого Г.И. она пропустила, принимая его за Кривицкого М.Г. Она прижала рукой дверь, закрывая ее плотнее, а после быстрым шагом пошла в свой кабинет с перепуганными глазами. Пришлось сдуть челку, чтобы она приняла божеский вид.  Однако следом за ней из ординаторской вышел и Геннадий, который мило улыбнулся проходящим мимо медсестрам и следовал за Ириной сначала не спеша, а уже потом стал догонять её. И сделал это у самого лифта. Он зашел вместе с ней, выпустив двух молодых людей. Ирина уже, кажись, раз пять нажала на кнопку своего этажа, лифт стал закрываться, но Гена успел залезть внутрь и в лифте оказались они вдвоем. Павлова все еще зажимала кнопку своего этажа, но Гена нажал в ответ кнопку «Стоп».  Он стал смотреть ей прямо в глаза. В её ошарашенные глаза, но при этом внешне она сохраняет полнейшее спокойствие. Её зеленые глаза никуда не смогли деться от него, с каждой секундой они будто быстрее начинали произвольно краснеть. Сколько же она вновь натерпелась из-за него. Сколько бессонных ночей с вопросами, что вновь они сделали не так. Сколько тихих и беззвучных слез было пролито прямо на рабочие документы. Вот только недавно она поборола себя и перестала читать его письма. — Неловко вышло. — прокомментировал Гена, поджав виновато брови, но его рука с кнопки тянулась к ее руке, дабы коснуться. Лишь почувствовать. В ответ она сжала губы и замахнулась на него рукой, чтобы дать пощечину. Гена закрыл глаза, но удара не было, она остановила руку в нескольких сантиметрах от его лица и ответила, уже улыбнувшись и выдохнув носом весь пар. — Скотина. После этого все же лифт доехал и она вышла, стремительно направляясь к своему кабинету. Гена догонять не стал. Он остановился и тяжело вздохнул, следом стали заходить люди, а он так и не вышел следом за ней. Сам того не замечая, уже оказался в приемном отделении и работал. Настроение упало ниже плинтуса. Он здесь новый человек и портить ее репутацию замужней женщины не хочет, это не по-джентельменски. Разговаривать надо наедине. Единственное, что его смутило - её реакция, он впервые такую Егорову видит. Впервые она прямо убегала от него, впервые не захотела молча с каменным лицом выслушать, чтобы потом послать фирменно к черту. Ира буквально спряталась в кабинете. Дама сидела за столом, сложив руки в замочек и смотрела на дверь кабинета. Осознав всё, она отрицательно покачала головой, не веря в то, что сейчас произошло. — Господи, он что преследует меня? Она стала рыться в большой кипе документов, среди нее и нашла приказ взять Кривицкого среднего на работу. Немного подышав, укрыв руками личико, она принялась разбираться почему её никто не ставил в известность. Брагин на операции, ему звонить нет смысла. а вот Полонскому можно.  — Слушаю Вас, Ирина Алексеевна. — Игорь Яковлевич, здравствуйте. А не подскажите ли Вы мне, почему я не в курсе того, что у нас новый работник? Главврач поднял брови, параллельно изучая другие рабочие документы. — Потому что вы были в отпуске, вся информация для изучения у вас на столе. — Но это работник моего отделения, почему со мной не проконсультировались? — Временным ИО на Вашем месте был Брагин, мы с ним обговорили эту кандидатуру, нельзя упускать такие ценные кадры. Ира молча укрыла рукой лоб свой и без эмоций смотрела куда-то в угол. — Понятно. Спасибо, Игорь Яковлевич. — Всегда пожалуйста. На этом разговор закончился, она положила трубку. Страх улетучился, вера в то, что она начальница, вернулась. Решение было принято без неё, она не против, но хотелось бы быть хотя бы предупрежденной. Тогда не было бы того испуга и ощущения, что вселенная прокляла ее, вновь свела с Геной в самый неподходящий момент. Павлова выпила чашечку кофе, поработала, сегодня пришлось много читать. И по традиции прямо к обеду её набрал муж. Она с легкой улыбкой ответила, глянула на время и стала собираться на обед. — Алло. — По голосу слышу, что у моей жены есть энтузиазм для того, чтобы вместе пообедать. — Если только в нашей столовой, Толя. Дел невпроворот, поэтому далеко никуда не осмелюсь идти. Анатолий как раз приближался на минивэне к Склифу.  — Я уже позаботился об этом. Везу тебе что-то вкусное. Заваривай чай, а мне можешь даже коньячку плеснуть. — Толя, — с некой строгостью сказала она. — Немножко для аппетита можно. Всё, давай, буду через пять минут. *** Геннадий метался по всему отделению как бешеный. Ему вечно казалось, что он где-то и что-то не успеет. Брагин и Кривицкий младший вышли из операционной и направлялись к Нине. — А я тебе говорил подшивать надо сразу, а ты все подожди, подожди, — сказал недовольно Миша. Олег посмеялся. — Главное, что мы подумали и никто не умер на операционном столе.  — Да никто бы не умер, зато швы бы лучше затянулись. Они одновременно оперлись на стойку и взглянули на Нину. — Что опять не поделили? — спросила Нина. — Мы? Не поделили? — удивленно переспросил Миша, — Да мы в полной гармонии. — Я бы даже сказал, что гармония нас боится. Настолько мы гармоничны. Гена подошел к сыну со спины и пристроился между Олегом и Мишей. — Что обсуждаете? Оба сразу взялись за сердце, а Миша, как обернулся, то радостно улыбнулся, распахнув глаза. — Отец! А ты что здесь делаешь? Он обнял его и похлопал по плечу радостно. — А то есть ваше семейство не в курсе того, что главврач принял Геннадия Ильича на работу? Михаил медленно перевел голову в сторону старшего.  — Нет, — но улыбка с его лица не спадала, — значит все-таки переезжаешь в Москву? — Я подумал, что здесь я нужнее. Глядишь и дети у тебя пойдут, надо же на кого-то внуков оставлять. Они все посмеялись, а сын так и не отпускал руку отца, которую пожимал. Он покивал ему. — Спасибо. — Это Полонскому спасибо надо сказать.  — Я ему передам. — Так, Геннадий Ильич, тут анализы Назарова пришли, — она передала ему бумажки. Гена стал изучать показатели и уходил в сторону палат. Перед уходом показал пальцем на Мишу. — Вечером с меня ужин. — Буду ждать. Они посмотрели ему вслед, а потом Миша ткнул Брагина в плечо и зыркнул на Нину. — А вы чего меня не предупредили? — Геннадий Ильич попросил не распространяться. — Значит тихушник завелся у нас. А с матерью он разговаривал, не знаете? — Да вроде не ходил пока, — Нина пожала плечами. К ним подъехал пациент на каталке и Миша решил, что примет его. — Если что наблюдай, Нин. Поверь, сейчас что-то начнется, — он подмигнул и ушел работать. Никто не понимал что, но все знали, что что-то начнется. *** Первый рабочий день был окончен. Михаил уже назначил встречу отцу на своей квартире. Он шел под руку с Элей в сторону машины. — Но ты же говорил, что мама тяжело пережила отъезд отца. — Так вот, дорогая, в этом то и дело. Я поэтому не стал звать ее на ужин. Аленикову я всё расскажу, он должен знать, чтобы проблем не возникло. — Ты уверен, что стоит что-то ему говорить?  — Если я не скажу, то потом Анатолий Борисович будет предвзято к отцу относится. Не думаю, что это хорошо повлияет на его карьеру. Элечка укутана как куколка. Хотя она совсем не русская, но она обожает местный стиль, поэтому безоговорочно надела сегодня шубку, платок, джинсы и сапожки. На ней легкий макияж с бордовой помадой, которая и украшает ее образ. — Мишенька, а ты не думаешь, что твой папа приехал вернуть твою маму и нам не стоит вмешиваться во все эти дела? Михаил же носит кожаную дубленку с белыми меховыми вставками, кепарик, джинсы и челси. Одета пара очень солидно.  — Эля, в том то и дело, что мне нельзя этого допустить. Он и так потрепал нервы матери. Наоборот я бы приглядел ему какую-нибудь хорошую женщину. — А мне нравилось, когда твои родители были вместе. Они очень любили друг друга. — Ты застала только то, как они любят друг друга дистанционно. — Но мне и этого хватило, Миш. Они очень хорошие. — Эль, — он вздохнул, — ну вот совсем всё не так. Мой отец сделал предложение матери и испарился, потом появился я. И еще даже неизвестно, что он делал в моем детстве и о чем с мамой говорил. Сейчас он приезжал, пообещал вернутся и вновь пропал. Это будет повторятся бесконечно. — С чего ты взял, Мишенька? Смотри, в этот раз он даже на работу устроился. Уже сделал очень большой шаг. — Отлично. Я правда очень рад, но с него хватит. В одну реку вот столько раз входить — дурдом. Он открыл машину своей девушке и сам сел за руль. — Дурак ты, Миш. — Ну да, а кто спорит? Парень посмеялся и поцеловал ее в щеку. Спустя несколько минут из больницы вышла Павлова, она надевала черные меховые перчатки и шла к выходу за ограждение, поправляла свою челку, чтобы выглядеть не такой уставшей. — Ир! — послышалось где-то позади. И её настигал сзади снежный хруст, кто-то пытался догнать её. Она по голосу поняла, что это Кривицкий, и тяжело вздохнула. — Ира, подожди. Гена по пути поправлял сумку и сползающую шапку. Шарф опять неуклюже завязан. Он сравнялся с ней и замедлил шаг. Её глаза блестели от отражения снега, а его глаза немного бегали по её лицу, пытаясь изучить всё и сразу. Она заметила, что он на неё смотрит, и это убедило ее остановится, чтобы к мужу не выйти вместе с Кривицким, который так её осматривает. — Слушаю Вас, Геннадий Ильич. Ирина Алексеевна остановилась, держа в руках свою сумку, лицо её было приподнято на него. Гена подошел настолько близко насколько было позволено, он молчал. Был заворожен ее профилем, который освещает неподалеку стоящий фонарь со снежной шапкой. Она даже не моргала, смотря в ответ ему в глаза. После этого заметила седые пряди и обратно смотрела ему в глаза. Не показывала сильно, что интересуется им. Посмотрела по сторонам и кивнула в ответ на его продолжительное молчание. — Ну завтра скажете. До свидания. Но он резко двинулся в её сторону и придержал её невесомо за локоть. Его дыхание участилось из-за подступившего волнения и ощущения, что у него мало времени. — Нет, прости. Прости. Я просто залюбовался. Ты невероятно выглядишь. — Опустим эту часть, не лебезите перед начальством, — она пресекла все комплименты, смотря вдаль, пока говорила, а после опять взглянула на него. Гена улыбнулся в уголок губ, а после вздохнул. — Прости меня, я пытался до тебя дозвониться и дописаться, чтобы предупредить. Ира нервно посмеялась, словно пребывая в шоке от этого человека. С усмешкой посмотрела на него. — И ты считаешь, что это нормально?  — Что? — не понимая, переспросил он. — Что ты меня в покое оставить не можешь. Гена выпрямился, опустив задумчиво голову вниз, а потом вновь смотрел на неё. — Я всего лишь хочу с тобой поговорить и объяснить всё. — Поздно, Гена, — она сделала небольшую паузу, сняла перчатки, дабы взгляд опустить, чтобы глаза не начали краснеть, — уже поздно. — Я понимаю, что ты замужем, что всё между нами в прошлом, но… — он пытался как-то аккуратно говорить с ней. — Ничего ты не понял, Кривицкий. Ты вообще не должен был возвращаться. Она сказала как отрезала, поправила свою шапку, шмыгнула носом и направилась к черному минивэну. Гена же остался смотреть ей вслед. И самое поганое заключалось в том, что он подумал, что она права. Он резко почувствовал себя ненужным здесь и даже посчитал это справедливым.  — Сам виноват, — пробубнил Кривицкий со вздохом и пошел на выход в ту же сторону. Ира же за эту небольшую дистанцию смогла унять легкую дрожь и мысли о прошлом. Всё это она попыталась скрыть перед Толей. — Долго ты шла. Кто остановил? — спросил он, приобнимая ее за талию. — Отец Миши устроился на работу. Человек из Израиля, поэтому пока ничего не понимает. Алеников поднял брови, смотря на жену. — Почему ты мне не рассказала? Они сели поудобнее в машине, Ира сложила руки на груди, а Толя убрал руку ей за спину. — Потому что я только сегодня сама об этом узнала. — Серьезно? И никто не предупреждал?  — Полонский сам взял его, резюме у него хорошее. Толя цыкнул и потом стал поглаживать ее по ноге. — Ну ладно, не переживай. Ты мне маякни и мы найдем за что его уволить, — он подмигнул ей. Ира задумчиво смотрела в окно, а потом положила свою руку поверх его и повернулась к нему, кивнув в ответ. — Он безобидный. Просто слишком много иногда на себя берет.  — Ты справишься, ты же начальница, — он посмеялся и погладил её по-хозяйски по волосам. — Да, я начальница и я справлюсь. Твёрдо сказала она, смотря ему в глаза, а кулачок слегка сжался. — Вот мы и решили проблему. Отметим это в ресторане. — А не зачастили ли мы по ресторанам? — спросила она. — Нет. Ресторанов много не бывает, мы еще не посетили все.  С одной стороны ей нравилось, что ей не приходится готовить, а с другой стороны её квартира превратилась во что-то странное. Во-первых, они сделали там новый ремонт, во-вторых, в холодильнике почти пусто. Завтракают по пути или на работе, обедают на работе, а ужинают в ресторанах. Первое время это ей очень нравилось, но потом она стала понимать, что скучает по тому домашнему уюту, когда Миша выходил из душа и впопыхах крал со стола еду, которую готовил Гена, а она просто смотрела свои глупые сериалы. Казалось, что это было так давно…

***

Он, она и их сын. Павлов был в командировке, а Артем на каникулах у бабушки отца. Сегодня Мише исполнилось 14 лет, Гена привез сына получать паспорт здесь, в Москве. Кажется, это второй день рождения Михаила за всю жизнь, когда он праздновал не с отчимом и братом. Отметили скромно, ибо парень и не хотел громких гуляний. Они вместе приготовили вишневый пирог, выпили чай, немного шампанского. А только после родители отпустили его прогуляться с друзьями.  Сейчас они сидели вдвоем наедине на кухне. Раздался тихий смех, в руках они держали чашки с чаем, а на столе стоял початый пирог. Гена был уже состоявшимся врачом. Он превратился из хлюпкого паренька в увесистого мужчину с широкой спиной и сильными руками. Это был пик его формы: ещё не совсем большой живот, темные каштановые волосы, лежащие волнами. Уже появлялись морщинки, уже очки с минусом побольше. Ирина была не хуже, а только в сотни раз краше чем обычно. Она была хирургом, носила одежду подороже и в их холодильнике было куда больше еды чем лет 10 тому назад. Ирина Алексеевна уже могла позволить подарить сыну на день рождения не просто конструктор, а дорогие кроссовки, куртку. Про Кривицкого и сказать нечего, он приобрел ему компьютер. — И как давно они так грызутся с Артемом? — он подпер голову рукой, смотря на свою единственную и неповторимую собеседницу. — Не знаю. Наверное уже года два не могут жить в мире и порядке, у меня порой голова ходуном ходит от них. На лице Павловой ни одной морщинки, волосы собраны крабиком, на теле легкая рубашка, строгая юбка ниже колена. Настоящая мама двух мальчиков. В какой-то момент ей даже было стеснительно, не знала, что спросить у Гены после того, как не виделись 10 лет. Мужчина же сидит в синем свитере с острым вырезом и рубашкой, на ногах черные брюки, а на руке часы с серебряной окантовкой, что показывали уже за десять часов вечера. — У меня тоже Леша и Даша вечно грызутся, а Миша всегда пытался все уладить, чтобы не пришел я разбираться со всем. Или на крайний случай Рита. Ира спрятала свою лёгкую улыбку за чашкой, а после пригладила свою шею и стала убираться на столе. — Ты кнут или пряник? Павлова обошла стол и встала рядом с ним, забирая чашку и блюдце. — Конечно, пряник, — с усмешкой ответил он, поднимая на неё голову. Сейчас ему очень приятно смотреть на то, как она ухаживает за ним, прибирается. — Может тебе помочь?  Спросил Гена, когда Ира отнесла посуду в мойку. — Нет, не стоит. Я всё равно только после твоего ухода буду посуду мыть. Она обернулась к нему лицом, оперлась задом на кухонную фурнитуру и вытирала руки полотенцем. Вся фигура Иры была мужчине прямо на глаза, всё в открытом доступе. Кривицкий не стеснял её и смотрел четко на лицо, но все равно мозг вырисовывал полную картину. Как только Павлова закончила, повесила полотенце, то вернулась обратно к столу, но присаживаться не торопилась. Она чувствовала это напряжение между ними, эти взгляды, слова. И ей становилось страшно и очень приятно одновременно. Страх был только за то, что он вздумает как-то подействовать на неё. Но шанс того, что порядочный Кривицкий вдруг сорвется с цепи равен примерно — 10%. Гене нравится соблюдать русскую традицию, которая заключается в том, что после бутылочки любого алкоголя нужно выпить чай с тортиком. Это вроде как и убирает градус из организма понемногу, а вроде и вынуждает на какие-то откровения. Он встал рядом с ней и посмотрел на стол, куда положил одну руку, а вторая маялась за спиной. Эта рука не могла найти себе места, неуверенно каждый раз то приподнималась к её талии, то обратно в карман. — Ир, — после этих слов поднял на неё голову, их разделяет небольшое расстояние. Она подняла голову на него в ответ. — М? — тихо ответила она и ждала, что он скажет. Многое хочется сказать, многое выразить, но так много времени у них нет. Это не как раньше, когда еще вся жизнь впереди была. — Я хочу в очередной раз извиниться перед тобой, — он красиво провел своей большой ладонью по широкой груди. Павлова знает, что он извиняется в каждый день рождения Миши, но она даже сквозь огромное количество времени не ответила, что прощает. Забыть про такое она не могла, но могла быть с ним вновь. Даже сейчас смотрит на Геннадия Ильича и что-то в груди трепещет, к нему интерес никогда не пропадал. Но она никогда не позволит себе бросить свою семью Павловых ради человека, который и обрек ее на то, что она искала себе новое пристанище. Ирина покивала, сложила руки на груди и смотрела ему четко в глаза, слегка улыбаясь. — Бог простит, Ген. Но я уже зла не держу. Ты много помогал и до сих пор помогаешь… И Гена нахмурился, перебив сразу её. — Я помогаю не потому что мне стыдно перед вами и тобой в частности, а потому что я люблю вас. И тебя в частности.  Ира замолчала, просто смотрела на него, изредка моргая. Такие родные, но уже такие забытые черты.  — И зачем ты всё это сейчас говоришь? Кривицкий стоит перед ней как вкопанный и отодвигаться назад точно не собирается.  Он сделал ещё один шаг навстречу и поцеловал её в мягкие розовые губы, на которых был блеск. Егорова не ожидала такого хода, поэтому удивленно подняла брови, выставила перед собой руки, отталкивая его назад, но это бесполезно. Она и била его, и пыталась дать пощечину, но Гена всё вытерпел и обнял её руками со спины, посильнее притягивая к себе, чтобы не могла больше двигаться. Ответа на поцелуй долго не было, но в тот момент его это не тревожило, он наслаждался тем, что есть. Сначала это был аккуратный интеллигентный поцелуй, губы мягко соприкасались, а когда она перестала рыпаться, то челюсть ослабла и он углубил поцелуй, касаясь языком её языка. Кривицкий при этом резко порозовел, его щеки загорели. От женщины долго не было ответа, но когда он прижал её к столу и Егорова впервые за долгие годы ощутила каково это быть полностью в мужских руках, каково быть желанной, каково это. Любить так, что сносит крышу. 

«Да пошли все к чёрту»

Она ответила, ещё с самого начала хотела ответить, но в ней говорила дисциплина и справедливость. Геннадий Ильич, пожалуй, единственный человек, который может заставить её нарушить её же правила. Ира положила слегка дрожащие руки на его грудь, у неё было ощущение словно это её первый раз. Бросало то в жар, то в пот. Слегка подрагивающими и холодными руками она взяла его за лицо. — Ир, — он слегка отодвинулся, взяв её за руки и обеспокоено бегал по ней глазами, — ты чего? Он говорил почти шепотом, стал целовать её руки и поглаживать. Блондинка закрыла глаза и глубоко дышала. Хочет вкусить плод запретный, но принципы очень мешают. Больше всего в ней играют давно забытые эмоции, пробуждают каждую конечность к жизни. — Ген, так нельзя. Она уже хотела пойти, но Кривицкий крепче держал её за руки. — Я знаю, что так нельзя. Но я очень хочу этого, — он сложил её руки себе на грудь, — и ты тоже, я ведь вижу. — Ничего ты не видишь, — она смотрела ему четко в глаза и поглаживала грудь, иногда прохладные пальцы касались оголенной груди в том месте, где рубашка была расстегнута, — мы переспим, ты улетишь, а со стыда буду сгорать я. — А я не буду? Я тоже буду. Меня дети и жена встретят в аэропорту, а день назад я кувыркался с бывшей женой. И она усмехнулась, посмотрев ему на волосы, хотелось пригладить их. — Не жена. Это прозвучало с упреком и даже нервной усмешкой. Он взмахнул головой, нахмурившись. — Какая разница. Ты мне нужна. Я хочу тебя, Егорова. Может быть у меня вообще есть мечта.  — Пардон, секс с бывшей? Она удивленно подняла брови. — Я хочу дочку. Нашу общую дочь. Павлова долго молча смотрела ему в глаза. Впервые мужчина намеренно хочет от неё ребенка. И на доли секунд она была в восторге, но потом она вернулась в реальность и вспомнила каково ей было вынашивать ребенка здесь, когда папаша где-то там. — Ты сошел с ума, Кривицкий. Тебе нужен отдых. Она очень долго смотрела в его глаза, малахит этот даже слегка подрагивал. И Гена понял, что это от того, что у неё подступают слезы. Он поджал губы и печально улыбнулся ей, положил свою руку ей на щеку и поправил прядь волос за ушко. После прижался своим лбом к её лбу.

Жить. В твоей голове.

— Мне нужна ты и наша семья. — Никакой семьи нет.  Дорожки горячих слез потекли по её щекам, Ирина не отходила, ведь знала, что сейчас хочет так. Хочет, чтобы её поддержали, чтобы её настоящую видели. Всё происходящее не сон, не мысли в душе, не книжка «Что если…?». Начиная чувствовать его дыхание на себе, его объятия, она расслабилась и просто уткнулась в мужскую грудь. Никогда не простит его. Но и никогда не разлюбит. — Есть, — он покачивал её медленно в стороны и целовал в макушку, — представь, если у нас будет Женечка, Сонечка, Шурочка? Гена пальцами словно расчесывал её волосы, когда убрал этот дурацкий крабик с волос «офисной леди». Ира рассмеялась тихо и шмыгнула носом. — Боже, Шурочка… — Александра Геннадьевна Кривицкая. А как по мне звучит. Брюнет поднял её голову на себя и посмотрел то на губы, то в глаза. — Так что..? Блондинка стерла потекшую тушь и вздохнула, смотря на него. — Очень милая сцена, Ген. Но ничего не будет. Я никогда не доверюсь тебе вновь в этом деле, а если доверюсь… — пришлось даже высморкаться, — значит я сошла с ума.

И любить тебя. Неоправданно.

Вернулась та железная леди. Чутка, справедливая. То была минутка слабости у него на груди. Но заряда от этой минутки хватит ей на 10 лет вперед, будет вспоминать это. Кривицкий опустил взгляд, смотря на её ступни, слушая её. Он попытался отчаянно вернуться к тому, по чему ностальгирует во время вечерних посиделок на работе с чашкой чая. Всё, что он сказал ей, хотя и звучит смешно, но это правда его мечта. Чтобы Мишка подбегал к кроватке, говорил с сестрой, чтобы в садике они были единственными уже старенькими родителями, чтобы сидеть на диване и слушать с сыном животик мамы, чтобы торопиться домой и хныкать на работе начальнику отпустить пораньше. Когда он загорелся этой идеей, то словно собирал осколки разбившейся посуды, а сейчас протягивает её и предлагает отведать из неё.  — Я разведусь. Он уже обдумывал это. Детей своих никуда не бросит никогда, его отношения с женой это другое. Ира отвернулась от него, подходя к окну, чтобы высмотреть Михаила Геннадьевича. Услышав его слова, она засмотрелась на закат и погладила себя по предплечьям. — Да хоть переедь.  Сразу послышался ответ. — Перееду. — Нет. Не смей. Вообще лучше не приезжай.  Она просекла, что приехал он именно для этого. Кривицкий сначала смотрел ей в затылок, немного подождал. Каждый раз больно слышать её слова, но каждый раз пытается сделать вид, что все в порядке. Он ведь чувствует, что она хочет. Послышался скрип паркета и прилив запаха дорогого парфюма с нотами горького шоколада и табака, а после руки, что в два-три раза больше чем её, легли на её плечи. Ирина вновь вздохнула и закрыла глаза. Мужчина с каждой секундой становился всё ближе, приближаясь к ней торсом, а после и голова появилась на её плечах. Ноги не могли больше держать её, а руки не слушались. Хотелось просто сказать: «пойдем спать». Чтобы её взяли на руки и отнесли в спальню.  — Уходи. Сказала она твердо, по прежнему держа руки на груди. Но он обнимал и дальше, смотря на её нос, запоминал её лицо в последний раз. — Уходи, пожалуйста, — обессилено прозвучало из её уст. И только спустя несколько долгих минут он отошел, провел руками по её волосам.  — Прости. За такое действительно извинился сразу. Без вопросов и времени на осознание. Готов теперь за все подряд извиняться. Но только перед ней. Услышав хлопок двери, Павлова простояла ещё час у окна, пока небо не потемнело полностью. 

***

Квартира Ирины Алексеевны наполнена ярким ароматом ресторанной еды от знаменитых шеф-поваров. Приятный зимний вечер, за окном падают крупные снежные хлопья. — За жену-у-у, — протянула дама в халатике, — за сы-ы-на. Она протягивала ложку супа из устриц ко рту своего супруга. А он восторженно мычал. — Всё-таки есть с чьих-то рук в тысячу раз вкуснее. Они пытались украсить елку, но бокал за бокалом и у них не вышло даже собрать её. Толя осмотрел их работу. — Всё, решено, завтра привожу живую. Улыбка с её лица не сходила, шампанское дало ей легкую игривость. На столе красовалась коробочка с новыми сережками в её коллекцию.  — И эльфов помощников, чтобы украсили всё. — Тебе в отделении и своих хватает, — с усмешкой ответил он, допивая фужер до дна. Спустя час их одежда лежала по квартире как дорожка до спальни. Пространство наполнилось стонами и трением двух разгоряченных тел. Витала поднявшаяся легкая комнатная пыль, которая поднялась от скидывания одеяла, подушек с кровати, чтобы не мешали. Ещё через час Ирина стояла с фужером у того самого окошка в халатике, но уже на голое тело. Она смотрела всё в ту де точку и думала о том же. Вдруг прозвучал звонок в дверь и она быстро промчала до двери, чтобы звук не разбудил мужа. — Кого принесло? — пробурчала она. Открыв, она заметила курьера и букет скромных розовых гвоздик без обертки и без ленточки. Всё как по велению заказчика. Ей не нужно было и слов курьера, мир будто остановился на миг. Однако Павлова все свалила на шипучку в её бокале. На её столе стоял пышный букет из алых роз, но замереть её заставил такой оголенный букет 21 гвоздички. Тонкие и хрупкие стебельки переплетались между собой. — Вам доставка. — Ой, что ж вы так сжимаете их. Давайте мне.  Она поторопилась забрать этих бедняжек, сжалив брови. Курьер попрощался, а она вернулась на кухню и шептала, покачивая цветы с улыбкой на лице. — Сейчас-сейчас хозяйка найдет вам место, — она быстро набирала воду в свободную банку, ибо ваза занята, — вот видите сколько вам места. Даже подрезать их не стала, поставила так и оперла на стенку. Похлопотала над тем, чтобы не теснились, а после смотрела завороженно на эту картину: свет от уличного фонаря, тень от снега, банка с водой и букет любимых гвоздик.  Она знала от кого.

Отчаянно.