Don't go (Не уходи)

Окружаюшие Касадора вампиры хранили безмолвие, выражения их лиц было гордым и безразличным, мёртвые глаза наблюдали за Тав, словно ожившие тени. Они были меньше похожи на трибунал, а скорее на группу готовых к атаке хищников. Однако внимание Тав было приковано к стоящему перед ней мужчине… монстре, которого она ненавидела всеми фибрами души. Она этого ожидала… ещё когда увидела четыре открытых гроба, то уже поняла, что их ждёт. Но сама мысль увидеть его живым, всего в паре шагах от неё, вызывала тошноту. Касадор вернулся, мерзко ухмыляясь и смакуя её отвращение, как самое изысканное вино. Он склонился ближе, вдавив холодные, мёртвые пальцы в её подбородок, вынуждая встретиться с ним взглядом. Тав заставила себя выдержать его взгляд, но это было всё равно что стоять слишком близко к грозящему поглотить её пламени. Светящиеся презрением и злорадством алые глаза удерживали её на месте, словно он веками ждал этого момента. — Жалкая, — презрительно протянул он. — Все так высоко о тебе отзывались… о твоей храбрости, «силе», «непоколебимости». — Он хмыкнул, смакуя каждое слово. — Но я этого не вижу. Лишь маленькое испуганное существо, едва стоящее на ногах и дрожащее, как лист на ветру. Какое разочарование. Он слегка отодвинулся, сузил глаза и скривил губы, словно от кислятины. — Весь этот шум и переполох, которые ты подняла… Ты думала, что взрыв моего дворца… что-то изменит? Что-то остановит? — Он мрачно усмехнулся, и этот звук резанул по нервам. — Ты хоть представляешь, как мне плевать? Он причмокнул губами, изображая разочарование, и наклонился ближе. — Неужели ты всерьёз веришь, что один небольшой взрыв изменит целую жизнь тщательно выстроенных планов? Ты лишь доставила немного неудобств, разбила парочку камней и потратила время впустую. Мимолётное раздражение. Ничего более. Заставляя себя дышать, Тав постаралась отвечать как можно спокойней, хотя внутри кипела ярость. — Ты снова падёшь, — ядовито прошипела она. — Как и все монстры здесь. Ты падёшь, и на этот раз мы позаботимся, чтобы это было навсегда. Касадор смерил её взглядом, отпустив подбородок. Когти оставили на её коже слабые красные следы, каждый из которых напоминал о той чудовищной силе, которой он так легко владел. Он выпрямился, возвышаясь над ней с видом непоколебимого превосходства. — Возможно, ты ещё послужишь своей цели, — мягко заметил он, будто разговаривая с самим собой. — Я знаю, что мой мальчик готов рискнуть всем, чтобы тебя спасти, правда? Как… восхитительно удобно. Упоминание об Астарионе вывело Тав из оцепенения, заронив где-то глубоко внутри огонёк отваги. Уловив в её лице перемену, Зарр сузил глаза и выдавил тёмный, ехидный смешок. — О, не волнуйся, дорогая. Очень скоро он придёт ко мне добровольно, в отчаянии. Вот увидишь. И когда он это сделает… — голос понизился до зловещего шёпота, — …вы оба узнаете, что значит по-настоящему принадлежать мне. — Он никогда к тебе не вернётся! — зло и уверенно выплюнула она. — Ты не можешь его контролировать! Его ухмылка жутко исказилась, а взгляд полыхнул холодной злобой. — Ты правда думаешь, что горстка упрямых крестьян когда-нибудь сможет меня одолеть? Он с презрением покачал головой. — Я сильнее, чем тот Касадор. Видишь ли, он никогда по-настоящему не понимал силу семьи… этой прекрасной семьи, которая теперь у меня есть. Единство, превосходящее всё, что мальчишка мог когда-либо понять или уважать. — Он впился в неё взглядом, упиваясь её ужасом. — И на этот раз его мелкие истерики ему не помогут. Её сердце заколотилось, а разум от его слов помутился. Когда-то Астарион победил этого монстра, разрушил всё, что связывало его с Касадором, и освободил бесчисленное количество душ от вечных мук. Но здесь, сейчас… Касадор казался непобедимым, и самодовольной уверенности в его голосе было достаточно, чтобы вызвать у неё ужас. Он был другим. Сильнее. И эта извращённая «семья» вокруг него, эти вампиры, связанные с ним как с Вознесённым… каждый из них будто сам по себе был крепостью силы. Зарр впился в неё взглядом, заметив в её глазах искру непокорства, и ухмыльнулся более мрачно, расчётливо. — Ах, вот и она, — глумливо промурлыкал он. — Та искорка, о которой я так много слышал. Как необычно. Постарайся сохранить её, дорогая… она тебе понадобится. Тав сжала кулаки, но прежде, чем она успела на него наброситься, Касадор остановился, наслаждаясь моментом, и наклонился ближе, холодно прошептав: — Знаешь, дорогая, я видел его. Твоего возлюбленного. Того мелкого вредителя, за которого ты так цепляешься. Он пришёл во дворец, дерзкий, как и всегда, веря, что что-то изменит, что сможет хоть на что-то повлиять. Но он опоздал… бедняжка. У неё ёкнуло сердце, а с губ сорвался вздох. Астарион. Жив. Эта мысль зажгла в ней проблеск надежды, и она взглянула на Касадора огромными, вопрошающими глазами. Но полный издевательского восторга смешок уничтожил эту надежду прежде, чем та успела зародиться. — О, не слишком-то радуйся, дорогуша, — усмехнулся он, пренебрежительно махнув рукой в сторону своей собравшейся «семьи», которая наблюдала за ней с хищными улыбками. — Каждый из нас пришёл сюда из какого-то мира, который заплатил за наше вознесение собственным разрушением. Благодаря моему мальчишке я могу существовать здесь, не привязанный к руинам своего мира. Он даже не осознаёт, как сильно он нам помог. Но из-за этой… путаницы с реальностями… скажем так, его существование со временем станет… неудобным. Ужас от его слов пронзил сознание Тав, внутри неё нарастала холодная ярость. Она сжала челюсть, выдерживая его взгляд, не позволяя ему увидеть пробежавшую по её телу дрожь страха. — Ты лжёшь! — выплюнула она с вызовом в голосе. — Астарион никогда бы не позволил тебе победить! Однажды он уже тебя победил, и сделает это снова! Касадор рассмеялся глубоким и горьким смехом, похожим на погребальный звон, эхом прокатившимся по холодному залу. — Так вот, в чём ты себя убеждаешь? — Алые глаза удовлетворённо сверкнули, когда он наклонился ещё ближе, а его пугающий душу шёпот пробежал по нервам. — Потому что в моём мире он пал. Как и в остальных. Его судьба переплетена с моей. А то, что произошло в этом мире… мерзость. И мы намерены это исправить. Остальные вокруг него зашевелились с холодными и снисходительными улыбками, наблюдая за её смятением чуть ли не с удовольствием. Касадор отступил на шаг, насмешливо наклонив голову. — Так что держись за своё упрямство, если хочешь, маленькая героиня. Но скоро он явится в поисках тебя… и когда это произойдёт, вы оба станете моими. Навеки. От всей тяжести его слов затряслись поджилки, пульс участился, а по спине пополз ледяной страх. Вознесённым был не только Касадор… а каждый вампир в этом зале. Все до единого, жестокие и могущественные, со светящимися тем холодным, смертоносным высокомерием глазами, которое могла даровать только абсолютная власть. И тут взгляд остановился на сидящей среди них девочке, фигурка которой была облачена в элегантное шёлковое платье, а тёмные волосы распущенными волнами спадали на лицо. По внешнему виду ей было не больше двенадцати… невинная, почти ангел. Но алый блеск в глазах её выдавал. Вампирша смотрела на неё в ответ, кривя губы в такой улыбке, какой не должно быть ни у одного ребёнка, а алые глаза сверкали жестоким умом, не свойственным её годам. В голове пронеслись тысяча вопросов, когда Тав попыталась совместить ангельскую внешность с жестокой силой воли, которая, должно быть, стояла за организацией этого кошмара. Аманита наблюдала за ней с пугающим спокойствием, словно та была попавшей в паутину мухой, слабо сопротивляющейся неизбежному. Взгляд метался между сидящими вампирами, каждый из которых излучал смертоносную уверенность хищника, у которого были столетия на оттачивания навыков. Придворные монстры Касадора. Извращённое семейное воссоединение… и она была их почётной гостьей. Зарр наблюдал за ней с таким самодовольством, словно чувствовал вкус её беспомощности, ощущал её ужас, наслаждаясь каждой каплей. — Должен сказать, — с нервирующей невозмутимостью продолжил он, — я был приятно удивлён, когда дорогая Аманита проявила такие… амбиции. Никогда бы об этом не догадался. Такое нежное создание, не находишь? — Его глаза заблестели, когда он взглянул на девочку, которая тошнотворно-нежно улыбнулась ему в ответ. Тав заставляла себя сохранять рассудок, сжав кулаки так сильно, что заболели костяшки пальцев. Нет. Она не сломается, ни перед этим монстром, ни перед его нежитью-вундеркиндом. Она судорожно соображала, придумывая план… или хотя бы один единственный выход… который не оставил бы её во власти этих монстров. Она могла бы потребовать ответов, попытаться блефовать, но что-то подсказывало, что Касадор с удовольствием откажет ей в любой нужной информации. Нет, это была его игра. И пока что она была безвольной пешкой. Касадор со всей элегантностью короля гнили и разрухи, расположился на своём троне, устроившись на нём подобно змею. В его глазах светилась та же снисходительность, которую она бесчисленное количество раз видела у влиятельных мужчин, считавших, что она у них в руках, но никогда ставки не были так высоки. — Как ты уже успела догадаться, у нас свои планы, — протянул он, и уголок его губ дёрнулся от забавы. — Серьёзные, по сути. — Он провёл когтём по подлокотнику, словно смакуя момент, смотря на неё с холодным восхищением. — Конечно, ты и этот назойливый мальчишка всё усложнили, — добавил он, и при упоминании Астариона на его лице мелькнуло раздражение, — но это было небольшое неудобство, которое легко исправить. Её охватил озноб, этот острый взгляд пронзал насквозь, с хирургической точностью снимая защиту. Она боролась с инстинктом отпрянуть назад, выказать страх. Если он хотел видеть её испуг, то, чёрт возьми, она не доставит ему такого удовольствия. — А теперь, — продолжил он, понизив тон до вкрадчивой угрозы, — ты расскажешь нам всё, что знаешь. Каждую крупицу информации, которую удалось собрать. Я бы не хотел терять время, а мы оба знаем, что сопротивление будет… неразумно. Тав сглотнула, почувствовав на языке острый привкус страха, но заставила себя выдержать его взгляд, сжав губы в тонкую, вызывающую линию. Она едва успела заметить медленно расплывшуюся по лицу Касадора холодную улыбку, когда к ней подошла Аманита энергичной, почти детской походкой, что, почему-то, пугало ещё сильнее. Изящные черты лица не соответствовали светящейся в багровых глазах злобе, и от того, как она наклонила голову, изучая Тав, словно букашку под стеклом, её охватил ужас. Маленькая вампирша нагнулась, искривив рот в слишком широкой, знающей улыбке. — Расскажи мне о Фэйлен, — спросила она бодрым, почти певучим голосом, как будто расспрашивала о новом питомце, а не о потенциально смертельной угрозе её планам. Сердце гулко забилось, но она заставила себя сохранять спокойствие и нейтральное выражение лица. Фэйлен? Если они спрашивают, значит, не вкурсе. Они не знали, что сопровождавший её Астарион внезапно исчез, и если это было не их рук дело, то маленький проблеск надежды стал чуть ярче. — О, Фэйлен, — ответила Тав, изображая обыденный тон, когда встретила слишком любопытный взгляд Аманиты. — Умная женщина, очень целеустремлённая. Прекрасные волосы. Она бы тебе понравилась. — Она выдавила смешок, надеясь скрыть растущий страх и молясь, чтобы её сарказм был воспринят как невинное подшучивание. Аманита слегка наклонила голову, устремив на эльфийку пристальный и твёрдый взгляд. Когда она, наконец, заговорила, в её голосе звучали властные, почти надменные нотки. — Где она? — вопрос клинком пронзил воздух, и это было куда страшнее, чем повышенный голос. — Как, скажи на милость, ей удалось переправить Астариона по хрупким нитям бытия? Тав судорожно соображала, быстро перебирая варианты. — Если бы знала, думаешь, я бы здесь была? — она с напускным безразличием пожала плечами. Касадор сузил глаза и скривил губы в натянутой улыбке. — Не забывайся, дорогуша. Не хотелось бы, чтобы ты думала, что сможешь выкрутиться. Ты, должно быть, провела слишком много времени с вампирским отродьем, у которого… скажем так, подпортились кое-какие рефлексы. Жалкое зрелище, если честно. В горле перехватило, когда она с трудом сглотнула, а руки инстинктивно сжались в кулаки. Она чувствовала на себе пристальный взгляд каждого вампира, оценивающий её, словно каждый прикидывал, как быстро можно будет её разорвать в клочья, если прикажут. Во взгляде Аманиты вспыхнул тревожный огонёк, а улыбка приобрела злую, ленивую остроту, когда она повернулась к Касадору. — А нам обязательно тратить драгоценное время на пустую болтовню? — притворно-вежливо поинтересовалась она, едва скрывая своё нетерпение. Двигалась она грациозно, хотя в том, как она сжимала кулаки, чувствовалась почти детская энергия, словно сдерживать себя было жестокой игрой. — Не вижу смысла затягивать неизбежное, — продолжила она, понизив голос до слащавого шёпота. — Разве будет ужасно самонадеянно, если я… начну прямо сейчас? С минимальными повреждениями, разумеется. Ничего экстравагантного. Тав резко вдохнула, ощущая, как сердцебиение бьётся барабаном в ушах. Она старалась сохранять как можно более нейтральное выражение лица, но инстинкты кричали ей приготовиться к нападению, найти какой-нибудь хитрый способ уклониться. Она взяла себя в руки, заставляя себя дышать медленно и ровно, несмотря на ужас. Нетерпение Аманиты было почти осязаемым, в алых глазах плясало предвкушение, пока она ждала разрешения Касадора. Казалось, что комната сжимается вокруг, тени сгущаются, а воздух разрежается. — Терпение, дорогая, — спокойно ответил он, лукаво улыбнувшись. — Всему своё время. Мы бы не хотели, чтобы наша гостья пропустила всё самое… интересное. Аманита театрально надулась, но не стала давить дальше. Вместо этого она начала кружить вокруг Тав с хищной грацией, её пальцы подёргивались, словно желая нанести вред. Та напряглась, но не выказала ни малейшего признака страха. Она встретила пристальный взгляд Аманиты, вложив в него всю свою непокорность, которая у неё ещё оставалась. Но стоило вампирше приблизиться, как воспоминания обрушились, словно холодная волна. Перед глазами промелькнули образы Петраса… насмешливая ухмылка, блеск инструментов в полумраке, последующая жгучая боль. Она почти ощущала призрак старых ран, шрамов, что отмечали не только кожу. Петрасу доставляло удовольствие ломать, испытывая на прочность. Он был дотошным, расчётливым, всегда давил ровно настолько, чтобы довести её до грани и не дать вырваться. Только не это, яростно подумала она. Я его пережила. Переживу и это. Набравшись смелости, она выпрямила спину. — Знаешь, — сказала она на удивление уверенно, — несмотря на все твои разговоры о силе, заметно, как ты полагаешься на артистизм и выполняющих твои приказы подчинённых. Аманита остановилась, сузив глаза. — Оу? Осмелела? Касадор приподнял изящную бровь, и на его бледном холодном лице мелькнула искорка веселья. — Осторожнее, маленькая героиня, — бархатисто ласково пробормотал он, усмехаясь. — Провоцируя нас, ты не заслужишь ни снисхождения… ни милосердия, если уж на то пошло. — Кто сказал, что я ищу снисхождения? Просто мне кажется жалким, что ты прячешься за своими приспешниками. Настоящему повелителю это не нужно. Среди вампиров прокатился слабый ропот — симфония удивления и сдержанного раздражения. Приторная улыбка Аманиты исчезла, а выражение лица превратилось в нечто властное. — Ты смеешь говорить о силе так, будто понимаешь её? — голос был резким и уверенным, каждое слово было пропитано презрением. — С удовольствием развею твоё заблуждение. С поразительной скоростью она сократила между ними расстояние. Эльфийка напряглась, приготовившись к удару, который так и не последовал. Вместо этого Аманита, приняв величественную позу, склонилась, подавляя своим присутствием. Голос же понизился до тихого шёпота с холодной угрозой в каждом слове. — Какое неповиновение. Как необычно. Я получу огромное удовольствие, распутывая твою упрямую волю… нить за нитью. Тав твёрдо выдержала её взгляд. — Становись в очередь. Глаза вампирши вспыхнули гневом, но прежде чем та успела ответить, Касадор вмешался. — Довольно, — резким, не терпящим возражения тоном приказал он. — Аманита, наша гостья пытается тебя подловить. Не поддавайся. Воцарилось напряжённое молчание. Аманита выпрямилась и сделала шаг назад, не отрывая взгляда от Тав. — Как пожелаешь, — холодно сказала она, хотя в её голосе послышалась кипящая под поверхностью напряжённость. Касадор полностью переключил своё внимание на Тав, пронзая её взглядом. — В тебе есть сила духа… это ясно. Но и его можно сломить. — Он начал медленно вокруг неё кружить, сцепив руки за спиной. — Скажи-ка, а ты знаешь, почему до сих пор жива? — Потому что тебе нравится звук собственного голоса? Он тихо усмехнулся. — Это потому, что тебе ещё предстоит сыграть свою роль. Видишь ли, само твоё присутствие здесь служит маяком. Это лишь вопрос времени, когда дорогой Астарион прибежит на помощь Сердце сжалось при упоминании его имени, но она сохранила невозмутимость. — Ты его переоцениваешь — Разве? Он и раньше бросал вызов судьбе, запутывал нити предначертаний. И всё ради тебя. И когда он придёт, я буду ждать Она не позволила ему увидеть ни намёка терзающих её страха или беспокойства. — Ты совершаешь ошибку, если думаешь, что он на это клюнет. Касадор сделал паузу, изогнув губы в лукавой улыбке. — Возможно. Но у меня такое чувство, что его удастся… убедить. Особенно когда он узнает о восхитительной компании в наших рядах. Тав открыла было рот, чтобы что-нибудь возразить, но Зарр вдруг сверкнул глазами, оборвав её почти весёлым смешком. — Ах, перестань, — проворчал он, пресекая её попытку взмахом руки. — Однажды я знал того, кто думал, что может мне воспротивиться. Мой мальчик… он верил, что его мелкие колкости как-то меня разъярят, выведут из равновесия. — В голосе зазвучали насмешливые, почти ностальгические нотки. — И я позволял ему недолго в это верить. Позволял думать, что у него есть некая сила, благодаря острому язычку. — Его ухмылка потемнела, а глаза сузились до щёлок. — Это быстро надоело. Она сжала кулаки, но заставила себя сохранять спокойствие. Внутри закипал гнев, желание огрызнуться, напомнить Касадору, что это он жалок, и цепляется за власть через боль и страх. Он продолжил, смакуя каждое слово: — Поверь, дорогуша, я знаю много способов справиться с непокорными отродьями, чем ты можешь себе представить. — Он наклонился, холодно прошептав. — Твой драгоценный Астарион узнал это на личном опыте, и уверяю, он не последний. Слова пронзили как лезвие ножа, дыхание в горле перехватило. Она всё это представила… вызывающий взгляд Астариона, его сопротивление, то, как он боролся, пытался сохранить чувство собственного достоинства, даже когда Касадор его этого лишил. Аманита, с очевидным нетерпением, негромко хмыкнула. — Если мы закончили с играми разума, то нужно заняться подготовкой. — И то верно, — согласился Зарр. — Но… — добавил он, снова взглянув на Тав с леденящей душу решимостью, — … будь наготове, дорогая. Думаю, нашу гостью потребуется ещё немного поубеждать, прежде чем она станет по-настоящему полезной. Тав заставила себя выдержать его взгляд, подавляя нарастающую панику. Она напоминала себе, что переживала и худшее, но что-то в ликующем предвкушении Аманиты заставило внутренности скрутиться в узел. Кожа покрылась мурашками, когда Аманита широко ухмыльнулась, а алые глаза тревожно загорелись предвкушением. Казалось, что девчонка чуть ли не подпрыгивает на месте, ожидая, когда Касадор даст ей волю. Как капризный ребёнок, ждущий обещанного подарка. Воздух сгустился от напряжения, и Тав заставила себя дышать ровно, чтобы успокоить сердцебиение, хотя страх всё сильнее сжимал её изнутри. Касадор откинулся на спинку трона и наблюдал за ней одновременно скучающим и сосредоточенным взглядом хищника с бесконечным терпением. — Время у нас есть, — размышлял он, его голос был таким же острым, как и его когти. — Но помни, слабое создание: терпение не бесконечно. Как и моя выдержка. Тав заставила себя встретиться с ним взглядом, придав своему лицу выражение привычного спокойствия. — Твоё терпение, — ответила она, изображая уверенность, которой не чувствовала, — никогда не подвергалось сомнению. Мне… любопытно, что ты намерен делать с моей «помощью». Губы мужчины искривились в тонкой, лишённой юмора улыбке. — Что я намерен сделать, дорогуша, так это обеспечить реализацию наших планов без дальнейшего вмешательства таких, как ты, и твоей доставучей команды. И ты расскажешь именно то, что нам нужно знать, чтобы добиться успеха. — Оу? — Тав выгнула бровь и слегка усмехнувшись. — Так вот зачем я здесь? Чтобы быть твоей путеводной картой от моих друзей? Лицо Аманиты потемнело, ликование сменилось раздражением. Она протянула руку и щёлкнула пальцами так быстро, что эльфийка едва успела вздрогнуть. Горячая, острая линия прожгла щёку, и Тав ощутила тёплую струйку крови. Аманита усмехнулась и облизала пальцы, словно пробуя на вкус результат своей работы. — Ну-ну, дорогая, — промурлыкала вампирша с тревожной издевкой и изысканной жестокостью в тоне. — Сопротивление только оттягивает неизбежное, и признаю… твоё упорство вызывает… восхищение. Жаль, что мы не можем достичь более глубокого взаимопонимания, не так ли? А что касается твоего… вкуса, — добавила она с лёгкой понимающей ухмылкой, — неудивительно, что Астарион постоянно держал тебя под рукой. Тав сглотнула и взглянула на Аманиту, чувствуя, как учащается сердцебиение. Ей нужен был план, отвлечение внимания, что угодно. Но ничего не поделаешь: быстрым побегом это не закончится. Девчонка усмехнулась, сокращая дистанцию, и её нежные черты лица исказились злобой, не соответствовавшей невинному облику. Она придвинулась ближе, уверенно вторгаясь в личное пространство, что стало ещё тревожней, учитывая её детскую внешность. — Знаешь, — с нарочитым презрением начала она, — ты и твои дружки проявили достаточно настойчивости, чтобы вызвать лёгкое раздражение. Неудобство, если пожелаешь. Временами, пусть и ненадолго, вы подходили близко… ближе, чем я ожидала. Но, — она медленно и снисходительно усмехнулась, — похоже, я всегда была на шаг впереди вашей неуклюжей погони, хм? Следующее, что почувствовала Тав, был внезапный, жёсткий рывок за волосы, и её голова больно откинулась назад из-за усилившейся хватки вампирши. С губ сорвался резкий вздох, но она крепко их сжала, сглатывая боль. Глаза Аманиты заблестели от такого вызова и она широко ухмыльнулась. — Ах, вот и оно, — вкрадчиво-насмешливым тоном сказала она, словно обращаясь к непослушному ребёнку. — Мне очень нравится проявление непокорности… что делает развязку ещё более изысканной. В конце концов, это лишь вопрос времени. — Она наклонилась ближе, обдавая холодным дыханием ухо Тав и понижая голос до угрожающего мурлыканья. — Скажи-ка мне, маленькая героиня, сколько ещё ты будешь продолжать этот бесполезный спектакль? Я-то могу играть до бесконечности… и уверяю тебя, терпеть я умею. Тав усилием воли встретилась с ней взглядом, чувствуя, как горит кожа головы там, где пальцы тиранши сжимали её волосы. Мысли путались, она отчаянно пыталась отвлечься от боли, найти хоть какое-то слабое место в холодной стене самодовольной жестокости, смотрящей на неё в ответ. Но пальцы Аманиты снова сжались, ещё сильнее запрокидывая голову, и шея запротестовала от резкой боли. Угроза тяжело повисла в воздухе, и она почувствовала, как сердце заколотилось где-то в горле. Часть её хотела выпалить какую-нибудь колкость, чтобы дать Аманите понять, насколько она не впечатлена, но она не смогла побороть пробирающий её озноб. Эта девчонка… это странное, порочное существо… была куда опасней, чем Тав думала вначале. — Поняла? — прошипела Аманита, впиваясь ногтями в кожу чужой головы. Тав мысленно пыталась сообразить, что могло бы избавить её от этой маленькой садистки, и слова вырвались прежде, чем она успела опомниться. — Я видела твои дневники, — настойчиво прошептала она, не сводя взгляда с яростных алых глаз. — Знаю, ты этого не хотела. Ты хотела свободы, так ведь? На долю секунды, всего на мгновение, хватка Аманиты ослабла, а выражение лица изменилось, словно её посетило неприятное воспоминание. Но то была лишь секунда… затем хватка усилилась, откинув голову Тав назад с такой силой, что хрустнула шея. — Молчать! — голос девчонки понизился до ледяного шёпота, а тон стал достаточно резким, чтобы пронзить сталь, и предназначался только для ушей Тав. Тёмные и властные глаза впились в жертву с неистовой яростью. Мимолётная ранимость сменилась суровой решимостью. — Не принимай свою внезапную дерзость за силу. Я нахожусь там, где и должна быть, и каждая нить этого момента соткана моей рукой. Контроль остаётся за мной… а не за тобой, никогда. Прежде чем Тав успела отреагировать, напряжённый воздух прорезал голос. Старейшая вампирша в комнате — высокая худощавая женщина с впалыми глазами и безжалостной улыбкой, — с напускным безразличием наклонилась вперёд. — Аманита, — с презрением протянула она, — перестань играться с едой. Я не так тебя воспитывала. Взгляд Аманиты потяжелел, её некогда милая улыбка превратилась в нечто холодное и язвительное. — Фэйлен необходима для завершения нашего замысла, — пропела она; её голос был подобен шёлковой нити, пронизанной сталью. — Ты скажешь мне, где она, или твоя жизнь оборвётся быстро и без колебаний. Тав сжала челюсть, глядя на маленького монстра перед собой. — О, не сомневаюсь, что ты позволишь мне жить долго и счастливо, как только я выложу всё начистоту. — И правда, — с широкой ухмылкой пробормотала Аманита, и в её голосе послышалась снисходительность, столь же древняя, сколь и гнетущая. — Не позволю. Но… — Она смягчила свой тон, словно обращалась к капризному ребёнку. — Ты ещё можешь спасти своих друзей… свою драгоценную семейку. Может, они и не удостоили нас своим присутствием, но будь уверена, я точно знаю, где они. По спине пробежали мурашки, а сердце заколотилось. Почувствовав её замешательство, Аманита усмехнулась. — А что касается этих надоедливых Фэйлен и Астариона, — продолжала она с напускным презрением в тоне, — они упорно от меня ускользают. Безумие какое-то. И такой наглости просто не может быть. Они чрезвычайно важны…связующие звенья чего-то гораздо большего, чем их мелкие игры в догонялки. Мы стоим на пороге новой эры, но они продолжают… препятствовать. Раздражающе изобретательно. Мы их почти поймали, но им хватило наглости ускользнуть из наших рук. Дыхание перехватило, когда вампирша наклонилась ближе. В глазах сверкнуло холодное удовлетворение той, кто всегда добивается своего. — Отвечай, маленькая героиня, если тебе действительно дороги жизни близких тебе людей. Меня попросили сохранить тебе жизнь… пока что… но что касается остальных членов этой жалкой коллекции, которую ты называешь семьёй… — голос понизился до пугающего шёпота, полного жестокого веселья. — Их судьба полностью зависит от меня. Тав сжала челюсть, сдерживая тысячу ответных реплик, которые принесли бы скорее удовлетворение, чем пользу. Разум метался, сердце колотилось, пока она пыталась скрыть трещину в своей решимости. — Вот как? — наконец ответила она, бросив взгляд на Касадора и стараясь, чтобы голос оставался ровным и бесстрастным. — Представляю его восторг от того, что теперь у него в распоряжении кровожадный ребёнок. Улыбка Аманиты превратилась в клинок, а хватка стала железной, когда она склонилась, холодя дыханием воздух между ними. — Ребёнок? — сказала она и в её снисходительном тоне прозвучала тяжесть столетий. Она мягко, мелодично рассмеялась, как будто ей понравилась дерзость — Не принимай мою внешность за невинность. Я потратила целую жизнь, совершенствуя своё ремесло, доводя каждую деталь до совершенства. Ты видишь ребёнка, — тон понизился до резкого и ледяного, — но в этом театре я драматург, сцена и твой последний акт. Тав постаралась не обращать внимания на озноб в жилах, сосредоточившись на том, чтобы тянуть время, просчитывая варианты. — Так вот в чём ты себя убеждаешь? Что ты больше, чем пешка в чьей-то хитроумной игре? Глаза Аманиты опасно сверкнули, а натянутая улыбка на мгновение дрогнула. Слова попали в цель, хотя контроль над собой быстро вернулся. — Ах, смышлёность, — протянула она с презрением в голосе, словно обращаясь к нерадивому ученику. — Часто растрачиваемая черта характера у строптивых. — Губы изогнулись в резкой и снисходительной ухмылке. — Но не будем отклоняться от сути дела. Дело не во мне… нет, дело в тебе и в том, как далеко ты готова зайти, дабы уберечь свою любимую «семью». — Её голос понизился почти до жалости. — Стоят ли они того? Или твоё молчание будет стоить им всего? Тав лихорадочно соображала, взвешивая варианты, которых почти не было. Если рассказать им что-либо о Фэйлен или Астарионе, они погибнут… или того хуже. Но можно ли было выиграть время, сбить пленителей со следа настолько, чтобы хватило придумать план? — Ладно, — сказала она, сохраняя спокойный тон, как только могла. — Допустим, я действительно кое-что тебе расскажу. Что помешает тебе в любом случае напасть на моих друзей? Аманита слегка наклонила голову, и на её губах заиграла едва заметная усмешка. — Ах, и вот мы связаны такими… тонкими нитями судьбы, не так ли? Конечно, я могла бы покончить с тобой прямо сейчас. Пусть это и доставит неудобства, но ничего страшного. — Её взгляд заострился, а хищный блеск проник сквозь её самообладание. — Или, — продолжила она мягче, но не менее холодно, — ты поделишься тем, что я ищу, и, возможно, чисто теоретически, я проявлю щедрость. Если не ради тебя, то ради твоих близких. Тав сжала челюсти, своим молчанием вынуждая Аманиту сделать следующий шаг. Она держала себя в руках, надеясь тем самым досадить маленькой тиранше и та потеряет интерес, а может, даже заскучает. Но выражение её лица только разгорелось, а в глазах вспыхнул жестокий, нетерпеливый огонёк. — Упрямая пташка, — промурлыкала Аманита мелодичным и сладким, как мёд, голоском. — Но скоро ты запоёшь. Это лишь вопрос времени. Эти слова поразили Тав подобно удару, и её решимость на краткий миг дрогнула. Пташка… Прежде чем она успела полностью осознать это воспоминание, бледная рука Аманиты с удивительной силой сомкнулась на её горле. Дыхание перехватило, когда шею пронзиза боль, растекаясь огненными щупальцами по спине. Зрение затуманилось, но она крепко сжала челюсти, подавляя любой звук, который мог бы вырваться наружу. Давление усилилось, каждый нерв пронзила жгучая боль, но Тав заставляла себя молчать, её непокорность усиливалась, даже когда боль пыталась её сломить. Она не закричит. Не для неё. Не сейчас. Губы вампирши изогнулись в лёгкой ухмылке, а тон стал надменным, почти жалостливым. — Молчим, да? — промурлыкала она, сжимая пальцы сильнее, словно проверяя пределы выносливости Тав. Ногти впивались в кожу с особой жестокостью, каждое расчётливое прикосновение являлось мучительным уроком. — Как… досадно. Я ожидала хотя бы намёка на остроумие, но увы. — Она театрально вздохнула, будто сопротивление Тав было каким-то большим неудобством. — Видимо, тебе больше нечего предложить, кроме молчания… но даже оно ужасно не вдохновляет. Эльфийка не могла сглотнуть, в горле поднимался привкус желчи и горечи. — Видимо, не в настроении для разговоров, — выдавила она, придав голосу столько сухого сарказма, сколько удалось выдавить сквозь боль. Улыбка Аманиты растворилась в холодном, властном хмуром взгляде, рука дёрнулась с расчётливой злобой, посылая новую волну жгучей боли по телу. Голос упал до ледяного, презрительного тона. — Ты искренне веришь, что это какая-то шутка? Что ты продолжаешь играть роль героини в этой мрачной истории? Как трагически наивно. Позволь тебя разуверить… ты лишь пешка, и уже балансируешь на грани ненужности. Тав встретилась с ней взглядом, и боль каким-то образом усилила её решимость. — Героиня? Вряд ли, — прохрипела она, выдавив из себя ухмылку. — Но ты точно не злодейка. Скорее… истеричный ребёнок. Лицо Аманиты исказилось от ярости, и она влепила ей пощёчину, всё ещё держа за горло, отчего сила удара эхом отозвалась в черепе. Перед глазами заплясали звёзды, зрение расплылось, но Тав мгновенно почувствовала удовлетворение. Лицо горело, тело болело, но на какое-то мимолётное мгновение она вывела Аманиту из себя, вырвала контроль из нежных, жестоких маленьких пальчиков. Аманита наклонилась, касаясь дыханием её щеки, а голос превратился в ядовитый снисходительный шёпот. — О, как же ты пожалеешь за такую дерзость. Сожаление станет твоим самым верным спутником, прежде чем я с тобой закончу. Попомни мои слова… я об этом позабочусь. Тав выровняла дыхание, сердце колотилось, готовясь к новым мучениям, которые приготовила Аманита, а её стойкость по-прежнему горела упрямым огнём. Девчонка крепче сжала горло Тав, больно вдавив пальцы в кожу, а ногти — прямо в артерию. Перед глазами начало темнеть и заплясали пятна, когда кровь запульсировала под жестокой хваткой. Острые края ногтей больно царапали кожу, отчего каждая секунда казалась вечностью. Лёгкие горели, отчаянно нуждаясь в воздухе, но её взгляд оставался непоколебимым даже когда мир начал меркнуть. Она сжала губы в тонкую линию, не давая Аманите даже намёка на удовольствие. Глаза вампирши вспыхнули яростью от стойкости Тав. Она надавила сильнее, сжимая как в железных тисках, отчего пальцы запульсировали с каждым ударом бьющегося сердца. Боль была мучительной, пронизывая череп, и всё же под этой агонией Тав чувствовала лёгкое удовлетворение. Её сила… та, которую пыталась сокрушить Аманита… упрямо противостояла надвигающейся тьме. Вампирша с раздражением разжала хватку, и эльфийка рухнула на холодный каменный пол, задыхаясь и пытаясь втянуть в себя драгоценный воздух. Горло пульсировало яростной, непрекращающейся болью, каждый удар пульса усиливал боль там, где в кожу впивались ногти. Зрение плыло, конечности казались тяжёлыми, но она не позволяла себе сдаться. Аманита смотрела на неё сверху вниз сузившимися от раздражения глазами. — Жалкая, — пробормотала она, отряхивая руки, словно избавляясь от какой-то гадости. — Я ожидала от тебя большего — возлюбленной Астариона, его питомца. — В голосе сквозило презрение, усмешка сменилась чем-то более тёмным и злым. Она отступила на шаг, словно не могла находиться рядом с избитой пленницей. Тав едва обратила внимание на её слова, сосредоточившись на том, чтобы вдохнуть в лёгкие побольше воздуха, и каждый вдох больно бил по её израненному горлу. Но пока она лежала, в ней вновь вспыхнула решимость. Она чувствовала жар своей крови на коже, медленно стекающей на пол под ней, и ощущала боль в мышцах и костях. Аманита резко повернулась к Касадору, и на неё, словно тонко сшитый плащ, опустилось презрение. — Воистину, какая упущенная возможность. — Она вновь взглянула на Тав с тем же безразличием, с каким обычно смотрят на надоевшее пятно на красивой ткани. Остальные вампиры вокруг неё наблюдали за происходящим со скукой и лёгким весельем, их голоса сливались в жестокую симфонию насмешек. — Не похожа на бойца, — усмехнулся один из них с лёгким весельем в голосе. Другой, вампир со впалыми глазами и сальной ухмылкой, мрачно усмехнулся, и его голос прорезал туман агонии. — А может, она просто не знает ничего дельного, — проворчал он, бросив скучающий взгляд на Аманиту. — И ты зря тратишь время. В голове пульсировало, каждый удар сердца отдавался в черепе так, словно её собственное тело пыталось сжаться в комок. Зрение помутилось, то обретая, то теряя чёткость, пока комната не превратилась в искажённый водоворот из цветов и теней. Она едва могла оставаться в сознании, мир вокруг неё превратился в приглушённый гул. Сквозь оцепенение она смутно различила Касадора, медленно и неторопливо поднимающегося со своего трона. Высокая фигура отбрасывала длинную нависшую над ней тень, и даже в ослабленном состоянии она чувствовала исходящую от него давящую и холодную злобу. Она знала, что это конец, последнее наказание. Её измученное тело сжалось, готовясь к предстоящим мучениям. С каждым шагом Касадор становился всё ближе, пока не навис над ней, словно тёмный, искажённый кошмар. Губы искривились в жестокой улыбке, когда он взглянул на неё со знакомым садистским удовлетворением. Она напряглась, с трудом сохраняя концентрацию, но полная решимости встретить всё, что будет дальше, и сохранить последние крупицы достоинства. Если это конец, она встретит его лицом к лицу, без страха… по крайней мере, так она себе сказала. Но как только Зарр протянул к ней руку, вытянув пальцы, словно когти, готовые вонзиться в её плоть… как ровный, мелодичный и властный голос прорезал густой воздух. — Довольно!

—

Астарион сузил глаза, проследив за указательным пальцем Фэйлен в сторону стоящей в тени женщины… Аманиты. Не нужно было особо гадать, чтобы понять, кто это. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы разжечь в нём гнев: она выглядела такой спокойной, такой уверенной в себе, в то время как мир вокруг них продолжал трещать по швам. Сидящая рядом Фэйлен застыла со смесью ярости и предательства на лице. Астарион ощутил, как чародейка ощетинилась, готовая наброситься, как её пальцы и глаза вспыхнули силой. Её бывший профессор… та самая женщина, которой она когда-то доверяла… организовала столько разрушений, использовала её, манипулировала ею и оставила её сражаться с хаосом и разрушенной реальностью. Но, несмотря на поднимающуюся в груди ярость, он положил руку на плечо Фэйлен, заставляя её остановиться. — Подожди, — тихо и спокойно пробормотал он, хотя это ему стоило большей выдержки, чем он хотел бы признать. — Давай узнаем о её намерениях, прежде чем нападать посреди улицы, а? Мы же не хотим уничтожить все миры… Аманита медленно подошла к ним, её взгляд был таким же спокойным и невозмутимым, как если бы они встретились в чайной, а не посреди обломков реальности. Выражение её лица было открытым и безмятежным, будто крушение их мира были простым неудобством, а не результатом её махинаций. — Она должна умереть!.. — прошипела Фэйлен. — Она разрушила наши жизни!.. Выражение лица Аманиты не изменилось, её царственное самообладание было непоколебимо, когда она окинула Фэйлен властным взглядом. — Если бы это я предала тебя, дорогое дитя, ты бы узнала об этом без тени сомнений, — сказала она холодным и спокойным голосом человека, привыкшего к власти. Она изящно сложила перед собой ладони. — Но я ничего такого не делала. Я… скажем так, более утончённая версия той, что ты привыкла видеть. Астарион скривил губы, переводя взгляд с неё на Фэйлен. — Правдоподобная история, — усмехнулся он, скрестив руки на груди и глядя на неё. — Ещё одна Аманита, я полагаю? Костяшки пальцев Фэйлен побелели, кулаки сжались, но мужчина не давал ей броситься вперёд. Он чувствовал, как от неё исходит волна гнева, но внимательно следил за Аманитой, ожидая, что та оступится и раскроет свою ложь. Та окинула Астариона оценивающим взглядом, звуча уверенно и почти властно. — Верно. Я пришла сюда с единственной целью: исправить разрушения, нанесённые… скажем так, другой версией себя. — Она слегка склонила голову, хмурясь в напускном раздумье. — И намерена исправить нанесённый ею ущерб и восстановить баланс, прежде чем чаша весов окончательно не склонилась. Фэйлен мотнула головой, гневно повысив голос. — И я должна поверить в это после всего, что ты сделала? После того, как использовала меня в своих махинациях?! Аманита выпрямилась, её голос звучал спокойно, как у той, кто не привык объясняться с нижестоящими. — Твоя вера мне не важна, — снисходительно сказала она. — Доказательства действенней простых убеждений. И со временем я их предоставлю. Мужчина крепче сжал руку чародейки, когда в ней закипела ярость, практически бурля в пространстве. Инстинкты твердили дать ей свободу действий, позволить сделать всё, что, по её мнению, заслуживает эта женщина. И всё же что-то его удерживало, тревожное чувство, что за этим кроется нечто большее. Он практически ощущал, как ненависть Фэйлен потрескивала в воздухе. — Нет! — прошипела она. — Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! Ты разрушила миры, сломала жизни… мою жизнь. Ты хоть представляешь, какую боль оставила после себя?! Выражение лица Аманиты не изменилось. Её взгляд оставался спокойным, почти…сожалеющим. Она подошла на шаг ближе, всё ещё держа руки поднятыми в спокойном жесте. Ни злобы, ни насмешки, только усталое терпение, как будто она привыкла к такому приёму. Но Фэйлен этого было не нужно. — О, не смей строить из себя невинность! — ядовито прошипела она. — После того как ты использовала меня, подорвала всё моё доверие к тебе… и ради чего? Для чего, профессор? Для развлечения? Власти? Аманита на мгновение отвела взгляд и на лице промелькнуло что-то невысказанное, прежде чем она снова подняла глаза. Голос, несмотря на некоторую мягкость, был тяжёлым, как у человека, привыкшего говорить правду, которую мало кто хотел бы услышать. — Понимаю твои сомнения, Фэйлен. Правда. Но в мои намерения не входили манипуляции. Каждое моё действие было направлено на твою подготовку к грядущему. Она сделала паузу, её спокойный и уверенный тон был слишком спокойным на фоне пылающего гнева чародейки. — Я не из этого мира. Много лет назад я вошла в твою жизнь с одной целью: дать нам всем шанс на победу. Чтобы убедиться, что то, что она сотворила, не поглотит нас всех. Она пристально и твёрдо взглянула на Фэйлен. — И речь не только о том, чтобы её остановить, но и о том, чтобы не разрушились все миры. Астарион склонил голову набок, скрестил руки на груди и с подозрением произнёс: — Удобно. Уверен, что это оправдание творит чудеса, когда ты сожгла столько мостов. Фэйлен вырывалась из его хватки, напрягая тело, словно готовая нанести удар. — Отпусти меня, Астарион. Она не имеет права невозмутимо стоять здесь и разговаривать с нами в таком тоне! Астарион бросил на неё предостерегающий взгляд, но сам почувствовал, как в него закрадываются сомнения, а в горле появляется горький привкус. Может ли это быть ловушкой? Он повидал достаточно запутанных ситуаций и почувствовал на себе достаточно лжи, чтобы понять, когда что-то не сходится. И всё же, было что-то в глазах этой Аманиты, какая-то ясность, которая казалась… другой. Словно по сигналу, тихий, решительный голос прорвался сквозь напряжение. — Она говорит правду, Астарион. Астарион повернул голову и увидел Арабеллу, уже не ребёнка, которого он помнил, а уже повзрослевшую девушку со свирепым взглядом, не оставляющим места для сомнений. Она взглянула на него, затем на Фэйлен, и, не дрогнув, шагнула вперёд. — Арабелла? — пробормотал он, на мгновение опешив. Когда он видел её в последний раз, она была испуганным ребёнком, но теперь, став на несколько лет старше и излучая безошибочную уверенность, Арабелла приблизилась, переводя взгляд с Аманиты на Фэйлен, а затем на него. — Да, это я. И она говорит правду, — кивнула она в сторону Аманиты. — Арабелла? — повторила Фэйлен, и в её гневе промелькнуло замешательство. — Кто…? Арабелла решительно на неё взглянула. — Я знаю, что ты меня не знаешь, — сказала она ей, — но я знаю его, — она перевела взгляд на Астариона, — и меня бы здесь не было, если бы я не была уверена. Леди Инкогнита говорит правду. Она здесь, чтобы остановить того, кто начал эту катастрофу. Мужчина увидел, как на лице Фэйлен промелькнуло понимание, когда до него дошёл весь смысл слов Арабеллы. И хотя он всё ещё ощущал в груди гнев и настороженность, он постарался немного расслабиться. Арабелла бы не поручилась за эту женщину, если бы это не было правдой. Фэйлен все ещё кипела от ярости, но взглянула на леди Инкогниту сузившимися глазами и понизив голос. — Так ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты теперь какая-то… спасительница? — её тон был горьким, недоверчивым, но было слышно, как закрадывается неуверенность. — Я не прошу твоего доверия, не сейчас, — спокойно сказала Аманита, тщательно подбирая каждое слово. — То, о чём я прошу, гораздо проще — шанс продемонстрировать правдивость моих слов. Пусть действия говорят тогда, когда колеблется вера. Астарион взглянул на Фэйлен, отметив, что её кулаки всё ещё сжаты, а глаза подёрнуты гневом и болью. Ей нелегко было доверять, и сейчас у неё были все основания для нападения. Её голос был напряжённым, еле сдерживаемым. — Одно неверное движение, — начала она, не сводя глаз с леди Инкогниты, — … и плевать, кто вы обе в любой реальности… я заставлю вас заплатить. У него голова шла кругом, пока он осмысливал появление Арабеллы, чей ровный голос прорезал напряжение, как лезвие. С трудом верилось. Арабелла, здесь… из всех мест, из всех людей… ручается за Аманиту? Девочка, которую он помнил, была полна надежд, широко раскрывая глаза от ужаса перед встречающимися ей угрозами. Теперь же она держалась уверенно, что казалось почти непривычным, но отчасти и уместным. Он ослабил хватку на плече Фэйлен. Несмотря на опасность и грызущее его недоверие, Астарион позволил себе на мгновение расслабиться. На мгновение он почти поверил, что они одержали верх. Женщина всё ещё кипела от гнева, и он её не винил. Всё, что представляла собой Аманита, было похоже на предательство и манипуляцию, но свирепого взгляда тифлингши было достаточно, чтобы он задумался. Он шагнул вперёд, и в его тоне прозвучала редкая мягкость, когда он склонил голову. — Арабелла, — тепло прошептал он. — Я… очень рад тебя здесь видеть. Она кивнула, выражение её лица было спокойным, а в решительном взгляде промелькнуло что-то от той знакомой ему девчушки. — Я тоже, — ответила она, одарив его короткой понимающей улыбкой, прежде чем снова не посерьезнела. Он бросил взгляд на Фэйлен, заметив её сжатые кулаки и тяжёлый взгляд. Он понимал это выражение, сам принимал его бесчисленное количество раз. Это была незаживающая рана, от которой не избавиться, обида, гноящаяся во тьме. Сила её обиды была осязаема, и на мгновение он почувствовал укол сочувствия. Арабелла с лёгкой ухмылкой окинула их спокойным взглядом. — Приятно видеть, что вы оба добрались до верного пути… наконец-то. Астарион приподнял бровь, и на его лице мелькнула прежняя скептическая ухмылка. — Так это была ты? Ты вырвала нас из Сильверимуна? Аманита кивнула, переведя взгляд на Фэйлен, которая сохраняла каменное и отстранённое выражение лица. — Да. Таков был наш замысел, хотя первые… две остановки были неисправны. Мы не ожидали такой нестабильности. — Нестабильности? — иронично повторил Астарион. — Это такой вежливый термин, означающий «чуть не обрушить несколько реальностей на наши головы»? Улыбка леди Инкогниты была слабой, с лёгким намёком на сожаление. — Да. Сбои, с которыми вы столкнулись, были непреднамеренными последствиями… побочным продуктом неидеального жребия. Нити этих миров столкнулись и распутались так, как мы не могли предвидеть. Фэйлен сузила глаза, но Астарион всё же поинтересовался, оглядывая странное место. — Ну и где мы сейчас находимся? Арабелла повернулась к ним лицом, старательно сохраняя нейтральное выражение лица. — Добро пожаловать в Приют, — просто сказала она. Они проследили за её взглядом, впервые полностью оценивая окружение. Место было… красивым. Над головой простиралось безмятежное голубое небо, а золотистый солнечный свет проникал сквозь густой полог покрывавших территорию деревьев. Ландшафт усеивали древние элегантные строения, потрёпанные временем, но не тронутые разрушением, как будто это место каким-то образом застыло во времени. Плющ и зелень пробивались сквозь каменную кладку, органично сочетаясь с окружающей архитектурой и яркой жизнью. Это было похоже на что-то из эльфийских снов… затерянный лес, луг несказанной древности и красоты. Астарион наклонил голову, вглядываясь в сюрреалистический пейзаж. Здесь было спокойно. Пусто. Слишком тихо, слишком умиротворяюще. Он недоверчиво прищурился. — И кто, позволь спросить, — привычно язвительно начал он, — решил, что попадание в приют нам как-то поможет? Арабелла взглянула на него с выражением раздражённого терпения на лице. — Это не такой приют, Астарион. Губы изогнулись в полуулыбке, брови приподнялись, когда он огляделся по сторонам, любуясь безмятежным пейзажем. — Приют, убежище, тихая гавань… Для меня всё это подозрительно похоже на «тюрьму». И мне надоело быть чьим-то пленником, благодарю покорно. Аманита встретилась с ним взглядом, выражение её лица было спокойным, но в голосе звучала едва уловимая властность. — Пошли, — тихо приказала она. — Нам многое нужно пояснить, а время не та роскошь, которую мы можем позволить себе растратить. Скептицизм только усилился, но он жестом велел ей идти вперёд, бросив быстрый взгляд на Фэйлен, дабы оценить её реакцию. Та нахмурилась, крепко скрестив руки на груди, но без колебаний двинулась вперёд. Арабелла и Аманита повели их по мощёной петляющей дорожке с безмятежным, но пугающе пустым пейзажем. Пока они шли, он осматривал окрестности. Древние строения возвышались вокруг них, как безмолвные часовые, с обвитыми плющом колоннами, где каждый камень шептал о прошедших веках. Казалось, они вторгаются в нечто священное, словно груз истории давил на воздух. И всё же, несмотря на всю красоту, здесь царила стерильная атмосфера, от которой волосы на затылке вставали дыбом. Да, здесь было красиво, но как-то… пусто. Арабелла вздохнула, бросив на него усталый взгляд через плечо. — Это безопасное место, а не тюрьма, — терпеливо отозвалась она. — Никто тебя держать здесь не будет. Мы здесь собрались, чтобы восстановиться, поговорить. Это единственное место, где все находятся на нейтральной территории. — Она кивнула в сторону Аманиты, которая смотрела прямо, с нечитаемым выражением на лице. — «Нейтральная территория», — скептически повторил он. — Уж извините, что мне трудно в это поверить. Насколько я знаю, в безопасных местах обычно не ошиваются такие, как она. — Он жестом указал на Аманиту со сдержанной враждебностью в голосе. Фэйлен повторяла его недоверие, в её глазах бушевал едва сдерживаемый гнев, но она продолжала идти молча. При этих словах Аманита слегка приподняла голову, тихо, но отчётливо сказав: — Это место существует вне пределов нашей реальности. Оно было задумано как… место встречи, укрытие от всего, что рвётся по швам — И что? — фыркнул Астарион. — Мы тут собрались поболтать по душам и поделиться своими травмами за чаем с пирожными? Арабелла, сдерживая улыбку, покачала головой. — Не совсем. Нужно, чтобы вы оба поняли, что происходит. Это важнее каждого из нас. Взгляд Аманиты на мгновение переместился на Фэйлен и в глазах мелькнуло что-то, похожее на сожаление. — Мы не можем исправить случившееся. Но если ничего не предпринять, то все известные нам миры исчезнут. — Точно, — пробормотал Астарион, с подозрением и интересом оглядывая тихий луг. — Итак, позвольте прояснить: мы должны спасти… всё? Арабелла твёрдо встретила его взгляд. — Да. Можете не верить, но поверьте, это наш единственный шанс. — Она замолчала, и по её лицу пробежала тень, похожая на страх. — У нас не так много времени. Впереди них Аманита, с молчаливой мольбой в глазах, бросила короткий, полный тоски взгляд через плечо на Фэйлен. Но женщина продолжала смотреть вперёд, решительно её игнорируя. Астарион закатил глаза, уловив исходящее от неё напряжение, но промолчал, позволив ей справиться со своим гневом самостоятельно. Фэйлен сжала челюсть, не отрывая глаз от Аманиты. — Я не убеждена, — шипела она, — никоим образом. То, что здесь они такие благородные и мудрые, ещё не значит, что они врут и не краснеют. Астарион приподнял бровь, лёгкая ухмылка тронула его губы. — Возможно. Но признаю, это действительно кажется довольно необычной историей для выдумки. В смысле, даже у меня нет такого воображения. Фэйлен на него искоса взглянула, прищурившись. — Арабелла… Ты её знал? Он кивнул, продолжая мягко ухмыляться. — Да, много лет назад. Мы с Тав спасли её из парочки неприятных ситуаций, и она… ну, для своего возраста она казалась находчивой и сообразительной. Но тогда она была ещё ребёнком. — Он взглянул на тифлингшу, которая шла впереди, выпрямив спину. — Если она поручилась за Аманиту, это всё усложняет. — Как удобно, — пробормотала чародейка, плотнее натягивая на себя плащ. — Всё это может быть искусной ловушкой, какой-то грандиозной игрой, чтобы заставить нас им довериться. — Она горько усмехнулась. — В моей жизни было слишком много предательств. Мужчина приподнял бровь, в его глазах сверкнуло веселье. — Да, предательство, похоже, преследует нас, как особо настырный питомец. Но подумай вот о чём: мы уже побывали в двух, нет, в трёх мирах. Ты своими глазами видела разрушения. Мы имеем дело с чем-то, выходящим за рамки обычных мелких злодейских интриг. Фэйлен прикусила губу, её взгляд потемнел и стал задумчивым. — Верно. Но если она говорит правду, значит, где-то есть ещё одна Аманита, что устраивает весь этот хаос. Ещё одна такая же, обладающая большей силой, чем должна иметь. — Не напоминай, — пробормотал он, глядя на пустое небо над ними, где вдалеке, казалось, проступали изломанные, переливающиеся края реальности. — Это тревожит куда сильнее. Но если дадим им шанс оправдаться… то подыграем им и останемся начеку. Выражение её лица смягчилось и мелькнуло неохотное согласие. — Ладно. Но если они сделают хоть один неверный шаг… — Я с удовольствием вручу их тебе, — спокойно ответил Астарион, хотя взгляд его был настороженным. — И всё же, если она говорит правду… тогда, может быть, она поможет нам вернуться домой. Фэйлен мгновение смотрела на него, и её подозрение сменилось проблеском чего-то более мягкого… возможно, надежды. — Не знаю. Но, полагаю, у нас нет особого выбора. — Угу, — ответил он, бросив ещё один взгляд на женщин впереди них. — Но, возможно, это единственное предательство, которое мы сможем предвидеть. Когда они приблизились к древней, увитой плющом хижине, Астарион замер, на мгновение ошеломлённый видом знакомой фигуры, стоящей снаружи, в свете угасающего солнца. Костяная фигура в плаще, зловещая, но при этом совершенно… надёжная. Уголки губ дрогнули в ухмылке. — Иссохший, — вполголоса пробормотал он. — Старый добрый костяной папочка. Фэйлен недоумённо на него взглянула, вскинув брови. — Костяной… что? Это кто, чёрт возьми, такой? Он одарил её преувеличенно укоризненным взглядом, подняв палец вверх, словно собираясь её отругать. — Будь повежливее! Иссохший — легенда, — сказал он, приложив руку к сердцу. — И пока он рядом, мы в безопасности, как котята в вязальной корзине. Выражение лица женщины не изменилось. Наоборот, её подозрительность будто только усиливалась по мере того, как она изучала костяную фигуру. — В безопасности? Это и есть твоё представление о безопасности? — О, дорогая Фэйлен, — вздохнул Астарион, покачав головой, словно разочарованный её недоверием. — Иссохший здесь не просто старый мешок с костями… а мешок с костями со смыслом. Это древнее, могущественное существо. Он будет полезен любому, кто нуждается в небольшом… воскрешении или совете. Иссохший стоял неподвижно, подобно статуе, уставившись на них своими глазницами. Через мгновение он слегка кивнул, отметив их приближение с привычным загадочным спокойствием. — Приветствую, — произнёс он глубоким зычным голосом, словно эхо, доносящееся из глубин забытой гробницы. Фэйлен скрестила руки на груди, бросив на Астариона недоверчивый взгляд. — И ты ему доверяешь? Астарион театрально пожал плечами и подмигнул. — Со всей своей не-жизнью, дорогая. — Он повернулся к Иссохшему и с уважением склонил голову. — Рад снова тебя видеть, старина. Иссохший в ответ плавно кивнул, каким-то образом выражая глубокую мудрость своими впалыми глазницами. — Здесь я, как и всегда, дабы убедиться, что судьба разворачивается так, как должно. Женщина моргнула, пытаясь осмыслить представшую перед ней странную сцену. — И что это значит? Астарион усмехнулся, похлопав её по плечу. — О, Фэйлен, Иссохший не был бы собой, если бы просто объяснил. — Он указал жестом на дверной проём хижины. — Пойдём? Иссохший молчал, его костлявая фигура стояла стражем, когда они вошли в хижину, пока Фэйлен недоверчиво покачивала головой, но всё же шла следом. Когда они подошли к двери, мужчина обернулся к Иссохшему. — Итак, — промурлыкал он, с игривой ухмылкой скрестив руки на груди. — Держу пари, ты скучаешь по нашей весёлой компании. Иссохший молча смотрел на него, не двигая костлявой челюстью. После долгой театральной паузы он ответил своим обычным ровным тоном: — Нет. Астарион лишь широко ухмыльнулся и слегка подтолкнул Фэйлен. — А, вот и то тепло, которое мы все знаем и любим. — Он многозначительно подмигнул Иссохшему, прежде чем шагнуть внутрь. Они вошли в уютное тепло гостеприимного домика; неожиданное убежище в хаотичном мире, в котором они оказались. Очаг маняще потрескивал, мягкое оранжевое свечение отражалось от стен, уставленных травами и склянками с необычными зельями. Запах сушёной лаванды, розмарина и чего-то терпкого… волчьего аконита?.. наполнял воздух, создавая странное ощущение уюта. Место казалось больше, чем снаружи, каждый уголок был наполнен таинственностью. И всё это выглядело… странно знакомым. Как внутри дерева. Здесь были коллекции трав, полки с зельями и со старыми фолиантами, с потёртыми от бесконечного чтения корешками. Перед ними появилась знакомая фигура, голос которой был тёплым, но в то же время с оттенком вечных знаний. — А вот и вы, — сказал он и улыбнулся уголками губ. Вампир прищурился, испытывая недоверие и что-то неуютно близкое к облегчению. — Игнатиус, — медленно произнес он, позволяя имени осесть как пыли, и его охватило чувство дежавю. — Конечно, я не был бы хорошим проводником, если бы не поприветствовал усталых путников, — ответил старик, и в его глазах сверкнула глубокая, нечитаемая мудрость, когда он жестом пригласил их пройти внутрь. — Я старею, — сухо усмехнулся Астарион. — Стоило это предвидеть… убежище, солнечный свет и обилие зелёной травы. Воистину, здесь повсюду отпечатки твоего вмешательства. Фэйлен вскинула бровь. — У тебя определённо… чудаковатые друзья, Астарион. Тот взглянул на неё с усмешкой. — Это ещё мягко сказано. Игнатиус тихо рассмеялся, заметив их перепалку. — Если я и чудак, то только потому, что того требует окружающий меня мир, — ответил он с лёгкой, почти озорной улыбкой. — А теперь, если вы пройдёте дальше, мы сможем начать… отвечать на несколько вопросов. На мгновение Фэйлен, прищурившись, задержала взгляд на пожилом мужчине. На том, как он плавно и неторопливо двигался, и на слабую бледность его кожи в тёплом свете. Она скрестила руки, спокойно, но резко сказав: — Он вампир. Игнатиус остановился на полушаге и повернулся к ней с приподнятой бровью и весёлым блеском в глазах. — Проницательная, — с лёгким одобрением сказал он. Астарион театрально застонал, потирая висок. — О, чудесно. Я и правда старею. Ты догадалась почти сразу, а мне понадобилась целая вечность, чтобы заметить это в первый раз. Фэйлен ухмыльнулась, искоса на него взглянув. — Может, ты просто теряешь хватку. Астарион бросил на неё беглый взгляд, когда они последовали за Игнатиусом вглубь дома, осматривая интерьер старинного дома. В воздухе витал густой запах зелий и пергамента, словно само время впиталось в каждую частичку этого места. Старик остановился в центре комнаты и повернулся к ним с лёгкой, понимающей улыбкой. — Рад, что вы оба вовремя заметили портал, — спокойно, но искренне сказал он. — Ещё мгновение, и разломы поглотили бы его целиком. И вы бы не успели. Астарион позволил себе кратко, чуть криво улыбнуться. — Приятно знать, что ты сохранил чувство времени. — Кто он… такой? — спросила Фэйлен, разглядывая Игнатиуса с подозрением и любопытством. Астарион глубоко вздохнул, почти испытывая ностальгию. — Скажем так, он старый друг. В некотором роде. Проводник, оракул, иногда представляющий угрозу. — А, — сказал Игнатиус, — оценка Астариона со временем становится всё добрее. Фэйлен наклонила голову, явно не понимая, успокаивает ли её это или вызывает подозрения. — Экспериментируешь с новыми зельями? — спросил Астарион, глядя на кипящий котёл и вскинув бровь. — Что-то типа того, — ответил старик со знающим блеском в глазах. — Я подумал, что вы оцените немного… медицинской помощи, если возникнет нужда. Фэйлен обвела глазами помещение, разглядывая ошеломляющее изобилие магических инструментов и безделушек. На глаза ей попался небольшой потрёпанный фолиант под названием «Основы конвергенции во времени и её применение в планарном восстановлении», и удивлённо подняла брови. — Ну, это всё кажется… — она заколебалась, тщательно подбирая слова, — … неожиданно любезно. Глаза Игнатиуса сверкнули, почувствовав её подозрение. — Понимаю. Но уверяю, я здесь с наилучшими намерениями. Огонь в камине потрескивал, отбрасывая пляшущие по стенам мерцающие тени, пока Астарион сидел на своём месте, с дерзкой ухмылкой скрестив руки на груди. — Давай обойдёмся без любезностей, хорошо? Ты приложил немало усилий, чтобы нас сюда доставить, так почему бы нам не перейти к делу? Во что ты играешь? Глаза Игнатиуса заблестели, а черты лица сменились на загадочное спокойствие, которым мог владеть только человек его лет. — Игра, говоришь? — пробормотал он низким и звучным голосом. — Уверяю, это не просто игра. Это миссия… корректировка курса, если хочешь. Которая выходит за пределы какой-либо одной реальности. Улыбка Астариона не дрогнула, хотя он заметил, что Фэйлен рядом с ним сузила глаза и напряглась. — А, — весело протянул он, — значит, ты привёл нас сюда, чтобы прочитать пространную лекцию о волновом эффекте наших грандиозных выходок? — Отчасти, — согласился Игнатиус, слегка улыбнувшись уголками губ. — В конце концов, вы путешествуете по реальностям, как будто гости на банкете, и угощаетесь всем, до чего дотягиваетесь. Вы оставляете следы… отпечатки на самой ткани бытия. И такие неконтролируемые, безрассудные действия, могут… всё разрушить. Фэйлен изогнула бровь, подавшись вперёд и сложив руки на груди. — И ты, Игнатиус, как я понимаю, точно знаешь, как провести нас через эти якобы неспокойные воды? Он наклонил голову, подтверждая её вызов сдержанным кивком. — Скажем так, я хорошо знаком с течениями, что связывают наши миры воедино, — тяжело ответил он. — Лучше, чем многие. Но ориентироваться по ним нужно осторожно и с особым пониманием. Астарион с ухмылкой бросил косой взгляд на Фэйлен. — Ну и всё. Похоже, пока рядом с нами наш дорогой Игнатиус, нас никто не тронет, верно? Тот негромко рассмеялся, привнеся в свой смех что-то древнее и меланхоличное. — Я бы не стал так утверждать. Но, — добавил он с лёгкой улыбкой, — скажем так, я… заинтересован в вашем успехе. Улыбка Астариона стала лукавой, а взгляд — пристальным. — Итак, что в итоге ты от всего этого получишь? Взгляд оракула смягчился и он отстранённо уставился в пламя камина, словно ища что-то давно потерянное. — Возможно, надеюсь, что, направляя вас, я смогу исправить часть и своих ошибок. Зови это… искуплением, если хочешь. Фэйлен наклонила голову, выражение её лица было наполовину скептическим, наполовину любопытным. — Искупление? За что именно? Дверь хижины скрипнула, и две фигуры бесшумно вошли внутрь, материализуясь на фоне неяркого сияния камина. Арабелла двигалась с тихой уверенностью, рядом с ней медленно шла Аманита, осматривая комнату с методичной точностью, которая, казалось, почти не сочеталась с домашним уютом вокруг. В её движениях чувствовалось едва уловимое напряжение, словно сам уют домика как-то оскорблял её отстраненную, сдержанную натуру. А затем, не издав ни звука, за их спинами появился Иссохший, резко выделяясь на фоне тёплого сияния комнаты. Его костлявые руки спокойно лежали одна на другой, а пустые глазницы, казалось, воспринимали происходящее с тем, что можно было назвать лишь скептицизмом. Если череп мог судить, то Иссохший мастерски этим владел: его пустой взгляд окидывал каждого из них, словно молчаливо просчитывая возможную вероятность катастрофы, которую каждый из них в себе таил. Совершенно не обращая внимания на молчаливое внимание Иссохшего, Арабелла осмотрела помещение со слабой ностальгической улыбкой, словно увиденное её успокаивало и напоминало о чём-то давно минувшем. Её глаза заблестели, когда она взглянула на Фэйлен, и слегка ухмыльнулась. — Игнатиус не из тех, кто что-то упускает из виду. Поверь, здесь ты в большей безопасности, чем можешь себе представить. Плечи чародейки оставались напряжёнными, взгляд скользил от Арабеллы к Аманите, а затем остановился на Иссохшем, и выражение её лица сменилось с настороженного на откровенно подозрительное. Она наклонилась ближе к Астариону, с тихим сомнением прошептав: — Мне кажется, или все в этой реальности слишком спокойно ко всему относятся? Тем временем, Аманита подошла к Игнатиусу, обменявшись с ним парой тихих слов. Астарион наблюдал за ней, всё ещё продолжая негодовать. Рука Фэйлен дёрнулась в сторону, словно она обдумывала все причины, которые могут понадобиться для того, чтобы пришибить Аманиту на месте. Астарион слегка пихнул её локтём. — Мы наблюдаем, а не нападаем, — с кривой ухмылкой прошептал он. — Пока что. Похоже, Игнатиус уловил её едва сдерживаемую враждебность, потому что жестом указал на Аманиту и сказал: — Эта версия Аманиты не твой враг, хотя я понимаю, почему ты так думаешь. — Его взгляд смягчился, когда он посмотрел на Фэйлен и Астариона по очереди. — Нити, связывающие наши миры, рвутся, и Аманита… леди Инкогнита работает с нами, дабы не дать им распуститься окончательно. Фэйлен презрительно хмыкнула. — И мы должны просто ей верить? — голос сочился сарказмом, а глаза сузились при взгляде на леди Инкогниту. Арабелла шагнула вперёд, спокойно выдержав её взгляд. — Знаю, звучит странно, — тихо сказала она, — но мы видели результат её работы здесь. Если бы она была такой же, как… другая Аманита, никого бы из нас здесь не было. Астарион откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и приготовился слушать, хотя выражение его лица оставалось скептическим. Тусклый свет от камина освещал лицо тифлингши, когда с лёгким волнением в голосе та начала рассказ. — Итак, — начала она, обводя взглядом комнату, — после того как Абсолют пала и наши пути разошлись, я решила странствовать вместе с Иссохшим. — Она жестом указала на костяную фигуру, молча стоявшую рядом с ней, со сложенными руками и в такой неподвижной позе, словно его таким и вырезали. — Он направлял меня, помогал мне контролировать мою… силу, — сказала она со слабой улыбкой, словно вспоминая некоторые из испытаний того путешествия. Астарион бросил на Иссохшего косой взгляд. — Должно быть, это была довольно очаровательная жизнь. Арабелла хихикнула, понизив голос и подражая Иссохшему: — «Всё сущее должно стоять на страже нитей судьбы». Он говорил это снова и снова, никогда не давая конкретных объяснений, заметь, просто мудрость… если это можно так назвать. До этого молчавший и не шевелившийся Иссохший слегка повернул голову. — Да. — Впечатляет, — сухо заметил Астарион. — Всего-то и нужно было, что отгадывать бесконечные загадки, чтобы попасть сюда. Арабелла невозмутимо продолжила. — Вскоре после этого мы столкнулись с Игнатиусом. Он… ну, вообще-то, он нас перехватил. Встал на нашем пути, как некий мистический шлагбаум, и сообщил о более серьёзной угрозе. Сказал, что баланс миров под угрозой… что нечто хуже Абсолют просачивается сквозь трещины, разрушая реальность по частям. Астарион приподнял бровь, отметив серьёзность в её тоне. — И естественно, вы доверились появившемуся из воздуха незнакомцу и решили объединить усилия? — Похоже, Иссохший его знал, — она пожала плечами, будто этого было достаточно, чтобы развеять все сомнения. — А Игнатиус обладал знаниями, которые Иссохший, казалось… по-своему уважал. Иссохший слегка наклонил голову и кивнул, безмолвно подтверждая свою связь со стариком. — Участвует в этих делах он дольше, чем представить себе вы можете, — произнёс он с древней уверенностью в тоне. — Хранитель давно забытых нитей. Астарион вскинул бровь и усмехнулся уголками губ, откинувшись назад и скрестив на груди руки. — Ну, это что-то новенькое. Все эти секреты, Игнатиус. А я-то думал, что ты просто старый отшельник с любовью к загадкам. Игнатиус смотрел на него всё тем же раздражающе спокойным, мудрым взглядом, и Астарион едва удержался от желания закатить глаза. — Как я уже говорил тебе однажды, за время своего… долгого существования я изучал создание миров. Я видел рождение измерений, их начало и конец, закономерности, которые удерживают их вместе, и разрывающие их на части силы. Астарион нетерпеливо постучал пальцем по своей руке. — Да-да, научная болтология. Ближе к делу. Глаза старика неодобрительно сузились лишь на долю секунды, но он продолжил. — Долгие годы я уединялся, отшельничал по необходимости и по собственному желанию, изучая нюансы бытия. Но однажды я встретил… существо. — Он взглянул в сторону леди Инкогниты, и в его взгляде промелькнула горечь. — Ту, которую я знал как Аманиту. Та выпрямилась, выражение её лица стало спокойным, но с лёгким сожалением. Её взгляд плавно скользил между Астарионом и Игнатиусом. — Не меня, — уточнила она сдержанно и строго, хотя под её маской сдержанности проклюнулась капля раздражения. — А двойника, связанного с реальностью вашего мира, не моего. — А, так это ты, но и не ты, — пробормотал Астарион, закатывая глаза. — Теперь понятно, почему все так ужасно смущены. Игнатиус продолжал, медленно передвигаясь по старинному дому. В его обычно уверенном и спокойном голосе появилась тяжесть, которой раньше не было. — Вампирша, — начал он, и в его словах прозвучало тихое сожаление. — Она пришла ко мне… полная негодования, тоски… горечи. Он остановился на полушаге, касаясь ладонью края старого, потёртого стола, словно отгоняя воспоминания, опустил взгляд в пол и слегка выдохнул. — Я пытался показать ей другие пути, сдержать тьму внутри неё. — Его слова повисли в воздухе, отягощенные грузом неудачи. — Какое-то время она работала со мной… под моим началом. Игнатиус поднял глаза, на его лице промелькнула боль, и он продолжил теперь уже медленнее ходить. — Однажды она исчезла, — сказал он тише, напряжённее. — Но не раньше, чем украла мои записи. — Он снова замолчал, устремив взгляд вдаль, словно проникая сквозь слои самого времени. — Я ощутил это почти сразу. Нити времени взволновались, вибрируя от повреждений. Я чувствовал, как растут тёмные энергии, а реальности начинают размываться. Он рассеянно провёл рукой по своим седым прядям. — Тогда-то я и понял, — тяжело прошептал он с чувством вины и печали в голосе. — Она забрала то, чему я её научил… и извратила. Использовала это, чтобы проделывать дыры между мирами. Выражение его лица потемнело, а рука сжалась в кулак. — Оно никогда не было для этого предназначено, — мягко сказал он с болью в голосе. — Я хотел дать ей возможность двигаться дальше, а не… разрушать. Астарион моргнул, мысли путались, хотя он старательно сохранял нейтральное выражение лица. — Значит, наша дорогая Аманита… твоя Аманита… это какой-то вампир-учёный-изгой, помешанный на многомерном хаосе? — проговорил он, скрывая начавшееся накатывать напряжение. В словах звучал сарказм, но какая-то часть его… как бы глубоко он не скрывал… ощущала трепет. Леди Инкогнита кивнула, нахмурившись. — В точку. Амбиции стали её компасом, затмив любое подобие цели. Призом была сила, но вместе с ней пришло и ненасытное желание — властвовать над мирами, которые никогда ей не принадлежали. — Голос стал тише, с нотками печали, как будто тяжесть сказанного давила на плечи. Взгляд стал отрешённым и затуманенным, как будто она потерялась в воспоминаниях о трагедии, которую не могла избежать. — Но моя реальность… в ней было кое-что, что она не могла ни повторить, ни завладеть, — тихо сказала она, и слабая дрожь в голосе выдала глубину её эмоций. Она помолчала, давая слушателям осмыслить её слова; глаза ненадолго закрылись, словно она пыталась успокоиться. Когда она заговорила снова, её голос понизился почти до шёпота. — Исцеление от вампиризма. Густые и напряжённые слова будто бы повисли в воздухе, давя со всех сторон. Выражение лица Астариона слегка изменилось, привычная ухмылка исчезла, когда он ощутил, как сила её откровения просачивается внутрь, расходясь трещинами. — Исцеление? Леди Инкогнита выдержала его взгляд, на её лице отразились осторожность и сожаление. — Да. Настоящее исцеление. Открытие, которое позволяло больным вернуться к себе прежним… без смерти, без боли. Приняв его, я снова стала человеком, — она заговорила тихо, напряжённо. — Но моего мира больше нет. Из-за жажды мести она его уничтожила. Ворвалась в мою реальность, разрушила её, и всё ради стремления проникнуть в другие миры. В голове всё завертелось, когда до него дошли её слова, разбередив раны, которые, как он думал, давно зарубцевались. Исцеление… он и мечтать о нём не смел долгие годы, и всё же вот оно, произнесённое как дар чего-то утраченного. Он ощутил укол недоверия, борющегося с надеждой, которую он разучился чувствовать, вплетающийся в боль старой тоски. Если бы исцеление действительно существовало… Прищурившись, он вглядывался в лицо леди Инкогниты, ища хоть какие-то следы обмана, уловки, жестокой шутки. И всё же он знал этот взгляд — взгляд знаний, добытых тяжким трудом и потерь. Зеркальное отражение его собственного. Она тоже знала, каково это, когда что-то ценное вырывают из рук и уносят в бездну чужой жадности. В который раз он обнаружил, что не может ухмыльнуться и не в силах унять пронзительную боль при мысли о том, что могло бы быть. Голос женщины приобрёл ровный тембр, в словах звучала слабая меланхолия. Пристальный взгляд задержался на Фэйлен. — Когда мой мир рухнул, Игнатиус меня разыскал. Он открыл мне истины, которые я едва могла понять, — реальность разрывалась, связи между мирами обрывались. И в центре всего этого… другая версия меня, безрассудно манипулирующая временем и мирами. Она замолчала, на мгновение помрачнев, словно вспомнила что-то слишком сложное, чтобы разобраться в этом сразу. Когда она заговорила вновь, её голос звучал тише, мягче, но в нём чувствовалась безошибочная серьёзность. — В поисках ответов мы наткнулись на следы твоей семьи, Фэйлен. Договор, который они заключили, оставил характерные отпечатки — мощные, безошибочные следы. Аманита слегка прищурилась, но без злобы. — Такая сила, порождённая договором с дьяволом не просто сохраняется… она преодолевает границы, проникая в миры, где ей не место. Конечно, она поняла её ценность. Она увидела потенциал для использования, чтобы упрочить связи, открывшиеся между мирами. Голос смягчился, став почти извиняющимся. — Мы полагали, что она поможет залатать трещины, устранить часть ущерба, нанесённого её магией. Но даже тогда… мы понимали, что ставки высоки. Астарион скривился, пытаясь сохранить язвительное выражение лица. — Так ты решила поиграть в преподавателя? Выдать себя за всезнающего и мудрого мага, хотя сама ни капли магией не владеешь? Аманита устремила на него решительный взгляд, обдумывая свои слова. — Да. Того фрагмента силы, который мы обнаружили, было достаточно, чтобы открыть портал. И с помощью Игнатиуса я перенеслась в твоё время, Фэйлен. Она сделала паузу, выражение её лица смягчилось, когда её внимание полностью переключилось на чародейку. — Я взяла на себя роль твоей наставницы, хоть и не обладала магией. Игнатиус подробно обучил меня этому ремеслу… не настолько, чтобы его освоить, но достаточно, чтобы смешаться с толпой и направлять тебя. Это был обоснованный риск, который мы сочли необходимым. Голос на мгновение дрогнул, и она замешкалась, словно подыскивая нужные слова. Когда она продолжила, в её тоне слышались нотки сожаления, смягчённые тяжестью прошлых неудач. — Это почти удалось, — призналась она, опустив взгляд, прежде чем снова встретиться глазами с Фэйлен. — Почти. Но, как мы обе знаем, «почти» никогда не бывает достаточно. Фэйлен застыла, хотя голос её дрогнул, омрачённый воспоминаниями. — Ты… ты умерла. Игнатиус, посерьезнев, шагнул вперёд. — Не совсем, — мягко сказал он с печальной уверенностью. — Леди Инкогнита не связана с нашей реальностью так, как вы или я. Она… не привязана к смертным законам любого мира. Когда она «умерла», — продолжил он, взглянув на Аманиту, — её затащило в межпланетные пространства — пограничные миры между измерениями. Жестокая ирония, — тяжело добавил он. — То, что она нигде, означает, что она не может умереть по-настоящему. Она существует… и в то же время её нет. У Фэйлен перехватило дыхание, раздался тихий, едва слышный звук, когда её гнев, казалось, превратился в нечто гораздо более хрупкое. — А… Зефира? — дрожаще спросила она, словно само имя несло в себе всю тяжесть её тоски и потери. Упоминание о фамильяре привело к неуловимой перемене в поведении Аманиты. Её сдержанное выражение лица смягчилось, а глаза потеплели от редкого проблеска нежности. — Зефира в безопасности. Она обитает на Астральном плане. Отдыхает, но не бездействует. Она стабилизирует твою силу, вплетая её в ткань этих расколотых реальностей и держит порталы под контролем, удерживая их вместе, когда они могли бы полностью распасться. — Она пристально взглянула на Фэйлен. — Она сыграла важнейшую ключевую роль в поддержании связи между всеми нами, дала нам даже этот шанс. Астарион внимательно наблюдал за Фэйлен, замечая, как на её лице меняются эмоции — смесь облегчения, недоверия и робкого проблеска надежды. Его собственные мысли путались, сбитые с толку запутанностью услышанного. Эта Аманита… спокойная и сдержанная, искренне заботливая… казалась совершенно другой. И всё же он не мог избавиться от своего скептицизма. Противоречия, ставки были столь же высоки, сколь и запутанны, и в этой тёмной неопределённости внутри пробудилось странное очарование. Он откинулся назад и прищурился, переводя взгляд с Игнатиуса на Аманиту, пытаясь собрать воедино ту неразбериху, которую они преподнесли. — Итак, давайте-ка разберёмся, — медленно произнёс он с привычным ему сарказмом. — Аманита порхала вокруг, как какая-то ненормальная курица-наседка, собирая свою семью из всех тёмных уголков мультивселенной для безумного воссоединения. Что, «семейные узы» вышли на совершенно новый уровень? Игнатиус, помрачнев, сжал уголки губ. — К сожалению, всё гораздо хуже, — сказал он, тщательно выговаривая каждое слово. — Аманита из того мира старательно создавала проходы между измерениями, порталы, которые притягивали каждую версию её семьи для того, что они называют «вознесением». И ей это почти удалось. — Он прервался, окинув группу взглядом, и задержался на Астарионе с такой тяжестью, что у вампира мурашки побежали по коже. — Каждый член семьи Зарр, собравшийся в нашей реальности, не завершён до тех пор, пока их изначальные миры не перестанут существовать. Только якорь их родных миров хоть как-то их сдерживает. Но большинство из этих миров… — он замялся и понизил тон до мрачного, — … были уничтожены, один за другим. Астарион нахмурился, в его глазах мелькнуло раздражение, пока он пытался осознать всю чудовищность сказанного Игнатиусом. — Уничтожены? — недоверчиво переспросил он. — Значит, у них нет поводка? Не осталось ничего, что могло бы их сдерживать? Старик мрачно кивнул. — Именно. Остался только один мир… последняя ниточка, которая удерживает их от абсолютной власти. И в этой реальности существует то, что может их убить. Во взгляде Аманиты появилась серьёзность. — Но мы не можем уничтожить этот мир. Это не просто их убьёт. Это приведёт к разрушению всего. Полное уничтожение всех реальностей… конец настолько окончательный, что сотрёт все версии человечества. Астарион выдохнул, не в силах скрыть пробирающий его озноб. — Не просто смерть. Уничтожение. Фэйлен с подозрением прищурилась. — Так каков же тогда план? Мы не можем уничтожить реальность, которая сдерживает их, так что же нам делать? Аманита шагнула ближе, встретившись напряжённым взглядом с её. — Ваша реальность — единственный мир, где семья Зарр остаётся целой, — ключевой. Именно там она совершенствовала своё заклинание, где каждый Зарр достигал стабильного состояния. Но есть один нюанс: две версии одного и того же человека не могут существовать в одной временной линии без… последствий. Каждый переход из одной реальности в другую создаёт трещины, ослабляет границы, вызывая сбои, которые нельзя игнорировать. Астарион лихорадочно соображал, перебирая в уме все возможные варианты. Образ Касадора, Тав, разрушенные миры, которые они видели, — всё это смешалось в запутанную паутину. Если здесь не могут существовать две версии одного и того же человека… значит, само заклинание и весь план были построены на чём-то, что обречено на провал. — И всё же, — сказал он вслух, — она всё равно взяла и привела их всех сюда. Несмотря на то, что знала, что её реальность может разрушиться в любой момент. — Не совсем. Она совершила ошибку, думая, что её план сработает без сучка и задоринки. В этом мире никого из них не было в живых, так что она никак не могла встретиться с самой собой, но она упустила из виду одну вещь: кто-то из других реальностей мог перейти в выбранную ею. — Пристальный и решительный взгляд Аманиты встретился с его. — Именно поэтому нам нужно устранить единственную связь, удерживающую их в этом мире, — зеркало. Этот мир должен остаться, но удерживающий их портал должен быть разбит. Без этого они потеряют свою опору, дестабилизируя семью Зарр и всё остальное, что они осквернили. Его взгляд потемнел, и он сжал челюсть, пытаясь собрать всё воедино. — И ты говоришь, что это зеркало — связующее звено? И уничтожить его наш единственный шанс? — Да, — торжественно подтвердил Игнатиус. — Но учти… все Зарр, все члены их семьи, вплетены в чары зеркала. Они сделают всё возможное, чтобы его уберечь. Фэйлен нахмурилась, в её чертах ясно читался скептицизм. Голос был холодным и вызывающим. — Так вот, как этой другой Аманите удавалось с такой лёгкостью перепрыгивать через реальности? Леди Инкогнита спокойно выдержала взгляд Фэйлен, в котором читалось почти раскаяние, и понизила тон. — Да, она создала зеркала. Не одно, а целую сеть, каждое из которых служит привязанным к временной шкале порталом, якорем для её переходов. Астарион… — она перевела взгляд на него и в глазах промелькнули благоговение и жалость. — Когда ты разбил одно из этих зеркал, это вызвало коллапс… полное и окончательное уничтожение той временной линии. Но остальные всё ещё существуют, переплетаются друг с другом. И каждое слияние, каждое наложение ставит мультивселенную на грань. Она едва выдерживает. Потирая висок, словно пытаясь унять головную боль, он пробормотал: — Конечно. Очередная чушь, нарушающая реальность. Так что… вы хотите, чтобы мы разыскали эти зеркала и разнесли их? — Что-то вроде того, — сказал Игнатиус, решительно на него взглянув. — Главное зеркало, основное — связующее звено. Именно с него начинаются все разломы. Именно это зеркало нам нужно найти и уничтожить… то, которое существует в точке раскола, где границы времени и пространства впервые начали разрушаться. Только найдя этот момент, эту решающую поворотную точку, мы надеемся восстановить то, что разрушено. Астарион окинул скептическим, почти раздражённым взглядом Игнатиуса и леди Инкогниту. — А какие гарантии, что это не закончится очередным нашим чудесным фиаско? Я видел, как целые реальности рассыпаются в песок, чувствовал, как они ускользают сквозь пальцы. Как мы можем быть уверены, что наш следующий шаг ничего не уничтожит? Выражение лица леди Инкогниты смягчилось, хотя в её глазах застыла непреклонная сталь. — Не могу ничего гарантировать. Но это зеркало… это не просто портал. Это единственное, хрупкое звено, связывающее миры воедино. Если его уничтожить, мы считаем, что любое не принадлежащее к его реальности существо просто… перестанет существовать. Астарион помолчал, обдумывая её слова и вникая в их смысл. Мысль о том, чтобы скользить между мирами, что каждое пересечение приводит к новым разрывам в хрупком гобелене существования, пугала. И всё же возможность найти решение, пусть и неоднозначное, брезжила, как тлеющая свеча во тьме. Фэйлен заговорила ровным, но полным скрытого напряжения голосом. — Значит, мы должны найти это зеркало, проникнуть в исходную точку разлома и уничтожить его. Зная, что любой неверный шаг может в мгновение ока уничтожить всю Вселенную. Игнатиус с мрачной решимостью на лице кивнул. — Да. Это невообразимый риск. Но без этого зеркала мир может вновь обрести равновесие. Это авантюра… ужасная, невозможная авантюра. Но ради шанса на стабильность… мы должны им воспользоваться. Астарион выдохнул, глядя на отбрасываемые от камина мерцающие тени и чувствуя, как на него давит груз невыполнимой миссии. Ставки не могли быть выше, последствия не могли быть очевидней, и самой природы их задания было достаточно, чтобы довести до края даже самую стойкую душу. Взгляд Фэйлен был напряжённым, в нём отражались волнами исходившие от неё неистовая надежда и острая ярость. Она окинула Игнатиуса взглядом, от которого побелел бы обычный человек. — Почему именно мы? — голос её был точен и смертоносен, как обнажённый клинок. — Зачем посылать нас, рискуя нашими жизнями, когда ты и сам способен замараться? Взгляд Игнатиуса остановился на ней, неся в себе груз веков и секретов. — Потому что, Фэйлен, твоя магия договора — это то, что изначально позволило создать эти зеркала. Без этой искры ничего из этого не было бы возможным. А Астарион… — он перевёл на него взгляд, полный пугающего трепета, словно оценивал редкий артефакт. — Тебя опутала разбитая сущность уничтоженной временной линии. Когда ты ударил то зеркало, ты не просто его разбил, но и связал себя с этой войной. Твоя суть переплелась с осколками той разрушенной реальности, какой бы опасной и непредсказуемой она ни была. Астарион горько и глумливо рассмеялся. — Ах, конечно. Тебе нужны наши несчастные проклятия, моё уникальное умение превращать зеркала в пыль и, дай угадаю, опасный уровень оптимизма, чтобы это провернуть? — Его сарказм был едким, сочился негодованием, но Игнатиус даже не моргнул. — Да, — ответил он с такой тяжестью, что воцарилась тишина. — Это единственный способ предотвратить уничтожение этой и всех остальных реальностей. Судьбы бесчисленных миров зависят от твоего решения. — И что именно с нами случится, когда это зеркало разобьётся? — поинтересовался Астарион, прорезав своим голосом напряжённую тишину. — Какова цена твоей так называемой победы? Лицо Игнатиуса изменилось, в нём промелькнуло что-то неуютное. Он заколебался, тишина сгустилась до того, что казалось, будто сам воздух давит на них. — Есть… шанс, — начал он напряжённым шёпотом, — что вы вернётесь в свою изначальную реальность. Но есть и вероятность того, что вы окажетесь… за пределами, оставшись в пространстве между мирами. Гнев Астариона раскалился добела. — Вероятность? Всего лишь ничтожная вероятность? Никаких гарантий, никаких обещаний… лишь туманные слова и пустые жесты? — Он повысил голос, в котором прозвучал вызов. — Я хочу жить, Игнатиус. Я не намерен умирать, чтобы разгребать твой бардак. Это твоя ошибка, твоя неспособность справиться с каким-то чокнутым маньяком… и я отказываюсь ради этого приносить себя в жертву! Он отступил на шаг, сжав кулаки, и всё его тело напряглось от желания сражаться, бросить вызов. В этот момент Иссохший, наконец, заговорил, и его глухой голос разнёсся по комнате, как торжественный барабанный бой. — Многое в жизни остаётся на волю случая, — произнёс он, его костяное лицо не выражало ничего, но было как-то наполнено смыслом. — Но только решив действовать, даже перед лицом неизвестности, мы по-настоящему живём. Игнатиус опустил взгляд, на лице пролегли глубокие морщины, словно на него свалилось непосильное бремя. — Знаю, — печально пробормотал он. — Я знаю, что всё это — каждая трещина, все ужасы… происходят из-за меня. Аманита украла мои знания, мои записи и превратила их в это безумие. Но я клянусь, что ценой собственной жизни сделаю всё возможное, чтобы вернуть тебя. Астарион, обещаю тебе… ты будешь жить. Леди Инкогнита решительно шагнула вперёд, её обычное спокойствие сменилось неприкрытой искренностью. — Я тоже сделаю всё возможное. Я в долгу перед вами… перед всеми нами. Исправить то, что сломала моя вторая сущность. Наблюдавшая за их разговором Арабелла с лёгким раздражением слегка усмехнулась и коротко кивнула. — О, ну конечно. Полагаю, мои способности должны чего-то стоить, — сказала она, взмахнув рукой в сторону бушующего вокруг них невидимого хаоса. — Даже если для этого придётся терпеть всё это… ради какого-то предполагаемого «высшего блага». Глаза Астариона вспыхнули яростью, когда он повернулся лицом к Игнатиусу, излучая гнев каждым напряжённым мускулом. — Почему ты не рассказал всё с самого начала? — потребовал он с горечью в голосе, которую могли отточить только годы предательства и разочарования. — Все эти страдания, все эти разрушения, Тав… она бы не страдала, если бы ты просто был честен! Игнатиус стоял на своём, выражение его лица было печальным, но решительным. — Во-первых, — начал он, спокойно, но твёрдо, — ты должен был найти Фэйлен. Ваши пути должны были пересечься, чтобы всё это сработало. В одиночку вы оба блуждали во тьме, гоняясь за тенями. Вместе у вас хватит сил добраться до зеркал и положить конец этому циклу. Астарион стиснул зубы, охваченный яростью. Казалось, будто грудь заполнена расплавленным железом, а предательский жар обжигал изнутри. — А во-вторых? — бросил он ледяным тоном, обрушивая каждое слово, как молот. — А во-вторых… когда я впервые к тебе обратился, ты был слишком озлоблен, полон обид и необузданных амбиций. — Старик говорил тихо, но в голосе была такая тяжесть, что в комнате воцарилась тишина. — Ты не был готов. Ты бы не послушал. По комнате прокатился горький смех. — То есть ты намекаешь, что я бы использовал эту силу для себя, что я был слишком поглощён собственным гневом, чтобы увидеть общую картину?! — Да, — просто ответил Игнатиус, острым, как лезвие тоном рассекая любую иллюзию вежливости или мягкости. — Ты стремился к силе. Ты был потерян, оторван от реальности и готов был на всё, чтобы переписать свою судьбу… не осознавая, какой ценой. Правда ударила как удар под дых, выбив воздух из лёгких. Он ненавидел истинность в словах Игнатиуса, ненавидел, что где-то в глубине души всегда знал, что был достаточно безрассуден, чтобы без раздумий завладеть этой запретной силой. И если бы ему дали хотя бы намёк на свободу… да, он мог бы ею воспользоваться. Эгоистично. Отчаянно. Но это не смягчило боль, не сделало её менее болезненной из-за того, что ему не сказали правду, не дали шанса сделать другой выбор, защитить тех, кто стал ему дорог. Его взгляд потемнел, а голос превратился в ядовитый шёпот. — И всё же мы здесь, в твоей власти. Ты оставлял нас в неведении, пока тебе это было выгодно, Игнатиус. Ты игрался с жизнями. Выражение лица пожилого мужчины смягчилось, но в его глазах не было извинений. — Возможно, — признал он спокойно, но с грустью в голосе, что говорило о том, что он сожалеет о чём-то большем, чем нужно. — Но теперь ты здесь, Астарион, и готов. И именно ты… тот, кем ты стал… должен довести дело до конца. Ярость кипела, смешиваясь с чувством, которому он не был готов дать название, с раздражением, которое он едва мог признать. Но сейчас, глядя в непоколебимый взгляд Игнатиуса, он чувствовал, как этот огонь снова разгорается, выходя за рамки простого гнева. Это было больше, чем месть, больше, чем выживание. Кулаки сжались, костяшки пальцев побелели, а в голосе прозвучали надежда и разочарование. — Иссохший, — сказал он, пытаясь сдержать бушевавшую в его груди бурю, — моя Тав жива? Наступившая тишина казалось густой, словно стелющийся по кладбищу туман. Затем Иссохший безумно медленно кивнул, и его пустой, но многозначительный взгляд встретился с астарионовым. — Да. У него перехватило дыхание, облегчение было почти осязаемым, но новый вопрос вырвался на передний план сознания, не давая покоя. — А… Тав, которую я встретил, та, что была в той странной реальности… она выжила? Иссохший слегка наклонил костлявую голову, а его пустые глазницы, казалось, сузились с нечитаемым выражением, и что-то почти как одобрение промелькнуло в его взгляде. — Да. Астарион сжал челюсти, в его жилах все еще бурлил гнев, но теперь он был приглушен, сменившись неистовой уверенностью. Тав была жива. Его Тав… его сердцебиение, его ориентир в этом искажённом мире… была где-то там. И несмотря на боль, несмотря на терзаемое, как яд, горькое разочарование, этого было достаточно. Достаточно продолжать двигаться, чтобы встретиться с реальностью, чего бы от него ни потребовали. Он резко вздохнул, переводя взгляд с Игнатиуса на Иссохшего и на Фэйлен. — Ладно. Давайте с этим покончим, — сказал он с жёстким рычанием. — Хватит игр. Скажи мне, куда идти, кого убить, и я доведу дело до конца.

***

Год назад Астарион прищурился, глядя на угасающий свет: далёкий горизонт окрасился в розовые и оранжевые оттенки, когда солнце опустилось к краю горизонта. Кожа зудела от неприятного покалывания, словно возмущаясь, что солнце смеет существовать. Тепло дневного света, столь близкого, казалось оскорблением. В груди зашевелилась горечь, обида, ставшая его ближайшим спутником. — Если бы Создатель хотел, чтобы мы увидели восход солнца, он бы не сделал его таким ранним, — пробормотал он себе под нос, бросив мрачный взгляд на небо. Эти слова горчили на языке. Восход солнца был лишь напоминанием о его заключении, о жизни в укрытии, о жизни в тени чужого существования. Когда он перевёл взгляд на своих сородичей, то почувствовал, как на него навалилась тяжесть очередного тупика. На этот раз они были так близки. По крайней мере, именно так он говорил себе в начале… обнадёживающая ложь, подпитывающая его неустанные поиски исцеления. И вот они уже с пустыми руками бредут обратно по тёмным извилистым тропам Подземья, когда первые безжалостные лучи рассвета начали им угрожать. Он сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Ещё один тупик. Ещё одна впустую потраченная ночь. Сколько ещё таких бесполезных ночей им предстоит пережить? Сколько ещё ложных следов, брошенных фолиантов и пустынных руин они прочешут, чтобы ничего не найти? Горечь переросла в тлеющую ярость. Он почти видел её в своём воображении… Тав, с этим невыносимым, полным надежды блеском в глазах. Тав, всегда быстро разрабатывающая планы, чей ум был полон замыслов и идей. Если бы она была здесь, она бы уже нашла какой-то способ двигаться дальше. Она бы нашла какую-нибудь маленькую зацепку, вывела бы его из тупика, увидела бы что-то, что он упустил. Но её здесь не было. — Чёрт бы её побрал, — прошипел он себе под нос. Всё-таки она его бросила. Бросила, когда могла остаться, могла бороться с ним за нужный им обоим ответ. Он ненавидел её за это, ненавидел за надежду, с которой она его бросила, за шанс, которым он так и не воспользовался. Остальные начали спускаться, бросая осторожные взгляды через плечо, пока не скрылись в пещере. Астарион застыл на месте, вглядываясь в первые утренние лучи. Мысли были в беспорядке. Было бы намного проще, если бы она была здесь. Он ненавидел себя за то, как сильно полагался на её проницательность, на её голос, на её яростный вызов той жизни, в которой они были прокляты. Но она ушла, и он остался наедине со своим гневом. Когда тьма Подземья вновь его окутала, Астарион пошёл в задумчивой тишине, и его шаги гулко отражались от древних каменных стен. Внутри него кипело раздражение, разгораясь и обжигая, но он сохранял невозмутимое выражение лица. Его ближайшая сородич Далирия, шедшая рядом с ним, не отставала, бросив на него понимающий взгляд. — Ещё один тупик, — пробормотала она устало, но со слабой искрой вызова. — Сколько ещё их будет, прежде чем мы что-нибудь найдём? Астарион усмехнулся: — Очевидно, столько, сколько нужно, чтобы довести нас всех до безумия. — Он стиснул зубы, сузил глаза и посмотрел вперёд, хотя на самом деле не видел ничего. — Или до смерти. В зависимости от того, что наступит раньше. Далирия пристально наблюдала за ним, уловив в его словах горечь. — Ты так говоришь, но сам в это не веришь, — слабо усмехнулась она. — Если бы ты верил, то не выходил бы сюда каждую чёртову ночь, заставляя нас продолжать. — Вера тут ни при чём, — отрезал он, но за его словами не было злобы. Только разочарование и что-то более глубокое. — Я больше ни во что не верю. Далирия приподняла бровь, широко ухмыляясь, когда наклонилась ближе и понизила тон до заговорщицкого шёпота. — Тебе меня не одурачить, Астарион. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Он усмехнулся, закатив глаза, но женщина продолжила. — Это лишь вопрос времени. Мы обретём счастье, — пробормотала она, не отводя взгляда. — Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Он почувствовал тяжесть её слов, и его грудь сжалась от непрошеного укола надежды, закравшейся против воли. Вопрос времени. Отвернувшись, он устремил тяжёлый взгляд, пробормотав: — Если ты ошиблась, я с радостью убью тебя сам. Далирия лишь легко и дразняще рассмеялась, и этот звук эхом разнёсся по пещере. — Тогда я сочту это за честь, брат, — спокойно ответила она. — Но это всё ещё вопрос времени.