Маяк

      Летнее солнце нагрело стены заброшенного маяка, и там, где обычно царила тенистая прохлада, сегодня стало уютно и тепло.       — Ну Ильви… — недовольно проворчала Гермиона, когда чужие пальцы попытались поправить ее одеяло. И перекатившись на живот, выдохнула в подушку: — Не надо. Жарко…       — Занятно, — раздалось в ответ несколько ехидное. — В свой адрес я слышал многое, однако за домового эльфа меня еще не принимали.       Гермиона резко вскинула голову. Ошарашенно уставилась на Снейпа, который устроился рядом с одной из ее книг, затем, не менее удивленно, на часы, а потом опять на него.       Испуганно.       — Северус! — ахнула она. — Почти девять! А ты не в школе! Тебя же искать бу…       — Угомонись, — оборвал ее он. — Сегодня суббота. И я нередко подолгу нахожусь вне замка. Мое отсутствие не привлечет ненужного внимания.       — Раньше ты уходил до рассвета, — подозрительно нахмурилась Гермиона. — И говорил, что…       — Раньше было раньше. — Он подвел черту резковато, явно надеясь дальнейшие расспросы пресечь.       Ему удалось.       Упорствовать Гермиона не стала. Более того, даже не захотела. После вчерашнего у нее появилось отчетливое желание за прошлое более не цепляться. Естественно, она догадывалась, что отпустить все подчистую и разом ей не удастся. Самое сокровенное, заветное по-прежнему сидело внутри, пряталось в темных углах и поджидало своей очереди, чтобы выскочить чертом из табакерки. Но в общем и целом стараний Северуса ей хватало.       Улыбнувшись, она потянулась к нему с поцелуем, но вдруг ойкнула, выудила из кобуры на предплечье палочку и торопливо почистила зубы чарами. Снейп хмыкнул, но промолчал. А когда она закруглилась, поинтересовался:       — Голодная?       — Пока нет. Давно проснулся?       — В начале шестого. — Заметив, как округлила Гермиона глаза, он добавил: — Я в полном порядке. Привычка.       — И сидел один… Разбудил бы меня…       — Была такая мысль, — чистосердечно сознался Северус, скользнув взглядом по ее голой спине до кромки покрывала. — И не единожды. Но ты удивительно вовремя сделала это сама.       — Вовремя для чего? — краснея, хихикнула она.       — Угадай. — Отложив в сторону книгу, он потянул вниз одеяло. Решив, видимо, что наглядная демонстрация эффективнее теоретических объяснений. Но не доведя дело до конца, остановился и как-то не к месту серьезно уточнил: — Или нет?       Не поняв сперва о чем речь, Гермиона растерянно моргнула, но тут в памяти услужливо всплыл отрывок их вчерашнего разговора.       «Так я точно знаю, чего конкретно ты хочешь. Так ты мне не откажешь».       — Да, — мягко улыбнулась она. — Всегда да.       Снейп заметно расслабился, а она подумала, что отныне будет говорить, как ей с ним хорошо при любом удобном случае. Да и при неудобном тоже.       — Не хочешь перевернуться на спину?       Должно быть, он собирался отблагодарить ее за покладистость делом, а не словом.       Сняв рубашку, Снейп подобрался поближе и коснулся губами ее виска. Гермиона закусила губу, бедром ощущая, как он успел загореться, пока она сонно разлеглась у него под боком. И как нельзя кстати вспоминая кое-что помимо болтовни.       — Я… — Она осеклась. Щеки окатило алой краской, а температура воздуха в комнате мигом поднялась градусов до тридцати, не меньше. — А можно я так останусь?       — Так? — переспросил Северус и, не без любопытства проследив, как она обращается вареной свеклой, уточнил: — Чего именно ты хочешь?       Солнце залило маяк ярким утренним светом, и оттого сделалось жутко стыдно. В темноте было как-то проще. Надежнее, что ли. Там можно было укрыться в спасительной тени и выпустить на волю тени внутренние.       Сейчас же она была голой во всех смыслах слова.       Но ляпнув «а», говори и «б». Отступить, конечно, еще можно было, Снейп вряд ли стал бы допытываться. Но ценности в такого рода тайнах Гермиона не видела. Кроме того, она была гриффиндоркой. Да и кому еще доверять такое, если не человеку, с которым хочешь провести жизнь.       — Ну… — робко завела она. — Ты помнишь ночь после Хогвартса?       — Да.       — Тогда я лежала на животе, а ты… Ты… Ну…       — Я прекрасно помню ту ночь. — Проследив за тем, как она ногтем ковыряет диванную обивку, Северус, похоже, не планируя ее задачу упрощать, отбросил покрывало. Ткань соскользнула на пол с тихим шорохом, а он провел пальцем вдоль позвоночника и очертил ямочки у Гермионы на пояснице. — Скажи, как тебе было особенно приятно, и мы повторим.       В ответ она шумно втянула воздух, уставилась в потертый узор на подлокотнике и сбивчиво затараторила:       — Ты… Ты обычно осторожный со мной. Такой… Такой… нежный. Будто боишься сделать больно. Будто я хрустальная. И это… Это замечательно. Чудесно, правда, чудесно… Но… Но тогда ты… не сразу, но ближе к… Ты был немного… несдержанным, грубым даже, но не излишне. И я… Мне…       — Тебе понравилось, — закончил за нее Снейп и пристроился сзади. Перекинув волосы ей через плечо, он поцеловал изгиб тонкой шеи.       — Да. Очень. Как и вчера, — ответила Гермиона и зажмурилась. Удивительно. С одной стороны, она жутко стеснялась того, в чем призналась. Было в этом что-то неправильное. Неприличное. Но с другой, теплые руки на ее теле весьма непрозрачно намекали, что хозяина их подобные откровения ни капли не смутили. Скорее, наоборот, завели сильнее, при условии, что подобное в принципе было возможно. И она плавилась под этими касаниями, как забытый на солнце шоколад. А в ногу упиралось вещественное доказательство его согласия. Но, прежде чем нырнуть в Северуса с головой и потеряться, Гермиона прошептала то, что действительно ее беспокоило: — Я ненормальная, да?       — Нет. С тобой все абсолютно нормально, милая.       Нырнув ей под живот, одна из ладоней поднялась повыше и сжала грудь. Крепко. Вторая, наоборот, двинулась вниз. Гермиона приглушенно застонала в подушку, напрочь забыв о том, что так волновало ее секунду назад.       Влажное дыхание у уха:       — Главное, не молчи. Хочешь больше, говори, хочешь меньше, тоже говори.       — Хорошо, хорошо, хорошо… — закивала она болванчиком. — Продолжай, пожалуйста… пожалуйста… Я так тебя хочу, очень хочу.       И инстинктивно, уже ни капли не колеблясь, выгнулась и потерлась о него. Бесстыдно и весьма прицельно.       Если до этого Северус и намеревался взяться за нее с толком, подготовить кропотливо, возможно, сперва довести до края ее, а потом уже позаботиться о себе, то этим она разнесла все его планы в щепки. Просунув ей под горло руку и придерживая за талию, он проник в нее одним резким движением. Не болезненным, но глубоким.       Одного этого почти хватило, чтобы столкнуть Гермиону в пропасть. Низ живота окаменел, а она задышала часто, поверхностно. Как в панике. Снейп мгновенно остановился, чем едва не заставил ее расплакаться.       — Не останавливайся… — умоляюще всхлипнула она. — Я… Я так близко…       Повторять нужды не было, а когда спустя всего пару жестких толчков она, безотчетно прикусив его предплечье, сжалась, Северус буквально вдавил ее в диван.       — Черт, Гермиона… — прошипел он.       Она же только выдохнула:       — Еще.       И снова говорить дважды не пришлось.       Он покинул ее на какую-то пару секунд, чем вызвал разочарованное то ли мурчание, то ли мычание. Впрочем, недолгое. Дернул ее, размякшую, за бедра и поставил на колени. Миг, и они опять одно целое.       По-хорошему стоило бы ухватиться за подлокотник, ведь не держи ее Северус крепко-крепко, она давно слетела бы на пол. Но он, разумеется, держал. А затем и вовсе приобнял за талию и потянул наверх. Прислоняя спиной к своей груди. Она откинулась затылком ему на плечо.       Они по-прежнему были вместе, но теперь медленно, неторопливо. Будто взяли передышку. Впрочем, руки его в отдыхе не нуждались. Они вовсю блуждали там, где было очень приятно, и Гермиона поняла, что за минувшие дни успела невозможно по ним соскучиться.       А передышке она была рада. Ей ужасно не хотелось, чтобы все прекращалось. По тому, как расслабилось ее тело, словно лишившись половины костей, суставов и жил, она догадывалась, что сама уже не взорвется. Сегодня это был ее предел. Но не его. Ощутить, как взрывается он, ей было жизненно необходимо.       — Хорошо? — хрипловато спросил Снейп. — Тебе хорошо?       — Да… Мерлин, да… Очень. Я бы занималась с тобой любовью сутками напролет и мне все равно было бы мало.       Он стиснул ее так сильно, что заныли ребра. Гермиона ахнула и вслепую зарылась пальцами в длинные волосы.       — Чего хочешь ты, милый? Как ты меня хочешь?       — На живот, — скомандовал он.       Вперед она подалась несколько раскоординировано, но Северус, по-прежнему прижимая ее к себе, уложил их обоих, не дав ей соскользнуть. И придавил своим весом так чудесно. А она, верная своим недавним мыслям, продолжала шептать, как ей хорошо, как безумно ей с ним хорошо, пока он, уткнувшись лбом в ее затылок, не закончил почему-то совершенно беззвучно.       Гермиона чувствовала его тяжесть, чувствовала, как колотится его сердце вразнобой с ее, и как липнет его взмокшая кожа к ее, такой же влажной.       Но ничего не слышала.       — Северус? — Она осторожно повела плечом. — Ты там живой?       — Частично, — раздалось в ответ глухое. — Дай мне минуту.       Заливисто рассмеявшись, она прикрыла веки.       — Да хоть десять.

***

      Ее разморило. То ли сыграли роль расшатанные ссорой нервы и недосып, то ли счастья было так много, что случился передоз и плеснуло через край. Как бы то ни было, Гермиона задремала. Лежа неудобно, наискосок и со Снейпом вместо одеяла. Впрочем, забыться удалось ненадолго. Отдышавшись, Северус поцеловал ее в шею, приподнялся на локтях и хрипловато позвал:       — Ильви!       Ойкнув и разом очнувшись, Гермиона схватила первое, что попалось под руку — его рубашку — и едва успела просунуть руки в рукава, когда у камина с глухим хлопком появилась домовиха.       — Господин. — Она поклонилась привычно низко и в сторону дивана, слава Мерлину, не смотрела.       — Завтрак на двоих, — как ни в чем не бывало бросил Снейп, натягивая брюки. — Кофе и… — Тут он вдруг осекся и обернулся к взъерошенной и красной как рак Гермионе. — Что ты хочешь?       — Я? — переспросила она ошалело.       — Нет, Поттер. — Северус закатил глаза. — Чем ты обычно завтракаешь?       — Эм… Не знаю. Сэндвичами? Или яйцами, как ты го…       — Уточню, чем тебе нравится завтракать?       — Нравится… — повторила она уже совсем растеряно. — Да я и не помню толком…       На самом деле она не только не помнила, что любит, но и когда ее о подобном в принципе спрашивали. В Хогвартсе еды было навалом, найти что-нибудь более-менее по вкусу труда не составляло. Как и в Норе. Разве что мама с папой ее предпочтения знали наизусть, правда не через расспросы, а через наблюдения, и в каникулы с удовольствием баловали. Но это было в прошлой жизни.       Северус же пичкал ее тем, что считал сытным и полезным сам, а она не возражала. По большому счету ей было плевать, что впихивать в себя через силу. Однако сегодня он выбирать за нее почему-то не торопился и терпеливо ждал ответа.       Почему-то.       Гермиона знала почему.       «Вместе мы отныне исключительно на равных».       Сделалось очень тепло и возникло отчетливое желание повиснуть у него на шее да расцеловать колючие щеки.       Но Ильви продолжала подметать ушами пол, и Гермиона, вместо объятий задумавшись на минуту-другую, несмело протянула:       — Ну… раньше я гренки любила, сладкие, с корицей. Йогурт еще, клубничный. И… И саму клубнику, но…       — Слышала? — Снейп повернулся к Ильви. — Мне как обычно.       — Слушаюсь, господин. — Она испарилась, так и не разогнувшись.       Гермиона торопливо застегнулась на пару пуговиц и, торопливо оглядевшись, поползла к креслу за нижним бельем.       — Зачем ты ее позвал, когда я… Мы… Без одежды?       — Она домовой эльф, — фыркнул Северус и откинулся на диван. — Домовики приучены видеть хозяев в любом состоянии, их не так легко шокировать. Кроме того, не забывай, что она ухаживала за тобой после Албании, и кормлением с ложечки ее уход не ограничивался.       — Такое забудешь, — буркнула Гермиона себе под нос. — И все равно мне такое отношение к ней не нравится. Ильви…       — Ильви не забита и не зажата. При необходимости она способна дать отпор, — немного устало отрезал Снейп. — Она крайне довольна своей жизнью и, поверь, будет не рада услышать о твоем благородном желании ее освободить.       Помня, как гордо, с придыханием эльфийка рассказывала о том, что Хогвартсу служит уже не первое поколение ее семьи, Гермиона надулась. Тут возразить ей было нечего. Северус хмыкнул.       — Допустим, доля правды в твоих словах есть. Но лишь доля. Кроме того, не беря во внимание донельзя двусмысленное название созданной тобою организации, я мог понять твое стремление к несуществующей в реальном мире справедливости раньше, когда тебе было… сколько? Двенадцать?       — Вообще-то пятнадцать, — поправила его она и не просто насупилась, а нахохлилась как воробей. Кудрявое гнездо на голове картину довершало.       — Ситуация несколько более запущена, чем я предполагал.       То, как наигранно хмуро она на него зыркнула, его откровенно позабавило.       Снейп вообще был в удивительно благостном расположении духа. К месту вспомнились умозаключения Джинни о том, по какой причине он так подобрел, и злиться на него стало практически невозможно. Как и сохранять серьезность.       Сдерживая глуповатую улыбку, Гермиона закусила изнутри щеку.       — Иди сюда. — Северус притянул ее к себе, и она, конечно же, не сопротивлялась. — Что именно тебе не нравится?       На самом деле в данный момент ей нравилось абсолютно все. Как пахло от рубашки, которую она стащила. Солнце, что залило круглую комнату светом и танец пылинок в его лучах. Особенно нравился Северус, на чьей груди она и устроилась. Сдав в плен сорочку, он остался в одних брюках, и теперь можно было без преград прижиматься к нему, такому теплому и любимому.       Закинув свою ногу поверх его, Гермиона обвела пальцем один из старых круглых шрамов и, поцеловав блеклое пятнышко, ответила честно:       — Мне все нравится. Чудесное утро. Но если мы будем просыпаться так каждый день, в школу я вряд ли буду успевать вовремя.       — Значит, Гриффиндор потеряет баллы за опоздания, — притворно разочарованно произнес Снейп. — Какая жалость.       Гермиона пихнула его в бок, а затем снова поцеловала. И повторила:       — Чудесное утро.       — Раз так, не желаешь отдать мне рубашку, чтобы я более не пугал эльфов своим полуголым видом? Чудесная атмосфера может быть испорчена кое-чьим инфарктом.       — Нет. Во-первых, она мне нравится, во-вторых, мне нравишься полуголый ты. В-третьих, я слышала, что домовики к подобному приучены.       Судя по тому, как проворно его ладонь нырнула по ее спине ниже, к подолу, Северус собирался свое имущество возвратить в бою, но тут как нельзя вовремя появилась Ильви.       Действительно вовремя. От мысли о том, что было бы, аппарируй она минут на пять позже, Гермиона залилась краской и, резко сев, застегнула пуговички по горло. Эльфийку, впрочем, и правда ничего не смущало. Молча расставив на диванном столике тарелки с чашками, она, дождавшись разрешения, так же молча удалилась.       Снейп, не пряча ухмылки, собрал диван и подал Гермионе кружку кофе. Но когда она, устраиваясь поудобнее, скрестила по-турецки ноги, нахмурился.       — Откуда это?       Проследив за его взглядом, она остановилась на своем бедре прямо у края сорочки. Там расплылся темно-фиолетовой кляксой синяк.       — А… — небрежно отмахнулась Гермиона. — Ударилась, наверное. У меня часто бывает, особенно последние месяцы. Сосуды слабые. Не обращай внимания.       — Когда?       — Не имею ни малейшего представления. Я их в душе обнаружила, три дня назад. Утром, когда ты… Ну, ты понял.       — Их?       — Да. — Гермиона вытянула левую ногу, показывая второй, чуть поменьше, на голени. — Этот точно от диванного столика, высота подходит.       — Почему не вылечила?       — Это обычные синяки, Северус. Их не обязательно лечить, сами пройдут. Уже вон, желтеть начали.       Но он, хмурясь, не отрывался от ее ног, и Гермиона догадалась, что для него все не так заурядно, как для нее.       — Что тебя так тревожит? Мне не больно. Ни капли. Не как тогда, с рукой. — Она наклонилась, пытаясь заглянуть ему в лицо, а не получив ответа, осторожно, рискуя нарваться, спросила: — Это из-за твоего папы?       — Ты не против их убрать?       Разумеется, ей хотелось бы получить прямой ответ, а не такой, что вроде бы и подтверждал ее смутные подозрения, однако оставлял чересчур много места фантазии. Но нет, так нет. Настаивать она не будет.       В одном Гермиона была убеждена — рано или поздно он все ей объяснит.       — Не против.       Она наклонилась за своей сумочкой, но Снейп был быстрее.       — Я сам. Пей кофе, остынет.       Кружку она, естественно, отставила в сторону, и пока он смазывал ей бедро, мягко гладила его по щеке. А после поспешила забраться к нему на колени.       — У меня руки в мази, — проворчал Северус.       — Прошлой ночью ты неплохо обращался с беспалочковыми очищающими. Разучился?       Он несколько напряженно посмотрел ей в глаза.       — Если я к этому причастен, то мне действительно жаль.       — К этому причастны трое. Моя исключительная неуклюжесть и пара столешниц. Или спинка кровати. Возможно, дверная ручка, правда она повыше и о нее я обычно ударяюсь локтем. А ты причастен разве что к тому, что у меня выдалось лучшее утро за… год? Да, пожалуй, минимум за год. — Подкрепляя свои слова, она поцеловала его и, улыбаясь, прошептала: — Я очень-очень счастлива. Очень. Веришь?       Зарывшись пальцами в его волосы, Гермиона, потянув за черные пряди, помогла ему запрокинуть назад голову. Северус ухмыльнулся, но теперь уже искреннее. Его ладони удобно устроились на ее талии.       — Учитывая, что ты буквально держишь меня в заложниках, мой ответ вряд ли может считаться непредвзятым.       — Ты волен уйти в любой момент, — делано обиженно бросила она и попыталась высвободиться. Естественно, никто ее не отпустил. — И это еще вопрос, кто из нас тут в заложниках.       — Ты тоже вольна уйти. В конце концов на этот случай у меня есть запасной план. Если ты меня отошьешь, убиться я всегда успею.       — Северус! — ахнув, она хлопнула ладонью его по груди. — Это не смешно!       И, противореча собственным словам, улыбнулась.       Он обнял ее покрепче.       — Кофе стынет, Гермиона. И гренки.       — Да. — Чмокнув шрам на крючковатом носу, она неохотно сползла с его колен и уселась рядом.       А наблюдая за тем, как он с аппетитом уплетает свою яичницу, поняла, что это не только ее самое счастливое утро за долгое время, но и их первое утро вместе. Первое настоящее, во всяком случае. Раньше Северус либо уходил затемно, оставляя ее спящей, либо будил и аппарировал в бухту до рассвета. Да, была Албания, та ночь в его кабинете и пара других дней, но вплоть до сегодня их даже за завтраком неизменно разделяли дела.       Крестражи, Гарри, Волдеморт, снова крестражи.       В принципе, о личном, истинно личном, они говорили лишь во время ссор, а в периоды затишья к подобному обращались редко. И чаще болтала она, а Снейп слушал.       Обычного же, спокойного утра вдвоем, без проблем, войны да теней, у них и вовсе не было никогда. Это осознание каким-то странным образом сбило Гермиону с толку, и та непринужденность, что минуту назад парила в воздухе, бесследно испарилась.       Северус, должно быть, ощущал нечто схожее, поскольку больше не ухмылялся. Да и вообще, посерьезнел и уставился куда-то в сторону.       Ну и ладно. Кто-то из них должен быть гриффиндорцем.       — Ты, — отщипнув кусочек гренки, неуверенно завела Гермиона, — всегда так рано встаешь?       Отличное начало, Грейнджер.       Еще о погоде поговори.       — Да, — скупо ответил Снейп. — А ты?       Не удержавшись, она прыснула. Северус покосился на нее немного настороженно.       — Извини, — хихикнула Гермиона и, засунув в рот целую клубничину, зажмурилась от наслаждения. Вспомнить, когда ей в последний раз удавалось насладиться чем-то подобным, не вышло. — Просто это так…       — Натянуто?       — Вроде того. Но мне действительно интересно. Сейчас-то понятно, у тебя полно дел. А до войны? Ты сова или жаворонок?       Снейп нахмурился так, словно она спросила его мнение о включении в программу Г.А.В.Н.Э пункта о борьбе за права горных троллей.       — Полагаю, скорее сова, — отозвался в итоге он. — Но, работая учителем, так или иначе приходилось подстраиваться под расписание уроков. В том числе ранних.       — А я жаворонок. Хотя, будь у меня такая возможность, время на сон я бы вообще не тратила. Сколько всего можно успеть…       Болтовня ее успокоила, и та первая напряженность быстро пропала. А вот у Северуса, похоже, нет. Он даже ссутулился, что было нехорошим звоночком.       — Сова… Чем ты обычно вечерами занимаешься? — не сдавалась Гермиона. — То есть, занимался.       Снейп глянул на нее почти что колюче, но она ободряюще ему улыбнулась и принялась за вторую гренку. Ее аппетит его вроде бы чуточку умаслил.       Но лишь чуточку.       — Читал.       В его картине мира краткость явно приходилась таланту любимой сестрой, что в принципе не удивляло. Но Гермиона все-таки поникла. Пытаться растормошить Северуса она больше не рискнула, да и почувствовала себя вдруг редкостной дурой, которая лезет куда не просят. И, переключив свое внимание на тарелку, поерзала, соображая, как избавиться от неловкости, не открывая при этом рта.       Впрочем, Снейп эту ее внезапно возникшую скованность уловил и потому нарушил молчание первым:       — Мне нравится кино.       Прозвучал он тихо и будто бы застенчиво, робко. Гермиона же, наоборот, мгновенно оживилась.       — Магловское? — любопытно уточнила она.       — Не знал, что оно бывает волшебное, — по-прежнему мрачновато проворчал Северус.       — Туше, — легко рассмеялась она в ответ и глотнула кофе. — Кино… Неожиданно. А какие фильмы?       — Старые, в основном. Черно-белые, но не военные. Желательно ночной сеанс и желательно на неделе.       — Чтобы людей поменьше?       — Именно, — кивнул он. Кажется, расслабляясь. — Не переношу толпы.       — Я помню. — Она наелась до отвала и, опять подобравшись к нему под бок, положила голову на плечо. — Возьмешь меня как-нибудь с собой? Или тебе нравится ходить одному?       — Возьму, если захочешь и если пообещаешь не щебетать во время сеанса.       — Щебечут птицы.       — И ты.       Гермиона фыркнула, но спорить не стала.       Его выбор слов пришелся ей по душе, учитывая, что, назвав ее треплом, он тоже не ошибся бы.       — Я была бы очень рада сходить с тобой на свидание. Настоящее. На ужин или в кино. Может, в театр. У меня такого никогда не было.       — Лично я бы предпочел сначала пригласить тебя куда-нибудь. Начать как положено, а потом уже завтракать вместе.       — Лично я сомневаюсь, что в мирное время ты пригласил бы меня куда-нибудь, кроме отработки, — парировала Гермиона и, надеясь, что он примет шутку за шутку, а не за что-то обидное, нежно поцеловала колючую щеку. — Котлы драить и кишки разбирать. Без магии и перчаток.       — Туше, — повторил Снейп ее недавний ответ и, вывернувшись, посмотрел на нее да елейно поинтересовался: — Что следующее в твоем списке вопросов, дорогая моя?       — Представь, списка нет. Просто я хочу узнать тебя получше.       — Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо и когда-либо, Гермиона.       — Да. Но и нет. — Она была согласна не полностью. — Ты открыл мне многое о том, что с тобой было, что создало тебя сегодняшнего. И это действительно важно. За эту откровенность я безумно тебе благодарна. Однако мне интересно и какой ты в обычной жизни. Что любишь, что нет, чем занимаешься вечерами, что читаешь, что ешь. Любишь кошек или собак… Могу долго перечислять, но, полагаю, суть ты уловил.       Выслушав ее объяснения, он кивнул. А она осторожно поинтересовалась:       — Тебе неприятно? Что я расспрашиваю тебя о личном?       — Нет.       — Непривычно?       — Эта формулировка ближе к истине, — беззлобно хмыкнул он и, помня, на чем она остановилась, решил, видимо, начать с конца: — У меня никогда не было домашних животных. Но выбирая между названными тобой, возьму кошек.       — И снова неожиданно.       — На что ты рассчитывала? На змей?       — Или пауков.       — Только если очень пушистых.       Гермиона улыбнулась, правда теперь грустно.       — У меня есть кот, — прошептала она. — Точнее, полукниззл. Живоглот.       — Это то рыжее недоразумение, что шаталось по Запретному лесу на пару с Блэком?       — Зря ты так. Думаю, он бы тебе понравился. Глотик очень умный. Действительно умный. И преданный. Лучший кот на свете.       Уловив какие-то одному ему различимые перемены в ее голосе, Северус осторожно поинтересовался:       — Где он сейчас?       — Не знаю, — вздохнула Гермиона. — Был в Норе, у Уизли. Оставить с родителями или взять его с собой я не могла и потому попросила Молли приглядеть.       Она потерлась о него щекой, а Снейп, притянув ее ладонь к губам, поцеловал каждую костяшку.       — Раз он такой умный, как ты утверждаешь, то мог и выбраться.       — Я очень на это надеюсь. — Она выпрямилась и добавила крайне серьезно: — Но ты же понимаешь, что в таком случае Живоглот будет жить с нами?       — В общем и целом я не против. Но никаких котов в постели.       Гермиона хитро сощурилась.       — Об этом мы еще поговорим.

***

      Северус аппарировал ее в бухту чуть за полдень. Когда воздух по-летнему прогрелся, галька вовсю шептала в такт слабым волнам, а солнце, не прячась в облаках, повисло в зените. К сожалению, рубашку пришлось вернуть, и вместе с ней ушла почему-то вся та легкость, что до краев наполнила минувшее утро, сделав его незабываемым.       Оно было действительно чудесным, беззаботным, но Гермиона не могла отделаться от стойкой и крайне неприятной мысли, что больше таких не будет.       От мысли этой делалось холодно.       Вместе, рука об руку, ступив за границу чар, они наткнулись на Гарри с Джинни. Те устроились на булыжниках у воды. Первый смотрел на Снейпа неприкрыто враждебно, вторая — любопытно.       — Привет, — несмело улыбнулась им Гермиона       Джинни кивнула в ответ, Гарри насупился, а Гермиона, чувствуя себя аквариумной рыбкой в магазине свежих морепродуктов, развернулась к Северусу. Вместе с безмятежностью исчезла и уверенность в том, что вчера и сегодня ей не приснились. Будь они наедине, она, несомненно, пощупала бы его напоследок, желая убедиться в реальности происходящего.       Но при зрителях не решилась. И только спросила:       — До вечера?       — До вечера. Я приду. — Сжав на прощание ее ладонь, он отступил обратно к морю и бесшумно исчез.       От его обещания стало спокойнее.       — Ну ладно. — Джинни поднялась на ноги. — Я, пожалуй, в палатку. Обед пора готовить. Ты голодная?       — Нет, — ответила Гермиона. — Мы… Я недавно позавтракала.       — Все с тобой ясно, — хохотнула Джинни. — Тогда чаю с нами попьешь. МакГонагалл собиралась свежий заварить.       Помахав рукой, она скрылась в палатке.       Гарри остался сидеть на валуне. Глядя себе под ноги, он вертел в пальцах плоский камушек. Такой, каким по воде пускают лягушку.       — Помирились? — спросил он, не поднимая головы.       — Да.       — Ты его простила?       — Да.       — Но почему? — Он вскинул подбородок и свел к переносице брови. Не зло, как накануне вечером, а скорее грустно или недоуменно. Возможно, разочарованно. — Он плохо к тебе отнесся, неправильно. Жестоко. Так… Так… Знаю, тебе не хватает Рона, но…       — Дело не в Роне, Гарри, — мягко оборвала его Гермиона. — Возможно, со стороны может так показаться, но нет. Он… Я скорее переживала, что предала его, что слишком быстро влюбилась снова, но замену ему никогда не искала. Это было бы ужасно несправедливо по отношению к обоим.       — Тогда почему? — повторил он. — Извини, я правда не понимаю… Три дня ты бродишь по палатке как тень. Заботишься о Джинни, но так, что создается впечатление, будто ты нуждаешься в ней сильнее, чем она в тебе. Вечерами читаешь, слушаешь с нами радио, но в глазах у тебя пусто. А когда появляется он, бежишь за ним, мгновенно забыв все плохое.       — Он старается…       — Мы догадались, как он старается, — огрызнулся Гарри, но тут же испуганно хлопнул себя ладонью по губам. — Черт. Извини. Я не… Извини, пожалуйста. Я… Его сообщение… И его голос… Такой… Такой сытый… Самодовольный, старый хры…       — Гарри… — предостерегающе позвала его Гермиона.       — Да, да… — Он вновь уставился на кусочек гальки в своей ладони. — Просто я не хочу, чтобы тебе сделали больно. Опять. Тебе и так пришлось несладко… Я тоже отличился, и мне стоило бы заткнуться да не лезть куда не зовут, но я не могу. Мне важно, чтобы тебе было хорошо. Ну, по мере возможностей. Понимаешь? А ему я не доверяю. Он все портит. И тебе больно делает.       Первые его слова заставили ее напрячься. Вторые внутренне ощетиниться.       А теперь захотелось его обнять. Крепко-крепко. И почему-то именно сейчас Гермиона смогла наконец увидеть происходящее его глазами. На ее ложь, на того, кого она выбрала, и на то, что этот выбор с ней сделал. Да, Гарри встречал и хорошее. Зелья, книги, шахматы. Колокольчики. Но плохого за семь лет он насмотрелся предостаточно. Ведь лучшее происходило без посторонних. За закрытыми дверьми маяка.       На людях Снейп был Снейпом. Возможно, человечной его версией, но не более.       Ее лучший друг держался молодцом.       — Мне еще сделают больно, Гарри. — Она села рядом. Он не отстранился, хороший знак. — И не раз. Северус, не Северус, да неважно кто. Жизнь не станет мягкой, пушистой и полной единорогов с розовыми бабочками по взмаху твоей волшебной палочки. Ты не сможешь защитить меня от всего. Да и не хочу я такой защиты. Потому что самое чудесное в мире — это контраст. Как иначе отличить плохое от хорошего, если первое внезапно перестанет существовать?       — Ты говоришь заумно, — невесело хмыкнул он. — Не успела переключиться со своего Снейпа на меня?       Гермиона улыбнулась. И положила свою ладонь поверх его, с камушком.       — Он правда так тебе нравится? — спросил он. Строго, но без досады.       — Да, — кивнула Гермиона. — Очень. Мне с ним невозможно хорошо. И когда я говорю, что он действительно старается, то имею в виду не то… Не то, на что ты намекнул.       Гарри смущенно прокашлялся.       — Да я это… Я не это… — Почесав за ухом, он осторожно завел: — Извини, но я должен задать тебе один вопрос, потому что он не давал мне покоя с той минуты, как ты ушла. Это ужасно, и я…       — Давай уже. — Она пихнула его в бок. — Что такое?       — Ну… — Гарри внимательно разглядывал галечный ковер под кроссовками. — Я не хочу тебя обидеть, правда. И звучит это ужасно, но ты не думаешь, что он с тобой… Ну… Ну ради… Ну… Что он тебя…       Гермиона с удовольствием послушала бы это сбивчивое и, что уж греха таить, забавное заикание, но стало страшновато. Гарри в любую секунду мог засвистеть и взорваться подобно забытому на плите магловскому чайнику.       Или попросту подавится собственным языком.       — Спасибо за такой комплимент моим сомнительным женским прелестям, — звучать серьезно удавалось с трудом, — но нет. Поверь. Овчинка выделки не стоит. Желал бы он… развлечься, нашел бы вариант поопытнее и без кучи ссор, слез и игр в молчанку. Ну и раз уж речь зашла о… Об этом… Будь на то его воля, мы бы до сих пор чай вечерами пили и все.       — Да ладно? — Гарри обернулся к ней, буквально излучая скептицизм.       — Абсолютно. Северус в этом плане что-то вроде старой школы. Инициатором… большего была я.       — Ну ладно… — пока не убежденно, но и не огорченно протянул он. А затем добавил: — И как же Снейп старается? Если не… Кхм, ну, ты поняла.       Гермиона хихикнула, подумав, что старания, о которых шла речь, все-таки имели место. Но вслух произнесла другое:       — Он предложил жить вместе. После войны.       Гарри выронил свой камушек.       — Чего? — вытаращился он. — Жить вместе? Как… как…       Гермиона кивнула.       — А школа? Разве ты не собиралась вернуться на седьмой курс?       — Фактически это было его условием. Он преподавать не останется, но хочет, чтобы я доучилась. Поэтому предложил снять жилье в Хогсмиде. Сказал, будет провожать меня до главных ворот и встречать вечером. Ради моей безопасности. Трижды повторил, что будет сложно, но я…       — Да это будет не сложно, это будет пиз… — Поймав ее осуждающий взгляд, Гарри осекся. Хохотнул. И взлохматил пятерней волосы. — Жить вместе. Ни хера себе. Представляю, какая поднимется шумиха…       — Это да, — согласилась Гермиона. — Ну что поделаешь. Как-нибудь справимся.       — И ты этого хочешь? Правда? Я помню, что было на четвертом…       — Я тоже, — она перебила его без тени улыбки. — Но это мое счастье, и я не собираюсь от него отказываться, потому что на чей-то там вкус оно странное.       — Счастье… — эхом повторил за ней Гарри и, резко посерьезнев, спросил: — В гости позовете? На чай там с вафлями?       — А ты хочешь? — Она покосилась на него боязливо. — В смысле, Северус там будет, и…       — Ну, конечно, хочу, — улыбнулся он. — Ты мой лучший друг. Так что я обязан посетить то место, где живет твое хмурое счастье.       В носу опасно защекотало, и Гермиона дважды моргнула, прогоняя с глаз соленую пелену.       — Спасибо! — Она приткнулась виском к его плечу. — Спасибо, Гарри. Без твоей поддержки мне было бы очень-очень плохо.       — Ну, врать не буду, ему я по-прежнему не доверяю.       — Знаю.       — Но раз ты решила, то я постараюсь держать себя в руках. Обещаю. Сложностей у вас двоих и без меня хватит. И не забывай, что в случае чего ты можешь пожить и у меня. На Гриммо куча свободных комнат.       Сглотнув странную горечь, что проступила на языке, Гермиона смахнула со щеки одинокую слезинку.       — Я тебя люблю, Гарри.       — Обычного «спасибо» было бы достаточно.       Они рассмеялись в унисон.

***

      Последний день вместе пролетел беспощадно быстро.              Прощаться не хотел никто. Несмотря на далеко не радостные обстоятельства, что свели их вместе, все четверо удивительно быстро привыкли к обществу друг друга, и теперь одна только мысль о том, что разлука может затянуться на месяцы, воспринималась странной. Отчасти будто бы нереальной.       Но одновременно каждый отчетливо осознавал, что иначе никак. Тучи сгущались, воздух пах надвигающейся грозой, и прятаться скопом под одним деревом было не то что наивно. Это было смертельно опасно.       Вспышка молнии, и никого не стало.       Однако даже поделив грусть от предстоящего расставания, переживали они ее по-разному. Гарри в одиночестве, Минерва в бессоннице, которую, впрочем, списывала на возраст. Гермиона, пожалуй, бессимптомно.       Особенно горько пришлось Джинни.       Она ужасно боялась покидать Гарри. Неустанно твердила о плохом предчувствии и о не менее плохих снах, но в детали не вдавалась. МакГонагалл старалась ее отвлечь, но безуспешно. Безрезультатными остались и попытки Гарри убедить ее, что это временно, что скоро они встретятся вновь.       Гермиона же ее опасений не понимала. Вернее, нет, не так. Понимала, но не принимала всерьез. Списывала их на случившееся с Роном и Артуром. Бояться за судьбу тех, кого любишь, казалось ей естественным. Как-никак сама она боялась за Северуса ежесекундно. Да и сопутствующего их предыдущим неудачам ощущения беды у нее не возникало. Совсем.       Позже она многократно задавалась вопросом, что тогда заглушило ее обычно острое чутье.       То могла быть, разумеется, любовь. Потому как сильнее ее Гермиона никогда и ничего не испытывала.       А возможно, недобрую службу сослужила тоска по маяку. Прощаться с ним было тяжело. Как ни странно, гораздо тяжелее, чем с людьми. И если, обнимая Минерву, у Гермионы лишь противно запершило в горле, то последним утром на острове, стоя у пристани под руку с Северусом, она едва не расплакалась.       Мир вокруг помутнел, а она не могла оторваться от сероватых стен с черными прямоугольниками окон.       Смотрела, смотрела, смотрела.       Вроде бы просто место. Море, клочок скал и заброшенная птичья обсерватория. Но именно здесь все началось и именно здесь чуть не закончилось. Бурое пятно на тропинке почти исчезло, смылось дождями и волнами, но зная, где искать, очертания его по-прежнему различить было можно.       Да и не только его.       Буквально каждый дюйм здесь хранил память о чем-то ценном. Вот валун. Тут она отпустила Рона. А позади него причал, с которого Северус стащил ее в бурю. Поодаль же, за старой металлической дверью, пряталась лестница, где они однажды поговорили начистоту. И вела она наверх, к окну. Там он впервые поцеловал ее осмысленно, глубоко, а не невесомо и импульсивно, как в Албании.       Здесь все началось. Здесь она полюбила.       Но перед смертью не надышишься, и, встав к маяку спиной, Гермиона молча кивнула Снейпу. Не проронив ни слова, он аппарировал ее в лагерь, где оставил одну на залитом рассветным солнцем пляже.       А на закате вернулся.       Стереть Минерве с Джинни память и заменить утраченное фальшивыми образами о скитаниях вдвоем решено было в бухте. Так они сохранили бы правду о том, где пробыли пару недель между Хогвартсом и их новым укрытием. Все-таки любое проникновение в сознание оставляло следы, и потому, чем меньше лжи придется вплести в свежее шитье тех заплат, что скроют созданные заклинанием дыры, тем прочнее заплаты эти выйдут.       Первым прощаться пришлось Гарри. Обняв обеих, он неохотно отправился с Северусом в Пеннинские горы устанавливать новый лагерь. Неохотно, потому что секунды с Джинни были для него на вес золота. Но без возражений, ведь риски признавал.       Гермиона осталась ждать возвращения Снейпа на краю непривычно пустынного берега. Минерва рядом задумчиво наблюдала за тем, как, расплываясь, тает червонное золото на линии горизонта. Джинни беззвучно плакала в стороне.       Напряженную тишину разорвал хлопок аппарации.       — Чары наложит Гермиона. — Ступив за грань защитного купола, Северус немедля перешел к делу. — Это дезориентирует вас на минуту-две, даст нам с ней шанс уйти незамеченными. Вы будете считать, что, сбежав из замка, прятались здесь, пока не прочитали о случившемся с Артуром и Мюриэль в украденной во время вылазки за провиантом газеты. Поняв, что помочь не в состоянии, а вот попасться можете довольно легко, раз Темный Лорд сумел выследить даже тех, кто был спрятан под Фиделиусом, вы решили покинуть страну. Отправитесь в Румынию. Порталом. Подобное вмешательство в разум относительно поверхностно и оттого вполне безобидно. Минимум лжи, максимум логики.       — В Румынию? К Чарли? — с тонкой надеждой спросила Джинни.       — Нет. Но этот выбор рационален и не вызовет замешательства ни у вас, ни у тех, кто вас ищет. Румыния достаточно далеко от Великобритании и режиму Темного Лорда стойко противится. Там вы будете в безопасности настолько, насколько это в принципе возможно.       — Почему нашими воспоминаниями займешься не ты? — дождавшись своей очереди, настороженно поинтересовалась МакГонагалл и, обернувшись к Гермионе, поспешила пояснить: — Не поймите неверно, я ни капли не сомневаюсь в ваших способностях, однако Северус силен в ментальных науках как никто, и…       — Ее способности не уступают моим, — оборвал Минерву Снейп. — Кроме того, как тебе известно, с гибелью мага сотворенные им чары спадают, а учитывая обстоятельства, собственные шансы выжить я оцениваю невысоко.       Гермиона молчала, отдав ему ведущую роль, но тут ее безотчетно передернуло. Хоть они с Северусом и обсудили детали накануне ночью, страх за него неизменно резал по живому. Видимо, почуяв это, Северус оглянулся, без слов спрашивая, все ли в порядке.       Она твердо кивнула и вытянула из кобуры палочку.       МакГонагалл нахмурилась, но спорить не стала.       — Как скажешь. Тогда мы готовы. — Она подалась вперед, тем самым предлагая начать с себя, но в последний момент вдруг вскинула ладонь. — Секунду. — И обратилась к Снейпу: — Северус, каков следующий шаг? Как долго мы должны оставаться на материке?       — До конца войны. Находясь вне досягаемости Темного Лорда, вы храните информацию, которая ни при каких обстоятельствах не должна к нему попасть. Это исключительно важно. Повторю. Исключительно.       — Но когда он будет, этот конец? Я понимаю, что абсолютная осведомленность опасна, и не требую открыть нам все вплоть до мельчайших нюансов. Лишь прошу представить ваш план в общих чертах.       — Плана нет, — резковато ответил Снейп. — Точка.       Минерва поджала губы до тонкой белой линии, но перечить не стала.       — Умоляю, будьте осторожны. Оба.       На это Северус ничего не ответил. Зато Гермиона ответила за двоих. Первой она шагнула к МакГонагалл, собираясь то ли подать ей руку, то ли сделать нечто сдержанное и подобающее, но затем, вспоминая их искренние и уж точно не холодные разговоры, крепко обняла.       — Спасибо вам, про… Минерва. За все. Невзирая на обстоятельства, которые нас свели, я очень рада, что мы встретились. Спасибо.       — Полно. — Она мягко похлопала ее по плечу. — Мы не прощаемся.       Очень хотелось в это верить, но месяцы войны научили Гермиону многому. Среди прочего и тому, что дожидаться подходящего момента для важных слов не стоит.       Ведь его может и не подвернуться.       Она не сказала Рону то, что должна была. И именно с тех пор старалась не молчать.       Жаль, что Северусу не сказала тоже. Об этом она еще пожалеет и не раз.       — Естественно, не прощаемся, — через силу улыбнулась Гермиона. — Но благодарность лишней не бывает.       Сжав ее ладонь, Минерва кивнула.       — Удачи вам. Надеюсь, до скорого.       — До скорого.       Когда пришел черед Джинни, сдержаться та уже и не пыталась.       — Вы берегите друг друга, ладно? — Обхватив Гермиону за шею, она влажно шмыгнула носом у ее уха. — Все трое.       — Обязательно. И вы.       Стиснув Гермиону напоследок, Джинни вроде бы собралась отстраниться, но вместо того, чтобы объятия прервать, наоборот, прижалась крепче и добавила тихо-тихо:       — Присмотри, пожалуйста, за Гарри, ладно?       — Само собой, — не мешкая согласилась Гермиона. Скрытое за этой, на первый взгляд, обыденной просьбой, она уловила секундой позже. И запоздало уточнила: — Почему? Тебя что-то тревожит? Ну, кроме очевидного.       Отвечать при свидетелях Джинни было явно неловко. Обернувшись к Минерве с Северусом, она смущенно извинилась и оттащила Гермиону в сторону, к отвесной стене скал.       — Не то чтобы тревожит, — затараторила она. — Просто Гарри… Иногда он… Он какой-то чудной, ты не заметила?       Гермиона навострила уши.       — О чем ты?       — Ну… например, ты слышала, что он говорит во сне?       — Вроде да… Но я редко бываю здесь ночами. Да и ничего странного в этом нет. Я однажды так чуть Северуса не выдала.       Она улыбнулась, пытаясь немного напряжение сбавить, но не вышло. Джинни быстро замотала головой.       — Будь то обычная болтовня, я бы не заморачивалась. Но он такой… Нервный. Взвинченный. Это точно плохие сны, но разобрать, о чем они, у меня не вышло. Он говорит совсем тихо, да и вряд ли на человеческом языке…       Парселтанг.       Гермиона застыла, а Джинни, не уловив проблеск страха на ее лице, продолжила:       — А когда дожди зарядили, он вообще стал какой-то… злой, что ли. Сам не свой. Не знаю, как иначе объяснить. Я его даже побаивалась в те дни.       — Побаивалась? — севшим голосом повторила Гермиона. — Почему? Он что-то тебе сделал?       — Нет, Мерлин, нет! — Джинни ошарашенно округлила глаза. — Но он… грубил. Огрызался. А обычно он со мной очень мягкий, ласковый. Думаю, это все из-за войны, и Рона, и папы… И того, что в школе случилось. Гарри очень тяжело. Он стольких потерял. Ему нужен рядом кто-то. Ты будешь с ним рядом?       — Конечно, буду.       — Спасибо. Правда, спасибо.       Обнявшись опять, они вернулись к Минерве со Снейпом. Солнце нырнуло в море по макушку, а берег окунулся в первые синеватые сумерки.       Глянув для храбрости на Северуса и получив от него короткий, ободряющий кивок, Гермиона приступила к чарам.       Ее голос не дрогнул. Как и руки. Но грудь болезненно защемило от мысли, что больше года назад она точно таким же образом стерла себя из сознания родителей.       И им украденное до сих пор не возвратила.

***

      Как они покинули побережье и переместились в Хогвартс, Гермиона помнила смутно. Теплая ладошка эльфа, сухой хлопок и мешанина красок вокруг. Все это смазалось, расплылось, растаяло как нечто несущественное.       Зато случившееся потом, в директорском кабинете, забыть ей не удалось.       А хотелось.       — Гермиона, — позвал ее, задумчивую, Северус. — Расскажи, что происходит с Поттером. Подробно.       Моргнув раз, другой, она кое-как стряхнула странную отрешенность, что нагнало на нее прощание с Джинни и Минервой.       — Добрый вечер, — робко поздоровалась Гермиона с портретами. То, как пристально рассматривали они ее в ответ, уверенности не добавляло. Да и тот факт, что именно произошло в последний ее визит сюда, тоже.       Возникло неприятное чувство собственной никчемности. Будто тревоги ее мелочны. Да и сама она маленькая, глупая девочка, которая далеко не впервые накрутила себя, а заодно и всех вокруг, как пружину в заводной шкатулке.       — Добрый вечер, — откликнулась Дайлис Дервент. — Рада вас… — Тут она сощурилась, различив, видимо, серебряный отблеск седины в тусклом свете свечей, и вздохнула: — Ох… Ваши волосы, Северус упоминал. Мне так жаль, милая девочка.       Сделалось чуточку легче.       — Не стоит, — слабо улыбнулась Гермиона и, инстинктивно подняв руку, коснулась виска. — Я в порядке.       Северус прокашлялся, напоминая, зачем они здесь.       Она обвела глазами холсты и остановилась на том, что стал домом предыдущему директору.       В отличие от Снейпа, Дамблдор ее не торопил. Да и заинтересованным он не выглядел. Просто наблюдал поверх полукружий своих очков за тем, как она собирается с духом.       Эта подчеркнутая безучастность ей не понравилась.       — Гарри меняется, — несмело завела она подготовленную вчера и дополненную пару минут назад речь. — Возможно, я перегибаю палку, возможно, утрирую, но его перемены меня беспокоят. У него появились предпочтения, ему прежнему несвойственные. К примеру, он не переносит грозы. Становится замкнутым, а иногда грубым, злым. Огрызается, срывается на мне или Джинни.       — Темный Лорд в непогоду особенно вспыльчив, — вставил Снейп. — Вам это известно не хуже моего.       Дамблдор повел подбородком, то ли соглашаясь, то ли требуя дальнейших подробностей. По-прежнему не проронив ни слова.       — У него открылись новые способности, — прокашлявшись, продолжила Гермиона уже четче, тверже. — Невербальные чары. И это, учитывая, что раньше ему и обычные давались с трудом. На четвертом курсе я едва успела научить его Манящим к первому испытанию Турнира трех волшебников. Мы до двух ночи тренировались, от Пивза еле сбежали…       Она осеклась, вовремя уловив, что заболталась. И тогда, впервые с момента их с Северусом появления в директорском кабинете, Альбус проявил толику заинтересованности. Чуть подался вперед, а когда она растерянно захлопнула рот, жестом велел говорить дальше.       Гермиона послушалась.       — Он бормочет во сне. По словам Джинни, шипит. Это наверняка Парселтанг. Новая палочка, которая ранее подчинялась ему беспрекословно, иногда слушается, а иногда нет. В один день он не мог отлевитировать чайник к раковине, в другой невербально прожег Минерве платье на щиколотке. Он и сам заметил некоторые странности. Они его пугают. А я очень боюсь за него. — Оставалось еще достаточно разного, что ее тревожило в большей или меньшей степени, но главное было сказано. И теперь, свои обязательства выполнив, Гермиона подступила ближе к раме, чтобы спросить то, что неделями мучило ее: — Профессор, чего мы ждем? Почему не уничтожаем диадему и не идем к Темному Лорду?       Он откинулся на спинку своего кресла и, сложив пальцы домиком, отрешенно протянул:       — Да. Пожалуй, пора.       Внутри всколыхнулась какая-то безумная, неконтролируемая радость.       Ее услышали. Ее поняли. У нее получилось.       У них получилось.       Наконец-то.       Скоро все разрешится.       Широко улыбнувшись, Гермиона обернулась к Снейпу, рассчитывая разделить победу с ним. Однако ни облегчения, ни удовлетворения на худом лице не встретила. С точностью наоборот. Он напрягся, помрачнел. И, плотно сведя к переносице брови, поинтересовался:       — Почему?       — Разве не этого вы с мисс Грейнджер так настойчиво добивались, Северус?       — Почему? — не дав сбить себя с толку, повторил он. — Почему сейчас? Что вас убедило?       — Ответы далеко не на все вопросы заслуживают того, чтобы быть произнесенными вслух, Севе…       — Не заговаривайте мне зубы! — рявкнул Снейп. — Отвечайте!       Не ожидавшая криков Гермиона подскочила на месте, но никто, кроме Дайлис, не обратил на нее внимания.       Испуганно прижав ладонь к солнечному сплетению, надеясь унять сердце, что зашлось приступом, она позвала Северуса. Тот не ответил. Не услышал. Продолжил буравить взглядом портрет. И она недоуменно завертела головой, по очереди смотря то на бывшего директора, то на нынешнего. Немного запоздало отмечая, что больно уж легко вышло. Не пришлось ни умолять или упрашивать, ни уговаривать. Даже перечислять множество подмеченных ею за минувшие месяцы странностей не потребовалось.       Хватило пары мелких деталей.       Это действительно было странно, но, в отличие от Северуса, Гермиона донельзя отчетливо ощутила, что знать объяснение этой странности не желает.       Дамблдор, потерев пальцами переносицу, накренился в своем кресле вправо. Будто смертельно устал, а разговор этот утомлял его еще больше, лишал сил. Моральных и физических.       — Полагаю, вы прекрасно поняли все сами, — ответил он абсолютно спокойно. — По большому счету, с первой нашей о судьбе Гарри беседы ничто не изменилось.       Тут до Гермионы дошло. Задержав дыхание, она отступила назад.       Снейп, напротив, шагнул ближе к портрету.       — Вы… — прошипел он. — Вы утверждали, что ищете способ! Мы, — взмахом руки, не оборачиваясь, он указал на Гермиону, — искали способ! Неделями!       — И не нашли, — по-прежнему бесстрастно подытожил Дамблдор. — Потому что его не существует. Невозможно отделить осколок души от его носителя, сохранив жизнь последнему. Гарри должен умереть.       — Но… — промямлила Гермиона. В мыслях была полнейшая каша. — Но… но мы… он… вы…       — Вы утверждали, что ищете способ! — оборвав ее сбивчивый лепет, отчеканил Снейп. — Получается, вы лгали? Вы опять мне лгали! Использовали, как вам уго…       — Я не лгал вам, — терпеливо возразил Дамблдор. — И мне искренне жаль мальчика, од…       — Мальчика! — воскликнул Северус. — Вот именно, что мальчика! Поттеру нет и восемнадцати, он почти ребенок! Вы…       Дамблдор, похоже, утратил свое неуместное умиротворение и чуть сощурился, глянув сперва на Снейпа, а затем на Гермиону.       — Весьма любопытно слышать подобное от вас. Учитывая, что мисс Грейнджер, по вашему мнению, очевидно ребенком более не является. Двойные стандарты, не находите?       Северус отшатнулся.       — Да как вы…       — Полагаю, я выразился несколько неверно, — поспешил вмешаться Альбус. — Я ни в коей мере не осуждаю. Рассуждать об уместности и прочем можно бесконечно, но ничего предосудительного не произошло. Вы оба, как и подобает взрослым людям, сделали выбор и несете за него ответственность. Однако это означает, что и Гарри больше не ребенок. С данным фактом вам придется смириться. Как и с тем, что принять свою судьбу он вполне способен.       Тяжело, надрывно дыша, Снейп молчал. Неясно, переваривая услышанное или банально уйдя в ступор.       Гермиона же, наоборот, пришла в себя. Несмотря на последующие правки, первые слова Дамблдора буквально отпечатались у нее где-то на подкорке. Резко стало гадко, грязно. До тошноты. Словно отмывая посуду, она перепачкала руки в застарелом жире. Прогорклом, желтом. Смыть его удалось, но сколько бы она ни терла раскрасневшиеся до алого ладони, избавиться от противного, едкого запаха не удавалось.       Возможно, она перегибала, ведь неодобрений или, и того хуже, обвинений произнесено не было. Но того факта, что речь в принципе зашла о столь интимной части ее жизни, хватило с лихвой.       Впрочем, очнуться ее заставило не это.       А Гарри.       — Почему? — надтреснуто спросила Гермиона. — Почему мы ждали? Чего мы ждали? Что убедило вас сегодня? Вы говорите, что примирились с данной жертвой еще давно, так к чему тогда это притворство? Почему мы не могли уничтожить диадему сразу и немедля отправиться к Темному Лорду? Сколько людей осталось бы в живых. Мюриэль, мистер Уизли…       — Потому что тогда я сомневался.       — В чем?       — В том, кто выживет.              — Кто выживет? — растерянно повторила Гермиона. — Я не…       И не успев сказать, что не понимает, вдруг поняла.       Широко распахнув глаза, задержав дыхание, она ошарашенно уставилась на портрет. На изображение человека, что стал для Гарри воплощением добра, честности и справедливости. На того, кому ее лучший друг верил до конца и продолжал верить после, невзирая на услышанное, увиденное и поведанное. Гибель которого он не принимал, хоть и лично присутствовал на Астрономической башне.       На того, кто не просто стерег подходящий момент.       А нарочно тянул время.       — Вы ждали, пока они соединятся, — надеясь, что ошиблась, выдохнула Гермиона. — Станут одним целым. И в итоге погибнут. Не только Гарри, а все трое.       Стало идеально тихо. Даже портреты, что сперва галдели и шушукались, потом ахали да охали, замолчали.       Дамблдор кивнул.       Вот и все.       Нет. Не все.       Сдаваться так скоро было не в ее духе. Никогда не было. Она неизменно боролась. До упора. Когда зелье, что было приготовлено строго по рецепту, отказывалось принимать нужный цвет или если ее короля зажимали в угол на шахматной доске. Мальчики это ее качество не любили. Ворчали, что она не умеет проигрывать. Гермиона же считала себя скорее упрямой и целеустремленной. Возможно, чрезмерно. Возможно, отчасти они были правы, но точно не полностью. Проигрывать она не любила, да, но умела. Однако старалась этого всеми силами избежать.       Она цеплялась.       — Но чары… — выпалила Гермиона. — Чары чистой души! Они выявили крестражи! Отдельные, черные и без щупалец. Это…       — Это действительно занятно, — вклинился Дамблдор с до того неуместным интересом, что вынудил ее невольно отпрянуть от холста. — Над данной особенностью заклинания я размышлял действительно долго.       — И к чему пришли? — поинтересовалась Гермиона, не пытаясь скрыть отвращения.       — К крайне банальному выводу, — ответил он как ни в чем не бывало. — Души слиться не могут. Точнее, чисто теоретически подобное возможно, но не с диаметрально противоположными сущностями, как у Гарри и Тома. Ровно, что смешивать воду и масло. Это невозможно.       Нить его умозаключений от нее ускользала, и Гермиона нахмурилась. Бегло глянула на Северуса, ища поддержки, но он не вмешивался вовсе. Смотрел вроде бы на своего предшественника, но неясно было, видел ли его. Да и находился ли он вообще здесь, в кабинете, или давно уже покинул его мысленно.       — Да, — продолжил тем временем Дамблдор. — Души и правда не могут слиться. Но слиться может магия, что приводит к идентичному результату, ибо волшебник и его магия…       — Неразделимы, — тон в тон с ним проговорила она. — А магию заклинание не отображает.       — Именно.       — Но зимой… Зимой крестражи вредили Гарри. Эти щупальца и…       Уловив, куда она клонит, Альбус кивнул.       — Тут нам остается лишь гадать, но я предполагаю, что тогда Гарри отчаянно противился, чем вызвал встречную враждебность.       Гермиона опешила.       — Противился? Вы хотите сказать, что теперь он не против? Что он добровольно принимает этого… Этого…       — Сомневаюсь. Но смирился.       Бред. Полный бред.       — Да он ведь о них и не знает! — закричала Гермиона. — Как он может смириться с тем, о существовании чего и не подозревает?       — Полагаю, он что-то чувствует. Остальные процессы протекают на глубинных уровнях.       Все происходящее, весь разговор по-прежнему отдавали отчетливым привкусом абсурда. И если минуту назад Гермиона странным образом держалась, мыслила относительно трезво, то сейчас пропала.       — И вы молчали… Знай он… Знай он… Он мог бы бороться…       — Знай Гарри о крестражах, о его осведомленности мог выведать и Том. Не забывайте, они крепко связаны. И тогда Лорд Волдеморт никогда не убил бы Гарри. Он сохранял бы ему жизнь до тех пор, пока способ осколки из него извлечь не был бы найден. Это сл…       — Получается, способ есть! — еле слышно оборвала его Гермиона. Сил на вопли не осталось. — Его можно спасти.       — Полагаю, есть, — согласился Альбус. — Но не тот, на который надеетесь вы. Осколки не извлечь без вреда для сосуда.       — Вы не…       Вероятно, Дамблдор начинал терять терпение, а может, вымотался не меньше нее. Как бы то ни было, Гермиону он перебил:       — Мне действительно жаль, мисс Грейнджер. С одним крестражем шансы у Гарри были. Невысокие, но были. Потому я заранее подготовил все, что смог, но с двумя…       — Но с двумя, — процедил Снейп так холодно, что мог словами, без волшебства, заморозить весь кабинет, а заодно и Черное озеро под окном. Гермиона, о его здесь присутствии напрочь забывшая, вздрогнула. — С двумя вы решили этот шанс у него отобрать, так? А чем ваше ожидание может грозить тем, кто находится рядом с ним сутками напролет, вы подумали? Минерва, Уизли, Гер…       — Гермиона, — закончил за него Дамблдор. — Да. Разумеется, я прекрасно понимал. Поэтому и молчал.       — Не улавливаю логики.       — Разве? — нарочито удивленно вскинул брови Альбус. — Осмелюсь заявить, что вы несколько лукавите. Открой я вам свои предположения, скажем, два месяца тому назад, как бы вы поступили, Северус? Согласились бы выждать? Понаблюдать, никоим образом не влияя на окружение Гарри, которое так важно для сил его души?       Снейп промолчал, и, судя по тому, как сверкнули за полукружиями очков голубые глаза, такого безмолвного ответа Дамблдору было достаточно.       — Я не мог позволить вам подвергнуть судьбу магического мира такому высокому риску, — качнул он головой. — Это было бы опрометчиво.       — Семнадцать лет. — Северус ступил к портрету. — Я слушался вас безоговорочно семнадцать лет. Остался после первой войны по вашему велению. По вашей же указке вернулся к Темному Лорду. Калечил, пытал, убивал. — Еще шаг. — И не перечил. Никогда.       — И если бы не вы, тьма давно одержала бы верх, — мягким голосом подвел черту Альбус. Он вдруг обернулся таким, каким Гермиона помнила его со школы. Добрым, понимающим, оберегающим. Вот уж кто мастерски умел носить маски. — Но давайте будем честны, Северус, делали вы это, руководствуясь собственными мотивами. Я вас ни к чему не принуждал.       — Вы…       — Лили, — не дав и шанса возразить, назвал Дамблдор тот самый мотив.       Гермиона обхватила себя руками. Ее начинало мелко трясти.       Но не из-за той, что нередко парила где-то поблизости третьей лишней. Как ни странно, в данный момент призрак прошлого ее ни капли не пугал. Не заставил внутренности сжаться. Да он в принципе ее не интересовал. Единственное, что интересовало ее, были шансы спасти вместилище одного крестража, о которых вскользь обмолвился Дамблдор.       Под грудиной продолжала теплиться какая-то наивная, но абсолютная убежденность, что все это чушь.       Не может Гарри умереть. Не может.       Он выжил однажды. Выживет и снова.       Северус тем временем то ли возвратился из поглотившей его прострации, то ли определился с планом дальнейших действий. И Гермиона готова была поставить содержимое своей расшитой бисером сумочки на то, что намерение сжечь холст вместе с рамой дотла прямо тут, в камине, стояло в его списке целей на день весьма высоко.       — Не произносите ее имени, — прошипел он.       — Отчего же? — беззлобно поинтересовался Альбус. — Ведь именно Лили стала причиной перечисленному вами ранее. Ради нее вы остались, ради нее оберегали мальчика и ради нее возвратились к тому, кто ее убил. Признаю, в некотором роде я подпитывал ваши стремления, однако главную причину названных ранее жертв вы, Северус, сотворили сами. Тем не менее, недавно кое-что в вашей некогда нерушимой системе ценностей изменилось. И это кое-что поставило под удар многое.       — Поэтому вы решили рискнуть ей? Единственным человеком, чья жизнь оставалась мне действительно важна?       — Да, — удивительно просто ответил Дамблдор. — Поскольку между миром и мисс Грейнджер вы выбрали бы вовсе не мир. А этот выбор я вам доверить не мог.       Снейп сократил дистанцию в ноль и оперся ладонями о стену по боками от портрета. Явно не без труда сдерживая порыв сдернуть его к чертовой матери.       — Вы продумали каждую мелочь, — прохрипела Гермиона. — Но упустили главное. Я бы никогда не бросила Гарри. И благодаря этому факту ваша якобы необходимая скрытность теряет любой смысл.       — Я сомневаюсь, что ваше мнение было бы учтено, мисс Грейнджер, — мягко, поучительно произнес Дамблдор.       Стало еще гаже, хотя, казалось бы, куда больше.       — Вы ошибаетесь, — отрезала она, невзирая на дрожь, что очередной штормовой волной прошибла тело.       — Неужели? Позвольте поинтересоваться, как вы пришли к данному выводу. — По-прежнему отвратительно невозмутимый, он подался вперед, готовясь слушать.       Вот только Гермиона пускаться в подробные объяснения не собиралась. Наоборот, она сделала то, что получалось у нее исключительно хорошо.       Задала вопрос.       — Вы утверждаете, что наши отношения подставили под удар судьбу магического мира. Весьма громкое заявление, но, предположим, вы правы. Тогда почему вы не запретили? Вы читаете людей и не могли не заметить его сомнения. Увести Северуса в нужную вам сторону не составило бы труда. Так почему, помимо очевидных нам всем выводов, что подобному сейчас не время, вы не препятствовали, а, напротив, советовали Минерве и Джинни не вмешиваться? Вы противоречите сами себе.       Дамблдор изучающе разглядывал ее поверх очков. А когда она, поджав губы, замолкла, вроде бы чуточку улыбнулся. Не весело, нет, но будто одобрительно.       — Вы и правда поразительно наблюдательны, мисс Грейнджер. Здесь я несколько просчитался.       — В том, что касается моей внимательности или относительно нас с Северусом? — холодно уточнила она.       — Второе. Я решил, что, убеждая его в неразумности военного романа, лишь отсрочу неизбежное. Молодость и влюбленность рано или поздно взяли бы свое. — Альбус вздохнул почти что мечтательно. — И потому вверил судьбу вашей связи вам же.       — Понадеялись, что я испорчу все без посторонней помощи? — едко уточнил Снейп, не поднимая головы.       — Исходя из многочисленных сложностей вашего весьма неординарного характера, это было вполне ожидаемо. Я рассчитывал на болезненное, но скорое завершение, и, как следствие, полное отсутствие помехи в форме обоюдной привязанности.       — Вы…       Северус выпрямился, готовясь разразиться насквозь пропитанной ядом тирадой, но тут вмешалась Гермиона.       — Вы ошиблись, — твердо повторила она, — но я не собираюсь растолковывать вам почему, так как эту плоскость межличностных отношений вам, видимо, не понять. Единственное, что я хочу у вас спросить, прежде чем убраться отсюда, и, надеюсь, больше никогда не возвращаться, касается Гарри. Вы упомянули, что с одним крестражем у него были шансы. И что к данному исходу событий подготовились. Как?       — Сожалею, мисс Грейнджер, но этого вам открыть я не могу.       — Почему?       — Потому как спастись может не только Гарри, но и две части Тома, что укоренились в нем. Став одним целым с сосудом, осколки способны будут уцелеть за его счет. Этого нельзя допустить, ровно как и того, что выживут они, а он погибнет. Мы не имеем права так рисковать. Цена чрезвычайно высока.       Гермиона молчала.       В этот миг мальчики наверняка бы гордились ею. Она смирилась с тем, что проиграла. Без истерик, без споров, без возражений.       Смирилась, что ей ни за что не удастся убедить Дамблдора. Ни мольбами, ни слезами, ни угрозами сжечь его злосчастный портрет.       Все кончено.       Северус, впрочем, явно придерживался иного мнения. Либо в нем попросту проснулся тот, кто силой затащил в хижину да перевернул на маяке диван.       Вцепившись в раму до белых костяшек пальцев, он выплюнул:       — Вам недостаточно потраченного напрасно времени, вы вознамерились еще и лишить Поттера последнего шанса, правильно я понимаю?       — У Гарри нет шанса, — искренне печально поправил его Дамблдор. — И мне действительно жаль, но…       — Не лгите! Не…       Приближалась гроза. Настоящая.       Гермиона ее чуяла. Кожей ощущала, как накалился до искр воздух, как тяжело стало им дышать. Слышала, как тяжело дышал Северус.       Однако гроза эта была не из тех, благодаря которым невыносимая жара спадает и становится приятно прохладно. А той, что молниями разбивала все вокруг в щепки, что потом сама же и поджигала. Порождая адское пламя.       Но смысла в этом пожаре не было. Никому он не поможет. Ни Гарри, ни Северусу, ни ей.       И нырнув ему под руку, встав между ним и портретом, Гермиона обхватила ладонями худое лицо.       — Посмотри на меня, — позвала она Снейпа. — Милый мой, хороший, прошу, умоляю, посмотри на меня. — Черные глаза опустились к ней. Медленно, с трудом, но опустились. И она зашептала: — Давай уйдем, пожалуйста, давай уйдем? Нам нечего здесь больше делать.       — Он… — процедил Северус сквозь плотно сцепленные зубы. — Я…       — Знаю, — кивнула она и, руководствуясь каким-то необъяснимым внутренним порывом, поцеловала его. Нежно, мягко, хоть ни мягкости, ни нежности сейчас между ними не было. И шепнула прямо в губы: — Идем. Мы найдем выход. Пока что нам всегда удавалось. Но не надо злости, пожалуйста. Ее вокруг и так достаточно. Уведи меня отсюда, прошу. Я не могу тут больше оставаться, мне очень плохо.       Прикрыв веки, он приткнулся лбом к ее лбу.       Чувствуя холодную, болезненную липкость его кожи, она выдавила севшим до хрипа голосом:       — Ильви!       Согнувшаяся в поклоне домовиха появилась сию минуту.       — Перенеси нас на маяк, — еле слышно велела ей Гермиона.       Теплая ладошка сжала ее, привычно холодную.       Всплеск красок аппарации.       Шум моря.

***

      Ее мутило.       То ли от свежего воздуха, что сменил пыльную духоту кабинета, то ли от всего увиденного и услышанного. А может, от перемещения, что неизменно сжимало внутренности и выворачивало наизнанку.       Успев отрешенно подумать, что война научила ее многому, но в особенности — реветь и блевать, Гермиона рухнула на колени у кромки воды и сполоснула лицо с шеей, надеясь, что холод тошноту прогонит.       Не помогло.       Зато от соли защипало глаза, и это капельку ее отрезвило.       — Мы должны рассказать Гарри, — пролепетала она, таращась на собственные ладони. Вот пальцы четко белели на фоне темного камня, но стоило волне окатить ее руки по запястья, будто бы расплылись. Как отражение в кривом зеркале. Это странно завораживало. — Нельзя оставлять его в неведении и дальше. Но вдруг это его сломает… Мерлин… Я… Что же нам делать?       Верная себе, она всхлипнула. Слезы пустили круги по глади моря.       Ответом ей послужила тишина, и Гермиона оглянулась, испугавшись внезапно, что Снейпа рядом больше нет. Что теперь она совсем одна. Но он был. Сидел, ссутулившись, на одном из валунов у причала. Завеса черных волос надежно прятала его лицо.       — Северус? — тихо позвала его она.       — Я понимаю, — откликнулся он глухо и невпопад. — Иди.       — Что?       — Ты можешь идти.       Теряясь мысленно, Гермиона потеряла и равновесие. Кривовато осев на камни, она поморщилась оттого, как новая волна лизнула ледяной влагой бедро. Но понимать она, в отличие от него, ни черта не понимала и спросила как-то глуповато:       — Куда?       — К Поттеру.       — Я не…       — Я подвел тебя, Гермиона. Я обязан был догадаться.       В ее одуревшем мозгу громко щелкнуло.       Читать его, как Гарри или Джинни с Минервой, она не могла. Северус неустанно прятался за щитами, сквозь которые эмоции его если и просачивались, то такой тонкой, скупой струйкой, что скорее путали, чем помогали.       Но узнать его Гермиона успела. Все-таки близки они были не только физически.       Встать ей удалось с трудом, ноги обратились ватой, слушались плохо, и, оказавшись рядом, она неловко оперлась о его плечо. Сесть перед ним на землю не решилась, побоялась, что подняться затем сама не сможет, и потому лишь запустила пальцы ему в волосы, поглаживая затылок.       — Северус, ты ни в чем не виноват. Никто из нас не виноват.       Он уткнулся макушкой куда-то ей в живот.       — И никуда я без тебя не пойду, — прошептала Гермиона. — Я с тобой до конца, помнишь?       — Я должен был…       Взявшие минутный перерыв слезы потекли с новой силой.       — Ты никому ничего не должен. Но я… — Она всхлипнула и вцепилась в него так, что, несомненно, оставила синяки, несмотря на слои мантии, сюртука и рубашки. — Милый, я без тебя не справлюсь… Боже, Гарри, как… Да что же это такое… Он… Он…       Тут-то Гермиону и накрыло. Тряхнуло так, что не почувствовать этого было невозможно. По-прежнему не распрямляясь, Снейп обнял ее, и она расплакалась.       — Прости, прости… Прости… Я… Как он мог, Северус? Это ведь Гарри… Гарри… Он… Мы столько времени потеряли… Недели…       Пока она разваливалась на части, Снейп умудрился себя как-то из обломков собрать. Поднявшись на ноги, он подхватил ладонями ее лицо. Один в один, как она в его кабинете пару минут назад.       — Скрывать правду от Поттера и дальше опасно. И для него, и для тебя.       Она икнула, Северус нахмурился.       — Гермиона, ты меня слышишь?       Не доверяя голосу, она кивнула.       — Успокоишься сама? — Снейп, видимо, не доверял ее состоянию в принципе. — Или помочь? Правда, есть риск, что ты уснешь. Это сложно контролировать. Либо Умиротворяющий бальзам. Одна-две капли. Менее действенно, зато без сюрпризов.       Помешкав, Гермиона сперва замотала головой, а затем снова кивнула, не уловив, что вариантов-то было три, а значит, и отвечать стоило несколько более подробно. Снейп, впрочем, каким-то волшебным образом ее понял.       — Зелье? — уточнил он и, получив очередной кивок, порылся в расшитой бисером сумке.       Осушив неясно откуда взявшийся бокал залпом, Гермиона вернула его Северусу и, морщась от навязчивого привкуса валерианы на языке, вытерла губы рукавом кофты.       — Лучше?       Лишенным чего-то нежного, интимного жестом Снейп коснулся ее взмокшего лба, но ей было нужно больше. Прикрыв веки, она подалась навстречу его руке и уткнулась носом в жилистое запястье.       — Вроде. Как минимум меня больше не трясет и не тошнит. Спасибо.       — Тебя тошнило? — озабоченно спросил Северус и провел большим пальцем по скуле туда-обратно.       — Ага. Если ты не заметил, я вообще та еще мастерица поблевать в важный момент, — нервно хохотнула она и, ойкнув, захлопнула рот. — Прости. Что-то я…       — Не извиняйся. — Надавив ей на плечи, он силой усадил ее на валун. Гермиона, впрочем, особо не сопротивлялась. Ноги по-прежнему состояли скорее из желе, чем из костей и мышц. — Говорить с Поттером буду я. Но твоя помощь пригодится. Я… — Он запнулся, подбирая правильные слова. — Я не тактичный человек. А вести себя с ним стоит предельно осторожно.       — Я справлюсь. Что именно ты собираешься ему рассказать?       Северус чуть нахмурился, задумался на миг и, решившись, ответил коротко:       — Все.       — Все? В смысле…       — В смысле с самого начала. С моего детства. Он мне не доверяет, заслуженно. Полагаю, нечто личное его убедит. Кроме того, воспоминания о матери могут добавить ему сил. Я не согласен с Альбусом. Тот, кто противился тьме семнадцать лет, способен выстоять и против двойного ее объема. Возможно, недолго, но способен.       В этих соображениях определенно было разумное зерно. Ко всему, связанному с родителями, Гарри тянулся. Жадно. Колдографии, истории, знакомые с ними люди. Нечто новое о маме и правда могло его подпитать.       Вот только ей, Гермионе, слушать историю Северуса заново не хотелось. Глубоко внутри, там, где у нее, как и у каждого живого из плоти и крови человека были темные уголочки, она Лили не любила. И плевать ей было на то, что в живых ее давно не было, как и на то, что плохим человеком та точно не была.       Мысль эта, похоже, была написана у нее на лбу крупными буквами, потому как Северус поспешил ее молчаливые метания унять.       — Тебе не обязательно быть рядом непрерывно.       — Нет, — улыбнулась ему Гермиона. Натянуто, слабо и действительно грустно, но искренне. — Я буду рядом. Идем?       — Ты точно готова? Если тебе нужно сперва прийти в себя или собраться, обождем. Час-другой ничего не изменят.       — Я готова. — Глубоко вздохнув, она поднялась. — Как я выгляжу? Заметно, что плакала?       — Да, — честно ответил Снейп.       Одним из тех качеств, за которые Гермиона его полюбила, была прямолинейность.       И потому, прежде чем аппарировать, она рискнула спросить у него то, на что, в принципе, уже получила ответ. Но ей важно было услышать его в словах, а не выискивать в поступках.       — Северус? — позвала она его. — Профессор Дамблдор был прав? Раскуси ты его план раньше, ты бы забрал меня от Гарри? Спрятал бы где-нибудь в безопасности, наплевав на то, чего хочу я?       Снейп молчал довольно долго, и разобрать, действительно ли он размышляет над ответом или просто подбирает правильный, было невозможно. Однако Гермиона почему-то точно знала, что он ей не соврет. Возможно, попытается упаковать неприятную правду в красивую, но тонкую оберточную бумагу заботы.       Но не соврет.       — Да, — признался он нехотя. — Весной, в апреле-мае, я именно так и поступил бы. Как бы все обернулось в начале лета, сказать не могу. Сам не уверен.       — А сегодня?       — А сегодня мы идем к Поттеру. — Он подал ей руку. — Готова?       — Да. — Она сжала его ладонь, кожей ощутив очередную причину своей к нему любви. Тепло.       Хлопок аппарации.       Так грустно. Еще утром Гермиона с их маяком прощалась. Смотрела и не могла насмотреться. Вспоминала, заранее тосковала. А сейчас даже не оглянулась.       Не ведая, что теперь покидает его действительно надолго.       И что в следующий раз вернется сюда одна. Когда война закончится.

***

      Лес, что стал последним прибежищем их лагерю, встретил абсолютной тишиной. Неуютной и неприветливой.       Зато окна палатки горели теплым светом, а Гарри гостей явно ждал. Причем у самого полога, потому как выскочил навстречу, едва они шагнули за черту защитных чар.       Наплевав на то, что ведет себя как полоумная, Гермиона бросилась к нему и, повиснув на шее якорем, стиснула так сильно, что он жалобно крякнул. А потом испуганно просипел:       — Что такое? Что-то случилось? Что-то с Джинни?       — Нет, — ответил за Гермиону Снейп. — Минерва и мисс Уизли в полном порядке. Во всяком случае были, когда отправились порталом на материк.       Гермиона издала какой-то влажный, клокочущий звук, но от Гарри не отлипла. Он растерянно погладил ее по спине и не менее растерянно спросил:       — А кто тогда, профессор?       — Это долгая история. И будет лучше приступить к ней внутри.       — Хорошо.       В палатку они проковыляли немного неуклюже, потому как отпускать Гарри Гермиона категорически отказывалась. Он хоть и не на шутку встревожился, но допытываться, что к чему не стал. Проследил за тем, как Северус молча заварил чай и молча же всучил Гермионе кружку, буквально заставляя ее объятия разомкнуть.       Она послушалась скрепя сердце и, подобрав ноги, забралась комочком в свое кресло. Гарри сел на диван.       Снейп остался стоять.       — Ты действительно можешь пока уйти, — предложил он. — Подыши снаружи или приляг. Я позову, когда мы перейдем к делу. Обещаю.       Глотнув чаю, Гермиона подняла к нему взгляд.       — Начинай.       И он начал.       Гарри слушал внимательно. А она слушала его. Но не в обыденном смысле слова, потому что он молчал. Не перебивал, не переспрашивал, не просил повторить.       Гермиона вслушивалась в его чувства.       Сперва настороженное непонимание. Да и логично. Она удивилась бы таким внезапным откровениям не меньше. Тем более от Северуса. Затем, когда речь зашла о маленькой девочке с зелеными глазами, хрупкой надеждой, которая вскоре оправдалась.       И следом предсказуемое.       Удивление. Его было в избытке. Им буквально пропитался весь воздух. Любовь, разумеется. К Лили, к памяти о ней и отцу. Потом закономерный шок.       Собственные ощущения полугодовой давности Гермиона помнила прекрасно. Тогда, впрочем, большинство из них пересилила вина, но в общем и целом история жизни Северуса ошарашила их с Гарри одинаково.       Да она ошарашила бы любого.       Однако главным было, что недоверия в той безумной смеси, что смерчем крутились вокруг ее застывшего с идеально прямой спиной лучшего друга, не было. Злости, раздражения или обиды не было тоже.       Все шло как надо.       Пока поезд не сошел с рельсов.       Того, что сотворит с Гарри весть о крестражах, Гермиона боялась. Боялась ужасно, потому как предугадать его отклик не могла. Стараясь держаться за рациональную половинку себя, она ожидала отрицания. В конце концов, сама она отрицала правду вплоть до того, как увидела черные кляксы наяву. И страх. Как-никак это в его душе поселились незваные гости. Возможно, отчаяние. А еще гнев, разочарование, безысходность.       Что угодно, но не спокойное, отчужденное смирение.       Снейпа оно смутило не меньше. Запнувшись, он прервал свое монотонное повествование, оторвался от созерцания диванного столика, который пристально изучал минут сорок и посмотрел на Гарри настороженно.       Тот же лишь безучастно уточнил:       — Два? Вы уверены?       — Абсолютно. Могу создать чары.       — Не надо.       — Гарри? — ошалело окликнула его Гермиона. — Что…       — Прости меня, — перебил ее он. Уставившись то ли куда-то в пол, то ли в пустоту. — Я должен был сказать тебе раньше. Но… Но, Мерлин, как о таком сказать?       — О чем?       В сотый раз за сегодняшний день она потерялась. Как те дети из старой сказки. Ее хлебные крошки тоже склевали птицы. Северус, отмерев, шагнул ближе и положил ладонь ей на плечо. От касания его примерещилось, будто он переосмыслил свое недавнее решение. Будто в следующий миг он аппарирует ее прочь, как и предполагал Дамблдор. Спрячет, укроет и не позволит помочь.       Но он только чуть сжал ее руку.       Он понял. А она пока нет.       Гарри же поднял к ней глаза.       И в них не было ничего.       — Я догадывался, что что-то не так. На самом деле все донельзя очевидно. Даже странно, что нам потребовалось так много времени, чтобы сообразить. Палочка, парселтанг, мои сны… Мы ведь встречали подобное ранее. Дневник, к примеру. Он сохранил частицу его, и частица эта существовала годами. Хранила осколок. Как и змея. А я был ей, Нагайной, тогда, с мистером Уизли в Отделе Тайн. И Волдемортом я был. А он был мной. Словно я — вовсе не я. Когда я срывался на тебе зимой. Грубил. В эти моменты я как бы сидел внутри. Следил за собой со стороны. Контролировать себя мог, но через силу, через сопротивление. Он брал верх, я проигрывал. Меня не оправдывает ничто, но мне важно, чтобы ты знала, каково это.       Фактически Гермиона прекрасно знала, каково это, потому как ответила за нее не она, а та, другая. Та, что еще сохранила крупицы здравого рассудка.       — Ты не должен объяснять, я…       — Должен. — Гарри сжал переносицу. Пальцы на плече у Гермионы сжались следом. — Потому что главное тебе пока не известно.       Теперь она просто ждала, зачем-то отсчитывая в уме темп собственного дыхания.       Раз.       Вдох. Выдох.       Два.       Вдох.       — Я убил Рона.       Выдоха не последовало. Гермиона застыла.       — Нет.       — Да.       — Нет.       Он потупился, уставился куда-то под ноги.       — Сперва я думал, что это обычный кошмар. Ну, необычный. Жуткий, чересчур реалистичный. Но все же кошмар. Я упоминал о нем, когда ты вернулась из Албании, помнишь?       Выдавить мало-мальски осмысленный звук у нее вряд ли вышло бы, и Гермиона дергано кивнула.       — Впервые он проявился зимой. Там, в горах. Но затем странно притупился. Потерял яркость. Сделался просто сном. Букой. А Волдеморт отступил на второй план. Притих. До сих пор не понимаю, почему… Не важно. Хуже стало, когда ты уехала. Без тебя я… Я был один. Точнее, не один, а с ним. Один я не был никогда. Но рядом с тобой мне… Мне надежнее, что ли. Ты одновременно подавляешь его и как бы держишь на плаву меня. Но тем не менее он оставался. Всегда оставался. А я… Я сваливал на связь и… В какой-то момент начал вспоминать уроки окклюменции с вами, профессор. Я был один, у меня было полно времени… И у меня получалось. Получалось… отгородиться от него. Будто бы запереть глубоко и далеко. Но ненадолго. Он прорывался. Ночами, в ссоры, или в дожди. В дожди, почему-то, особенно. Еще в Хогвартсе… Там… Тогда я поступил ужасно, прости меня, Гермиона, Мерлин, умоляю, прости. Я не хотел. Я… Я бы никогда… Впрочем, наверное, часть меня с ним согласна. Иначе почему я так легко поддался? А он… Он был тут. Он и его память. Точно, память. Не сон, не наваждение, не видения. Память. Я, дурак, считал, это меня так выбило тогда, в лесу Дин, что я забыл, растерялся. Типа закрылся от того, что произошло с Роном. Но глупо прятаться от самого себя, так ведь?       Вероятно, не держи ее Северус, Гермиона завалилась бы на бок. Но его почти болезненная хватка помогла ей уцепиться за реальность. В какой-то мере ее отрезвило и то, как поник Гарри. А может, свое за сегодня она уже прочувствовала и дальше было некуда.       Кто знает.       Гермиона не знала. Зато знала, что нужно делать.       Не без труда стряхнув ладонь, что отпускать ее явно не желала, она перебралась на диван.       — Это был не ты. — Удивительно, но прозвучала она ровно. Чуть хрипловато, однако на этом все. Ни дрожи, ни всхлипов, ни слабости.       — Я. Это был я. Говорю же…       — Нет, — обняв Гарри, отрезала она. — Не ты. Он. И вновь чужими руками. Джинни не открывала Тайной комнаты. Ты не убивал Рона. Ты никогда не причинил бы зла ни мне, ни ему. Ты хороший человек, Гарри. Действительно хороший. И я очень тебя люблю.       Вывернувшись в кольце ее рук, он, обмякнув, уткнулся ей в шею. Кожу обдало влажным жаром. То ли дыхания, то ли слез. Может, и того и того.       Гермиона нежно погладила его по спине.       — Идем спать? — предложила она шепотом. Помня, что весной оставаться один на один с кошмарами, которые сегодня обернулись реальностью, он боялся. — Утро вечера мудренее, тебе нужно отдохнуть. Я с тобой побуду.       Гарри кивнул. А она осторожно обернулась к Северусу. Пусть и убежденная, что поступает правильно, расстраивать его она не хотела. Злить тоже. И уж тем более, не хотела более вспышек вражды между двумя дорогими ей людьми, одному из которых было сейчас очень плохо. Но и решать за него не могла. Он и так вытерпел многое. Пошел ради нее на многое. И во многом себя пересилил.       Его пальцы на своем плече она ощущала до сих пор, а Снейп, в этом Гермиона была уверена, отчасти по-прежнему жаждал увести ее отсюда. Спрятать, запереть, как принцессу в башне. До конца войны. Или дольше. Как весной, по возвращении из Албании, когда отказывался отдавать ей палочку.       Она видела, что он старается. Что учится, как и обещал. Но он оставался собой. Со своими сколами, трещинками и острыми краями. И их в нем менять или сглаживать она не стремилась, потому как тогда это был бы уже не он. И если бы он ушел, приняла бы. Лишь понадеялась бы, что завтра он вернется.       Он не ушел. Взглядом указал на полог спальни. Мол, иди. А сам скинул мантию и, ослабив ворот сюртука, опустился в кресло.       Теперь она знала, что он будет ждать ее здесь, в гостиной. Столько, сколько потребуется. Даже усни она снова.       Позже, лежа в постели, обнимая Гарри со спины, Гермиона подумала, как ей все-таки повезло. Она любила их обоих так сильно, что, вынуди кто ее выбирать, сделать этот выбор не смогла бы.       Да и как выбрать между водой и воздухом?       Жизни нет что без первого, что без второго.       Вспомнилось утро после Хогвартса. И такие важные слова Минервы, которые она тогда по достоинству не оценила.       «Двое — это уже немало».       Сегодня Гермиона была согласна, правда не полностью.       Двое — это не немало. Иногда двое — это целый мир.