Don't go (Не уходи)

Астариону показалось, будто земля ушла из-под ног. Образ её, стоящей рядом с этим монстром, этой… нереальной версией его самого, горел в сознании. А затем — тьма. Душащая, гнетущая, абсолютная. На мгновение подумалось, что Тав их обманула и завела прямо в ловушку. Что он настолько извратил её, заставил думать, чтоегожелания совпадают с её собственными. Но нет. Он должен был верить, хотел верить, что это не так. Что произошедшее сейчас было лишь его подготовкой к любому развитию событий. Он пытался заговорить, пытался осознать увиденное, но слова не шли. Казалось, сам воздух вокруг него схлопнулся, затягивая его в пустоту. И так же внезапно, как поглотила, тьма вновь его выплюнула, швырнув на твёрдую землю с силой, выбившей дыхание из лёгких. Первым ощущением была боль… острая и слишком реальная. Спина протестующе заныла, когда он приземлился плашмя, а рёбра болели так, словно по ним потопталась виверна. Какое-то время он лежал, задыхаясь, совершенно дезориентированный. Прошло несколько драгоценных секунд, прежде чем он начал приходить в себя. Постепенно он заметил рядом с собой вторую фигуру. Фэйлен. Она лежала неподалёку от него, обмотанная тёмным плащом, как саваном, и дышала неглубоко, но ровно. Астарион застонал, приподнялся на локте и с трудом открыл глаза. Снова тьма, но на этот раз не пустота. Тени окутывали всё вокруг, но были и очертания — стены, слабые проблески света вдалеке. А затем… голоса. Знакомые голоса. Сердце подпрыгнуло раньше, чем мозг успел напомнить сохранить скептический настрой. Он медленно поднялся на ноги, боль в теле кричала ему не двигаться, но он её проигнорировал. Он поморгал, пытаясь сфокусироваться, и увидел их. Гейл. Варис. — О, ради всего святого, — пробормотал он себе под нос. На краткий миг он почти подумал о том, чтобы броситься обнимать Гейла, но Фэйлен его опередила. Буквально. Она оказалась на ногах ещё до того, как Астарион успел закончить мысль, а затем бросилась к магу, словно арбалетная стрела. — Гейл! — закричала она дрожащим от эмоций голосом, и налетела на него с силой бури. Гейл пошатнулся, безуспешно пытаясь устоять на ногах. — Фэйлен… ты… — Он прервался, когда она обхватила его руками за шею и обняла с таким жаром, словно потерявшийся в море человек только что заметил спасательную шлюпку. Чародейка прижалась к нему так, словно от этого зависела её жизнь, уткнувшись лицом в его плечо. Маг, в свою очередь, выглядел совершенно растерянным, краснея с каждой секундой. — Фэйлен, — напряжённо прохрипел он, — ты…меня раздавишь… Фэйлен наконец отпустила его, отступив на шаг, и обхватила его лицо обеими руками, слегка дрожащими пальцами касаясь его кожи. — Ты жив, — выдохнула она, и её голос слегка дрогнул, пока широко раскрытые глаза изучали его лицо. Прежде чем кто-то успел ей помешать — особенно бедный Гейл, — она подалась вперёд и прижалась губами к его губам во внезапном, безрассудном порыве эмоций. Астарион моргнул. У Вариса отпала челюсть. А Гейл? Гейл застыл, словно камень. Его глаза невозможно расширились, а лицо приобрело глубокий, насыщенный красный цвет. Он стоял неподвижно, неловко вытянув дрожащие руки, словно раздумывая, оттолкнуть её или… ответить взаимностью. Когда Фэйлен наконец отстранилась, Гейл на мгновение замер, ошеломлённо глядя на неё. — Я… я жив, да, — запинаясь, выговорил он, его голос дрожал и был на октаву выше обычного. — О, продолжайте, — протянул Астарион, слегка скривившись. Он слабо махнул рукой, и ухмыльнулся. — Не обращайте на меня внимания. Я просто побуду здесь, умирая от неловкости. Фэйлен повернулась, её лицо горело, уши и щёки покраснели. — Точно, — пробормотала она, прочистив горло и отойдя на шаг от Декариоса. — Прости. Просто… это были долгие несколько дней. Взгляд Вариса смягчился, но поза не изменилась. Он слегка покачал головой, пробормотав себе под нос: — Ясно. Гейл, приоткрыв губы, продолжал смотреть на Фэйлен, словно подыскивая подходящие слова. Взгляд переместился на пол, потом обратно на неё, лоб испещрили морщинки. Астарион вздохнул, отряхивая грязь со своего плаща с с таким видом, будто находиться здесь было ниже его достоинства. — Что ж, по крайней мере, хоть кто-то получает удовольствие. А теперь, если вас не затруднит, не мог бы кто-нибудь объяснить, где именно мы находимся? Варис прислонился к холодной каменной стене. — Мы не знаем, — прямо сказал он, переводя пристальный взгляд с Астариона на Фэйлен. — Мы вас искали, и вот вы появились в нашей камере. Удобно? Безусловно. Полезно? Ни в коей мере. Потому что, если ты не заметил, это не совсем та сторона тюрьмы, на которой стоит находиться. — А, слышу глас обречённости и отчаяния, — усмехнулся Астарион, наклонив голову. Всё ещё заметно взволнованный предыдущим проявлением чувств Фэйлен, Гейл кашлянул в кулак. — Да, что ж, — начал он тоном, застывшим где-то между неловкостью и официозом, — я… рад видеть вас обоих живыми. Но, возможно, не помешает немного ясности? Что с вами произошло? Где вы были? Фэйлен выпрямилась, сделав глубокий вдох, будто само это действие могло придать вес её словам. Она скрестила руки на груди и сжала пальцами рукава, словно пытаясь успокоиться. — Мы… путешествовали, — осторожно начала она. Румянец на её щеках начал спадать, лицо стало спокойным, но не глаза. — Между мирами, или версиями этого мира. Она помолчала, на мгновение опустив взгляд в пол, прежде чем снова встретиться с глазами с остальными. — Некоторые из них процветали… даже были мирными. Места, не тронутые войной, где люди жили счастливой, простой жизнью. Но другие… — Она заколебалась под тяжестью воспоминаний, отразившихся на её лице. — Другие были не такими. Гейл инстинктивно наклонился вперёд, проявив учёный интерес, и его любознательность возобладала над затянувшейся неловкостью. — Насколько не такими? — спросил он мягко, но с тревогой в голосе, словно боясь услышать ответ. Фэйлен приоткрыла губы, но слегка замешкалась и нахмурилась, подбирая нужные слова. Прежде чем она успела ответить, Астарион, привычно ухмыляясь, шагнул вперёд. — О, полностью уничтожены, — беззаботно сказал он. Но багровые глаза предательски блеснули. — Некоторые из них обратились в пепел, другие же поглотили тени, и по земле, словно чернила, расползлась тьма. Мы также встретили… знакомых, — осторожно добавил он, словно обдумывая свои слова. — Знакомых? — поинтересовался Гейл и нахмурился. — Кого? Астарион широко ухмыльнулся. — Игнатиуса, — начал он, явно довольный тем, как расширились от удивления глаза Гейла. — Который, что неудивительно, знал гораздо больше, чем когда-либо хотел признать. Иссохшего, как всегда загадочного и костлявого. Повзрослевшую Арабеллу, преисполненную решимости. Ах да, и… — он выдержал паузу, растягивая момент. — Аманиту. Во плоти. Гейл напрягся и у него сбилось дыхание. — Аманита? Она здесь? Фэйлен быстро покачала головой, строго сказав: — Не наша Аманита. Леди Инкогнита — её версия из другой реальности. Она пытается исправить ущерб, нанесённый её двойником. — Она нам помогает? — с сомнением спросил Варис. — Пытается, — ответила Фэйлен. — Её мир был одним из тех, что пали. Наступила пауза… тяжёлая, томительная тишина, когда её слова повисли в воздухе. Все обменялись тревожными взглядами, словно каждый из них молча пытался понять смысл невозможного. — Многое ещё предстоит объяснить, — признала Файлен, переводя взгляд с одного на другого. Гейл нахмурился, слегка приоткрыв рот, словно собираясь что-то сказать, но слов не последовало. У него был вид человека, собирающего воедино фрагменты истории, которые никак не хотели сходиться. Наконец, он нерешительно произнёс: — Но… это же бессмыслица. Если её мир пал, то как она оказалась здесь? Как всё это вообще возможно? Фэйлен терпеливо, но строго посмотрела на него, хотя в её глазах мелькнула усталость. — В этом не должно быть смысла, Гейл, — мягко сказала она. — Это простоесть. Гейл моргнул, явно неудовлетворённый ответом, мысли всё ещё путались, словно он хотел тянуть за нити, пока они не распутаются в нечто понятное. Тяжёлое, напряжённое молчание туманом опустилось в тусклой, холодной камере. Астарион переступил с ноги на ногу, рассеянно перебирая пальцами потёртую ткань рукава, хотя это движение мало помогло облегчить тяжесть в груди. Он слегка запрокинул голову, будто изучая трещины на потолке, но мысли были далеки от мрачного камня над головой. На краткий миг во время их испытания… всего лишь на мгновение… он её увидел. Но образ был искажён, переиначен по какому-то жестокому умыслу. На её лице отражался ужас, а черты были полны надежды… или страха? Уже не сказать точно. Он его преследовал, этот миг, клеймом впечатываясь в его сознание. Он постарался выровнять дыхание, делая по одному неглубокому вдоху за раз. В конце концов, паниковать было недостойно. Он не собирался расклеиваться, особенно перед остальными. Тем не менее его взгляд мельком скользнул по Фэйлен, что стояла со скрещёнными на груди руками и глубокомысленно хмурилась. Она изо всех сил старалась казаться спокойной, но он распознал все признаки: пальцы слишком сильно сжимают локти, плечи слегка напряжены. Они все прошли через ад, но она несла нечто куда более тяжёлое. Что-то, о чём умолчала. — Как ты? — тихо спросил Гейл, не сводя с неё взгляда. Фэйлен моргнула, удивившись внезапному вопросу, будто сама мысль о том, что кто-то может интересоваться её здоровьем, даже не приходила ей в голову. Она замешкалась, приоткрыв губы, но затем снова их закрыла в поисках ответа, который не выдал бы слишком многого. — Я в порядке, — наконец сказала она, хотя слова прозвучали слишком быстро, слишком заученно. Она опустила руки, но внутренне напряглась. — Нам нужно беспокоиться о более важных вещах, чем о моём самочувствии. Гейл нахмурился, явно недовольный её уклончивостью. — Фэйлен, — терпеливым и спокойным голосом начал он, расчитывая сломить её упрямую оборону. — Мы все прошли через нечто… странное. Леди Инкогнита… — он сделал паузу, тщательно подбирая слова. — Мы поймём, если тебе нужно время. Астарион молча наблюдал за разговором, слегка прищурившись. Серьёзность мага восхищала и в то же время утомляла. Фэйлен резко выдохнула, опустив взгляд в пол. — На это нет времени. — Что бы это ни было, это ещё не конец. Пока что. Взгляд мужчины стал отрешённым, и он медленно, неторопливо вздохнул. — Началось всё в Сильверимуне, — сказал он со слабой ноткой горечи. — После всего, что мы пережили, я думал… ну, неважно, что я думал. В один момент мы были там, а в следующий… уже нет. Нас затянуло в какой-то разлом, о котором никто из нас не подозревал. Он прислонился спиной к холодной каменной стене, переводя глаза с одного спутника на другого. — Мы оказались во Вратах Балдура. Или, по крайней мере, сначала так казалось. Запах был тот же — копоть, гниль, отчаяние. Но остальное… — Он скривил губы в подобии гримасы, — руины. Весь город был превращён в руины, а улицы кишели отчаявшимися и мертвецами. Сначала мы думали, что что-то ужасное произошло, пока нас не было. Но мы ошибались. Он замолчал, дав остальным осознать смысл сказанного. Фэйлен неловко пошевелилась, сильнее скрестив руки на груди. — Это были не те знакомые нам Врата, — продолжил вампир. — Это была другая версия, из другой временной линии. В которой история приняла более мрачный оборот. — Он на мгновение замешкался, опустив взгляд в пол. — Я видел там… людей, которых знал, с кем сражался рядом. Мёртвых. В том числе и самого себя. Гейл нахмурился, но ничего не сказал, ожидая продолжения. — Как можно догадаться, эти Врата Балдура просуществовали недолго, — смягчил голос Астарион. — Похоже, вселенная решила, что с неё хватит страданий. Одна неудачная цепь событий за другой, и того мира… не стало. Он взглянул на чародейку, и между ними промелькнуло что-то невысказанное. — Сила Фэйлен вытащила нас как раз вовремя. Или, возможно, это был Игнатиус. В любом случае, мы оказались в другом месте. Выражение его лица изменилось, губы изогнулись в слабой ухмылке, не достигшей глаз. — Следующий мир был… странным. На самом деле, до тошноты жизнерадостным. Утопия, где все были счастливы, довольны и совершенно невыносимы. Всё пахло медом и лавандой. Я был почти уверен, что мы попали в пьяную фантазию какого-то барда. Но ухмылка померкла, едва в его голове промелькнуло воспоминание. Он избегал смотреть на остальных, внезапно насторожившись от их внимания. Он решил не продолжать, не желая вдаваться в подробности того, что он там видел, — преследующие его лица, их доброта, навязчивое счастье, настолько искреннее, словно кинжал вонзался в грудь. И среди них — его жалкая версия. Он подавил дрожь, возвращая ухмылку, хотя она казалась хрупкой, как готовая вот-вот треснуть маска. Не нужно говорить о том, как глубоко это его расстроило, как затронуло болезненные места, которые, как ему казалось, он уже давно похоронил. — Но даже в рае есть свои трещины. Тот мир тоже начал рушиться. Мы едва спаслись, прежде чем он развалился, сумев найти портал… который и привёл нас в Приют. При упоминании Приюта Варис приподнял бровь и пристально на него посмотрел. — Там мы их и встретили, — продолжил Астарион. — Игнатиуса, Арабеллу и леди Инкогниту. Они ждали нас, как будто знали о нашем появлении. — Что они вам сообщили? — поинтересовался Гейл. Фэйлен глубоко выдохнула и посмотрела на Астариона. Когда он слегка кивнул, она выпрямилась и начала рассказывать ровным, но напряжённым голосом. — Сказали, что всё это связано с Аманитой, — начала она, слегка повысив голос при упоминании этого имени. — Она дёргала за ниточки во всех временных линиях, во всех реальностях. То, что мы попались, — это её замысел. Или, по крайней мере, его последствия. Эта её версия — та, что пошла по другому пути. Игнатиус рассказал нам, что встретил её много лет назад, когда она каким-то образом сбежала из дома семьи Зарр. Он взял её к себе, заботился о ней, учил её. — Похоже, он слишком хорошо её обучил. Она сбежала с его исследованиями — записями о порталах, межпространственных путешествиях, всем этим, — вмешался Астарион, слегка усмехаясь. — Она использовала его работу для создания сети порталов, — продолжила Фэйлен. — Порталов, ведущих в другие миры. Сначала Игнатиус думал, что она стремится к могуществу или просто хочет сбежать. Но мы были правы в том, что ей действительно нужно. Молча слушавший Варис, наконец, тихо спросил: — Её семья? — Да, она хотела вернуть их всех, — просто ответила Фэйлен, не отводя взгляда. — Каждого из них, из каждого мира, где они были живы. Она собрала их всех в одном месте, в одной временной шкале. Глаза Гейла слегка расширились, учёный в нём явно пытался собрать всё воедино. — Но это создало бы… — Хаос, — закончила Фэйлен. — Да. Это одна из причин, почему миры рушатся. Этот мир не рассчитан на такое количество противоречивых сущностей. Порталы сходятся здесь. Это точка пересечения. И есть одна вещь, которая удерживает всё это… один предмет, поддерживающий её сеть в целостности. — Зеркало, — спокойно добавил Астарион. — Основной портал, стержень всей её паутины. Уничтожь его, и всё остальное рухнет. — В этом и состоит наша задача, — отозвалась Фэйлен. — Найти зеркало, уничтожить его и положить всему этому конец, пока всё не пошло наперекосяк. Воцарилась тяжёлая тишина, на всех давила важность задачи. Астарион скрестил руки и слегка наклонил голову, изучая Гейла и Вариса. В тишине его мысли разбегались, тянулись к нитям истины, о которых он не говорил вслух. Зеркало… якобы основа плана Аманиты… и Астариона… было не просто инструментом. Оно было куда сложнее, опаснее. Зеркало служило не просто проходом — оно было ядром, краеугольным камнем, связывающим разрушающиеся миры. И его уничтожение не просто дестабилизировало бы его сеть. Оно сделало бы нечто большее, возможно, больше, чем можно представить. Но так ли это важно? Он взглянул на Фэйлен, она была полна решимости несмотря на изнеможение. Нет, решил он. Детали не имели значения, как и нюансы, риски, и возможные последствия… сейчас это было неважно. Важно было выжить и спасти тех, кто им дорог, и те миры, которые ещё не обратились в руины. Они не могли позволить себе медлить. Он перевёл взгляд на Гейла и Вариса. Задача была простой, по крайней мере, на первый взгляд: уничтожить зеркало, разгадать план Астариона и спастись от хаоса, который бы за ним последовал. — Итак… прежде чем мы приступим к нашим ужасным приключениям, думаю, будет справедливо, если вы оба поделитесь тем, что произошло с вашей стороны. Надеюсь, вы не провели всё это время, бездельничая в ожидании нас? Варис и Гейл обменялись взглядами, и между ними возникло общее напряжение. Оба мужчины вздохнули почти одновременно. Было ясно, что они что-то знают… что-то ужасное… и ни один из них, похоже, не хотел нарушать молчание и рассказывать подробности. Гейл слегка напрягся, стиснув челюсть, а Варис отвёл взгляд в сторону, словно тяжесть момента была слишком непосильна. Наконец Варис с мрачным выражением лица прислонился к стене. — После того, как вы исчезли, мы проверили все возможные зацепки. В конце концов это привело нас в Англа Влед. — Его тон был резким, в нём отчётливо слышалось разочарование. — Англа Влед, — пробормотал Астарион, скривив губы в слабой гримасе. — Дай угадаю… дела пошли неважно? — Это… было бы преуменьшением, — напряжённо произнёс Гейл. — Мы попали прямо в ловушку. Себастьян и Гисан нас поджидали При упоминании Себастьяна выражение лица Астариона ещё больше омрачилось. Глаза сузились, он резко вздохнул, а в его тоне прозвучало презрение. — А, Себастьян. Само собой, — язвительно протянул он с очевидным раздражением — Гисан? — спросила Фэйлен обманчиво спокойно, хотя в глазах сверкало понимание. — Дай угадаю… её миловидность испарилась? Гейл заколебался, явно испытывая дискомфорт. — Можно сказать и так. Какое-то время она нас дурачила, но ты была насчёт неё права. В её поведении было что-то… неправильное. Чего бы она ни добивалась, это опасно. Выражение лица женщины напряглось, а губы сжались в тонкую линию. В её глазах мелькнуло понимание, словно выражающее: «Я же говорила». — После того, как нас схватили, — продолжил Варис, — они держали нас здесь. А через несколько часов… — Он замолчал, слегка сжав челюсть. — Они пришли за Тав. Астарион резко выпрямился, сузив глаза. Так вот как она оказалась у него. — Они её забрали? Гейл обеспокоенно кивнул. — Да. Больше мы её не видели. Это было… где-то четыре-пять часов назад? Вампир перевёл взгляд на Фэйлен, которая уже смотрела на него, на её лице смешались беспокойство и решимость. Астарион сделал шаг назад, прислонившись к стене и скрестив руки. На мгновение стало тихо, если не считать слабого потрескивания дальних факелов. Затем, тяжело вздохнув, он заговорил. — Есть еще кое-что, что вам нужно знать, — спокойно начал он, но в его голосе сквозила тревожная уверенность. Он обменялся взглядом с чародейкой, и та коротко, почти незаметно ему кивнула. — Вскоре после того, как мы прибыли в Приют и встретились с Игнатиусом и его… сообщниками, мы отправились к месту, где, как мы думали, находилось главное зеркало. Варис и Гейл слегка подались вперёд. — Мы снова оказались во дворце Касадора в какой-то другой реальности, — понизил голос Астарион. — И не только место было знакомым. Мы нашли там кое-кого. Кого мы не ожидали встретить. — Он немного помолчал, прежде чем произнести её имя. — Тав. — Что? — воскликнул Гейл громче обычного. — Тав? Как? Варис, прищурившись, уставился на Астариона. — Объясни, — тихо, но настойчиво потребовал он. Астарион развёл руки, его пальцы слегка дрожали, пока он собирался с мыслями. — Это была не наша Тав, — сказал он наконец. — Это была другая её версия. Вампирша. Та, которой… — он замялся, словно это воспоминание вызывало у него тревогу. Он замолчал, на мгновение устремив взгляд вдаль и сжав губы в тонкую линию. Что он мог сказать? Его терзала жестокая и неумолимая правда. Та, которой я причинил боль. Та, которую я мучил, которой манипулировал, использовал и бросил не задумываясь?Тяжесть этого чувства давила на грудь, угрожая пробить носимую им маску невозмутимости. Пальцы сжались… едва заметное движение, но достаточное, чтобы не сорваться. Он не мог этого сказать… не здесь, не сейчас. Им не нужно было знать. Это ничего не изменит и уж точно не устранит причинённый ущерб. — Она рассказала нам всё, — добавила Фэйлен. — Этот мир, в котором мы её нашли, — место, где всё началось. Перекрёсток. Точка, где сходятся временные линии. — И что именно она вам рассказала? — требовательно и напряжённо спросил Варис. Астарион встретился с ним взглядом и помрачнел. — Сказала, что это не дело рук Аманиты… не совсем. Что её… использовали. Пешка в масштабном плане. Разработанным мной. Наступила абсолютная тишина. — Тобой? — спросил Гейл, на этот раз его голос был тише, а в голосе сквозило недоверие. — Не прямо мной, — негромко уточнил Астарион. — Другой версией меня. Тем, кто стал тем, о чём всегда мечтал Касадор, — настоящим Вознесённым вампиром. Тем, кто обладает силой, намного превосходящей всё, что я когда-либо мог себе представить. Варис сжал челюсти, его взгляд стал жёстче. — И эта версия тебя… чего он хочет? Астарион ненадолго опустил глаза, прежде чем вновь взглянуть на остальных, и его взгляд потяжелел от того, что он собирался сказать. — Он хочет уничтожить мультивселенную. Разрушить все временные линии, все миры, пока не останется только одна. Его идеальная утопия. Его абсолютное господство. Гейл побледнел, губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но слов не последовало. Варис с недоверием уставился на Астариона, сузив глаза. Его пристальный взгляд замер, словно размышляя над правдивостью его слов, выискивая несостыковки в его рассказе или намёки на скрытые мотивы. Гейл, напротив, выглядел бледным и глубоко встревоженным, нахмурившись, словно собирая воедино фрагменты пазла. Он слегка постукивал пальцами по подбородку в такт размышлениям и медленно, почти незаметно кивал, словно в его голове наконец-то начали выстраиваться все детали. — Это… многое объясняет, — тихо пробормотал Гейл, скорее себе, чем кому-то ещё. Он бросил на Астариона беглый взгляд, полный тревоги, но в то же время и мрачного понимания. — А Тав? — спросил Варис, его голос стал тише, но не менее напряжённым. — Наша Тав? Астарион выпрямился, выражение его лица стало твёрдым как камень. — Она сейчас с ним. Фэйлен шагнула вперед, и её голос прорезал тягостную тишину. — Вот почему нужно найти зеркало и уничтожить его. Это единственный способ остановить его. Остановить это. Варис и Гейл обменялись взглядами, и общее недоверие сменилось мрачным пониманием. — А что насчёт вампирши Тав? — осторожно поинтересовался Гейл. — Что с ней стало? — Она всё ещё там, — мягче ответила Фэйлен. — Она предупредила нас… рассказала всё, что знала, но не могла уйти. — Она решила остаться, — мрачно добавил Астарион. — Чтобы дать нам шанс это остановить. Взгляд Вариса стал жёсче, когда он повернулся к Фэйлен и Астариону, а его голос прорезал напряжение, как лезвие клинка. — И как мы можем быть уверены? Эта вампирша Тав… откуда нам знать, что она не работает с ним? С… другим тобой? Астарион резко выдохнул, на мгновение потеряв самообладание. Он провёл рукой по лицу… скорее устало, чем раздражённо, прежде чем встретиться взглядом с Варисом. В его глазах мелькнуло что-то неприкрытое — сожаление, боль и что-то более тяжелое, что он не пытался скрыть. — Потому что она не на его стороне, — наконец ответил он тихо и почти горько. Он заколебался, поджав губы, прежде чем добавить: — Поверь мне. Весомость его слов повисла в воздухе, куда тяжелее, чем последовавшее за ними молчание. В них не было ни юмора, ни остроумия, чтобы скрыть их смысл. Варис внимательно за ним наблюдал, и его острый взгляд слегка смягчился, когда пришло осознание. Что бы ни произошло между ним и той Тав, это не оставило его равнодушным. Варис медленно кивнул, в его глазах читалось понимание, но он ничего не сказал. — Тогда у нас не так много времени, — уверенно заметил он, несмотря на напряжение в голосе. — Да, — мрачно согласился Астарион. — И если мы хотим ему помешать, мы должны действовать быстро. Потому что поверь мне, когда я говорю «Вознесённый вампир с его амбициями и силой»… Он не станет ждать, пока мы его догоним. Все стояли в тягостном молчании, осознавая тяжесть предстоящей задачи. Но времени на колебания и страх не было. Только действия. Каждый из них стоял, погрузившись в свои мысли, собирая воедино обрывки информации, взвешивая варианты и готовясь к неизбежному противостоянию. Астарион шагнул вперёд, сомкнув пальцы вокруг холодных железных прутьев двери камеры. Он наклонился к ним, сжимая металл ладонями, и осматривал полумрак темницы. Он бросил взгляд на пустой коридор за дверью, его острый ум перебирал стратегии, вероятности и мрачную реальность их положения. Казалось, темница простиралась бесконечно, тишину нарушало лишь редкое отдалённое эхо шагов или приглушённые крики. Будто это лабиринт, созданный для того, чтобы загнать его обитателей в ловушку как телом, так и духом. Он сжал челюсти и слегка выпрямился, сжав прутья сильнее, прежде чем отпустить. Кажется, любой придуманный им план трещал по швам, рассыпаясь под тяжестью вражеской силы. Фэйлен, раздражённо хмурясь, расхаживала по камере. Гейл сидел на низкой каменной скамье и рассеянно выводил пальцем узоры на пыльном полу. Варис стоял у стены, обшаривая глазами пространство, и его зоркий взгляд выражал его напряжённость. Внезапный металлический звон ключей, ударившихся о каменный пол, прорезал тишину. Все замерли, их глаза метнулись к источнику звука. Из маленького зарешеченного окошка в верхней части двери камеры им помахала рука. — Эй, там, внизу! — раздался знакомый, озорной голос, полный неуместной энергии, которой не было места в этом мрачном месте. Варис замер, сузив глаза, когда пришло узнавание. — Слай? В маленьком окошке возникло веснушчатое бледное лицо, обрамлённое бордовыми волосами, и ухмыльнулось им. — Смотрите-ка, кого тут заперли, как непослушных детей, — язвительно заметила она. — Спорим, вы не ожидали меня увидеть. — Слай, — снова сказал Варис, в этот раз чуть резче. — Что ты здесь делаешь? Она проигнорировала его вопрос, вместо этого размашисто жестикулируя. — Просто сидите тихо. Вы поймёте, когда придёт время действовать. Поверьте. Фэйлен наклонила голову, скрестив руки на груди. — Она сказала, что подаст сигнал. И чего именно мы ждём? Варис смиренно вздохнул, выражение его лица было нечитаемым. — Не волнуйся, — сказал он спокойно, но уверенно. — Мы узнаем. Гейл недоверчиво на него покосился. — Узнаем? Это всё, что ты можешь сказать? — Слай знает, что делает, — ответил Варис не оставляющим места для споров тоном. — Если она говорит ждать, мы подождём. Астарион драматично вздохнул, откинув голову назад. — Замечательно. Мы отдаём свои жизни в руки махающей через окно сумасшедшей. День становится всё лучше и лучше. Слай сверху фыркнула, явно услышав замечание. — О, я тоже по тебе скучала, кровосос, — весело сказала она. — А теперь заткнись и сиди на месте. Скоро всё станет интереснее. С этими словами её лицо исчезло из окна, снова оставив команду в напряжённой тишине. Фэйлен, прищурившись, взглянула на Вариса. — Ты в этом уверен? Варис лишь кивнул. — Она умеет вызволять людей. Фэйлен выдохнула, проведя рукой по волосам. — Хорошо, — пробормотала она. — Будем надеяться, что твоя вера не напрасна. — Будем надеяться, что из-за неё нас не убьют, — добавил Гейл себе под нос, вызвав слабую ухмылку у Астариона. И они стали ждать. Что бы ни задумала Слай, это либо станет их спасением, либо началом конца. Астарион потянулся за брошенными ранее ключами, металлический холод которых неприятно кольнул пальцы. Он рассеянно покрутил их в руке, сохраняя нейтральное выражение лица, но в его глазах мелькнуло предвкушение. Он расположился у двери камеры, прислонившись к стене. Остальные переглянулись, в затхлом воздухе повисло напряжение. Фэйлен стояла неподалёку, скрестив руки и не сводя пристального взгляда с двери. Гейл что-то бормотал себе под нос, а Варис не шевелился, осматривая коридор за решёткой. Долго ждать им не пришлось. Внезапно по коридору разнеслась какофония: лязг металла, выкрикиваемые проклятия и звуки ударов тел о камень. Звуки нарастали, усиливались, сопровождаясь редкими вспышками света, мерцавшими в полумраке коридора за камерой. Все замерли, устремив взгляды к двери. Астарион не двигался, не отрывая глаз от происходящего в коридоре хаоса. А затем, с треском пламени и гортанным криком, мимо решётки пронёсся горящий силуэт и врезался в дальнюю стену, после чего рухнул на пол. Огонь лизал края доспехов стражника, воздух дрожал от жара, а едкий запах обугленной плоти наполнял камеру. Все замерли, не сводя глаз с дымящегося тела. На мгновение повисла гробовая тишина. — Ну что ж, — наконец сказал Астарион, нарушая тишину своим обычным сухим остроумием. Он выпрямился, небрежно вставив ключ в замок двери камеры. — Похоже, это можно считать за знак. Замок открылся с приятным щелчком, и он изящным движением руки толкнул дверь. Он обернулся к остальным с лёгкой ухмылкой на губах. Варис не терял ни минуты. Как только языки пламени на теле стражника потухли, он быстро присел возле тлеющего трупа. Слабо поморщился от запаха гари, но перевёл взгляд на разбросанное рядом оружие. Внимательные глаза быстро распознали кинжал и слегка обгоревший, но целый меч. Он схватил оба. Поднявшись, мужчина повернулся к Астариону и, не говоря ни слова, швырнул кинжал в его сторону. Вампир поймал его в воздухе с привычной лёгкостью и оценивающе оглядел клинок, прежде чем прокрутил его в руке. — Не то, что я бы предпочёл в бою, но сойдёт, — едва заметно ухмыльнулся он, проверяя баланс. Клинок тускло блеснул в свете факела, лезвие хорошо заточено. — Будем надеяться, что его хватит расправиться с тем, кто ещё решит появиться. Варис с мрачным выражением лица прицепил большой меч к поясу. Позади них Гейл с нарастающим волнением что-то бормотал себе под нос. — Прекрасно, — проворчал он, раздражённо вскидывая руки. — Ни посоха, ни нужных компонентов, и при этом я должен поспевать за вами, творя заклинания голыми руками? По-вашему, я похож на друида? Фэйлен обернулась к нему и её губы дрогнули в дразнящей ухмылке. — Да ладно тебе, — сказала она, скрестив руки и слегка наклонившись к нему. — Не волнуйся… некоторым из нас не нужен посох, чтобы творить магию. Гейл взглянул на неё и покраснел. — Чародейство вряд ли можно сравнить с утончённым искусством магии, — проворчал он, хотя его тон был скорее взволнованным, чем сердитым. Фэйлен широко ухмыльнулась, явно наслаждаясь его реакцией. — «Утончённое искусство»? Ну, может быть, если бы ты тратил меньше времени на чтение и больше на дело, ты бы так не полагался на свою палку. — О, брось, — возразил Гейл, его лицо приобрело недвусмысленно красный оттенок. — Некоторые из нас предпочитают точность грубому инстинкту. И к твоему сведению, эта «палка» — расширение моих способностей, тонко настроенное… — Расширение, говоришь? — перебила его Фэйлен, понизив голос до откровенно игривого. — Как очаровательно. Гейл моргнул, на миг потеряв над собой контроль, открывая и закрывая рот в попытке сформулировать ответ. Астарион, всё ещё изучающий свой новый кинжал, усмехнулся себе под нос. — Я мог бы смотреть на это вечно, — пробормотал он, переводя взгляд с одного на другую. Приспосабливаясь к своему новому мечу, Варис негромко вздохнул. — Сосредоточьтесь, — пробормотал он, перебивая их подтрунивание. Фэйлен наклонилась ближе к Декариосу, понижая голос до почти мягкого, интимного тона. — Не волнуйся, Гейл, — сказала она, и её дразнящая усмешка потеплела. — Уверена, ты прекрасно справишься и без него. Кроме того, я с удовольствием тебя прикрою. Его румянец стал ярче, и он быстро устремил взгляд на коридор впереди, бормоча что-то о «безответственном колдовстве» и «ненужных отвлекающих факторах». Смех Фэйлен был тихим, но отчётливым, когда она пошла рядом с ним, явно довольная собой. Взгляд Астариона метнулся к Фэйлен, чей мягкий смех всё ещё звучал в воздухе. Теперь она вела себя иначе — легче, свободнее. Казалось, давившее ей на плечи с самого начала их испытания, напряжение ослабло, хотя бы немного, в присутствии Гейла. Она вела себя уверенней, более… дерзко. Та острая, игривая искра, что определяла её, снова вспыхнула, даже посреди ужасных обстоятельств. С ним она чувствует себя в большей безопасности, подумал Астарион, прищурившись и изучая их. Дразнящий тон Фэйлен, то, как расслабились её плечи, когда она взглянула на Гейла, слабая улыбка, застывшая на её губах… она будто снова начала дышать. А Гейл, как и всегда, был слишком увлечён болтовнёй о её безответственном колдовстве, чтобы заметить, как он на неё действует. Астарион слегка ухмыльнулся, с непринуждённым видом прислонившись к прутьям камеры, хотя мысли его были остры. Бедняга, — размышлял он и на мгновение выражение его лица смягчилось от чего-то, что могло означать веселье или жалость. Он даже не понимает, во что ввязался. Не имеет ни малейшего представления о неприятностях, в которые он попал. Напряжение в воздухе немного спало, но команда оставалась настороже, сосредоточившись на поставленной задаче. Звуки отдалённой битвы всё ещё слабо разносились по коридорам, напоминая об ускользающем мгновении лёгкости. Астарион всё крепче сжимал кинжал, пока они поднимались по узкой лестнице, а грохот битвы наверху становился громче с каждым шагом. Далёкие отзвуки стали о сталь, треск магии, гортанные крики людей и монстров наполняли воздух, и от каждого звука мурашки ползли по коже. Он сражался в бесчисленных битвах, но это… это было по-другому. Он едва замечал окружающих, сосредоточившись на гнетущей тяжести момента. Когда они вышли на лестничную площадку, развернувшаяся перед ним сцена заставила замереть на месте. Хаос. Абсолютный хаос. Помещение тянулось во все стороны, высокий сводчатый потолок был окутан тенями. Магия и огонь освещали пространство беспорядочными вспышками, резко выделяя сражающихся. В воздухе витала сила — древняя, первобытная и неистовая. А в центре всего этого происходило непреодолимое столкновение союзников и врагов, сражавшихся изо всех сил. Он обвёл глазами поле боя и первым делом заметил Шэдоухарт. Она вела себя уверенно и точно, её щит светился защитной магией, когда она накладывала чары на группу союзников. Рядом с ней Уилл двигался как танцор, его клинок совершал такие плавные движения, что почти гипнотизировал. Карлах парила над ними, как хищница, пуская в ход свою смертоносную магию, рассекающую хаос. Воительница Лаэзель находилась в самой гуще событий, пробиваясь сквозь тени и нежить с неумолимой силой, своими криками бросая вызов окружающим её тёмным силам. А ещё там был Хальсин, который одним своим присутствием являл собой силу природы. Его окружали друиды, совместная сила которых призывала армию животных, возникавших, казалось, из ниоткуда: птиц, волков и медведей, с первобытной яростью разрывающих врагов. Земля под ногами ходила ходуном и дрожала, лианы вырывались вперёд, опутывая нежить. Красная вспышка привлекла его внимание к Каэлю и его банде «Змей», прокладывающих кровавый путь через врагов. Массивный багровый змей, обвившийся вокруг врага, наносил удары с ужасающей точностью, яд капал с его клыков, когда он уничтожал свою жертву. Слай тоже была там, её Безликие двигались как тени, нанося удары и исчезая, их точность тревожила даже его. Взгляд метнулся в дальнюю часть зала, где воздух, казалось, потрескивал от концентрированной силы. Там стоял мужчина, приковывая к себе внимание каждым движением, — отец Фэйлен, излучающий ауру неумолимой силы. Из его рук вырывались молнии, пронзая врагов, а свита из его чародеев сеяла разрушения на поле боя. Следом шёл Эрдан, возглавлявший отряд эльфов, жителей деревни Тав. Их стрелы летели точно в цель, их строй был дисциплинированным и стойким. Они сражались как воины, защищая не только свои жизни, но и свой дом. Посреди всего этого отчётливо выделялись Джахейра и Минск. Магия Джахейры струилась подобно нитям сквозь хаос, её сила сочетала в себе природу и магию. Минска, рвущегося в бой с яростно пищащим на плече Бу, невозможно было не заметить. Он сражался с безрассудной энергией, двигаясь с невероятной смелостью. А их враги… их было много. Вампиры, тени и нежить наполняли помещение, угнетая своим присутствием. Вампиры передвигались с ужасающей скоростью и силой, прорезая ряды союзников. Тени сновали туда-сюда в хаосе, нанося точные удары и так же быстро исчезая. Нежить наступала волнами, неумолимая и безжалостная, и казалось, что их бесчисленное количество. Астарион сжал челюсти, когда всё это осознал. Его друзья… нет, егосемья… были здесь, рискуя всем. — Что ж, — мягко, но с каплей грубости в голосе сказал он, — я бы сказал, что мы нашли наших союзников. Фэйлен коснулась его плеча, и это мимолётное прикосновение успокоило его. Её голос был мрачен, но решителен. — И наших врагов. Он кивнул, коснувшись пальцами клинка на боку. Тяжесть кинжала казалась незначительной на фоне масштабности стоящей перед ними задачи. Он на мгновение задержал взгляд на происходящем, на друзьях, сражающихся рядом с ним, на людях, которые собрались вместе, чтобы противостоять невозможному. Их решимость, их смелость что-то в нём зажгли, чего он не чувствовал уже много веков, — хрупкую, но яростную надежду. — Ну ладно, — решительно пробормотал он себе под нос. — Не будем заставлять их ждать.

—

Тав следовала за Астарионом по извилистым коридорам замка, задевая обнажёнными руками гладкую ткань платья, в которое её заставили облачиться. Оно неудобно её облегало, а глубокий вырез обнажал больше, чем ей хотелось бы. Тихий стук её каблуков по полированному каменному полу казался неуместным в этом мрачном и гнетущем пространстве. Холодный воздух обжигал кожу, а слабый запах крови постоянно напоминал о природе этого места. Взгляд беспокойно блуждал по грандиозной архитектуре. Чем-то это напоминало ей дворец Касадора — та же упадническая роскошь, высокие арки, позолоченные узоры. Но этот замок был больше, величественнее. Свидетельство не только богатства, но и власти. Впереди неё целенаправленно шёл Астарион, расправив плечи и высоко подняв подбородок. Он излучал свою обычную властную уверенность, но Тав уже достаточно изучила его, чтобы заметить едва уловимое напряжение в его движениях. Он двигался уверенно, но в его шагах ощущалась некая резкость, слабая безотлагательность, которые он изо всех сил пытался скрыть. Она внимательно наблюдала за ним, замечая лёгкое подёргивание пальцев, как он сжимал челюсти, когда они проходили мимо определённых дверей. Он что-то скрывал, и хотя его маска была почти безупречна, Тав заметила трещины — маленькие, мимолётные, но они были. Чем дальше они шли, тем становилось холоднее, и Тав всё сильнее ощущала дискомфорт. Мягкая ткань платья почти не защищала от холода, и она ощущала себя уязвимой без привычных доспехов… или хотя бы успокаивающей тяжести лука на плече. Они подошли к двойным дверям в конце длинного тёмного коридора. Замысловатая резьба в виде роз и шипов на тёмном дереве слабо поблескивала в тусклом свете, и Тав ощутила нарастающее чувство тревоги. Астарион ненадолго остановился, положив руку на ручку, прежде чем открыл их плавным, отработанным движением. Она последовала за Астарионом через высокие двойные двери. Воздух внутри был холоднее, тяжелее, почти удушающий. Люстры наверху отбрасывали бледный, неестественный свет, освещая длинный тёмный стол в центре комнаты. Его поверхность блестела, как чёрное стекло, отражая мерцающее пламя настенных бра. Вокруг стола сидели вампиры — Аманита, Касадор и остальные члены их так называемой «семьи». При виде их у Тав всё сжалось. Каждый из них излучал опасную, хищную ауру, а их элегантный внешний вид почти не скрывал таящейся под поверхностью угрозы. Их взгляды не были тёплыми, даже нейтральными. Каждый вампир в комнате смотрел на остальных с тонко завуалированным презрением, а глаза были преисполнены подозрений и расчётов. Касадор лениво развалился в кресле, но напряжение в его плечах выдавало его безразличие. Его взгляд был холоден, он изучал каждое лицо за столом с точностью хищника, решающего, на какую добычу напасть первой. Остальные были немногим лучше. Некоторые откинулись на спинки кресел, изображая скуку, другие наклонились вперед, пальцами обводя края стола и переводя взгляд с одного на другого с напускной вежливостью, которая не очень-то скрывала затаённую злобу. Тав переводила взгляд с одного на другого. Все вампиры вели себя так, словно были готовы друг на друга наброситься. Их союзы, если их вообще можно было так назвать, казались в лучшем случае непрочными, словно все собрание балансировало на острие лезвия. Одно неверное слово, один неуместный взгляд, и хрупкое перемирие превратится в хаос. Беспокойство усилилось, когда она задержалась на шаг позади Астариона, наблюдая, как он с отработанной грацией входит в зал. Он был совершенно спокоен, держа спину прямо, двигаясь плавно, будто напряжения вокруг него не существовало. Он остановился чуть в стороне от стола, притягивая к себе все взгляды, как магнит. Тихие разговоры прекратились, сменившись тишиной, настолько острой, что казалось, будто она может порезать. — Прошу прощения за задержку, — спокойно произнёс он, изогнув губы в лёгкой улыбке. — Надеюсь, мы не пропустили ничего… важного. Слышал, у нас незваные гости. Слова повисли в воздухе, и напряжение ещё больше усилилось. Пульс Тав участился, когда она увидела, как вампиры переглядываются, тщательно контролируя выражения своих лиц, и как их истинные мысли скрываются за масками вежливости. Взгляд метнулся к Аманите, излучающей спокойное удовлетворение. Из всех присутствующих в комнате она, похоже, была единственной, кто искренне наслаждался происходящим. Алые глаза блестели чем-то, что можно было назвать триумфом, поза была расслабленной, словно охватившее остальных напряжение было для неё не более чем лёгким дуновением ветерка. Когда она взглянула на Тав, её лицо напряглось, и на мгновение уверенное спокойствие уступило место чему-то большему — ревности. Мимолётной, но безошибочной. Глаза сузились, в них появился едва уловимый вызов, как бы напоминая Тав о её месте. Однако эльфийка была не в настроении испытывать страх. Она ответила на её взгляд, в глазах читался вызов. Губы сжались в тонкую линию, выражая явное презрение. И всё же, продолжая наблюдать за девчонкой, она не могла отделаться от исходящего от той тошнотворного чувства удовлетворения. Она думает, что победила, — с горечью подумала Тав. Её план сработал. Её «семья» в сборе, как она того и хотела. Астарион лениво откинулся на спинку свободного кресла, взгляд его глаз был пронзительным, но полным неприкрытого презрения. Первой безучастно заговорила Аманита. — Глупцы. Они думают, что смогут пробить эти стены и нарушить наши планы? Пусть приходят. Они потерпят неудачу, как и всегда. — В её тоне сквозило превосходство, и она изящно откинулась в кресле, тем самым подчёркивая свою неуязвимость. Однако Касадора происходящее забавляло куда меньше. И хотя тело оставалось расслабленным, резкий взгляд выдавал его беспокойство. Он постучал пальцами по подлокотнику кресла, устремив взгляд в стол. — Недооценивать своих врагов — кратчайший путь к смерти. Я бы не советовал тебе этого делать, дорогое дитя. — Его голос звучал спокойно, но в нём чувствовалось раздражение. Тав перевела взгляд на остальных сидящих за столом. Это была её первая реальная возможность их рассмотреть, и каждый из них выделялся на фоне остальных. Ближе всех к Касадору сидела пожилая женщина, её осанка была безупречной, а внешность — властной, но не вызывающей. Её серебристые волосы были аккуратно уложены, а алые глаза несли в себе груз мудрости и опыта. — Нам нужна стратегия, а не самоуверенность, — спокойно, но резко сказала она, мимолётно бросив на Аманиту неодобрительный взгляд. — Глупцы снаружи могут быть в отчаянии, но отчаяние порождает опасные решения. Напротив неё сидела другая женщина, от которой веяло таким самодовольством, что дух захватывало. Она была одета в роскошные тёмные одежды, украшенные драгоценностями, а её пальцы лениво двигались по краю стола, как будто происходящее было ей вовсе неинтересно. — Мы обязаны это сделать, — сказала она ровным, полным самомнения голосом. — Пусть нападающие выдохнутся. Когда всё закончится, мы возьмём то, что принадлежит нам по праву. Рядом с ней сидел юноша с надменным выражением лица. Он наклонился вперёд, положив локти на стол, и его резкие черты лица исказились в дерзкой ухмылке. Тёмные волосы беспорядочно спадали ему на лицо, но это, казалось, только усиливало его опасное обаяние. — Позвольте мне с этим разобраться, — усмехнулся он, его голос был громким и наполненным бравадой. — Они ещё пожалеют, что переступили порог этого места. Короткая битва, и мы с ними покончим. — Его пальцы нетерпеливо барабанили по столу, будто сама мысль о бездействии его раздражала. Тав заметила, как он изредка поглядывал на Касадора, словно ища у него одобрения. Но тот не смотрел на него, даже не замечая его хвастовства. Напряжение за столом нарастало по мере того, как разговор принимал всё более серьёзный оборот. Астарион, обманчиво расслабившись, продолжал небрежно облокачиваться на спинку кресла. Его острые и расчётливые глаза осматривали комнату, наблюдая за каждым вампиром, пока те говорили, словно взвешивая каждое их слово и жест. Молчание нарушил Касадор спокойным, но холодным голосом. — Самоуверенность опасна, дорогой Бловарт, особенно когда не позволяет увидеть очевидного. Они нападают, потому что верят в свои шансы. — Он скривил губы и бросил быстрый взгляд на вампиршу помоложе. — Возможно, нам следует меньше восторгаться собой и больше стремиться к победе над ними, Дралия. Дралия сузила глаза и сдержанно улыбнулась. — Твоя паранойя, как всегда, очаровательна, Касадор. Эти так называемые нападающие — отребье. Их уничтожат прежде, чем они проникнут во внутренние ворота. Какой смысл тратить силы на несуществующую угрозу? — Отребье всё же способно убивать, если они достаточно отчаянны, — спокойно, но резко возразила пожилая женщина. Она аккуратно сложила на столе руки, взглянув твёрдым пронизывающим взглядом. — Отчаяние делает глупцов как безрассудными, так и непредсказуемыми. И нам стоит уважать эту непредсказуемость. Бловарт громко фыркнул, с наглой ухмылкой откинувшись в кресле. — Непредсказуемыми? Безрассудными? — передразнил он, рассеянно постукивая кинжалом по столу. — Пусть приходят, прабабушка Фистула. С удовольствием напомню им, почему нас следует бояться. — Его глаза блестели от возбуждения, от него практически исходило желание пролить кровь. — Говоришь так, будто мы непобедимы, — вмешалась Фистула ровным, но презрительным тоном. Она бросила короткий взгляд на Бловарта. — Они превосходят нас числом. Даже самые опытные могут пасть перед численностью. Если мы не будем осторожны, они одолеют нас хаосом. И чего тогда будет стоить твоя бравада? Ухмылка Бловарта дрогнула, и он окинул её сердитым взглядом. — И ты думаешь, что прятаться за стенами — это выход? — Всяко лучше, чем бежать очертя голову в битву, в которой мы ещё не до конца разобрались, — возразил Касадор, вскинув бровь. Дралия вздохнула, откинувшись в кресле и слегка барабаня украшенными драгоценными камнями пальцами по краю стола. — Вы все слишком много думаете, — сказала она, пренебрежительно махнув рукой. — Ворота выдержат. Касадор наклонился вперёд, постукивая пальцами по подлокотнику кресла. — А если не выдержат, Дралия? Что тогда? Подождём и посмотрим, кто выживет, пока ты будешь тешить своё ошибочное самомнение? Напряжение резко возросло, взгляд Дралии заострился. Но прежде чем она успела ответить, Астарион наконец заговорил, оборвав разгорающийся спор. — Довольно. Единственное слово прозвучало спокойно, почти мягко, но оно несло в себе неоспоримый авторитет, заставивший зал мгновенно замолчать. Астарион выпрямился и неторопливо шагнул во главу стола. — Ваши перебранки восхитительны, — сказал он, в беззаботном тоне улавливалась угроза, — но совершенно напрасны. Факт остаётся фактом: они идут. И неважно, отребье это или слаженные силы, они подошли достаточно близко, чтобы разрушить наш прекрасный дом. Он перевёл взгляд на Касадора. — При всём твоём прагматизме, помни, что паника тебе не к лицу. Ты внушаешь страх куда сильнее, когда спокоен. Касадор сжал челюсти, но ничего не ответил. Астарион переключил внимание на остальных, его голос стал резким. — Бловарт, твой энтузиазм достоин восхищения, но безрассудство приведёт к нашей смерти. Если так хочешь сражаться, то направь эту энергию на что-нибудь полезное — например, на укрепление уязвимых мест на нижних уровнях. Бловарт чуть ощетинился и недовольно откинулся на спинку кресла. — И Дралия, — продолжил Астарион, немного мягче, хотя и отчеканивая каждое слово. — Я оценил твою уверенность. Но давай не будем притворяться, что она непогрешима, хорошо? Наконец он повернулся к пожилой женщине. — Как и всегда, твоя мудрость бесценна. Я верю, что ты поможешь нам сохранить… баланс. Фистула слегка наклонила голову, притворно улыбнувшись. — Как пожелаете. Мужчина сделал шаг назад, окинув взглядом зал. — А теперь, если мы закончили обсуждать, кто прав, а кто виноват, давайте сосредоточимся на главном. Наше спасение. По отдельности эти глупцы, может, и не представляют угрозы, но вместе? Они зашли дальше, чем кто-либо другой. Одно это требует нашего внимания. Воцарилось молчание, вампиры обменялись настороженными взглядами, а затем согласно кивнули. Влияние Астариона в разговоре было непоколебимым, и все они, похоже, это понимали. — Хорошо, — сказал он, вновь ухмыляясь. — А теперь сделаем так, чтобы этот замок остался нашим. Согласны? Тав молча стояла в конце комнаты, ощущая, как холодный воздух касается её голых рук, и наблюдала за ходом разговора. Напряжение между вампирами было ощутимым, треща под тонкой оболочкой учтивости, за которую они все цеплялись. Она не могла напасть, не могла сделать ничего, что нарушило бы равновесие, не раскрыв её собственной уязвимости. Поэтому вместо этого она делала то, что могла, — слушала. Пока каждый из них говорил, и в их словах сквозило недоверие и завуалированные угрозы, Тав складывала хрупкую паутину их союза. Каждый взгляд, каждый жест говорил ей что-то об их отношениях. Они прекрасно понимали, что их так называемое единство было хрупким, что союз был скорее вынужденным, чем доверительным. И что ещё хуже… каждый из них хотел захватить власть. Кроме Аманиты. Тав перевела взгляд на неё, сидящую в тревожной позе, её взгляд был устремлён на Астариона, словно она ожидала его одобрения. Она не хотела власти, не в той мере, как другие. Аманита была другой… её желание было не в контроле, а в связи. В принятии. Ради семьи. Сердце сжалось от этого осознания. При всей хитрости Аманиты, при всём её тщательном планировании она не играла в ту же игру, что и остальные. Она не видела в других угрозы, а лишь частички её тщательно выстроенной мечты… мечты, которая, как видела Тав, была обречена разбиться вдребезги. Она не понимает. Она пока этого не видит. В тот момент, когда она перестанет быть полезной, они от неё отвернутся. Если не остальные, то сам Астарион. Она перевела взгляд на Астариона, который стоял во главе стола и командовал с присущим ему обаянием и остроумием. Он держал их всех в своей власти, используя как пешек каждым тщательно подобранным словом. Её губы сжались в тонкую линию. Она знала его слишком хорошо. Знала, как он действует, как маскирует своё нетерпение спокойствием, как отводит подозрения юмором. Астарион уже планировал свой следующий ход, и Аманита, так жаждавшая его одобрения, не была частью его плана. Эта мысль вызвала в ней нежданное и нежеланное сочувствие. При всех её недостатках, при всей боли, которую причинила Аманита, она не заслуживала того, чтобы от неё вот так отказались. И если был хоть какой-то шанс остановить это безумие, нужно попытаться показать Аманите правду. Чтобы она поняла, что Астарион, как и, возможно, остальные члены её «семьи», предадут её в подходящий момент. Она переключила своё внимание на беседу за столом, судорожно соображая. Тут холодным и резким голосом заговорил Касадор. — Нам следует усилить южный коридор. Именно туда они ворвутся в первую очередь. Это самое слабое место в обороне замка. Бловарт фыркнул, вернув свою высокомерную ухмылку. — Если они вообще пройдут так далеко. Позвольте мне взять горстку стражников к нижним воротам и покончить с этим ещё до того, как всё начнётся. — И оставить верхние этажи незащищенными? — возразила Дралия резким, пренебрежительным тоном. — Блестящая стратегия. Почему бы не открыть ворота полностью и не пригласить их на чай? Пока продолжался спор, Тав окинула взглядом остальных, внимательно следя за их словами и реакцией. В то время, как шло обсуждение, её мысли переросли в план. Она не могла напасть, не могла открыто бросить вызов, но могла посеять семена сомнения, найти уязвимые места и дать Аманите увидеть правду. Чтобы помочь своим спасителям, Тав сделает всё возможное изнутри. Она соберёт информацию, изучит слабые места в обороне замка и посеет раздор, который уже бурлил под поверхностью. Она снова взглянула на Аманиту, которая слабо улыбалась, пока говорил Астарион, и ловила каждое его слово. Ты умнее этого. Просто пока этого не понимаешь. Но поймёшь. Пока что она будет слушать. А когда придёт время, она начнёт действовать. Она заглушила зевок тыльной стороной ладони, но затем, решив поддаться нарастающему раздражению и необходимости найти выход, дала ему волю. Громкий и нарочитый звук эхом разнёсся по залу, словно треск в напряжённом воздухе. Разговоры тут же прекратились, и все головы повернулись к ней. На мгновение воцарилась тишина. Тав чувствовала на себе их пристальные взгляды… одни раздражённые, другие холодно-любопытные. Выражение лица Касадора ожесточилось, его губы сжались в тонкую линию. Во взгляде Аманиты мелькнуло раздражение, но она быстро скрыла его за маской спокойствия. Бловарт же будто готов был взорваться, костяшки его пальцев побелели, когда он вцепился в край стола. Но Астарион… Он улыбался…. искренне и весело. Его алые глаза сверкнули, когда он слегка повернул голову в её сторону. — Милая? — спросил он спокойно и ласково, хотя Тав отчётливо уловила лёгкий намёк на издёвку. Она выпрямилась, изображая невинность. — Я устала, — небрежно ответила она, но в её голосе было ровно столько раздражения, чтобы сыграть свою роль. Выражение лица Астариона изменилось, его веселье сменилось на подобие беспокойства… или, по крайней мере, на то, что он хотел выдать за беспокойство при других. Он отошёл от стола и подошёл к ней, его тон был тёплым, успокаивающим. — Естественно, дорогая, — мягко сказал он, беря её за руку и нежно сжимая. — У тебя был долгий день. Я позову кого-нибудь, чтобы он проводил тебя в твои покои. Пульс Тав участился, хотя она сохранила спокойное выражение лица. Она знала, что это значит — без сомнения, она будет под присмотром, но это также давало ей возможность. По крайней мере, больше свободы, чем сидеть здесь. Она кивнула, опустив глаза, как будто была благодарна за его внимание. — Спасибо. Астарион потянулся к маленькому серебряному колокольчику, стоявшему на столе. Резким, нарочитым движением он позвонил, и воздух прорезал чистый звон. Через несколько мгновений в зал вошла высокая фигура. У Тав перехватило дыхание. У вампира были длинные, чёрные волосы, ниспадающие по спине, что резко контрастировало с его бледной кожей. Его резкие, угловатые черты лица были до боли знакомы. Она сразу же его узнала… это был тот, кого она видела несколько недель назад на аукционе, от его вида её кожа покрылась мурашками без единого слова. — Это Рейлен, — непринуждённо сказал Астарион, как будто представляя старого друга. — Он сопроводит тебя в целости и сохранности. Рейлен слегка поклонился, коротко встретившись взглядом с Тав, а затем вновь взглянув на Астариона. — Как пожелаете, — сказал он ровным и бесстрастным голосом. Астарион снова повернулся к Тав, коротко коснувшись её руки. — Я скоро присоединюсь к тебе, моя дорогая, — с фальшивой нежностью в голосе сказал он, слегка улыбнувшись. — А пока отдыхай. Тав кивнула, сохраняя невозмутимое выражение лица, но желудок скрутило, когда черноволосый вампир отошёл в сторону, указывая следовать за ним. Она медленно вышла из зала, и Рейлен тенью последовал за ней. Он не говорил и не издавал ни звука, кроме мягкого шелеста своего плаща при каждом движении. Когда они дошли до богато украшенных дверей в отведённые ей покои, Рейлен молча распахнул их и жестом велел войти. Тав шагнула внутрь и оглядела роскошное, но холодно-безликое помещение. И тут она увидела их. Себастьяна и Гисан. Они сидели в противоположных углах комнаты, словно статуи, ожидающие своего часа. Выражение лица Себастьяна было бесстрастным, его пристальный взгляд был устремлен на неё с расчётливостью, от которой по спине побежали мурашки. Гисан же, откинувшись в кресле, наоборот выглядела почти довольной, скривив губы в слабой самодовольной улыбке. Тав постаралась сохранять спокойствие, подавляя желание вздохнуть или выдать своё разочарование. Рейлен не стал входить в комнату, просто кивнув им двоим, прежде чем закрыть за ней двери. Тихий щелчок замка прозвучал оглушительно. Гисан первой нарушила молчание, её голос был ровным и сочился насмешкой. — Какой тёплый приём, правда? Надеюсь, тебе будет здесь… комфортно. Себастьян молчал, его взгляд был неподвижен, как у следящего за добычей ястреба. Тав медленно вздохнула, изобразив на губах лёгкую вежливую улыбку. — Не сомневаюсь, — спокойно ответила она. Она прошла дальше в комнату, сохраняя расслабленную позу, но продолжая думать. Ей нужно было не терять бдительности, чтобы сохранить невозмутимость. Они следили за каждым её шагом, ожидая любого повода для нападения. Но Тав не собиралась им его давать. Если Астарион хочет играть в эту игру, она будет подыгрывать… пока что. И пока они думали, что контролируют её, она найдет способ обратить ситуацию себе на пользу. Тав постаралась сохранить спокойствие, быстро переводя взгляд с одного на другую. С самого начала было ясно, что Себастьян не собирается вступать в разговор. Его холодный, непоколебимый взгляд ясно давал понять: он наблюдатель, а не собеседник. Нет смысла пытаться что-то из него вытянуть. А вот Гисан была совсем другой. Она сидела в кресле с этой тревожно-милой улыбкой и выглядела чересчур расслабленно и непринуждённо. В её поведении было что-то такое, что кричало об опасности, каким бы очаровательным ни казалось выражение её лица. Но Тав заметила лёгкое напряжение в позе женщины и то, как глаза той слишком долго её изучают. Сама комната представляла собой образец холодной роскоши: высокие потолки, элегантная, но невыразительная мебель, тяжёлые бархатные портьеры, обрамляющие высокие окна, которые пропускали слабый серебристый свет. Всё здесь было создано для того, чтобы впечатлять и пугать. Но больше всего внимание Тав привлекло полное отсутствие привычных мелочей. Это была позолоченная клетка, и она была её новым обитателем. Если не считать картины. Она снова взглянула на Гисан и натянуто улыбнулась, заняв место напротив неё. — Итак, — легко, но испытующе начала она. — В чём состоит твоя роль во всём этом? Гисан широко улыбнулась и слегка наклонила голову, словно Тав только что задала самый забавный вопрос. — Моя роль? — повторила она мягким, певучим и слишком приторным голосом. — О, я просто скромная служанка, помогаю, где могу. — Скромная? — слегка приподняв бровь, Тав скептически хмыкнула. — Ты не производишь впечатление той, кого устроит роль простой помощницы. Не в подобном месте. Гисан тихо рассмеялась, пробежавшись пальцами по подлокотнику кресла. — Ты мне льстишь. Но на самом деле я вполне довольна своей ролью. Здесь всё как-то само собой… налаживается для тех, кто терпелив. Тав слегка подалась вперёд и сузила глаза, словно прощупывая почву. — И что же, собственно, ты получаешь от всего этого? Что тебе было обещано? Наверняка ты пришла сюда не за просто так. На долю секунды в выражении лица Гисан что-то промелькнуло — краткая трещина в фасаде. Но оно исчезло так же быстро, как и появилось, сменившись всё той же приторной улыбкой. — Место, — сказала она мягко, почти задумчиво. — Цель. Разве не к этому все здесь стремятся? Тав, изучая её, наклонила голову. Место. Цель. Она спрашивала не об этом, и они обе это знали. Гисан была здесь не из преданности… как и все в этом замке. — И как тебе это удается? — спросила она, слегка повысив голос. — Ты здесь единственный человек, так? Это… странно, нет? Даже немного опасно. Гисан продолжала улыбаться, но Тав заметила, как та сжала пальцы на подлокотнике. — Я научилась справляться с опасностями. И, как видишь, добилась неплохих результатов. Я бы сказала, получше многих. Эльфийка скривила губы в слабой улыбке. — Не играй со мной в игры. Что ты от всего этого получаешь? Что тебе пообещали? Гисан тихо усмехнулась, звук получился лёгким и мелодичным, но глаза оставались серьёзными. — О, Тав. Я же уже говорила — жизнь. Разве этого не достаточно? Выражение лица Тав не изменилось, несмотря на беспокойные мысли. — Жизнь, — задумчиво повторила она. — Немного расплывчато, тебе не кажется? В смысле, ты же сейчас жива, так ведь? На мгновение что-то промелькнуло в выражении лица женщины… что-то резкое и мрачное, пробившееся сквозь её приторную маску. Но затем исчезло, сменившись той же привычной слащавостью. — Сейчас да, — негромко ответила она. — Скажем так, я плачу за это цену. Тав слегка прищурилась и наклонилась вперёд. — Какую цену? Гисан улыбнулась ещё шире, даже слишком, но ничего не ответила. Вместо этого она склонила голову, изучая Тав, как изучают особенно интересное насекомое. — Ты задаёшь много вопросов. Не пойму, ты пытаешься что-то узнать или просто тратишь моё время? — Пытаюсь понять, — спокойно отозвалась Тав. — Ты говоришь, что платишь цену. За что? Чтобы остаться здесь? Чтобы выжить? Что в этом такого ценного, что стоит того, от чего ты отказываешься? Ты что, хочешь стать вампиром? Гисан легонько постучала пальцами по подлокотнику, её улыбка смягчилась, став более опасной. — Ты настойчива. Но некоторые ответы не стоят проблем, которые они принесут. Скажем так, у меня есть свои причины. Тав почувствовала, как в ней закипает недовольство, но сохранила невозмутимое выражение лица. Она что-то скрывает. Что-то важное. Но так я от неё ничего не узнаю. Вместо этого она слегка откинулась назад, блуждая взглядом по комнате, словно потеряв к ней интерес. — Тогда ты, должно быть, правда им доверяешь, — сказала она лениво, почти скучающим тоном. На долю секунды улыбка Гисан померкла, прежде чем она пришла в себя. — Доверяю? Скажем так, я знаю своё место. И ты тоже должна. Тав облокотилась на подлокотник, устремив взгляд на Гисан, которая заметно напряглась. В ней было что-то такое… некая горечь, не совсем сочетающаяся с её слащаво-приторным видом. — Итак, — осторожно начала Тав мягким, испытывающим тоном, — почему ты так его ненавидишь? В смысле, Астариона. Что он сделал, чтобы заслужить такое презрение? На мгновение выражение лица Гисан не изменилось, но пальцы крепче сжали подлокотник кресла так, что костяшки слегка побелели. Она колебалась, её золотистые глаза мерцали, словно она раздумывала, стоит ли отвечать. И тут вдруг маска треснула. Её тонкие черты ожесточились, приторная сладость сменилась чем-то грубым и злобным. — Ладно, — резко произнесла она. — Хочешь знать, почему я так ненавижу твоего любовничка? Тогда слушай внимательно. Тав слегка выпрямилась, когда Гисан заговорила дрожащим от застарелого, затаённого гнева голосом. — Я была очень молода, — сказала Гисан, её золотистые глаза были отстранёнными, расфокусированными, будто она смотрела на что-то, видимое только ей. — У меня была вся жизнь впереди. Я владела маленькой пекарней… скромной, но своей. Каждый день я просыпалась до рассвета, замешивала тесто, мечтая о тортах и пирожных, которые я создам. Это было немного, но это делало меня счастливой. Её голос на миг смягчился, в нём промелькнул призрак чего-то приятного… возможно, невинности. Это звучало почти красиво, такая простая жизнь, которую она описывала. Но Тав уже чувствовала подступающую тяжесть, словно грозовые тучи, собирающиеся на горизонте. Она не перебивала, не двигалась, хотя в горле сжалось, а сердце ёкнуло. В голосе Гисан прозвучала горечь. — Однажды вечером, после долгого дня, я решила прогуляться. Побаловать себя, хотя бы раз. Неподалёку была таверна, и я подумала… почему бы и нет? Я это заслужила. И там я встретила его. Тяжёлые и неизбежные слова повисли в воздухе. Тав почувствовала, как у неё перехватило дыхание, а по спине, несмотря на тепло в комнате, пробежали мурашки. Его. Гисан не нужно было произносить его имя… эльфийка и так знала. Её сердце сжалось. Она уже слышала эти истории… истории Астариона, рассказанные в моменты редкой откровенности. Она знала, что ему пришлось сделать под управлением Касадора, но слышать это сейчас… слышать это с другой стороны… было чем-то совершенно иным. Тав не перебивала. Не смела. Выражение лица Гисан ожесточилось, ладони крепко вцепились в ручки кресла до побелевших костяшек, когда слова полились наружу как слишком долго сдерживаемый ею яд. Оставалось только приготовиться к продолжению. Она уже знала, что всё будет хуже, чем она себе представляла. Губы Гисан скривились в горькой улыбке, тон стал холодным. — Он был очарователен, так обаятелен. У него была особая манера говорить, будто каждое слово предназначалось только мне. Он осыпал меня комплиментами, говорил, какая я красивая, какая необычная. Никто никогда раньше не смотрел на меня так. Никто никогда не давал мне почувствовать себя… увиденной. Тав почувствовала, как в груди всё сжалось, когда Гисан продолжила, её голос становился всё тише и ломче. — Я должна была догадаться. Должна была предвидеть опасность. Но не предвидела. Он пригласил меня пойти с ним. И я… пошла. Я последовала за ним в величественный и великолепный замок, о котором слышала только в рассказах. Я была так поражена. Я не могла поверить, что такой мужчина, как он, выбрал такую, как я. Она замолчала, стиснув зубы и стараясь сохранить ровный голос. — В ту ночь он был всем, чего, как мне казалось, я хотела. Внимательным, соблазнительным, идеальным. Мы пили вино, смеялись, а когда легли вместе в постель… это было похоже на сон. Я лежала на шёлковых простынях, окружённая роскошью, которую и представить себе не могла. Я была слишком поглощена всем этим, чтобы заметить, как… всё было не так. Глаза потемнели, а голос опустился до шёпота. — Я уснула почти сразу. Вино, тепло, мягкость этих простыней… я думала, что я в безопасности. Тав почувствовала, как скрутило желудок, уже предчувствуя, что будет дальше. — Я проснулась, — резко продолжила Гисан, — одна. Голая. В комнате было холодно, а шёлковые простыни исчезли. Дверь распахнулась, и прежде чем я успела спросить, что происходит… меня схватили чьи-то руки и выволокли из комнаты. Она тяжело сглотнула, вцепившись руками в подлокотники, словно поддерживая себя. — Они вытащили меня в большой пустой зал. Каменный пол был настолько холодным, что обжигал кожу, когда меня заставили встать на колени. Каждый из них. Весь этот извращённый круг. Её голос надломился, и она сделала дрожащий вдох. — Они кормились мною. Прямо там, на том холодном полу, как будто я была никем. Помню боль, ужас, предательство. И когда я подумала, что всё закончилось… я проснулась… У Тав перехватило дыхание, когда резкие и неумолимые слова Гисан повисли в воздухе. В груди сжалось, а пульс участился. Она хотела отвернуться, отстраниться от образа, что так ярко рисовала Гисан. Но не могла. Вместо этого она замерла, не сводя глаз с женщины, ощущая каждое её слово как занозу, вгоняемую всё глубже в кожу. А он там был? От этой мысли желудок яростно скрутило, а острый приступ противоречия перехватил дыхание. Она не хотела представлять его, холодного и молчаливого, когда Гисан тащили по камням. И всё же она знала, что так или иначе он там был. Он рассказывал ей об этом… по крупицам о временах под властью Касадора, об ужасах, которые ему пришлось пережить и совершить. Но услышать это именно так… от Гисан, оставшейся в живых… это уничтожило дистанцию, которую Тав поддерживала между собой и правдой. Он был вынужден совершить это. Эта мысль пришла неожиданно, как инстинктивная защита, но не уменьшила боль. И не облегчила образ. Тав судорожно сглотнула, в горле пересохло. Она не решалась заговорить, боясь, что всё сказанное ею разрушит хрупкий баланс между ними. В её сознании бурлило слишком много эмоций — сочувствие к Гисан, злость на Касадора и что-то глубже, что-то, что было сложнее распутать, когда она думала о нём. Она вспомнила, как с горечью в голосе он рассказывал о своём прошлом, но всегда старался избегать лишних подробностей. Тав и раньше видела в его глазах чувство вины, то, как оно разъедало его, когда он позволял себе вспоминать. Но, услышав эту историю, эти воспоминания, Тав задумалась, сколько всего он носит с собой каждый день. Сколько всего его преследует, сколько всего он запер в себе, чтобы выжить. И всё же ничто из этого не меняло того, что пережила Гисан. — Я была молода, — горько повторила та. — У меня были мечты. А он… украл их. Он забрал у меня всё, и ради чего? Ради ночи веселья? Момента развлечения? Я никогда не узнаю. Но именно поэтому я ненавижу его. Потому что он не просто убил меня… он убил ту, кем я должна была стать. — Я… я не знала… — тихо ответила Тав. Глаза Гисан резко и обвиняюще устремились на неё. — Разумеется, ты не знала! Тав ощутила, как сжалось в горле, но не отвела взгляда. — Мне жаль, — прошептала она, и это было правдой. Выражение лица Гисан на мгновение дрогнуло, но затем она выпрямилась, и её холодная маска вернулась на место. — Сожаление ничего не изменит, — просто сказала она. — Никогда. И с этими словами она откинулась в кресле, явно закончив разговор, оставив Тав справляться с тяжестью полученных ею знаний. Глаза не отрывались от собеседницы, голос был спокойным, но настойчивым. — Как ты выжила? Гисан на мгновение заколебалась, её пальцы постукивали по подлокотнику кресла. Её взгляд затуманился, словно отражая воспоминание. — Аманита, — сказала она тихо, почти благоговейно. — Она дала мне этот второй шанс. Тав слегка наклонилась вперёд, выражение её лица было спокойным, но настойчивым. — Как она тебя спасла? Что именно произошло? Золотистые глаза Гисан мерцали в нерешительности, а её пальцы возобновили беспокойное постукивание по подлокотнику. Она медленно вздохнула, словно само воспоминание было чем-то, с чем она не хотела сталкиваться, но наконец заговорила. — Они не обратили меня, — начала Гисан низко и неуверенно. — Я не была… достаточно полезной для этого. Вместо этого меня держали как… — она сделала паузу, сжав губы в тонкую линию, прежде чем с горечью продолжить, — как закуску. Он постоянно пил из меня, будто я была чем-то вроде… бесконечного запаса. Всегда достаточно, чтобы поддерживать мою жизнь, но никогда не позволяя восстановиться. Я была слабой, загнанной в ловушку. И это продолжалось годами. Тав ощутила, как по спине поползли мурашки, но сохранила нейтральное выражение лица. — Кто? Взгляд Гисан ожесточился. — Касадор. Он держал меня в своём проклятом дворце, словно я была его личным винным погребом. Но, — добавила она резким от гнева тоном, — не он привёл меня туда. — Её глаза вспыхнули от ярости и она зашипела: — Это был Астарион. Это он меня нашёл. Он заманил меня в это место своими обаянием и ложью. Её руки сжались в кулаки, когда она наклонилась вперёд, а голос задрожал от прежней ярости. — Ненавижу их обоих, — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Но его я ненавижу больше. Если бы не он, я бы никогда не переступила порог этого проклятого замка Тав молчала, пристально глядя на Гисан, и побуждая её продолжать. — Однажды, — смягчила голос Гисан, уставившись куда-то вдаль, — пришла она. Аманита. Она не была похожа на них. Она была… нежной. Даже доброй. Сказала, что пришла меня спасти. Что теперь всё будет хорошо. Её голос слегка дрогнул, словно она не могла поверить в собственные слова. — Она сказала мне, что он больше не будет моим хозяином. Что она хочет построить нечто большее — будущее, в котором мне больше не придётся жить в страхе У Тав слегка перехватило дыхание, но она сохранила самообладание. Итак, Аманита отправилась в мир, где победил Касадор… и забрала его с собой. Но зачем ей Гисан? Выражение лица женщины смягчилось, а в глазах сверкнула странная смесь благодарности и уязвимости. — Она сдержала своё обещание. Она отпустила меня из замка и позволила остаться рядом с ней. Мы… стали близки. Она была первой за много лет, кто относился ко мне так, будто я чего-то стою. И теперь, — твёрдо закончила Гисан, — я отплачу ей. Я обязана ей своей жизнью. Тав изучала её лицо, наблюдая за вспышкой преданности и тенями старой боли. Она медленно кивнула, запоминая информацию. Затем, после паузы, она спросила: — И всё же, несмотря на всё это, ты работаешь с Астарионом? С тем, кого ты ненавидишь больше всех? Гисан мгновенно переменилась в лице. Улыбка исчезла, сменившись выражением чистого замешательства. — Что? — резко воскликнула она. — Я не работаю с Астарионом! Ты о чём?! Тав вскинула бровь, её голос звучал ровно. — Конечно же работаешь. Он стоит за всем этим. Только не говори, что ты не знала. Впервые Гисан выглядела по-настоящему встревоженной. Её глаза слегка расширились, когда она уставилась на Тав, пытаясь осмыслить обвинение. — Нет, — медленно сказала она, покачав головой. — Это неправда. Астарион не… Нет. Он здесь не главный. Командует Аманита. Тав наклонила голову, наблюдая за тем, как на лице Гисан, словно грозовая туча, надвигается осознание. — Аманита? — повторила она с недоверием. — Думаешь, Аманита главная? — Она слегка наклонилась вперёд, понизив голос. — Гисан… это Астарион. Он работал с ней с самого начала. Всё, что здесь происходит, всё это — его план. Губы слегка приоткрылись, а дыхание перехватило. Гисан моргнула, будто Тав только что её ударила. — Нет, — прошептала она, на этот раз решительней тряхнув головой. — Ложь. Ты пытаешься настроить меня против неё… против них. Тав выпрямилась, выражение её лица было спокойным, но пронзительным. — Мне нет нужды лгать. Ты знаешь, что это правда. Подумай об этом. Подумай о том, как здесь всё устроено. Принятые решения, то, как всё было организовано. Разве это похоже на Аманиту? Тав слегка откинулась назад, не сводя пристального взгляда с лица Гисан, в котором отражались растерянность и недоверие. Она глубоко вздохнула, зная, что если не объяснит всё как следует, та окончательно замкнётся в себе. — Гисан, — мягче, спокойнее произнесла Тав. — Это Астарион дёргает за ниточки… и он не из этого мира. Не тот, которого я знаю. И… которого ты встретила. — О чём ты говоришь? — сузила та глаза. Тав продолжала стоять на своём, а тон становился всё настойчивей. — Астарион, которого я знала… мой Астарион… другой. Он из этой реальности. Он вампир, да, но он не такой. Он сломлен, да, но пытается стать лучше. Стать лучше, чем тот, каким его сделал Касадор. Она замолчала, наблюдая за сменой выражения лица Гисан, в котором мелькнуло сомнение. — Но тот, кто стоит за всем этим? — твёрдо продолжила Тав. — Он из совершенно другой реальности. Из той, где он победил. Там он стал всем тем, о чём мечтал Касадор, — настоящим Вознесённым вампиром. Он безжалостный, расчётливый, и ему нет дела ни до кого, кроме себя. Ни до Аманиты. Ни до тебя. Ни до кого. Губы Гисан слегка приоткрылись, дыхание перехватило, когда она осознала эти слова и встала. — Нет, — прошептала она, качая головой. — Это… это невозможно. Ты просто пытаешься настроить меня против неё. Тав тоже встала и сделала шаг ближе, пронзив взглядом. — Мне не нужно настраивать тебя против кого-то, Гисан. Мне просто нужно, чтобы ты увидела правду. Она пытается создать семью. Ей нужна любовь, преданность, принятие. Но Астарион, о котором я говорю, хочет власти. Чистой, неограниченной власти. Руки Гисан дрожали, золотистые глаза метались по комнате, словно в поисках чего-то, на что можно было бы опереться. — Но Аманита… она бы не… — Она этого не видит, — перебила Тав. — Не понимает, что для него она всего лишь инструмент. Он её использует. И в тот момент, когда она перестанет быть полезной, он её просто отвергнет. Гисан опустила взгляд в пол. Какое-то время она ничего не говорила, а её мысли явно разбегались. Затем Тав перевела взгляд на Себастьяна, молча наблюдавшего за разговором из угла комнаты. Его выражение лица было таким же нечитаемым, как и всегда, но в глазах что-то мелькнуло… понимание. — Ты знал, — мягко сказала Тав, прорезав напряжённую тишину. — Так? — Она указала на него, сузив глаза. — Ты знал всё это время. Себастьян не дрогнул. Он оставался неподвижным, лицо было спокойным, но слабое движение челюсти его выдало. Гисан повернула к нему голову, её золотые глаза расширились от шока. — Себастьян, — резким дрожащим голосом сказала она. — Это правда? Долгое время Себастьян молчал. Затем, наконец, он медленно кивнул. — Да, — безэмоционально отозвался он. У Гисан перехватило дыхание, и она бросилась к нему, потрясённо глядя в глаза. — Ты знал, — дрожаще повторила она. — Ты знал и ничего не сказал? Почему? Почему ты мне не сказал? Взгляд Себастьяна переместился на неё, по-прежнему оставаясь холодным и спокойным. — Потому что это не имело значения. Аманита считает, что контролирует ситуацию. Пусть так и будет. Так будет проще. У Тав сжалось в груди, когда она увидела, как рушится маска Гисан. При всей своей опасности, при всей своей резкости Гисан выглядела сейчас потерянной… как та, что только что осознала, что земля ушла из-под ног. — Нет, — пробормотала Гисан, мотая головой, словно пытаясь отрицать правду. — Нет, этого не может быть. Но Тав видела, как образовались трещины, и подалась вперёд. — Но это правда, — твёрдо сказала она, её голос прорезал насквозь растущее отрицание Гисан. — Аманита для него всего лишь очередная пешка, как и все вы. Как только ты перестанешь быть полезной, он сделает с ней… и с тобой… то, что сделал со многими другими. Она подошла ближе и понизила голос. — Если тебе дорога Аманита, если тебе действительно не всё равно… то ты должна увидеть правду, пока не стало слишком поздно. Воцарилась тяжелая тишина, Гисан уставилась в пол, словно ища ответы, которые никак не приходили. Себастьян, в свою очередь, оставался неподвижным, безразличный ко всему. Тав не позволила себе почувствовать облегчение. Ещё рано. Но она знала, что задела за живое. И на данный момент этого было достаточно. Она шагнула ближе к Гисан, голос был твёрдым, но ласковым, словно она уговаривала испуганное животное. — Гисан, ты должна ей сказать. Аманита этого не понимает… она думает, что в безопасности, что всё под контролем. Но Астарион отвернётся от неё в тот момент, когда она перестанет быть полезной. Если она тебе дорога, ты должна показать ей правду. Глаза Гисан, расширенные от шока, метнулись к Тав, а затем снова опустились в пол. Её руки дрожали, когда она вцепилась в спинку кресла, а в голове явно бушевали мысли. На мгновение она выглядела совершенно потерянной, как человек, весь мир которого рухнул в одно мгновение. Затем она медленно кивнула. — Да, — сказала она, её голос дрожал, но был решительным. — Ты права. Я скажу ей. Она должна знать. Прежде чем Тав успела ответить, возле дверного проёма мелькнула тень. Она повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть Себастьяна, шагнувшего вперёд и загораживая выход своей внушительной фигурой. — Нет. Я не могу позволить тебе это сделать. Гисан замерла, её глаза в недоумении уставились на него. — Себастьян… Тав почувствовал, как в груди сжалось и уставилась на него, сузив глаза. — Не могу поверить, — сказала она едким от гнева голосом. — Ты правда это делаешь? Взгляд вампира был спокойным, но холодным, его тёмные глаза сверкнули. Какое-то время он молчал, и между ними повисла тяжёлая тишина. Затем, наконец, он заговорил. — Слишком поздно, — сказал он лишённым эмоций голосом. В животе скрутило от категоричности его тона. — Слишком поздно для чего? — спросила она, повышая голос. — Чтобы она узнала правду? Чтобы мы дали отпор? Или для того, чтобы ты перестал быть пешкой в его игре? Лицо мужчины оставалось бесстрастным, а выражение было нечитаемым. — Слишком поздно, — повторил он тише, но не менее уверенно. — Что сделано, то сделано. Гисан стояла как вкопанная, её губы дрожали, когда она переводила взгляд с Тав на Себастьяна. — Ты знал, — тихо произнесла она срывающимся голосом. — Ты знал всё это время, и… помогал ему? Почему, Себастьян? Зачем ты это делал? Его глаза наконец-то переключились на неё, и на мгновение на его лице мелькнуло что-то похожее на сожаление. — Потому что некоторые вещи нельзя остановить, — тяжело произнёс он. — Ни тебе. Ни мне. Даже Аманите. Тав сжала кулаки, в крови закипал гнев. — Ты этого не знаешь, — парировала она. — Но если ты продолжишь стоять на пути, то будешь виноват не меньше него. Себастьян не ответил. Он просто стоял молчаливой стеной, его присутствие было таким же непреклонным, как и запертая дверь за его спиной. Тав почувствовала, как в груди поднимается волна отчаяния. Ей нужно было достучаться до Гисан, пока не стало слишком поздно, пока Себастьян, Астарион или кто-то ещё не успели её остановить.

***

Несколько лет назад Астарион шёл по величественным коридорам своего дворца, его шаги были лёгкими и размеренными. Его багровый плащ стелился за ним, ненавязчиво, но явно подчёркивая его статус. Слуги и придворные кланялись, когда он проходил мимо, их движения были точными и отработанными, а лица пустыми, но с затаённым страхом. Он этим наслаждался. Послушание, молчаливое почтение, то, как само его присутствие привлекало внимание. Всё в этих стенах было создано по его замыслу, тщательно продумано, чтобы излучать силу и безопасность. Все решения, каждая деталь были рассчитаны на то, чтобы это место — его святилище — оставалось нетронутым хаосом за его пределами. Но этого было недостаточно. Пока что. Проходя мимо шеренги кланяющихся слуг, он едва ли обратил на них внимание, его мысли были заняты следующим шагом. Всегда было что-то ещё, что нужно было сделать. Нужно было планировать подкрепления, оценивать союзников, готовиться к непредвиденным обстоятельствам. Его разум неустанно обдумывал детали, разрабатывал стратегии, призванные сдержать надвигающиеся угрозы. Он не просто хотел выстоять, он хотел процветать. Чтобы у него было настолько непробиваемое убежище, что даже самый отчаянный крах реальности не смог бы его затронуть. Для себя. Для Тав. Для того, что они построили вместе. Он слабо улыбнулся, проходя мимо высоких окон, сквозь которые рекой лился тёплый солнечный свет. Теперь он мог свободно гулять под его золотыми лучами, и эта роскошь всё ещё наполняла его тихим благоговением. Это была одна из многих вещей, которых он добился в своем вознесении — свобода от оков своего прежнего существования, от ограничений того, кем он когда-то был. Но когда он приблизился к её покоям, его мысли изменились. Тяжёлые шторы в её комнатах всегда были задёрнуты, плотная ткань не пропускала ни единого луча света. Это была досадная необходимость. В отличие от него, Тав не обрела той же свободы. Она была скована жестокими объятиями солнца, ограничена тенью и прохладными, тусклыми помещениями, которые он обеспечивал для неё комфортом. Он остановился перед двойными дверями в её покои, богато украшенными затейливой резьбой в виде роз и виноградных лоз — деталями, которые он выбрал сам. Подобные маленькие жесты, детали, которые могла заметить только она, были его способом показать, что она важна. Стражники, стоявшие у дверей её комнаты, низко поклонились при его приближении, латы тускло блеснули в свете факелов. Он отозвал их взмахом руки, и они молча отступили, давая ему войти внутрь. Воздух внутри был прохладным, слабо благоухая ароматом полевых цветов — её любимых. Просторные комнаты были тщательно спроектированы, чтобы удовлетворить любую её прихоть. Полы устилали мягкие ковры, а вдоль стен тянулись книжные полки, заставленными историями из сотен разных миров. В углу комнаты стоял её мольберт, рядом с которым была аккуратно разложена палитра с красками. Картина, над которой она работала, была наполовину закончена — водоворот красок, в котором сочетались свет, и тень, отражал её беспокойное сознание. В другом углу в декоративных вазах гордо возвышалась коллекция растений в горшках. Цветы увядали, несмотря на заботу, их хрупкая жизнь слишком быстро угасала в отсутствие солнца. Астарион следил за тем, чтобы им сразу же приносили замену — новые цветы, свежие и яркие, чтобы у неё никогда не было недостатка в красоте. Она сидела у окна, плотно задернув за собой тяжёлые шторы. Её силуэт обрамлял мягкий свет от ближайшего светильника, а руки были аккуратно сложены на коленях. Взгляд был отрешённым, погружённым в раздумья, но она повернулась, когда он вошёл. — Дорогая, — тепло поприветствовал он, сокращая расстояние между ними. — Ты снова замкнулась в себе. Надеюсь, цветы, которые я прислал, на этот раз не слишком тебя разочаровали. Она слабо улыбнулась ему, хотя улыбка не достигла глаз. — Они прекрасны, — тихо и устало ответила она. — Но они недолговечны, так ведь? — Да, — признал он, смягчившись. — Но такова природа таких хрупких вещей. Тебе не кажется, что это только делает их куда ценнее? Она ничего не ответила, её взгляд вернулся к её рукам. Он подошёл ближе, изучая её лицо. Она выглядела так же, как и всегда, — красивой, безмятежной, но была и печаль, которую он так и не смог полностью стереть. — Я проследил, чтобы твои краски восполнили, — легко сказал он, словно обыденные детали могли вернуть её к нему. — И если потребуется что-то ещё, только попроси. Тав подняла на него глаза, спокойные и в то же время полные тихой грусти. — Зачем ты все это делаешь? — мягко спросила она. — Даже то, о чём я не прошу? Её вопрос повис в воздухе, и на мгновение он замешкался. Его губы приоткрылись, но простого ответа не последовало. Вместо этого он перевёл взгляд на цветы, притворно интересуясь их расстановкой, пока собирался с мыслями. — Почему бы и нет? — наконец ответил он лёгким, нарочито непринуждённым тоном. — У меня есть средства, ресурсы. Это небольшое усилие для кого-то с моим положением, тебе не кажется? — Он слабо ухмыльнулся, будто ответ был очевиден. Но Тав это не убедило, и её непоколебимый взгляд надавил на него сильнее. — Это нечто большее, — мягко сказала она. — Ты же знаешь, что это так. Его ухмылка погасла, а плечи слегка напряглись. Он не встречался с ней взглядом, вместо этого проведя пальцами по спинке соседнего кресла. — Почему ты так дотошно анализируешь всё, что я делаю? — спросил он с мягким смешком. — Может мне просто нравится окружать себя красотой. Её молчание было громче любого ответа, и это его раздражало. Он повернулся к ней, его багровые глаза стали острее, а голос твёрже. — А что ты хочешь, чтобы я сказал, Тав? Что у меня есть какая-то веская, благородная причина для моих действий? Может, мне просто не нравится видеть, как ты дуешься в темноте? — Я не дуюсь. — Ещё как дуешься, — огрызнулся он, вспыхнув от негодования. — Эта твоя меланхолия… невыносима. Думаешь, меня это не задевает? Смотреть, как ты сидишь здесь и погрязаешь в… Он резко замолчал, сжав челюсть. Воцарилась тяжёлая тишина, напряжение между ними было ощутимым. Тав не вздрогнула от его гнева. Вместо этого она тихо вздохнула и отвела взгляд, усталая и отстранённая. — Я не хотела тебя расстроить. Просто… не понимаю, почему ты продолжаешь всё это делать. Он сжал кулаки и на мгновение задумался о том, чтобы отмахнуться от неё, уйти, полностью прекратить разговор. Но что-то в её голосе… что-то откровенное и неприкрытое… остановило его. — Я делаю это, потому что могу, — сказал он наконец, его голос стал тише, но резкость осталась прежней. — Потому что если не я, то кто? Она подняла на него глаза, поражённая его резким тоном. Но прежде чем она успела ответить, он пренебрежительно махнул рукой, вернув ухмылку, не достигшую его глаз. — Вот. Ты довольна ответом, дорогая? Или мне придумать для тебя что-нибудь подраматичней? Она ответила не сразу, просто изучала его, на её лице читались понимание и грусть. Наконец, она покачала головой. — Я не жду ничего драматичного. Я просто хочу, чтобы ты перестал притворяться. Её губы сжались в тонкую линию, и, не раздумывая, она поднялась с кресла. Её движения были медленными, но обдуманными, печаль в глазах теперь граничила с разочарованием. — Зачем? — спросила она резче обычного. — Зачем ты это делаешь? Зачем всё это? Цветы, краски, одежда, не нужная мне одежда. Для чего всё это? Его глаза слегка сузились, и он скрестил на груди руки, приняв оборонительную позу. — Не понимаю, о чём ты, — резко ответил он. — Я даю тебе эти вещи, потому что хочу. Неужели это так сложно принять? — Дело не в этом, — сказала Тав, повышая голос. — А в том, как ты это делаешь. Как будто пытаешься что-то похоронить под всеми этими подарками. Будто пытаешься отвлечь меня… или себя. Что происходит на самом деле? — Ничего, — огрызнулся он, резкость в его тоне резанула воздух. — Ничего не происходит. Я просто хочу, чтобы ты перестала дуться. Я что, слишком многого прошу? Взгляд Тав стал жёстче, голос звучал твёрдо, но с оттенком грусти. — Эти вещи не делают меня счастливой. Они ничего не исправляют. Всё, что они делают — помогаюттебечувствовать себя лучше. Словно ты что-то сделал, как будто ты загладил вину за то, что даже не можешь признать. Его глаза сузились и он сжал челюсть, когда её слова задели сильнее, чем он хотел признать. — А что бы ты предпочла, Тав? — язвительно отозвался он. — Чтобы я сидел здесь и кис вместе с тобой? Позволил тяжести случившегося погрузить нас обоих в забвение? Ты этого хочешь? Она подошла ближе, её охватило раздражение. — Нет. Я не хочу больше подарков или отвлекающих факторов, или чего бы то ни было. Мне нужен ты. Настоящийты…не тот, кто прикрывается всем этим. — Она обвела рукой комнату, её голос слегка дрогнул. Он фыркнул, закатив глаза и драматично наклонив голову. — А, «настоящий я». Та неуловимая, измученная душа, которую ты всегда так отчаянно пытаешься раскусить. Скажи мне, Тав, тебе когда-нибудь приходило в голову, что это и есть настоящий я? Может, я вовсе не такой уж и сломленный, как того хочешь ты? У неё перехватило дыхание от его слов, выражение её лица на мгновение смягчилось, прежде чем она покачала головой. — Ты в это не веришь, — твёрдо сказала она. — Ты построил эту клетку для нас обоих, убедил себя, что это защита, но это не так. Это отвлекающий манёвр. Способ игнорировать то, что происходит на самом деле. Багровые глаза Астариона вспыхнули от раздражения, и он разразился резким, лишенным юмора смехом. — О, так теперь я злодей, раз пытаюсь дать тебе всё, что ты только пожелаешь? — саркастично парировал он. — Ну прости, дорогуша, за то, что я не могу наколдовать счастье из воздуха. Я и не знал, что ты довела до совершенства своё отчуждение. Тав, с очевидным разочарованием, подошла ближе. — Прекрати так себя вести, — потребовала она твёрдым, но слегка дрожащим голосом. — Как так? — Вот так… отстранённо, пренебрежительно, — сказала она, указывая на него. — Будто ты выше всего этого, будто всё это не имеет значения. Хватит притворяться, Астарион. Просто… прекрати. Он коротко рассмеялся, драматично закатив глаза. — Ну вот, снова здорово, — насмешливо произнёс он. — Опять я всё делаю неправильно. Честно говоря, я не знаю, почему это должно меня волновать. Тав стиснула зубы, но не отступила. — Потому что тебе не всё равно, — твёрдо сказала она, и её голос прорвался сквозь его сарказм. — Разве? — с вызовом спросил он ледяным тоном. — Или я просто пытаюсь удержать тебя от очередного приступа меланхолии? Потому что это утомительно, дорогая. Правда. Её глаза слегка расширились, а губы приоткрылись, словно те слова нанесли ей физический удар. Было видно, как напряглись её плечи, а взгляд на мгновение затуманился. Астарион видел это, как глубоко он её задел, но даже когда чувство вины закралось в его душу, он не мог удержаться, чтобы не удвоить ставки. Тав выпрямилась, боль на её лице сменилась чем-то резким и решительным. — Ты уходишь от ответа, — сказала она, повысив голос, хотя он слегка дрожал. — Всегда так делаешь — уходишь от ответа, отмахиваешься, ведёшь себя так, будто всё это не имеет значения. Словно ты выше всего этого. Но это не так. Ты в такой же ловушке, как и я, но не хочешь это признать. — Я не в ловушке, — процедил он в ответ. — Я управляю. Этим дворцом, нашими жизнями, всем, что имеет значение. Я построил его для нас, для тебя. Я обеспечил нашу безопасность, наше положение, нашу власть. И всё же мы ведём этот разговор в миллионный раз, потому что ты, похоже, не можешь оценить то, что я тебе дал. Тав вздрогнула, но не отвела взгляд. — Оценить? — повторила она тихо, но твёрдо. — Думаешь, дело в том, что я не ценю твои подарки? Я никогда не просила ничего из этого. Я не просила ни красок, ни цветов, ни золотой клетки, которую ты для меня выстроил. Я просто хотела тебя. — И ты получила! — крикнул он, хотя в его голосе не было уверенности. — Нет, — твёрдо, но с грустью ответила она. — У меня есть та версия тебя, которая слишком боится признать, что ему больно. Которая утопает в контроле и отвлекающих манёврах, потому что это проще, чем посмотреть правде в глаза. Ты не тот, в кого я влюбилась, Астарион. Его руки сжались в кулаки, а челюсть напряглась, когда он отвернулся от неё и направился к окну. — Я больше не буду заводить этот разговор, — сказал он низким, но напряжённым тоном. — Я сделал всё возможное, чтобы у нас всё получилось, но тебе этого всё равно недостаточно. И никогда не будет. Тав судорожно вздохнула, и её раздражение сменилось глубокой печалью. — Мне не нужно всё. Мне просто нужно, чтобы ты перестал прятаться. Перестал притворяться. Перестань меня отталкивать. Он ничего не ответил, по-прежнему стоя к ней спиной. Напряжение было гнетущим, а молчание тяготило сильнее любых слов. Наконец, после, казалось, вечности, он резко выдохнул и тихо, горько заговорил. — Ты думаешь, что знаешь меня, Тав. Но это не так. Совсем. — И чья же это вина? — мягко спросила она. Её слова прозвучали как удар, и на мгновение он не знал, что ответить. Вместо этого он отвернулся, и его голос стал холоднее. — Хватит об этом, — отрывисто сказал он. — Наслаждайся цветами, Тав. И постарайся не дать своей меланхолии погубить их слишком быстро. Не говоря больше ни слова, он направился к двери, и его шаги гулко отдались в тяжёлой тишине комнаты. Но когда дверь за ним захлопнулась, он ненадолго задержался по другую сторону, положив руку на полированное дерево. Он ненавидел то, как его гложет её печаль и то, насколько это было важно. Больше всего он ненавидел ту часть себя, которая не могла это отпустить. Резко вздохнув, он расправил плечи и ушёл, оставив позади тяжесть их разговора… но не чувство вины. Оно осталось. Всегда оставалось.