Маяк

      Сквозь узкие, слегка мутные после долгих зимних дождей окна маяка уже вовсю пробивалось теплое полуденное солнце. Подсвечивая остатки дров в давно погасшем камине, оно отражалось от вереницы пустых склянок на низком столике, забиралось в трещинки старых напольных досок, скользило к разобранному и немного выцветшему за последние месяцы дивану. А точнее к девушке, что крепко спала, свернувшись в клубочек и натянув толстое одеяло по самый подбородок. Достигнув наконец своей цели, один из первых золотистых лучей сперва неторопливо пробежался по спутанному вороху каштановых волос, как вдруг молнией порхнул к опущенным векам, заставляя Гермиону перевернуться на другой бок. Недовольно бурча что-то неразборчивое, она уткнулась лицом в подушку и спустя всего пару секунд, вновь затихнув, казалось, опять провалилась в глубокий сон.       Но не тут-то было.       Совсем еще молодая домовиха, устроившись на краешке одного из кресел, внимательно наблюдала за своей подопечной. Болтая в воздухе короткими ногами, она тихо насвистывала себе под нос какую-то веселую песенку, но когда Гермиона, прячась от яркого солнечного света, перекатилась на другую сторону софы, настороженно замолчала. А стоило кудрявой макушке попытаться скрыться под покрывалом, и вовсе резво соскочила с сиденья.       — Маленькой мисс пора вставать. Уже поздно. Время пить лекарства. Господин сказал дать их мисс не позже полудня.       Промычав в ответ что-то нечленораздельное и не совсем приветливое, сонная еще девушка собралась было зарыться в ворох смятого постельного белья чуть глубже. Но не стоит недооценивать рвение прилежных домашних эльфов. Явно собираясь четко следовать данным ей инструкциям, Ильви, непрерывно бормоча что-то про зелья, суп и, кажется, свои уши, принялась вовсю трясти Гермиону за плечо. Та же вестись на наглую провокацию не собиралась и не поддалась, даже после того, как спинка дивана рывком поднялась, заставляя перевернуться на лопатки. Но когда теплое, уютное одеяло оказалось совершенно безжалостно стянуто, оставляя ее в одной лишь футболке и шортах, тяжело выдохнув, она разлепила наконец веки, тут же встречаясь взглядом с внимательно всматривавшимися в ее лицо огромными голубыми глазами.       — Доброе утро, маленькая мисс. Маленькая мисс выспалась?       В этот момент искренняя и самоотверженная любовь Гермионы к домовым эльфам несколько поугасла.       Пару раз моргнув, она, осторожно приподнявшись на локтях и вяло жмурясь, прислушалась к своему телу. Голова слегка болела, отдавая неприятной пульсацией в затылок, а плечи с запястьями ныли не переставая, но уже не так сильно, как вчера. Скорее надоедливо, будто от обычного гриппа. Зато непонятное жжение в правом бедре и вовсе почти прошло.       Вполне терпимо.       Домовиха хоть и немного отстранилась, но с дивана не слезла, явно ожидая ответа на свой вопрос. И Гермиона, решив, что широкий, протяжный зевок стоит тысячи слов, бегло огляделась по сторонам, окончательно убеждаясь в и без того очевидном. Кроме нее и эльфийки на маяке не было ни души.       — Где профессор Снейп?       — Господин директор в школе, маленькая мисс. Ушел еще затемно и просил передать, что вернется вечером. Но он подробно объяснил все Ильви. Маленькая мисс может не волноваться. Ильви позаботится о маленькой мисс. Сначала надобно выпить зелья, а потом Ильви даст вам суп.       — Суп?       Все еще немного сонная Гермиона снова, теперь уже чуть растерянно, пробежалась взглядом по комнате, будто ожидала увидеть у одного из окон незамеченную ранее чугунную плиту с кастрюлей.       — Да, Ильви сварила куриный бульон. Ильви очень хорошо готовит. Маленькой мисс понравится. Но сперва лекарства.       Соскочив наконец с дивана, куда забралась, чтобы совершенно бесчеловечно стащить на пол одеяло, она раздражающе резво подбежала к невысокому столику за стоящей в окружении пустых склянок черной деревянной шкатулкой. И решив, что спорить с энергичным до боли в зубах домовиком лучше не стоит, Гермиона, смиряясь с неизбежным, послушно выпила все до капли, насчитав в общей сложности семь зелий, но по вкусу узнав только восстанавливающее, укрепляющее и кроветворное. Последнее, ей незнакомое, оказалось до того мерзким, что пришлось зажать рот рукой в безуспешной, казалось, попытке не выплюнуть его в тот же момент. Секунда. Вторая. Третья. Как ни странно, но желудок не протестовал, и, устало выдохнув, она убрала ставшую разом неподъемной ладонь от лица. Веки вновь начинали тяжелеть, и, обессиленно откинувшись на подушку, Гермиона с наслаждением прикрыла глаза, тут же ныряя в легкую дрему.       Вот только у вселенной, судя по всему, были на нее совсем иные планы.       — Маленькая мисс может сесть сама? — теплая ручка настырно потрясла за плечо, вырывая из таких притягательных сейчас глубин то ли грез, то ли просто забытия. И проклиная все на свете, Гермиона, недовольно застонав, опять приподнялась на локтях, едва не столкнувшись лбами с застывшей в паре сантиметров от нее эльфийкой. Два не мигающих голубых блюдца, чуть сощурившись, совершенно непрозрачно намекали, что сон откладывается на неопределенный срок. Первым порывом было попросту отвернуться, засунув голову под подушку, но вспомнив, чем закончилась предыдущая попытка отделаться от не в меру настойчивой сиделки, Гермиона, ухватившись за спинку дивана, медленно выпрямилась, опуская ноги на прохладный пол. Не отходившая ни на шаг домовиха быстро подсунула под бок подушку, не давая завалиться обратно, и, привстав на цыпочки, промокнула непонятно откуда взявшимся полотенцем разом взмокший девичий лоб. — Маленькая мисс большая молодец. Да, господин прав, маленькая мисс просто умница.       Один звонкий щелчок пальцев, и в крошечных ладошках появилась глубокая миска с прозрачным бульоном. На попытку взяться за ложку откровенно трясущейся рукой Ильви только нахмурилась, а затем, коротко качнув головой, накормила свою подопечную сама. И если, открывая рот для первой порции, Гермиона чувствовала себя ужасно неловко, то спустя мгновение, когда по подбородку у нее стекла струйка супа, тут же аккуратно вытертая заботливым домашним эльфом, лишь порадовалась, что на маяке они с Ильви остались вдвоем. Ощущать собственную беспомощность тяжело. Показывать же ее другим было бы и вовсе невыносимо. Так что через десять минут, когда то ли завтрак, то ли обед был съеден, а веки снова начали опускаться, она уже даже не пыталась казаться самостоятельной. И разумно решив, что чем меньше сил будет тратить впустую, тем быстрее восстановится, Гермиона не без посторонней помощи вновь легла, мгновенно проваливаясь в глубокий сон.       А вновь открыв глаза, застала маяк уже под покровом ночи. За толстыми кирпичными стенами одиноко завывал ветер, камин уютно потрескивал, место же Ильви в кресле занимал Снейп, читавший, как обычно, уткнувшись носом в книгу под неровным светом огня. Осторожно потянувшись, она немного завозилась, пытаясь сесть, но он, как и прошлым вечером, сразу оказался рядом, помогая устроиться поудобнее и поправляя на коленях одеяло. Подобрав по привычке ноги, Гермиона чуть отодвинулась в сторону, освобождая место, и он, слегка помедлив, все же опустился рядом, пристально вглядываясь в ее лицо.       — Ильви сказала, что ты поела. Как ты себя чувствуешь?       — Нормально, — Гермиона запнулась, внимательно прислушиваясь к собственным ощущениям. Ей было значительно лучше, чем днем, но самым приятным открытием оказалось полное отсутствие головной боли. — Да, вроде действительно нормально. Как вы? Отдохнули? Я не слышала вас утром, вы ушли совсем рано.       — Все в порядке.       Короткий, отстраненно-лаконичный ответ. Снейп замолчал, она тоже не знала, что сказать, и в комнате повисла тишина. Звенящая, неожиданно настороженная. Ощутимо неловкая. И перебирая пальцами краешек одеяла, Гермиона невольно опустила взгляд, пытаясь собраться с мыслями, которые внезапно разбежались во все стороны подобно крысам на тонущем корабле. Под очередным порывом ветра едва слышно звякнуло окно, эхом отдаваясь в пустой комнате, и она вдруг совершенно отчетливо поняла, что за последние недели, даже месяцы, ни разу не чувствовала себя настолько не в своей тарелке. Конечно, бывало разное. Иногда она злилась, расстраивалась. Порой боялась. Обижалась. Время от времени грубил или раздражался он. Но Гермиона не могла вспомнить, когда последний раз так сильно смущалась просто находясь с ним рядом.       Снейп хоть и пересел с кресла на диван, но отодвинулся как можно дальше, к самому подлокотнику, и теперь отрешенно рассматривал камин, монотонно постукивая пальцами по потертому темному дереву. Явно не собираясь нарушать затянувшееся молчание, он будто бы и вовсе был не здесь, глубоко задумавшись о чем-то ином. С головой нырнув в собственные, блуждавшие далеко за пределами маяка мысли. Поерзав на месте, Гермиона набрала в легкие воздуха и, вздернув подбородок, открыла было рот, но в этот же момент Снейп неожиданно повернулся в ее сторону.       — Профессор…       — Гермиона…       Оба заговорили практически одновременно и так же синхронно запнулись, вновь замолчав. Чувствуя, что почему-то сбилось дыхание, Гермиона, в попытке успокоиться, снова опустила глаза к лежащим поверх покрывала ладоням, теряясь в этом странном, давящем напряжении окончательно. Снейп же, наоборот, собрался довольно быстро и коротко прокашлялся, разрушая начинавшую становиться совершенно неуютной тишину.       — Я должен сказать тебе спасибо. За то, что ты сделала. При встрече с Темным Лордом в Албании и потом. И извиниться за свое поведение вчера. Я был неправ. Пожалуйста, прости меня, Гермиона.       Уже на первых словах она, закусив губу, оторвалась от своих рук и несмело подняла голову, даже не замечая, что вновь начинает нервно теребить край одеяла. И тут же столкнулась с внимательно изучавшими ее черными глазами. Снейп выглядел, казалось, абсолютно спокойно, привычно равнодушно. Но впервые за все те годы, что они были знакомы, Гермиона вдруг прочитала в его взгляде нечто, на что, как думала, этот невероятно замкнутый, сдержанный, лишенный каких-либо эмоций, кроме разве что гнева и злости, человек был попросту неспособен.       Неуверенность.       И, как ни странно, но именно это проскользнувшее лишь мельком, почти несуществующее чувство придало ей сил, помогая понять окончательно, что не одна она все еще не разобралась с тем, что происходит. Точнее произошло. Странная, тяжелая скованность, заставлявшая воздух почти искриться, чуть ослабла, а Гермиона, хоть и не перестала сжимать покрывало, зато едва заметно, но искренне улыбнулась.       — Все хорошо. Вы просто очень устали. Спасибо, что так заботились обо мне последние дни. И, пожалуйста, не держите на меня зла. Я только хотела вытащить вас оттуда. Ваша жизнь важнее моей. А еще я… — сколько всего хотелось сказать. Важного. Честного. Личного. Но вместо вертящихся на языке слов в горле вдруг разом встал ком. Она проснулась наконец окончательно, запоздало осознавая, что Албания действительно изменила все. И внезапно Гермиона поняла, что совершенно не представляет, как теперь себя вести. Что говорить. Насколько откровенной может быть. Да и нужна ли вообще эта ее открытость замершему на другом краю дивана мужчине? Всего пару дней назад казалось, что стоит им перестать избегать очевидного, и быть рядом станет легко и просто. На деле же все вышло с точностью наоборот. Вопросов становилось все больше, ответов не было вовсе, и, вновь набрав в легкие воздуха, а с выдохом избавляясь от остатков странной, неуместной зажатости, Гермиона решила для начала просто попытаться и дальше быть собой. — Я ужасно испугалась за вас тогда. Как же я рада, что с вами все в порядке.       Снейп сдержанно кивнул, сперва ничего не ответив, но до этого жесткая, словно выточенная из камня линия его неестественно ровных плеч немного обмякла, и незаметно для самой себя Гермиона расслабилась сама, чувствуя, как тут же начинает ныть до последнего остававшаяся напряженной шея. Легко поведя головой, она осторожно размяла мышцы. Снейп же, помолчав с минуту и будто бы о чем-то раздумывая, подался вперед, облокотившись на колени и сцепив пальцы в замок.       — Гермиона, ты не могла бы… — она слушала внимательно, не перебивая, и когда он остановился, явно подбирая слова, только коротко кивнула, улыбнувшись чуть сильнее, но внутренне с нарастающей настороженностью задаваясь вопросом, что могло выбить из колеи этого обычно абсолютно невозмутимого, собранного человека. И успев всего за пару секунд надумать себе целое море проблем, еле смогла сдержать рвущееся из груди, совсем неуместное сейчас хихиканье, стоило Снейпу заговорить вновь. Да, у него определенно получалось раз за разом удивлять ее все сильнее. — Ты не могла бы звать меня по имени? Когда ты обращаешься ко мне на «вы» или называешь профессором, это… Это весьма странно. Это просьба, ты не обязана. Если тебе некомфортно, и ты хочешь оставить все как раньше, то…       — Конечно, — чувствуя, что щеки неумолимо заливает краской, Гермиона едва не закатила глаза от настолько очевидной реакции своего тела. И подумав, что если продолжит себя вести так, будто ей от силы лет тринадцать, то Снейп точно сбежит, взмахнув напоследок своей бесконечной мантией, глубоко вздохнула, успокаиваясь. Он же, видимо, истолковал возникшую внезапно заминку совершенно неправильно. Широкие плечи вновь напряглись, распрямляясь, а Гермиона, запоздало понимая, что ее односложный ответ можно расценить и как согласие с тем, что ей некомфортно, поспешила уточнить: — В смысле конечно могу. Если вы… ты так хотите, точнее хочешь…       Черт. Когда ты окончательно разучилась говорить связно, Грейнджер?       Под конец она снова запнулась, запутавшись в собственных словах, и Снейп, кривовато, но беззлобно усмехнувшись, вдруг довольно ехидно вздернул вверх одну бровь.       — Ты ведь знаешь, как меня зовут?       Совсем простая, казалось бы, шутка стала последней каплей, окончательно развеявшей остававшуюся в воздухе неловкость, и Гермиона прыснула, прижимая ладонь к губам, одновременно краснея по самые уши.       — Вроде бы что-то на С. Кажется… Себастьян?       Хмыкнув, он покачал головой, а затем, откинувшись наконец на спинку дивана, посмотрел на нее уже без той явной настороженности, что крупными буквами была написана у него на лбу всего минуту назад.       — Ты выглядишь значительно лучше. Не будешь против, если я наложу диагностические?       — Конечно нет. Делайте… делай, что считаешь нужным.       Не переставая ухмыляться, Снейп подсел ближе, расслабляя манжеты сюртука и доставая из кобуры палочку.       — И с каких пор ты стала такой сговорчивой, Гермиона?       — С тех самых, когда вы вдруг начали спрашивать разрешения.       — Язвишь. Тебе действительно лучше.       — Да, похоже на то. Спасибо, — закатав рукава сюртука и рубашки, он, вновь натянув свою привычную маску полнейшего безразличия, уже собрался было повести запястьем, создавая чары. Гермиона же расслабилась окончательно, и, прежде чем сама поняла, что делает, положила поверх его ладони, что устроилась на спинке дивана, свою. Снейп замер, молча переведя взгляд на их руки, и она, чувствуя себя ужасно глупо, тут же отшатнулась. — Простите. Я просто хотела… — знать бы еще самой, чего она вообще хотела. Наверное, просто близости. — Если вы такое не любите, то просто скажите. Я пойму.       Снейп рассматривал свою вновь оставшуюся одинокой ладонь с полминуты. Молча и не мигая. Будто боялся, что та вдруг отвалится или отсохнет. А затем коротко тряхнул головой, словно прогоняя захвативший его разум в плен морок. И когда заговорил вновь, голос его был уже совершенно спокойным.       — Ты ледяная. Снова замерзла?       — Нет, — немного то ли удивленная, то ли расстроенная резкой сменой темы, Гермиона уставилась на свои пальцы, вновь нервно сжавшие край одеяла. — Сегодня намного лучше, правда. А руки у меня всегда холодные, такое уж кровообращение. Хотя, кажется, я это уже говорила.       Снейп молча кивнул, подсев еще ближе. Так, что почти касался согнутой в колене ногой ее бедра. После чего подхватил вцепившуюся в покрывало, точно в спасательный круг, женскую ладонь. И следя за тем, как он бережно растирает сначала тыльную, потом внутреннюю сторону, разгоняя по коже приятное, мягкое тепло, Гермиона рвано выдохнула.       Да, делать у него определенно получалось лучше, чем разговаривать.       Встретившись с ней взглядом, Снейп чуть сжал пальцы.       — Мне нужно привыкнуть, Гермиона. Если я делаю что-то не так…       — Все хорошо, — она несмело улыбнулась, и уголки тонких губ слабо дернулись в ответ. — Мне тоже. Это… Мерлин, это так странно. Просто удивительно. Если честно, я даже не думала, что мы в итоге зайдем так далеко.       Мы. Хорошее слово.       — Я и не собирался, — теперь пришла ее очередь понимающе хмыкать. Да уж. О своих планах на ее счет, а точнее об их полном отсутствии, Снейп предельно четко дал понять еще в Албании. Неясно было только, что именно заставило его изменить свое решение. И стоило этой непрошенной мысли лишь оформиться в вопрос, как низкий голос вернул Гермиону с небес на землю. — А если бы знал, что из-за этого в твою голову придет гениальная идея убиться при прыжке аппарации, то…       — Прекратите, — поморщившись, она оборвала его на полуслове, высвободив свою ладонь и снова хватаясь за вконец измятый край покрывала. Запоздало вспыхнуло отчетливое и до жути очевидное осознание, что все знаки внимания, заставлявшие ее краснеть за долю секунды, с его стороны являются не больше, чем банальным проявлением чувства вины. — Я поступила бы так в любом случае. Неважно, продолжили бы вы меня отталкивать или нет. И если вы делаете все это, — она обвела подбородком комнату, словно ее жест мог хоть что-то объяснить, — только потому, что считаете, что чем-то мне обязаны, то можете не утруждаться. Долг жизни мне не нужен. Вы и так расплачиваетесь перед всеми вокруг за все подряд. Я вас к себе привязывать не собираюсь.       — Гермиона, — шумно вздохнув, Снейп устало провел рукой по лицу, то ли прячась за высокими коваными воротами, то ли наоборот, приоткрывая закрытую дверь. Снимая очередную маску. — Я знаю, что зачастую бываю весьма неприятным человеком. Могу быть груб, даже жесток. Но и у меня есть определенные принципы. Я никогда не позволил бы вести себя подобным образом с тобой, если бы не… Если бы не испытывал определенной… Симпатии. Мне жаль, что у тебя сложилось иное впечатление.       — Нет, нет… Не в этом дело, — замявшись, она скрутила многострадальную кромку одеяла в тугой валик. — Просто я… Мерлин, это все так непривычно… Последние недели я настолько сосредоточилась на том, чтобы избегать любой близости с вами, и в итоге даже не думала, каково это… Просто быть рядом. Не стараться держать дистанцию. И теперь я совершенно не представляю, как себя вести… Я не хочу вам навязываться и быть обузой. А еще я понятия не имею, что вы вообще умудрились во мне найти, — рвано выдохнув, Гермиона сжала пальцы до того крепко, что побелели костяшки. — Простите, я снова несу какую-то чушь.       Снейп уставился на нее так, будто она сморозила полнейшую глупость. Несколько долгих секунд он буравил ее взглядом, словно вознамерился просверлить в черепе дыру, и в какой-то момент Гермионе даже показалось, что в черных глазах промелькнула тень то ли неверия, то ли раздражения, возможно, даже гнева. Но затем, мельком глянув на подрагивающие от напряжения женские руки, он неожиданно усмехнулся. Криво и совсем невесело.       — Даже забавно, — ее брови удивленно взмыли вверх, его же ухмылка стала только шире, но одновременно и злее. А стоило ему заговорить, и вовсе исчезла без следа, оставляя на осунувшемся от недосыпа лице странное, одновременно пустое и брезгливое выражение, заставившее Гермиону невольно дернуться. — Я так часто был с тобой резок. Непозволительно жесток. Много недель назад в этой самой комнате, где ты несколько часов подряд прижигала мне рану от проклятия. И вчера, после того как ты спасла мне жизнь почти что ценою своей. Да я еще в школе доводил тебя до слез. А ты всегда была ко мне добра. Терпелива. Прощала несмотря ни на что. И сейчас ты спрашиваешь, что я в тебе нашел?       Неприятное, липкое чувство нервозности мгновенно исчезло, сменяясь отчетливым пониманием, что все то, что заставляло сомневаться в его к ней отношении, было направлено вовсе не на нее.       А на него самого.       Он будто бы ненавидел сам себя.       И от этой простой совершенно мысли Гермионе вдруг стало ужасно грустно. Каждый раз, когда она начинала думать, что знает сидящего рядом человека, он тут же оборачивался к ней одной из сотен и тысяч своих тайных сторон, напоминая, что видит она лишь вершину айсберга, большая часть которого продолжает надежно скрываться под темной толщей ледяной воды.       — Да, вы правы. Иногда с вами бывает непросто. Особенно когда подобные… вспышки происходят неожиданно. Но это вы. Думаю, отчасти я догадываюсь, что движет вами в такие моменты. Мы ведь уже говорили об этом. Помните? Первой ночью в Албании, у костра, — Снейп отрывисто кивнул, избегая смотреть ей в глаза, и она пожала плечами, не зная, как еще выразить словами, что не ждет от него мгновенных перемен. Да ничего не ждет, если уж на то пошло. — За прошлое вы извинились, а я не злопамятна. Что же касается будущего… — Гермиона снова было запнулась, как вдруг, неожиданно для обоих, хитро улыбнулась. — На самом деле, если бы вы ни с того, ни с сего вдруг стали добрым и милым, мне пришлось бы послать сову за экзорцистом.       Второй раз в жизни она услышала его смех. И если тогда, в затерянной посреди бесконечных лесов хижине этот звук ее шокировал, обухом ударив по голове, то сейчас Гермиона подумала, что ей очень даже нравится. И что была бы совсем не прочь слышать его почаще. Может, даже каждый день. Низкий и будто бы вибрирующий, он в секунду разрушил разделявшую их невидимую стену. Разнес ее по кирпичику, превращая камень и цемент в пыль. Между ними все еще висела какая-то странная неловкость вкупе с недосказанностью, но воздух перестал искриться от почти физически ощутимого напряжения, и Гермиона выдохнула, уже без опаски, но с интересом рассматривая сидящего рядом мужчину. Если бы год назад кто-нибудь сказал ей, что Северус Снейп будет греть ей руки своим теплом, то она, наплевав на выработанное годами уважение ко всем без исключения учителям, скривилась бы, прокрутив пальцем у виска.       Жизнь воистину полна сюрпризов.       — Вы хотели, — она запнулась, зажмурившись. А открыв глаза, увидела, как Снейп, отрываясь от разглядывания ярко-оранжевых всполохов огня в камине, обернулся на ее голос, и снова покраснела. В сто первый раз за вечер. — Простите… Прости. Кажется, я снова перескочила на «вы».       — Уже минут двадцать как, — он хмыкнул, и Гермиона, закусив изнутри щеку, подумала, что его чудесная способность смущать ее в любой, на первый взгляд самой обыденной ситуации за последние дни достигла своего апогея.       — Я не специально. Думаю, за почти семь лет это въелось у меня где-то на подкорке. Но я привыкну. Только дай мне немного времени, пожалуйста.       — У тебя столько времени, сколько тебе понадобится, Гермиона.       — Спасибо, — она снова улыбнулась, а затем, устало потерев глаза, подперла голову рукой, опираясь локтем на спинку дивана. — Ты собирался наложить диагностические?       Коротко кивнув, Снейп развернулся в ее сторону и, сев полубоком, принялся за хорошо знакомые обоим чары. Она же, стараясь не мешать, внимательно и молча рассматривала светящуюся не самыми спокойными цветами вязь. Хотя, учитывая, что произошедшее пять дней назад в прямом смысле слова высосало из ее тела жизнь, едва не убив, все выглядело вполне сносно. А когда спустя четверть часа Снейп свернул заклинание одним коротким движением запястья, стало ясно, что и он увиденным более чем доволен. Даже извечная морщинка между всегда сведенных к переносице бровей стала чуть менее глубокой.       — Ты быстро идешь на поправку. Думаю, примерно через неделю сможешь отправиться к Поттеру.       — Неделя? — Гермиона резко вскинула голову, и черные глаза сузились в ответ, давая понять, что иной реакции их обладатель от нее и не ожидал. — Это слишком долго! Гарри один уже больше трех, а я ведь обещала, что отлучусь на две, максимум две с половиной. Ему плохо. Ты сам сказал, что он нервный и зарос как леший, что бы это ни значило. Мне нужно вернуться к нему как можно быстрее. Окончательно восстановиться я смогу и в лагере.       — Это не обсуждается, ты…       — Северус! — она впервые назвала его по имени, и Снейп мгновенно замолчал. Да и сама она запнулась, то ли испугавшись собственной, такой непривычной фамильярности, то ли просто пробуя новое, незнакомое обращение на вкус. И за долю секунды растеряла весь воинский пыл. Медленно втянув в легкие воздух, Гермиона успокоилась, а когда заговорила вновь, голос ее звучал уже совсем мягко. От отчетливо сквозивших в нем еще мгновение назад надрывных ноток не осталось и следа. — Я ценю твою обо мне заботу, но ты не сможешь держать меня здесь вечно, дожидаясь, пока я полностью поправлюсь.       — Я и не собирался, — поджав губы, буркнул он себе под нос, видимо, толком не веря своим же словам.       — Я буду осторожна. И у нас все еще остались галлеоны, — она снова взяла его за руку, на этот раз осознанно. Из совершенно простого и древнего, как мир, желания быть ближе. Чувствовать. — Война не закончилась. А мы понятия не имеем, где последний крестраж. Да и что он вообще из себя представляет, тоже не знаем. Одни не подкрепленные ничем догадки. Мы потеряли слишком много времени, когда повелись на эту чертову ловушку. Мне нужно вернуться к Гарри как можно быстрее. За ним необходимо следить, ты ведь это понимаешь?       Он шумно выдохнул, сжав челюсти до желваков на щеках и запрокинув назад голову. И обоим стало ясно, что из этого спора Гермиона выйдет победителем. В конце концов, именно Снейп был тем, кто постоянно напоминал о самой главной их цели. Цели, которая явно не подразумевала курортные каникулы на заброшенном, потухшем давно маяке.       — Мы обсудим это завтра, — высвободив свою широкую ладонь из плена маленьких, женских, он отсел обратно к подлокотнику и снова сцепил пальцы в замок. — А сейчас тебе лучше прилечь. Уже поздно. Ты устала.       — Нет. Сначала расскажи, что произошло за эти четыре, теперь уже пять дней. Ты мне обещал.       — Гермиона…       Ноздри крючковатого носа заметно дернулись, а на угловатом лице промелькнуло нескрываемое раздражение, заставившее ее невольно вскинуть вверх руки. То ли в защитном жесте, то ли подтверждая свою полную капитуляцию.       — Можно вкратце. Я ведь иначе не усну.       — Я успел. Никто ни о чем не догадался. Сразу после я вернулся к тебе.       Гермиона поджала губы, буравя его взглядом. Но Снейпа ее способности к прожиганию дыр в черных сюртуках с помощью зрачков, казалось, совершенно не впечатлили. Он до неприличия спокойно, почти скучающе рассматривал ее в ответ, и спустя минуту или две этой странной игры в гляделки не по правилам, Гермиона сдалась, первой нарушив тягостное для нее молчание.       — Зачем он вас вызвал?       — Он вызвал всех. Якобы на общее собрание. Но подозреваю, что с той самой целью, о которой я уже говорил.       — И все явились?       — Да.       — Малфои тоже?       — Да.       На все вопросы Снейп отвечал одинаково. Быстро. Отрывисто. Безэмоционально. Но на последнем его слове что-то внутри Гермионы шевельнулось, будто бы улавливая то, что не могли увидеть глаза или услышать уши. Словно она чувствовала то же, что и он в этот самый момент. И тут же, толком не раздумывая, уцепилась за это странное ощущение. То была не боль, но… Сожаление?       — Что с Драко?       Тихий вздох. Она попала в точку.       — Он жив.       — Надолго?       Чуть сведя к переносице брови, Снейп задумчиво, уже без тени раздражения уставился на сидящую рядом девушку. Он явно не рассчитывал, что их разговор все же уйдет в том направлении, которое, судя по всему, усиленно пытался от нее скрыть. И теперь во всем нем, будь то пристальный взгляд или неестественно прямая линия плеч, отчетливо читалась настороженность.       — Очень на это надеюсь.       — А Люциус?       На этот раз ответом послужило лишь медленное и молчаливое покачивание головы, сорвавшее с ее губ тихий, судорожный вздох. Гермиона не знала ни одного из старших Малфоев лично, только мельком видела на Косой Аллее или в школе. Да и, если уж быть честной, общения с их сыном ей хватило сполна. Но сейчас, после произошедшего в Албании, все в груди у нее мучительно скрутилось от совершенно искренней, острой грусти. И даже не пытаясь прятать ее в себе, Гермиона вновь изо всех сил вцепилась в измученный край одеяла.       — Бедный Драко…       Снейп все еще вглядывался в ее лицо чересчур внимательно, не отрываясь. Словно рассчитывал прочитать все до единой мысли если не с помощью легилименции, то используя отражавшиеся на нем эмоции. Но сказанные совсем тихим голосом слова, видимо, все же оказались для него полнейшей неожиданностью, и черные брови чуть дернулись вверх.       — Мне казалось, между вами довольно сильная взаимная неприязнь. Скорее даже ненависть. Ты-то со своими вечными «Превосходно» уж точно была ему как кость в горле.       — Да, он зазнавшийся напыщенный хорек, но это… — Гермиона шмыгнула носом, чувствуя, что к горлу подступают слезы. Как назло, перед глазами тут же всплыли воспоминания о собственных родителях, делавшие сейчас только хуже. Смешанная со страхом за их жизни боль мешала дышать. — У него ведь никого не осталось теперь. Он совсем один. Такого не пожелаешь даже самому заклятому врагу.       В ответ Снейп как-то механически, даже отрешенно, качнул головой, и стало предельно ясно, что в этом вопросе их мнения кардинально расходятся. Он молчал довольно долго, прежде чем тихо и будто бы отстраненно нарушить повисшую в комнате тишину.       — Драко не такой, каким знаешь его ты. Высокомерный, да. Но, поверь мне, ему пришлось очень нелегко.       — Сейчас да, но в школе…       — Быть единственным сыном Люциуса Малфоя тяжело, Гермиона. Не суди свысока о вещах, о которых не имеешь ни малейшего понятия.       Если еще с полминуты назад он говорил хоть и холодно, безразлично, но одновременно и спокойно, то сейчас перебил ее неожиданно жестко, почти грубо, а в низком голосе отчетливо слышались те самые нотки, что каждый раз заставляли колени подгибаться. И Гермиона замолчала, растерянно кивнув. То ли ему, соглашаясь, то ли себе, признавая, что была неправа.       Стоило получить наконец хоть какие-то ответы, и ощущение того, насколько она вымоталась за этот непривычно долгий день разом легло на плечи тяжелым пластом. Руки начинали вновь мерзнуть, а на ногах словно висел груз весом не меньше тонны. Спрятав ладони под одеяло, Гермиона неуверенно подняла взгляд на Снейпа. Он же снова уставился на камин, будто пляшущее в нем пламя было самым увлекательным зрелищем на всем белом свете.       — Я, наверное, лягу. Возвращайся в Хогвартс, отдохни.       — Нет. Я останусь с тобой до утра.       — Северус, — на ее голос он не отозвался, и она, чувствуя себя пустым местом, чуть помедлив, позвала вновь: — Северус, пожалуйста. Не злись на меня. Я не хотела тебя задеть. Прости меня, если я сказала что-то не так.       Секунда. Вторая. Третья. Он заговорил вновь, когда прошло не меньше минуты. Так и не оторвав глаз от ярких всполохов огня.       — Я не злюсь.       Тяжело сглотнув, Гермиона, понимая, что разговор окончен, но совершенно не представляя, как они умудрились настолько друг от друга отстраниться, даже не ругаясь, еще раз кивнула и, удерживаясь за спинку дивана, медленно опустилась головой на подушку. А вытащив ладонь из-под одеяла, приложила ее ко лбу, так и не уловив ни капли обычного человеческого тепла. Она часто мерзла, даже летом, но последние пару дней чувствовала себя настоящим айсбергом. Одиноко дрейфующим в темном зимнем океане. И поджав колени к груди, закрыла глаза, натянув покрывало по самый нос. Надеясь, что хотя бы сон ее согреет.       Уже сквозь плотное марево дремы до ушей донесся слабый скрип. А затем чужие, хотя нет, не чужие руки обхватили ее за плечи, крепко прижимая к горячей даже сквозь ткань рубашки груди. Делясь необходимым ей сейчас живым огнем, так же, как и вчера.       И уже окончательно проваливаясь в уютную, мягкую темноту, Гермиона вдруг вспомнила, как затрещала, сгорая в костре, яблочная косточка.

***

      Следующим утром она впервые за прошедшие дни проснулась не чувствуя ни капли боли. Снейпа рядом уже не было, в голове немного шумело, но ни бедро, ни запястья не ныли, как вчера или позавчера. И у нее даже вышло сесть на диване самостоятельно, не хватаясь за спинку. А когда хоть и медленно, но без посторонней помощи получилось съесть сваренную Ильви кашу, счастливая по уши эльфийка подпрыгнула от радости вверх не меньше, чем на метр, заставив Гермиону расхохотаться в голос.       — Маленькая мисс такая молодец! Такая сильная! Не зря господин так дорожит маленькой мисс.       Устроившись у подлокотника с поджатыми к груди ногами, Гермиона, опустив было голову на колени, тут же вскинула подбородок, с интересом уставившись на домовиху. После ушедшего вечера, закончившегося если не ссорой, то размолвкой, она совершенно не представляла, что думать. Очевидно, ее слова о Драко чем-то Снейпа задели, но она понятия не имела чем.       А может дело было вовсе не в сказанном ею, а в ней самой. Кто бы знал.       — Что профессор тебе говорил? Обо мне?       — Ничего, — вопрос эльфийку явно насторожил, и она неуверенно шаркнула ступней по полу, вцепившись маленькими пальчиками в край белой наволочки, что служила ей платьем. — Господин не обсуждает с Ильви маленькую мисс.       — С чего ты тогда взяла, что он мной дорожит?       Домовиха замялась, явно раздумывая, относится ли эта информация к той, за разглашение которой ей предстоит потерять уши на пару с носом, но немного помедлив, все же решила, что обсуждать Гермиону с Гермионой можно.       — Господин разговаривал с маленькой мисс, пока она спала, а Ильви все слышала. Ильви была рядом и помогала, — Гермиона едва заметно кивнула, подбадривая, и эльфийку вдруг прорвало. — Ильви очень-очень рада, что маленькая мисс в порядке! Ильви так боялась! Ужасно боялась! Господин очень переживал за маленькую мисс, а Ильви переживала за него. Господин не спал и не ел несколько дней. Все сидел рядом с маленькой мисс. Ильви просила его поесть, но он ругался и прогонял Ильви. Он все делал сам, только два раза попросил Ильви переодеть маленькую мисс. А потом поил ее лекарствами. И все говорил ей, какая она молодец и что она со всем справится, ведь она очень-очень сильная, а еще и смелая и умная. А еще он много-много раз просил ее не уходить. Говорил, что ей рано уходить. Что он никогда себе не простит, если маленькая мисс уйдет. Ведь это он во всем виноват. Потому что маленькая мисс предлагала вернуться раньше, а он ее не послушал. И что он не должен был ее бросать. Ильви никогда не видела господина таким и очень-очень за него волновалась. Ведь господин всегда был очень спокойным. Ильви так боялась и не знала, что делать. Ильви уже думала попросить помощи у других эльфов, но не решалась. Ведь господин сказал, что нельзя. А на следующее утро маленькая мисс проснулась. Господин прав, маленькая мисс очень-очень сильная, — домовиха замолчала, наклонив голову к плечу, а затем еще шире распахнув и без того огромные глаза, вдруг начала заламывать руки. — Почему маленькая мисс плачет? Ильви расстроила маленькую мисс. Ильви плохой эльф! Ильви себя накажет!       Резво оглядевшись по сторонам, она, остановив взгляд на горящем в камине огне, уверенно направилась к нему, во что бы то ни было намереваясь засунуть в него уши или ладошки, а может даже все сразу, и Гермиона, недолго думая, соскочила с дивана, подхватив маленькое тельце в каком-то футе от пламени.       — Стой! На надо! Ты меня не расстроила, я просто…       Ильви замерла, перестав вырываться, да и сама Гермиона застыла как вкопанная, понимая, что встала на ноги впервые за почти шесть дней. Колени предательски задрожали, и она двумя неуверенными шагами оказалась у кресла, тут же в него рухнув, но не отпуская окаменевшую то ли от страха, то ли от удивления домовиху.       — Маленькой мисс нельзя вставать, маленькая мисс еще слишком слабая.       — Все нормально, Ильви, я больше не буду. Только не волнуйся и не наказывай себя, пожалуйста, — ответом было абсолютное, но многозначительное молчание, и Гермиона, поймав себя на мысли, что тесное общение с бывшим деканом Слизерина не прошло для нее бесследно, делано грустно добавила: — Если ты себя накажешь, я буду очень сильно переживать и много-много плакать.       — Маленькой мисс нельзя плакать, — эльфийка заерзала у нее на коленях и, развернувшись к Гермионе лицом, посмотрела на нее снизу вверх до того строго, что та едва не расхохоталась. Пришлось до боли закусить изнутри щеку, стараясь хоть как-то сдержать норовившую расползтись от уха до уха улыбку. Удавалось с трудом. Сведенные к переносице брови над огромными, словно блюдца, глазами выглядели ужасно комично и совершенно несерьезно. — Иначе господин будет злиться.       — А мы ничего ему не скажем, — Ильви продолжала недовольно хмуриться, и в голове у Гермионы яркой свечой вдруг вспыхнула мысль, что отвлечь до жути активную сиделку делом выйдет, вероятно, значительно лучше, чем словом. — Я в порядке и больше расстраиваться не буду. Обещаю. А пока мы ждем профессора Снейпа, может, ты мне кое с чем поможешь?       Уловка сработала. Морщинки на выпуклом лбу мгновенно разгладились, и эльфийка резво соскочила с коленей, закивав быстрее китайского болванчика. Прыснув в кулак от такой прыти, Гермиона, не говоря ни слова, двумя пальцами оттянула, распрямляя, кудрявую прядь волос. За последние дни на голове у нее все спуталось в такое жуткое гнездо, что было просто удивительно не найти там поутру пару чаек, тщательно высиживающих яйца.       Дальнейшие объяснения не понадобились.       — Ильви все сделает. Может, маленькая мисс хочет еще и переодеться?       Гермиона окинула взглядом свою мятую футболку и, бегло понюхав воротник, поняла, что совсем не хочет знать, сколько времени в ней провела.       — Да, пожалуй. Если уж на то пошло, я бы с удовольствием приняла душ, но… — она выразительно обвела взглядом круглую комнату, в которой не было ничего даже отдаленно похожего на ванную. И тут же поняла, что до сегодняшнего дня не задумывалась о том, как справлялась с другими потребностями после возвращения из Албании. За какую-то долю секунды лицо вновь залила краска, а Гермиона, подозревая, что список вопросов, ответы на которые знать совершенно не хотелось, успел пополниться еще одним, едва слышно пробормотала: — Вот только вся моя одежда в рюкзаке, а без палочки мне ее не призвать…       — Ильви палочка не нужна. Ильви оботрет и переоденет маленькую мисс. Ильви делала это каждый день.       Теперь Гермиона наверняка напоминала со стороны даже не полевой мак, а самую настоящую вареную свеклу. Щеки горели огнем, но домовиха этого, казалось, не замечала. Спросив, какие вещи достать, она хлопком ладошек призвала свежее белье, пижамные штаны и новую футболку, а затем, стойко игнорируя вялые протесты, помогла Гермионе привести себя в порядок. И если поначалу та сопротивлялась, то, когда обычно непослушные, буйные и пушащиеся волосы меньше чем за четверть часа превратились в мягкий ворох блестящих кудряшек, лишилась дара речи на добрые пять минут.       — Как ты это сделала?       Наматывая гладкую прядь на указательный палец, Гермиона шокировано, даже с какой-то странной завистью наблюдала за тем, как она ярко переливается в солнечном свете. Ей никогда не удавалось сделать со своими волосами подобное. Не то, чтобы она придавала особое значение внешности, но все же. Ее прическа выглядела неплохо на святочном балу, вот только тогда пришлось провести в спальне целый день, прихорашиваясь. А к концу ночи, укладываясь спать, и вытащив перед этим из пучка не меньше сотни шпилек, решила, что приложенные усилия результата определенно не стоили. Однако если раньше такие мелочи казались глупой тратой времени, то последние год-два Гермиона, наблюдая за Лавандой и Джинни, все чаще ловила себя на мысли, что быть женщиной все же вынужденно несет с собой определенные, надоедливые хлопоты.       И сейчас, рассматривая то, как выглядели ее волосы, неожиданно для самой себя поняла, что хлопоты эти, а точнее их результаты, могут оказаться довольно приятными.       — Хороший эльф должен уметь все, — Ильви вздернула острый нос кверху, как бы намекая, что задавать такие вопросы приличным домовикам явно не стоит.       — Я не хотела тебя обидеть. Просто мне очень нравится, спасибо тебе огромное.       В ответ эльфийка лишь гордо подбоченилась, заставив Гермиону во второй раз за утро расхохотаться в голос.       После обеда она снова легла, зарывшись с головой под одеяло, а проснувшись решила устроиться в кресле поближе к камину. По щелчку пальцев на диванном столике появился поднос с маленькими пирожными, и Гермиона было подумала, что ей суждено бесславно умереть, захлебнувшись собственной слюной. Она не ела ничего подобного с прошлого лета и, не задумываясь о последствиях, успела впихнуть в себя три штуки, пока не поняла, что если продолжит в таком же духе, то попросту лопнет.       По ее просьбе Ильви достала из рюкзака книгу, начатую еще в Албании. Но оказалось, что силы свои Гермиона все же переоценила. Строчки расплывались перед глазами, а при попытке сфокусировать взгляд тут же начинало болезненно пульсировать в висках. И в итоге она сдалась спустя всего пару минут, захлопнув томик и раздраженно отбросив его в сторону. После чего, выпив очередную порцию зелий, снова ненадолго задремала. А когда небо за окнами обернулось темным, сапфировым цветом, на маяк вернулся Снейп. Неслышно поднявшись по лестнице и остановившись у кованых перил, он, скрестив руки на груди, несколько минут наблюдал за тем, как Гермиона полулежа устроилась в стоящем спинкой к нему кресле. Перекинув ноги через подлокотник, она болтала голыми ступнями в воздухе, расспрашивая эльфийку о родне. Та вопросам удивлялась, но с гордостью рассказывала, что шесть поколений ее семьи служили Хогвартсу. Как вдруг, подавая вторую чашку чая, тихо пискнула, поклонившись так низко, что почти коснулась лбом пола.       — Господин.       Плотно сведя к переносице брови, он сперва хмуро уставился на домовиху, но заметив выглянувшую в этот самый момент Гермиону, тут же перевел взгляд. И на одно короткое мгновение застыл, рассматривая ее будто видел впервые. Что-то в обычно пустых черных глазах заставило щеки залиться румянцем, и она улыбнулась, уткнувшись подбородком в сложенные поверх спинки кресла ладони.       — Здравствуй.       Тихий женский голос, казалось, разом привел его в себя. Точно просыпаясь, Снейп коротко тряхнул головой и, расцепив наконец руки, оттолкнулся от перил. А затем неспешно подошел наконец к камину, продолжая внимательно ее разглядывать.       — Ты выглядишь… — скользнув глазами сверху вниз, он снова вернулся к ее лицу. — Ты переоделась?       — Да. Ильви мне помогла, — тревожная морщинка между черных бровей стала глубже, и Гермиона быстро добавила: — Ради Мерлина, не злись. Это я ее попросила. Моя футболка выглядела и пахла так, словно ей несколько раз помыли пол, а на голове собирались гнездиться чайки. Я выпила все зелья, что ты оставил, поела, два раза поспала и хорошо себя чувствую. Правда.       Снейп буравил ее нечитаемым взглядом с полминуты, прежде чем, даже не поворачиваясь к эльфийке, коротко бросить:       — Ильви, ты можешь быть свободна.       — Да, господин.       Так и не разгибаясь, домовиха исчезла с тихим хлопком. Снейп же продолжал молчать, и Гермиона, вздохнув, опустила ноги с подлокотника на пол.       — Ну что такое?       — Тебе стоит быть осторожнее, ты все еще…       — Я в полном порядке, — откинув покрывало в сторону, она встала было с кресла, собираясь пересесть на диван, и Снейп тут же дернулся в ее сторону, готовясь подхватить. Сопротивляться она не стала, но когда он, крепко взяв под локоть, попытался усадить ее обратно, все же мягко высвободилась, отступив назад и покачав головой. — Я в порядке. Пожалуйста, давай лучше спустимся к морю? Я не была на свежем воздухе слишком долго.       Он ничего не ответил, так и оставаясь стоять у камина. Больше не пытаясь подойти ближе или взять за руку. Стрелки на часах медленно отсчитывали секунды, огонь тихо потрескивал, и вся та легкость, даже беззаботность, что Гермиона чувствовала, проведя день с Ильви, испарилась без следа. Только зашипела напоследок, подобно первой капле дождя, обратившейся в пар на разогретом солнцем камне. Все разом вернулось туда, где остановилось вчера. Снейп был явно недоволен, непонятно только чем. А она вновь потерялась, не зная, что на этот раз сделала не так. Но когда Гермиона уже готова была попросту сдаться, спрятавшись с головой под одеяло, он все же отмер, коротко кивнув.       — Сначала диагностические, — уже не спрашивая разрешения, как прошлым вечером, и тем более не дожидаясь ответа, Снейп, усадив ее на диван, повел запястьем. А через пятнадцать минут, изучив светящуюся волшебную вязь вдоль и поперек, нехотя процедил: — Пойдем. Но тебе надо обуться. И надеть что-то потеплее, ночи здесь все еще прохладные.       — Хорошо. Можешь, пожалуйста, достать ботинки и свитер из моего рюкзака? Без палочки я не найду.       Прежде чем спрятать древко в рукав сюртука, Снейп призвал и подал ей необходимые вещи. Молча. Натянуть кофту оказалось легко, а вот с обувью пришлось повозиться. Стоило только наклониться вперед, как голова вдруг закружилась, и Гермиона, уткнувшись лбом в колени, крепко зажмурилась, дожидаясь, пока мир перед глазами перестанет вертеться. А когда медленно, стараясь не делать резких движений, выпрямилась, Снейп, все так же не говоря ни слова, помог ей со шнурками. Смотреть на него сверху вниз было как-то до жути неправильно, и так утомлявшая обоих вчера неловкость не только вернулась окончательно, но и разом увеличилась втрое.       Спускаясь по лестнице, он крепко придерживал ее под локоть, а оказавшись внизу, терпеливо помог устроиться на одном из высоких булыжников. После чего тут же отошел в сторону. Проводив удаляющуюся к пристани спину задумчивым взглядом, Гермиона, не испытывая уже никакой радости ни от спокойного шелеста волн, ни от вкуса чистого, соленого воздуха, осмотрелась по сторонам. И вдруг поняла, что сидела, кажется, на том же камне, что в ее то ли сне, то ли бреду выбрал Рон. А опустив глаза, уткнулась в огромное, не меньше метра диаметром темное пятно прямо напротив. Холодного лунного света не хватало, чтобы различить его цвет, но даже в полнейшем мраке несложно было бы догадаться, что пару дней назад оно было бордовым.       Определенно, это было то самое место, где нашел ее Снейп. Буйное воображение сразу милостиво подбросило несколько не самых приятных, зато жутко красочных картин, и Гермиона шумно сглотнула, чувствуя, как разом пересохло во рту. Ее спутник, до этого внимательно рассматривавший огни побережья, обернулся на приглушенный звук, а проследив за ее остекленевшим взглядом, рвано выдохнул.       — Не стоило…       — Ко мне приходил Рон, — не мигая уставившись на давно высохшую лужу собственной крови, она даже не заметила, что перебила его. Все вокруг исчезло. Низкий голос, слабый свист ветра, равномерный плеск воды о скалистый берег. Звуки, чувства, мысли. Они ушли на задний план, оставив вместо себя какой-то равномерный, густой гул в ушах. И задрав рукав свитера, Гермиона отрешенно посмотрела на свое левое предплечье, где расплылся уже выцветший, желто-зеленый синяк. Между локтем и запястьем. Именно там, где она ущипнула себя, безуспешно пытаясь проснуться.       — Что?       — Рон. Он был здесь. Сидел на этом же камне. Звал меня с собой. Говорил, что мне пора отдохнуть. Что если я пойду с ним, то мне больше никогда не будет больно. И что мы будем вместе.       Она замолчала, не понимая, зачем вообще все это рассказывает. Ответа на ее слова не последовало, и вдруг стало ужасно, невыносимо страшно, что, вздернув подбородок, увидит, как Снейп все так же скучающе разглядывает неровную линию берега. Его поведение настолько разнилось час от часу, что начинало казаться, будто в ее бывшем учителе живут несколько личностей. Вопрос был только в том, какая из них была им настоящим, а какие — очередными бездушными масками.       — И?       Оторвавшись наконец от жуткого пятна на узкой каменистой дорожке, она несмело подняла голову, встречаясь со Снейпом глазами. Хоть и смотрел он сейчас на нее, но прочитать на его лице хоть что-то было совершенно невозможно. Как и всегда. И уже неуверенная, что было бы лучше — отсутствие внимания или этот пустой, ничего не отражающий взгляд, Гермиона потерялась окончательно. Выдохнув и как-то ссутулившись, она не в первый раз задалась вопросом, сможет ли когда-нибудь его понять.       — Он сказал, что я могу решать сама остаться среди живых или уйти. Я ответила, что не могу оставить тебя и Гарри. И он исчез. Хотя нет, — запнувшись, она нахмурилась, вспоминая последние брошенные напоследок и как бы невзначай слова. — Еще было что-то про Делюминатор. Тот, что оставил ему профессор Дамблдор. Ты знаешь о нем? — Снейп молча кивнул. — Рон сказал, что он… что он поможет найти верный путь. Или дорогу. Да, кажется, дорогу. Поможет вспомнить дорогу тому, кто сбился с пути. Вроде так. Ты понимаешь, что он имел в виду?       Теперь он задумчиво, но снова молча покачал головой, и Гермиона опять уставилась на свои сцепленные в замок пальцы. Она будто разговаривала с пустотой. Хотя нет, даже хуже. Из пустоты могло хотя бы вернуться эхо. От Снейпа же она не получала в ответ ровным счетом ничего.       И вдруг как нельзя кстати вспомнились обидные, жестокие слова, что он практически выплюнул ей в лицо первым вечером в заброшенной хижине.       «Расслабьтесь, мисс Грейнджер. Вам не о чем волноваться. Вы меня в этом плане совершенно не интересуете. Хоть будь вы последней представительницей слабого пола на всей земле.»       Произошедшее сразу после затмило сказанное, перевесило. И потом как-то внезапно легко и просто поверилось в хорошее. Что он небезразличен ей, а она ему.       Не поднимая головы, Гермиона незаметно рассматривала застывшего в паре шагов от нее мужчину. Сцепив руки за спиной в замок, он вновь отвернулся к побережью, стоя к ней полубоком. Плечи снова напряженно расправились, и сейчас Снейп очень напоминал себя старого. Каким она помнила его со школьных времен. Закрытого, мрачного, нелюдимого. Казалось, еще секунда, и он, криво ухмыльнувшись, скажет какую-нибудь очередную гадость в ее адрес, а затем снимет с Гриффиндора баллов пятьдесят.       Да, он никогда не был общительным, но сказанная за сегодняшний вечер пара фраз окончательно убедила Гермиону в том, что вчерашнее ее предположение было все же верно.       «Что вы пытаетесь доказать, мисс Грейнджер? И кому? Нарисовали в своей глупой кудрявой голове принца на белом коне, а теперь расстроились, что принц оказался чудовищем?»       Нет, с теми, к кому испытывают хоть что-то, так себя не ведут.       А значит все именно так, как она и думала. Она обуза. Вместо того, чтобы заниматься делами, которых у него наверняка целая куча, Снейп вынужден под ручку водить ее по лестнице и укладывать спать. И, судя по всему, без малейшего на то желания. Иначе как объяснить его смешанную с раздражением отстраненность?       Чувством вины, Грейнджер. Банальным чувством вины.       Он не просил вытаскивать его такой ценой. И теперь просто пытается расплатиться.       Ощущение полной беспомощности, почти бесполезности с горьким привкусом навязчивости усиливалось невозможностью колдовать, и Гермиона, проведя большим пальцем правой руки по указательному левой, собрала расползавшиеся подобно юрким змеям мысли в кучу. А затем набрала в грудь побольше воздуха и подняла наконец голову.       — Я вернусь к Гарри послезавтра. Прошу, верните мне палочку завтра вечером.       — Нет.       Медленно вдыхая, она зажмурилась на несколько показавшихся бесконечно долгими секунд, а затем так спокойно, как только могла, встретила его все такой же пустой взгляд.       — Это не было вопросом. Вы, конечно, можете запереть меня здесь чарами, лишить магии, что вы, в общем, и так уже сделали, и тогда я действительно не смогу никуда уйти. В таком случае вы сможете держать меня здесь сколько угодно. Хоть до конца войны. Но вы должны понимать, что с этого самого момента я стану вашей пленницей. Насильно. Это будет насилием надо мной. Ведь я не хочу больше здесь оставаться, — на этот раз Гермиона почти сразу заметила, как вновь сорвалась на вежливое, но отстраненное обращение. И хотела было уже поправить себя, но увидев, что в ответ на ее слова ноздри крючковатого носа дернулись в порыве злости, не стала. Увеличить дистанцию сейчас казалось самым правильным решением. — Или вы смиритесь наконец с тем, что я способна нести ответственность за свои решения, и отпустите. Если хотите, продолжим встречаться на маяке. Если нет, будем поддерживать связь через галлеон. Я обязательно сообщу вам, когда мы с Гарри наткнемся на что-то стоящее о крестраже, — смотреть в совершенно непроницаемые глаза стало вдруг тяжело, почти невыносимо, и она, поддавшись мимолетной слабости, снова уткнулась взглядом в темное пятно на узкой каменистой дорожке. И даже не поняла, как вдруг заговорила совсем о другом. — Так уж вышло, но я знаю, что вы говорили мне, пока я была без сознания. Только ради Мерлина, не делайте ничего Ильви. Она замечательная и искренне переживает за вас. Знаю, мое мнение не особо вас интересует, но я думаю, что вам стоит принять ее заботу. Быть одному очень тяжело… Но сейчас не об этом. Мне действительно жаль, что заставила вас так волноваться, но теперь вы можете быть спокойны. За мной не надо следить круглые сутки, я в порядке. Правда. И вы ни в чем не виноваты, так что… Так что можете не притворяться, что все еще хотите проводить со мной время, профессор. От вашего напряжения воздух искрится. Я понятия не имею, чем умудрилась вывести вас из себя на этот раз, но что бы я ни сделала, ни сказала, это как идти по минному полю… Вы злитесь, раздражаетесь, и в итоге молчите. А затем ложитесь рядом и обнимаете. Я не понимаю вас, не понимаю, что вы хотите, а что нет. Не понимаю, что творится у вас в голове. Точнее думаю, что понимаю, просто с вашими словами это не вяжется. Вы утверждаете, что что-то ко мне испытываете, но большую часть времени вы либо злы, либо отстранены, и дело явно во мне. Даже сейчас. Я доверила вам что-то действительно личное. Даже не знаю, смогу ли поделиться этим с кем-то еще, а с вами вот захотелось. Рассказала, что выбрала остаться, в том числе и ради вас, а вы не проронили ни слова. Да, я понимаю, что Рона здесь быть не могло, что все это скорее всего был просто бред моего умирающего мозга, но, как бы то ни было, я выбрала вас. А единственный ваш ответ — молчание. Не думайте, что я говорила все это вам, преследуя какую-то цель. Вовсе нет. Я не ждала никаких признаний в ответ, да я вообще ничего не ждала, если честно. Просто захотела, не знаю… открыться. Но вы даже не подошли ко мне. Не сели рядом. Вы стоите в десяти футах от меня и разглядываете чертово побережье, будто готовы умереть со скуки. Задаете односложные вопросы, которые не лучше молчания. Словно не вы обещали больше меня не отталкивать. Словно не вы говорили вчера о симпатии. Наверное, тишина вполне сойдет за ответ на вопрос, что вы хотите. Что угодно, но явно не меня. Я все понимаю, можете не объяснять. Стресс, одиночество, усталость. И ни одной живой души на мили вокруг. Я просто неудачно подвернулась вам под руку. А теперь мы вернулись, и вы обо всем жалеете. С кем не бывает. Сами же говорили, что для вас я неинтересна, даже будь я последней женщиной на земле, — выдохнув, Гермиона бессильно провела ладонью по лицу. Тело начала бить легкая дрожь то ли от подступивших к горлу слез, то ли от усталости. А может и от облегчения. Теперь недосказанности в воздухе не осталось. В нем не осталось больше ничего, кроме слабого привкуса соли и водорослей. Даже звуков больше не было. Она выплеснула все, что так тяготило ее со вчерашней ночи. Хотя нет. Дольше. А Снейп продолжал безмолвно разглядывать огни, покрывавшие кривую линию берега россыпью далеких звезд. Секунды складывались в минуты, и Гермиона, скользнув взглядом по обращенному к побережью угловатому профилю, сглотнула вставший в горле ком. Он даже не посмотрел в ее сторону. Да. Это и вправду было самым однозначным ответом на все заданные, да и не заданные тоже вопросы. — Ладно. Как я понимаю, разговор окончен. Я все еще чувствую себя хорошо и поднимусь наверх сама. Помощь мне не нужна. Вы можете возвращаться в замок, я никуда не сбегу, — с губ невольно сорвался невеселый совсем смешок. — Да и как, без палочки-то. Глупостей делать тоже не буду, просто лягу спать. А завтра вечером скажете мне, что решили. Запереть меня в четырех стенах или отпустить. Ответ можете передать с Ильви. Тратить ваше драгоценное время на меня вовсе не обязательно.       Вдох. Выдох. Снова вдох.       Ну вот и все.       Опершись ладонями о прохладный камень, она осторожно слезла с чуть шершавой поверхности, чувствуя, как на плечи разом навалилась свинцом почти болезненная слабость. И было совершенно неясно, что являлось ей причиной — высосавший жизнь прыжок аппарации или выжавший последние силы монолог. Но одновременно Гермиона чувствовала и какую-то почти неестественную, опустошающую легкость. Словно вместе со сказанным она вывернула наизнанку свою душу, прополоскав ее в холодной морской воде. Вымыв из нее все то, что мертвым грузом висело на сердце.       Осторожными, неуверенными шажками она подошла ко входной двери, порадовавшись, что Снейп оставил ту распахнутой настежь. Вряд ли сейчас вышло бы открыть ее самой. Крепко держась за потемневшие от времени металлические перила и стараясь не замечать, как предательски дрожат колени, Гермиона поднялась наверх. В комнате было тепло, камин горел вовсю, и она, стянув вязанный свитер через голову, опустилась на диван, после чего не торопясь избавилась от ботинок, обойдясь на этот раз без приступа головокружения. Взгляд упал на оставшуюся лежать на столе книгу. Душой блуждая где-то совсем далеко за пределами маяка, она, инстинктивно потянувшись к чему-то знакомому, родному, взяла томик в руки, но пробежав глазами по оглавлению, со вздохом разочарования отложила сборник в сторону. Читать все еще не получалось.       Очень жаль. Это определенно помогло бы отвлечься.       Отрешенно погладив подушечками пальцев кожаный переплет, Гермиона огляделась по сторонам. В голове кишели плотным рыбьим косяком мысли, а сердце глухо отбивало по ребрам равномерную дробь. Было как-то одновременно грустно, устало и пусто, но спать не хотелось, и она снова поднялась на ноги. Слишком увлеченная фоновым шумом собственного разума, подошла к одному из окон. И только выглянув сквозь помутневшее от времени и соли окно, поняла, что это то самое, у которого почти всегда ждал ее Снейп. Единственное, из которого было видно пристань. Как и место у конца тропинки, прямо под границей защитных чар. То место, где она оставила его несколько минут назад, прощаясь.       Пустое место.       Он действительно ушел.       Уткнувшись лбом в холодное стекло, Гермиона почувствовала, как глаза предательски защипало.       Да что с тобой такое, Грейнджер? Сначала гонишь, а потом расстраиваешься, что послушался?       Воистину гениальная логика.       Рвано выдохнув и оставляя на старом окне неровное мутное пятно, она отстранилась, бездумно выводя указательным пальцем на стремительно уменьшавшемся кружочке пара что-то непонятное.       — Все, хватит страдать. Раз ушел, значит не захотел остаться.       Собственный голос оказался совсем тихим, севшим, и когда из-за спины раздался другой, низкий, но тоже хриплый, Гермиона, уверенная, что осталась на клочке скал посреди моря совершенно одна, подскочила на месте, едва слышно ойкнув.       — Я хотел бы остаться. Если ты позволишь.       Тяжело дыша, она медленно развернулась, пошатнувшись от того, как дернулся, не успевая за неожиданно резким движением, окружавший ее мир. А увидев стоящего у лестницы Снейпа, и вовсе вцепилась в подоконник, надеясь хоть так удержаться на ставшими разом ватными ногах. Все еще зажимая от испуга рот, она, не мигая, следила за тем, как он двинулся ей навстречу. И, только отойдя от перил, вдруг замер, словно был уверен, что она прогонит его. Отшатнется, убежит. Но Гермиона застыла, лишь продолжая внимательно наблюдать, и он сделал следующий шаг. И еще один. И еще, пока не оказался совсем рядом. Так близко, что протяни она руку, смогла бы коснуться вереницы мелких пуговиц сюртука подушечками пальцев.       — Зачем? — она нарушила казавшуюся почти осязаемой тишину, когда между ними оставалось еще расстояние. В фут-два, не больше. И Снейп остановился. То ли не торопясь, то ли не собираясь сокращать его в ноль, а она решила, что не будет, как бы ни хотелось. Сколько раз она шла ему навстречу за эти несколько дней. И не только. Хватит. Теперь его черед. — Зачем вы хотите остаться? Чтобы вновь молча рассматривать камин? Этим можно заняться и в Хогвартсе. Там полно живописных углов, которыми прекрасно любоваться в идеальной тишине и гордом одиночестве. Можете положиться на мое экспертное мнение. Оно проверено на собственном опыте.       Время тянулось до противного медленно, давая ей слишком много шансов придумать в своей глупой кудрявой голове что-то слишком хорошо напоминающее надежду. Ровно до той секунды, когда Снейп, заговорив, разбил едва успевшее оформиться нечто на сотни и тысячи осколков.       — Гермиона, я ведь уже упоминал, что не умею разговаривать.       Поморщившись, она тут же отступила назад, отдаляясь, пока, сложив руки на груди, не уперлась спиной в высокий подоконник.       — В Албании у вас неплохо получалось. Мы говорили часами. Что изменилось? У вас отсох язык? — Снейп снова промолчал, и она, закатив глаза, отвернулась к окну. — Уходите. Не надо притворяться. Я уже более чем ясно поняла, что вам все это в тягость. Можете быть спокойны, проблем я не доставлю, долги спрашивать не буду.       Рваный выдох разукрасил черный прямоугольник стекла очередным неровным пятном пара. От слабости и грусти, захвативших ее внизу, у воды, не осталось и следа. Их сменила закипавшая как вода в котле злость. Рябая поверхность уже вовсю шла пузырями. Как же хотелось повторить сейчас первый вечер в хижине и от души, с размахом, влепить ему пощечину. Изо всех сил и с оттяжкой.       Может, тогда эта чертова маска слетит наконец с его лица. Может, тогда он скажет ей правду.       — Ты все не так поняла. Я не притворяюсь. Просто стараюсь держать себя в руках. Я столько раз срывался, был с тобой груб, доводил до слез. Вчера я тоже все испортил. И ты расстроилась. А я не хочу… я больше не хочу тебя расстраивать.       Услышав это, на ее взгляд, одно из нелепейших объяснений, с которыми только приходилось сталкиваться, Гермиона, вздернув брови, медленно развернулась, не удержавшись от кривой, язвительной усмешки.       — И вы решили, что если будете просто молчать и держаться от меня на расстоянии футов в десять, то все будет замечательно? Гениально. Знаете, молчание иногда большая грубость, чем слова.       Снейп все еще стоял в отдалении, исподлобья вглядываясь в ее лицо. Отвечать он не торопился, но уже и не выглядел таким отстраненным, как всего полчаса назад, когда скучающе рассматривал побережье, в то время как она делилась чем-то для нее действительно сокровенным. Скорее казался каким-то непривычно неуверенным. И несмотря на то, что с языка готовы были сорваться следующие, уже жесткие, даже жестокие слова, Гермиона закусила изнутри щеку, давая ему последний шанс собраться с мыслями.       — О чем ты хочешь поговорить?       Этот вопрос ее и без того донельзя хлипкое самообладание все же стерпеть не смогло, и она не удержалась, всплеснув руками.       — Вы еще спросите, составила ли я список подходящих тем! Может, я и кажусь вам скучной и занудной невыносимой всезнайкой или как вы меня там называли, но не настолько же! Так что, отвечая на ваш вопрос — не знаю. О чем угодно! Ничего ведь не изменилось. О чем мы разговаривали раньше? О книгах, о деле, о прошлом. Да обо всем подряд! Для начала можете, например, рассказать, как прошел ваш день, — и заметив, что Снейп уставился на нее, словно она ляпнула что-то абсолютно глупое, уже мягче добавила: — Мне правда интересно. А еще что произошло, пока я тут отсыпалась. И как Гарри. Кстати, что вы ему писали?       — Ничего конкретного. Я не знал, что именно ему известно, и сказал, что ты наткнулась на волшебников, но не уверена наверняка. И решила проследить. Проверить.       — Хорошо. В это он поверит, — выдохнув, она посмотрела Снейпу в глаза и, чувствуя, как бесследно растворяются в воздухе остатки раздражения, оставляя после себя лишь усталость, обхватила плечи руками. На маяке вдруг разом стало неуютно и жутко холодно. Весь ее запал вдруг перегорел, как бенгальский огонек из Всевозможных Волшебных Вредилок. — А насчет разговоров… Мерлин, обязательно все так усложнять? Я ведь все та же. И я хотела бы, чтобы вы… не знаю, просто были собой? Не думая над каждым словом. Я ведь знаю, какой вы. Ничего страшного, если нагрубите. Я переживу. И постараюсь быть терпеливой. А со временем мы во всем разберемся. Ведь… ведь это так глупо. Быть рядом, но постоянно притворяться и недоговаривать. В этом нет никакого смысла. Да я так и не хочу. Мне нужны вы… — сглотнув, Гермиона не без труда переступила через неловкость, возвращаясь к такому непривычному, но и одновременно правильному сейчас слову. — Ты. Мне нужен ты настоящий.       На последних словах она вдруг задохнулась, понимая, что, наверное, снова сказала слишком много. В ушах шумела кровь, и Гермиона, вновь прислонившись к подоконнику, опустила взгляд, уставившись на свои ноги. Сжав кулаки до того сильно, что ногти впились в тонкую кожу ладоней до красных полукружий следов, она уже не увидела, как Снейп, молча кивнув, сделал последний шаг ей навстречу. И только заметив, что прямо напротив остановились чужие ботинки, осторожно подняла голову.       Лицо оказалось мгновенно поймано горячими ладонями. Она попалась. Маленькая птичка в ловушке из крепких рук и черных глаз.       — Ты позволишь мне остаться, Гермиона?       Короткий кивок, и его губы тут же опустились на ее, если не словами, то делом давая понять, чего хочет он настоящий.       Тогда, в Албании, все было совершенно иначе. Как-то невинно, робко. И безумно осторожно. Даже странно, учитывая, кто именно был мужчиной, что крепко удерживал ее за талию. В отличие от Рона, чьи поцелуи снились ей месяцами, о Снейпе в таком ключе она не думала. Особенно после той ночи, когда он оттолкнул ее, казалось, окончательно. Но, как бы то ни было, он никогда не ассоциировался у Гермионы с робостью. Сдержанность, да, но не нерешительность.       Все было иначе и в то же время просто идеально. Да, тем днем, у заброшенной хижины между ними не промелькнуло искры безумной страсти или сводившего обоих с ума огня. Но при этом произошедшее не было простым, пустым касанием губ. Совсем наоборот. Ни больше ни меньше. Так, как должно было быть. Ведь тогда он сдался, а она решилась. Он постучался в ее дверь, и она открыла.       Но это был лишь первый шаг. Признать, что между ними нечто большее, чем хотелось бы обоим, не значит впустить в душу. Довериться. И чувствуя, как горячие пальцы зарываются в ее волосы, Гермиона, прижимаясь грудью к крепкому телу так тесно, что даже сквозь ткань футболки кожей ощущала дорожку мелких пуговиц на наглухо застегнутом сюртуке, почему-то поверила, что Снейп действительно попытается быть собой. А еще, что ему скорее всего страшно до чертиков. Потому что ей определенно было. Но ее факультет прославился вовсе не трусостью, и, отбрасывая последние сомнения, она потянулась навстречу, обвивая его шею руками и поглаживая полоску голой кожи над воротником белой рубашки. Балансируя на грани яркого взрыва и глухого обморока. Ощущая, как тяжелая ладонь, проведя по позвоночнику и очертив по пути вниз каждую косточку, мягко легла на талию, прижимая еще сильнее. И чувствуя себя то ли до одури смелой, то ли попросту пьяной, непонятно только отчего, Гермиона обвела его нижнюю губу языком, легонько прикусив. Уже не контролируя медленно нарастающее в груди, сворачивающееся в тугой клубок то самое нечто, что едва не привело к точке невозврата в Албании. Но в тот же момент Снейп, не давая ей пересечь невидимую грань, мягко, но уверенно отстранился, поглаживая большим пальцем правой руки женскую скулу.       — Хочешь чаю?       С губ сорвался хриплый смешок. Чай был последним, о чем Гермиона могла сейчас думать.       Кажется, он боится, что ты его съешь, Грейнджер.       Как-то глупо и совершенно себе несвойственно хихикнув, она кивнула.       — Да, пожалуй, не откажусь.       Оставив невесомый поцелуй где-то над ее правой бровью, он, отступив назад, немного неловко одернул манжеты рубашки и быстро отошел к столику у камина, где стояли чашки. Но несмотря на все старания и показное равнодушие, непривычно яркий румянец, тронувший обычно бледные щеки, не скрылся от внимательных карих глаз. А приложив тыльную сторону ладони к собственному лицу, Гермиона поняла, что и вовсе пылает, будто салемской ведьмой сгорала на костре. Ноги стали ватными, и она простояла, прислонившись к оконной раме, не меньше минуты, прежде чем поняла, что сможет добраться до дивана твердой походкой.       Устроившись у подлокотника и по привычке поджав ноги к груди, она с интересом следила за Снейпом, который как ни в чем не бывало заваривал чай. Мантию он снял, закинув ту на спинку кресла, а вот сюртук оставил, и Гермиона, покраснев еще сильнее, невольно задумалась, была ли тому причиной. Хотя, возможно, он все же хотел оставить между ними какую-то грань. Или просто чувствовал себя увереннее, застегнувшись по старой привычке на все пуговицы. И пока она, как обычно, слишком много думала, он уже вернулся с двумя кружками. Подав ей одну, опустился рядом, мельком задержавшись взглядом на оставшейся лежать на столе книге.       — Читала?       — Нет, — шумно вздохнув, Гермиона покачала головой, грея вновь начинавшие замерзать ладони о теплый керамический бок. — Попыталась, но не получилось. Строчки перед глазами плывут, и сразу начинают ныть виски. Наверное, с тех пор, как я выучила алфавит, это самое продолжительное время без чтения в моей жизни. И это ужасно.       Последнее слово она выдохнула с таким театральным, но при этом совершенно искренним разочарованием, что Снейпу не удалось спрятать усмешку за краем чашки. А сделав небольшой глоток, он уже с интересом пробежался глазами по обложке очередного сборника легенд.       — Ты слишком многого от себя хочешь, Гермиона. Не торопись. Учитывая, в каком состоянии я тебя нашел, удивительно, что ты вообще сидишь здесь сейчас живая.       Ухмылка бесследно сползла с худого лица, и она, чувствуя, как резко переменилось настроение сидящего рядом мужчины, невольно сжалась, вспоминая темное пятно на ведущей к маяку дорожке.       — Все было настолько плохо?       — Да, — короткий кивок. — Я был уверен, что уже не смогу помочь и только оттягиваю неизбежное. Ты будто… Ты будто резко вынырнула с огромной глубины. Потеряла очень много крови, давление совсем упало, сердце и легкие… — Снейпа передернуло, и прежде, чем продолжить, он в один мах ополовинил свою кружку. — Никогда не видел подобного. Если честно, даже не подозревал, что такое в принципе возможно. Обычно, когда магия достигает своих пределов, то просто слабеет, но не высасывает из человека силы досуха. Стоит оказаться на границе возможностей, и срабатывает предохранитель. Банальный инстинкт выживания.       Гермиона слушала затаив дыхание. Будучи до жути любопытной, она, конечно, читала о структуре и устройстве колдовства, в том числе и возможностях контроля собственной магической энергии. О способах ею управлять, развивать. Но это не было школьным материалом, скорее чем-то эфемерным, находящимся за гранью, и ее знания так и остались не подкрепленными практикой разрозненными фактами, зазубренными с печатных страниц. Снейп же явно знал, о чем говорит, и, в отличие от нее, не только в теории.       У нее никогда не было собеседника, с кем можно было бы обсудить вычитанное в пыльных томах закрытой секции. Мальчики отключались, стоило ей начать рассказ, и по блуждающим взглядам двух пар глаз становилось понятно, что в головах у них давно со свистом летают снитчи и бладжеры. Иногда, приезжая в гости к Уизли, удавалось поболтать с Перси, но он был не столько умным, сколько чопорным и занудным, что довольно быстро утомляло. Единственный человек, с кем ей было действительно интересно, была МакГонагалл, но между ними все же была бездонная пропасть, как между любым преподавателем и учеником. Нет, декан относилась к ней по-особому, и Гермиона это ценила. Но все же они не устраивались на диване с чашечкой чая, чтобы свободно порассуждать о трактовании теории волшебства.       И сейчас, разглядывая подсвеченный ярким огнем камина угловатый профиль, Гермиона вдруг поняла, что в ее жизни наконец-то появился такой человек.       — Наверное, дело в том, что я сделала это намеренно. Я читала, что магия по большому счету не имеет границ. Точнее имеет одну единственную — физическую. А все остальное вопрос контроля у нас в голове. И я…       Она уже загорелась было, начиная увлеченно тараторить, как вдруг запнулась. Первый, почти детский восторг сменился внезапной неуверенностью, а перед глазами всплыли едкие комментарии к ее, как казалось, идеальным школьным эссе. И желание поделиться своим, на его взгляд, наверняка совершенно глупым мнением исчезло без следа. Хоть и короткая, но ощутимо неловкая заминка не осталась незамеченной, и Снейп перевел на нее вопросительный взгляд, в ответ получив лишь закушенную губу и неуверенное, но очевидно отрицательное покачивание головой.       — Что такое, Гермиона?       — Ничего. Все в порядке, — черные брови сошлись к переносице, явно давая понять, что врать ей все еще удается с переменным успехом, и эта ее попытка вышла далеко не самой удачной. Устало вздохнув и отстраненно подумав, что для той, кто сама хотела разговоров, ведет себя сейчас довольно глупо, она отставила чашку на диванный столик. — Простите, я… Я сама не знаю, что на меня нашло. Мне почему-то вдруг вспомнилось, как вы проверяли мои работы во время учебы и… И ваши пометки были иногда такими… злыми. Наверное, что бы я ни сказала, покажется вам глупым и банальным. Вы ведь и так все знаете, мои размышления вам должно быть совершенно неинтересны. Простите. Я понимаю, что вспоминать школу сейчас как-то нелепо и неуместно, но… но мне хочется быть с вами честной.       Снейп не перебивал. Облокотившись на колени и вновь опустив голову, он перекатывал в руках полупустую кружку, задумчиво, будто бы отрешенно рассматривая на ее дне мелкие чаинки.       — Я не могу изменить того, что было, Гермиона, — темно-коричневая жидкость в его чашке, остывая, подернулась тонкой, мутноватой пленкой, но он, казалось, этого не заметил, уставившись куда-то сквозь нее. — Но могу сказать одно. Глупой я не считал тебя ни тогда, ни, тем более, сейчас.       Браво, Грейнджер. Еще галстук Гриффиндорский нацепи и школьную юбку с гольфами.       И волосы в косички с бантиками заплети.       А то вам обоим, кажется, недостаточно неловко.       Подобравшись поближе, она забрала из его рук кружку и, отставив ту в сторону, надавила Снейпу на плечи, заставляя откинуться на спинку дивана. Чувствуя, как мышцы под ладонями мгновенно каменеют. Он следил за ее действиями пристально, даже настороженно, явно не понимая, чего она хочет. Но сопротивляться все же не стал. И Гермиона, несмело улыбнувшись, села рядом, уже не закрываясь в позе зародыша, поджимая к груди колени, а по-турецки скрестив ноги.       — Может, я и не глупая, но иногда все же несу чушь. Как сейчас.       — Иначе ты не попала бы на Гриффиндор. Нести и творить чушь определенно является врожденным талантом всех без исключения представителей твоего замечательного факультета. Хотя вы почему-то называете это смелостью.       Уголок тонких губ чуть дернулся, и Гермиона картинно закатила глаза.       — Очень смешно, — Снейп равнодушно пожал плечами, без слов давая понять, что истинным чувством юмора, по его мнению, наделен сполна был только Слизерин. Не удержавшись, она все же улыбнулась в ответ.       На этот раз промолчали они совсем недолго.       — Расскажи мне, пожалуйста, что хотела. Я не буду тебя высмеивать. Обещаю.       Облокотившись на спинку дивана рядом с его плечом, Гермиона задумчиво запустила пальцы в волосы, неосознанно выцепив волнистую прядь. Наматывая кудряшку на палец, она все еще чувствовала какую-то странную скованность, неуверенность, но одновременно понимала, что если закроется в себе сейчас, то снова отступит на несколько шагов назад. Вновь увеличивая расстояние, что они сократили с четверть часа назад, потянувшись навстречу друг другу у темного прямоугольника окна.       И, глубоко вздохнув, заговорила. Сначала сбивчиво, несмело. Но Снейп слушал внимательно, не перебивая, и с каждым словом захватившая ее в капкан робость медленно отступала.       — Я думаю, что магическая сила не завязана исключительно на врожденных данных. Понятно, что границы у всех нас разнятся и что одни обладают более выраженными способностями, чем другие. Но, если интерпретировать то, что я читала немного вольно, мне кажется, что, зная свои слабости, тренируя сильные стороны и четко расставляя границы, можно добиться многого. И это вовсе не о черном и белом. Это… это не имеет цвета. Просто сила. Поэтому я и была уверена, что, если выложусь полностью, отдам все, то дотяну. Хотя в какой-то момент инстинкт самосохранения все же сработал, и я вроде бы попыталась закончить прыжок. Неосознанно, конечно. Но успела вовремя спохватиться. Это оказалось непросто, потому что в начале было ужасно больно, — в ответ на ее последние слова худое лицо заметно дернулось, и Гермиона запнулась на полуслове, решив, что подробности сегодня не нужны ни ей, ни ему. — Больно было совсем недолго.       — В целом, ты права. Хотя не все так просто. Но откуда ты вообще знаешь про возможность аппарации на такие расстояния? Насколько мне известно, на курсах наоборот постоянно повторяют, что подобные перемещения весьма ограничены.       Хмыкнув, Гермиона вздернула брови, невольно повторяя его же жест и словно спрашивая, знает ли он, кому вообще задал вопрос с настолько очевидным, казалось, ответом.       — Прочитала в запретной секции.       — Надо будет запретить ее посещение всем ученикам без исключения.       — Думаешь, меня это остановило бы?       Снейп усмехнулся, покачав головой, а она, пользуясь моментом, спрятала лицо в сгиб локтя и широко зевнула. Естественно, эта ее жалкая попытка укрыться с треском провалилась.       — Устала?       — Да. Но я не хочу пока спать.       — Ложись, Гермиона. Тебе все еще нужен отдых.       Она хотела было возразить, но тут же зевнула во второй раз, заставив Снейпа вновь ухмыльнуться, а саму себя на этот раз сдаться без боя.       — Ладно. Ты тоже ляжешь?       — Нет, — он немного неуверенно посмотрел на нее, словно сомневался, считается ли отказ грубостью. — Если ты не против, я бы почитал.       — Конечно, я не против. Делай, что считаешь нужным.       Свернувшись в клубочек и укутавшись в теплое одеяло, она, чувствуя, что веки начинают нещадно слипаться, проследила за тем, как Снейп, убрав чашки, снял наконец свой сюртук. А затем, ослабив ворот рубашки и закатав рукава, устроился с книгой в соседнем кресле. Темная, плохо различимая в свете камина обложка тут же притянула взгляд, и Гермиона не сдержала завистливого вздоха. Она много бы отдала сейчас за возможность пролистать хотя бы пару страниц перед сном. Тоска по частым, ровным строчкам и запаху старого пергамента была просто ужасной, невыносимой. Почти болезненной. И пока она мысленно, но молча страдала, Снейп, проследив за направлением карих глаз, неуверенно протянул:       — Я мог бы читать вслух, но не знаю, интересно ли тебе, да и начинать с середины главы…       — Это было бы замечательно! — вскинув голову, Гермиона тут же поняла, что ведет себя как безнадежный книжный червь и, снова опустившись на подушку, уже чуть тише и спокойнее пробормотала: — Но только если тебе не сложно.       На последние ее слова он ничего не ответил, тут же вернувшись к книге. И спустя всего пару минут Гермиона задремала под размеренный звук низкого, немного хрипловатого сейчас голоса.       Когда следующим утром она проснулась, недовольно жмурясь от яркого солнечного света, что пробивался сквозь узкие окна круглой комнаты, Снейпа на маяке уже не было. А на столе, рядом с расставленными шеренгой флаконами зелий, лежала ее волшебная палочка.