Маяк

The last few days, I've been learning not to trust people and I'm glad I've failed. Sometimes we depend on other people as a mirror to define us and tell us who we are, and each reflection makes me like myself a little more. «My Blueberry Nights»

      Гермиона отстранилась от того, кто давным-давно, будто бы в прошлой жизни, был ее школьным учителем, лишь когда в легких окончательно закончился воздух. Слезы высохли, щеки горели огнем, губы покалывало, и даже сквозь плотную ткань куртки она чувствовала тепло мужской ладони, что продолжала бережно удерживать ее за талию. В мыслях была полнейшая путаница, и на какой-то короткий, но блаженно беззаботный момент все произошедшее до той минуты, когда они со Снейпом вернулись под защиту окружавших заброшенную хижину чар, вылетело из головы, оставляя после себя одну только безмятежную пустоту. Само время словно замерло, и она простояла, опустив веки, тяжело дыша и уткнувшись лбом в немного колючий подбородок, казалось, целую вечность, прежде чем горячие ладони, мягко подхватив ее лицо, помогли запрокинуть голову назад.       Все вокруг плыло, в ушах звенело, и ей пришлось глубоко вдохнуть, а затем непривычно хрипло, рвано выдохнуть, безуспешно стараясь сфокусироваться на своем спутнике.       А точнее на том, что он ей говорил.       — Гермиона, пожалуйста, соберись и слушай меня сейчас очень внимательно.       Встретившись взглядом с как обычно совершенно непроницаемыми черными глазами, она вдруг почувствовала, как на один ничтожно короткий миг где-то в груди неприятно кольнуло от понимания, что Снейп даже сейчас закрылся ото всех и вся своими непробиваемыми щитами. Ото всех, включая ее. Он же, сведя к переносице брови, пристально следил за реакцией на свои слова, явно не понимая, чего именно ожидать. Ведь несмотря на совершенно ей не свойственную сговорчивость, так внезапно проявившуюся после решившего слишком многое разговора на крыльце, она уже не раз перечила ему ранее. Зачастую в самый неподходящий момент. И Гермиона действительно уже почти было дернулась задать один из сотни вопросов, что вертелись сейчас на языке, но затем, выныривая наконец из загнавшего ее мысли в пестрый хаос марева, вспомнила все то, чему стала свидетельницей в тенистом апрельском лесу. В голове разом прояснилось, и она лишь коротко кивнула, не доверяя наверняка севшему то ли от слез, то ли от подкосившего колени поцелуя голосу.       — Я перенесу нас в несколько прыжков как можно дальше отсюда, — говорил он медленно, четко. Чуть громче обычного. Будто бы не был уверен до конца, что немного ошалело вглядывавшаяся в его лицо девушка способна сейчас на банальный мыслительный процесс. — Постараюсь дотянуть до Австрии. Там разобьем лагерь и переночуем. Думаю, в Дорсете мы будем уже завтра.       — Аппарация? — Гермиона несколько раз моргнула и, слегка пошатнувшись на все еще ощущавшимися ватными ногах, вцепилась в рукава зеленой куртки, пытаясь хоть как-то удержать равновесие. Она так и не пришла в себя окончательно, сказанное доходило до нее несколько замедленно, а путавший небо с землей разум судорожно, но тщетно старался вспомнить, где именно находится названная Снейпом страна. — Разве это не опасно? Он нас не поймает?       — Ловушка была в другой части предгорья, закрыть Альпы полностью Темный Лорд не мог. Но лучше все же поторопиться. Есть вероятность, что он начнет прочесывать все вокруг. Неизвестно, кто еще здесь, кроме Долохова.       — Может, тогда лучше портал? Или метла?       — Портал легче отследить, метла слишком медленно. Нам нужно убираться отсюда. Остальное обсудим на месте. Держись крепче, расстояние большое.       Снова отрешенно кивнув, она послушно обхватила Снейпа руками, мгновенно поморщившись от мощного рывка, что тут же резко дернул ее где-то под солнечным сплетением.       Первый прыжок. Второй.       Третий оборвался совершенно неожиданно, выбросив путников посреди незнакомого хвойного леса. Несмотря на довольно неприятные ощущения в самом процессе аппарации, приземление обычно было мягким, спокойным. Сейчас же Гермиона, словно получив сильный, болезненный удар под дых, упала как подкошенная, чувствуя сразу же подкатившую к горлу тошноту и то, как в кожу ладоней впиваются мелкие еловые иголки. Все вокруг застлало плотной белой мглой, и ей пришлось крепко зажмуриться, уткнувшись лбом в собственное предплечье, прежде чем мир, перестав наконец вертеться, вернул себе синие и зеленые краски. А затуманенному резким перемещением мозгу понадобилась еще доля секунды, чтобы окончательно осознать, что что-то определенно пошло не по плану. Резко вскочив на ноги и чуть покачнувшись от моментально нахлынувшего головокружения, Гермиона, выхватив из рукава палочку, огляделась по сторонам, но Снейп, оправившийся немногим быстрее, вовремя перехватил тонкое запястье.       — Что? — она подняла на своего спутника непонимающий взгляд, и в тот же момент сердце ее, сжавшись, оборвалось, ухнув куда-то в пятки. И без того всегда бледный, сейчас он был белый, как мел. — Мы в ловушке? Нас…       — Нет. Успокойся. Ты в безопасности. Это я прервал прыжок, — убедившись, что Гермиона не собирается вслепую кидаться чарами во все стороны, Снейп отпустил ее руку и, стащив со спины рюкзак, опустился на колени, рывком расстегивая молнию на большом кармане. Каждое его движение было быстрым, выверенным, словно все шло именно так, как и было задумано, а он сам лишь повторял заученную и натренированную годами рутину. — Меня вызывают. Видимо, Темный Лорд воспользовался порталом сам и проверяет сейчас, кто еще мог быть в Албании с Нарциссой. Возможно, он услышал твою аппарацию. Здесь мы с тобой разделимся, ты останешься, переждешь день, а затем вернешься к Поттеру магловским транспортом.       — А вы? Что будет с вами? — ноги подкосились, и Гермиона, неловко рухнув напротив, вцепилась в его запястье. — Где мы сейчас? Вы успеете добраться до поместья Малфоев вовремя?       — Мы в Словении. Здесь много лесов, ты сможешь укрыться.       Явно избегая смотреть ей в глаза, Снейп, стряхнув с себя женские руки, выудил из рюкзака небольшую сумку и попытался было подняться, закидывая лямку себе на плечо, но Гермиона снова, на этот раз неожиданно сильно схватила его за рукав, удерживая на месте. Следующая попытка высвободиться потерпела крах, и он, слегка пошатнувшись, нехотя вскинул подбородок, встречаясь наконец со своей спутницей взглядом.       — Вы не ответили на мой вопрос. Вы успеете?       — Нет. У меня осталось от силы пятнадцать минут.       На самом деле она и не ожидала другого ответа. С того самого момента, как Гермиона увидела неестественно белое, почти серое лицо и углубившуюся морщинку между черными бровями, все стало предельно ясно. Но одно дело понимать. Знать же наверняка — совсем другое. И стоило только услышать простое, состоящее из трех букв слово, окончательно подводящее черту под их вылазкой в Албанию, как показалось, будто тело ее по самую макушку закутали в несколько слоев плотной, немного колючей ваты, и эта мягкая, серо-белая масса поглотила весь мир до последней капли. Звуки, цвета, запахи. Ничего не осталось. Был лишь мужчина напротив, чье предплечье она продолжала сжимать до того крепко, что чувствовала пульсацию крови в его артериях. Мужчина, который целовал ее всего пару минут назад так, как никто и никогда не целовал. Который минимум дважды спасал ей жизнь.       Который сам толком и не жил.       И сейчас он совершенно спокойно говорил о том, что она понимать отказывалась. Замки на спрятанном глубоко внутри сундуке снесло одним резким движением, и Гермиона даже не заметила, в какой момент ее тихий, севший почти до хрипа голос вдруг сорвался на отчаянный крик, отдавшийся в весеннем лесу глухим эхом.       — Портал! Создайте чертов портал!       — Темный Лорд наверняка его отследит. Такой вариант развития событий он точно предусмотрел.       — Аппарация…       На этот раз Снейп перебил ее, не давая договорить, то ли теряя терпение, то ли отказываясь тратить попусту время, которого у них и так не было. И хоть тон его оставался спокойным, в нем уже начинали проскальзывать стальные нотки, что предупреждали о надвигающейся буре не хуже красного флага. Указывавшие на то, что пора бы ей замолчать, иначе еще чуть-чуть, и все уничтожит мощный, жестокий порыв ураганного ветра.       — Гермиона, ты не хуже меня знаешь, что аппарация на такое расстояние невозможна. Я до Словении-то еле дотянул.       — Но я читала, что теоретически…       — Если ты читала внимательно, то должна знать, что прыжок такого рода вытянет из меня все силы. Убьет. А если и нет, то несколько дней я не смогу даже стоять на ногах. Речи о том, чтобы добраться до поместья Малфоев, а тем более предстать перед Темным Лордом, и быть не может. Именно поэтому подобное и невозможно. Теория и практика не всегда совпадают, Гермиона, — тяжело дыша и буравя его взглядом, она открыла было рот, явно собираясь спорить дальше. Снейп же, опустив на долю секунды веки, то ли успокаиваясь, то ли сдаваясь, выдохнул, а затем положил ладонь поверх сжимавшей его предплечье женской руки. Неясно только, пытаясь высвободиться из ее хватки или наоборот, успокаивая. — Это единственный выход. Возьми рюкзак, в нем есть все необходимое, в том числе мои заметки насчет последнего крестража. Что делать дальше, ты тоже знаешь. Не забывай про портрет Блэка, он хоть и не самый приятный тип, но сможет помочь и передать твои вопросы Альбусу, если попросишь. Они знают все, включая то, что я ушел с тобой, объяснять ничего не придется. Если от меня не будет вестей больше суток, уводи Поттера обратно в Пеннинские горы и свяжись с Финеасом. Но не говори ему, где вы. И следи за новостями по радио. Когда меня убьют, на мое место скорее всего назначат одного из Кэрроу, и с этого момента замок, включая портреты, будет обязан служить новому директору. Они, конечно, смогут отчасти выкрутиться, если захотят, но лучше не рисковать. Ты все поняла?       Он говорил все так же размеренно, четко, давая ей шанс успеть за собой, но с каждым словом к горлу все ближе и ближе подступала животная паника, затуманивая мысли и разбивая в щепки ее и без того трещащее по швам самообладание. И когда Снейп совершенно спокойно, буднично заговорил о собственной смерти, она вздрогнула так резко, словно все тело ее прошибло мощным, губительным ударом тока. Держать себя в руках становилось все сложнее, но и времени оставалось слишком мало. Оно нещадно утекало по песчинке, и Гермиона сжала мужское запястье изо всех сил, но не стараясь удержать своего спутника на месте, а пытаясь сохранить рассыпавшуюся по кусочкам саму себя.       И, задержав дыхание, слушала Снейпа так внимательно, как только могла.       — Хорошо. Я все сделаю. Но почему именно сутки? Вы сбежите?       В ответ он коротко, отрывисто покачал головой.       — Нет. Я вернусь в Англию, придумаю какую-нибудь относительно достоверную историю, а затем буду действовать по ситуации. Вряд ли Темный Лорд мне поверит, случившееся в Гринготтсе основательно пошатнуло мое положение. Так что я попытаюсь прихватить с собой если не его самого, то, возможно, Нагайну. Тебе с Поттером останется меньше работы.       И будто бы в подтверждение своих слов он холодно, почти жестоко усмехнулся кривой улыбкой, что не тронула черные глаза, а Гермиона, чувствуя, как пальцы ее немеют, ослабила наконец хватку на жилистой руке. Но вместо того, чтобы целиком и полностью отдаться на милость начавшему было заволакивать все густой мглой хаосу, ее разум вдруг совершенно неожиданно прояснился. Больше не было нужды рассматривать окружавший ее мир сквозь толстое, мутное стекло. Теперь он виделся настолько четко, что легко удавалось заметить танцующие в рассеянном солнечном свете крошечные пылинки.       И внезапно Гермиона отчетливо поняла, что знает, как вытащить их отсюда.       Точнее его.       Снейп был прав, читала она внимательно. Даже более чем. К шестому курсу, когда в школе начались уроки аппарации, она уже знала наизусть все книги об этом не самом безопасном способе перемещения. Выучила список ограничений, рисков и последствий. Но Гермиона Грейнджер не была бы Гермионой Грейнджер, если бы остановилась на том, что известно всем и каждому. Следуя на поводу своей тяги к новому и неизведанному, она, используя бессрочное разрешение МакГонагалл на посещение запретной секции, перерыла и ее, найдя хоть и не самые подробные, а иногда и несколько путанные, зато жутко интересные сведения о том, что на ее взгляд совершенно незаслуженно причислялось к темной стороне подобной магии.       Как же хорошо, что Снейп, считавший ее не более чем весьма заурядным, лишенным фантазии книжным червем, не догадывался насколько она была любознательна на самом деле.       Решение было таким простым, можно сказать, банальным, но одновременно и абсолютно безумным. Безумным настолько, что она просто обязана была попробовать.       А теперь сделай так, чтобы он ничего не заподозрил. За последние месяцы ты ведь неплохо научилась врать, Грейнджер.       Приступай.       И она приступила. Затараторила неразборчиво и лихорадочно. Сбиваясь с дыхания. Глотая слова. Вновь сжимая его предплечье и молясь всем Богам, чтобы Снейп не решил залезть к ней в голову.       — Давайте я хотя бы перенесу нас поближе к Англии? Если соберусь, то, наверное, смогу дотянуть до Германии в несколько прыжков. Чем дальше от Албании спрячусь я, тем безопаснее. А вы отправитесь куда считаете нужным. В конце концов, если вы будете, не знаю, в той же Чехии или Польше, то выше шанс, что он купится на ваш рассказ, разве нет?       Придав лицу самое невинное и в то же время просящее, даже умоляющее выражение, она, не мигая, уставилась в слегка сощуренные черные глаза. В них же, всего на долю секунды, промелькнула слабая тень то ли сомнения, то ли сожаления, но мгновенно исчезла, сменяясь привычной непроницаемой пустотой.       Гермиона едва заметно выдохнула.       Он поверил.       И она тут же, стараясь отвлечь его окончательно, лишь бы не дать и шанса заглянуть в свой норовящий взорваться от перенапряжения разум, еще крепче вцепилась в рукав зеленой куртки, повторяя настолько жалобно, насколько только могла:       — Пожалуйста… Позвольте мне помочь. Я перенесу нас к границе с Чехией, и там разделимся. Может, тогда вам повезет?       Тяжело вздохнув, Снейп застыл на секунду или две, явно раздумывая, стоит ли давать ей эту несуществующую на его взгляд надежду или же сорвать пластырь здесь и сейчас, одним рывком. А затем, все-таки сдаваясь, как-то непривычно устало ссутулился, сводя впереди широкие плечи.       — Хорошо, — поднявшись на ноги, он протянул Гермионе руку, помогая встать следом, после чего подхватил с земли рюкзак. — Но я уйду сразу как будем на месте. Когда я не явлюсь на собрание, Темный Лорд быстро выследит меня по метке. В этот момент тебе нужно находиться от меня как можно дальше. Поняла?       — Да, да… Конечно… Вы правы. Держитесь крепко.       Ее голос снова сел до полухрипа и звучал теперь совершенно растерянно, почти потерянно. Со стороны могло даже показаться, будто она и вовсе поддалась какому-то странному замешательству, а возможно полному то ли шоку, то ли оцепенению. И это ее странное, дремотное состояние окончательно убедило сомневавшегося до последнего мужчину. Он действительно ей поверил, и когда Гермиона подошла ближе, обхватив его за талию и уткнувшись носом в грудь, Снейп ответил на объятия, абсолютно уверенный, что держит ее в своих руках последний раз.       Да вот только Гермиона не могла вспомнить, была ли когда-нибудь так собрана, как сейчас. И сцепив руки в замок у него за спиной, она, вдыхая отдающий хвоей чистый лесной воздух, зажмурилась изо всех сил, представляя под опущенными веками их маяк. Таким, каким видела его почти три недели назад, последним утром в Дорсете.       Слабый шорох соленого ветра. Сероватые от времени и влаги стены. Заколоченная размокшими от долгих зимних дождей досками крыша.       На этот раз прыжок не просто неприятно дернул за солнечное сплетение. Он стальным крюком вспорол грудь, утаскивая за собой в черную пучину боли. Первым инстинктивным желанием было тут же прекратить аппарацию, закрыться от этой ударной волны, что захлестнула ее с головой. Спастись. В конце концов, она ведь была всего лишь человеком. Она действительно хотела жить. И, поддавшись собственной слабости, уже было даже отстранилась, собираясь разомкнуть жесткие объятия. Надеясь успеть вынырнуть из захватившей ее в свою власть темноты. Но в последний момент все же вспомнила, ради чего шагнула в эту пропасть, и остановилась, расправляя плечи. Расслабилась, полностью отдаваясь тому, что было ценой ее решения.       В какой-то момент Гермиона почувствовала, как, с запозданием понимая, что именно происходит, дернулся, пытаясь высвободиться из кольца ее рук, Снейп, но она держала его слишком крепко. Сжимая своего спутника настолько сильно, насколько могла, она тянулась к одинокому клочку скал среди ленивых морских волн, каждой клеточкой своего тела ощущая, как необратимо ломается что-то у нее внутри.       И когда под ногами вместо плотной лесной земли оказались прочные, слабо скрипнувшие доски старого причала, Гермиона эту перемену уже не заметила. В ушах непрерывно звенело, заглушая все вокруг, включая монотонный шум собственной крови, а перед глазами разом стало белым-бело. И только когда кто-то, цепко схватив за плечи, утянул ее в сторону, она, вяло запнувшись то ли о камень, то ли о кочку, увидела за мельтешащими всюду черными точками высокое светлое здание на фоне ярко-голубого неба.       У нее получилось.       Но не успела эта мысль промелькнуть в голове, как вместо маяка тут же показалось знакомое, а сейчас до жути бледное худое лицо. Тонкие губы, вроде бы, шевелились, но до Гермионы не доносилось ни звука. Все поглотил равномерный, оглушающий гул, и она, собираясь было сказать, что не может разобрать ни слова, вдруг почувствовала во рту мерзкий металлический привкус. Неспешно, словно в замедленной съемке, подняв руку, она провела ледяными пальцами по подозрительно влажным, липким губам. После чего, опустив взгляд на собственную ладонь, поняла, что не различает ничего, кроме болезненно яркого, алого цвета.       Снейп тут же подхватил ее лицо, продолжая что-то говорить, но она его не слышала. Мозг начинал отключаться, и Гермиона из последних сил уцепилась за удерживавшую ее над бездонной пропастью небытия веревку, что порвалась уже до тонкой ниточки. А затем так грубо, как только могла, уперлась своему спутнику в грудь, отталкивая его и оставляя на темно-зеленой куртке смазанный, красный отпечаток. Удивительно, но у нее действительно вышло, и он, неловко споткнувшись, отступил назад.       — Уходите. У вас мало времени, — каждый звук отдавался такой болью в груди, что казалось, будто от легких остались одни мертвые лохмотья. В ответ Снейп резко, дергано качнул головой, шагая ей навстречу, но Гермиона, пошатнувшись, вскинула руку. — Вы обещали меня бросить. Вот и держитесь своего слова, — и заметив, что он, явно не собираясь слушаться, вновь потянулся было к ней, прохрипела, чувствуя, как по подбородку за ворот свитера пробежало что-то густое и горячее: — Я никогда вас не прощу, если вы сейчас останетесь.       Снейп уставился на нее с такой дикой смесью ужаса и отчаяния на белом, как мел, лице, что на какое-то мгновение она почти пожалела о своем решении. Но пролитого зелья не соберешь. Дело сделано. Ей было уже не помочь, да и силы утекали слишком быстро, чтобы тратить их на праздные размышления и никому не нужные уже угрызения совести. Все тело болело, как если бы его пропустили через мясорубку, ноги начинали неметь, а из груди рвался болезненный, надсадный кашель, готовый окончательно лишить ее способности дышать. И прекрасно понимая, что через пару секунд потеряет сознание уже навсегда, Гермиона четко, как только могла, повторила:       — Никогда, — не отрывая немигающего взгляда от ее протянутой вперед и ходящей ходуном, измазанной в крови ладони, Снейп, словно под действием Империо, сделал неуверенный шаг назад, к пристани. То ли не замечая, то ли и вовсе забыв, что на темной плащевке его ветровки еще алеет отпечаток женских пальцев. — Одежда. Переоденьтесь. И волосы. Распустите.       Гермиона ни разу не видела, чтобы у него дрожали руки. Даже почти три недели назад, первой ночью в хижине, когда, влепив ему пощечину, была уверена, что он убьет ее на месте. Впервые разглядев в обычно пустых глазах дикую, безотчетную ярость. Вот только она просчиталась тогда. Ведь Снейп всегда, целиком и полностью контролировал свое тело. Но не сейчас. Сейчас у него вышло выхватить палочку из собственного рукава лишь со второй попытки. Прикоснувшись ее кончиком к ткани куртки, он, уже одетый в привычную еще со школьных времен черную мантию, стянул с плеч рюкзак и, медленно опустив его на землю, снова застыл у старой деревянной пристани. Гермиона была абсолютно уверена, что видит его в последний раз, и в ее воспаленном от становящейся невыносимой боли мозгу промелькнуло какое-то совершенно неуместное сожаление о собственном совете распустить низкий хвост.       Легкие порывы морского ветра трепали спутанные, длинные пряди, пряча за ними худое лицо. Скрывая глаза. А ей так хотелось напоследок просто встретиться с ним взглядом.       Попрощаться.       Но, видимо, не судьба.       Время тянулось слишком медленно. Снейп все не уходил, а она уже не могла стоять ровно. Сил на слова больше не осталось, и Гермиона, сведя к переносице брови, резко кивнула, стараясь не морщиться от того, как накренился вслед за слабым движением головы горизонт. И спустя секунду, показавшуюся ей вечностью, над тихим, окруженным лишь размеренным шумом волн каменистым островком раздался едва различимый хлопок аппарации.       Но Гермиона его, конечно, не услышала. Только немного запоздало моргнув, поняла, что там, где мгновенье назад стояла нечеткая фигура в черном, уже не было никого. А затем, крепко зажмурившись, снова открыла глаза.       Пусто.       Он действительно ушел.       Облегчение нахлынуло тяжелой, мощной волной, и ноги, которые давно уже превратились в мягкую вату, тут же подогнулись. Подобно марионетке, которой разом подрезали все нити, она упала назад, даже не подставив руку и не замечая, что по правому бедру лавой разливается острая, жгучая боль.       Она не ощущала ничего. Все исчезло. Лежа на спине, Гермиона, заторможенно склонив к плечу весившую тонну голову, увидела, как на фоне поразительно яркого, голубого неба пролетела чайка. Изнутри рвался приступ удушающего кашля, и она, понимая, что давится, неуклюже перекатилась на бок, хрипло вдыхая соленый морской воздух, а вместо выдоха выплевывая что-то горячее, вязкое.       И закрыла, наконец, глаза.

***

      — Гермиона? Эй, ты меня слышишь? Гермиона?       Знакомый, но будто бы позабытый давно голос прорвался сквозь застлавший все вокруг белый шум, легко разгоняя его, словно зыбкий утренний туман. Выдергивая из уютных объятий сна. А ведь она очень устала. Вымоталась настолько сильно, что, не раздумывая, решила и дальше притворяться то ли спящей, то ли мертвой, не будучи до конца уверенной, какой из двух вариантов ближе к правде. Надеясь, что этот человек, кем бы он ни был, оставит ее в покое. Уйдет, исчезнет, позволяя ей с головой нырнуть обратно в такую приятную, мягкую и уютную темноту.       Но этим довольно притягательным, на ее взгляд, планам не суждено было сбыться.       Голос звал до жути настойчиво, а спустя минуту к неустанному повторению ее имени присоединилась тяжелая, широкая ладонь, несколько раз довольно резко тряхнувшая за плечо. Попытавшись было перехватить ее за запястье, Гермиона потянулась в сторону нарушителя долгожданного спокойствия, но поймала пальцами лишь пустоту, а ответом на ее, судя по всему, довольно неловкие шевеления, послужил легкий, совершенно беззлобный смешок.       — Да брось, Мион. С координацией у тебя всегда было хреново.       Чуть шутливый, беззаботный тон и имя, которым ее называли всего пара человек, заставили наконец нехотя разлепить веки, и Гермиона, едва сфокусировавшись на бледном, но донельзя веснушчатом лице незваного гостя, мгновенно проснулась от необычно вязкого, будто бы наркотического сна. Широко распахнув глаза, она, чувствуя, как сердце тут же ускорило бег, норовя выскочить из груди, встретилась взглядом с другими. Яркими, голубыми, светящимися озорными искорками беспечного веселья. Чистого, непринужденного. Веселья, которого ей всегда так не хватало. Васильковыми, но не холодными, подобно льдинкам, как у Нарциссы, а теплыми, словно ясное летнее небо. Такими родными. Такими любимыми.       — Рон? — позабыв обо всем на свете, она резко села и обняла склонившегося над ней друга так крепко, что оба завалились на бок, упираясь плечами в один из крупных валунов. Нос щекотал слабый запах свежей выпечки и имбирного пива, а глаза разом защипало. — Ты вернулся! Ты вернулся! Боже… Как же я по тебе скучала…       В ответ он немного басовито рассмеялся и попытался было высвободиться, но лишь закряхтел, когда в ответ девушка только сильнее обвила его руками.       — Мерлин, ты меня задушишь, — услышав очередной хрип, Гермиона с явным сожалением ослабила хватку и снова заглянула в слегка раскрасневшееся, но искренне радостное лицо. Рон же, заливаясь самым настоящим бордовым румянцем, поспешно поднялся на ноги. Шагнув к одному из плоских камней у самой кромки воды, он забрался на нагретую солнцем поверхность с ногами, наигранно потирая ребра. — Знал бы, что ты решишь сломать мне пару костей, не стал бы будить. Мион, ты, конечно, всегда была со странностями, но даже для тебя спать посреди дороги — это как-то слишком. То ли дело в библиотеке, щекой на очередной мягкой и удобной книжке…       Молча следя за тем, как он, развернувшись к ней спиной, отошел в сторону, а затем чуть неловко вскарабкался на булыжник, Гермиона так и осталась сидеть на немного влажной земле, совершенно ошарашенно разглядывая одного из своих лучших друзей. Поймав ее взгляд, Рон как-то робко улыбнулся, покраснев еще сильнее, и она, не мигая и не отрываясь от его лица, залезла пальцами под рукав куртки, и так сильно, как только могла, ущипнула себя за предплечье, тут же поморщившись от растекшейся по коже жгучей боли.       Не может быть.       И, не зная, с чего начать, как-то совершенно глупо спросила:       — Это правда ты?       — А ты ждала кого-то другого?       — Нет, просто…       Она запнулась, несколько раз моргнув, то ли все еще отказываясь верить своим глазам, то ли проверяя, исчезнет ли это странное наваждение. Рон лишь понимающе ухмыльнулся.       — Странно, да? — Гермиона растерянно качнула головой, не говоря ни «да» ни «нет», на что он, улыбаясь еще шире, вдруг искренне расхохотался. — Знаешь, это почти забавно. Мне пришлось умереть, чтобы наконец-то по-настоящему тебя удивить.       — Ты умер?       Согревавшая, казалось, изнутри усмешка мгновенно исчезла с усыпанного веснушками лица, сменяясь непривычным для Рона задумчивым, даже отрешенным выражением. Почесав затылок, он немного неуклюже, как, впрочем, и всегда, завозился на своем камне, будто бы стараясь поудобнее устроиться, а может, просто выигрывая время, одновременно пытаясь подобрать подходящие слова. Наблюдая за тем, как он, запустив пальцы в отросшие волосы и взъерошив их так же, как часто делал Гарри, шумно набрал в легкие воздух, Гермиона со щемящей грудь грустью подумала, что разговоры по душам и раньше давались ему очень непросто.       — Ну да, ты же знаешь. Сама ведь меня закопала. В смысле… похоронила. Спасибо, кстати. Жаль только мои родители не знают где. Думаю, они хотели бы меня проведать.       Все постепенно вставало на свои места. Первое смешанное с эйфорией непонимание прошло, и она бегло огляделась. Слепящий, неестественно яркий солнечный свет. Поразительно теплый для конца апреля морской ветер. Совсем белый, словно заново покрашенный, маяк.       Рон.       — Значит, я тоже умерла?       — Ну… — он замолк и снова поерзал, после чего, выдохнув, спрятал ладони в карманы свитера. — Это тебе решать.       Тряхнув головой, Гермиона снова несколько раз моргнула, уверенная, что теперь-то он точно исчезнет. Искренне веря, что, вновь открыв глаза, увидит голую россыпь крупных, влажных от соленых волн камней, но не того, кто жил лишь в ее сердце. Однако Рон остался, и она, поднявшись на ноги, провела подушечками пальцев по губам. Поглаживая прохладную, слегка обветренную кожу. Чистую. Сухую. Без следов крови. После чего, не задумываясь, как выглядит со стороны, похлопала себя по груди и бедрам, только теперь понимая, что не чувствует боли. Совсем. Сверлящее, жгучее ощущение в плечах и локтях исчезло, а колени уже не подгибались. Она держалась совершенно ровно, уверенно, будто и не теряла сознание посреди узкой, ведущей к маяку тропы несколько минут назад. Внимательно следивший за ее движениями Рон немного нахохлился, явно собираясь что-то сказать, но все же промолчал, продолжая наблюдать за тем, как она задумчиво рассматривает свои руки. А когда Гермиона перевела наконец свой взгляд обратно на него, несмело улыбнулся, так и не проронив ни звука.       — Я ничего не понимаю. Это сон? Ты у меня в голове? — еще раз осмотревшись, Гермиона подошла к своему другу и опустилась рядом. Валун был небольшой, и она с удовольствием прижалась к Рону боком, явственно ощущая тепло его тела. Настоящее. Не выдуманное.       Он помедлил с ответом, словно не был уверен, что именно стоит говорить, а что нет. А может, просто подбирая правильные слова.       — Не совсем. Слушай, Мион, я не знаю, как все объяснить, но если ты спрашиваешь меня, то скажу так — с тебя хватит, идем со мной, — поколебавшись, Рон несмело подхватил ее под руку, но заметив, что она только рада оказаться еще ближе, уже увереннее, слегка сжимая, переплел их пальцы. Как тогда, засыпая рядом с ней на площади Гриммо. — Пришло твое время отдохнуть.       — И куда мы пойдем?       — Сама увидишь.       И Гермиона невольно стиснула его ладонь, все еще до конца не веря, что Рон рядом. Что он действительно вернулся к ней оттуда, откуда обычно не возвращаются. Но жар его немного грубой кожи был таким живым, настоящим, что сомнения рассеивались по теплому апрельскому ветру, подобно дыму. Исчезая без следа. Позволяя наконец поверить.       — Я смогу потом вернуться?       — Нет. Это навсегда.       Чуть наклонив в сторону голову, Гермиона рассматривала его профиль, и все никак не могла наглядеться. Легкий соленый бриз трепал огненно-рыжие волосы, такие же длинные, как в ту ночь, когда Рон ушел от них с Гарри. Когда она видела его в последний раз живым. Несмотря на то, что прошло уже несколько месяцев, они совсем не отросли. Яркие веснушки веером рассыпались по бледной коже, что уже слишком долго не встречалась с солнцем. Он хоть все еще и выглядел заметно уставшим, даже немного осунувшимся, но уже не был таким напряженным, измученным и вымотанным, каким она его запомнила. Глубокая поперечная морщинка на лбу разгладилась.       Он нашел свой покой.       А вот она еще не дошла до конца выбранного пути. И остановившись сейчас, лишь обречет себя на вечные сомнения, было ли ее последнее решение правильным.       Набрав в легкие воздуха, Гермиона медленно покачала головой.       — Я не могу, Рон.       — Но почему? — он в удивлении вскинул брови, и сердце вдруг кольнуло от воспоминания о другом мужчине, который точно так же реагировал на ее ему не всегда понятные слова. Гермиона едва различимо дернулась, чувствуя, как где-то в груди нарастает неприятное, тяжелое, липкое чувство. Чувство, великодушно напомнившее, что со дня смерти любимого ею человека прошла всего пара месяцев, а мысли ее уже успел занять другой. Быстро. Она забыла Рона слишком быстро. Он, впрочем, перемен на ее лице не заметил и, чуть сжав разом взмокшую женскую ладонь, продолжил: — Там хорошо. Спокойно. Там тебе не будет больно, больше никогда. И мы будем вместе. А что ждет тебя здесь, не знает никто, даже я.       Гермиона сглотнула возникший в горле ком и, запрокинув назад голову, опустила веки. А затем медленно выдохнула. Где бы она сейчас ни была и кто бы ни был рядом с ней, пришло время быть честной. Будь этот скалистый остров реальностью или видением, а сидящий на одном с ней камне человек ее Роном или же просто порождением фантазии умирающего от прыжка аппарации разума. Все это было не важно, ведь стоило наконец признаться в том, что она слишком долго отодвигала на второй план.       Если не Рону, то хотя бы самой себе.       — Я не могу. Я не могу просто взять и уйти. Не могу оставить их одних. Правда не могу.       Она снова открыла глаза, встречаясь с ним взглядом. Покрытое веснушками лицо чуть дрогнуло, и в какой-то момент ей показалось, что Рон сейчас вспылит. Скажет все, что о ней думает. Грубо. Резко. Жестко. И какая-то ее часть искренне хотела, чтобы так оно и было. Она ведь заслужила. Она заслужила весь его гнев. До последней капли.       Прошло всего несколько месяцев, а она уже поцеловала другого. Что она вообще за человек?       Это было неправильно. Нечестно. Подло. Ведь в одном маленьком сердце не может быть достаточно места для двоих.       Или может?       И Гермиона вся сжалась, готовая к худшему. Но вместо крика ответом ей послужила лишь мягкая улыбка.       — Их?       Не доверяя своему голосу, Гермиона молча кивнула, не отрываясь от ярко-голубых глаз. Но и в них она не увидела ничего, кроме тепла. Ни злобы, ни раздражения, ни ревности. Только совсем немного грусти и, кажется, понимание.       — Это, конечно, неожиданно, — Рон качнул головой, а затем тихо хмыкнул. — С Гарри-то все понятно, но эта старая летучая мышь? Серьезно? Мион, о вкусах не спорят и все такое, однако мне кажется, что тебе пора обзавестись очками. Крам, конечно, тоже был не красавец, но Снейп побил все рекорды. Он же больше похож на вампира, чем на человека. Про характер я, пожалуй, промолчу. И вообще, ты видела его нос?       Он изучающе, непривычно серьезно посмотрел на Гермиону сверху вниз, заставив ту испуганно закусить губу, а затем вдруг расхохотался. Громко, искренне, слегка завалившись назад. Совсем просто и как-то по-настоящему уютно, беспечно. Так, как смеялся всегда. Словно отражая то, каким он был при жизни. Шумным, честным, иногда неуклюжим, веселым. И очень-очень теплым.       Рон был ее солнцем.       И Гермиона рассмеялась в ответ, чувствуя, как цепкая, когтистая хватка на душе слабеет, а по щекам быстро бегут горячие дорожки слез. Положив голову ему на плечо, она, не переставая улыбаться, прошептала:       — Ты простишь меня?       — Мне не за что тебя прощать, — почувствовав легкое, почти невесомое прикосновение к своим волосам, она догадалась, что Рон осторожно поцеловал ее в макушку. — Передо мной ты ни в чем не виновата. Тебе придется простить себя самой.       — Я все еще тебя люблю.       — Я знаю.       Несколько минут они молчали, думая каждый о своем и отрешенно следя за тяжелыми морскими волнами, что мягко омывали одинокий скалистый остров. А затем Рон отпустил ее ладонь. Едва слышно охнув и потерев затекшие от неудобной позы ноги, он отстранился, слезая с булыжника, и, встав напротив, снова убрал руки в карманы свитера.       — Ты уверена? — голос его звучал будто немного нерешительно, а он сам, уткнувшись взглядом вниз, потер носком ботинка несуществующее пятнышко на одном из камней.       — Да.       — Хорошо. Тогда мне пора, — шумно и одновременно явно облегченно выдохнув, он, снова улыбнувшись, посмотрел ей в глаза. — Надеюсь, ты будешь счастлива. Прощай, Мион. И не держи на меня зла за то, что ушел тогда. Я пожалел об этом стоило лишь отойти от лагеря. Ты всегда была такой сильной, а я вот нет.       — Я давно не держу на тебя зла, милый. Прощай. Я так рада, что тебе там хорошо.       Гермиона поднялась следом и в последний раз обняла его. Крепко-крепко, получив в ответ очередное, смешанное со смехом кряхтение. А когда разомкнула наконец руки, то, положив ладони ему на плечи, поцеловала в щеку, заставив вновь залиться краской по самую макушку. Неразборчиво и чуть неловко махнув ей рукой, Рон развернулся в сторону пристани, но сделав было шаг навстречу слабым, спокойным волнам, остановился, словно вспомнил вдруг что-то очень важное.       — Знаешь, этот Делюминатор, — он стоял к ней спиной и говорил будто бы сам с собой. Просто размышляя вслух, а не обращаясь к оставшейся позади девушке. — Ну, тот, что оставил мне в наследство Дамблдор. Странная штука… Зато поможет вспомнить верную дорогу тому, кто сбился с пути.       Гермиона непонимающе моргнула, качнув головой. Потратив всего долю секунды. Но когда она вновь открыла глаза, на одиноком скалистом островке уже не было ни души.       Не мигая уставившись на опустевшую пристань, она вдруг услышала раздавшийся откуда-то сверху раскат грома и, подняв взгляд к небу, задержала разом сбившееся дыхание. Пронзительную синеву внезапно заволокло тяжелыми, свинцовыми тучами, пряча ярко светившее еще минуту назад солнце.       Холодно сверкнула молния, а затем все поглотила густая, непроглядная темнота.

***

      Мрак. Сырой, пустой, ледяной. Непроницаемый и плотный. Лишенный вкуса, цвета и запаха. Он окружил ее со всех сторон, покрывая толстым, липким слоем каждую клеточку кожи. Лишая чувств и мыслей. Гермиона не знала, как долго провела в нем одна, пока не услышала первые звуки.       Сначала что-то совершенно неразборчивое. Какие-то приглушенные, неясные шорохи. Потом, вроде бы, шаги и шелест, кажется, одежды. И еще треск, напомнивший ей звук горящего в камине огня.       А затем, спустя, казалось, вечность, появились голоса.       Сперва далекие, непонятные, утратившие любые эмоции. Но со временем они становились все ближе и ближе, то ускользая от нее подобно табачному дыму, то появляясь из ниоткуда вновь.       — Гермиона… Мерлин… Что же ты…       Тишина.       — Господин может не беспокоиться… Ильви все…       Снова пусто.       — Как только… Дашь ей это… Если… Зови меня сразу…       — Ильви все поняла… Ильви справится…       И наконец появился свет. Сначала слабый, едва различимый. Слишком бледный, чтобы разогнать густой, почти осязаемый мрак. Но он горел. Не исчезал. А спустя еще будто бы сотню лет он начал нарастать. Осторожно, медленно, но уверенно разрушая захватившую ее в вязкий плен тьму. Согревая. Вытягивая вслед за собой на волнистую поверхность из черной, бездонной пучины забытия.       И едва вынырнув наверх, Гермиона проснулась.       Она не знала, где находится. Вокруг было довольно светло, но перед глазами, в которые словно насыпали песка, плясали какие-то непонятные, зыбкие силуэты. Все тело ныло, как если бы ее сбросили с огромной высоты, превратив каждую косточку в пыль. А еще ужасно хотелось пить. В горле развернулась настоящая пустыня, и Гермиона, разлепив губы, попыталась было заговорить, но изо рта вырвался лишь слабый хрип.       Впрочем, его оказалось достаточно.       Ее лицо тут же подхватили чьи-то маленькие, теплые ладошки, а следом из расплывчатого, нечеткого, но, кажется, на этот раз реального мира донеслось негромкое, сбивчивое бормотание.       — Маленькая мисс очнулась. Как же хорошо! Маленькой мисс нельзя двигаться, Ильви все сделает сама. Господин все очень подробно объяснил, — непривычно восторженный лепет все еще был слишком тихим, словно пробивался сквозь толщу воды, и, прислушиваясь изо всех сил, Гермиона даже не заметила, как обладательница этого явно женского голоса бережно приподнимает ей голову. А затем пересохших губ коснулось прохладное, гладкое стекло. — Мисс должна все выпить, а затем Ильви позовет господина. Господин велел идти за ним, как только мисс проснется.       Первое, абсолютно лишенное вкуса и запаха зелье заставило надсадно раскашляться, но неожиданно сильные ручки продолжали аккуратно придерживать за затылок, одновременно поглаживая по щеке, и Гермиона, поморщившись, проглотила жидкость, чувствуя, как болезненно сжимается пустой желудок. На месте первой склянки тут же появилась вторая. После третьей она перестала считать количество вливаемых в нее лекарств, сконцентрировавшись лишь на том, чтобы удержать их в себе. А когда ее голова вновь опустилась на мягкую, теплую подушку, облегченно выдохнула, сразу же проваливаясь в глубокий сон.       Очнувшись в следующий раз, она сразу поняла, что в комнате стало намного темнее. Где-то рядом явно горел огонь, уютно потрескивая и отбрасывая на скрывавшийся в полумраке потолок причудливые тени. Чуть сощурившись, Гермиона попыталась было сфокусировать взгляд на показавшихся ей знакомыми потолочных балках, но тут же застонала от прострелившей виски резкой боли.       — Гермиона? Гермиона? — зовущий ее голос был уже другим. Не звонким, а наоборот, низким, немного хриплым, и она инстинктивно повернула голову на его звук, мгновенно зажмурившись от неожиданно яркого пламени камина. — Черт, секунду.       Свет, пробивавшийся даже сквозь опущенные веки, заметно ослаб, и она, чуть помедлив, осторожно открыла сначала один глаз, а затем второй. Все вокруг было как в тумане, а вместо говорившего с ней человека виднелась только размытая, темная фигура. Лицо вновь подхватили чьи-то ладони, тоже теплые, но на этот раз большие и слегка шершавые. И когда губ коснулось стекло очередной склянки, она лишь послушно разлепила губы.       — Умница. Тебя не тошнит? — Гермиона попыталась было ответить, но чужой голос вовремя ее остановил. — Не пытайся разговаривать, еще рано, просто кивай или качай головой. Поняла?       Слабый кивок.       — Ты молодец. Не тошнит?       Немного помедлив и прислушавшись к своему желудку, Гермиона коротко качнула головой.       — Тебе сильно больно?       Очередное движение головы от плеча к плечу. Ей действительно было легче, чем в прошлый раз. Сверлящее, жгучее чувство во всем теле сменилось противным, но довольно терпимым ноющим ощущением в суставах.       — Сможешь проглотить еще несколько зелий?       Она чуть наклонила вперед подбородок, соглашаясь и тут же ощутила прикосновение прохладного горлышка небольшого флакона. А сделав осторожный глоток, впервые с тех пор, как проснулась в этом странном, чужом ей месте, почувствовала вкус выпитого лекарства. По закону подлости до жути мерзкий, заставивший невольно скривиться.       — Знаю, знаю. Прости. Остальные не такие противные. Готова?       Вновь получив в ответ утвердительное покачивание головы, незнакомец влил ей в рот одно за другим не меньше трех зелий. Хотя, наверное, больше, но считать дальше трех она попросту не могла. Когда все закончилось, а затылок вновь опустился на подушку, щеки вдруг коснулись теплые, на фоне ее ледяной кожи почти обжигающе горячие пальцы, и, прежде чем снова провалиться в сон, Гермиона инстинктивно подалась им навстречу, уткнувшись носом во внутреннюю сторону пахнущей какими-то травами ладони.       Она наконец вспомнила, кому принадлежал этот низкий голос.

***

      Она просыпалась по меньшей мере еще дважды, прежде чем в один из бесконечно одинаковых дней, ближе к вечеру прийти в себя окончательно. Открыв глаза и увидев наконец окружавший ее мир без мутной, белесой пелены, Гермиона быстро поняла, что старые потолочные балки показались ей знакомыми неспроста. Она была на маяке. И не одна.       Звонкий женский голос принадлежал, как выяснилось, совсем еще молодой домовихе с огромными, словно блюдца, голубыми глазами. Звали ее Ильви. Она служила Хогвартсу, и, стоило Гермионе осторожно поинтересоваться, какими судьбами эльфийку занесло на безжизненный скалистый остров, та с нескрываемой гордостью поведала, что директор доверил ей особое задание. Исполняла она его с большим удовольствием, конечно же, храня все в тайне. Услышав об обещании Снейпа отрезать острые уши на пару с любопытным носом, если Ильви расскажет об их секрете хоть кому-то, Гермиона нахмурилась, но ее поразительно энергичная сиделка в ответ на вполне закономерное по мнению девушки возмущение, лишь пуще прежнего принялась доказывать, что добрый и справедливый господин делает все правильно. И что другой на его месте пригрозил бы и вовсе оторвать сразу всю голову, а не только ее часть.       Гермионе ничего не оставалось, как прикрыв глаза, помассировать виски, пытаясь успокоиться.       Через пару минут, выпив очередную порцию зелий, она снова задремала, а когда очнулась вновь, за узкими пыльными окнами было уже совсем темно. И, повернувшись в сторону камина, обнаружила, что место Ильви занял Снейп. Устроившись в кресле, он, казалось, спал, чуть завалившись на бок и опустив голову на грудь. Но стоило ей совсем слабо шевельнуться, тут же вскинул подбородок, а встретившись с ней взглядом, мгновенно подскочил, в один шаг оказавшись рядом с диваном.       — Осторожнее. Тебе не стоит резко двигаться. Как ты себя чувствуешь?       В горле вновь пересохло, и Гермиона, поморщившись, сглотнула, даже несмотря на болезненную усталость подмечая, насколько Снейп осунулся с того дня, когда они виделись в последний раз. Щетина была явно несвежей, и без того бледная кожа приобрела сероватый, землистый оттенок, а под покрасневшими глазами залегли темные круги.       — Было бы лучше, если бы… — она невольно скривилась, чувствуя, как неприятно трутся друг о друга воспаленные голосовые связки. Снейп же подался вперед, ловя каждый звук. — Если бы вы не обещали отрезать бедной домовихе уши.       Гермиона попыталась было улыбнуться, но в ответ на последние сказанные ею слова он вдруг настолько резко, рвано выдохнул, что сдул с ее щеки спутанную кудряшку, а затем, как-то неожиданно бессильно сведя впереди плечи, уткнулся лбом в диван рядом с ее локтем. Обтянутая плотной тканью сюртука спина поднималась и опускалась вслед за тяжелым, неровным дыханием, и Гермиона, подождав чуть больше минуты, не без труда подняла руку, осторожно касаясь его плеча.       — Профессор? Что с вами? Профессор?       Снейп не отвечал, и она хотела уже убрать ему за ухо закрывавшие лицо длинные волосы, чтобы разглядеть хоть что-то, когда он, не дав ей этого сделать, рывком вскинул голову. И если едва очнувшись от поверхностного сна, он выглядел лишь вымотанным донельзя, то сейчас та усталость испарилась подобно утренней росе под летним солнцем. А то, что вместо нее отчетливо сверкало в заметно сузившихся глазах, Гермионе совершенно не понравилось. Тонкие губы сжались в едва различимую кривую нитку, а ноздри крючковатого носа наоборот, расширились.       — Просто объясни мне зачем, Гермиона, — выплевывая букву за буквой, Снейп чеканил каждое слово, будто бы избавляясь от того, что прожигало ему язык насквозь. То ли причиняя реальную боль, то ли заставляя испытывать безотчетное отвращение. — Зачем. Ты. Это. Сделала?       — Я… — она запнулась, не понимая, что происходит. Совершенно теряясь и не успевая за переменами в застывшем совсем рядом с ней человеке. Хоть и придя в себя, она все еще чувствовала безумную слабость. Головная боль так и не прошла, вдобавок к ней почему-то противно ныло правое бедро, а кроме того ужасно, просто невыносимо хотелось пить. Казалось, она одним глотком могла бы осушить целый океан. — Сделала что?       — Ты прекрасно знаешь, что, глупая девчонка! — теперь низкий, ледяной голос почти звенел от гнева, сметая на ходу последние сомнения. От того облегчения, что всего пару мгновений назад привиделось ей во взгляде черных глаз, не осталось и следа. Снейп не просто злился, он был в ярости. — Какого дьявола ты прыгнула так далеко? Разве я тебя просил? Захотелось погеройствовать? Вот за это я и ненавижу тупых Гриффиндорцев! Все поголовно безмозглые идиоты! Ты ведь чуть не умерла, черт бы тебя побрал! Пролежала без сознания четверо суток, а теперь как ни в чем не бывало несешь какую-то чушь про домовых эльфов?       Он говорил и говорил, срываясь не на крик, но на свистящий, ядовитый шепот, и Гермиона невольно задержала дыхание, до скрипа и боли в челюстях сжав зубы. Не то чтобы она рассчитывала на бурную благодарность. На самом деле, она и вовсе не думала о том, как поведет себя Снейп. Поговорив пару часов назад с Ильви, она лишь была до жути рада, что с ним все в порядке. Что он жив. Что у них получилось выбраться из тех проклятых гор целыми и почти невредимыми. Но слетавшее с его скривившихся от гнева губ сейчас было последним, что она ожидала услышать, и вдруг с досадой почувствовала, как к горлу подступают предательские слезы. Он замолчал, тяжело дыша, а она, шумно сглотнув и невольно морщась от понимания того, что голос в очередной раз подвел ее, выдавая с потрохами, прохрипела:       — Простите, сэр, что не сдохла. В следующий раз буду стараться лучше, — и, прежде чем он успел прочитать на ее лице хоть что-то, отвернулась к спинке дивана, закрывая глаза. Сил перекатиться на бок не было, и она так сильно вывернула голову, что мышцы шеи, натянувшись до предела, мгновенно заныли. — Можете идти. К вашему сожалению, сегодня я уже, кажется, не умру, так что вам больше не обязательно быть здесь. Пришлите Ильви. Она справится с остальным.       Несколько долгих секунд до нее доносилось только частое, неровное дыхание, едва пробивавшееся сквозь нарастающий шум крови в ушах, а затем напряженную, звенящую тишину нарушил уже тихий, не холодный, но какой-то потерянный голос.       — Гермиона, я…       — Уходите, — говорить становилось все тяжелее, горло пересохло окончательно. Голосовые связки, скрипя, молили о пощаде, а язык и вовсе превратился в наждачку. Зато слезы исчезли, так и не пролившись, спасая остатки ее самообладания и сохраняя так необходимую телу влагу. А едва появившаяся обида сменилась нарастающей, горячей злостью. — Проваливайте. Я устала и хочу спать.       — Гермиона, пожалуйста…       Начатую было просьбу Снейп не закончил, и она даже не шелохнулась. Лишь лежала, крепко зажмурившись и слушая, как отбивает в висках ритмичную дробь пульс. Сейчас ей действительно больше всего на свете хотелось остаться одной. Уснуть. Забыться. И поэтому, когда теплая ладонь, мягко подхватив за щеку, бережно, но настойчиво повернула ее голову обратно, только брезгливо поморщилась, отстраняясь. Рука тут же исчезла, но Гермиона не спешила открывать глаза.       Снейп же, подождав с полминуты, заговорил снова.       — Гермиона, пожалуйста, посмотри на меня, — она, конечно же, не послушалась, и он, шумно выдохнув, вновь нарушил повисшее в воздухе тяжелое молчание: — Прошу, я… — очередная пауза. — Я был не прав. Я… — снова вздох, и вдруг Снейпа словно прорвало. — Мерлин, я вернулся сразу, как смог, и нашел тебя посреди тропы в луже запекшейся крови. Ты практически не дышала. Сердце уже едва билось, а еще ты сломала ногу, видимо, когда упала. Ты была совсем бледная, такая… Такая слабая. И холодная. Будто уже неживая. Я сделал что мог, но ты не приходила в себя двое суток, а мне пришлось возвращаться в эту чертову школу. Я был уверен, что опоздал. Я ведь не целитель, Гермиона. Я никогда не видел подобного, ты… Ты… Еще немного, вернись я на всего пару минут позже, и ты бы…       Бессвязный, сбивчивый, бурный поток слов, так не свойственный человеку, которого она знала почти семь лет.       Считала, что знала.       От жгучей, бессильной злости не осталось и следа.       В том лесу, в Словении, ее волновало только одно. Как вырвать его из цепких лап Волдеморта. Как спасти. О себе она не думала, но, как оказалось, и о нем тоже.       Он переживал. Из-за нее.       И Гермиона медленно подняла веки, встречаясь со Снейпом взглядом. Он же, сведя к переносице брови, пристально всматривался в ее лицо, пытаясь прочитать на нем хоть что-то.       — Простите. Я… Это был единственный способ вытащить вас оттуда живым. Вы важнее, — он уже открыл было рот, но она, поморщившись, перебила: — Пить. Я ужасно…       Отрывисто кивнув, Снейп потянулся к диванному столику. Взмахом палочки наполнив стоявший там высокий стакан меньше, чем на треть, он, вернувшись к Гермионе, бережно подхватил ее за плечи.       — Я помогу тебе сесть, — она взялась за его руки и, спустив мгновенно замерзшие ступни на дощатый пол, осторожно поднялась, тут же устало откинувшись на спинку дивана. Снейп же, заметив, как она недовольно косится на почти пустой бокал, терпеливо пояснил: — Ты не ела и не пила четверо суток. Торопиться нельзя. Вот так. Умница. Медленно. Маленькими глотками.       Еще никогда обычная вода не казалась ей настолько вкусной. Она опустошила весь стакан, чувствуя, как теплая жидкость приятно плещется в пустом желудке.       — Спасибо.       Снейп молча кивнул, будто бы привычным жестом поправив на ее коленях одеяло, и только сейчас, поежившись от пробежавшей по голой коже волны мурашек, Гермиона заметила, что одета была в свою длинную футболку, а не джинсы со свитером, которые носила в последний день в Албании. Оттянув ворот, она глянула вниз и тут же покраснела как рак, понимая, что под кофтой не было ничего кроме коротких пижамных шорт. Не решаясь задать вопрос, она исподлобья посмотрела на своего спутника, и он, догадавшись обо всем без слов, как-то неожиданно смущенно почесал бровь, прежде чем ответить на невысказанное вслух.       — Вся твоя одежда была испачкана в крови и… другом, — сглотнув, Гермиона отчетливо поняла, что совершенно не хочет знать, что именно скрывалось за этим неопределенным словом. — Ее было толком не очистить, и тебя было необходимо переодеть. Я достал вещи из рюкзака, но сделать остальное попросил Ильви. Я отвернулся. Можешь не волноваться.       Теперь уже пришла ее очередь смущаться окончательно. Залившись краской по самую макушку, она, сцепив руки в замок, лишь коротко кивнула в знак благодарности.       — Спасибо. Не то чтобы я… То есть, я хотела сказать, что… — Гермиона запнулась, чувствуя, как горят огнем щеки. — Я хотела сказать, что не против, если вы меня увидите, но… Но хотелось бы, чтобы это было не так… В общем, спасибо.       Он немного растерянно качнул головой, уставившись куда-то в сторону. Минуту или две оба сидели молча, разглядывая что угодно, кроме друг друга, а затем Снейп, так и не поднимаясь с колен, но, видимо, собравшись наконец с силами, посмотрел на нее снизу вверх.       — Как ты себя чувствуешь?       Она чуть помедлила, прислушиваясь к своему телу. В общем и целом, ей было легче, но голова начинала потихоньку тяжелеть. Понимая, что скорее всего провалится в сон в течение получаса, Гермиона неопределенно пожала плечами.       — Я жутко устала. И все ломит, — в подтверждение собственным словам она безотчетно потерла ноющие запястья. — Довольно сильно.       — Это нормально, — Снейп удовлетворенно кивнул, не прекращая внимательно вглядываться в ее лицо, и в какой-то момент она вдруг почувствовала себя ужасно неуютно. Казалось, он видел ее насквозь, без спроса проникая в разум и душу. И Гермиона, опустив глаза, не придумала ничего лучше, чем уставиться на свои побелевшие от напряжения пальцы. — Я дам тебе несколько зелий, и ты отдохнешь. Самое страшное позади, завтра будет лучше.       — Хорошо.       Поднявшись на ноги, он подхватил с заставленного кучей каких-то склянок диванного столика обычную деревянную шкатулку, такую же, что отдал ей когда-то в этой самой комнате. А затем, откинув крышку, выудил из нее первый флакон. Наблюдавшая за своим спутником Гермиона уже потянулась было за лекарством, и внезапно замерла, словно громом пораженная.       Дьявол.       Заметив, как она разом побелела, сравниваясь цветом с полинявшими от времени и соли стенами маяка, Снейп отставил зелье в сторону, снова опускаясь на корточки перед диваном.       — Что такое? Тебе нехорошо?       Гермиона отрешенно качнула головой.       — Четыре дня… Вы сказали, я провела здесь четыре дня? — он коротко кивнул, и ее сердце, отбивавшее по ребрам болезненную чечетку, ухнуло в пятки. — Гарри… Меня нет больше трех недель. Письмо…       — Успокойся. Тебе нельзя сейчас нервничать, — Снейп перебил ее, не давая договорить и перехватывая за запястья трясущиеся женские руки, что инстинктивно дернулись к заднему карману, где раньше лежала монета. Вот только осталась она в джинсах, которых на Гермионе уже не было. — С Поттером все в порядке, жив здоров. Конверт с твоей кровати я забрал.       — Вы его видели? Как он? Он в порядке? — она невольно вцепилась в его жилистые предплечья, чувствуя, как бьется под ледяными пальцами ровный пульс.— Я не писала ему с последнего утра в Албании, он, наверное, с ума сходит…       — С ним все хорошо. Твой сикль на столе, я отправлял ему сообщения вместо тебя. И дважды проверил его чарами. Он в полном порядке, немного более нервный, чем обычно, и зарос, как леший, — но заметив, что на последних его словах карие глаза расширились от безотчетного, почти животного страха, поспешно добавил: — Его душа выглядит нормально. Крестражи не пробрались дальше. Ему просто одиноко. Ради Мерлина, успокойся.       Между висками невыносимо зашумело, и Гермиона, тяжело дыша, откинулась на спинку дивана. Запрокинув назад голову и устало опустив веки, она, понимая, что вздох облегчения ни капли не помог успокоить зашедшееся в приступе паники сердце, медленно выдохнула, пытаясь снова собраться.       Задуманное удалось ей только спустя несколько минут.       Через четверть часа, послушно выпив не меньше пяти зелий, она не без помощи Снейпа опять легла. Он же, стянув сюртук и ослабив ворот белой рубашки, снова устроился в кресле, облокотившись на колени и спрятав серое от усталости лицо в ладонях. Ужасно хотелось спать, но на языке вертелось слишком много вопросов, и Гермиона, закутавшись под подбородок в теплое одеяло, чуть помедлила, прежде чем все же задать первый, интересовавший ее больше других.       — Как вы? Вы успели на вызов?       Приподняв голову и встретившись с ней взглядом, он сдержанно кивнул.       — Успел. Спи, тебе нужен отдых.       — Темный Лорд ничего не заподозрил? Вы не пострадали?       — Нет, я пришел вовремя. Завтра я расскажу все, что хочешь, а сейчас ради Мерлина, спи, Гермиона.       — А вы?       — Я посижу с тобой до утра, потом вернусь в школу и пришлю сюда Ильви.       Она шумно выдохнула, не в первый раз подумав, что некоторые вещи не меняются никогда. Баранья упертость, например.       — Вы ведь жутко вымотались. Когда вы последний раз спали? — Снейп не удостоил ее ответом, но темные круги под его глазами говорили сами за себя. — Я уже в порядке, вы сами сказали, что самое плохое позади. Возвращайтесь в Хогвартс и отдохните хотя бы пару часов.       — Нет, — проведя ладонью по бледному лицу, он уперся кулаком в угловатый подбородок. Было более, чем очевидно, что разговор начинал его утомлять, но именно это и подбодрило Гермиону. Ее нынешнее состояние было неплохим преимуществом. Вряд ли он решится спорить с ней сейчас. — Я никогда не сталкивался с подобным. Тебе может снова стать хуже.       — Тогда я вызову вас через галлеон.       — Нет. Я не отдам тебе палочку. При аппарации магия буквально высосала все твои силы, тебе не стоит колдовать, пока ты не восстановишься.       Не без труда вытащив из-под покрывала левое предплечье, Гермиона только теперь заметила, что кобуры на нем нет. Зато довольно большой синяк расплылся между локтем и запястьем, но сейчас он волновал ее в последнюю очередь. Беглый взгляд на диванный столик окончательно подтвердил первичные опасения. Ее палочки нигде не было видно.       Вот ведь…       Хотелось бы повозмущаться, вот только сил почти не осталось. И глубоко вздохнув, она решила решать проблемы по мере их поступления.       — Хорошо. Тогда разберите диван и ложитесь здесь, — Снейп уставился на нее так, будто услышал предложение слетать на Чистомете в космос, не меньше, и Гермиона невольно закатила глаза, игнорируя нарастающую боль в висках. — Слушайте, вы больше похожи на призрака, чем на человека. Думаю, я не единственная, кто это заметил, а лишние вопросы вам вряд ли нужны. Если моя близость вас так напрягает, то я отодвинусь на самый край. Здесь достаточно места, вы меня даже не заметите. И я уже засыпаю, так что мешать вам не буду.       Снейп медлил долго, несколько минут. Казалось, решил взять ее измором, и когда, сдаваясь, коротким взмахом палочки заставил спинку софы наконец откинуться, у Гермионы уже нещадно слипались веки.       — Если что, буди меня не раздумывая. Поняла?       — Да.       Все. На сегодня с тебя подвигов хватит, Грейнджер.       Окончательно сдаваясь во власть захватившей тело свинцовой усталости, она закрыла глаза, с удовольствием проваливаясь в чуткий, поверхностный сон и даже не услышав раздавшийся за спиной слабый скрип диванных пружин. Несмотря на горящий камин, все еще было жутко холодно, и она, закутавшись в одеяло по самый подбородок, свернулась в клубочек.       — Гермиона? Ты замерзла?       Снейпу пришлось повторить вопрос дважды и мягко потрясти ее за плечо, прежде чем она, толком не очнувшись, неразборчиво пробормотала что-то в ответ, оставаясь во власти вязкой полудремы.       — Немного…       — Подожди, я разожгу огонь посильнее.       — Не надо, — приоткрыв веки, Гермиона неловко перекатилась на спину. — Тут и так слишком душно. Это просто усталость. Мне часто холодно, когда я устаю.       Снейп нахмурился и, приподнявшись на локте, приложил тыльную сторону ладони к ее лбу, а затем и щеке. Его рука была такой обжигающе горячей, что Гермиона, блаженно зажмурившись, положила свою сверху, пытаясь украсть хоть чуточку живительного огня.       — Мерлин, да ты совсем ледяная… Я бы наложил согревающие, но в тебе столько зелий, что я не уверен…       — Все в порядке, — отпустив его ладонь, она вяло улыбнулась. — Спасибо, мне уже лучше. Вы такой теплый.       Выполняя собственное обещание держаться подальше, она опять перевернулась на бок, подбираясь к краешку дивана и заново зарываясь в кокон из покрывала. Усталость брала свое, и когда со спины к ней прижался кто-то, обхватывая поверх плеч, согревая своим телом, сначала было подумала, что все это ей лишь снится. Но, обернувшись назад и с трудом разлепив веки, увидела настороженно всматривавшиеся в ее лицо черные глаза.       — Если это слишком, то я могу…       Такой умный и такой дурак.       Кто бы мог подумать.       Еще в Албании она уже сказала все. За эти четыре дня для нее ничего не изменилось. Повторяться совершенно не хотелось, да и уже не имело никакого смысла, и Гермиона, чуть приподнявшись, вслепую потянулась навстречу, мягко касаясь губами уголка его рта.       — Все хорошо. Теперь мне совсем тепло.       Сил больше не осталось, и, откинувшись на подушку, она мгновенно провалилась в спасительный глубокий сон. И уже не почувствовала, как чужие пальцы убрали со лба прилипшую прядь волос. А затем как они же совсем легко, невесомо коснулись немного влажного от пота виска. Тихих слов, произнесенных севшим низким голосом, она тоже не услышала.       — Спи спокойно, Гермиона. Прости меня, пожалуйста, что не уследил. Больше я такого не допущу.