Позови меня с собой

      Декабрь, 1991 год       В спальне стоял неприятный запах перегара и сигарет. Кирилл, стоило только отворить дверь комнаты, тут же неприятно сморщился и, пройдя вглубь, открыл настежь окно, надеясь поскорей избавится от удушающего аромата.       Алёна, которая спала, зарывшись носом в подушку, в одной майке и трусах, поёжилась от кусающего холода, нехотя просыпаясь, и, не открывая глаза, попыталась отыскать одеяло, дабы прикрыться.       — Доброе утро, — недовольно проговорил Золотарёв, застёгивая пуговицы белоснежной рубашки. — Если для тебя оно такое, конечно.       — Который час? — Хриплым голосом спросила девушка, переворачиваясь на спину. Во рту была самая настоящая пустыня, что, в целом, неудивительно, учитывая, сколько вина она всадила вчера, выкуривая параллельно сигарету за сигаретой.       — Одиннадцать почти. Долго валяться собираешься?       — Я не выспалась.       — Интересно, что же мешало твоему сну?       Вернувшись вчерашним вечером домой с работы, Кирилл застал жену за кухонным столом, в компании двух бутылок красного полусладкого, одна из которых уже была пустой, и какой-то сырной нарезки, хаотично разбросанной по тарелке. Алёна уже была хорошо пьяна и явно не нацелена на то, чтобы вести какие-то серьёзные разговоры. Да и сам Золотарёв не был в том настроении, в каком можно было бы читать очередные лекции о норме поведения. Мужчина лишь сухо напомнил, что завтра приезжают его родители, по случаю юбилея отца.       Она ничего не ответила — ей, по большому счёту, было абсолютно плевать, кто и куда приедет. Алёна ни на какой день рождения идти не собиралась: если Кирилл хочет, то пускай на запланированный вечер подыщет ту, которая исполнит роль идеальной супруги.       — Твоё бесконечное бурчание, — девушка села на кровати, потягиваясь. — Ты уже уходишь?       — Да, — коротко взглянув на неё, ответил он. — Съезжу по делам, потом в аэропорт. Надеюсь, ты помнишь, о чём я говорил вчера?       — Попробуй тут забыть.       — Я снял родителям номер в гостинице, но мы вечером всё равно заедем. Так что, будь добра, приведи себя в порядок.       — Хочешь сказать, я плохо выгляжу?       — Не так, как должна выглядеть жена офицера милиции.       — Приму твои слова, как комплимент.       Алёне было неприятно. Неужели, то горе, которое она пережила, может быть причиной таких слов в её адрес? Золотарёва видела, что с того момента, как они вернулись после похорон, отношение Кирилла к ней кардинально изменилось.       — Кстати, если будет желание, можешь сварганить хоть какой-нибудь ужин, — надевая пиджак, мужчина последний раз посмотрел на своё отражение в зеркале. — А то мне надоело питаться где попало, как будто я дома не имею жены.       — Посмотрим, — в планы Алёны не входило стоять целый день у плиты, самый оптимальный вариант появления продуктов в холодильнике — заказ из ближайшего ресторана.       — Всё, я пошёл.       — Что, и не поцелуешь даже на прощание? — с издёвкой спросила девушка. Не то, чтобы ей этого очень сильно хотелось, просто это уже стало своего рода ритуалом — он каждый раз оставлял на её губах свой след перед тем, как покинуть квартиру.       — Обязательно. Сразу после того, как протрезвеешь окончательно.       Стоило входной двери громко захлопнуться, Алёна тяжело вздохнула, упав обратно на подушки. Видимо, этот день, который только начался, выдастся и вправду весьма тяжёлым.       Собственное отражение в зеркале ванной комнаты вызвало отвращение. Тушь, которую она не смыла со вчера, осыпалась на щёки, волосы взлохматились, помада тоже стёрлась, оставив на белой наволочке красный след. Тело ломило от неудобной позы, в которой она провела всю ночь.       Последнее время, когда разум пребывал в трезвости, что случалось только ранним утром, Золотарёва задавалась вопросом: во что превратилась её жизнь? Она ведь живёт от рассвета до заката с мыслью, как бы поскорей уснуть, чтобы не существовать в этой ужасной реальности.       Единственным спасением служил алкоголь. При каждом походе в магазин, Алёна покупала сразу по несколько бутылок вина, пытаясь хоть как-то скрасить серые будни. В случае, если хмельное зелье неожиданно заканчивалось, девушка открывала сервант в кабинете Кирилла, выуживая оттуда очередную ёмкость, — и не каждый раз это было именно вино. Пару раз она повышала градус, отчего наутро мучилась от едва переносимой головной боли.       Обещание, данное Оксане Владимировне в Харькове о том, что губить девушка себя не станет, было успешно забыто Алёной примерно в тот момент, когда они вернулись обратно в Москву. Алкоголь приносил нужную эйфорию.       Но в этот день придётся изменить привычный за несколько недель график. Надо будет улыбаться и вести себя подобающим образом, чтобы родители Кирилла не задавали лишних вопросов. Так ещё и терпеть послезавтра всех остальных гостей, что соберутся на пышном банкете в одном из ресторанов центра Москвы. И ладно Алёна была не против пойти туда, когда на торжество были приглашены папа и Мишка, но последний после похорон отказался приезжать, ссылаясь якобы на срочные рабочие дела, поэтому, придётся остаться там один на один с людьми, на которых даже противно взглянуть.       Золотарёва про себя подметила, что стоит, на всякий случай, положить в сумку с собой снотворное, чтобы не уснуть от монотонных тостов имениннику и восхищений в их с Кириллом сторону о том, какая они прекрасная семейная пара.       Действительно, лучше будет напиться чего-нибудь седативного и отрубиться, погружаясь в тот мир, где всё хорошо и спокойно. Там, где она, возможно, может быть счастливой.

***

      Время, казалось, замедлилось. Алёна совершенно не замечала минут, плавно перетекающих в часы, в компании с бутылкой красного полусладкого.       Алкогольный дурман уже успел расслабить тело, и сейчас Золотарёвой, чувствуя пьянящую лёгкость, хотелось танцевать, в чём она не стала себе отказывать, с ногами забравшись на широкую двуспальную кровать.       И хотя каждый сантиметр этой комнаты, каждая вещь вокруг казалась ей ненавистной, она всё равно продолжала здесь находиться, изредка позволяя себе снова выглянуть в окно, где за густым вечерним туманом было видно несколько припаркованных машин с охраной. Алёна представила на мгновение удивлённые лица соседей, узнай они, что тонированные джипы предназначены, чтобы девушка никуда не сбежала. Конечно, ведь где же это видано, что в столь идеальном мире, коим казалось это место, жена надумает податься в бега от собственного мужа?       Кирилл сработал оперативно — тут же позвонил кому-то по телефону, бац — и она уже едет домой почти что под конвоем. Ещё бы — после того, что Алёна учудила сегодня на юбилее отца! Поначалу, вроде как, всё было прекрасно, ей даже удалось завести диалог с женой какого-то там старого знакомого Льва Борисовича, но стоило только добраться до заветного алкоголя…       — Я хочу сказать тост! — Встав на пошатывающихся ногах со стула, привлекая тем самым внимание, Алёна взяла только что наполненный бокал в руки, бросив пьяный, слегка небрежный взгляд, на слащавые рожи всех гостей. — Я так благодарна своему мужу, Кирюше, за то, что он ввёл меня в ваше общество, — наклонившись, она обняла Золотарёва за шею, который просто сидел и упирался подбородком в кулак, тщательно стараясь скрыть раздражение. Заслугой этих эмоций служили исключительно выходки супруги. — Общество воров и самых настоящих бандюганов! Вы все такие милые, такие хорошие, аж смотреть на вас тошно.       Она обводила взглядом присутствующих, не зацикливаясь на том, что Кирилл не сводил с неё глаз, а в карих глазах уже разгорались первые искры ярости. Секунда — и полыхнёт по-настоящему.       — Алёнка, ты, похоже, забываешь, где находишься, — один из гостей — мужчина лет пятидесяти, обратился к ней. Тон его голоса был спокойным, но твёрдым и заранее не предвещающим ничего хорошего.       Льву Борисовичу, сидящему во главе стола, было достаточно один раз бросить взгляд в сторону сына, как бы спрашивая: «Ты позволишь своей жене и дальше с ума сходить, или, может, соизволишь вмешаться?».       — Похоже, это вы забыли, что пришли на праздник к человеку, который загубил жизнь моего отца, который был честным и порядочным, настоящим мужчиной! Однажды, чтоб спасти его, мне пришлось перечеркнуть всю свою жизнь — и это всё, конечно, с подачи моего любимого тестя, который хотел подложить меня под своего сына, — она отсалютовала Золотарёву бокалом. — Лев Борисович, а вы тот ещё жук. Так мастерски прикидывались другом моего папы всю жизнь, но только-только его не стало, как вы уже и гостей собрали, чтобы с размахом отметить это дело! Поздравляю, план ваш сработал на все сто!       На последний словах, Кирилл, не выдержав, тоже встал со своего места и, выхватив бокал прямо из её рук, не особо церемонясь, грубо схватил за локоть, чуть ли не волоча к выходу, под ошеломлённые взгляды остальных. Алёна попыталась сбросить хватку супруга, но все попытки оказались тщетными— он был в разы сильнее. Гости перешёптывались между собой, а Лев Борисович, почуяв запах жареного, тут же попытался реабилитироваться:       — Я прошу прощения, у моей невестки действительно очень тяжёлое горе. Виктор был моим другом, и мне бесконечно тяжело, что здесь и сейчас его нет рядом с нами, но я уверен, что… — Дальнейшая речь осталась все зоны досягаемости её слуха, потому что дверь за ними захлопнулась и Кирилл в ту же секунду с силой встряхнул её, сжав руку выше локтя.       — Ты чё творишь вообще?! Зачем меня и себя перед людьми позоришь?!       — Люди?! Ты их людьми называешь? Уроды они самые настоящие! И ты точно такой же, хотя прикидываешься святостью! Знал бы ты, как меня это всё достало! Ненавижу вас всех! — Звонкая пощёчина, казалось, эхом отбившаяся от стен, прервала поток женских слов. Алёна дёрнулась, отшатнувшись от него.       — Дома поговорим, — ответил Кирилл, пытаясь прийти в чувство, ему ещё сидеть здесь несколько часов и извиняться за её поведение. — Ребят возьми и про контролируйте, чтобы она без происшествий добралась, — приказал Золотарёв одному из своих подчинённых. Последний безоговорочно кивнул.       — Алёна Викторовна, пойдёмте, — пытаясь аккуратно взять девушку под локоть, проговорил мужчина в строгом костюме.       — Руку убери! Без тебя справлюсь, — Алёна, убрав ладонь с горящей щеки, пошла к выходу, слыша, как за спиной захлопнулась дверь в банкетный зал.       В данный момент, Золотарёва больше всего на свете желала оказаться где угодно, но только не здесь — подальше ото всех этих стен; подальше от каменных лиц — чужих и холодных; но ей это не представлялось возможным. Стоя на кровати и держа в руке бутылку, Алёна сделала небольшой глоток прямо из горла — жидкость уже заканчивалась, а это значит, что скоро ей будет нечего пить и тогда придётся залезть в «закрома» мужа. О том, каковой будет реакция Кирилла на этот поступок, она сейчас не думала от слова совсем — ей было кристаллически похрен на всё: на него, на себя и на то, что о ней могут подумать другие.       Алёне было похрен на весь мир. Пускай все катятся к чёрту!       Щёлкнув кнопкой по магнитофону, Золотарёва дождалась, пока из динамика начнёт разливаться громкая музыка, и принялась, в буквальном смысле слова, скакать по кровати, поражаясь тому, что мебель стойко выдерживает все её ухищрения, не ломаясь. Не то, что она — Алёна сломалась под гнётом обстоятельств, которых в последнее время в её жизни было слишком много, и основным из них была смерть.       Эта безжалостная старуха с косой поступила, как самая настоящая сука, отобрав близкого человека — резко и безвозвратно. И Алёна, прежде уже смирившаяся с тем, что ей нужно быть сильной, теперь не могла таковой оставаться — в её понимании отказывалась откладываться истина, что человек, ради которого она когда-то пожертвовала всем, пожертвовала собой — родной папа, самый лучший и заботливый, больше никогда не обнимет её, не поцелует и не пожурит за то, что Алёнка уж как-то совсем себя загубила в алкоголе.       Наверное, Виктор Михайлович и предположить бы не смог, что его маленькая девочка когда-нибудь докатится до такого. Положа руку на сердце, Алёне было бы стыдно перед отцом, но теперь, когда его нет, все эти мысли перестали иметь значение. У Золотарёвой на душе скребли кошки, а внутри не было ничего, кроме боли от утраты и жуткого, непрекращающегося ощущения одиночества.       Возможно, она могла бы разделить эту боль с братом, но тот, после кончины отца, с головой ударился в работу; или с подругой, если бы та в данный момент не находилась на заграничном курорте, куда её вывез Дима, чтобы понежиться на солнышке, грея кости — Алёне же по телефону доставались только слова соболезнования, поддержи и мимолётные рассказы о том, как там хорошо.       Это было не то. Физически рядом с ней никого не было, а Золотарёвой хотелось, чтобы у неё была возможность кому-то… выплакаться? Возможно, что да.       Кирилл, уходя утром на работу, возвращался практически за полночь, а ей, оставшейся в это время в гордом одиночестве, приходилось искать альтернативу душевному собеседнику, и бутылка вина подходила под это дело как нельзя кстати. Выслушать — выслушает, а уйти — не уйдёт. Закончится, правда, но на этот случай всегда можно найти что-то ещё.       Алёна, пожалуй, даже и не подозревала, в чём причина такой холодности Кирилла, ей просто некогда было об этом думать. Она привыкла, что Золотарёв всегда рядом — начиная с того момента, как девушка, будучи ребёнком, начинала что-то смыслить об этом мире, он всегда приходил на помощь, в случае чего. А позднее, когда стал мужем, не раз оказывался невольным свидетелем её слез из-за того, что ей просто пока тяжело привыкнуть к новым обстоятельствам.       Кирилл покорно терпел, пообещав ей и себе, что даст им время. Они в браке уже чуть больше двух лет, и ожидание чего-то лучшего всё ещё длится.       Золотарёву всё это порядком надоело. Надоело, что он чуть ли не из кожи вон лезет, надеясь выбить из Алёны хоть что-то, а не очередной безразличный пустой взгляд в свою сторону. Хочет быть для неё лучшим мужем, а она что? Что Кирилл получает в качестве ответа? Ничего. Полный ноль.       Вместо этого, Алёна топит себя в алкоголе, закрываясь ещё больше. Нет, мужчина, конечно, прекрасно понимал, что у супруги горе, но, с каждым разом, стило вновь увидеть её в нетрезвом виде, у него внутри, в чём он боялся себе признаться, возникало чувство непреодолимого отвращения. Ему было мерзко видеть её такой. Куда же подевалась та Алёнка, что всего одним своим видом вызывала у него улыбку? Она медленно сгнивала, превращаясь лишь в подобие прежней себя.       Утопая в раздумьях, Золотарёв мысленно задавал себе вопрос: может, тогда действительно всё было зря? Может, Дима, когда Кирилл рассказывал ему обо всей ситуации с Виктором Михайловичем и предстоящей свадьбе, был прав, всерьёз прося друга трижды всё обдумать и не ломать девчонке жизнь?       Безусловно, Кирилл всё так же продолжал любить Алёну, только вот были ли эти чувства такими же сильными, как тогда? Казалось, что они с каждым днём затухают, будто спичка от малейшего дуновения ветерка. Как бы там ни было — Говорова всё равно принадлежит ему. По сути и по документам.       Кружась вокруг своей оси, пока от стен продолжает отскакивать ритм музыки, сейчас — «Strangers by nights», Алёна не замечает, как пальцы разжимаются, выпуская сосуд из рук. Бутылка, запущенная с разворота, врезается в стену напротив и, падая на пол, разбивается. Тёмно-красная жидкость выплёскивается наружу и брызгами разлетается по дорогущим золотым обоям — Кирилл их сам выбирал и отвалил во время ремонта, кажется, бешеные деньги, наняв ещё и бригаду рабочих, которым была поставлена задача завершить все приготовления в кратчайшие сроки. Плевать — Алёне они никогда не нравились.       Её внимание приковывает другое: бутылка попала в рамку, находившуюся на полке небольшого шкафчика. Соскочив с постели, она вмиг оказывается рядом со снимком, который перевернулся и теперь лежал изображением вверх. Стекло от соприкосновения с бутылкой треснуло, но даже несмотря на это можно рассмотреть запечатлённые лица.       Это была единственная фотография в этом доме, на которую ей не было противно смотреть. Фотокарточка с дня их с Кириллом свадьбы — Алёнка стояла в окружении самых близких мужчин: отца и брата, застывших по обе стороны от невесты, которая один-единственный раз нашла в себе силы улыбнуться за весь вечер. Алёна смотрит в глаза отцу, замечая тень вины, и в памяти всплывает момент, как Виктор Михайлович просил у неё прощения за всё.       За то, что единственная дочка должна была расплатиться собой, чтобы сохранить его должность.       Глаза застилает пелена слёз, которую она тут же спешит вытереть, стоит раздаться стуку в дверь.       — Алёна Викторовна? — За стеной — голос Николая, в котором узнаётся с первых ноток нешуточное беспокойство.       — Входи, — и хоть Кирилл был против посторонних не только в спальне, но и, в целом, в квартире, для Алёны их водитель, за все те годы, что работает у них, столь чужим не был.       И когда тот вошёл, заметив на полу осколки, всё понял. Однако, Алёна уже успела оступиться и чуть было не упасть, пошатнувшись. Рукой уцепилась за полку, а после — неожиданно вскрикнула, почувствовав обжигающую боль на подушечках пальцев. Коля тут же подоспел, оказываясь рядом.       — У вас кровь, — мужчина достал из кармана платок, — он чистый, возьмите. Я сейчас аптечку принесу, нужно обработать.       — Не нужно ничего обрабатывать, — на порез Алёне тоже было плевать, — лучше увези меня отсюда.       — Куда? — На мужском лице проскользнуло недоумение.       — Да хоть куда угодно. Отвезёшь?       — Алёна Викторовна, я не могу. Кирилл Львович, он…       — Со своим мужем я сама улажу все вопросы, не переживай. Поехали, — она всё же приняла платок из его рук, направившись к выходу.       — Там куча охраны внизу. Доложат ведь сразу.       Золотарёва обернулась. Действительно, как она могла забыть о стае преданных шакалов, дежурящих возле подъезда?       — Здесь есть чёрный ход, он на внутренний двор ведёт. Нас не заметят.       — Вы уверены? — Наблюдая, как девушка натягивает пальто на праздничное мятое платье, которое по приходу домой так и не сменила, ещё раз уточнил Игнатов.       — Уверена.       На скользких подъездных ступеньках Алёна чуть было не упала и, безо всякого сомнения, полетела бы вниз, если бы не крепкие руки, тотчас подхватившие её.       — Спасибо, всё нормально, — она замерла на мгновение и, снова почувствовав твёрдую почву под ногами, двинулась дальше, сделав вид, что абсолютно не заметила обеспокоенного взгляда Коли, которым он наградил её в спину, поспешив следом.       Постоянно оглядываясь по сторонам, Алёна уселась на заднее сидение автомобиля, пытаясь рассмотреть в темноте улиц силуэты охранников Кирилла. К счастью, кроме дворовых котов, бродивших в поисках пищи, обнаружить никого не удалось. Дождавшись, пока Игнатов тоже займёт своё место, она опустила стекло вниз, так, чтобы на неё подул прохладный зимний воздух.       — Так куда едем-то?       — Без разницы, — как только машина тронулась с места, Золотарёва откинулась на спинку сидения.       Она, кажется, абсолютно не замечала, как центральные элитные районы, с недавно возведёнными высотками, сменились сначала обычными «хрущёвками», а позднее и дорога превратилась в ухабистую из идеального гладкого асфальта. Примерно минут через сорок, когда они наконец-то остановились, Алёна пришла в себя, тут же покидая салон.       Прямо перед ней открывался вид на какую-то речку, поверхность которой была покрыта тонкой корочкой льда, а рядом, на берегу, была лавочка. Алёне даже вмиг захотелось сбросить с себя платье, в котором она сейчас находилась, или даже в нём, с разбегу прыгнуть туда, оказываясь под прессом льда, чтобы… Чтобы точно не выплыть? Наверное, сейчас, попади девушка туда, с лёгкостью позволила бы себе утопиться, не предприняв никаких попыток — всё равно; уже какой год она живёт с ощущением, что давным-давно утонула?       Лишь только теперь, после смерти папы, Золотарёва поняла, что все эти годы медленно шла ко дну. Сейчас у неё не осталось причин, чтобы барахтаться; не осталось стимула цепляться за эту грёбанную жизнь и пытаться выплыть, выдержать всё то, что происходит вокруг.       Сев на лавку и откинувшись на деревянную спинку, Алёна была вынуждена тут же переключить внимание на Колю, который опустился рядом с ней, зажав в одной руке небольшую коробочку с медицинским крестом.       — Алёна Викторовна, давайте вашу руку.       — Сколько лет мы уже знакомы, а ты всё «Алёна Викторовна»! — Золотарёва грустно усмехнулась. — Сейчас здесь нет ни мужа моего, ни кого-нибудь ещё, так что можно и по имени, Коль.       — Алён, — исправился Игнатов, взглянув на неё. — Руку давай.       Она уже и забыла за этот несчастный мелкий порез, натянув кожаные перчатки, чтобы защититься от мороза. Но ладонь всё же протянула, зная, что он не отвяжется. Николай достал перекись с ватой, принимаясь обрабатывать рану.       — Обыкновенная царапина, ничего серьёзного.       — До свадьбы заживёт, — с лёгкой улыбкой, констатировал он.       Алёна вдруг поймала себя на мысли: когда в последний раз о ней так кто-то беспокоился? Очень давно. Пожалуй, в тот момент, когда она, совсем малышка, падала и счёсывала колени в кровь, а Миша, приводя её с площадки всю в слезах, обрабатывал кожу зелёнкой. Папа, который тут же повез её в больницу, когда Алёнка упала с качели. Мама, нежно проводившая тёплой ладонью по своему животу, когда она была ещё внутри, толчками откликаясь на эти поглаживания.       А теперь, вот, Коля. Просто водитель, работающий у них, как считал Кирилл, прислугой, заморочился над этой незначительной ранкой, только лишь бы она чувствовала себя хорошо. Алёна про себя усмехнулась: кажется, Игнатов — первый мужчина, который, в моменте, когда ей плохо, пытается помочь, а не делает ещё больнее, как, к примеру, её муж. Или Пчёлкин.       — Ты, наверное, думаешь, что я вконец с ума схожу? С жиру бешусь?       — Нет, не думаю, — в этих словах, в этом голосе и интонации не было ни капли иронии или подхалимства. Алёна прекрасно знала, что от их водителя она может услышать правду такой, какая она есть.       На секунду повисла пауза. Коля, кажется, погрузился в какие-то свои мысли, раздумывая, стоит ли вообще начинать это откровение, а потом всё же нарушил тишину:       — Мне пятнадцать было, когда матери не стало, — Алёна перевела на него взгляд, оторвавшись на секунду от созерцания синички, перелетающей с ветки на ветку. Игнатов смотрел прямо перед собой, повествуя о своём болезненном прошлом. — Переходный возраст в самом разгаре, эмоции через край… Отец всё время торчал на своей работе, занимался бизнесом, а до нас, как мне тогда казалось, ему не было никакого дела, так что я обвинил во всём его.       — Так ты, выходит, тоже золотая молодёжь? — Алёна спросила и тут же захотела ударить себя рукой по лбу. Вопрос прозвучал несколько некорректно, но Коля, казалось, не обратил на это никакого внимания, усмехнулся и кивнул. — Мне жаль.       — Ну да. Жил раньше за отцовский счёт. — Пауза. — Мне тоже жаль. Всё время думал, что, возможно, если бы отец не торчал всё время в делах, то ничего бы этого не было, — маму убили его конкуренты. Сначала давили и угрожали, а потом применили серьёзные методы. Я злился долго, с катушек слетал, особенно, когда всего через полгода с нами уже жила его новая жена.       Алёна слушала, не перебивая, и ей казалось, что их истории похожи. Не прям точь-в-точь, конечно, но всё же… Поразительно, сколько лет она его знает, а об этих фактах его биографии даже не догадывалась. Просто потому, что Игнатов раньше даже не заикался об этом, а ей и в голову не приходило спрашивать о чём-то подобном. И сейчас, сидя рядом с ним, Золотарёва поняла, что Коля — единственный, который способен понять её в этой ситуации. По-настоящему.       — Отец меня заграницу упёк учиться, ну, думал, толк какой с меня будет и что со временем я отойду от всего этого. Даже бизнес свой хотел передать, всё талдычил об этом, — Николай снова усмехнулся.       — И что потом?       — Не успел. Каким-то неведомым образом, когда мне только-только восемнадцать стукнуло, он неожиданно умер от сердечного приступа, хотя раньше на проблемы со здоровьем никогда не жаловался — всю жизнь спортом прозанимался, не пил и не курил. И, когда его не стало, всё имущество, и бизнес в том числе, перешли ей, как законной жене, — Алёна не верила своим ушам. От факта несправедливости этого мира, так жестоко обошедшегося не только с ней, но и с Игнатовым, стало чертовски обидно.       — Почему ты не стал оспаривать это?       — А зачем? Чтобы лишний раз испачкаться в том, что из себя представляет моя мачеха? К тому же, я никогда не хотел быть владельцем всей той империи отца, не моё это. Хрен знает, зачем три года в Лондоне этом торчал. — Грустная усмешка снова проскочила на лице. — Меня вполне устраивает та работа, которая есть сейчас. Да и потом, если бы не она, то я бы не познакомился с некоторыми хорошими людьми. Вот, например, с вами. — Он снова перешёл на «вы», но даже в этих словах Алёна расслышала что-то такое…       О чём, наверное, уже догадывалась. Или предчувствовала. Но только теперь, когда Коля перевёл на неё свой взгляд, она поняла. Простые водители не смотрят так. Впрочем, на словах Игнатов никогда, ни разу не давал понять, что что-то не так. И Золотарёва почувствовала себя в этот момент себя ещё хуже и лучше одновременно. Странное ощущение.       — Я знаю, как это сложно, когда теряешь близкого человека. Не буду говорить банальностей, что время лечит, что оно должно пройти, но просто знайте, что вы не одна с этим. Вам точно есть ради кого жить, Алён, а ваш отец смотрит на вас оттуда, — парень указал пальцем на небо. — И хочет, чтобы у вас, даже когда его нет рядом, всё было хорошо.       — Спасибо, — Алёна положила свою холодную ладонь на его, чуть сжав, в качестве некой благодарности.       — И да, я, может быть, лезу не в своё дело, но Кирилл Львович, не смотря ни на что, заботится о вашей безопасности.       — Кирилл Львович… — Она убрала руку, надевая перчатку обратно. — Чувствую себя самой настоящей цепной собакой. Не могу так жить, это тяжело.       — Что вам мешает развестись, если тяжело? — Игнатов пожал плечами. — Зачем мучить себя?       — Не всё так просто, как может показаться, — встретив его непонимающий взгляд, Алёна качнула головой. — Как-нибудь расскажу тебе обязательно.       — Ну, если что, я всегда выслушаю. И, можно ещё кое-что?       — Конечно.       — У вас вся жизнь впереди. Вам сколько? Двадцать один всего недавно, вроде, исполнилось? — Она кивнула. — Ну, вот. Вы в любой момент можете всё изменить, если захотите. И развод тоже входит сюда.       — Тебе бы не водителем, а психологом лучше поработать. У тебя весьма неплохо получается, — девушка улыбнулась.       — Думаю, что руль крутить у меня всё же выходит лучше, чем лезть в человеческие головы, — Игнатов улыбнулся в ответ. — Вы замёрзли, — он кивнул на её дрожащие плечи. — Может, уже поедем, а то заболеете?       — Поедем только в случае, если ты пообещаешь.       — Что именно?       — Что «Алёна Викторовна» от тебя будет звучать только тогда, когда рядом Кирилл. А так просто «Алёна». Хорошо?       — Ладно, уговор.       — Давай только не домой, — стоило им выехать на трассу, направляясь обратно в сторону города, вымолвила она.       — А куда?       — Знаешь, твои слова на меня произвели эффект. Остановишь возле «Беговой»? Дальше я сама.       — Уверена?       — На все сто.       Это решение, однозначно, будет стоит ей многого. Но, кто не рискует, тот не пьёт шампанского, верно?