История изменений

      Леонардо, едва касаясь, прошёлся пальцами по рваным отметинам — они принадлежали весьма огромной лапе и, судя по расположению борозд от когтей, едва ли звериной. Затем его взгляд сместился с двери на пол, и лидер принялся осматривать багажный отсек. Никаких следов крови и остатков плоти не обнаружил. Разве что стёсанный стыковочный шов и идущий по нему шлейф когтей подсказывал, что внутри отсека некогда находилось подобие контейнера. Именно он и был сброшен.       Тем временем начался допрос связанного коммивояжёра. Здоровяк снял со своего виска диск-переводчик и прикрепил его пришельцу для лучшего понимания того, во что тот капитально встрял.       — Где она? — практически зарычал Донателло, замахиваясь на испуганного горбуна.       — Тише, убьёшь же! — Рафаэль успел задержать руку брата. Удар с такой силой мог бы оказаться последним.       — Сперва я выверну все твои конечности, — сквозь леденящий душу оскал хищно прошипел гений, — согну в твоём теле всё, что сгибаться не должно. И ты у меня заговоришь ещё до того, как я изрежу тебя на лоскутки.       В напряжённой тишине было слышно лишь мерное шуршание лопастей турбины и тяжёлое дыхание гения.       — Да почему он молчит? — Майки пригнулся ниже к обожжённому лицу, внимательно изучая лихорадочный блеск светящихся зелёным глаз. Объективности ради, Донни в ярости становился действительно пугающим. Однако с горбуна спал первый испуг и теперь он, казалось, с нетерпением готовился ко всему ему обещанному.       «И напрасно», — отметил про себя весельчак, поскольку Донателло неплохо разбирался в анатомии и прекрасно представлял, как причинить невыразимую боль. Впрочем, скоро пришелец сполна ощутит на себе умения гения.       — Она же была в том контейнере, верно? — с привычным бесстрастием спросил Лео. — Куда ты его сбросил?       Горбун перевёл на лидера заинтересованный взгляд и улыбнулся, точно бы ждал конкретно этот вопрос.       — Холодно… — едва слышно прошептал тот.       — Может, тебе какао горячего заварить? — Рафаэль хрустнул шейным позвонком, попутно потирая израненные костяшки на сбитых кулаках. Какао, разумеется, никто предлагать не собирался.       — Там слишком холодно, но я бы помог… — продолжал уверять горбун, переходя на бессвязный бубнёж.       — Космос? — голос у лидера дрогнул. — Ты говоришь сейчас о нём? — его мысли, точно бы столкнувшись с метеоритом, разлетелись на множество осколков и пришли в лихорадочное движение. Размеры контейнера были невелики, а запасов воздуха в нём едва ли хватило бы на целые сутки. Не говоря уж о том, что без внутреннего обогрева любое живое существо просто-напросто до смерти замёрзнет ещё до того, как наступят первые признаки гипоксии.       — Это планета. Он сбросил контейнер на планету, — на выдохе произнёс гений, резко выпрямился и помчался в рубку управления. Ему срочно требовалось найти ближайшие небесные тела, подходящие под единственную известную им характеристику.       Лео почувствовал на своём плече тепло от прикосновения братской ладони — и только тогда до него дошёл хрип задыхающегося горбуна. Рука лидера, точно бы жившая сама по себе, с силой сжимала ненавистное горло — его владелец выбросил в неизвестность самое ценное, что мутант обрёл. Нехотя Лео разжал пальцы, позволяя уродливому существу дышать, по крайней мере, какое-то время.       — Так, это… сразу завалим или пытки будут? — Майки немного растерялся, оставшись без ценных указаний. — А пальцы ломать или как? — крикнул он в сторону кабины управления, однако Донателло был занят поиском подходящей планеты.       В общем справочнике космических объектов в данном секторе находились лишь две пригодные для жизни планеты. И одна из них располагалась достаточно удалённо от солнца, чтобы иметь низкую температуру на своей поверхности. Выжимая из турбины максимум возможных усилий, гений устремил корабль по заданному маршруту. Всего-то без малого три часа полёта, но даже этот отрезок времени казался невыносимо долгим.       Донателло живо представил, как на фоне чёрного космического пространства едва светился маленький и одинокий белёсый шарик — всеми забытый и никому не нужный. И Ева была где-то там, среди бесконечных ледяных гор и снегов, борясь за каждую крупицу тепла, способную помочь выжить.       Невольно в голову назойливо лезли страшные мысли. Если Ева умрёт от переохлаждения, удастся ли ему восстановить в полном объёме функции головного мозга? Ведь речь шла не о криокамере, в которую сперва подавался подготавливающий к заморозке газ — имея высокую проницаемость, он препятствовал разрушению клеточной структуры организма. В остальных случаях при естественном замерзании в клетках образовывались кристаллики льда, приводящие к механическому повреждению мембран. Острые льдинки буквально разрывали липидный бимолекулярный слой. А это означало, что вся её личность, хранившаяся в клеточках мозга, будет безвозвратно разодрана на части. Образ Евы, застывшей в мёртвом сне, заставлял заходиться сердце в бешеном ритме. Только бы успеть!       «А если ты опоздал?» — размеренно спросил внутренний голос.       «Заткнись! Заткнись! Заткнись!» — Донателло отмахнулся от собственных мыслей и с усилием припечатал рычаг до упора вперёд — но дальше уже некуда, турбина выжимала из себя всё, что только могла.       «Среди бесконечных параллельных миров мы могли бы найти новую Еву», — успокаивающе шепнуло альтер-эго.       «Новую, но не ту!» — гений до боли в костяшках сжал кулак, пытаясь причинить физическую боль себе и той части его личности, что всегда была невозмутимо рассудительна и ужасающе хладнокровна.       «Или же загрузить память о ней в андроид», — плавно и ровно прошелестел мысленный голос.       Да, он мог бы, конечно, изрядно повозиться с созданием позитронного мозга и загрузить в него всё, что гений знал о Еве сам и то, что подчерпнул из прочитанной «Истории изменений». Затем продумать алгоритм работы ИИ таким образом, чтобы в последующем он воспроизводил весь набор действий, приближенных к её чертам характера и манере поведения. После соорудить скелет, напичкать его датчиками и контроллерами и обтянуть искусственной кожей, по ощущениям не отличимой от настоящей. Это займёт несколько лет, но…       «Но кукла, какой бы идеальной она ни была, не сможет её заменить! Ты же знаешь это не хуже меня!»       Донателло настороженно прислушивался к себе. Мысленный голос замолк — обычно он пропадал, когда нужное решение уже было найдено.       «Нет!» — мутант с силой тряхнул головой, продолжая вести бессмысленный односторонний спор: — «Мог бы придумать что-то более изящное. Например, вернуться в прошлое и, избегая парадокса, создать временную петлю — вот что значит элегантное решение, «умник»! — фыркнул он сам себе. — «Ева, конечно, вскоре догадается, что проживает один и тот же отрезок времени в бесконечно повторяющемся сценарии. Но это я как-нибудь улажу. Главное ведь остаться с ней, пусть даже только вдвоём, в одном, принадлежащим только им мгновении».       Внутренний голос предательски молчал, немым укором свидетельствуя о невозможности подобного события.              Последующие часы Донателло продолжал повторять про себя заговорённую мантру, что Ева жива. В противном случае, он не знал, как быть дальше. И вот по центру лобового стекла возникла крохотная, едва светящаяся точка. Корабль летел прямиком к заснеженной планете с экстремально низкой температурой на своей поверхности. Её обозримый диаметр увеличивался не больше, чем на один миллиметр за каждые последующие четыре секунды — для нетерпеливого мутанта это было издевательски медленно.       Вскоре вид планеты сравнялся размером с баскетбольный мяч. Он мысленно просил Еву ещё немного потерпеть.       Спустя двадцать шесть минут и тринадцать секунд корабль приблизится на достаточное расстояние, чтобы начать постепенно сбавлять обороты двигателя и приступить к вхождению в атмосферу ледяного мира. Ещё немного, и он наконец-то найдёт Еву. Лишь бы в процессе полёта выдержала турбина, ведь непредсказуемый климат планеты мог пагубно сказаться на её работоспособности. Да и за неимением внешних наблюдательных элементов и сканеров им придётся лететь на низкой высоте, огибая высокие скалы, и высматривать контейнер в снежных просторах.       Когда планета заволокла всё обозримое пространство лобового стекла, а её скалистый пейзаж приобрёл различимые черты, Донателло принялся плавно снижать скорость. Каждое действие требовало особой осторожности.       Внимание отвлёк внезапно замигавший маячок на приборной панели, а следом за ним Донателло ощутил, как начала утихать вибрация. Отметки на контрольной шкале оборотов турбины стремительно падали к нулевому значению, хотя мутант вновь перевёл рычаг до максимального упора, чтобы восстановить потерянную тягу. Несколько томительно долгих секунд ушло на то, чтобы понять очевидное — управление кораблём было перехвачено извне. Судно беспомощно зависло на орбите планеты — так близко от её поверхности, что в приступе отчаянья он чуть не обрушил весь свой гнев на приборную панель.       — Нас потушили, — Донателло вбежал в грузовой отсек, когда двигатель окончательно затих.       — В смысле? — не понял Майки.       — Да в прямом! Турбина заглохла!.. — гений растерянно посмотрел на Рафаэля. Впрочем, и он пребывал в крайнем замешательстве.       — Ты куда это намылился, медвежонок? — Майки ухватился за руку брата, но свечение вокруг него никак не прекращалось, напротив, даже засветилось ярче.       — Азура, — сквозь зубы прошипел гений. И судьба её уже была предрешена.       Следом за Рафаэлем исчез Майки, затем и сам Донателло. Леонардо равнодушно взглянул на окутавшее его тело свечение, перевёл совершенно опустошённый взгляд на связанного пришельца, попутно подбирая с пола острый обломок.       — В тебе течёт та же сила, — глаза горбуна сияли чистым восторгом, — их великое наследие!.. — обожжённый попытался вырваться, казалось, он страстно желал прикоснуться к мутанту, впитать в себя то, что струилось по венам Леонардо.       Следующие слова пришельца потонули в кровавом бульканье, и лидер исчез.       

***

             Тёплое дыхание щекотало шею. Донни обычно так не будил. В принципе, вообще старался не будить — и одному только Богу известно, что он находил занимательного, разглядывая спящую меня. А я ведь могла и слюнку на подушку пустить.       — Ну хватит, — захихикала я, стараясь укрыться от щекочущих ласк мутанта, и схватилась за его голову. Только вот…       Сказать, что я обомлела — не сказать ничего. Скорее уж меня постиг синдром обморочной козы. От невозможности увиденного тело буквально парализовало. Во мне всё сжалось до такой степени, что я даже пискнуть не смогла и онемевшими руками продолжала удерживать рога, принадлежащие недавнему страшному видению.       Исчадие ада зеркально замерло и любопытно таращилось в ответ. По центру красной радужки расширялся бесовской звездообразный зрачок. Невероятными усилиями воли мне удалось разжать пальцы и отпустить рога. Существо повело головой и фыркнуло, на мгновение показав длинные клыки.       Я инстинктивно старалась не шевелиться, однако, вопреки всему, в моём животе предательски заурчало — и этот звук побудил рогатого призадуматься, а затем встать и выйти из пещеры, махнув на прощание длинным хвостом с треугольным кончиком.       В целом, ожидаемо, что к облику чёрта прилагался полный чёртов набор. Осталось выяснить, как я здесь оказалась.       Память тут же услужливо подкинула последний фрагмент перед моей отключкой: несочетаемые между собой жуткий холод и практически горящие сквозь изморось дьявольские красные глаза. А теперь же я находилась в небольшом каменном закоулке, укатанная в белые меха, и почему-то была совершенно раздета. Не в первый раз, кстати, мне доводилось просыпаться обнажённой в незнакомом месте. Но джунгли с Лео-Зайкой не шли ни в какое сравнение с мрачной, но при этом достаточной тёплой пещерой.       Быстро оглядев маленькое укромное пространство, я подобрала накидку, мельком отметив, что она сшита из небольших кусочков меха. Возможно, если чёрту не чужд ручной труд, то и судьба моя не в столь печальном положении.       За пределами пещерки небольшой проход вклинился в длинный пустой коридор, и я направилась туда, откуда поддувало сквозняком. Сперва я боялась, что израню об скалистые породы босые ноги, но куда бы я не ступала, пол был ровно обтёсан практически до идеальной глади. Вторая мысленная заметка зафиксировалась на том, что внутреннее убранство скалистого убежища очевидно являлось рукотворным деянием. Ибо природа — явление само по себе необузданное и хаотичное, не приемлющее чётких и прямых линий, коих здесь наблюдалось в избытке.       Путь по коридору привёл меня в большой полукруглый зал, и я нырнула за ближайший невысокий валун. Место «схрона», скажем прямо, так себе. Не заметить меня мог разве что слепой. Однако недалеко от себя я увидела Беляшика, укутанного в такие же белые меха. Его, судя по всему, абсолютно не волновали блуждающие то тут, то там адские создания. Такому уровню флегматичности можно было только позавидовать.       Не имея никаких навыков скрываться на глазах у всех, я максимально быстро выскочила из псевдоукрытия и добежала до альбиноса, звучно (я бы даже сказала вызывающе нагло) шлёпая по гладкому полу босыми ногами. На этом, собственно, весь мой план действий был удачно завершён. Беляшика я нашла, от холода нас спасли, но что делать дальше — воображалось с трудом.       — Ну, что, малыш, есть какие-нибудь соображения? — тихо шепнула компаньону, совершенно не рассчитывая на совместный мозговой штурм.       Наши скромные персоны пока что не интересовали рогатых хозяев пещерного селения. Зато мне удалось их получше рассмотреть. Помимо однотипного кожного покрова — бархатного цвета индиго, — каждый из этих существ обладал не только дугообразными козлиными рогами, но и классическим дьявольским хвостом. Копыт, правда, не наблюдалось. Но, по крайней мере, в отличие от рахитичных обезьян, они не предпринимали попыток нас съесть или же как-то «отбогохулить». И на том спасибо.       А вот мой сожитель и, видимо, по совместительству спаситель нас заметил. Неся в руках нечто пушистое и белое, он присел напротив и протянул что-то живое и трепыхающееся, похожее на детёныша тюленя. Милая и безобидная животинка имела потрясающее сходство с земным сородичем. Большие глазки-пуговки смотрели с наивностью и доверчивостью. При иных обстоятельствах я бы, конечно, тут же принялась умиляться, но диссонанс восприятия чёрта в обнимку с тюленёнком, мягко говоря, обескураживал.       Поскольку от подарков невежливо отказываться, мне пришлось перебороть неуверенность и осторожно кивнуть с мыслью того, что я готова в знак знакомства принять тюленёнка под своё покровительство. Хотя, чего уж лукавить, сама отчаянно нуждалась в помощи.       Удерживая одной рукой пушистое тельце, рогатый погладил животинку по голове — та блаженно заурчала подобно кошке, а затем одним резким движением он свернул тюленёнку шею.       Я инстинктивно отпрянула, схватив в охапку Беляшика.       — Что ж ты делаешь, скотина?! — выпалила я в сердцах. Однако «чертило» на этом не успокоился. Над невинно убиенной милотой завис острый кончик дьявольски ловкого хвоста — он вдоль прорезал животик тюленя, а затем рогатый протянул нам распотрошённое тельце на обозрение. Мне стало невыразимо тошно — и от вида кровавых внутренностей, и от того, как вкусно при этом они пахли.       Иссиня-чёрные пальцы погрузились в тёплые недра брюшной полости, вырвали оттуда, похоже, печёнку и протянули прямо мне в лицо. Существо искренне недоумевало, почему я всячески укорачивалась, отказываясь попробовать дар, источающий возмутительный аромат, как у спагетти болоньезе.       — Да не могу я так! — и отмахнулась от настырной руки, правда, тут же пожалела об упавшем на пол сочном кусочке. Несмотря на непрекращающуюся череду стресса, чувство голода разгоралось лишь сильнее, а валявшийся неподалёку кровавый ошмёток, к моему стыду, не становился менее аппетитным.       Адское создание неудовлетворительно фыркнуло, точно бы укоряя за растрату ценного, стратегически важного продукта и как бы невзначай намекая, что веду я себя абсурдно (ну или же моё домыслие так интерпретировало выражение инопланетного лица).       Упрямо поджав губы, я перешла в режим активных размышлений. Взять, к примеру, курицу. Мысль об убийстве пернатой глубоко ранило мою душу, но вот запах курочки-гриль будил во мне дикую и беспринципную пантеру. Ибо чувство голода в моменте способно затмить всяческие душевные терзания о пташках. Устало выдохнув, я сдалась и взглянула исподлобья на пришельца. Мол, мне, конечно, претит убийство тюленят, но что поделать? — выбирать нам не приходилось. И нехотя приоткрыла рот.       Моих губ коснулся влажный тёплый кусочек, а ловкие пальцы подтолкнули его вглубь рта. Закрыв глаза, я пыталась сдержать подступающие слёзы, поскольку мои вкусовые рецепторы ликовали от восторга. Ничего вкуснее мне, пожалуй, пробовать не доводилось. Стараясь не подавать виду, я с нетерпением ждала следующую порцию, а мысль о смерти тюленя уже не казалась такой невыносимой — и с этим в ближайшей перспективе придётся смириться.