Don't go (Не уходи)

Первое, что почувствовал Астарион, была боль… тупая, непрекращающаяся пульсация, которая, казалось, отдавалась в каждой косточке его тела. Он лежал неподвижно, собираясь с силами, пытаясь понять, что произошло. Последнее, что он помнил, как вокруг них рушится подземелье, как магия разрывает реальность на части, как Фэйлен старается удержать всё воедино. А после… ничего. Только треск осколков и её отчаянный взгляд. Он медленно приоткрыл глаза, ожидая увидеть темноту подземелья или искажённый хаос того мира, в котором они застряли. Вместо этого он прищурился от слепящего дневного света. Дневного света? Он моргнул, не веря своим глазам, пока лучи солнца падали на землю, почти ослепляя своей яркостью. Над головой кричали чайки, до ушей доносился тихий плеск волн, а в воздухе витал солёный запах моря. Он лежал на мягком песке, и мелкие влажные песчинки липли к коже. Он вздохнул. Казалось, будто сама реальность просто сбросилась, бесцеремонно выкинув их на этот пляж, настолько далеко от их последнего кошмара, насколько возможно. Он заставил себя подняться, голова кружилась, пока он пытался всё осознать. Его внимание привлёк тихий стон неподалёку, и, обернувшись, он увидел лежащую на мелководье Фэйлен, ноги которой мягко омывали волны. Бледная, тяжело дышащая, но живая и вроде даже не тронутая той жестокой магией, что едва не разорвала её на части. — Фэйлен, — выдохнул он с недоверием и затаённым беспокойством. Он подскочил к ней, положил руку на плечо и слегка встряхнул. — Ты…? Та открыла глаза и прищурилась, словно была в таком же шоке. Её рука потянулась ко лбу, чтобы помассировать виски. — Что… Где…? — Она запнулась, её голос был таким же неуверенным, как и его собственные мысли. — Явно не в том подземелье, — пробормотал он, снова оглядываясь по сторонам и лихорадочно соображая. Но они были одни; Гейла, Шэдоухарт и Лаэзель нигде не было. Он почувствовал тревогу… где бы они ни были, теперь это было вне его власти. Фэйлен медленно села, всё ещё слегка дрожа от того, через что магия их протащила. — Их больше нет, да? — её тон был смиренным, а глаза потухшими от усталости. — Да, похоже, нас выплюнуло, — с сухой иронией ответил Астарион, хотя внутри он чувствовал что угодно, только не спокойствие. Фэйлен вздохнула и уставилась на горизонт. Мужчина покачал головой, чувствуя, как на него обрушивается вся нелепость происходящего. Пляж. Он не знал, смеяться ему или кричать. Бормоча проклятия под нос, он поднялся на ноги, глядя на знакомый берег и слабый силуэт дома Владычицы Вод вдалеке. Конечно. Врата Балдура. Снова. Только на этот раз всё было чуть ли не хуже… знакомый и неизменный город маячил перед глазами, как затянувшаяся кульминация очень плохой шутки. — Очередные Врата, — пробормотал он, с раздражением произнося каждое слово и окидывая окрестности быстрым взглядом. — Сколько ещё версий этого богами забытого города нам предстоит пережить? Это похоже на всеобъемлющие муки… бесконечные вариации одного и того же проклятого места. — Он вздохнул и сжал кулаки, ощущая давящую тяжесть. — Когда же это закончится? Фэйлен медленно села, с её одежды капала вода, лицо было всё ещё бледным и озадаченным. — Это… случилось снова… я не знаю, как, — прошептала она, оглядываясь по сторонам, словно тоже пыталась осмыслить ситуацию. Она коснулась слабо пульсирующих шрамов, которые, как и раньше, то гасли, то вспыхивали. — Да, — с горечью сказал Астарион, — снова Врата Балдура. — Он стиснул зубы, глядя на знакомые окрестности. Он обернулся к ней, с долей жалости замечая, как её шрамы снова тускнеют, сливаясь с кожей, подобно отголоскам магии, которую, казалось, она едва могла сдерживать. Интересно, сколько ещё она сможет выдержать, сколько ещё странных версий этого проклятого города им придётся пережить? Фэйлен устало кивнула и медленно встала, осматривая берег, словно надеялась, что на этот раз что-то будет отличаться. Астарион видел это по её лицу: она устала так же, как и он. — Что ж, — решительно произнёс он наконец, поднимаясь по ближайшей деревянной лестнице, — посмотрим, какая версия этой адской дыры досталась нам на этот раз. Астарион застыл как вкопанный, когда его взгляд упал на тёмные шпили дворца Касадора, возвышающиеся над знакомыми крышами Врат Балдура. От одного этого зрелища завязался узел в животе, и на краткий, горький миг он подумал, не застрял ли он в ещё в каком-то искажённом кошмаре. До чего же мне нравится эта версия города, подумал он, сжав челюсть. — Что ж, — обречённо пробормотала Фэйлен, — значит, придётся вернуться к прежнему плану. Выяснить, где мы, когда мы и что, во имя девяти кругов ада, на этот раз пошло не так. Они вместе двинулись по оживлённым улочкам Нижнего города, натянув плащи, чтобы скрыть лица. — Итак, — продолжил он, понизив голос и окидывая взглядом проходящую мимо толпу. — Подземелье. Дай угадаю: реальность не оценила нашу скромную демонстрацию силы? Фэйлен виновато на него взглянула. — Можно сказать и так. Мы потянули слишком много нитей в гобелене, который едва держался воедино. Думаю, мы… ну, в общем, всё испортили. И всё разошлось. — Замечательно. Может, у тебя есть какое-нибудь удобное заклинание, чтобы скрепить реальность обратно? Женщина отвела взгляд и скривилась. — Всё не так просто. Это не просто разрыв… это расплетение. Я это ощутила. Думаю, каждый раз, когда мы ступаем туда, где нам не место, мы делаем только хуже. Оставленные нами позади миры рушатся. Вот почему надо быть осторожными. Боюсь, разрушенное уже не исправить. И… это выглядит именно так. Окончательный конец. — Ух-ох, — сухо пробормотал он. — Я бы сказал, что мне жаль тех троих, но рад, что хотя бы Касадора погребло. Он попытался прогнать чувство вины, но оно упорно и настойчиво за него цеплялось. Ребята были мертвы или где-то затерялись, выброшены куда-то, как он с Фэйлен. Может… возможно, он мог бы поверить, что они тоже попали в какую-либо из версий Врат Балдура. Пусть надежда и глупая, но он не собирался углубляться в эту тему. Видимо, Фэйлен почувствовала его беспокойство, потому что уверенно сказала: — Думаю, мы выжили, так как… не принадлежали тому миру. Не до конца. Мы были там чужаками. Астарион кивнул, прокручивая в голове эту мысль. Не так уж и успокаивало, как он надеялся. Это напоминание, что они были чужими, куда бы ни пошли. — Логично, — ответил он, стараясь говорить непринуждённо. Пока они двигались по извилистым улочкам, Астарион внимал знакомые виды и звуки: едкий аромат разносящих еду уличных торговцев, громкий смех азартных игроков возле «Смущённой русалки», отдалённый гул лавочников на рынках. Здания были всё те же, потрёпанные непогодой, стоящие так, как стояли веками, — неподвижные, непоколебимые. Как будто здесь ничего не изменилось, подумал он, с почти что негодованием. На этот раз всё было нетронутым. Даже красивым. В отличие от руин в предыдущей версии города. Они прошли через главную площадь, и взгляд Астариона заскользил по знакомой архитектуре и ориентирам. Он внимательно следил за толпой, наблюдая за лицами, которые казались ему слишком знакомыми, слишком неизменными. В таком городе легко было стать просто очередной тенью, незамеченной в море горожан со своими заботами. Фэйлен взглянула на него, отвлекая от размышлений. — На этот раз нужно быть осторожными. Никаких разговоров и даже взглядов на старых друзей. Даже думать не смей. Он закатил глаза, уловив лёгкую колкость её слов. — Отличный совет, учитывая наше последнее выступление, — проворчал он. Но спорить не стал: она была права. Им нужно было быть осторожными, действовать аккуратно. Насколько им было известно, они попали в версию Врат Балдура, которая без колебаний обернётся против них. — Будем действовать осторожно, — нехотя кивнул он. — Самый надёжный способ узнать, где и когда мы приземлились, — старая добрая газета «Балдурского вестника». — Ты доверишься жёлтой прессе? — чародейка вскинула бровь. — Ой, да ладно. Где ещё найдёшь отборные сплетни без прикрас на каждом углу? — он одарил её кривой, но резковатой улыбкой. — Кроме того, чем обыденнее, тем лучше. Если хотим выяснить, в каком мире мы застряли на этот раз, то можем начать с мельчайшей лжи. Также можно посмотреть на дату последнего выпуска, чтобы понять, в каком моменте мы оказались. Кивнув друг другу, они повернули в сторону Нижнего города, петляя по узким переулкам и закоулкам, пока не заметили сидящего на ящике одинокого разносчика газет, выкрикивающего последние заголовки с тем же неуёмным оживлением, что и во всех версиях этого города. И хотя ему не хотелось в этом признаваться, он почувствовал облегчение. Астарион ловко выхватил экземпляр «Балдурского вестника» из стопки газетчика, даже не удостоив того взглядом. Фэйлен одарила его недовольным и раздражённым взглядом. Он, изображая невинность, приподнял бровь, когда они нырнули в ближайший переулок. — Ой, да ладно, — пробормотал он, помахав газетой перед её носом. — От него не убудет. Фэйлен недовольно скрестила на груди руки. — А ты не мог её просто купить? — А зачем нарушать традиции? — ухмыльнулся он, просматриваю газетёнку. — Кроме того, теперь мы можем потратить серебро, которого у нас нет, на что-то более стоящее. Например, на выживание. Она вздохнула, очевидно, закончив этот разговор, и он обратил внимание на газету, пролистав её до даты. — Сегодняшний день, тот самый, когда мы изначально пропали, — с лёгким удивлением пробормотал он, будто город впервые ему подыграл. — Что ж, уже хоть что-то. Глаза пробежались по заголовкам. Он ждал чего-то ужасного — резни, грандиозной победы, может, успешного переворота. Но нет. На первой странице были одни милости: заседания совета, благотворительные акции и какая-то чушь о растущем рынке сладких вин. Он фыркнул. — Ничего, — пробормотал он, закрывая газету и глядя на неё с лёгким отвращением. — Всё скучно. Невыносимо… обыденно. И, похоже, хорошо, — неохотно добавил он, — но едва ли полезно. Фэйлен нахмурилась и склонилась ближе, заглянув через плечо. — Даже намёка нет, — разочарованно пробормотала она. — Никаких признаков чего-то неладного? Он сложил газету, закатив глаза. — Ни смертей, ни побед, ничего гнусного не назревает. Идеальные Врата Балдура… и меня от этого тошнит. Фэйлен заметно раздражённо выдохнула. — Замечательно. Как же нам понять, что не так, если всё кругом… так? Он задумчиво наклонил голову и пожал плечами. — Понаблюдаем. Попробуем узнать что-нибудь или, вернее, кого-нибудь. Местные здесь должны знать больше, чем в газете. Они вышли из переулка и направились к рынку, петляя по узким, мощёным улочкам, странно удивляющим своей чистотой. Он оглядывался по сторонам, чувствуя себя не в своей тарелке среди шумной, радостной толпы. Перед ними раскинулся рынок, заполненный торговцами и пьянящими ароматами жареных каштанов и пряностей. Группа хохотавших детей гонялась друг за другом, петляя между ларьками. Атмосфера была не иначе как… приятной. — Это ведь неестественно, да? — с отвращением спросил он. — Столько веселья. Так… нормально. Будто кто-то наложил на весь город какое-то заклинание, заставив его радоваться. Фэйлен с опаской оглядела толпу. — Слишком нормально. Я этому не доверяю. Он ухмыльнулся, слегка её пихнув. — Говоришь как истинная пессимистка. Пойдём, принцесса, смешаемся с добрым, честным людом и посмотрим, не чувствует ли кто-нибудь себя… не настолько тошнотворно радостным. Он окинул взглядом лотки с привычным безразличием — еда, травы, безделушки, обычный мусор для шумного утра Врат. Люди шли по своим делам, ничего не замечая, их жизнь текла по привычному руслу. Когда они с Фэйлен пробирались через более людную часть рынка, в толпе стало труднее ориентироваться. Взгляд зацепился за доску объявлений чуть впереди, выискивая что-нибудь полезное… объявления о розыске, знаки повстанцев, может, какую-нибудь скандальную информацию, которая могла бы намекнуть на положение вещей в этой тошнотворно весёлой версии города. Затем кто-то на него налетел. Сильно. Он развернулся, готовый извергнуть поток красочных ругательств, но голос его опередил. — О боги, мне очень, очень жаль! — И именно этот женский голос он знал лучше собственных кошмаров. Астарион застыл с открытым ртом, в голове стало пусто, словно кто-то наложил заклинание тишины прямо на его мысли. Он опустил взгляд и уставился в эти глаза… голубо-зелёные, знакомые и в то же время такие чужие. Тав. Вот только… не та. Нахмурившись, она уставилась на него в ожидании ответа. Он не мог ответить. Слова подводили, полностью ускользая. Его взгляд скользил по её лицу, впитывая каждую деталь, словно он пытался убедиться, что это не какая-то извращённая иллюзия. Она выглядела так же, но была… нетронутой. Невредимой. На коже не было шрамов, которые они вместе нажили; татуировки отличались — тонкие линии совсем не походили на те знакомые узоры, которые он помнил. А глаза словно сияли тихой радостью, чувством покоя, которое казалось ему почти… чуждым. Скажи что-нибудь, дурак, – внутренне закричал он. Но не смог. Рот отказывался повиноваться. Он просто стоял и молчал, поражённый этой странной реальностью. Это была она. И в то же время нет. — Вы… в порядке? — снова спросила она, наклонив голову, изучая его с неподдельным беспокойством. Должно быть, его взгляд был слишком уж пристальным, так как на её щеках проступил слабый румянец. Она взглянула на свою слегка помятую корзинку и тихо, застенчиво усмехнулась. Потребовалось слишком много времени, чтобы осмыслить её слова, и он, наконец, смог закрыть рот, хотя так и не перестал на неё таращиться. Фэйлен пихнула его острым локтём, и это помогло выйти из оцепенения, и он встряхнулся, пытаясь сказать… хоть что-нибудь. — Да, я… в порядке, в полном, — выдавил он напряжённым голосом, в котором полностью отсутствовала обычная плавность. Он попытался улыбнуться, но почувствовал, что улыбка получилась кривой, и с трудом сохранил самообладание, глядя на неё. Это была Тав. Но не та, что знала его, знала их. Она слабо улыбнулась ему, явно немного озадаченная его реакцией. — Хорошо, — сказала она, поправляя цветы в корзинке. — Ну, тогда, наверное, я пойду. Ещё раз извиняюсь, рынок сегодня непривычно переполнен. Не дайте толпе смести себя, незнакомец. Незнакомец. Это слово пронзило его горьким напоминанием, кем была и не была эта Тав. В груди сдавило, но он заставил себя отвесить полупоклон, выдавив тягучее: — И в мыслях не было, дорогая. Она слегка покраснела, одарив его тёплой, незнакомой улыбкой, после чего растворилась в толпе, как будто была плодом его воображения. Астарион смотрел ей вслед, и рынок вокруг него таял, пока её голос эхом отдавался в его мыслях. Фэйлен, настороженно наблюдавшая за ним, откашлялась. — Не хочешь объяснить, что это было? — спросила она, и он подметил осторожную выверенность её тона. — Я же сказала: ни с кем не заговаривать! Астарион едва услышал протесты Фэйлен, следя за тем, как Тав сливается с толпой. К ней присоединилась другая девушка помоложе — с похожими чертами лица и такими же красивыми рыжими волосами, — и по-сестрински непринуждённо взяла Тав под руку. У него перехватило дыхание. Рядом показалась изящная женщина с более смуглой кожей и медного цвета волосами, оживлённо указывающая в сторону какого-то торговца. Её лицо было тёплым и приветливым, а подошедший русый мужчина стоял и улыбался так, словно тяжесть мира никогда его не касалась. Это была сцена из какой-то больной, утопической фантазии. Тав со своей семьёй, живая и невредимая… без шрамов, без забот и без малейшего намёка на то, что она его узнала, прошла мимо. Грудь болезненно сдавило, но он заставил себя двигаться, не задумываясь, следуя за ними сквозь толпу. Позади него раздался слабый голос Фэйлен, но он даже не обернулся. — Астарион! Подожди… это неразумно! Он её проигнорировал. Глаза по-прежнему были прикованы к знакомой фигуре, окружённой теми, кто могли быть только членами семьи. Семьи, что она потеряла… семьи, что она тихо, по-своему оплакивала, и осознал он это слишком поздно, лишь когда её бдительность ослабла настолько, что он смог это разглядеть. Но здесь, в этой версии Врат Балдура, все они были живы и здоровы. Они были счастливы. Она была счастлива. И… без него. Мысль пронзила до глубины души: в этой версии мира его просто не существовало в её жизни. У неё не было о нём ни воспоминаний, ни представления о той связи, что вместе провела их через ад и обратно. Она была свободна от всего, что он привык считать её трудностями, бременем… и без тени его присутствия. Он следовал за ней по извилистым улочкам, лавируя между толпами людей, чтобы не потерять её из виду, и его сердце бешено колотилось, когда он видел, как она смеётся со своей семьей, с мягким, открытым, беззаботным лицом. Наконец Фэйлен догнала его и раздражённо схватила за руку. — Астарион, я же говорила… никаких разговоров, никакого общения с кем бы то ни было! Астарион отпихнул её, не сводя глаз с Тав, смех которой эхом разносился по рыночной площади. — Это Тав, — напряжённо прошептал он от переполнявших его эмоций. Фэйлен приподняла бровь. — Да, я заметила. Но не наша. И если мы планируем выжить, следовать за ней по пятам, как какой-то одержимый любовник, — не выход. — Резкость её тона пробилась сквозь пелену его мыслей, но он не мог заставить себя отвести взгляд от той, кого, как ему казалось, он когда-то знал. Астарион бросил на Фэйлен взгляд, близкий к умоляющему. — Я просто посмотрю, — слишком громко прошептал он, то ли и правда обещая, то ли выдавая желаемое за действительное. — И всё. Честно. Выражение лица женщины помрачнело, и она скрестила руки на груди. — Знаешь, я на минуту поверила, что ты разумен, — проворчала она, но осталась рядом с ним. Он следил за Тав и её семьёй с незаметного расстояния, завороженный, насколько другая она здесь. Она двигалась с едва узнаваемой непринуждённостью, без привычной настороженности. Её смех лился рекой, а жесты были лёгкими и непосредственными. Это была Тав… его Тав, но… совсем не его. Они свернули за угол, и он последовал за ними в маленький уютный магазинчик. До него сразу же донёсся запах свежей краски и льняного масла, и он почувствовал что-то такое, что не мог определить. Кисти и холсты выстроились вдоль стен, полки были забиты разноцветными красителями и изящными кисточками. Ну конечно. В этом мире она жила мечтами, о которых когда-то говорила с тоской. Он отвернулся, делая вид, что просматривает полку с порошковыми красителями, пока прислушивался к разговору. Фэйлен пристроилась рядом с ним и, сузив глаза, прошептала: — Ты идиот. — Да, да, — пробормотал он в ответ, даже не пытаясь этого отрицать. Он чувствовал боль в груди, пока слушал, не в силах оторваться. — Тав, посмотри сюда, — раздался тёплый голос её матери с другого конца магазина. — Какой красивый цвет. В разговор вмешался голос младшей сестры. — Мам, она уже несколько лет не «Тав». Её мать слегка фыркнула. — Она всегда будет моей Тав. К тому же она выбрала такое длинное имя, что оно не очень-то и слетает с языка. Тав рассмеялась, и этот звук словно озарил помещение солнечным светом. — Привереда, — поддразнила она. Её отец, осматривавший особенно большой холст, сухо добавил: — Ты просто усложнила нам жизни, вот и всё. Астарион сжал в руке ближайшую бутылочку с красителем, и в его груди зародились неожиданные ревность и нежность. Такой была её жизнь здесь — мирная, полная пустяковых споров об именах и кистях, какие обычно ведут семьи, у которых нет более важных или страшных забот. Но это было нечто большее. Он взглянул на мать Тав, наблюдая, как та изучает разные цвета красок так же тщательно, как другой бы изучал драгоценности. Жесты были нежными, выражение лица — тёплым, в уголках глаз играли морщинки, когда она улыбалась своей дочери. Мама Тав была жива. Если бы его Тав это увидела… Боги. Что бы она сказала? Женщина, которую отобрали у неё в столь юном возрасте, сейчас здесь, рядом с ней, выбирает краски, словно у них в запасе вечность. Тав мечтала об этом, хотела этого — разделить любовь своей семьи, чтобы смех матери наполнял комнату, а не преследовал в воспоминаниях. Астарион почувствовал, как на него навалился горько-сладкий груз этого желания, и пожалел, что реальная Тав лишена того покоя, который так легко достался этой версии. И она была так похожа на Тав. Вернее, Тав была похожа на свою мать… сходство было поразительным, но с явными различиями, что делало их обеих особенными. Волосы женщины были насыщенного, более огненно-медного цвета, от чего свет на них переливался подобно уголькам, а кожа имела тёплый, ореховый оттенок, придававший ей грубоватое сияние. А глаза — цвета жидкого золота, яркие и завораживающие. Возможно, именно отсюда происходили золотые искорки в радужке глаз Тав, различимые под лучами солнца. Сходство матери и дочери было подобно живому эху: Тав унаследовала её черты лица, но они были мягче и сливались с её собственной природой. Она была идеальным сочетанием солнечных и лесных эльфов, тепла и природы, красоты и силы. От неё исходило мягкое сияние, древнее и непоколебимое, словно само солнце одарило её своим светом. И в то же время она обладала твёрдостью, земной суровостью, говорившей о глубоких корнях и стойкости, о жизни, связанной с чем-то большим, чем-то неизменным. И Тав бы на это с удовольствием взглянула. Понаблюдала бы за этой сценой. И точно бы нарисовала, он был в этом уверен. Фэйлен резко его пихнула. — Закончил предаваться этой маленькой фантазии? Он покачал головой, не переставая слушать, как смех Тав разносится по уютному магазинчику. — Я должен был это увидеть, — едва слышно прошептал он. — Хотя бы раз, чтобы узнать, как она выглядит… довольной. Фэйлен вздохнула, и её недовольство, казалось, сошло на нет, когда она взглянула на Тав и её семью, наблюдая за их непринуждённым подшучиванием. — Она счастлива, Астарион, — тихо сказала она. — Здесь у неё есть всё. Тебе не место в её жизни здесь. Эти слова сильно ранили, но он кивнул, медленно принимая правду. Здесь у неё была семья, мечта, лёгкость, которую он редко видел. А он? Он был преследующим её по пятам призраком, напоминанием о битвах, участвовать в которых ей не нужно было изначально. — Ладно, пошли, — прошептала Фэйлен, потянув его обратно к двери. Полный решимости Астарион покачал головой. — Нет, мне нужно ещё немного времени, — пробормотал он, бросив на Фэйлен взгляд и ясно дав понять, что с места он не сдвинется. Он вновь обратил внимание на Тав, которая осматривала кисти, нежно проводя пальцами по щетинкам с хорошо знакомой ему сосредоточенностью. Тишину магазина нарушил голос её матери. — Не забудьте, нам нужно купить ещё вина для церемонии, — сказала она, глядя на мужа с насмешливо-строгим выражением лица. — Еда, свечи уже есть… — О, и нужно забрать ткани для наших платьев, — добавила сестра с лёгким волнением в голосе. — Свадьба состоится через несколько недель, и я хочу закончить наши с Кейлет наряды вовремя! Сердце замерло. Свадьба? Мысли проносились в голове. Тав выходила замуж? Но за кого? В груди поселился непрошеный, грызущий страх. И тут он услышал его. Имя. Эрдан. Он не смог сдержать в ужасе сорвавшейся с его губ ругани. — Серьёзно, блять?! Фэйлен резко шлёпнула его по руке, и он вздрогнул, запоздало осознав, что все головы в магазине повернулись к нему. Астарион откашлялся, быстро придав своему лицу выражение притворного возмущения. — Какие цены на краску в наши дни, — сказал он, слегка повысив голос. — Просто… возмутительно. Семья Тав обменялась растерянными взглядами, но, в конце концов, вернулась к своему разговору. Тав ещё мгновение смотрела на него, видимо, узнав, а затем снова повернулась к сестре. Астарион бросил взгляд на Фэйлен, которая, казалось, была готова снова его шлёпнуть. Он слабо, извиняясь, ей улыбнулся и продолжил внимательней подслушивать. Мама Тав мягко усмехнулась. — Да, пожалуй, Эрдан имеет склонность к скромности. Но, честно говоря, немного романтики ему к лицу. Астарион чуть не поморщился, пытаясь сохранить нейтральное выражение лица. Романтика ему к лицу? Просто не верилось, что Тав когда-нибудь завяжет долгие отношения с кем-то настолько раздражающе слащавым, как Эрдан. Затем сестра Тав рассмеялась. — Ну, хотелось бы верить. Женимся мы не только ради острых ощущений. Ему показалось, что он вот-вот упадёт в обморок. О. Так это её сестра. Он с облегчением опустил плечи, хотя ему удалось сохранить совершенно безразличное выражение лица, не считая лёгкого подёргивания губ. Стоящая рядом с ним Фэйлен одарила его раздражённо-весёлым взглядом. Затем наклонилась и прошептала: — Удовлетворён? Астарион вздохнул, бросив последний взгляд на сияющее, беззаботное лицо Тав. — Пока что. Он невольно взглянул на неё, несмотря на все предостерегающие его в голове логические доводы. Тав сияла, излучая тепло, когда смеялась вместе с семьёй и ласково улыбалась сестре, которая, судя по всему, была обречена провести свою жизнь из всех возможных партнёров… с Эрданом. Он наблюдал, как она взяла тонкую кисточку, повертев её между пальцев, обменявшись с сестрой взглядом… настолько простым и тёплым, что он показался чуждым. Сестра Тав игриво подтолкнула её, кивнув в сторону стеллажа с красками. Её отец откашлялся, его тон колебался между забавой и родительской заботой, когда он посмотрел на свою младшую дочь. — Мне всё ещё кажется, что для свадьбы пока слишком рано, Силахэль. Ты ещё ребёнок, тебе не кажется? Девушка, явно привыкшая к семейным возражениям, с раздражённой ухмылкой закатила глаза. — Отец, мы это уже проходили. Девяносто мне или нет, но я чувствую себя взрослой. Я знаю, чего хочу. Её мать мягко усмехнулась, бросив на мужа многозначительный взгляд. — Кроме того, ты знаешь Эрдана. Он надёжный, верный и очень ответственный. Практически прирождённый лидер. — Она нежно погладила мужа по руке и улыбнулась. — Из него получится прекрасный партнёр. Её отец скрестил руки, его упрямство боролось со слабым принятием. — Я знаю, что Эрдан хороший мужчина, Шаир. Добрый, внимательный… но беспокоиться — мой долг. — Не волнуйся, отец, — с улыбкой поддразнила Тав, глядя на сестру. — Эрдан слишком осторожен, чтобы причинить ей вред. Он скорее с драконом сразится, чем позволит Силахэль ушибить пальчик на ноге. Силахэль драматично закатила глаза, скрестив руки на груди. — Честное слово, отец, ведёшь себя так, будто Эрдан унесёт меня на край света, как только мы поженимся. Это всего лишь свадьба, а не приключение. Шаир, потеплев взглядом, рассмеялась, переводя взгляд с мужа на дочерей. — Дай ему поволноваться. Ты же знаешь, твоему отцу нужно о чём-то беспокоиться. Астарион шёл позади них, держась в тенях внутри магазина и наблюдая за тем, как Тав и её семья уходят всё дальше и дальше, увлечённые общением друг с другом. Тройхар игриво нахмурился, глядя на Силахэль. — Вряд ли это «беспокойство», если речь идёт о будущем моей дочери. И если Эрдан планирует возглавить этот клан, то я хочу быть уверен, что он справится с этой задачей. Силахэль озорно ухмыльнулась, театрально тряхнув волосами. — О, если тебя беспокоит только это, я с радостью передам ему клан раньше времени, просто чтобы посмотреть на твои метания. Тав рассмеялась и с наигранным раздражением пихнула сестру в бок. — Ты же понимаешь, что даёшь ему только больше поводов для беспокойства? Силахэль пожала плечами, драматично взмахнув рукой. — Нужно же его чем-то занять. Кроме того, чем ещё ему заниматься, когда я уеду? Ему понадобится какое-нибудь благородное дело, чтобы забить своё время. Их отец поднял руки в притворном раздражении. — Я скажу тебе, что я сделаю, Силахэль: я найму сотню охранников, которые будут ходить за вами по пятам, просто чтобы облегчить мне душу. Силахэль звонко и непринуждённо рассмеялась. — И я отправлю их всех обратно к тебе с запиской: «Всё ещё живы, драконов не видно.» Астарион наблюдал за ними со своего места, и в груди защемило от тревоги. Это была семья, не просто связанная кровью, но и юмором и теплом, подтрунивающая и обменивающаяся колкостями с такой естественной любовью. Именно этого заслуживала Тав, именно этого она, должно быть, хотела. Её беззаботный смех, лёгкость в глазах, озаряющий её лицо свет, — всё это было похоже на маленький, драгоценный фрагмент «а что, если». Что бы он сделал, если бы у неё была такая жизнь? Здесь она была радостной, уверенной в себе, свободной. Она жила жизнью, которую Астарион никогда бы не смог ей дать, и всё же… его сердце сжималось от гордости за неё. У этой Тав было всё, чего бы он хотел для неё. Почти всё. Он сглотнул, сохраняя нейтральное выражение лица, тенью следуя за ними по магазину и не в силах отвернуться от её тепла. Рядом с ним Фэйлен бросила на него косой взгляд, приподняв брови, как будто точно знала, о чём он думает. Он вздохнул и выдавил из себя слабую улыбку, чтобы скрыть терзающую его боль. Силахэль усмехнулась, опираясь о стол с беззаботностью, говорящей о привычке подобных бесчисленных семейных споров. — Ну, если тебе станет легче, — сказала она, любовно закатив глаза, — Эрдан нервничает даже сильнее тебя. Была б возможность, он бы наверняка приставил двадцать охранников к месту торжества. Просто чтобы «перестраховаться». Шаир тепло и заливисто рассмеялась, похлопав мужчину по плечу. — Видишь, муж мой? Эрдан переживает поболе тебя. Тройхар преувеличенно вздохнул, окинув помещение полным весёлого раздражения взглядом. — Может, и так. Но мы все знаем, что «небольшой роман» может перерасти в ураган, — пробормотал он, устремив взгляд на Тав. — Безумные идеи твоей сестры заразительны. Глаза Тав заискрились от сдержанного смешка, и она скрестила руки, насмешливо нахмурившись. — Вообще-то мне нравится думать о таких планах как о гениальных. И, насколько я знаю, благодаря мне Силахэль стала чуточку авантюрней, но не безумной. — Авантюрней это точно, — усмехнулась та. — И если Эрдан думает жениться на мне и обойтись без парочки приключений по жизне, то его ждёт сюрприз. Тройхар, невольно усмехнувшись, покачал головой. — Да сберегут боги Эрдана. Ему это понадобится. — Ой, да ладно, — поддразнила Тав, хлопнув сестру по плечу. — Он женится на члене этой семьи… и знал, во что ввязывался. Мы с Кейлет всю жизнь его проучали. И мы только разогревались! Силахэль ухмыльнулась, наклонившись к сестре. — Точно. А я училась у лучших. Шаир вздохнула с притворным раздражением, переводя взгляд с одной дочери на другую. — Ну и что мне с вами делать? Учитывая твою предстоящую свадьбу и её гениальные планы, удивительно, что в нашем доме до сих пор царит мир. Женщина тепло улыбнулась и в её глазах сверкнула нежная гордость. — Кстати, о твоих «гениальных планах», пташка моя, — игриво произнесла она, — когда же мы наконец увидим эту грандиозную галерею, о которой ты всё время говоришь? Тав покраснела и замахала руками, как бы отмахиваясь от этой идеи. — Это всего лишь задумка, мам. Мелкая мечта. — О, мелкая мечта? Тогда почему ты постоянно пробираешься в мой кабинет за старыми свитками, чтобы порисовать на них и используешь любой лишний кусок пергамента для «набросков»? Силахэль вклинилась в диалог, с ухмылкой пихнув Тав. — И это я ещё не говорю о старых чернилах. Клянусь, половина маминых запасов оказалась в твоих банках с красками! — Точно, — согласилась Шаир, и её взгляд смягчился, когда она посмотрела на Тав. — Ты можешь называть эту мечту мелкой, но я бы назвала её видением. Каждое твоё творение несёт некий замысел… вся в меня. — Она одарила Тройхара дразнящим взглядом превосходства, не скрывая гордости. — Верно, — застенчиво улыбнулась Тав, её глаза были полны тепла, когда она посмотрела на мать. — Хотя думаю, что моя одержимость деталями и исследованиями… от папы. — Да ладно, дорогая, я твоя самая большая поклонница, — со смехом ответила Шаир, погладив волосы дочери. — Ты наделяешь каждое своё творение историей. Я бы часами их изучала. Астарион ощутил боль, наблюдая за ними: взгляд задержался на робкой, но обожающей улыбке Тав и том, как она прильнула к руке матери. Шаир смотрела на дочь с такими теплом и гордостью, что щемило в груди. — А ведь она права, — подхватила Силахэль, пихая сестру в плечо. — Твои работы потрясающие. И если в ближайшее время ты не выставишь их на выставку, мама точно повесит твою коллекцию в своём кабинете. Прямо над книгами по истории. Шаир рассмеялась, приобняв обеих дочерей и нежно сжав плечо Тав. — Только если она позволит мне помочь с названиями, — озорно подмигнула она. Сцена была настолько естественной, настолько уютной, что Астарион почувствовал себя чужим, наблюдающим одновременно прекрасный и горько-сладкий момент. Её семья была крепко-сплетённым кругом из тепла и юмора, и она была в самом его центре, и ею дорожили. Всё это было так… нежно. Так реально. И как бы он ни старался держаться на расстоянии, он не мог игнорировать чувство зависти… или гордости за эту версию Тав, у которой была вся та семейная любовь, которую он так желал ей. — Ты всё ещё сомневаешься из-за этого цвета? — поддразнила её сестра. — Мы все знаем, что ты собираешься его купить, так что покупай уже. — О, но с такими решениями не спешат, — с ухмылкой ответила Тав, принимая важный вид. Она протянула кисточку матери. — Взгляни, мам. Идеально, да? Шаир усмехнулась, и от этого глубокого, тёплого звука в груди что-то сжалось. — Если ты уделишь этому хотя бы половину того внимания, которое уделила выбору своего нового имени, мы пробудем здесь весь день. Тав закатила глаза и рассмеялась, оглянувшись на отца, который просто покачал головой в притворном раздражении. — Ты и твои цвета. На поле боя и то проще. Астарион не сдержал расплывшуюся по лицу ухмылку. Это… это тепло… это игривое поддразнивание… то, чего она никогда не получит в его мире. И наблюдать за происходящим было так… странно. Она была здесь счастлива, ни следа от той Тав, которую он знал и которая часто несла на своих плечах груза больше, чем когда-либо признала бы. Стоявшая рядом с ним Фэйлен вздохнула, явно чувствуя, как ему тяжело. — Даже не думай, — пробормотала она. — Эта не твоя Тав. Она тебя не знает. — О, поверь мне, дорогая, — прошептал он в ответ, и в его глазах заплясали озорные искорки, — я всё прекрасно понимаю. — Но оторваться не мог. Астарион беззвучно выдохнул и провёл рукой по лицу, наблюдая за ней, смеющейся и наслаждающейся простым семейным теплом. Но как бы ему ни хотелось остаться, послушать её смех, наполняющий этот маленький магазинчик, он понимал, что Фэйлен права. Это не его Тав. В этом мире ему не место. Его Тав… с которой он вместе сражался, знал каждый её шрам, каждую усмешку… Она была где-то там, ждала его, знала она об этом или нет. Посмотрев через плечо в последний раз, колеблясь, он оторвал от неё взгляд, чувствуя боль от того, что оставляет её позади, хотя она никогда не была по-настоящему его в этом мире. — Ну ладно, хватит, — пробормотал он, поворачиваясь обратно к Фэйлен, и вынудил свою привычную ухмылку. — Пошли. Он вышел из магазина, и чародейка поспешила за ним, бросив на него последний настороженный взгляд. Он его проигнорировал, поправляя плащ, когда они вышли на шумную рыночную площадь. Позади него мир, о котором он мог для неё мечтать, растворился в толпе. — Ну что ж, вперёд, — пробормотал он под нос, скорее себе, чем Фэйлен. Назад к моей Тав, где бы она ни была. Это причиняло боль. Вид её смеющейся, беззаботной, окружённой своей семьёй… семьёй, которую она всегда хотела, и которую оплакивала в их мире. Это было прекрасно, но ранило его глубже, чем хотелось признать. Возможно, так и должно было быть, в какой-то искажённой, альтернативной реальности. Тав, с её кистями и красками, семья, собравшаяся вокруг неё, как она всегда и мечтала. А он? Ему здесь не место, даже в виде тени на заднем плане. Он сжал кулаки, пытаясь избавиться от этого чувства. Это была не его Тав. Ей он был не нужен. Она никогда не знала ночей, наполненных нашёптанными обещаниями, как и будоражащего смеха, пробивающегося сквозь пропитанный кровью хаос. И это к лучшему, — с лёгкой горечью прошептал внутренний голос. И, чёрт возьми, как же это больно. Голос чародейки прервал его мысли, вернув его в настоящее. — Астарион, ты вообще слушал? — она раздражённо ткнула его локтём, когда они выбрались на улицу. Он заставил себя сосредоточиться, хотя боль в груди всё ещё была там, острая, как никогда. — Слушал? Принцесса, а когда я был хоть сколько-нибудь невнимателен? — ответил он с натянутой ухмылкой, хотя его голос звучал слегка пусто. Она закатила глаза, но в них была и мягкость, словно она понимала больше, чем он хотел признать. — Ты же знаешь, что мы не можем здесь задерживаться. Мы снова её найдём, твою Тав. Ту, что тебя знает. Но эта? Она не та, за которую стоит цепляться. Он вздохнул и в последний раз оглянулся на магазин, откуда слабо доносился её смех. — Знаю, — пробормотал он, но боль не стихала. Покачав головой, он, наконец, отвернулся, позволяя толпе поглотить проблеск мира, который ему не принадлежал. Астарион брёл по извилистым улочкам, и с каждым шагом его мысли путались и разбегались. А где был он? Заперт в замке Касадора, в то время как та, кого он хотел бы видеть, счастливо жила внизу, даже не подозревая о его существовании? От этой мысли стало плохо. Он не ожидал, что эта Тав, с её смехом и лёгкой жизнью, так выведет его из равновесия. Он скучал по ней… по своей Тав. Той, что прошла с ним через огонь и воду, что знала те тайны, о которых эта Тав никогда не узнает. И вот он бесцельно бродит по Вратам Балдура, чувствуя себя… неприкаянным. Внезапно его внимание привлёк цветной плакат, наклеенный на каменные стены сразу за воротами Верхнего города. Он прищурился и остановился на месте. Это был… он? Обуреваемый любопытством, он подошёл к плакату и сорвал его со стены.Это было достаточно смешно, чтобы вывести его из ступора. На него смотрел набросок… небрежная, преувеличенная версия его самого с волосами куда длиннее, чем когда-либо позволял себе иметь, в нелепой позе, до которой не опустился бы даже он. Внизу жирным шрифтом было написано: «Для всех ваших юридических нужд! Обратитесь к Астариону, мировому судье. Сегодня же!» Он скорчил гримасу, глядя на странную карикатуру. — Юридические услуги? Что за чертовщина… — пробормотал он, выражая раздражение и лёгкий ужас. Фэйлен заглянула ему через плечо и расхохоталась. — О, это бесценно! — хихикнула она, хватаясь за его руку, чтобы не упасть, пока читала подробности. — «Эксперт-консультант по вопросам собственности, уголовным обвинениям и семейному имуществу. Специальные цены за срочные ночные консультации». Астарион поморщился и сложил плакат надвое, возмущённо фыркнув. — Да ладно. Совсем не похож, — сказал он, хотя его взгляд невольно вернулся к рисунку. — Причёска просто ужасна. А юридические услуги? Им повезёт, если я не ограблю их до нитки. — Может быть, в этом мире ты порядочный джентльмен с достойной карьерой, — усмехнулась чародейка, явно наслаждаясь его неловкостью. — Порядочный? — повторил он, шокированный до глубины души. — Какая трагедия. По крайней мере, в этой реальности он не был рабом, подумал он с облегчением. Видимо, здесь он был судьёй… со смехотворно длинными волосами и способностями к правовой волоките. Возможно, в этом был смысл. В конце концов, до своей смерти он тоже был судьёй. Похоже, эта версия самого себя просто решила продолжать крутить колёса бюрократии. Его взгляд скользнул вниз, к нижней части плаката. Там был адрес. Отлично. — Идём, — объявил он, развернувшись в указанном направлении. Фэйлен приподняла бровь, нетерпеливо скрестив руки на груди. — Мы что, серьёзно отклоняемся от плана из-за этого? Разве мы не должны были выяснять, где мы, чёрт возьми, находимся? Или этот «судья Астарион» станет поводом отвлечься от истинной цели? Астарион помолчал, одарив её понимающей, почти жалостливой улыбкой. — Скажи-ка мне, принцесса, а ты-то знаешь, какова наша истинная цель? — Он ждал, наблюдая, как её лицо омрачила неуверенность, словно тень перед грозой. Фэйлен замолчала, взгляд метнулся в сторону, а на лице промелькнула искра разочарования. — Так я и думал, — самодовольно ответил он, запихивая плакат под мышку, и подмигнул. — Тогда следуй за мной. Кто знает? Может, у моего другого «я» есть все нужные нам ответы. Или хотя бы отличное рабочее кресло и бутылка хорошего вина. И, взмахнув плащом, он зашагал дальше, уже предвкушая, как ворвётся в ведомство альтернативного Астариона… хотя бы для того, чтобы доказать себе, что такая жизнь была бы совершенно невыносимой. Пока он вёл их, его мысли блуждали по всё более странным путям. Эта реальность… она была на удивление убедительной, наполненной вариантами их жизни, о которых он никогда бы не подумал. Он был здесь судьёй, причём весьма уважаемым! А Тав жила и не задумывалась о том, через какие адские сражения, предательства и интриги они прошли вместе в его мире. Возникал вопрос: виделись ли этот Астарион и эта Тав? Он скривил губы, размышляя над этим, представляя, как больно «уважаемый» Астарион (со слишком длинными волосами и слишком плохой осанкой) пересекается с ней. Может, у этого Астариона и был вкус к изысканным вещам… к бренди, опере, трагическим монологам, но был ли у него вкус к пылким, сводящим с ума женщинам с упрямством большим, чем залив Чионтара? В голове зародилась мысль, стремительно переросшая в полноценную идею. Возможно, — подумал он, – я мог бы… немного их к друг другу подтолкнуть. Будет ли это так странно? Это не было бы странно, если бы он был с ней. Технически, он стал бы просто полезным другом. Сводником. Случайным, благонамеренным толчком в нужном направлении. — Может сработать, — пробормотал он вслух, как бы про себя. — Что именно? — окинула его скептическим взглядом Фэйлен. — О, ничего, — беззаботно отмахнулся он, широко ухмыляясь. — Просто задумался о нескольких… благородных стремлениях для моего альтернативного «я». Судя по её взгляду, она ни на секунду не поверила, но ему было всё равно. План формировался, и он был слишком заинтересован в его реализации. Представил… счастливую и довольную Тав с версией себя, которая не так уж сильно «восторгала». Астарион покачал головой, практически смеясь над самим собой. Это какой-то абсурд. Играть роль свахи для какой-то ухоженной версии самого себя? Его Тав, с её-то огнём, грубостью и безумным обаянием, съела бы эту версию живьём. Нет, твёрдо решил он, она не приз, который можно вручить лжеАстариону. Поверить невозможно, что такая мысль вообще пришла в голову. Он отогнал её от себя, пока они пробирались по лабиринту извилистых переулков и закоулков к Верхнему городу. Вскоре выяснилось, что главные ворота не вариант: стражник обвёл их взглядом, давая понять, что скорее посадит их за решётку, чем пропустит. — Ну замечательно, — он бросил взгляд на крышку ближайшего люка. — Пройдём через стоки. Некоторые вещи никогда не меняются. Они остановились у люка в подземном переходе, Астарион открыл крышку с грацией джентльмена и гримасой аристократа. Они спустились в сырые, тёмные туннели, и Астарион поморщился от отвращения. — Из всех альтернативных реальностей… — проворчал он, осторожно обходя подозрительную мутную лужу. — Да ладно, — насмешливо-бодро сказала Фэйлен, — немного грязи ещё никому не повредило. Воспринимай это как урок сдержанности. Несколько мгновений они шли в молчании, слыша отдалённое эхо капающей воды, пока Фэйлен, наконец, не нарушила его. Она откашлялась, бросив на него косой взгляд. — Итак, та Тав, — осторожно начала она, — которую мы… встретили. Что ты почувствовал? Он приостановился на полушаге, застигнутый врасплох вопросом, но затем продолжил идти. — Что я почувствовал? — саркастично повторил он. — О, ничего особенного, всё как обычно: экзистенциальный кризис, лёгкую ревность и глубокое отвращение к поддельной версии себя. Фэйлен бросила на него взгляд, требовавший правдивого ответа, и он вздохнул, закатив глаза. — Это… странно, вот и всё, — признался он почти шёпотом. — Видеть её такой, живой, свободной… счастливой, без следов нашей общей истории. — Он помолчал, чувствуя навалившуюся тяжесть. — Наверное, часть меня… рада за неё. А другая… — Он сжал челюсть. — …болит. Это же Тав. Та, за которую я сражался, и которая сражалась за меня. Фэйлен кивнула и выражение её лица чуть смягчилось. — Значит… ты хочешь её, эту версию её? Астарион отстранённо взглянул вглубь туннеля. — Мне нужна моя Тав, — просто ответил он. — Та, которая помнит всё, через что мы прошли. А эта… она — прекрасный сон и только. Версия, которая никогда меня не знала. Он замолчал, искоса взглянув на Фэйлен, которая смотрела на него тем изредка появлявшимся у неё раздражающим проницательным взглядом, будто она могла бы выведать секреты, поделиться которыми он ещё даже не решился. Они проскочили через особенно отвратительный участок сточной жижи, прежде чем она заговорила, и вопрос повис в воздухе, как какой-то нелепый вызов. — А если бы ты мог остаться здесь… поговорить с ней, расположить её к себе… ты бы захотел? Если, конечно, не удастся вернуться домой. Эта заманчивая и раздражающая идея засела у него под кожей. — Гоняться за невинной Тав из альтернативной реальности и пытаться убедить её стать моей? Разве это не звучит немного отчаянно? — А разве это отчаяние, если ты её любишь? Он не слишком искренне усмехнулся. — Эта Тав ничего обо мне не знает. Понятия не имеет о том, через что мы прошли вместе, о жертвах, которые мы принесли, о крови, поте и слезах, о язвительных колкостях, которые я вытерпел… она понятия не имеет, кто я! А ещё она… не она. Я люблю не её. — Он покачал головой, полудивлённо, полувзволнованно. — Так что нет. Я бы не стал бегать за ней и играть в трагичного любовника. Особенно когда настоящая Тав всё ещё где-то там, ждёт. Какое-то время они шли молча, прежде чем он вздохнул. — Я бы постоянно сомневался. Это было бы не по-настоящему. Она была бы ненастоящей. А с меня хватит иллюзий, Фэйлен. Мне нужно что-то большее. — А у тебя нет такого странного чувства… будто вам двоим суждено быть в каждой временной линии? — вопрос Фэйлен повис в промозглом канализационном воздухе неожиданным витком чувств, заставшим его врасплох. Его громкий, весёлый смех эхом отразился от каменных стен. — О, Фэйлен, неужели ты всё это время втайне была романтиком? К его восторгу, её щёки окрасились прекрасным розовым, и она быстро отвернулась, пробормотав что-то возмущённое себе под нос. Он лишь шире ухмыльнулся. — О, это бесценно, — протянул он, наслаждаясь редкой возможностью увидеть её неловкость. — А я-то думал, что ты невосприимчива к подобным сентиментальностям. Но тогда, возможно, другая версия Гейла произвела на тебя определённое впечатление? Со всё ещё милым румянцем на лице, Фэйлен пронзила его колким взглядом и пробормотала, словно защищая свою гордость: — Не совсем, — но её плечи немного расслабились, а взгляд устремился вдаль. — Хотя, увидев его… я поняла, как сильно неравнодушна к нашему Гейлу. Который регулярно сводит меня с ума. Он театрально прижал руку к груди, широко раскрыв глаза в притворном удивлении. — Только не говори… что тебе нравится наш Гейл?! Должно быть, я что-то упустил… это же было так незаметно! Она покраснела ещё больше, отвернулась и что-то пробормотала себе под нос, подозрительно похожее на «заткнись». Астарион усмехнулся, наслаждаясь её дискомфортом, как изысканным вином. — Ты только усугубляешь ситуацию, Фэйлен. Но продолжай. Она замолчала, сжав пальцами край плаща, подбирая нужные слова. Между ними повисла тишина, нарушаемая лишь звуком капающей воды, эхом разносящимся по туннелю. Наконец, она глубоко вздохнула и едва прошептала, как будто бы приподнимая тщательно скрываемый слой. — Ладно… — Она закатила глаза, выразив на лице смесь из раздражения и смущения. — Это… вряд ли какой-то выдающийся роман. Просто он… ну, он Гейл. Гениальный, приводящий в ярость, высокомерный большую часть времени… и всё же… — голос смягчился, стал едва слышен. — В нём что-то есть, понимаешь? Чувствуя искреннюю заинтересованность, он усмехнулся. — О, поверь мне, я бы предпочёл не знать. — Он наклонился ближе, понизив тон до заговорщицкого шёпота. — Но чтобы было понятнее, ты никого не одурачила. Ты светишься ярче своих шрамов каждый раз, когда на него смотришь. Фэйлен вздохнула, заправляя назад выбившуюся прядку волос. — Это нелепо, если честно. Между нами ничего нет и никогда не будет, но… — Она заколебалась, задумчиво на него взглянув. — Не знаю. Наверное, просто… когда я его вижу, понимаю, что всё могло бы быть по-другому, и это заставляет думать о вещах, о которых я предпочитаю молчать. — Она взглянула на него с уязвимостью во взгляде. — Легко принимать людей как должное, пока не увидишь мир, в котором они тебя совсем не знают. Его весёлость смягчилась, сменившись почти понимающим взглядом. — Как будто я не знаю. — Он бросил мимолётный взгляд в направлении, откуда они пришли, чувствуя знакомую боль от того, что бросил Тав… опять. — Теперь я понимаю. Даже больше, чем раньше, — пробормотала она, вновь обретя самообладание, но избегая его взгляда. — Увидев их версии, я задумалась, не упускаем ли мы что-то, что должны были увидеть с самого начала. Но заботиться о ком-то непросто… особенно когда знаешь, насколько всё это мимолётно. — Она замолчала, устремив взгляд в какую-то далёкую точку в темноте. — Но если честно… я скучаю по настоящим нам. По всем нам. Астарион кивнул, немного смягчившись. — О, прекрасно тебя понимаю, дорогая. Сердце — упрямая штука, безнадёжно зацикленное на настоящих нас. — Он пожал плечами, одарив её кривой улыбкой. — По крайней мере, мы последовательны, независимо от времени. — Ну, будем надеяться, — Фэйлен задумчиво усмехнулась. Дальше они шли молча, их шаги эхом отражались от сырых каменных стен, вокруг витал тяжёлый запах сточных вод. Астарион почувствовал тянущую боль, которую он пытался, но больше не мог игнорировать. И через мгновение сдался. — Знаешь, — начал он тише обычного, — я всегда думал о «что, если». Прокручивал в голове старые ошибки, перебирал их, пока они не стали меня преследовать. Много лет назад мы с Тав… разошлись. Это была одна из тех вещей, которые перерастают в нечто невыносимое. Скажу честно — я причинил ей ужасную боль. Теперь я думаю: что, если бы я вернулся назад и сделал всё иначе… Он горько усмехнулся. — По идее, похоже, моё желание сбылось. Тав либо мертва, либо я так и не попал в плен к Касадору и пребываю в блаженном неведении. Может, вселенная дала мне второй шанс, только самым извращённым из возможных способов. Пока Фэйлен наблюдала за ним, выражение её лица смягчилось до сочувствия и понимания. — Странно, да? — задумчиво пробормотала она. — Даже когда мы получаем то, что хотели, это всегда кажется неправильным. Он кивнул, осознавая иронию. — Раньше я представлял, как бы всё было, если бы всё было по-другому. Если бы она не увидела во мне худшего, если бы я мог как-то… стать лучше. Я убеждал себя, что сделал бы всё просто идеально, если бы мне дали шанс. Фэйлен окинула его сочувственным взглядом. — И всё же мы здесь. Абсолютно несовершенные во всех мирах. Астарион ухмыльнулся, приподняв уголки губ в кривой улыбке. — Точно. Так что да, видимо, моё желание исполнилось: Тав счастлива… и, что досадно, это одновременно и облегчение, о котором я просил, и кошмар, от которого никак не избавиться. Но тот факт, что она здесь, даёт мне надежду, что она всё ещё там. Признание повисло в воздухе между ними, боль была острой и ничем не прикрытой. Они пробирались дальше по грязным канализационным трубам, густая вонь терзала его чувства, и Астарион был рад отвлечься на разговор. Он не собирался признаваться, но это делало весь этот мерзкий опыт чуть терпимей. — Разве это не иронично? — продолжил он, искоса поглядывая на Фэйлен, пока они обходили особенно мерзкую на вид лужу. — Я так долго романтизировал идею о том, что Тав будет лучше без меня, а потом оказалось, что ей и правда лучше. Свободна от всего, от чего, как я думал, её нужно спасать, включая… ну, меня. — Он горько и язвительно рассмеялся. — Оказывается, моим самым героическим поступком было исключение себя из уравнения. Кто бы мог подумать? Фэйлен приподняла бровь, явно не впечатлённая его самоуничижительной речью. — Ты всерьёз собрался делать вид, будто ничего не изменил в её жизни? Это и есть твоя версия героизма? — Возможно, — ухмыльнулся он, пожав плечами. — Может, я принимаю своё мученичество слишком уж восторженно. Она фыркнула и покачала головой. — У тебя талант к драматизму. Но как насчёт настоящей Тав? Из нашего мира? Она не такая уж и счастливая художница с идеальной семьёй, но готова поспорить, что она счастлива. И со временем получит ту жизнь, которую заслуживает. Астарион усмехнулся, хотя её слова угодили слишком близко, чем он хотел бы признать. — Ты так считаешь? — непринуждённо спросил он. — Она — само упрямство, отвечаю. И, возможно, чуть… безрассуднее, чем эта версия. — В его голосе проскользнула нежность, но он спохватился и попытался прикрыть её кашлем. Фэйлен взглянула на него с понимающей улыбкой. — Видишь? Ты не такой уж и бескорыстный святой, каким хочешь показаться. Он бросил на неё многозначительный взгляд. — Я свят настолько, насколько это необходимо для эффекта, — съязвил он, отмахнувшись от этой мысли взмахом руки. — Хотя, наверное, ты права. В трудностях есть определённое очарование. Они пошли дальше; звук их шагов эхом отдавался в каменных туннелях. Он взглянул на неё, с любопытством приподняв бровь. — А что насчёт тебя? Если бы у тебя была возможность жить в этом мире, с твоим «любимым» Гейлом и всем прочим, разве ты не поддалась бы соблазну? Она не решалась, смотря вниз на грязную воду, пока они шли. — Не знаю, — тихо призналась она. — Он там, конечно, был, но не наш. Может, лучше жить с неразберихой в реальности. Он усмехнулся, бросив в её сторону полудивлённый, полусочувственный взгляд. — Посмотри на нас… парочка романтиков, бредущих по канализации, и всё ради какого-то благородного «настоящего». Она закатила глаза, пихая его локтём, и они продолжили путь, пока не дошли до выхода из канализации по другую сторону стены. Астарион выдохнул с облегчением, когда они выбрались из стоков, и глубоко, с преувеличением вдохнул свежий воздух. — Что ж, это было очаровательно, — пробормотал он, смахивая грязь со своего плаща. — Ничто так не напоминает о прекрасных вещах в жизни, как вонь городских отходов. Они крались по переулкам, держась в тени и направляясь к указанному на плакате адресу в Верхнем городе. В конце концов, они подошли к высокому, величественному зданию из прочного камня, с начищенными окнами и настолько вычурной атмосферой благородства, что Астарион аж зубами скрипнул. Ну конечно, его альтернативное «я» выбрало бы что-то подобное. — Ну, вот мы и пришли, — сказал он, одарив Фэйлен ухмылкой, пока осматривал периметр в поисках наилучшего пути внутрь. — Посмотрим, надёжно ли заперты двери судьи Астариона. Не дожидаясь ответа, он проскользнул к чёрному входу, заметив небольшое окошко не так и высоко. Не проблема. Он схватил ближайший ящик и поставил его с таким невозмутимым видом, будто просто выставлял напоказ произведение искусства. Он взломал замок шпилькой, которую стащил у Фэйлен, и подмигнул. Замок со щелчком открылся, и он с довольной ухмылкой поднял фрамугу. — Дамы вперёд? — спросил он, протянув ей руку. Та бросила на него страдальческий взгляд, но пролезла, приземлившись в, как оказалось, тихой, слабо освещённой кладовке. Астарион последовал за ней, тихо закрывая за собой окно, осмотрев помещение. Полки, уставленные пыльными юридическими томами, ящики, заваленные бумагами… всё это сильно отличалось от его обычного стиля и было до боли скучным. — Что ж, — прошептал он, оглядываясь и выгнув бровь. — Моё альтернативное «я» обладает всем очарованием налоговика. Фэйлен подавила смешок и, покачав головой, направилась к столу. — Нет, чтобы больше внимания уделять стилю? Астарион скривился и закатил глаза. — Это почти оскорбление, не находишь?. А теперь давай посмотрим, чем занимается «я-судья»… Они поднялись по бесшумной лестнице, каждая ступенька едва скрипела, напоминая Астариону, что это место слишком солидно, на его вкус. Когда они добрались до похожего на кабинет помещения, он медленно, придирчиво оглядел обстановку: ряды тщательно расставленных книг, графин с вином на столе, сложенные с почти одержимой точностью свитки, и… висящий на стене портрет. Его. Астарион взглянул на него и чуть не поперхнулся. — О, боги, — простонал он, в ужасе уставившись на портрет. Сходство было поразительным… зрелая, в чём-то очень серьёзная версия его самого, с едва заметными морщинками вокруг рта и усталых глаз. Он выглядел как мужчина, у которого есть поместье и куча детей, которым нужно читать нотации. — Я похож на чьего-то отца, — прошипел он, по спине поползли мурашки. — Стареющий патриарх. Это… это катастрофа. — Он недоверчиво прищурился. — Эти морщины… этот лоб. Начинаю радоваться, что я вампир… раз мне не приходится так выглядеть в 250 лет… Фэйлен подавила смешок, похлопав его по плечу в притворном сочувствии. — Реальность — жестокое зеркало, Астарион. А теперь, если ты закончил оплакивать свою потерянную молодость… Он отмахнулся от неё и двинулся к столу, где на изящном подносе лежала аккуратная стопка писем. Не раздумывая, он взял их и начал перебирать, причём выражение его лица мрачнело с каждым конвертом. Не успел он далеко отойти, как Фэйлен, всегда прислушивающаяся к голосу разума, тихо зашипела. — Ты серьёзно? Они не твои. Он приподнял бровь, держа в руках одно из писем. — Теоретически, они для меня. Возможно, «я-судья» не откажется поделиться парочкой своих ужасно увлекательных корреспонденций. — Он помолчал, окинув письмо взглядом с выражением слабого отвращения. — Угх, и я, похоже, понимаю, почему ему нужно больше вина. Фэйлен закатила глаза, но он заметил, как за её скептицизмом вспыхнуло любопытство. — О чём можно столько писать кому-то вроде тебя? — О, без сомнения, о делах мирских, — вздохнул Астарион, отчасти про себя. — Имущественные споры, контракты… о, смотри, вот письмо от разгневанной вдовы. Очевидно, я… или, скорее,он… разрушил её планы унаследовать имущество третьего мужа. Выражение лица женщины смягчилось, и во взгляде появилось что-то похожее на сочувствие. — По крайней мере у твоего альтернативного «я», за неимением стиля, хотя бы достаточно драмы. Астарион ухмыльнулся, ловко перебрав ещё несколько конвертов. — Действительно. Но если бы я проживал такую жизнь… это было бы чудом, если бы я остался всего лишь таким озлобленным, каким являюсь сейчас. Пролистав очередное обыденное письмо о судебных разбирательствах и начислении налогов, Астарион наткнулся на что-то другое… погребённый под грудой бумаг конверт. Он был нераспечатан, пергамент пожелтел по краям, как будто его не трогали годами. Взгляд упал на надпись: «От мамы и папы» Он замер. На мгновение мир вокруг него словно затих, а все звуки в помещении умолкли. Мама и папа. Слова, о которых он не думал… не позволял себе думать… со дня своей смерти. Как давно он не слышал этих слов? Теперь это были просто звуки, почти чужие. Его родители были лишь кратким воспоминанием, проблеском тепла и полузабытого смеха, но всё это было стёрто в тени жестокости Касадора. Его семья была частью прошлого, которое он запер в самых тёмных уголках своего сознания, потому что какой смысл вспоминать? И всё же здесь, в этой странной, искажённой жизни, в которую он попал, его «другое я», по-видимому, получило… письмо. От них. Почему он его не открыл? Руки задрожали, и он осторожно развернул тонкую бумагу, сглатывая нервный ком. Почерк был знакомым, но выцветшим… нежный, петляющий шрифт, не похожий ни на что, что он видел в своей жизни. Дорогой Астарион, Прошло слишком много времени, мой милый. Мы с твоим отцом беспокоимся… твои письма стали так редки, а ты знаешь, как мы волнуемся. В городе тяжело, и мы знаем, как важна для тебя работа, но, прошу, не позволяй ей себя поглотить. Жизнь может тянуть в разные стороны, но не забывай оставлять немного и для себя. Ты всегда был таким заботливым, даже в детстве, отдавая от себя больше, чем думал. Дом остался прежним. Твой отец как всегда упрям и не позволяет мне вызвать специалистов для ремонта, хотя клянусь, крыша протекает с каждым месяцем всё сильнее. Он, конечно, настаивает, что всё в порядке, и то же самое говорит о своих суставах, хотя я вижу, как он часто морщится. Он скучает по тебе, пусть об этом и не скажет. Он всегда гордился тобой… даже больше, чем позволяет себе признать. Он будет это отрицать, если спросишь, но он хранит твои письма в коробке под кроватью и читает их, когда думает, что я не смотрю. Он говорит, что ты стараешься, чтобы мы тобой гордились, хотя я бы согласилась и на меньшее, если бы ты был с нами. Соседи тоже о тебе справляются. Помнишь миссис Феррел? Она до сих пор называет тебя «маленьким учёным», хотя, скорее всего, потеряла бы дар речи, увидев тебя сейчас. Говорит, ты был самым смышлёным ребёнком, которого она когда-либо знала, и, скорее всего, она права. А лес возле города в этом году полон обычных весенних звёздных цветов. Я до сих пор иногда прохожу мимо них и вспоминаю маленькие букетики, которые ты приносил домой, всегда с корнями. Астарион, пообещай, что будешь заботиться о себе, хотя бы немного. Если найдёшь время, напиши ответ. Хоть несколько слов, чтобы мы знали, что ты в порядке и счастлив. Ты наш единственный ребёнок, и хотя ты сейчас в поисках той жизни, которую, как мы знаем, ты заслуживаешь, пожалуйста, помни, что мы всегда здесь и ждём тебя. С любовью, Мама С колотящимся сердцем он заставлял себя вчитываться в каждое слово. На мгновение он почти почувствовал запах дома своего детства, услышал знакомые голоса, которые похоронил так глубоко, что даже не подозревал, что они ещё там, парят словно призраки. Он говорил себе, что забыл об этом ради выживания, и, возможно, это было правдой. Но теперь понял, что вовсе ничего не забыл… а похоронил. У этого другого Астариона была семья. Настоящая, которая его любит, пишет ему и ждёт так и неотправленных писем в ответ. Может… и у него она тоже всё ещё есть? Он судорожно вздохнул, и крепко сжал письмо в руках, стараясь сохранить безразличное выражение лица. Но невозможно было скрыть дрожь в пальцах и тяжесть в груди, когда он аккуратно, почти благоговейно сложил письмо. — Ты в порядке? — голос Фэйлен мягко прорезал тишину, но он не поднял глаз. Он не был готов даже к малейшему намёку на жалость. — В полном, — пробормотал он голосом более твёрдым, чем ему казалось он вообще мог говорить. Не раздумывая, он сунул письмо в карман, аккуратно его сложив, словно оно могло рассыпаться в любой момент. Этот обрывок жизни, который он оставил позади, казался ему странно ценным. Фэйлен наблюдала за ним с выражением, в котором, что неудивительно, смешались укор и раздражение. — Астарион, — начала она, явно готовая прочитать нотацию. Он бросил на неё тяжёлый взгляд, а в голосе прозвучало тихое предупреждение. — Не надо. Клянусь, ни слова. Она подняла руки в притворной капитуляции, но не отвела взгляда. Он вздохнул и покачал головой, подумав о письме… о своих родителях, где-то там, всё ещё ждущих вестей от пропавшего сына. Сына, который, насколько он считал, исчез из памяти или о котором скорбели только пустые стены и непрочитанные письма. Эта мысль неприятной тяжестью поселилась в груди, от которой никак не удавалось избавиться. Впервые за… не вспомнить, сколько… он ощутил призрачную тягость семьи. Настоящей. Не той извращённой, кошмарной, которую создал Касадор, а той, кому он был небезразличен, кто любил его до того, как тьма поглотила его целиком. Его охватило странное, тревожное чувство — ностальгия, смешанная с чем-то, чему не было названия. Были ли они где-то там, всё ещё надеясь, что он вернётся? Оплакивали ли они его? Забыли ли его? Ждут ли до сих пор? Вопросы снова и снова возникали в голове, а вместе с ними нахлынули эмоции, настолько непривычные, что он едва признал их за свои. Ему показалось, что он увидел какую-то давно утерянную часть себя, тень прошлой жизни, не отмеченной кровью и местью. Он прикусил щёку изнутри, изо всех сил стараясь подавить в себе эти чувства, а тяжесть письма давила на грудь, словно осязаемое напоминание обо всём, что больше не вернуть. — Ну что, пойдём? — попытался беззаботно спросить он Фэйлен, жестом указывая на дверь, хотя голос выдавал его напряжение. Чародейка понимающе кивнула, но ничего не сказала, и вместе они оставили отголоски того, что могло бы быть, позади. В доме раздался звук шагов, и внутри всё свело. Первой его мыслью было элегантное и изящное: вот дерьмо. Он бросил на Фэйлен широко распахнутый взгляд и судорожно указал жестом на ближайшее укрытие — небольшой балкончик рядом с кабинетом. Они выскочили наружу и присели по обе стороны от окна, плотно прижавшись к стене. Он рискнул заглянуть через стекло, и у него отвисла челюсть. Это был он. Другой Астарион. Он мысленно его оценил, пока наблюдал. У этого Астариона волосы были… угх… до смешного длинные, и тот больше смахивал на учёного-затворника, чем на стильного вампира. И всё же его движения были знакомы: наклон головы при входе, напряжённые плечи, словно на них лежал невидимый груз. Через несколько минут другой Астарион вошёл в кабинет, прошёл прямо к столу и тяжело опустился в кресло с долгим, измученным вздохом. Потянувшись к графину, он налил себе изрядную порцию вина и выпил одним глотком. У Астариона дёрнулась бровь. Как он смеет так обращаться с вином?! Тот сделал ещё один глоток, на этот раз наслаждаясь вкусом, и обвёл помещение взглядом. На мгновение показалось, что он смотрит в никуда, погружённый в свои мысли. Затем приятным, как и у него, но с нотками усталости голосом произнёс: — Кто здесь? Астарион с трудом сдержал ругательство и прижался к стене, поймав испуганный взгляд Фэйлен. Она что-то пробормотала ему в ответ — мол, это была твоя идея, — но он её проигнорировал. Какое-то мгновение они просидели в напряжённой тишине, с колотящимися сердцами, надеясь, что другой Астарион спишет это на паранойю и нальёт себе ещё вина. Другой Астарион внимательно и с подозрением оглядел кабинет. После минутной паузы он поднялся с кресла с раздражающе знакомой грацией и поставил бокал с вином на стол. Секунды тянулись мучительно, и каждая из них отдавалась в голове барабанным боем. А затем, одним плавным движением, другой Астарион тихо, но уверенно направился к балкону. Астарион замер, плотнее прижавшись к стене. Сидевшая по другую сторону Фэйлен выглядела так, словно предпочла бы столкнуться со стаей оборотней, чем оказаться в такой абсурдной ситуации. Он бросил на неё взгляд, полный едва сдерживаемой паники. Другой Астарион вышел на балкон и медленно огляделся по сторонам, окидывая взглядом городской пейзаж. Казалось, он слегка расслабился, напряжение в его плечах ослабло, словно ночного воздуха было достаточно, чтобы успокоить его подозрения. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Притаившийся в двух шагах от него Астарион осмелился слегка наклонить голову, когда любопытство на долю секунды взяло верх над осторожностью. Он чувствовал слабый запах дорогого одеколона и вина, исходящий от его второго «я», и, как ни странно, почти ощущал усталость, одолевавшую его двойника. И тут другой Астарион заговорил, тихо и мягко, словно исповедуясь звёздам. — Если бы только мне не нужно было быть… таким. Астарион моргнул, застигнутый врасплох. Таким? Жизнь судьи не назовёшь шикарной, но он не ожидал, что этот мужчина будет страдать. Рука другого Астариона крепко обхватила перила балкона, а его голос прозвучал слабым шёпотом в ночи. — Если бы только… я не был… таким одиноким. — Он вздохнул, отрешённо глядя на город, словно в нём были ответы, которые ему никогда не найти. Находясь в укрытии, Астарион почувствовал вспышку… жалости? Отвращения? Сочувствия? Возможно, всё сразу. Здесь была его версия, имеющая всё, что он когда-то желал: власть, уважение, жизнь, неподвластная Касадору. И всё же он выглядел таким потерянным, каким Астарион никогда себя не чувствовал. Астарион невольно закатил глаза. Какая жалость, подумал он, грустить и размышлять в лунном свете. Может ли это быть ещё банальней? И всё же в этом было что-то странно… тревожное. Это была та версия, которая была свободна, никогда не находилась под властью Касадора, а в итоге оказалась здесь: хорошо одетая, сытая и несчастно одинокая. Полный набор, — сухо подумал он. И всё же почему-то не испытывал того удовлетворения, которого ожидал от этого зрелища. Но слова другого Астариона задели за живое, чего он никак не ожидал, и вызвали странное, неприятное в груди чувство. Они были знакомы до раздражения. Он ведь бывал в подобном положении — бесконечные ночи, проведённые в тоске по чему-то настоящему, даже когда он отталкивал от себя всё, что было реальным. Он так долго себя убеждал, что Тав будет лучше без него, строил благородные иллюзии насчёт того, что отпустить её будет лучше для неё. И всё же, увидев её счастливую, невредимую, без него… он убедился в этой болезненной истине. Ей было лучше без него. И теперь, когда он смотрел на свою жизнь без неё, реальность давила на него тяжёлым грузом: без неё ему было гораздо хуже. А затем всё произошло мгновенно. В один момент Фэйлен балансировала на другой стороне балкона, совершенно незаметная, как вдруг она поскользнулась с резким, громким вздохом. Другой Астарион обернулся и при виде неё растерянно нахмурился. — Ты кто, чёрт возьми? — спросил он с подозрением и раздражением в голосе. Заметив отчаянный взгляд, который она бросила на Астариона через его плечо, он резко повернул голову, и тут это произошло: он встретился взглядом со своим вторым «я». Дыхание перехватило, в глазах мелькнуло смятение и… постойте, неужели его глаза… голубые? Этого он никак не ожидал. Они уставились друг на друга, застыв во взаимном шоке и неверии, и между ними возникла какая-то электрическая вспышка. Но мгновение тянулось слишком долго, и вдруг мир вокруг них задрожал, края реальности начали размываться и расходиться. В воздухе раздался низкий гул, и пол под ногами задрожал: казалось, мир восстал против парадокса двух Астарионов в одном месте. Сквозь хаос пробился отчаянный и панический голос Фэйлен. — Нам нужно убираться отсюда… живо! Астарион среагировал инстинктивно. — Ну, приятно было познакомиться, — пробормотал он, хлопнув крепкой рукой по спине другого Астариона. У бедного голубоглазого мужчины даже не было времени на какую-либо реакцию, кроме замешательства на ухмылку Астариона. Не говоря больше ни слова, он схватил Фэйлен за руку, и они побежали через кабинет, оставив позади озадаченного другого Астариона. Здание, казалось, стонало и раскачивалось, словно вот-вот рухнет, по стенам пошли трещины. Когда они выскочили за дверь и оказались на залитых лунным светом улицах, Астарион бросил последний взгляд через плечо, в котором смешались сожаление и веселье. — Ну, это было просто нелепо, — выдохнул он с бешено колотящимся сердцем, пока они мчались по переулку, а реальность рушилась у них на глазах. Земля под ними сотрясалась, здания трещали, когда они мчались через Верхний город. Некогда величественная городская площадь теперь представляла собой чистый хаос: люди кричали, булыжники трескались, а торговцы метались, пытаясь спасти свои товары. Астарион обогнул падающую тележку с цветами, едва удержав равновесие, когда Фэйлен с тревогой в голосе его позвала. — Всё как во дворце Касадора! Мы и эту реальность испортили! Вообще-то, я почти уверена, что виноват в этом ты! — Да ладно! — крикнул он в ответ, едва избежав куска падающей штукатурки. — Не думал, что мы настолько искусны в разрушении миров! Улицы превратились в месиво из людей и обломков, элегантные фасады рушились, как дешёвый театральный реквизит. На долю секунды ему захотелось пошутить, что это явное наказание за то, что он отпустил волосы в этой вселенной. Честно, какой Астарион позволит себе такую длину? Но шутка умерла раньше, чем слетела с губ. Он подумал о Тав… о настоящей Тав. Он понятия не имел, где она находится в этом хаосе, но если эта реальность правда рушится, то ему нужно попасть в Нижний город. Может быть, каким-то образом она окажется там, будет ждать, как всегда в их мире. Он стиснул зубы и двинулся сквозь хаос с крепнущей с каждым дрожащим шагом решительностью. — Нижний город! — крикнул он Фэйлен, которая не отставала от него с сосредоточенным выражением на лице. — Нам нужно попасть в Нижний город! Вместе они мчались сквозь падающие осколки мира, который они по неосторожности разбили, и Астарион молился, чтобы среди руин они нашли что-нибудь… кого-нибудь… достойного спасения. Город вокруг него разваливался на части, реальность распадалась и сыпалась, как истёртые края древнего гобелена. Пока он продирался сквозь хаос, его разум метался, разрываясь между безнадёжностью всего этого и абсолютной абсурдностью. Тав была обречена… в этой реальности, наверное, все были обречены. Но что-то грызло его, какой-то зуд, который не унять, притяжение, тянущее его всё глубже в разрушающийся Нижний город. — Астарион! — позади раздался отчаянный и полный негодования крик Фэйлен, но он едва обратил внимание. Единственным объектом внимания была Тав, его или нет, её смех, прозвучавший ранее в тот день, звенел в ушах, дразня, смешиваясь с сокрушительными звуками разрушающегося мира. Он мчался по улицам, уворачиваясь от обломков и падающих крыш. Само небо начало рушиться, его куски отваливались неровными кусками и падали вниз, как осколки стекла. Он едва успел увернуться от осколка неба, который разлетелся в нескольких сантиметрах от его головы. Он был уверен, что это безумие. Но всё же он продолжал бежать, не замечая ничего, кроме безумной надежды, что сможет каким-то образом до неё добраться. И тут он увидел её. Она пряталась под тележкой, рядом с ней мать и сестра, прикрывались руками, словно они могли как-то сдержать разрушение. На её лице была та же яростная решимость, которую он видел бесчисленное количество раз до этого. Не раздумывая ни секунды, он бросился к ним, добравшись до них как раз в тот момент, когда ещё одна часть мира треснула и застонала сверху. С приливом энергии, о которой и не подозревал, он бросился вперёд, схватил их и оттолкнул от рушащейся стены. Камни с грохотом упали там, где они прятались несколько мгновений назад, подняв вокруг себя столб пыли. Секунду Тав потрясённо на него смотрела огромными глазами, пытаясь разглядеть спасшего её от смерти мужчину. Он одарил её быстрой, беспечной улыбкой, как будто они не находились на грани полного уничтожения. — Рад был встретить тебя здесь, дорогая, — сказал он, стараясь придать своему тону непринуждённости, хотя сердце бешено колотилось. — Ты… — начала она, нахмурившись, и уставилась на него, наполовину с недоверием, наполовину с раздражающе знакомым любопытством. Он хотел было насладиться моментом, странным узнаванием в её глазах, но оглушительный грохот рухнувшего неподалёку здания напомнил, что у них мало времени. — Да, да, я удалой и загадочный, — перебил он её, поднимая на ноги, пока вокруг них дождём сыпались пыль и осколки. — Очаровательный герой, появляющийся в последнюю секунду, и всё в таком духе. Её мать и сестра всё ещё цеплялись друг за друга, широко раскрыв глаза от ужаса, наблюдая, как реальность буквально разваливается на части. Астарион одарил их своей лучшей ободряющей улыбкой. — Дамы, пожалуйста, постарайтесь не отставать, — сказал он, хотя прекрасно понимал, что успокаивать здесь бесполезно. — Мой отец… — пробормотала Тав, затем покачала головой. Астарион предположил, что её отец, скорее всего, исчез где-то посреди этого безумия. Девушка сглотнула и уставилась на него, как на привидение. — Кто ты? Он одарил её ухмылкой, даже когда где-то позади них с сокрушительным грохотом рухнул значительный кусок неба. — Просто скромный, вовремя подоспевший незнакомец. А теперь я бы посоветовал бежать, если только в твоих планах нет другого необычного занятия. К его удивлению, спорить она не стала. Возможно, обрушающееся небо послужило хорошим аргументом. Она взяла за руки мать и сестру и кивнула, при этом настороженное доверие в её глазах поразило его сильнее, чем он ожидал. И вот, когда мир рушился у них на глазах, они вместе бежали по разрушающимся улицам, Астарион указывал путь со странной решимостью и смирением. Возможно, это его последний шанс её защитить, даже если она никогда не узнает, кем он был на самом деле. Фэйлен появилась рядом с ним, не отставая от него ни на шаг, с выражением, олицетворявшим всё раздражение в мире. — Ты ведь понимаешь, что это бессмысленно? — ровно пробормотала она. — Ты прекрасно знаешь, чем это закончится. Астарион заткнул её суровым взглядом, который высказал всё, что он не удосужился озвучить. Бессмысленно? Может быть. Но это было единственное, что казалось правильным в этой расколотой реальности. Он снова обратил внимание на Тав, которая бежала рядом со своей семьёй, испуганно переводя взгляд с него на окружающий их разрушающийся мир. Под их ногами содрогнулась земля, и взгляд Фэйлен переключился на слабое, пульсирующее мерцание в стороне… вспышку голубого света, мерцающую в воздухе, словно мираж. По мере того, как толчки усиливались, мерцание становилось всё чётче, вытягиваясь и скручиваясь в определённую форму… дверной проём или, возможно, что-то менее определённое, похожее на разрыв в ткани самой реальности. Оно ритмично пульсировало, призывая любого, кто внимал. Это был выход, побег из этого разрушающегося мира. Астарион проследил за её указательным пальцем, и в его взгляде мелькнула надежда. Он быстро кивнул ей, молча приказав идти вперёд и расчистить путь. Но Фэйлен колебалась, выражение её лица было напряжённым, когда она к нему повернулась. — Только мы можем пройти, Астарион, — тихо, но уверенно сказала она. — Этот портал… думаю, он предназначен для возвращения назад того, чему не место в этой реальности, того, что нарушает поток. То есть нас. Мы здесь аномалия. Он не примет… местных. Он застыл, взглянув на Тав и её семью, которые, спотыкаясь, пытались удержать равновесие, в то время как земля продолжала содрогаться. Он стиснул челюсти, разрываясь между необходимостью бежать и мучительным осознанием того, что эта версия Тав… эта частичка её идеальной жизни… останется позади, навсегда запечатанная в мире, который вот-вот рухнет. Фэйлен успокаивающе положила руку ему на плечо. — Они часть этой реальности, — смягчилась она. — Их место здесь, пусть и ненадолго. Если бы они попытались пройти, портал бы их отверг. Это мы, чужаки, должны уйти, пока не стало слишком поздно. И, возможно, вовремя сбежав, мы их спасём. Он резко выдохнул, ощутив, как тяжесть этих слов давит на него. Этот портал был их единственным шансом, но он требовал жестокого выбора: сбежать или остаться. Он в последний раз взглянул на семью Тав, на тепло и свет, о которых он только мечтал для неё в своём мире. Они добрались до канализационной решётки, ведущей в туннели под землёй. Одним рывком Астарион распахнул вход, жестом пригласив мать и сестру Тав, которые без колебаний спустились в тенистые глубины. Но Тав, с подозрением и недоумением во взгляде, медлила. Он заставил себя встретиться с ней взглядом, и на мгновение посреди хаоса воцарилась тишина, показавшаяся вечностью. — Кто… ты? — тихо, но отчётливо спросила она, прорезая хаос вокруг. Он выдавил из себя полуулыбку, чувствуя, как на него давит тяжесть слов, которые он никогда не сможет объяснить. — Просто безумец, который, кажется, всегда тебя спасает, — мягко ответил он. — А может, это ты спасаешь меня? Она растерянно моргнула, и на долю секунды ему показалось, что в её глазах промелькнула искра узнавания… что-то глубоко запрятанное, словно далёкое, ещё не всплывшее, воспоминание. Очередной толчок сотряс землю, подняв облако пыли. Он легонько подтолкнул её ко входу в канализацию. — Иди, — скомандовал он, но в груди что-то болезненно сжалось. — Тебе ещё жить да жить, помнишь? Она колебалась, держась рукой за край входа, и задержалась на нём взглядом, в котором читался невысказанный вопрос. Кивнув тяжелее, чем ожидалось, она наконец шагнула во тьму. Пройдя несколько шагов, она остановилась и снова на него взглянула. — Спасибо. Астарион ухмыльнулся, как будто и не стоял посреди разрушающейся реальности. — Только не влюбляйся, дорогая. Я уже занят. Тав быстро улыбнулась, хотя её глаза были печальны. — Слишком для этого поздно. — И с этими словами скрылась в темноте вслед за своей семьёй. Он смотрел ей вслед, застигнутый врасплох, и эта фраза не выходила у него из головы. Мысль о том, что в любом мире, при любом повороте судьбы она всегда принадлежала ему… или он ей… почти сводила с ума. — Ну что, пойдём? — голос Фэйлен вывел его из задумчивости, и он взглянул на неё, осознав, что голубое мерцание, на которое она указала, начало меркнуть. Реальность буквально трещала по швам. Бросив последний взгляд на вход в канализацию, он повернулся и бросился к ряби, чувствуя рядом с собой присутствие Фэйлен. Он лишь надеялся, что его исчезновение отсюда спасёт эту реальность. Переход, как и раньше, был крайне неприятным — резкое ощущение невесомости, искажение реальности, от которого затошнило, а затем последнее неудобство — бесцеремонное падение на твёрдую, каменную мостовую. Астарион, бормоча проклятия под нос, поднялся на ноги, пытаясь сориентироваться. Но не успел он как следует оценить обстановку, как услышал рядом с собой сдавленный вскрик Фэйлен. Он поднял голову, инстинктивно проследив за её взглядом, и замер. Недалеко от них стояла женщина — поразительно красивая полуэльфийка средних лет с длинными вороно-чёрными волосами и фарфорово-бледной кожей. Она держалась элегантно, почти таинственно, и все движения были точны и рассчитаны. На лице чародейки отразился настоящий шок, будто она увидела призрака. Астарион, взглянув на неё, приподнял бровь. — Что такое? Фэйлен тяжело сглотнула, и хрипло прошептала. — Это она.

***

206 лет назад Астарион вошёл в своё скромное поместье, ссутулившись под тяжестью долгого рабочего дня, связанного с коррупцией и тихими манипуляциями. Место было небольшим, непритязательным по меркам аристократии, но многообещающим — ступенька на его витом пути к вершине власти, и с каждым днём его влияние как судьи росло. Ему подсовывали взятки, заключали закулисные сделки с самыми неприглядными личностями, и всё это пополняло его казну и репутацию. Но это было и утомительно. Притворяться неравнодушным и порядочным целыми днями изматывало даже его. Он прошёл в свой кабинет, инстинктивно потянувшись к бутылке бренди, и откупорил её, наливая себе щедрую порцию. Он опустился в мягкое кресло, вытянулся и вздохнул, наслаждаясь тишиной комнаты. Обшитые тёмными деревянными панелями стены и мерцающий свет свечей придавали кабинету особое уютное спокойствие, в котором можно было отбросить притворство. Он поднёс бокал к губам, наслаждаясь резким пряным вкусом, проникающим в горло. Но даже сейчас слабое чувство тревоги не давало ему покоя. Каждый шаг, который он делал в этом мире, каждый союз, который заключал, казался ему сделкой, за которой не уследить. Его карьера превратилась в замысловатый танец одолжений и долгов — один неверный шаг, и всё рухнет. — Всё равно оно того стоит, — пробормотал он, поднимая бокал за себя. Он взглянул на стопку писем на своём столе — хаотичная смесь просьб, взяток и жалоб, каждое из которых напоминало о тщательно выстраиваемой им жизни. Он рассеянно их перебрал: обращение торговца, отчаянно нуждающегося в разрешении, завуалированная угроза от мелкого дворянина, недовольного последним решением суда, и записка с благодарностью от портного, которому он оказал услугу. И тут он наткнулся на него. Обычный конверт, без причудливых печатей и знаков отличия, просто его имя, написанное аккуратным, знакомым почерком. От мамы и папы. Он долго на него смотрел, проводя большим пальцем по чернилам. Они всегда так подписывались, будто его личность была ограничена лишь их тихой маленькой семьёй на окраине города. Часть его… часть, которую он похоронил глубоко под слоями амбиций и цинизма… задавалась вопросом, дошли ли до них слухи о недавно обретённом высоком положении их сына. О жизни, которую он выстроил. Вздохнув, он бросил конверт на стол, наблюдая, как тот приземляется на самый верх стопки. Он не мог заставить себя его вскрыть. Какие бы добрые слова ни написали в нём его родители, они принадлежали другой жизни. Той, которую он, ради собственного и их блага, оставил позади. Астарион сделал ещё один большой глоток, позволяя теплу бренди проникнуть в его суставы, и оглядел кабинет. Взгляд остановился на висящих на стене дипломах в рамках, развешенных так, словно они предназначались для демонстрации его достижений любому вошедшему. Он вспомнил день успешной сдачи экзаменов и гордость на лицах родителей, когда поделился новостями. Они откладывали всё до последнего медяка на его образование, тратя свои скромные заработки на его учёбу, жертвуя даже теми удобствами, которые, он сомневался, что следовало терять. Они так сильно желали ему успеха, чтобы у него была жизнь получше их… мама даже предложила навестить его после назначения в судьи. Эта идея была такой странной и такой глупой. Приятный визит, родители приехали посмотреть на его кабинет и его жизнь здесь, в городе, ожидая увидеть его таким, каким он перестал быть, уже едва переступив порог Врат Балдура. Со временем он писал всё меньше и меньше, накапливая их письма с надеждами, отвечая только тогда, когда чувствовал себя обязанным или особенно милостивым. Пока, наконец, не перестал отвечать вообще. Возможно, это был эгоизм или желание отдалиться от бедности, из которой он вышел; он больше не был уверен. Всё, что он знал, что его интересы изменились, что его жизнь превратилась в мир денег, власти и влияния. В каждом письме от родителей он чувствовал отголоски прошлого, которые не вписывались в образ того, кем он пытался стать. И всё же они продолжали писать. Он откинулся в кресле, бросив взгляд на письмо на столе. Он представил себе на мгновение, каково бы было ответить, как-то впустить их обратно. Что бы они сказали? Он не читал их писем, не открывал ни одного уже много лет, но мысленно почти слышал голос матери, в котором звучали беспокойство и тепло. Может, они злились. Может, их письма были наполнены уже не гордостью, а разочарованием. Он бросил их на произвол судьбы, пока зарабатывал себе имя, репутацию, состояние, и в процессе бросил их. Иногда, в редкие спокойные моменты, он позволял себе задуматься, что бы они сказали ему сейчас… узнали ли бы они вообще того, кем он стал. Он скучал по ним. Эта неожиданная и непрошеная мысль поразила его, но она была тихой болью в груди. Было легко заглушить это чувство работой, амбициями, которые не оставляли места для семейных уз, взятками и союзами, которые требовали всего его внимания. Так будет лучше, говорил он себе, освободиться от сантиментов, оставить их позади, пока он поднимается выше. Здесь не было места для «а вдруг». Он не мог себе этого позволить.