The Turnaround

      Путешествие длинное, и Эцио уже слишком стар для такого.       Дезмонд не устаёт повторять, что он вовсе не так стар, но ноющие кости говорят об обратном.       По пути ассасины делают остановки в небольших городах, когда представляется такая возможность. Первую часть пути они преодолевают морем, и портовый город, где они сходят на берег, встречает их суетой и гомоном. Провизии у них ещё достаточно, поэтому они лишь немного пополняют её, хотя теперь, оглядываясь назад, мужчина почти жалеет, что они не взяли больше.       Эцио почти уверен, что дополнительная ноша того стоила бы. Каждый новый город, через который они проезжают, становится всё беднее, пока они не достигают широкого участка земли, настолько пустынного, что ему начинает казаться, что они сбились с пути. Но Дезмонд уверяет, что они уже близко.       Погода заметно портится. Эцио фыркает и плотнее закутывается в свой новый плащ с меховой подбивкой. Перед отъездом из Стамбула, по настоянию Дезмонда, они приобрели тёплую одежду. Изначально Эцио выбрал серо-голубой плащ, но Дезмонд, взглянув на него, категорично заявил, что белый ему подходит гораздо больше. Наступило время года, когда погода становится особенно переменчивой, и Дезмонд также отметил, что в Масиафе теперь гораздо холоднее, чем во времена Альтаира.       — Ах да, ты же видел это в воспоминаниях на тех дисках, — замечает Эцио, откусывая кусок от вяленного мяса, пока они сидят у небольшого костра, который мужчина с трудом разжёг дрожащими руками. О попытке Дезмонда лучше вообще умолчать, хотя выглядело это довольно забавно.       Дезмонд издаёт какой-то неопределённый звук, привлекая внимание ассасина.       — Ну, да, но… — молодой человек потирает затылок. — Дело не только в твоих воспоминаниях. Через ту машину, о которой я рассказывал, я видел и воспоминания Альтаира. И ещё одного человека, но его ты не знаешь.       Эцио на мгновение умолкает, задумчиво подбирая крошки своего скудного ужина.       — Это… логично.       Брови Дезмонда взлетают вверх:       — И всё? Это всё, что ты можешь сказать?       Эцио устраивается поудобнее, скрещивая ноги и пытаясь размять затёкшую правую ступню.       — Давай посмотрим: ты говоришь на арабском, и Макиавелли как-то отметил, что твоя речь звучит несколько архаично, — Дезмонд комично округляет глаза, бормоча проклятие себе под нос и что-то вроде «не знал, что этот тип знает арабский…». Эцио смеётся низким, рокочущим смехом. — Ты знаешь много о самом Альтаире, начиная с его молодости и заканчивая последними годами жизни. Когда я узнал о ключах, предположил, что причина кроется в этом, но первое, что пришло в голову, — именно это, — Эцио бросает самодовольный взгляд на Дезмонда, который явно теряется под ним. — Особой тонкостью ты тут не отличился.       Дезмонд шумно вздыхает и откидывается спиной на землю, уставившись в небо. Эцио придвигается ближе и легко сжимает ближайшую к себе руку, левую.       — Это ты меня так утешить пытаешься? — Дезмонд хмурится, бросая на него взгляд. Эцио приподнимает брови, и тот громко вздыхает: — Боже, ты невыносим, — Эцио задумывается, не стоит ли ему обидеться на это, но лёгкий румянец на лице Дезмонда кажется ему почти завораживающим.       Эцио проглатывает остатки мяса и произносит:       — Тебе нужно поесть, — он отводит взгляд от молодого человека и смотрит на их вещи, его глаза блестят в свете костра. — Не думай, что я не заметил, как ты стал есть меньше. Мы взяли достаточно провианта, даже если тебе кажется, что это не так.       За его спиной слышится ещё один вздох. Эцио чувствует, как плечи Дезмонда поднимаются и опускаются, и замечает, как тот отворачивает голову, прижимая щёку к земле.       — Это может прозвучать странно, но ты должен мне поверить, — бормочет он. Эцио наклоняется ближе, чтобы расслышать. — Мне не нужно есть. С тех пор, как я здесь, я просто притворяюсь.       Дезмонд встречает его взгляд, но тут же опускает глаза, на его лице появляется виноватое выражение.       — Прости. Я знаю, что звучит дико. Думаю, дело в этом, — он поднимает руку, ту самую, что связана с Ису. Сейчас она скрыта под перчаткой, но Эцио почти видит, как что-то мерцает под ней.       Старший ассасин хмыкает, откидывается назад и опирается на пятки, его рука всё ещё лежит на боку Дезмонда:       — Понятно. Ты притворялся ради меня или ради себя?       Он понимает, что его вопрос задел за живое, когда Дезмонд глубоко выдыхает, а затем выдавливает слабую, печальную улыбку. Эцио чувствует острое желание извиниться за свою прямоту, но сдерживается.       — Сначала? Думаю, и то, и другое, — отвечает Дезмонд. — Но потом я решил, что ты… Может, не примешь это спокойно, но сможешь смириться. А позже всё свелось только ко мне.       Эцио медленно опускается ниже, разворачиваясь лицом к Дезмонду, всё ещё держа его за руку. С такого близкого расстояния он может видеть, как свет костра играет золотыми вихрями в глазах молодого ассасина. Это зрелище кажется красивым, почти неземным, но Эцио понимает, что, если сказать об этом вслух, Дезмонд замкнётся ещё больше из-за изменений, вызванных вмешательством Минервы.       Он просто смотрит. И когда Дезмонд поднимает взгляд в ответ, его глаза светятся:       — Я не хочу быть таким, — шепчет он. — Я боюсь… что дело не только в еде. Что это перерастёт во что-то большее. Я уже знаю, что сплю не так, как раньше. Будто просто проваливаюсь в пустоту. Никаких снов. Никаких ощущений.       Эцио осторожно приближается и поворачивает Дезмонда со спины на бок, чтобы обнять крепче. Его руки мягко обвивают тело молодого ассасина: одна обхватывает правую руку, ощущая через перчатку холодный металл, другая запутывается в коротких кудрях. Он чувствует, как Дезмонд тихо вздыхает в его объятиях.       — Иногда я думаю: если бы я перестал дышать, это вообще имело бы значение? — шепчет Дезмонд с горечью. — Но я слишком боюсь попробовать. Может, я уже переставал и просто не заметил. Не знаю. Может, я не дышу, когда сплю.       Эцио вспоминает и понимает, что, если Дезмонд и дышит во сне, то очень поверхностно. Тогда он решил не проверять. И сейчас он ничего не говорит об этом, продолжая растирать его плечо, прежде чем мягко переместить руку на его спину.       — Хочешь знать, что я думаю, Дезмонд? — шепчет Эцио ему в висок.       Он ощущает, как Дезмонд замирает в его руках. Затем слышит дрожащий вздох и чувствует слабый кивок, когда голова ассасина касается его подбородка.       Эцио прикрывает глаза.       — Я думаю, не важно, ешь ты, дышишь, спишь или… — он замолкает и слышит тихий смешок. Улыбнувшись, он продолжает: — Ты остаёшься собой. Ты — Дезмонд. И этого достаточно, чтобы оставаться человеком.       «Даже если это больше не так», — Эцио не произносит это вслух, но почему-то ему кажется, что Дезмонд всё равно его понимает.       Тот слегка ёрзает и бросает на Эцио взгляд из-под полуопущенных ресниц.       — Спасибо.       — Для тебя всё, что угодно, мой дорогой, — отвечает Эцио с лёгкой, напряжённой улыбкой, скрывающей беспокойство. Глаза молодого человека сверкают, выдавая, что он всё понял. Эцио продолжает нежно перебирать его волосы, тихо напевая что-то под холодным светом луны. Костёр тихо потрескивает, излучая мягкое тепло.       Дезмонд опускает голову на плечо Эцио и закрывает глаза. Эцио смотрит на его профиль, освещённый тёплым красноватым светом костра и холодным лунным сиянием, и впервые в жизни ловит себя на желании нарисовать что-то помимо врагов.       Дезмонд медленно выдыхает через нос.       — Мы можем побыть так ещё немного? — едва слышно спрашивает он. Эцио наклоняется, оставляя лёгкий поцелуй на его макушке.       — Сколько пожелаешь.       Дезмонд крепче прижимается к нему, шепча неразборчивое:       — Прости.       Эцио не может увидеть его глаза и не понимает, за что именно он извиняется.       Ночь идёт своим чередом, и их сознание постепенно затуманивается дрёмой. Эцио старается сохранять спокойствие, когда замечает, что Дезмонд действительно перестаёт дышать во время своего «сна». На мгновение его охватывает паника, но тело Дезмонда остаётся тёплым, а слабое свечение отметин на его коже, едва заметное, пульсирует в такт биения его сердца. Успокаивающий ритм, достаточно знакомый, чтобы позволить Эцио самому погрузиться в сон рядом с ним.       Наутро, проснувшись, Дезмонд выглядит молчаливым, но умиротворённым. Он говорит и шутит меньше обычного, но в его движениях появилась лёгкость, которой Эцио втайне гордится, словно это его маленькая победа. Пока они собирают одеяла и вещи, Эцио ненадолго задерживается рядом:       — Если еда приносит тебе хоть немного утешения, у нас достаточно запасов. Не отказывай себе в этом из-за надуманного чувства вины.       Дезмонд напрягается, бросая взгляд на их сумки с пустым выражением на лице.       — Я… Думаю, лучше воздержусь. Если ты не против, — он смотрит на Эцио, словно ожидая одобрения, и старший ассасин не понимает, почему его кивок или улыбка так важны для него. Дезмонд продолжает: — После того как я попал сюда, еда кажется безвкусной. Будто жуёшь бумагу. Или щепки. Я справлюсь, не бери в голову, — он смотрит на Эцио с кривоватой улыбкой, которая не касается его глаз. — Всё будет в порядке.       Эцио не уверен, считать ли себя глупцом за то, что верит ему, или он просто слишком влюблён.       Они молча собирают оставшиеся вещи и отправляются в путь. Эцио позволяет Дезмонду держаться на расстоянии, старается подбадривать его взглядом, когда это возможно.       Путь до Масиафа проходит, мягко говоря, напряжённо. Дезмонд избегает любой близости, даже случайных прикосновений, и Эцио не понимает, чем провинился. Возможно, молодому человеку нужно время побыть одному, но это всё равно тревожит его. Если бы не робкие улыбки, которые Дезмонд иногда бросал ему, когда их взгляды пересекались, Эцио наверняка впал бы в отчаяние.       Наконец, перед ними возвышается Масиаф. Крепость разрушена, но Эцио может легко представить, какой она была когда-то. Даже сейчас её остатки держатся с удивительной стойкостью. Он исподтишка наблюдает за Дезмондом, чьи глаза с трепетом, ностальгией и глубокой печалью скользят по развалинам.       Они осторожно пробираются вперёд по узкому проходу, который показывает Дезмонд. Он смутно напоминает Эцио катакомбы под Святилищем в Монтериджони. Постепенно проход расширяется, открывая вид на огромную пещеру с шаткими деревянными помостами, по которым Дезмонд перепрыгивает с удивительной ловкостью, словно проделывал это сотни раз. Эцио следует за ним, стараясь не отставать, и с удивлением понимает, что справляется лучше, чем ожидал. Путь приводит их к потайному люку. Угол, в котором они оказываются, утопает в тени, куда не достигает солнечный свет, проникающий через высокие окна зала. Когда они закрывают люк, петли скрипят так громко, что Эцио едва сдерживает гримасу.       Дезмонд бесшумно проскальзывает мимо него, как и подобает настоящему ассасину. Эцио следует за ним, но, прежде чем они заворачивают за угол, Дезмонд внезапно застывает, его глаза широко распахиваются. Эцио кажется, что он слышит голоса из коридора. Дезмонд оттаскивает их от угла и тихо шепчет:       — Тамплиеры.       Эцио хмурится, затем кивает и осторожно выдвигается вперёд, чтобы подсчитать их количество и, если повезёт, услышать, о чём они говорят. Он прижимается к стене и осторожно выглядывает. Людей несколько: одни в доспехах, другие без них. Те, что без доспехов, одеты в дешёвую одежду и выглядят так, будто им не помешала бы хорошая ванна. Один держит в руках кирку.       Один из воинов, облачённый в доспехи, высокий и широкоплечий, скрещивает руки на груди и с угрюмым видом смотрит на человека в потрёпанной одежде.       — Как так вышло, что вы даже царапины не можете оставить на этой двери? Может, мне проломить вам головы? — он угрожающе нависает над бедолагой, и тот испуганно вздрагивает.       — Г-господин, я не знаю. Эта дверь сделана из какого-то странного камня. Я ничего подобного не встречал. Пожалуйста, попробуйте сами! — человек протягивает кирку тамплиеру, и тот берёт её, несколько секунд вертит в руках, а затем с грохотом швыряет на землю. Звук эхом разносится по коридору, заставляя рабочего задрожать ещё сильнее.       — Вы должны пробить эту дверь до того, как сюда явятся ассасины, — рявкает тамплиер в доспехах (похоже, рабочие были просто наёмниками). Он делает шаг вперёд, склоняясь к лицу человека: — Старайтесь лучше.       — Д-да, господин, — отвечает тот, заикаясь, и поспешно возвращается к работе. Двое других рабочих, наблюдавших за сценой, тут же отворачиваются, когда тамплиер бросает на них хмурый взгляд. Остальные тамплиеры, чьи доспехи выглядят куда менее внушительно, чем у говорившего, скучающе ковыряют в ушах или зевают, совершенно не реагируя на его крики.       Эцио тихо возвращается к Дезмонду.       — Там не меньше пяти вооружённых, и несколько рабочих, — шепчет он. — Если мы хотим попасть внутрь, нужно отвлечь их.       Дезмонд закусывает губу.       — Я разберусь с этим, — его взгляд быстро скользит в сторону. — Я знаю, как их обойти. Как только окажусь на другой стороне, заставлю их преследовать меня.       Эцио кивает.       — Я займусь оставшимися и попробую вывести рабочих.       — Отличный план, — говорит Дезмонд, глядя на него с гордостью и лёгким восхищением. На короткое мгновение Эцио кажется, что молодой ассасин собирается его поцеловать, но вместо этого Дезмонд бросает короткое: — Увидимся на другой стороне, — и, не теряя ни секунды, выпрыгивает в окно, быстро скрываясь, перепрыгивая по каменным выступам.       Эцио выпрямляется, разминая плечи, и хмурится, обдумывая разговор, который им с Дезмондом предстоит позже.       Но сперва нужно разобраться с тамплиерами.       Он вздыхает, привычно проверяя механизмы своих скрытых клинков, выдвигая и убирая лезвия несколько раз. Маленький ритуал, который давно стал привычкой перед началом каждого боя. Напевая себе под нос, он ощупывает свои инструменты: дымовые бомбы и метательные ножи. Крики и шум начинают разноситься по коридорам, и Эцио делает первый осторожный шаг вперёд. Его подошвы бесшумно касаются пола. А затем он срывается в бег.