Такой себе панк-рок

Funny how you think I'm bothered

Know I'm nothing like the others

You shouldn't have messed with me, 'cause I heard

That you're afraid of monsters, monsters

      В кабинете директора элитной школы-интерната Цайхуацзы сидели трое: сам директор, безумно желающий быть где угодно, лишь бы не здесь, госпожа Се, несколько напряжённая и недовольная, и молодой господин с улыбкой блаженного, настолько невинно выглядящий в этот момент, что создавалось обманчивое впечатление, что ну не мог этот мальчишка быть так плох, как о нём рассказывали. Директор вытер лоб платком и попробовал зайти с другой стороны:       — Госпожа Се, мне кажется, что переводить ребёнка в новое учебное заведение в середине семестра — не лучшая мысль. Подумайте, здесь новый коллектив, программа совершенно другая, мальчику будет трудно адаптироваться...       — Он уже не ребёнок, чтобы переживать из-за таких мелочей. Он прекрасно образован и, я уверена, сможет втянуться в учёбу. Что до новых одноклассников... Жун-эр никогда не был зажатым или стеснительным. Он быстро найдёт себе компанию по душе. И здесь учится его брат, так что всё в порядке.       — Но, госпожа...       — Что вас так смущает? У него прекрасные данные, он способный мальчик. Почему вы не хотите взять его?       Директор снова вытер лоб, заметив усилившееся раздражение, старательно спрятанное женщиной в глубине глаз. Он не был дураком и определённо не в первый раз имел дело с влиятельными людьми и их ненаглядными детками, но даже для их престижной школы ссора с семьёй Се была бы катастрофой. Он ясно уловил скрытое во фразе послание: "Это из-за его репутации? Вы правда хотите скандала?" Ситуация действительно складывалась не в его пользу. Талантливый ученик с отвратительными садистскими наклонностями, о которых известно лишь по слухам, а значит, официально отказать на этой почве нельзя. Чуть погодя он выдавил из себя вялое "хорошо" и передал госпоже Се нужные документы под бой в голове: "Это плохо кончится, это плохо кончится, это плохо кончится, это..."

***

      Спустя два дня Ци Жун уже шагал по коридорам своей новой школы в направлении общежития. На губах играла спокойная и уверенная улыбка, выражавшая, тем не менее, ещё что-то, что трудно было заметить и ещё труднее описать. Рядом с ним шёл его брат, Се Лянь, без конца напоминающий про приличия, и правила, и устав школы, и "приемлемый" внешний вид, и море рутинных, никому не интересных вещей сверху.       — Не переживай так, гэгэ, я меняю школу, всего лишь школу, а не страну.       Ци Жун с этой так ему несвойственной спокойной миной ещё больше походил на брата, так что сейчас они выглядели как близнецы.       — Да, но это уже третья за последние два года. Постарайся быть хоть чуточку более сдержанным.       — О, ну, если ты так просишь... — он разбил наглой ухмылкой своё умиротворённое выражение, вновь становясь похожим на себя, но быстро спрятал её, — но, боюсь, завтра мне всё же придётся чуточку опоздать на первый урок.       — Почему это?       — Гэгэ, ты наговорил столько всего, но так и не сказал ничего о самой учёбе. Даже расписание.       — Да? Прости, я думал, что уже... Оно в электронном виде, я тебе сейчас сброшу, — он устало протёр глаз и вытащил смартфон.       — Ты выглядишь уставшим. Всё в порядке?       Се Лянь улыбнулся. Каким бы откровенно ужасным ни был его братец, в отношении своего гэгэ он всегда проявлял удивительные внимание и заботу.       — Да, просто не выспался сегодня.       Они остановились перед непримечательной жёлтой дверью под номером 27. Постояли пару минут, бесцельно изучая её взглядами. Потом Се Лянь повернулся к брату, будто чего-то от него ожидая. Ци Жун прервал молчание:       — Мы кого-то ждём?       — Я жду, когда ты возьмёшь ключи и откроешь дверь.       — У меня нет ключей.       — Нет? Ты забирал их у заведующего общежития?       — Здесь есть заведующий общежития?       — Понятно, — Се Лянь устало вздохнул, поставил на пол сумку и снова вытащил телефон, собираясь кого-то набрать.       Быстрее, чем он успел это сделать, от жиденького ученического потока отделилась фигура и направилась в их сторону. Се Лянь снова вздохнул, на этот раз уже облегчённо.       — Здравствуй, Лан Цяньцю. Познакомься, это твой новый сосед по комнате, Ци Жун. А-Жун, это Лан Цяньцю — староста первого класса. Раз уж так вышло, то я оставлю его на твоё попечение, Цяньцю. Не забудь про ключ, — последняя фраза была сказана брату в спешке, пока Се Лянь всучивал ему сумку. Он только что взглянул на часы — почти семь вечера — и понял, что новоселье затянулось и он уже опаздывает на собрание студсовета. Он упорхнул моментально, оставив новоиспечённых соседей наедине. Когда Се Лянь скрылся за поворотом, блаженное выражение испарилось с лица Ци Жуна, как и не было его. Вместо спокойствия и умиротворения появились лёгкое раздражение и вполне явное безразличие ко всему происходящему.       — Чё стоишь? Открывай. Или до ночи под дверью сидеть будем?       Лан Цяньцю отмер и поспешил отпереть дверь. Внутри оказалось просторно, мебели по минимуму, но не голо. Две кровати у противоположных стен, два стола, общий шкаф, парочка полок и ковёр. Уютно, неброско, но и не бедно, всякие подушки-финтифлюшки в наличии. Это не так плохо, как Ци Жун предполагал.       — Твоя — слева.       Ци Жун прошёл к свободной кровати, кинул на неё сумки и, плюхнувшись рядом, принялся распаковываться. Лан Цяньцю сел на свою кровать, так что теперь их разделяло пустое пространство комнаты, и с интересом принялся рассматривать новенького. Кто вообще переводится в другую школу в ноябре? Не мог хоть до конца семестра подождать?       — Хочешь пялиться — плати, — Ци Жун даже не оторвался от своего занятия, выражая лишь крайнюю степень презрения.       — Ты! Какого чёрта ты такой грубый?       — Успел порядком подзаебаться.       — Да как можно?..       Ци Жун показательно фыркнул, закатил глаза и вернулся к инвентаризации своего скарба.       — Не знаю, сколько твои родичи отвалили за место в здесь, но, видимо, много, раз ты ведёшь себя так надменно!       — Пиздецки умный мальчик, знает слово "надменно", молодец...       Он пробормотал это так, будто и не намеревался поддеть собеседника, просто озвучил мысли вслух, не беспокоясь о том, услышат ли их. И всё это время копался на дне сумки с таким сосредоточенным видом.       — Не нарывайся!       — А не то что? — Ци Жун наконец поднял глаза на Лан Цяньцю, по лицу его расплылась мерзкая ухмылка, достойная самого владыки Ямы.       Лан Цяньцю не сразу нашёлся с ответом. Впервые он видел столь уверенного в собственной неприкосновенности человека.       — Кем бы ни были твои родители, тебя выставят отсюда, если у тебя будут проблемы с поведением.       — Нет, — ухмылка стала более злобной и ядовитой, — не так. Не если у меня будут проблемы с поведением, а если на моё поведение будут жаловаться. А этого я не допущу. Больше нет, блять!       — Прекрати материться!       — Иди нахуй, святоша! — следом за этим в Лан Цяньцю прилетело что-то непонятное, при ближайшем рассмотрении оказавшееся увесистой металлической коробочкой со жвачками.       — По уставу, сюда нельзя проносить жвачки.       — Кристально поебать.       Коробочка полетела обратно к отправителю, больно ударив по лбу. Ци Жуну, и так злому, уставшему и голодному после долгой дороги, хватило этой небольшой перепалки, чтобы позабыть напрочь все наставления брата и кинуться драться.       Ученики, проходившие мимо жёлтой двери под номером 27, удивлённо оглядывались на неё и останавливались, слыша приглушённо, но всё ещё достаточно отчётливо звуки борьбы, мат и под самый конец грохот, ознаменовавший падение некоего явно тяжёлого предмета, затем ещё один поток отборной брани, после которой наступила зловещая тишина. Ничего не происходило около пяти минут, и все начали потихоньку расходиться. За дверью же Ци Жун, стараясь дышать глубже, ловко прилаживал на место сваленную ими полку, буквально сорванную с креплений, пока Лан Цяньцю аккуратно собирал свалившееся с этой полки барахло. На темечке у него уже начала появляться шишка — это он головой поддел полку. Составив всё, как было, они разошлись по разным углам и больше уже не разговаривали.

***

      С раннего утра в классе было неспокойно. В Цайхуацзы редко появлялись новенькие, особенно посреди семестра, неизвестно кто и откуда. На среднем ряду сидела колоритная компания и оживлённо обсуждала пополнение в коллективе.       — Я слышала, что он приехал вчера и сразу же поколотил кого-то! — девочка с наивными персиковыми глазами выглядела напуганной.       — Да ладно тебе, не мели чепухи, Цень-мэй, — друг шикнул на неё, но сам подсел ближе, послушать.       — Это правда!       — А я слышал, что его не хотели принимать в школу из-за поведения, — третьим в компании был мальчик в очках, — и что из прошлой школы его исключили за то, что он выпустил в школьный бассейн пираний.       — Да вы ещё, блин, скажите, что он маньяк-убийца и порешает здесь всех сразу, как в кабинет зайдёт.       — Запросто.       Новый, незнакомый голос заставил всех обернуться к двери. В проёме стоял мальчик среднего роста, худенький, с кислотно-зелёными волосами и в одежде не то что не по уставу, а даже не в форме — в джинсах, зелёном топе и обвешанный с ног до головы побрякушками. Ци Жун вчера был на взводе и забылся, но сегодня он такой ошибки не допустит. Рано ещё. На лице его снова была уже привычная улыбка блаженного, служившая ширмой для души. Он спокойно прошёл в конец класса, с наслаждением ловя на себе заинтересованные взгляды новых одноклассников. Он уже знал обо всех слухах и был искренне восхищён. Надо же выдумать такую редкостную поебень! Была, конечно, пара правдивых историй, вроде той, про пираний, но то, насколько они были приукрашены, было восхитительно. Стоило ему напугать одного мудака своими рыбками — его успели только чуточку покусать, а жаль, — и он тут же превратился во владыку Яма, прикончившего таким странным образом с десяток человек. И ведь они даже не понимают, насколько это глупо, невыгодно и неудобно! Было ещё превеликое множество историй на грани фантастики: от подсыпания кому-то чего-то (кому и чего, зависит только от фантазии рассказчика) до поджога или даже подрыва. Он уселся за последнюю парту, разложил всё нужное и поднял взгляд на класс. Казалось, они даже не дышали — наблюдали. Наконец, тот очкарик, который рассказывал байку про пираний, сделал шаг вперёд, вдохнул, будто готовясь к схватке с тигром, не меньше, и спросил:       — Ты новенький? — он быстро понял, что глупо было спрашивать столь очевидную вещь, но, видимо, решил, что если и позориться, то до конца: — Почему не в форме?       — Я уродское шмотьё не ношу, — он улыбнулся чуть шире.       Форма здесь и впрямь отврат: белая рубашка, коричневые брюки и бежевая жилетка. Кто в своём уме — кроме Се Ляня — станет это носить? Тем временем класс будто ожил. Отовсюду слышались "не по уставу", "наказание", "надо сказать госпоже Чжу" и проч. и проч.       — Ты кто вообще такой?! Здесь элитная школа, а не бордель! Кем бы ни были твои родители, они ничего не смогут сделать, если тебя решат и отсюда отчислить, так что засунь своё очень важное мнение себе в зад и, будь добр, ходи как положено, — вперёд выскочила девушка на голову выше Ци Жуна. У неё на жилетке красовался знакомый значок. У Се Ляня был такой, пока он был младшим помощником в студсовете.       — Тебе какое дело, блять? Боишься, что тебе за меня в вашем кружке по интересам пиздюлей вставят? Не парься, не вставят, — он встал и нагло дёрнул её за значок.       — Ой, с чего бы это? Ты бессмертный или владеешь гипнозом? — она едко улыбнулась, но шаг назад всё же сделала — так безопасней.       — Я не бессмертный и, к сожалению, не маг, но мне здесь ничего не сделают, — он загадочно улыбнулся. Вчера всё пошло по пизде, но сегодня он в отличном настроении и полностью контролирует ситуацию, так что можно позабавляться. — Разрешите представиться — Ци Жун, племянник господина Се Вана.       Он с упоением наблюдал, как непонимание в их глазах сменяется страхом.