Взгляд из пустоты

Тепло и мягкость окутывают тело, чужое дыхание щекочет кожу, а пальцы ласково перебирают волосы. Чей-то голос зовет его по имени, но в отличие от того голоса, что преследовал его в темноте, этот тихий и спокойный. А ещё знакомый. И звучит совсем близко. Горло саднит от сухости, мышцы ноют тянущей болью. Окутанный сонной дымкой мозг никак не может сконцентрироваться на происходящем и осознать реальность, в которой кто-то крепко обнимает его тело. Яркий свет больно резанул по красным воспаленным глазам, заставив зажмуриться. Хочется стереть непрошеные слезы, но рука отзывается острой болью из-за капельницы. С трудом разлепив веки, Чуя увидел склонившегося над ним парня. — Дазай? Чужое тело сотрясает легкая дрожь, а хватка на мгновение становится отчаянной и почти болезненной, что заставляет Чую невольно напрячься. — Привет, — Осаму поднимает голову и заглядывает в голубые глаза, пока его губы растягиваются в неверующей улыбке. — Все это время я ждал, когда ты проснешься.  Что-то в этих словах и в том, с какой интонацией они произнесены, вызывает у Накахары беспокойство, но он пока не заостряет на этом внимание, потому что оно сосредоточено на кое-чем намного более важном.  Человек напротив него выглядел иначе.  Он был старше. Черты лица заострились, исчезала юношеская угловатость и резче выступили скулы. Под карими глазами, которые Чуя запомнил наполненными озорным блеском и игривостью, залегли тени усталости, а взгляд их стал глубоким и утомленным. — Все это время?  — Прошло четыре года, Чуя.  — Четыре? Четыре года, проведенные в заточении собственного сознания. Четыре года их общей борьбы.  — Я ждал тебя каждый день, — уголки губ Дазая дергаются, а рука задерживается на впалой щеке. — Я скучал по тебе. Чуя слабо улыбается, сталкиваясь взглядом с карими глазами, и сил хватает только на то, чтобы коснуться друг друга кончиками пальцев, осторожно сплетая их.  А потом снова темнота. Следующий раз рыжий просыпается посреди ночи, чувствуя, как его шею согревают теплым и влажным дыханием – Дазай заснул, подобравшись почти вплотную, только нижняя часть тела жалобно скрючилась на стуле. Накахара чувствует, что прикрепленных к нему датчиков поубавилось, и капельница больше не мучает исколотую вену. Это хорошо, потому что теперь он может зарыться пальцами в каштановые кудри, даже если пошевелить рукой кажется невыполнимой задачей – он прикладывает все имеющиеся силы.  Вопросы роем кружатся в голове, но он не может заставить себя произнести их вслух.  Не сейчас. Не когда карие глаза медленно открываются и даже сонно моргая, не отводят от него взгляда. Дазай, освещенный лишь тусклым лунным светом, проникающим сквозь щель в занавешенном окне, кажется призрачным и почти нереальным.  Чуя переместил ладонь чуть ниже. Дрожащие пальцы очертили контур чужой скулы и скользнули по линии подбородка.  — Ты настоящий? — прошептал он, боясь, что это все сон. Мираж, который не раз обманывал его во тьме, медленно сводя с ума. — Настоящий, — Дазай прижался лбом к Чуиному, и барьер, разделявший их столько лет, рухнул. Их первый за четыре года поцелуй получился нежным, со вкусом отчаяния и невысказанной тоски. Медленно, трепетно, со смесью робкого желания и глубокой привязанности, они целовались, пока не устали губы, пока не заныли шеи, пока не осталось сил даже дышать.  В этот момент не существовало ничего, кроме них двоих. Весь мир сжался до переплетенных рук, сбитого дыхания и взглядов друг друга, в которых они видели отражение собственных чувств.  С нежностью в каждом прикосновении. С отчаянием в каждом ударе сердца. С любовью. 

•••

Осаму не знал, сколько времени провел рядом с Чуей, держа его за руку и что-то нашептывая, но когда пришел врач и попросил его выйти, он не смог заставить себя пошевелиться. Он прекрасно понимал, что нет никаких гарантий на положительный исход, и был готов к тому, что даже если Чуя выживет, ему придется ещё долго восстанавливаться, но просветов не было, и почти все молча готовились к моменту, когда тонкая линия пульса оборвется, положив конец долгой борьбе.  Осознание возможной потери сменялось постоянными больными видениями, что Чуя рядом с ним, и мысль о том, что и сейчас все может оказаться очередным самообманом, приводила его в ужас.  Это страшно. Настолько страшно, что не хочется открывать глаза. Настолько, что когда Чуя только пришел в себя, Дазаю потребовалось время, чтобы разобрать, была ли это лишь игра его воображения или на него действительно смотрела пара голубых глаз. Узнав о пробуждении Накахары, к нему выстроилась целая очередь из желающих проведать. Чуя ворчал, что не хочет светиться перед всеми в таком виде, но никого не прогонял и искренне улыбался, когда обычно серьезная и бесстрастная Кое-сан смотрела на него с теплотой, или хмурый Акутагава признавался, как сильно рыжий заставил их понервничать.  Всю следующую неделю Чуя посещал бесчисленное количество процедур, осмотров и, как бы странно это не звучало, пытался заново научиться пользоваться своим телом. Арахабаки, судя по всему, был не очень рад успехам своего носителя, поэтому в процессе восстановления принимать участие не спешил: если раньше благодаря способности тело Чуи регенерировало с удивительной скоростью, то сейчас все происходило настолько непривычно медленно, что рыжий сомневался, закончится ли это когда-нибудь.  Потребовалось десять дней, чтобы все функции организма нормализовались, и когда Накахара больше не нуждался в поддержке медицинских устройств и мог передвигаться самостоятельно, врачи согласились отпустить его домой.  Расположившись на заднем сиденье автомобиля, Дазай изучал список необходимых к покупке лекарств. Свободной рукой он обнимал Чую, который, не отказывая себе в прикосновениях, жался к нему в ответ. — Меня тошнит от этих таблеток, — пожаловался Накахара, уткнувшись носом в чужое плечо.  — Потому что ты ничего не ешь, — поглаживая рыжие волосы, произнес Дазай. — Попробовал бы ты еду, которой меня пичкали. — недоверчивый взгляд заставил его фыркнуть. — Клянусь, она прямиком из котла дьявола.  — Сомневаюсь, что смогу приготовить что-то более сносное.  — Сможешь, — пробубнил рыжий, прикрыв глаза.  Даже самые обычные действия очень выматывали, отчего он ужасно уставал и постоянно хотел спать. Его самого раздражало это состояние: он хотел вернуться в ритм здоровой жизни, разговаривать с Дазаем, слушать его и наслаждаться совместными моментами, но у него просто не было на это сил.  Тишина, нарушаемая лишь тихим рокотанием двигателя, нежные прикосновения, ощущение чужого тепла под боком – все это действовало лучше любого снотворного.  Разбудили Чую как раз в тот момент, когда автомобиль плавно остановился под высоким зданием. Дазай не отходил от него даже в лифте – все также держал ладонь на спине и иногда поглаживал, будто пытался окончательно убедиться, что Накахара правда здесь. Близко.  Заметив на себе изучающий взгляд, тот недовольно закатил глаза и в противовес себе прильнул ближе. Когда прозвучало объявление о прибытии на их этаж, рыжий потянул Осаму за руку и сплел с ним пальцы, отпустив только когда они переступили порог прихожей.  Чуя огляделся, удивляясь тому, что внутри совершенно ничего не изменилось – кажется, будто он был здесь только вчера, но одной лишь мысли о болезненном пробеле длинной в четыре года хватает, чтобы в груди что-то неприятно заскребло, напоминая о потраченном времени. Потухший взгляд голубых глаз блуждал по знакомым стенам, пока Дазай не обнял его со спины. Почувствовав тепло, проникающее в каждую клеточку тела, Накахара позволил себе раствориться в этих объятиях и на какое-то время прогнать все мысли из головы.  На улице стояла середина лета, но, несмотря на жаркую погоду, в квартире было прохладно – то ли дело в окнах, выходящих на западную сторону, отчего солнечные лучи не так часто заглядывали в жилище, то ли в Чуе, который сейчас мерз везде и всегда, но первое, что он сделал по возвращению из больницы, это принялся перекладывать весь свой запас теплой одежды с верхних полок на нижние. Закончив утомительно занятие, он, не глядя, вытянул из шкафа футболку, распустил хвост и направился к выходу из комнаты.  — Я в душ.  — Тебе нужна какая-нибудь помощь? — поинтересовался Осаму, наблюдая, как рыжие волосы рассыпаются по плечам парня.  Тот замедлился и послал ему легкую улыбку – самую неубедительно из тех, что когда-либо видел Дазай. — Я справлюсь. Облокотившись на закрытую дверь, Накахара устремил взгляд в стену.  Он справится.  Прошло несколько минут, прежде чем Чуя заставил себя отлипнуть от деревянной поверхности, скинуть одежду и залезть в ванную. Теплая вода, неспешно стекающая по шее и плечам, не могла смыть усталость или унять боль, но могла ненадолго отвлечь от реальности, и Чуя на несколько секунд прикрыл веки, распахнув их от ощущения, что начинает терять равновесие. Каждая часть тела болезненно ныла, ноги отказывались держать, а руки предательски дрожали, когда он пытался ухватиться за холодную плитку.  Накахара прекрасно понимал, что его физическое состояние значительно ослаблено из-за очень долгого отсутствия активности. По словам врачей, изнуряющий процесс реабилитации обещал занять много времени: чтобы вернуться в привычный ритм, рыжий должен был постепенно увеличивать нагрузку, но даже самые элементарные действия отнимали у него столько сил, что он едва ли мог сам стоять на ногах.  Он не думал, что все настолько плохо. Он не думал, что стал таким беспомощным.  Его тело не слушалось. Оно не могло функционировать.  Накахара медленно осел вниз и притянул к себе колени, не обращая внимание на горячие струи воды, что ошпаривали кожу, пока он, уткнувшись лицом в предплечье, пытался отдышаться, сгорая от бессилия.  Нежное прикосновение заставило его вздрогнуть. — Чуя, ты в порядке? Голос Дазая звучал спокойно, но рыжий все равно чувствовал в нем волнение, которое тот пытался скрыть.  — Я не могу, — не поднимая взгляда, пробормотал Накахара. — Руки быстро затекают.  Он не успел назвать ещё причины, по которым не может элементарно помыться, потому что почувствовал, как по спине прошлась мочалка, оставляя за собой слой пены.  — Я все сделаю.  Осаму снял лейку душа с подставки и отрегулировал температуру воды на более прохладную. Чуя молчал, не зная, что ответить и чувствуя, как от разочарования в собственной беспомощности неприятно сводит живот. Он ненавидел быть зависимым, ненавидел быть в таком положении и ненавидел осознавать, что у него нет выбора. — Тебе нужно время, чтобы восстановиться. — произнес Дазай, будто читая его мысли.  Вскоре напряженное тело Чуи начало расслабляться. Помассировав голову, Осаму провел пальцами по рыжим волосам, смывая остатки шампуня. В следующее мгновение Накахара прижался к его руке, и Дазай не смог сдержать улыбку, чувствуя, как теплая волна нежности разлилась в груди. Явно недовольный ситуацией, Чуя сидел на кровати и нервно дергал край простыни, в то время как Осаму аккуратно расчесывал его волосы, предварительно высушенные феном.  Взгляд карих глаз скользнул по сгорбленной фигуре парня и задержался на позвоночнике, отчетливо выпирающем из-под тонкой кожи. Накахара всегда тщательно следил за своей физической формой, регулярно посещая подпольный тренировочный зал мафии, но сейчас его мышцы были истощены: торчащие ключицы грозили при резком движении пробиться сквозь кожу, скулы, выступающие над опавшими щеками, подчеркивали нездоровую бледность лица, а под когда-то яркими и полными жизни глазами залегли темные круги, придавая взгляду усталый, потухший вид. Дазай нежно огладил чужую щеку, заставляя повернуться лицом к себе. — И чего ты такой сердитый? — Давай ложиться, — Чуя фыркнул и залез под одеяло, натянув его край до самого носа.  Осаму послушно устроился рядом и под сонное ворчание притянул парня ближе. Тот завозился, зевнул и, уткнувшись куда-то в шею, прикрыл глаза.  — Спасибо, — почти шепотом произнес Накахара, касаясь губами нежной кожи.  Теплое дыхание отозвалось волной мурашек, и Дазай почувствовал, как сердце забилось чаще: ощутив привычный успокаивающий вес Чуи у своего бока, он осознал, насколько сильно скучал. Прижавшись щекой к рыжим волосам, Осаму вдохнул приятный запах шампуня и расплылся в самой счастливой улыбке, на которую только был способен.  — Я люблю тебя. 

•••

Восстановление Чуи проходит постепенно, и у него оказывается достаточно времени для осознания того, насколько большой отрезок жизни он пропустил. Ощущение потери настигало каждый раз, когда Осаму рассказывал о прошедших годах и событиях, или когда кто-то с обыденностью говорил о том, о чем рыжий слышал впервые.  Не так давно Накахара узнал, что Дазай вступил в Вооруженное детективное агентство. Эта новость… удивила его. Сложно было представить Осаму – когда-то самого молодого исполнителя Портовой мафии, мастера пыток и одного из опаснейших преступников Йокогамы, работающего на стороне закона.  Бывали дни, когда Дазай задерживался на работе, и тогда Акутагава по его просьбе приносил продукты, благодаря чему им пару раз удавалось побеседовать: Рюноске рассказывал, как обстоят дела в мафии, и, слушая, рыжий поражался тому, как много изменилось за время его отсутствия.  Он никогда не сомневался в способностях Озаки как босса. Кое была умна, решительна и очень сильна, но то, насколько влияние мафии расширилось под её руководством, вызвало у Чуи искреннее восхищение. Чувство усталости давило на него с неимоверной силой, делая существование почти невозможным: на то, чтобы умыться, почистить зубы и расчесать волосы, уходило по меньшей мере минут сорок и, будучи готовым ко дню, Чуя уже был совершенно измотан и абсолютно готов вернуться в постель.  Все, что он ел, сгорало во внутреннем пламени переживаний, не принося пользы. Глядя на собственное отражение в зеркале, Накахара не узнавал себя. На его месте словно стоял незнакомый человек: выпирающие позвонки, торчащие ребра, ноги, похожие на спички… Это тело ощущалось чужим. За исключением планового посещения больницы три раза в неделю и коротких прогулок с Дазаем, его дни проходят дома.  Конечно, очень приятно лежать в постели и жевать шикарную пиццу с морепродуктами, которую заказал Дазай, или смотреть бессмысленное шоу, где мужчины в латексных костюмах пытаются забраться на вершину скользкой лестницы, и болеть за каждого, кто хоть немного обгонит соперника, но...  Ему это не нравится.  Потому что это абсолютно пустая трата времени.

•••

Наблюдая за тем, как Чуя разувается и сбрасывает с плеча спортивную сумку, Дазай задался вопросом: действительно ли он так много времени проводит на работе (что маловероятно) или он просто упустил тот момент, когда Накахара стал целыми днями пропадать в тренировочном зале Портовой мафии и возвращаться домой позже него.  Поначалу было сложно им обоим. Чуя осознавал свое положение, но на любую предлагаемую помощь отрицательно мотал головой и скрипел зубами, когда Дазай все равно её оказывал. Осаму видел чужие переживания и старался не раздражать излишней (на Чуин взгляд) заботой, в чем преуспевал лишь слегка.  Вскоре динамика начала улучшаться, и всего за два месяца ежедневной физиотерапии Чуя изменился почти до неузнаваемости: он стал сильнее, набрал вес, на лицо вернулся здоровый румянец, а некогда потускневшие волосы (которые рыжий недавно подстриг, оставив длину чуть ниже плеч), обрели былую яркость и шелковистость. Наблюдая за стремительным восстановлением Чуи, Дазай испытывал невероятную гордость за него. — На улице такая духота, — проворчал Накахара, направляясь в ванную и попутно снимая футболку.  Карие глаза скользнули по изгибу спины с рельефом вырисовывающихся мышц, очертил талию, стройные ноги… Он никогда не скрывал, что думает о внешности Чуи, и мог бы часами говорить о том, насколько тот прекрасен. При одном только взгляде на него сердце начинало биться быстрее, а желание прикоснуться, обнять и почувствовать тепло становилось настолько сильным, что Дазай едва сохранял спокойствие.  Его желудок сжался от чувства вины из-за того, что у него возникают подобные мысли. Учитывая то, в каком ритме проходили последние несколько месяцев, это, вероятно, последнее, о чем вообще мог думать Чуя.  Осаму последовал за парнем, который с удивительной скоростью прошмыгнул мимо, даже не обняв его после долгого дня, и в притворной обиде скрестил руки на груди, наблюдая, как тот закидывает вещи в стиральную машину.  — Чиби совсем по мне не соскучился?  Накахара оторвался от своего занятия и поднял на него взгляд. — Конечно соскучился, — приблизившись, он коснулся губами подбородка и улыбнулся. — Просто побыстрее хочу в душ.  В голосе слышалась усталость. Тяжелые тренировки, направленные на восстановление физической формы, требовали огромных усилий, а учитывая то, с каким рвением Чуя занимался, Дазай мог только представить, насколько он, должно быть, вымотан. Осаму наклонился вперед, оставляя невесомый поцелуй на кончике веснушчатого носа, и, поколебавшись, обвил пальцами тонкую талию, будто не сразу решившись прикоснуться. Накахара почувствовал небольшой укол раздражения, но решил не заострять внимание на чужой заминке.  От ощущения горячих ладоней по оголенной спине пробежались мурашки. Чуя зарылся рукой в каштановые волосы и притянул парня ближе, впившись в его приоткрытые губы. Углубив поцелуй, Дазай подался навстречу, и Чуя почти начал надеяться, что, возможно, это превратится во что-то большее…  Но в следующую секунду Осаму отстранился.  — Это подходящее доказательство того, что я соскучился? — прогудел Чуя, стараясь скрыть сковавшее грудь разочарование.  — Вполне, — он оставил легкий поцелуй на лбу и улыбнулся, прежде чем выйти из ванны. — Я буду ждать тебя.  Рыжий кивнул, тупо уставившись в закрытую дверь. Чуя прекрасно видел, каким он стал за четыре года, проведенных в постели. Даже если сейчас он активно работал над тем, чтобы вернуться в форму и объективно выглядел лучше, чем пару месяцев назад – это были лишь крупицы прежней привлекательности.  Практически ничего по сравнению с тем, каким он был раньше.  Он давно заметил странное поведение Дазая: тот не целовал Чую так, как он того хотел, стал более сдержанным, часто избегал прикосновений и отстранялся, стоило им немного увлечься. Накахара знал, что Осаму по-настоящему любит его, но сейчас, глядя на свое худое угловатое тело, он понимал, что Дазаю, скорее всего, просто… неприятно? И возможно, это не должно было его задевать, потому что Осаму уже всеми способами обозначил свои чувства, буквально просидев у кровати рыжего четыре года, но… оно задевало. Затушив сигарету, Дазай выдохнул облако терпкого дыма и нахмурился. Он понимал, что Накахаре нужно время, понимал, насколько тяжело ему сейчас. И он злился. Злился на неконтролируемую импульсивность и безрассудную страсть, что вспыхивала в нем, едва он касался губ Чуи.  Чуи, чьи прикосновения будоражили кровь и заставляли сердце биться чаще.  Чуи, которого он желал больше всего на свете.