Об изъянах и любви

Какаши целует её каждый раз как в первый и последний. А она тащится от этого настолько, что невозможно передать словами. Она всегда раздевает его первым. Всегда. Как бы Хатаке не желал увидеть её обнажённой первой, почему-то она каждый раз делает это быстрее. Она нежно проводит пальчиками по его крепким плечам, чувствуя мышцы и поджимает пальцы на ногах от внутреннего трепета. Ее. Этот красавчик ее! Какаши укладывает её на кровать, целуя слегка влажную шею. Он был бы рад оставить на ней пару засосов, но нельзя. Строго настрого запретили ему это делать. Но зато все, что ниже… Хатаке снимает с неё майку и перед его взором предстаёт небольшая грудь с синеватыми, видимо новыми, растяжками по бокам. Он прерывисто выдыхает и целует, начиная сбоку и заканчивая сосками. — Ты опять похудела? — слова сами вылетают из его рта и он приподнимается, чтобы посмотреть ей в глаза. Грудь в его руке казалась чуть меньше чем была до этого и новые растяжки тому подтверждение. — Что...? — ее взгляд помутнел, а щёчки красные-красные. Какаши молчит, облизывает губы и обхватывает сосок ртом, слегка его прикусывая. Она же дёргается в его руках, расставляет ноги шире от нетерпения и стонет. Тягуче сладко. Требовательные руки оглаживают любимые и важные места. Его слегка мозолистые руки скользят вниз, на талию, которая мягкой маленькой дугой переходит в пышные бедра. Хатаке смотрит на её тело и остатки разума покидают окончательно. Он подкладывает ей под поясницу небольшую подушку, тем самым меняя угол на более глубокий. Более приятный и невыносимый от удовольствия для неё. Целует её низ живота, переходит на бедра, выцеловывает каждую белесую и такую естественную растяжку, держа свои руки в неё на боках, сжимая. У куноичи были сильные, наравне с мужчинами, натренированные тела с проступающими мышцами и сухожилиями. Жёсткие. Подстать их характеру. Она же была другая — нежная и мягкая. Во всем. Она была настолько прекрасной, настолько неземной, что даже не верилось. Какаши спускает руки к ягодицам, ощущая сбоку ямочки на них и лёгкие неровности. Он спускает губы ниже, проводит языком по половым губам вверх, отчего она дёргается в его руках, и целует в мягкую часть внутреннего бедра. Прикусывает кожу, слегка оттягивает и зализывает след, который начинает краснеть. — Какаши, — хнычет она, зарываясь своими пальцами в его жёсткие волосы. А он все понимает. Притягивает её к себе за ноги, а она смеётся. Какаши улыбается, пристраивается поудобнее и она кричит от удовольствия, когда Хатаке оказывается внутри. Угол подобран правильно. Пепельноволосый быстро набирает темп, а кровать, кажется, ходит ходуном. Она цепляет за его плечи, спину, царапает и выкрикивая его имя от удовольствия. Глубоко. Жарко. Слишком хорошо. Какаши движется быстро и глубоко, сжимая ягодицы и бедра настолько сильно, что на утро останутся синяки. Он знает, ей нравится рассматривать эти отметки на утро. Он знает, что она любит лёгкую боль. Он знает, а она никогда не признается ему в этом. А ещё он знает, что любит её.