Что бы ты ни делал

— Понимаете, — сказал Вадик, сделав красивую, выверенную паузу, — последнее время я не чувствую в себе сил начинать хоть что-то. Делать хоть что-то. Врач кивнул, блеснув круглой тонкой металлической оправой очков и сделал краткую заметку в блокноте. Вадик смотрел в окно, по которому быстро стекали капли воды. Дождь начался утром и до сих пор шёл, ледяной и превращающий улицы в детские горки для ледянок. Минус шесть, всё-таки, чего за дождь? Только для того, чтобы передать печаль и пасмурность Вадиковой души? — Вот, например, вчера. Мой контент-мейкер прислал мне видео, видео анонса нового тура. Мне нужно собраться, дать отмашку менеджеру, чтобы связывался с организаторами, гитару протереть тряпочкой, чтобы блестела. Речи вдохновляющие для концерта тезисами набросать. А я — ничего. Он отвёл глаза от окна и прикрыл их ладонью, тяжело выдыхая. Погладил переносицу, помотал головой. — Ничего? — уточнил врач, — расскажите об этом поподробнее, пожалуйста. — Да, ничего. Ничего не хочу, ничего не начал. Видео скинул, чтобы подстёгивало, чтобы фанаты ждали и не было соблазна без конца начинать и бросать. Но сам в глубоком опустошении. Зачем этот тур? Зачем альбом? Зачем концерты? Зачем это всё? — Что-то натолкнуло вас на мысли о цели этого? — Да. Вадик замялся и не продолжил. — Вы можете уточнить это? — так же ровно спросил врач, сделав очередную заметку в планшете. — Да. Вы понимаете, не то, чтобы я часто это делал. Или зависел от этого. Впрочем, зачем я вру? Я частенько, раз в месяц минимум делаю это. — Это? — Я смотрю афишу брата, — он прочистил горло, — и вы знаете, он собирает залы. Не везде гладко, но регулярно солдауты. — Это заставляет вас задуматься о цели вашего творчества? Почему? Вадик сложил руки на животе, откидываясь глубже в кресло, собрался с мыслями. — Вы знаете, концерты всегда были для меня. Общение с залом, драйв, адреналин. Видеть их руки, видеть горящие глаза. Программу готовить, возиться, чтобы звук был идеальный. Команда, опять же. И не важно, тысяча там клуба или десять тысяч фестиваля. А потом вдруг я услышал, что концерты мои хороши, но солдаутов нет. И эта мысль засела у меня в голове, я теперь только её и думаю. — А ваш брат..? — А про брата услышал там же. У него, дескать, полный зал за полным залом, видео из аэропортов, реклама хорошая. И я подумал, почему у него так много, а у меня нет? — И вы почувствовали себя менее оценённым? — Да. Вы понимаете, я много чем занят. Патриотические концерты провожу, в гражданской жизни города участвую. Молодыми талантами занимаюсь, наконец. Но это всё не то, всё не так, когда там он успешнее, чем я. — Кхм. И вы чувствуете себя старым дураком, который опять в рекламе налажал? — Я чувствую, что ты дурак, и дурацкие очки твои пижонские! Вадик гневно привстал, но расхохотался и свалился обратно. — Я-то чего дурак? — А маме кто сказал, что у тебя аншлаги, а у меня тур за туром фигня какая-то? — Так всё правда до последнего слова! Но нет, надо тут драму развести было. Глеб снял очки, сделал одухотворённое лицо и сказал драматически: — Меня не ценят. Жизнь не имеет цели. Всё опостылело. Я — старый дурак. — Не говорил я про старого дурака! — Да я сам додумал. По а-на-ло-ги-и. Вот лучше, смотри, я стихи написал, пока ты тут драму разводил. Он потряс планшетом с заметками, где явно виднелись несколько строчек и рожицы с высунутыми языками. — Солнце погасло, зима, как-никак, Вадик сейчас серьёзный чересчур. Снова забил на рекламу, дурак, Но собирается скоро в тур. — ... — Хорошо же! Вот в следующий раз стихи в сборник попросят, а шедевр-то готов! На все времена!