Позови меня с собой

      Ноябрь, 1991 год       Алёна медленно брела по заснеженной дороге, слушая приятный скрип снежинок под ногами. На улице, несмотря на будний день, было много народу — заметив долгожданный снегопад за окном, люди поспешили покинуть квартиры, желая побыстрей оказаться на прохладном воздухе.       Стараясь смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на тонкой корочке льда, Золотарёва то и дело, как бы ни хотела, бросала взгляд на других: дети забрасывали друг друга снежками, заливисто хохоча; влюблённые парочки, держась за руки, прогуливались со стаканчиками с горячим глинтвейном. Замечая последних, Алёна лишь с грустью вздыхала, отводя глаза.       До Нового года оставалось чуть больше месяца, а праздничного настроения у неё вовсе не было. Хотелось закрыться в комнате, закутаться с головой в одеяло, смотреть фильмы и никого не видеть. Но собственным планам сбыться было не суждено: Кирилл ещё на прошлой неделе объявил, что Филатовы пригласили их к себе на новогоднюю ночь, а перед этим, всего за несколько дней, в Москву приедут его родители, праздновать скорый юбилей Льва Борисовича.       Золотарёв сейчас стал ещё чаще пропадать на своей работе и ездить в командировки. Другая бы, возможно, заволновалась, вдруг, у ненаглядного появилась женщина на стороне и работа — лишь прикрытие? Алёне же было плевать. Слоняясь из угла в угол, несмотря на давящее одиночество, она была этому даже благодарна. Не нужно лишний раз находиться в обществе того, кого ненавидишь всей душой.       Она вообще боялась находиться с ним один на один, после того случая, произошедшего весной. Даже, пока Кирилл был на работе, перевезла свои вещи в другую спальню, предпочитая временно перебывать там, нежели в одной комнате с мужем.       Золотарёв долго не мог найти к ней подход, сам себя корил за содеянное. Мужчина не понимал: что им двигало в тот момент? Ярость охватила в одно мгновение и вот он уже сжимал её тонкую шею, ощущая абсолютную власть над ней. Что-то внутри перевернулось, когда Кирилл заметил страх в голубых глазах. Ему это… понравилось?       Золотарёв гнал подобное от себя. Он же не тиран какой-то, чтобы упиваться болью собственной жены?       — И как это понимать? — Стоя на пороге её новой временной спальни, засунув руки в карманы брюк, спросил Кирилл.       — Что именно? — Не отрываясь от чтения, спросила она в ответ.       — Ты теперь здесь жить будешь?       — Да. — Коротко произнесла Алёна, перелистывая очередную страницу. Девушка предпочитала на него не смотреть, полностью увлёкшись чтением. Но, сосредоточить своё внимание на строчках текста, пусть и складывающегося в захватывающий сюжет, весьма не просто, когда на тебя смотрят в упор, ожидая внятного разъяснения. — Что-то ещё?       — Алён, это чё за цирк? — Подойдя ближе, раздражённо задал вопрос Кирилл. — Я, блять, вкалываю почти сутками на работе, чтобы мы с тобой ни в чём не нуждались, а ты брыкаешься? Или я на идиота похож, который будет эти выкрутасы терпеть?       — Так не терпи, — Говорова всё-таки отложила книгу в сторону и, привстав на кровати, уперлась коленками в матрац, чтобы хоть так поравняться с ним, хотя, особо это ничего не принесло, — Кирилл все равно был почти что на голову выше. — Я ведь не заставляю тебя жить со мной. Ты вполне мог бы найти себе ту, которая будет покорно сидеть дома, варить борщи, ожидая, когда ты вернешься.       — Глупостей не болтай, хорошо? Алёна, ты сама прекрасно ведь знаешь, что, кроме тебя, мне никто больше не нужен.       — Знаю, — горькая усмешка тронула уста. — Только вот, я когда замуж за тебя выходила, ничего такого не обещала взамен. Да и ты не предупреждал, что, при любом удобном случае, будешь замахиваться на меня.       — При любом случае? — Переспросил Кирилл. — Я до этого хотя бы раз тронул тебя?       — А ты считаешь это великим подвигом? Мне кажется, что это вопрос времени.       — Ты себя слышишь вообще?! — Золотарёв не выдерживал. — Я, вроде как, по-человечески поговорить пришёл, а ты опять представление устраиваешь.       — Если для тебя всё это — цирк, тогда, будь добр, оставь меня одну. Я устала и хочу спать.       Кириллу, спустя где-то неделю, всё же удалось «выцепить» Алёну для разговора и, наконец-то, нормально извиниться. Мужчина не придумал ничего лучше, как перекрыть ей дорогу, когда она, увидев его входящего к ней на кухню, хотела ретироваться.       Золотарёв пообещал, что такого больше никогда не повторится. И Алёне ничего не оставалось, как, с тяжестью вздохнув, принять эти извинения и вернуться обратно в их общую спальню.       Уже подходя к высотке, девушка резко замерла, сжимая пакет с продуктами в руках сильнее, так, будто находящиеся внутри продукты — буханка хлеба и бутылка молока — могли бы её спасти. На лавке, невзирая на погоду, сидел Пчёлкин, глуша коньяк прямо из горла. Пачка сигарет валялась рядом, полностью промокнув от снега.       Алёна не знала, что ей делать. Витя явно оказался здесь не просто так, ещё и в таком состоянии. Но не будет же она, и вправду, играть в детские игры и стоять здесь до момента, пока он не решит уехать? Если Пчёла хочет поговорить, то лучше сделать это тут — не хватало ещё, чтобы он надумал подняться в квартиру. Золотарёва даже не сомневалась, что молодой человек вполне способен на такую наглость.       Витя тоже её заметил. Поднявшись со своего места, на шатающихся ногах остановился прямо напротив. Находясь на расстоянии вытянутой руки, Алёна почувствовала, как от него пахнет спиртным — бутылка в руке уже явно не первая за этот вечер, и крепкими сигаретами, вперемешку с дорогим парфюмом.       — Привет, — первым произнёс Пчёла.       — Привет, — ответила девушка. Про себя она сделала вывод, что у него, наверное, что-то случилось.       — Не боишься одна в такое время ходить?       — В какое? Ещё даже семи нет, да и народу куча на улице, — Алёна кивнула в сторону сквера, усмехнувшись. — А ты? Не боишься пьяным за руль садиться?       — Мне не впервой уже, — он вновь сделал смачный глоток.       — И всё же? Факт аварии и невнимательных пешеходов никто не отменял.       — Переживаешь за меня, что ли?       — Скорее, за других. Твои миллионы, которыми можно откупиться, людям жизнь не вернут. — Золотарёва не видела смысла пустого перебрасывания фразами. — Ты что-то хотел?       — Я? Да так, мимо шёл, дай, думаю, присяду, отдохну.       — И от усталости решил напиться?       — Чтобы не было так одиноко, — Витя, привычно потянувшись в карман бежевого пальто за сигаретами, разочарованно вздохнул, понимая, что пачка так и продолжала мокнуть дальше на лавочке. — Можно у тебя опять стрельнуть?       — Бросила, — Алёна пожала плечами. — И тебе советую.       — А я вот не могу. Работа нервная, без них никуда.       — Ну, если дело только в работе… — Она покачала головой, пытаясь отогнать от себя ненужные мысли и слова, завертевшиеся на языке. В конце концов, кто она такая, чтобы ему рассказывать, как себя следует вести и травить или не травить свой организм? — Ладно, Вить, ты продолжай сигареты искать, а я пойду.       Находиться с ним дальше так близко было просто невыносимо.       — Подожди, — Пчёлкин окликнул её, когда она уже почти подошла к массивной двери. Внутри, в просторном холле, горел яркий жёлтый свет. Пожилая консьержка, сидя за столом, читала какую-то газету, периодически бросая взгляд на вход. Дом у них показательного образца, в котором живут уважаемые люди, необходимо было следить за каждым входящим, мало ли, что. — Я поговорить приехал.       — Опять? — Усмешка вновь тронула уста. — Знаешь, мне кажется, у нас что-то не очень получается разговаривать. Так что предлагаю оставить эту затею.       — Нет-нет, стой, пожалуйста, — Пчёлкин остановил её попытки уйти. Та самая любопытная консьержка, заметив какие-то движения около двери, привстала со своего места, вглядываясь в темноту улицы. Он, мягко взяв за локоть, отвёл Алёну в сторону, за высокую колонну. Кто угодно может сейчас заметить их вместе и доложить Золотарёву. И если за себя Витя не боялся, то за девушку переживал. Не хотел, чтобы из-за него у неё опять были проблемы.       — И что же конкретно ты хотел сказать? Очередную дозу унижений подготовил? — Она высвободила свою руку из его хватки, скользнув взглядом вокруг. Кажется, не было видно ни одной посторонней души — уже лучше.       Однако, полностью успокаиваться и расслабляться нельзя — за всё то время, что они с Витей знакомы, Алёна привыкла, что каждое её пересечение с ним вылезает ей потом боком.       В этот самый момент, в голове отчего-то проскочила мысль — а как бы сложилась её жизнь, если бы они никогда не встретились? Или, если бы познакомились только сейчас, после её переезда в Москву. Может, не было бы никаких проблем. И они были бы оба счастливы, не зная ничего о существовании друг друга; она — с Кириллом, а он — с Катей.       Жаль, что наверняка ответа на этот вопрос они никогда не узнают.       — В прошлый раз я реально извиниться хотел, но не получилось. Поэтому, прости. — Лучше поздно, чем никогда.       Пчёла понимал, что тогда, на даче Беловых, поступил эгоистично. Как и всегда. Бросился на этого Кирилла, пытаясь побороть в себе желание замочить этого ублюдка прямо на месте, совершенно не подумав о других. Об Алёне. И о Кате. О том, как они испугались. Витя более, чем на сто процентов, уверен, что Говорову потом ждал конкретный разбор полётов. Как и, собственно, его самого. Но только если он сам сумел отбиться от Яхонтовой, грубо ответив, что не намерен обсуждать эту тему, то у Алёны это вряд ли получилось.       Ему было откровенно херово. Без Алёны. Без возможности быть рядом с ней. Единственное, чем он мог довольствоваться — вот такие встречи украдкой, когда она не ожидала его увидеть, а он, наплевав на всё, решился приехать. Придя домой с работы пораньше, Пчёлкин вдруг понял, насколько же ему тошно находиться в этой уютно обставленной квартире, где Катя старалась всё делать лишь для его комфорта. Но нужны ли ему эти вазы с декоративными цветами или новые занавески на кухне, под цвет обоев, если он на них не обращал ровно никакого внимания?       Разыграв перед Яхонтовой глупый спектакль, что Белый снова срочно вызвал его в офис, подхватил из серванта бутылку коньяка и, набросив пальто, вышел из квартиры. Сначала он пил прямо в машине напротив подъезда. Горячительное быстро кончилось и Витя, решив прогуляться до магазина пешком за добавкой, неожиданно оказался рядом с высоткой на Восстания. Идти пешком от собственного дома было недалеко, вот и Пчёлкин, упиваясь бухлом, и собственными мыслями, дошёл сюда.       Сев на лавку, первым делом — закурил. Голова уже соображала не так ясно, взгляд был затуманен. Витя решил попытать удачу и посидеть чуть дольше, вдруг, Алёна попадёт в поле его зрения. Мужчина никогда не сомневался в собственном фарте и сегодня убедился в нём в очередной раз, когда Говорова возникла перед ним.       Золотарёва глубоко вздохнула и Пчёла мысленно про себя отметил, насколько она всё же прекрасна. Ветерок колыхал пряди волос около её личика, и он бы так хотел сейчас прикоснуться, чтобы завести их за уши, но, конечно, не мог себе такого позволить; от мороза, на щеках проступил румянец, а пухлые губы явно были покрыты каким-то прозрачным блеском, отчего выглядели ещё притягательнее.       В последний раз они виделись ещё в «Узбекистане» и Алёну всё это время терзали разные мысли, и сомнения: ей стоит игнорировать Пчёлу, либо, вообще, смириться с тем суровым фактом, что с Кириллом они теперь — партнёры, и вести себя в общей компании, будто ни в чём не бывало. К слову, ни к какому логическому умозаключению она так и не пришла. И вот сейчас, когда Витя перед ней, эти мысли вновь дали о себе знать. Вряд ли это покажется правильным со стороны, когда они — уже бывшие, нормально общаются друг с другом и новыми избранниками, прикидываясь, будто между ними ничего никогда не было.       — Ладно, прощаю, — отчасти, как бы Алёне ни хотелось это признавать, но в словах Вити, что выпалил тогда в сердцах, была толика правды.       — Так что, выпьем, может, за мировую? — Он с улыбкой протянул ей бутылку.       — Я не пью, ты же знаешь.       — Точно, уже и запамятовал, — Пчёлкин поджал губы. — Слушай, Алён, — он так и не понял, что именно послужило толчком, чтобы его пьяный разум в следующий миг выдал эту фразу: — Я понимаю, что это тупо звучит, но, мы ведь можем быть просто друзьями?       — Просто друзьями? И как ты себе это представляешь?       — Ну, очень просто, — только протрезвев на следующее утро, Пчёлкин поймёт, какую глупость сморозил. — Или люди, которые раньше спали друг с другом, не могут дружить?       Щёки и так были красные из-за мороза, а тут, после таких слов, румянец проступил ещё сильнее. Золотарёва не знала, правильным ли будет принять столь спорное предложение? Но, похоже, всё уже и так решилось. Она ведь думала над тем, что стоит им нормально взаимодействовать друг с другом?       — Могут, вполне себе.       — Друзья, получается?       — Получается, что так.       Повисла пауза. Пока она находится тут, вместе с ним, совсем потеряла счёт времени. Совсем скоро должен вернуться Кирилл, и он явно будет недоволен тем, что Алёна где-то гуляет одна.       — Я это, ещё кое-что хотел, — Витя смахнул с волос снежинки, что каплями воды впитывались в кожу. — Вот, — он достал из кармана небольшой мешочек золотого цвета. — Решил, что честнее будет вернуть законной владелице.       Золотарёва медленно потянула за верёвки, в следующее мгновение доставая изнутри небольшого размера брошку в виде цветочка. Ту самую, которую она подарила Вите перед его отъездом из Харькова.       Девушка, не задумываясь, отцепила её со своей футболки, после ловко прикалывая на внутреннюю сторону Витиной кофты, ближе к тому месту, где часто билось его сердце. Пчёлкин неотрывно наблюдал за этими действиями.       — Не жалко?       — Нет, — покачала она головой. — Будет тебе тоже обо мне на память.       — Ты так говоришь, будто мы никогда больше не встретимся. Я ведь пообещал, что заберу тебя. Ты мне веришь?       — Верю. Но ты-то не думай, я брошку всё равно отберу у тебя, как только увидимся, — пошутила Алёна, звонко рассмеявшись, потому что Витя тут же принялся щекотать её.       — Ты ещё попробуй отбери, — его губы накрыли девичьи в крепком поцелуе.       — Неожиданно. Не думала, что ты всё это время хранил её.       Витя, что было весьма логично, не стал ей рассказывать, что эта незатейливая вещица спасла ему однажды жизнь. Вернее, ему просто очень хотелось в это верить. Пчёла, перед тем, как отправиться в тот злополучный осенний вечер 89-го на дачу к Царёвым, закинул её в карман синей олимпийки. Какого же было его удивление, когда, стоя на Воробьёвых горах, всё ещё ощущая в ушах свист пролетающих над головой пуль, нащупал брошку в кармане. Он-то думал, что потерял её где-то в лесу, когда тащил на себе раненого Белова.       Но сейчас, действительно, лучшим решением было отдать презент Говоровой назад. Тем более, что каждый взгляд на брошку напоминает о ней.       — Браслет свой тоже назад хочешь? — Алёна выдавила подобие улыбки.       — Нет, — он утвердительно мотнул головой. — Это ведь подарок.       — Брошь тоже была подарком.       Кириллу она не говорила, откуда у неё это украшение. Со временем молодой человек стал твердить, что носить серебро — не по её статусу, якобы, вещь выглядит слишком дёшево. Но для Алёны всё было иначе. На первый взгляд, совсем не примечательный, этот аксессуар был ей дороже всех тех дорогих побрякушек вместе взятых, которыми буквально заваливал её Золотарёв.       Понимая, что им явно больше нечего сказать друг другу, Говорова сухо попрощалась. Витя точно хотел сказать ещё что-то, она видела, как он набирал побольше воздуха в лёгкие, однако, не успел — Алёна быстро юркнула в подъезд.       Раскладывая продукты из пакета по полкам холодильника, девушка старалась не заплакать, часто моргая, надеясь это от себя отогнать. Для неё возврат брошки послужил основательным толчком, что их с Витей теперь, действительно, ничего не связывает. Все нити, что были сплетены ранее, оборвались. Да и дружить они вряд ли смогут, глупости всё это.       Резкий хлопок входной двери заставил Алёну бросить взгляд в зеркало, надеясь, что глаза не покраснели. Кирилл замер в проходе и стоило только взглянуть на его лицо, можно было сделать вывод, что что-то произошло. Она очень надеялась, что мужчина не пересёкся с Пчёлкиным внизу — только этого для полного счастья ей не хватало.       — Ты что-то рановато сегодня, — сетовала девушка, вытирая руки полотенцем. — Я не успела ничего приготовить, подождёшь часик? Думаю, справлюсь.       Золотарёв продолжал неотрывно смотреть на неё, закусывая внутреннюю сторону щеки.       — Ты чего?       — Алёнка, — выдал, наконец, супруг, подходя ближе, устраивая руки на женских плечах. Он часто так её называл, но именно сейчас было в этом что-то не то. — Я не знаю, если честно, как и сказать…       — Кирилл, не пугай, прошу. Что такое?       — Миша звонил.       — Что хотел? И почему меня не набрал?       — У тебя с телефоном что-то, получилось только ко мне дозвониться, — девушка вспомнила, что трубка валялась где-то в комнате и, по всей видимости, разрядилась. — Тут такое дело…       — С папой что-то? — Она чувствовала, как в груди, из-за тревоги, быстро колотится сердце.       — Да, — Кирилл медленно кивнул. — Алён… Виктор Михайлович умер в реанимации два часа назад.

***

      Она не помнила, как прошла дорога. Казалось, что двухчасовой полёт на самолёте пролетел так же быстро, как тучи плыли за иллюминатором. Алёна всё время смотрела в одну точку, каждый раз убирая руку с подлокотника в карман, когда Кирилл хотел взять её ладонь в свою. Была бы возможность — так вообще отсела бы на другое место, но, как назло, самолёт был забит под завязку.       Родной город, в который она так жаждала вернуться, встретил мокрым снегом и слякотью на проезжей части. Такси, которое они взяли в аэропорту, неумолимо мчало, маневрируя между другими машинами. Золотарёв пару раз пытался завести диалог, но попытки не увенчались успехом — Алёна не хотела разговаривать. Она вообще ничего не хотела. Таисия Евгеньевна настаивала, чтобы дети остановились у них дома, но девушка, даже не став слушать мнение мужа, отказалась. Единственное место, в котором она сейчас хотела находиться — её родной дом.       За все те годы, что Говорова жила в другом месте, здесь не изменилось ничего: лавочки всё те же, выкрашенные в ярко-жёлтый, приторный, цвет; нигде не видно даже малейшей соринки — здесь за чистотой двора следили весьма тщательно; знакомые лица соседей, которые, узнав в ней дочку Виктора Михайловича, стоило им только выйти из автомобиля, тут же принялись выражать свои соболезнования. Она просто кивала, особо не вслушиваясь в эти заезженные фразы, произносимые абсолютно каждому, кто столкнулся с подобным горем.       — Может, правда лучше будет, если у моих перекантуемся? Или в свою поедем, не бездомные же, вроде как? — Рассуждал Кирилл, когда они поднимались в лифте на нужный этаж.       — Нет, не хочу, — коротко бросила девушка. Последние дни, после того как её прошибла, будто молнией, весть о смерти папы, она общалась с ним исключительно так: предложения состояли максимум из двух-трёх слов. Алёна стала раз в десять холоднее, чем была до этого.       Легко открыв ключом входную дверь, девушка замерла в проходе, боясь сделать шаг вперёд, ей казалось, что ступи она сейчас хоть на сантиметр этой квартиры — пол тут же обвалится под ней. Золотарёв щёлкнул выключателем, озаряя просторную прихожую тусклым светом мигающей лампы. Невооружённым глазом было видно летающую в воздухе пыль и, почему-то, стойко ощущался запах сырости, будто они в каком-то глубоком подвале, а не в шикарной квартире, обставленной по последнему слову моды.       Алёна всё же нашла в себе силы двигаться, пройдя чуть дальше, вглубь квартиры, пока Кирилл относил чемоданы в её бывшую комнату. Помещение казалось таким холодным и чужим, будто в нём никто не жил вот уже как целых сто лет. На деле же — всего две недели. Удивительно, как, за этот короткий промежуток времени, отсюда успело выветриться всё, что могло бы напоминать о прежнем хозяине.       На кухонном столе всё ещё стояла чашка с заваркой чёрного крепкого чая — поверхность крупинок уже начала покрываться плесенью. Рядом валялась газета, где писалось про последствия громкого советского переворота, что всколыхнул, и без того трещащий по швам, Союз в августе этого года. Она взяла её в руки, чтобы убрать в ящик стола, и из страниц вдруг выпала фотография.       Подняв ту с пола, она присела на стул, вглядываясь в лица на чёрно-белой картинке. Там Алёнка — ещё совсем малышка, которую папа держит на руках, рядом — Мишка, с букетом гвоздик и недовольным лицом, ведь сегодня у юнца началась новая глава в жизни, под названием школа.       Придерживая Алёну за маленькую ладошку, вместе с ними на снимке был и Кирилл. Даже тут он рядом. Могла ли та мелкая девчушка, прижимающая к себе плюшевую игрушку, подумать, что во взрослой жизни, к которой она когда-то так стремилась, всё сложится именно так? Что отца в своей жизни она лишится слишком рано, и что друг детства станет ненавистным мужем?       — Надо в магазин сходить, наверное, а то здесь шаром покати, — рассуждал Золотарёв, войдя на кухню. — Ты чего, Алён?       — Узнаёшь? — Протянув ему свою находку, она поднялась со своего места.       — Да уж, какая мелочь… — Кирилл усмехнулся. — Даже и не верится, что мы когда-то были такими.       Отвернувшись к окну, девушка шмыгнула носом, ощущая, как солёная пелена постепенно застилает глаза. Это был первый раз за все эти дни, когда она заплакала. Вернее, нашла в себе силы это сделать, ведь до этого просто не могла. Не было времени, что ли. Алёна тут же кинулась собирать вещи, а Золотарёв принялся обзванивать всех по телефону, отменяя ближайшие встречи и планы, дав поручение Коле купить им билеты на ближайший рейс.       — Ну, ты чего, Алён? — Кирилл подошёл сзади, обнимая её за плечи.       — Так тяжело поверить, что его больше нет, — пролепетала она, повернувшись к нему лицом. — Кажется, что он вот-вот вернётся, как обычно, с работы или просто из своей комнаты выйдет.       — Ты же и сама знаешь, родная, что все мы не вечны, — притянув жену в свои объятия, Кирилл поцеловал её в макушку. — А Виктор Михайлович прожил прекрасную, хоть и не такую долгую, как хотелось бы, жизнь. Но, я уверен, что ему точно не понравились бы твои слёзы сейчас.              — Только сейчас пришло осознание, что у меня теперь вообще нет родителей.       — Но у тебя есть я. И Миша. Помни, что ты не одна. Мы с тобой говорили уже как-то об этом, но скажу ещё раз, — отстранив её от себя, приподнял кончиками пальцев за подбородок. Глаза у неё были мутные и красные. — Я тогда погорячился сильно и не должен был так поступать.              — Кирилл, всё нормально. — Последнее, о чём сейчас думала Алёна — та ссора, произошедшая далёкой весной этого года. Хотя, она бы точно соврала, скажи, что не думала об этом на постоянной основе, изредка прикладывая руку к горлу, — туда, где однажды крепко сжималась мужская ладонь. — Я тебе уже говорила, что не хочу это вспоминать.       — Я тоже не хочу это вспоминать, но приходится. Меня совесть до сих пор съедает. Я просто на секунду представил, что ты тогда испытала.       Девушка действительно не хотела ворошить прошлое. Для неё самое главное сейчас — завтрашние похороны, на которые нужно морально настроиться.       — Если для тебя это действительно столь важно, можем обсудить это потом, — переступив через себя, Алёна оставила на мужской щеке короткий поцелуй.       Кирилл согласно кивнул. Хотя, лучше бы он настоял на разговоре сейчас, нежели потом, когда жена будет в абсолютно недоступном состоянии, чтобы обсуждать их отношения.

***

      Холодный ветер обдувал её лицо. Алёна стояла неподвижно, прижимая к себе букет красных роз, стебли которых были перемотаны чёрной лентой. Шипы больно впивались в кожу ладони, но Золотарёва не замечала этих неприятных ощущений.       Она старалась туда не смотреть. Цеплялась взглядом за всё, что угодно, но только не за открытый лаковый гроб, где лежал её отец. Алёна была благодарна, что Миша взял на себя все обязанности по организации похорон, потому что знала наверняка, что сама с этим не справится. Ровно так же, как и не может сейчас подойти ближе, предпочитая быть где-то в стороне.       Кирилл закрывал её своей спиной, чтобы в глаза не бросалось бледное неживое лицо, холодные ладони, сложенные на груди, и синие губы, которые когда-то растягивались в тёплой улыбке. Сегодня слёз опять не было. Возможно, они появятся позже, когда она придёт домой и, запершись в своей бывшей комнате, прижмёт к себе, подаренного однажды папой, плюшевого медведя. Тогда она сможет снова разрыдаться — так, как никогда прежде до этого в жизни не рыдала. Сейчас же стеклянные кукольные глаза будто полностью иссохли.       Алёна вновь вспомнила чувство ненависти к себе. Она думала, что давно от него избавилась, но, увы, — ведь это вылезло в самый, как казалось, неподходящий момент.       Золотарёва по телефону, ещё весной, пообещала, что приедет. И что? Прошло очень много времени, а обещания, данного родителю, девушка так и не сдержала. Чем она вообще занималась всё это время? Копалась в самой себе, в своих чувствах к Пчёлкину, вместо того, чтобы выбросить это куда подальше, сорваться и приехать первым рейсом. Но разве могла тогда Алёна подумать, что больше никогда не сможет увидеть своего папу таким, каким запомнила — самым лучшим и любимым?       Священник, проводивший процедуру отпевания покойника, объявил, что родственники могут проститься с усопшим. В этот момент, чего Золотарёва не ожидала вовсе, в толпе многочисленных знакомых, она увидела Марго. Женщина за это время ничуть не изменилась — за версту всё так же веяло элегантностью и высокомерием.       — Эта что здесь делает? — Шёпотом спросила Алёна у Кирилла.       — Мама моя позвала зачем-то, — пожав плечами, ответил мужчина. — Не нервничай только, ладно? Надолго она тут не задержится, уж об этом я сам позабочусь.       Кирилл и сам не был рад видеть Маргариту. Основная причина — её связь с отцом. Да и не хотелось ему, чтобы супруга лишний раз переживала из-за пустяка.       — Мои соболезнования, — донёсся до слуха Алёны этот голос, который, как она когда-то надеялась, никогда в своей жизни больше не услышит.       Миша что-то ей ответил, сама же девушка решила не ввязываться. Говорова всегда поражалась тому, насколько её брат был отходчив и умел, когда нужно, забывать всё плохое, вот как сейчас: перебрасывается с бывшей мачехой фразами, как ни в чём не бывало. Сама же Алёна так не могла. Чувство ненависти к человеку, испортившему жизнь её отцу, не собиралось уходить. Смогла лишь, когда Марго остановила свой внимательный взгляд на ней, сухо бросить:              — Спасибо.       Разве за соболезнования подобного рода благодарят? Маргарита, по хорошим делам, должна валяться у неё в ногах и молить прощения, что свела Виктора Михайловича в могилу. Но такого не будет никогда. Алёна была более, чем уверена, что всё это — очередное показательное выступление. Чтобы все увидели, как она умеет сопереживать другим, в том числе — детям бывшего мужа.       Золотарёва спохватилась в тот момент, когда рабочие кладбища, взяв в руки дубовую крышку, хотели уже закрывать гроб, опуская после этого в землю. За своими мыслями она чуть ли не пропустила прощание.       — Подождите, — остановила их Алёна, приблизившись.       Как бы ни было страшно, но это необходимо сделать. Склонившись, девушка невесомо прикоснулась к ледяной руке отца. Ей всё ещё казалось, что происходящее — не больше, чем страшный сон. Так и виделось, что они не кладбище, а дома. Вот, сейчас, папа откроет глаза, улыбнётся, обнимет её и поцелует. Но правда была в том, что нежные родительские прикосновения больше никогда не удастся почувствовать…       — Прости меня, пап, — солёные слёзы, смешиваясь с только начавшимся мокрым снегом, упали на ткань мужского костюма. — За всё прости. Я тебя очень сильно люблю…       Говорова не слышала, как Кирилл притянул её к себе, поглаживая по волосам. Очнулась уже в тот момент, когда в сырую землю вкопали деревянный крест с табличкой, ниже, на изобилие цветов, поставив чёрно-белую фотографию.

«ГОВОРОВ ВИКТОР МИХАЙЛОВИЧ»

13.03.1933 — 27.11.1991.

***

      Золотарёва остановилась перед нужной дверью, стараясь выгнать из головы всплывшие вмиг воспоминания. Когда-то, очень давно, она точно также тут стояла, переминаясь с ноги на ногу, унимая трепещущее чувство внутри.       — Прекрасно выглядишь, — одарил её комплиментом Витя, стоило только двери распахнуться.       — Спасибо, — смутилась она.       — Проходи.       Нажав на звонок, Алёна поджала губы, вслушиваясь в звуки по ту сторону. Возможно, жильцы и вовсе съехали? А то уж больно тихо. Когда девушка разочарованно хотела уйти, замок зазвенел, дверь ей открыла знакомая женщина.       — Здравствуйте, — первой поздоровалась девушка.       — Алёнка? — Прищурившись, переспросила Юдина. — Ты, что ли?       — Я, — лёгкая полуулыбка тронула её губы.       — Проходи скорей, не стой тут, — Оксана потянула Алёну за руку в квартиру. Крепко обнимая Говорову, она успокаивающе гладила по спине через пальто. Последняя от этих прикосновений успокоилась, ведь они чем-то напоминали те самые тёплые материнские касания. — Девочка моя, как же давно я тебя не видела.       — Ну, как дела у вас? — Поинтересовалась Алёна, когда Юдина усадила её на кухне. Хозяйка квартиры тут же поставила чайник на плиту, а затем принялась доставать какие-то продукты из холодильника, накладывая их в тарелку. — Тёть Оксан, не стоит, я не голодна.       — Как это не стоит? Ты посмотри, исхудала вон как — кожа одна! — Возмутилась она. — Что я буду о себе-то рассказывать, когда говорить нечего? Как одна осталась, так и не происходит ничего.       В начале этого года, семейство Юдиных тоже коснулось горе — после инсульта скончался Фёдор Витальевич, оставив супругу совсем одну. Дочка их давным-давно жила заграницей, родителей почти не навещая, полностью посвящая себя мужу-иностранцу. А больше родственников никаких и не было.       — Ты извини, Алёнка, что на похороны прийти не смогла, — с горестью произнесла женщина. — Хотела с Виктором проститься, всё-таки, что бы не болтали о нём, — человек был очень хороший.       — Какие обиды, что вы? — Алёна улыбнулась. — Я всё прекрасно понимаю. Знаете, сама там еле как выстояла.       Золотарёву до сих пор трясло. С поминок, куда съехалось ещё больше народу, в основном — те, кого пригласил Лев Борисович, она ушла раньше. Как бы Миша, которому общество этих малознакомых людей тоже было неприятно, ни пытался её удержать, девушка всё равно уехала. Выкурив возле подъезда две сигареты подряд, — как бы Алёна ни держалась, из-за стресса вредная привычка к ней вернулась, — бросила взгляд наверх, ища нужные ей окна. За плотными занавесками не было видно ни единого источника света, но она всё же решила подняться, на свой риск.       Оксана Владимировна рассказывала ей обо всём, а Алёне было интересно это слушать. В разы интереснее, нежели, подперев подбородок рукой, принимать «искренние» соболезнования всех тех высокомерных и лицемерных личностей, которых она видела сегодня.       Говорова тоже говорила о себе. Вернее, много врала, желая утаить правду. Например, сказала, что работает и получает от этого удовольствие. Алёна это делала столь правдоподобно, что Юдина не могла не поверить в то, что Золотарёва сидит в какой-то конторе каждый день, имея всего два выходных в неделю.       — Алёнка, я не хотела спрашивать, знаю, что больная тема для тебя, но… — Женщина выдержала паузу. — Как же так вышло, что ты замуж именно за Кирилла вышла? А как же Витя? У вас любовь такая красивая была, я до сих пор помню, как вы расставаться не хотели.       — Помнишь наш уговор? — Витя всё же обнял Алёну, притягивая к себе. Она положила голову ему на плечо, чувствуя, что вот-вот опять заплачет. — Я буду звонить каждый день.       — А я буду ждать. Каждый день. Я так хотела, чтобы ты встретил со мной восемнадцатилетие.       — Как приеду обратно, привезу тебе самый лучший подарок. Что бы ты хотела?       — Ничего не нужно, — Говорова и вправду не хотела никаких подарков, — приезжай сам поскорее, хорошо?       — Договорились.              — Как-то быстро всё завертелось. — Алёна не хотела рассказывать всю правду. — Мы ведь с детства вместе, росли рядом, так вот и вышло, что решили пожениться. К тому же, Витя ведь так и не приехал из Москвы.       — И вы с ним больше никогда не виделись, что ли? Может, вам стоит поговорить? Сейчас, тем более, в одном городе живёте…       — Так Москва-то, знаете, какая огромная? Там очень трудно с кем-то просто так пересечься, — Золотарёва опять соврала. Каждое упоминание о Пчёлкине отдавалось болью где-то в районе сердца. — Да и о чём мы будем говорить? Что было — то прошло.       — А, знаешь, может, оно и правда к лучшему? Мне вот Алла, мама Витюши, писала недавно, что он, вроде как, жениться надумал. С какой-то девушкой давно живёт вместе.       Надумал жениться. Алёна едва нашла силы, чтобы подавить горькую улыбку. Пчёла что-то не очень смахивает на человека, готового обременять себя узами брака. Даже слепому дураку было ясно, что Витя относится к своей «возлюбленной» явно не так, как относятся к потенциальной супруге.       — Что ж, если он счастлив, то я искренне рада за него, — Алёна бы лучше провалилась прямо сейчас сквозь землю, чем продолжила обсуждать Пчёлкина. К тому же, она уже порядком засиделась, нужно было возвращаться в родные стены. — Ладно, пойду я, пожалуй, тёть Оксан. Спасибо вам за гостеприимство.       — Погоди, Алёнка, сейчас пирожков заверну тебе с собой, Кириллу отнесёшь.       Прислонившись к дверному косяку, девушка с улыбкой наблюдала, как женщина заботливо складывает в пакет ароматную выпечку и, достав с полки пластиковые судки, накладывает туда какие-то салаты. Алёна уже и не помнила, когда в последний раз кто-то столь искренне переживал за то, чтобы она не осталась голодной?       — Я хотела вас попросить кое о чём, — несмело произнесла Золотарёва, уже стоя возле входной двери.       — Конечно, проси. Если что нужно, ты же знаешь, всегда помогу, чем смогу.       — Я уговорила Мишку обратно в папину квартиру переехать. Не хочу квартирантов в неё пускать, да и чтобы не стояла без толку. Вы уж присмотрите за ним, пожалуйста. А то этот балбес вообще ведь одной сухомяткой питается, да кофе пьёт. От ваших вкусностей он никогда не откажется, — Алёна кинула взгляд на настенные часы. Слишком уж долго длится их прощание, но она просто не может найти в себе силы уйти отсюда, будто что-то её удерживает.       Там, за пределами этой квартиры, слишком страшно и темно, и бороться с этим придётся ей одной.       — Конечно, Алёнка, о чём речь? Голодным не останется, не переживай, — Юдина добродушно усмехнулась.       — Спасибо вам большое, тёть Оксан. Буду тогда у вас в долгу, — пошутила девушка.       — Ну, брось, что ты. Ничего мне не нужно. — Оксана Владимировна вмиг стала серьёзной. — Ты пообещай, Алён, что, как бы ни было тяжело тебе после смерти Виктора Михайловича, не станешь губить себя.       — О чём вы?       — Ты девочка умная, не глупая. Бывает, что люди, не сумев смериться с потерей, опускаются вниз, на самое дно, начинают глупости творить.       Алёна догадывалась, что именно хочет сказать женщина. Золотарёва уже давно дала самой себе клятву, что никогда не сдастся. Смерть отца, какой бы ни была болезненной — очередное злостное испытание, которое подкинула ей судьба.       — Не беспокойтесь, тёть Оксан. Со мной всё будет хорошо. — И, чтобы окончательно убедить в этом то ли себя, то ли Юдину, она попыталась выдавить из себя ещё одну улыбку. Пусть и не искреннюю, но это лучше, чем разрыдаться и выставить себя слабой.       Однако, эта слабость вдруг заныла слева в груди, защипала в носу, заставив на миг зажмуриться и едва ли не доводя до беззвучного всхлипа, стоило Оксане Владимировне прижать её к себе на прощание, обнимая. Алёна вспомнила отцовские объятья и память полоснула по сердцу.       Когда-нибудь ей, определённо, станет легче — она научится жить с этой потерей, но сейчас всё ещё было слишком больно.       Тем не менее, в слова Юдиной, которые она произнесла, провожая её, хотелось верить:       — Ты справишься, девочка моя. Я в тебе уверена.