За любовь надо бороться...

      «Блэк — значит король». Каждый раз, когда Дельфини утруждалась присмотреться к собственной матери и заглянуть под самый верхний слой её маски, она снова и снова удивлялась тому, насколько это было верное замечание. Нарцисса уже давно была Малфой, но кровь, как известно, не водица.       У Дельфини было прекрасное воспитание, но в ней не было абсолютно никакого шарма. Только гонор, гордыня и волны ничем не сдерживаемых чувств. И в ней не было чего-то ещё, что делало леди Малфой такой прекрасной и непоколебимой. Даже её отец становился героем грязных сплетен и неприятных слухов. А вот её мать — никогда. Как будто никто не смел никак опорочить её честь.       Дельфини хотела бы знать, что это такое. Но спрашивать было неловко. Да и не ясно как это вообще сделать. К тому же, всё ещё терзал стыд за собственные мысли и непочтительное поведение.       С утра нога плохо слушалась, её болезненно и неприятно тянуло и простреливало болью. А единственную — теперь точно единственную, потому что чужие внушения и ухудшающееся здоровье, наконец, смогли переубедить желание быть прекрасной — порцию зелья слизеринка решила припасать на ночь, чтобы выцарапать себе хотя бы немного сна. Только подняться с кровати превращалось в вызов, где без злого шипения, а иногда и болезненных слёз, не обходилось.       Из-за этого сил привести себя в порядок почти никогда не было. Как и общаться с кем-либо. Поэтому она неизменно откладывала все встречи на день и отказывалась от завтраков. Благо её часы в Хогвартсе были сокращены до минимума, и достаточно было лишь приходить рассказывать, как продвигаются дела.       Но сегодня после вчерашних размышлений будто что-то поменялось. Дельфини подняла уставшие и невыспавшиеся глаза на своё отражение в зеркале и апатично посмотрела на собственную измождённую фигуру, зябко закутавшуюся в тёплое зимнее одеяло — и всё равно под ним всегда было холодно. Платиновое каре растрёпано, лицо несвежее, плечи сгорблены, и вообще она больше походила на мертвеца. Может, секрет её матери был в извечной ухоженной красоте?       Тщательно обсасывая эту мысль, волшебница причесалась, аккуратно распутывая волосы, надела на себя очередное тёмное платье и набросила винную домашнюю мантию. Испугалась собственной бледности и потратила лишнее время на макияж, пряча все несовершенства кожи и все родные шрамы. Все до единого. Так она выглядела совсем иначе. Так теперь было не стыдно спуститься к завтраку, что она и поспешила сделать, тяжело опираясь на трость, с болью переставляя не благодарящие за вчерашние посиделки на могиле ноги.       Они завтракали в молчании, как и почти всегда в последнее время. Сидели прямо напротив друг друга, игнорируя место во главе стола, и Дельфини впервые задумалась о значении этого жеста. — Почему никто не сидит во главе стола, мама? — решила она спросить, чтобы удостовериться. У рода всегда должен быть глава. Их формальный глава сейчас в Азкабане, и его место пусто, потому что никто не посягает на власть. — Ты можешь сесть, — отвлеклась от овсянки с фруктами Нарцисса. — Но имей в виду, тот, кто сидит во главе стола, заявляет о себе как о главе, говорит, что он главный. А ещё он должен суметь позаботиться обо всём роде. Справишься? — Дельфини сконфуженно опустила взгляд в тарелку. Конечно нет. Но теперь всё стало на свои места. Её мать бросала ей вызов, предлагала схватку, чтобы посмотреть, кто… — Мы есть друг у друга, Дельфини. Я сижу прямо напротив тебя, чтобы показать, что теперь мы равны. Ты больше не ребёнок, и я вижу, что ты способна взвалить на свои плечи гораздо больше прежнего. Но тебе ещё нужна помощь. Поэтому я здесь, Дельфини. Я здесь, чтобы в один день ты могла сесть во главе стола, — оборвала её размышления мать.       Дельфини застыла, не зная, как отреагировать на эти слова. Слышать подобное… Было странно. Она уже не раз задумывалась об этом, но её мать вела себя очень странно в последнее время. — Над какой моей шалостью ты потешалась больше всего? — Когда ты в возрасте двух лет сняла с себя туфельку и запулила ею Люциусу по лицу, — смягчилась Нарцисса, улыбаясь до боли знакомой улыбкой, от которой теплели серые глаза и расползалась тонкая сеточка морщинок вокруг глаз и рта. — Ты ведёшь себя так странно в последнее время, — всё ещё не веря и сомневаясь произнесла Дельфини. — Все мы — продукты нашего времени, уязвимые перед лицом истории, — снова мягко улыбнулась Нарцисса, будто вновь общалась малым и не слишком разумным ребёнком, хотя и очень любимым.       Дельфини промолчала, делая краткое движение губами, как делала всегда, когда не знала, что сказать собеседнику в ответ. Она не слишком поняла, что хотела сказать её мать. — Я не умею вести бизнес, но я всегда отвечала за содержание особняка и прочей недвижимости, поэтому мне будет совсем не сложно помочь тебе, Дельфини, если ты согласишься принять мою помощь, — деликатно сменила тему, чтобы не останавливаться на чужой растерянности леди Малфой. Не то что бы она до этого не занималась домашними счетами и хозяйством, пока её дочь судорожно пыталась решать миллиард проблем единовременно, но стоило расставить все точки над и. И, кажется, стоило говорить об этом прямо, раз Дельфини была так проста и прямолинейна для любых интриг и иносказаний. Как иногда непредсказуемо проявляется кровь в наших детях… — Хорошо, — держа лицо, величественно кивнула Дельфини, позволяя. Нарцисса поблагодарила десятки лет своего опыта и выдержки, позволившей веселью и доброй насмешке не просочиться на лицо и в голос. — Спасибо. Мне всегда в радость тебе помочь, моя дорогая. Пожалуйста, обращайся за помощью чаще.       Они снова помолчали, возвращаясь к еде. Но стоило обеим отложить приборы, как Нарцисса снова подала голос. — Я слышала, ты вчера вечером приходила ко мне. Я ценю твою деликатность и нежелание нарушать мой покой, однако мне было любопытно узнать, что случилось.       Дельфини поджала губы и сцепила пальцы перед собой, пытаясь собраться со словами и мыслями. — Я… Хотела бы извиниться. — Извиниться? За что же? — непонимающе отозвалась леди Малфой. Дельфини и впрямь было бы за что извиняться, но это были такие мелочи, какие они в семье привыкли игнорировать и спускать друг другу с рук.       Как бы мать ни твердила ей о том, что они семья, что она всегда придёт на помощь, но ни о какой душевной близости и откровенности говорить не приходилось. Может в детстве она ещё прибегала жаловаться на свои какие-то горести, плакаться в чужую юбку или что-то подобное, но теперь — нет. Та история с Поттером не в счёт. Дельфини была слишком накручена, и вообще это было как будто в прошлой жизни, а не какие-то пол года назад. Её мать всегда внушала слишком много уважения и трепета собственной дочери, отчего переломить границу никогда не получалось. — За пренебрежение. За холодность. За то, что позволяла себе срываться на тебе. За эгоизм. За то, что недооценивала, — каждое новое предложение мисс Малфой буквально выдавливала из себя, не поднимая взгляда и уверенно ломая и перемалывая себя. Её мать не могла не оценить чужого усилия, и потому была снисходительна при ответе. — Что, пожалуй я приму твои извинения. Однако мне хотелось бы услышать извинения за кое-что другое, — Нарцисса отзеркалила позу дочери. — За скрытность.