Don't go (Не уходи)

В ответ на слова Гейла Астарион моргнул, разрываясь между недоверием и раздражением. — Прости, что? — наклонил он голову и окинул волшебника взглядом на грани между весельем и неверием. — Кто я? Ты же шутишь, да? Гейл нахмурился, и Астарион почти услышал, как в его голове завертелись шестерёнки, будто мужчина пытался его вспомнить. Неуютное молчание на мгновение затянулось, и Астарион разозлился. — Ну же, Гейл, — драматично жестикулируя начал он. — Мы встретились на пляже у обломков того прекрасного «Наутилоидика». Помнишь, летающий корабль, полный Пожирателей разума? Я был потрясающе красивым вампиром, который спас ваши жизни, пока ты стоял рядом, разглагольствовал о магии и вообще в то время был довольно бесполезным. — Его глаза раздражённо сверкнули. — Это уж точно тебе знакомо? Но Гейл покачал головой. — Я никогда с тобой не путешествовал, — честно сказал он, и Астарион ощутил, как в груди что-то неприятно кольнуло. — Чёрт, только не снова, — пробормотал он, потирая виски. — Гейл, такого, как я, не забывают. Однажды ты съел мои новые сапоги, помнишь? Я оставил их у костра, и ты, естественно, решил, что они станут отличной полуночной закуской. — Он натянуто улыбнулся. На лице Декариоса на мгновение мелькнуло понимание. Но не успел Астарион этому порадоваться, как его выражение снова сменилось на раздражающе-пустое замешательство. Астарион раздражённо всплеснул руками. — Чтоб тебя… Я был с тобой, когда мы штурмовали культ Абсолют! Ты чуть не спалил половину отряда, пытаясь впечатлить Тав каким-то невероятным фаерболом, но всё пошло наперекосяк. — Он повысил голос, и его раздражение усилилось. — Я был рядом во время… каждого нашего безрассудного, идиотского и откровенно утомительного приключения! А теперь ты смотришь на меня так, будто у меня выросла вторая голова! В этот момент Лаэзель, видимо, решила, что с неё хватит. Не говоря ни слова, с холодным и расчётливым взглядом, она направила свой меч прямо в грудь Астариона. — Кем бы ты ни был, — прорычала она, — я не буду терпеть твои бредни. Говори начистоту, или разрублю тебя на месте. — А, вот и она, — тут же проворчал Астарион. — Вечно восхитительная Лаэзель с её типичной дипломатичностью. — Он даже не потрудился взглянуть на её меч, хотя прекрасно осознавал его близость к своей шее. — Всегда быстро наносишь удар первой и не задаёшь вопросов. По этой твоей черте я не скучал. Она крепче сжала меч, и Астарион разочарованно вздохнул. Он повернулся к Шэдоухарт, в надежде найти хоть каплю понимания или, по крайней мере, того, кто не хотел бы немедленно его убить. Она уставилась на него, скрестив руки на груди, взгляд её был ледяным и подозрительным, словно он только что признался, что он — замаскированный Пожиратель разума. — Ты хочешь сказать, — медленно и недоверчиво произнесла она, — что ты путешествовал и сражался бок о бок с нами раньше? Просто я никогда тебя в жизни не видела. Астарион был на грани, чтобы не вонзить свои клыки во что-то исключительно из разочарования. — Да, Шэдоухарт, именно об этом я и говорю! — Его тон резко изменился, когда он указал на Гейла. — Мы сражались бок о бок. Делили костры, секреты и иногда сомнительное вино. Мы спасали друг друга больше раз, чем я могу сосчитать. Это абсурд, — продолжил он, широко раскинув руки. — Вы все меня знаете! Просто вы, кажется, не… помните. — Он понизил голос до рыка и бросил на Гейла пристальный взгляд. — Я даже сопротивлялся желанию выпить твою кровь, когда ты был без сознания, из уважения. Как тебе такая дружба? Гейл медленно моргнул, всё ещё явно пытаясь понять смысл сказанного, но на лице его так и застыло замешательство. Терпение висело на волоске. — Итак, подведу итог: я путешествовал с вами, ты съел мои прекрасные сапоги, я неоднократно спасал ваши жизни и воздерживался от вашего убийства — что, учитывая, как вы все меня бесите, само по себе достижение. Меч Лаэзель приблизился к его груди, и Шэдоухарт бросила на него выразительный взгляд, по которому было ясно, что он в шаге от признания его сумасшедшим. Может, так оно и было. Но одно Астарион знал точно: это не шутка, и они правда его не узнавали. Фэйлен настойчиво потянула Астариона за рукав. — Ты сказал достаточно, — настойчиво прошептала она сквозь стиснутые зубы, пытаясь оттащить его от явно надвигающейся катастрофы. Но Астарион был не из тех, кто оставляет всё как есть. Он приподнял бровь, совершенно не обращая внимания на осуждающие взгляды. — Я всего лишь говорю правду, — прошептал он в ответ, не желая отступать. Его взгляд метнулся к Гейлу, который теперь с явным дискомфортом потирал затылок. — Послушай, — наконец сказал Декариос, тяжело выдыхая, — мы правда тебя не знаем. Наверное, ты нас с кем-то перепутал. Губы Астариона искривились в ехидной усмешке, и он разочарованно хмыкнул. — Да? Тогда откуда я знаю ваши имена, а? Гейл, Шэдоухарт, Лаэзель? — резко спросил он, жестом указывая на каждого из них. — Неужели я только что выудил их из воздуха? Шэдоухарт скрестила руки и закатила глаза, но её губы дёрнулись в лёгкой ухмылке. — Мы в этих краях на слуху. Не нужно быть гением, чтобы понять, кто мы. Астарион вздохнул, потирая переносицу. — О, фантастика. Теперь вы все знаменитости. Видимо, дальше я услышу о ваших мемуарах-бестселлерах и расписании гастролей. Стоявшая рядом с ним Фэйлен с нарастающим нетерпением снова потянула его за рукав — на этот раз настойчивей. — Астарион, хватит. Нам нужно идти. Нам не стоит с ними разговаривать. Он бросил на неё взгляд, в котором едва угадывалось раздражение. — Мы столько пережили, Фэйлен. Я не уйду, пока не получу ответы. Она застонала, переводя взгляд с него на стоящую перед ними троицу, явно испытывая неловкость. Но Астариону надоело осторожничать. Он должен был знать. — Расскажите мне о Тав, — потребовал он, отбросив игривость и перейдя на более резкий и серьёзный тон. — Где она? Казалось, вопрос повис в воздухе, как подвешенный на волоске кинжал. Троица с тяжёлым молчанием обменялась взглядами. Терпение Астариона было на пределе. Наконец, необычайно мягко заговорила Шэдоухарт: — Тав… мертва. Слова поразили не хуже физического удара, с силой врезавшись в него и выбив воздух из лёгких. Грудь сжалась, знакомая фантомная боль обхватила сердце — то самое, которое разбивалось уже больше раз, чем он хотел признать. Но это… это было другое. Эти слова казались последним гвоздём в крышку жестокого гроба. Он не взорвался от гнева, не потерял самообладание, как ожидал. Вместо этого в груди поселилось пустое чувство, холодное онемение. — Нет, — тихо сказал он, почти инстинктивно отрицая. — Нет, там, откуда я… Тав была жива. Все были живы. — Его голос стал сильнее, резче, когда он продолжил. — Мы сражались бок о бок. Вы… убили Абсолют, мы расправились с Касадором. Тав была в порядке. Он знал, что в прошлом это вывело бы его из себя. Паника, хаос… он бы зарезал Шэдоухарт, может, убил бы полгорода в слепом гневе, лишь бы выплеснуть скопившуюся в груди ярость. Но Тав научила его кое-чему другому. Она научила его спокойствию и настойчивости, помогла ему пережить те мрачные моменты, когда всё, чего он хотел, — это выпустить зверя на волю. И он не собирался от этого сейчас отказываться. Не сейчас. Он не собирался предавать то, что она помогла ему достичь. Он примет то, что она ему дала, и будет крепко держать, как бы больно это ни было. Потому что он собирался её вернуть. Несмотря ни на что. Гейл нахмурился, выглядя как никогда растерянным. — Ты о чём? Фэйлен, чувствуя, что дело идёт по опасному пути, снова начала возражать. — Астарион, не надо… Но тот твёрдо и решительно её прервал. — Нет, я всё объясню. — Он сделал шаг ближе, глядя на Гейла и остальных, будто бросая им вызов попробовать ему помешать. — У тебя, Гейл, в груди была сфера, которая должна была тебя убить. Ты здесь, значит, ты сказал своей бывшей отвалить. Шэдоухарт, ты была связана с гнусным божеством и, судя по твоим волосам, пришла в себя, а Лаэзель, ну… у тебя было божество, которое нужно было свергнуть, и раз уж ты здесь, значит, Тав тоже помогла тебе прозреть. Брови Шэдоухарт взлетели вверх, но Астарион продолжил, не обращая внимания на всё более тревожное дёрганье Фэйлен. — А Тав… Тав была нашим лидером. Той, кто держал нас всех вместе, кто помогал переживать каждое наше идиотское решение. Она не умерла. Не там, откуда я родом. Фэйлен наконец сдалась, отступила назад и позволила ему договорить. Лаэзель, по-прежнему держа меч наготове, нахмурилась. — Ты либо демон, либо сумасшедший. Мы ничего о тебе не помним. Астарион встретил её пронзительный взгляд. — Я не лгу. Вы меня знаете, просто не помните. Что-то здесь не так… что-то серьёзное, и я намерен это выяснить. Последовало ещё одно тяжёлое молчание, напряжение между ними натянулось до предела. Ему было всё равно, считают ли они его сумасшедшим. Он знал, что Тав не умерла. Куда бы ни завела их эта извращённая версия Врат Балдура, правда всё ещё была рядом. И он докопается до неё, чего бы ему это ни стоило Пытаясь сохранить хоть какие-то остатки самообладания, он в отчаянии вскинул руки. — Это… — он обвёл рукой вокруг себя, будто сам воздух был виноват в творящейся вокруг неразберихе, — этого не должно было случиться! С нами всё было в порядке. Я знал вас, знал Тав. Мы вместе сражались, вместе проливали кровь! Он резко схватил Фэйлен за руку, потянув её вперёд, отчего та слегка споткнулась. — И она… она привела нас сюда! — его голос стал ещё более взволнованным, когда он посмотрел на неё с раздражением и отчаянием. — Из моей идеальной реальности. Ну, знаете, где мы с Тав уже были на пути к нашей счастливой жизни на горизонте, а не… вот это вот всё. Фэйлен, явно застигнутая врасплох, быстро моргнула и густо покраснела, когда взгляд Гейла метнулся к ней. Он с любопытством её изучал, и Астарион заметил, как её щёки под его взглядом покраснели ещё сильнее. Это было забавно, хотя сейчас у него не было времени над ней подшучивать. — Это не какой-то лихорадочный сон или бред сумасшедшего, — продолжил Астарион, теперь уже обращаясь ко всем с большим самообладанием. — Это реальность. Кто-то — или что-то — закинул нас сюда, и мне нужна ваша помощь всё исправить. Потому что там, откуда я прибыл, Тав жива, и она заслуживает жизни. Мы перед ней в долгу. Трио перед ним продолжало переглядываться, явно пытаясь всё осмыслить. На лице Гейла была смесь из скепсиса и интереса, Лаэзель настороженно хмурилась, а Шэдоухарт поджала губы, взвешивая его слова. Наконец, именно Шэдоухарт нарушила молчание. Она слегка склонила голову, скрестив руки, и сухо сказала: — Для безумца ты говоришь необычайно здраво. Астарион криво ухмыльнулся, скорее рефлекторно, чем в шутку. — Что ж, я горжусь тем, что могу быть необычайно логичным, даже когда меня окружают усомнившиеся. Всегда прагматичная Лаэзель повернулась к Гейлу, до сих пор направляя меч на Астариона, но слегка его опустив. — Ты понимаешь хоть что-то из этой тарабарщины? Гейл задумчиво почесал подбородок, переводя взгляд с Астариона на Фэйлен, словно пытаясь сложить воедино особенно неприятный пазл. — Не могу сказать, что понимаю полностью, — признал он, — но… здесь есть определённая логика. Если то, что он пришёл из другой реальности — правда, значит, есть неучтённые нами магические последствия. — Спасибо, — сказал Астарион, отвесив издевательский поклон в его сторону. — Видите? Волшебник всё понял. А теперь, не будут ли остальные любезны помочь мне всё исправить? — Ну и как именно ты просишь нас помочь? — прищурилась Шэдоухарт. Астарион драматично вздохнул. — О, да ничего такого. Просто разобраться с забросившей нас сюда безумной магией и вернуть всё на свои места. Ну, понимаешь, где Тав жива, а я не окружён теми, кто меня вдруг совсем не знает… сущий пустяк. — Если это правда, то всё не так просто. Ты просишь нас вмешаться в силы, которые могут разорвать ткань реальности, — нахмурился Гейл. Фэйлен тихо откашлялась, привлекая внимание команды, и неловко переминулась с ноги на ногу рядом с Астарионом. — С нашей точки зрения, мы думаем, что это может быть связано с… ну, точками пересечения. Точками, где реальность может разделиться… например, на стыке нескольких возможных исходов. Мы это обсуждали… мой Гейл и я… — Она запнулась, густо покраснев, едва слова покинули её рот. — Я про… того Гейла. Не тебя, — быстро добавила она, нервно взглянув на стоящего перед ней мужчину. Брови волшебника удивлённо поползли вверх, а на лице отразились шок и смущение. Астарион едва сдержал смех от такого поворота событий, но благоразумно промолчал. О, возможности поддразнить Фэйлен по этому поводу позже были безграничны. Он бросил на неё взгляд исподлобья, скривив губы в усмешке. Женщина, изо всех сил стараясь прийти в себя, продолжила: — Мы решили, что для разгадки нам нужно найти точку, где произошёл раскол. Точку пересечения, если хочешь, где две реальности разошлись. Что-то в этой версии событий не сходится. Нам просто нужно выяснить, в каком моменте. Интерес Гейла пересилил его первоначальное удивление, и он задумчиво кивнул. — В этом есть смысл. Момент, где произошло… или не произошло… нечто особенно важное, что вызвало раскол. Но как мы это определим? Это может быть что угодно. Они быстро начали обсуждать возможные варианты, слова сыпались друг за другом быстрой чередой, пока они засыпали друг друга идеями. Они обсуждали основные события — битвы, решения, произнесённые или непроизнесённые заклинания, — которые могли привести к разлому реальности. После нескольких минут рассуждений, Гейл, задумчиво нахмурившись, взглянул на Астариона. — А почему ты уверен, что твоя версия событий — настоящая? Что, если эта реальность — где мы тебя не знаем, где Тав нет в живых — и есть настоящая? Астарион недоверчиво моргнул. Он уставился на Гейла, как будто сам вопрос был нелепым. — Откуда уверен? — повторил он, почти оскорблённый таким предположением. — Потому что эта версия событий не имеет смысла. Тав… живая Тав… была тем связующим звеном, что держало нас всех вместе. Она была лидером, сердцем группы. Думаешь, логично, что её просто… здесь нет? Это абсурд. Полнейший. И по-моему, дорогой волшебник, ты со мной согласен. Гейл открыл рот и заколебался, прежде чем бросить взгляд на Астариона и Фэйлен. — Ну, когда ты так рассуждаешь… — Он замялся, похоже, испытывая противоречия. Астарион с драматичным вздохом покачал головой. — Кое-что просто не имеет смысла. И эта реальность… эта, без Тав, уверенно попадает в категорию «бессмыслицы». Он сделал паузу, оглядывая стоящую перед ним группу. — И думаю, в глубине души, вы все тоже это знаете. Так что давайте не будем тратить время на глупые теории. Версия событий, из которой я пришёл — это та реальность, к которой нужно вернуться. Шэдоухарт скрестила руки, выражение её лица было задумчивым, когда она наконец заговорила. — Возможно, он прав, — тихо сказала она. — Без Тав всё стало не так… совсем не так. Она должна была выжить, а не так глупо пожертвовать собой. Мне всегда казалось, что она хочет за что-то извиниться перед целым миром. — В её голосе слышалось сожаление, глаза были опущены. Астарион почувствовал долю понимания в словах жрицы. Он прекрасно знал, что она имела в виду. Тав, со всем её пылом и решимостью, всегда несла это странное, молчаливое бремя, будто верила, что должна искупить какой-то невысказанный грех. Только вот Астариона не оказалось рядом, чтобы её образумить. Если кто и заслуживал того, чтобы брать, что хочешь, и жить, так это Тав. Лаэзель согласно хмыкнула. — Если бы Тав выжила, то, возможно, Карлах и Уиллу не пришлось бы отправиться в Аверно. Их путешествие в Преисподнюю было излишним. Услышав это, Астарион навострил уши, мгновенно заинтересовавшись. — Стоп, Карлах и Уилл? Живы? — Он помолчал, затем пренебрежительно махнул рукой. — Не то чтобы я не был рад это услышать, но давайте попридержим мой энтузиазм, ладно? — Итак, — сказал Гейл, переводя разговор в другое русло, — если та точка пересечения существует, то где нам вообще начинать искать? Она может быть где угодно. Взгляд Астариона метнулся к возвышающейся над городом тени дворца Касадора. Его присутствие было невозможно игнорировать: разрушающееся строение было мрачным памятником тому кошмару, который он когда-то пережил… и от которого спасся. По спине поползла холодная дрожь, но он её подавил. Он знал, с чего они должны начать. — А что там? — спросил Астарион, жестом указывая на внушительное строение. — Дворец. Кто-нибудь знает, живёт ли там кто-нибудь сейчас? Все обменялись тревожными взглядами. — До меня доходили слухи, — признался Гейл, — но ничего конкретного. По-видимому, там кто-то живёт, но никто толком об этом ничего не знает. Люди стараются его избегать… по понятным причинам. Астарион поджал челюсти. — Ну конечно же, — пробормотал он, и воспоминания о жестокости Зарра вновь вернулись. Он покачал головой, затем решительно повернулся к Фэйлен. — Мы должны начать с этого. Нужно кое-что проверить. Чародейка на мгновение замешкалась и её прежнее смущение сменилось беспокойством. — Уверен, что это разумно? Его улыбка была натянутой, без юмора. — О нет, принцесска. Конечно же это неразумно. Но я не могу это игнорировать. Ведь мы хотим понять, что здесь происходит. Он повернулся обратно к группе, и в его голосе прозвучала решимость. — В моём мире дворец был разрушен. Если он всё ещё здесь, если там кто-то живёт… Что ж, у меня есть несколько подозрений. И я не уйду, пока не получу ответы.

—

Путешествие ко дворцу Касадора было, одним словом, тревожным. Каждый шаг к возвышающемуся строению был похож на прогулку сквозь густой туман воспоминаний, которые Астарион с радостью бы похоронил. Он практически чувствовал, как холодный, пронизывающий воздух этого места полз по спине, словно тысяча крошечных паучков пробегали по его коже. От таких ощущений у него зудели клыки, и не в хорошем смысле. Молчаливая, но внимательная Фэйлен шла рядом с ним. Он ощущал, как она то и дело бросает на него взгляды, словно оценивая, насколько он близок к потере самообладания. Честно говоря, он и сам не знал. Снова оказаться так близко ко дворцу, заставляло его чувствовать себя пойманным в янтарь насекомым, не способным вырваться из пут этого места и того, чем оно когда-то для него являлось. Но он уже не был прежним. Позади них, к вящему его раздражению, шли Гейл, Шэдоухарт и Лаэзель, что настояли пойти с ним, несмотря на его многочисленные протесты. Наверное, какая-то часть его души была благодарна им за компанию — знакомые лица в этой богами забытой ситуации, — но признавать это он не собирался. Особенно, когда по всему телу пробегали мурашки от возвращения в место, куда, он был уверен, никогда уже не вернётся. — Чудесная у нас прогулка, — пробормотал он себе под нос, бросив взгляд на осыпающиеся каменные стены появившегося в поле зрения дворца. — Ничто не сравнится с путешествием по дорожке пережитых травм. Фэйлен ничего не сказала, хотя её присутствия было достаточно, чтобы пока держать его в узде. Он не желал проявлять слабость, пока за ним наблюдают остальные. К слову, необычайно молчаливый последние несколько минут Гейл, наконец, заговорил. — Признаюсь, мне любопытно, что же мы там найдём. Магический осадок вокруг этого места… мягко говоря, тревожный. — О, поверь, внутри тоже неспокойно, — проворчал Астарион, одарив волшебника быстрой, лишённой юмора ухмылкой. — Я обязательно проведу для тебя полную лекцию по Касадору. Можем заглянуть в подземелья, может быть, посетим несколько старых пыточных бараков. Развлечёмся. Позади него Шэдоухарт и Лаэзель обменялись взглядами. Жрица, как обычно, держала мысли при себе, хотя Астарион чувствовал, как её тихое неодобрение распространялось по всей группе. Лаэзель же, казалось, была наименее озабочена эмоциональными тонкостями и больше сосредоточена на надвигающейся опасности; её рука зависла рядом с мечом, глаза сузились. — Знаешь, наши личные истории — как капли в большом океане, — прошептала Фэйлен. — Всего-то и нужно, что вызвать рябь… или разрушить всё. Мы и так рискуем. Тот разговор, где ты рассказал им слишком много, может разрушить не только наше небольшое путешествие. Он вздохнул, но не стал спорить. Она не ошибалась. То, что он уже рассказал этой троице, возможно, уже нанесло больше вреда, чем могло бы принести пользы. Но сейчас, находясь в тени места, которое когда-то было его тюрьмой, он думал только о том, как попасть внутрь и получить ответы. А уж какие последствия это вызовет… с этим он разберётся позже. Они остановились прямо перед массивными воротами дворца; его нависающее очертание отбрасывало на группу длинную тёмную тень. Астарион почувствовал, как на него давит знакомая, удушающая тяжесть этого места, и на краткий миг его дыхание сбилось. — Так что, — нарушил тишину Гейл. — Мы входим или нет? Астарион усмехнулся, хотя улыбка не достигла его глаз. — О, безусловно. Давай постучимся и узнаем, есть ли кто дома. Под коллективный вздох, чародейка распахнула двери, и группа шагнула в полумрак помещения. Величественное фойе было тускло освещено, мерцающие факелы отбрасывали на стены длинные пляшущие тени. В затхлом воздухе парили пылинки, встревоженные лишь их осторожными шагами. Гейл взял всё на себя, осмотрев фойе в поисках любых признаков остатков магии или аномалий. Шэдоухарт держалась рядом с Фэйлен, не спуская руки с кинжала, а Лаэзель рыскала по углам. — Ладно, давайте разделимся, — предложил Гейл, нарушив молчание. — Так мы обыщем куда больше. Смотрите в оба и не пропускайте ничего необычного. Астарион фыркнул, непроизвольно отреагировав на практичный подход Декариоса. — Разделиться? Блестящая идея, Гейл. Потому что ничто так не говорит об эффективности, как увеличить шансы попасть в ловушку по отдельности в логове вампира. Прежде чем Гейл успел возразить, Фэйлен решительно опустила руку на его, дав сигнал держаться рядом. — Нам нужно оставаться организованными. Если разделимся, то рискуем потеряться в этом лабиринте, — её голос звучал тихо, а кожа вновь становилась бледнее. Чем глубже они проходили во дворец, тем холоднее становилась атмосфера, а гнетущая тьма давила на них. Каждая комната, в которую они входили, казалось, хранила свои секреты, каждый коридор был потенциальным укрытием для чего-либо — или кого-либо, — что организовало их перемещение в эту искажённую реальность. Астарион не мог не удивляться жуткой тишине, нарушаемой лишь отдалёнными скрипами и стонами древнего строения, царящего вокруг. Как только они дошли до парадной лестницы, Астариона охватило тревожное чувство дежавю. Витиеватые, запущенные перила, покрытые пылью, отбрасывали длинные тени на потрескавшийся мраморный пол. Фэйлен указала на коридор слева, знакомо и решительно сузив глаза. — Туда, — прошептала она. — Я чувствую исходящее оттуда сильное магическое присутствие. Астарион последовал за ней, но каждый шаг приносил волну дискомфорта. Во дворце было слишком тихо, а жуткая тишина окутывала их, словно саван. Он точно знал, куда они направляются. Ему не нужна была подсказка магической интуиции Фэйлен; его собственные инстинкты, какими бы искажёнными они ни были, пугающе-уверенно влекли его вперёд. Он привёл их к лифту — древней, скрипучей конструкции, которая застонала под их весом, спускаясь в подземелья. Чем глубже они опускались, тем холоднее становился насыщенный запахом разложения воздух. Фэйлен запнулась, когда они спустились, и её лицо побледнело. — Мне… мне нехорошо, — напряжённо прошептала она. Он её не винил. Подземелье напоминало кладбище ужасов. На полу лежали жутко скрюченные трупы. Это были не обычные тела — оболочка «благословенных» вампиров Касадора. Его извращённые творения. Его дети. И все они были мертвы. От увиденного его передёрнуло. Сердце, если оно ещё являлось чем-то большим, чем болезненным отголоском, налилось тяжестью, но не от горя. Нет, это была знакомая тяжесть ужаса. Он знал, что это значит. Знал, что его ждёт. Однажды он уже пережил нечто подобное. Кто-то завершил Вознесение. Он не хотел произносить это вслух, не хотел признавать грызущий края его сознания страх, но факт встал тенью между ними. Пусть это будет кто угодно. Кто угодно, только не Касадор, — беззвучно молился он. Чёрт, да он бы даже согласился на одного из своих сородичей, если бы это означало, что когти Зарра не коснулись силы Вознесения. Наконец, они добрались до ритуального зала, и у него перехватило дыхание. По периметру были разбросаны иссохшие тела — семь из них, сморщенные и иссушенные, словно из них высосали всю жизнь. А в центре — ритуальный круг и гроб, где он когда-то убил своего хозяина. — Астарион… это… это неправильно, — слабо прошептала Фэйлен, схватив его за руку. — Да, — согласился он, с гримасой глядя на высохшие трупы. — Определённо неправильно. Он вновь обвёл взглядом зал, поочерёдно останавливаясь на телах. Семь вампиров, семь жертв Вознесения. Их жизни были отняты, сила украдена, сущность выкачана для подпитки чудовищного ритуала. Пальцы зазудели, и он сжал их в кулаки. На него давила тяжесть прошлого, каждое воспоминание о жестокости Касадора накатывало волной. Он не мог допустить, чтобы это оказалось правдой… не мог допустить, чтобы именно Касадор завершил ритуал. — Кто-то совершил Вознесение, — сдавленно произнёс он, едва сдерживая ярость и страх, клокотавшие под его внешней невозмутимостью. — И да помогут мне боги, я надеюсь, это кто угодно, только не Касадор. Гейл, вечный голос нелицеприятной логики, шагнул вперёд, вглядываясь в место проведения ритуала. — Если этот Касадор мёртв в вашей реальности, и это альтернативная временная линия… тогда мы ни в чём не можем быть уверены. Но стоит предполагать худшее. Непреклонная воительница Лаэзель, не опуская клинка, осмотрела помещение. — Тогда мы противостоим, любому, кто здесь обитает, — заявила она голосом, таким же острым, как и её меч. — И лучше бы ему иметь ответы. Астарион не удержался от горькой усмешки. — О, у него будут ответы, не спорю. Но проживём ли мы достаточно долго, чтобы их услышать, — это уже совсем другой вопрос. Едва последняя нотка сарказма слетела с его губ, по залу прокатилось эхо — жестокий, знакомый смех, от которого он застыл на месте. Тот прорезал гнетущую тишину, словно острым и издевательским лезвием. Всё тело напряглось. Этот смех… тот, который он думал, больше никогда не услышит. Тот, который он надеялся никогда больше не услышать. Это был леденящий, издевательский звук, когтями вцепившийся в края его разума, вытаскивая на поверхность воспоминания, которые он изо всех сил старался похоронить. Сердце, его подобие, сжалось в груди, будто кто-то обхватил его ледяными пальцами и с силой сжал. Побледневшая Фэйлен запнулась рядом с ним. Астарион застыл, находясь между парализующей хваткой своей травмы и диким ужасом от осознания происходящего. Это был не просто смех, а всё, что шло с ним вместе, — боль, бессилие, контроль. Нет. Только не снова. Он встряхнулся, заставляя себя подавить панику. Он должен был что-то сделать. Что угодно. Стоящая рядом с ним чародейка зашаталась. Её обычно грациозная осанка дрогнула, и казалось, что она вот-вот упадёт. Астарион моргнул, приходя в себя ровно настолько, чтобы схватить её за руку. — Фэйлен! — голос прозвучал резче, чем предполагалось, но из-за вызванного этим смехом ужаса он был взвинчен. Он не мог допустить, чтобы она сейчас расклеилась. — Твори свою магию! Вытащи нас отсюда! Её шрамы начали пульсировать, светясь жутким голубым, почти белым, светом, будто магия внутри неё пыталась вырваться на свободу. Пол под ногами задрожал, и Астарион почувствовал, как вокруг них содрогаются стены подземелья. Магия чародейки вспыхнула ярче, почти ослепляя. Но она едва себя контролировала, её лицо исказилось от боли, когда через неё хлынула необузданная энергия. Астарион видел, как по её телу пробегает дрожь: давление заклинания было слишком сильным для неё одной. — Фэйлен, — прошипел он, крепче сжимая её руку и пытаясь успокоить. — Ты справишься, принцесса. Просто дыши и сосредоточься. Земля под ними начала яростно сотрясаться, словно само основание замка восставало против магии. Воздух вокруг них гудел от ужасающей энергии. Затем из затенения вышла фигура, окутанная тьмой, словно подчинявшейся её воле. Сердце Астариона пропустило удар. Его присутствие было несомненным. Та же надменная поза, тот же жестокий изгиб губ, когда он осматривал их с привычной злобой. Это был Касадор. Разум кричал действовать, атаковать, но тело парализовал шок, вызванный тем, что он снова увидел этого монстра. Земля затряслась сильнее, и с последним всплеском магии Фэйлен потеряла сознание. Бледный от страха и сосредоточенности Гейл подхватил её за мгновение до того, как она упала на землю. — Нужно стабилизировать её состояние, — пробормотал он, положив руки ей на плечи, пытаясь удержать её, пока её магия выходила из-под контроля. Земля затряслась сильнее, помещение стонало так, будто реальность вот-вот расколется на части. И, возможно, так оно и было, потому что Астарион мог чувствовать это и видеть. Сама ткань мироздания начала трещать по швам. Воздух мерцал, а стены, казалось, искривлялись, подобно миражу в жаркой пустыне. С потолка посыпались каменные обломки, пол под ногами раскололся, и всё подземелье затряслось. Казалось, на их глазах расползалась сама реальность. Астарион стиснул зубы. — Фэйлен, сейчас самое подходящее время вытащить нас из этой передряги! Но она не отвечала. Её глаза были широко раскрыты, расфокусированы, магическое сияние вокруг неё усиливалось, а земля продолжала содрогаться. Голос Гейла был напряжённым, пока он пытался её стабилизировать. — Она теряет контроль! Нужно увести её отсюда, пока она не обрушила на нас всё здание! Астарион лихорадочно соображал. Зал разваливался на части, Фэйлен была на грани обморока, а Касадор стоял, словно призрак из его худших кошмаров. Времени не оставалось. Он опустился на колени рядом с чародейкой; его голос смягчился, он почти умолял. — Фэйлен, послушай. Ты сильнее этого. Ты можешь это контролировать. Ты управляешь магией, а не она тобой. Нам нужно выбираться отсюда, но без тебя мы не сможем. И всё же вот он, словно вырванный из самых страшных кошмаров, — Касадор. На его лице появилась жестокая, понимающая улыбка, как будто последних нескольких лет никогда и не было. Как будто он не был мёртв в том мире, который знал Астарион. — Так, так, так, — промурлыкал Касадор, и его голос был таким же ядовитым, каким он его помнил — Посмотрите-ка, кого к нам занесло. Должен сказать, я не ожидал тебя здесь увидеть. Тело напряглось. Инстинкты кричали ему двигаться, сражаться, но смех… из-за этого треклятого смеха он застыл. Рука дёрнулась к кинжалу, но тот, казалось, был так далеко, будто он застрял в кошмаре, от которого никак не пробудиться. Фэйлен тихо вскрикнула, когда магия внутри неё яростно запульсировала, а воздух, казалось, разлетелся вдребезги, как стекло, создавая трещины в ткани мироздания. Зал мерцал, искажаясь, словно не мог решить, к какой версии реальности принадлежит. Настойчивый и неистовый голос Гейла прорвался сквозь хаос. — Она не может больше держаться! — Сделай это! — прорычал Астарион сквозь стиснутые зубы с отчаянием в голосе, которого он не испытывал уже много лет. — Сейчас же, Фэйлен! Пока всё не рухнуло! Едва пришедшая в сознание Фэйлен, дрожа от силы пронизывающей её магии, прошептала что-то бессвязное. Но её глаза, горящие яростным бело-голубым светом, на мгновение встретились с его. В них была мольба, безмолвный крик о помощи, который едва его не сломал. — Что, чёрт возьми, происходит?! — едва слышно крикнула Шэдоухарт, когда сама начала расщепляться и рассеиваться в воздухе. А затем всё вокруг раскололось.

—

У Тав болело везде. Не было ни одной части тела, которая бы не болела, а из-за звона в ушах невозможно было понять, то ли мир оглушительно тихий, то ли болезненно громкий. Всё казалось неправильным. Тело было тяжёлым, словно на неё накинули невидимые цепи. Она чувствовала себя нездоровой, грязной и пустой. На языке ощущался медный привкус крови, а голова пульсировала с такой силой, будто череп раскололи надвое. Когда она открыла глаза, вокруг не было ничего. Ни форм, ни цветов — лишь огромная, удушающая пустота. Будто она поглотила её целиком. Так вот на что похоже небытие? — подумалось ей, хотя разум был заторможенным, едва способным связно мыслить. Единственным доказательством того, что она где-то была, служила холодная, влажная поверхность под ней. Пол, если его вообще можно было так назвать, был шершавым и влажным, а его поверхность напоминала миллион мелких камешков, впивающихся в её кожу. Грубый песок прилипал к её рукам и ногам, натирая и доставляя дискомфорт. Тав попробовала пошевелиться, подняться с песчаной поверхности, но её тело не желало подчиняться. Мышцы протестующе ныли, словно их отключили от её разума. Пальцы дёргались, хватаясь за что-то под собой, но она их не чувствовала — только смутное ощущение давления на ладони. А ноги… были ли они вообще? Ей казалось, что она чувствует что-то под ними, но связь с собственным телом была слабой, отдалённой, как будто она наблюдала за собственными страданиями со стороны. Она лежала в темноте, совершенно неподвижно, пытаясь собрать воедино всё, что произошло. Где они? Она пыталась вспомнить… Гейл, Варис, дом семьи Зарр… Гисан… Себастьян. Тьма. А после ничего. Неужели это смерть? Мысль промелькнула скорее с любопытством, чем со страхом. Она сталкивалась со смертью, с её запахом, теплом, но сейчас… всё было по-другому. Это не была успокаивающая безмятежность. Это была пустота. Чистый лист. Пугающее, непостижимое ничто. Двигайся, — приказала она себе, чувствуя, как в груди закипает раздражение. Встань. Сделай что-нибудь. Но тело не реагировало, словно у марионетки оборвали ниточки. Чем больше она пыталась понять, где находится и почему всё вокруг не имеет смысла, тем сильнее давила на неё пустота, словно та была живой. Что-то холодное коснулось её лица. Тав вздрогнула, распахнув глаза от крика, который она не смогла сдержать. Тело отреагировало раньше, чем разум, и рвануло вперёд в порыве чистой паники. Она задыхалась, борясь, впиваясь руками в грубый пол под собой, пытаясь ухватиться за реальность… любую реальность. Сердце гулко стучало в груди, каждый удар отдавался свежей волной боли в черепе. Где я? Вопрос вертелся в голове, но окружающая её обстановка была размыта, вращалась и менялась, словно сам мир ускользал сквозь пальцы. Сквозь дымку доносились знакомые голоса, но они казались далёкими, как эхо из другого мира. Варис? Да, это был его голос. И Гейл… он тоже был там, говорил своим спокойным, размеренным тоном, но слова были похожи на осколки, которые она не могла собрать воедино. Тав крепко зажмурилась, пытаясь сосредоточиться, вернуться в настоящее. Она чувствовала металлический привкус крови во рту, и всё болело — голова, мышцы, даже кости. Казалось, будто её разорвали на части и плохо сшили обратно. Паника всё ещё билась под поверхностью, угрожая её поглотить, но она старалась держаться, слушать. Сквозь туман пробивались обрывки голоса Гейла, каждое слово было едва различимо. «Варис…», «Вместе…», «Ты в порядке…», «Всё хорошо…» Хорошо? Он что, серьёзно? Это называлось «хорошо»? Хотелось смеяться… ну или кричать. И она не знала, чего хотелось больше. Тело чувствовало себя так, будто его протащили через ад, не говоря уже о разуме. Привкус паники и страха въелся в неё гнилью. Мысли путались в остром ужасе от непонимания происходящего. Она медленно моргнула, мучительно пытаясь сфокусировать зрение. Тьма вокруг неё начала понемногу расступаться, как будто кто-то разогнал густой, удушливый туман. Перед ней начали проступать очертания — размытые контуры мира. Холодная, шершавая земля под её ладонями. Тусклый свет, исходящий от какого-то далёкого источника. И стоявшие над ней две фигуры. Сначала в поле зрения возникло озабоченно хмурое лицо Вариса, голос которого звучал уже чётче, но всё ещё отдалённо, словно пробиваясь сквозь толстый слой тумана. — Тав, ты меня слышишь? Она хотела ответить, сказать, что слышит, но в горле у неё пересохло, словно она набрала полный рот песка. Вместо этого у неё вырвался хриплый стон, нечто среднее между кашлем и вздохом, которого, похоже, хватило, чтобы Варис хотя бы немного расслабился. Гейл присел рядом, положив руку ей на плечо, и тихо заговорил, пытаясь привести её в чувство. — Теперь ты в безопасности, — успокаивающе, но всё же как-то странно произнёс он. — Просто дыши, Тав. Мы рядом. Безопасность — не совсем то, что она чувствовала. Жгучую боль в мышцах, стук в голове и ощущение, что её только что швырнули в пропасть и она всё ещё пыталась выбраться, нельзя назвать безопасностью. Безопасным не был ни вкус крови во рту, ни томительное чувство паники, вскарабкивающееся по спине, как живое существо. Она сглотнула, пытаясь увлажнить пересохший рот и взять себя в руки. Она снова моргнула, и комната, если её можно было так назвать, начала обретать чёткость. Тусклый свет отбрасывал длинные тени на осыпающиеся стены. Воздух был влажным, с запахом гнили и разложения, а земля под ней покрыта влажным крупным песком и впивающейся в кожу острой галькой. Взгляд метнулся к встревоженным Гейлу и Варису. На мгновение она просто легла, осознавая, что да, они ещё здесь. С ними всё было в порядке. Она была жива. – Что случилось? Где мы? — прохрипела она, выдавливая слова через першение в горле. Гейл переглянулся с Варисом, прежде чем тихо, но серьёзно ответить. — Трудно сказать. По моим догадкам, мы имели дело с чем-то вроде Теневого проклятия. А потом, кажется, оказались в какой-то темнице. Понятия не имею, где именно, но… это уже не дом Зарр. Тав поморщилась. Она снова пошевелилась, пытаясь приподняться, но тело отказывалось подчиняться. Каждое движение давалось с трудом, словно она пробиралась сквозь зыбучие пески. — Не надо, — мягко, но решительно предупредил Гейл. — Ты не готова. Просто… дыши. Мы со всем разберёмся. Тав сжала челюсть, всё ещё ощущая во рту привкус крови. — У меня нет времени не быть готовой, — прошипела она, но у её тела были другие планы. Мышцы оставались вялыми, а конечности отказывались подчиняться. Она снова попыталась сесть, стиснув зубы из-за протеста мышц, и на этот раз Гейл не стал её останавливать. С его помощью ей удалось опереться о холодную каменную стену, и её зрение наконец-то прояснилось настолько, что она смогла полностью рассмотреть темницу. Она оказалась хуже, чем она думала. Помещение было маленьким, тесным, с толстыми железными прутьями, блокирующими, похоже, единственный выход. Камни вокруг были сырыми и скользкими от плесени, а тяжёлое чувство безысходности удушливым туманом висело в воздухе. Тав прислонилась затылком к стене, медленно и прерывисто дыша. Она чувствовала, как в неё закрадывается страх, как гложет холод, но она его подавила. Сердце бешено колотилось, холодный, сырой воздух подземелья давил удушливым грузом. В голове царил хаос, мысли налетали друг на друга, ни одна из них не имела смысла, но все они были громкими. Слишком громкими. Она должна была спасти Астариона, должна была быть рядом, должна была всё исправить, а теперь она застряла в какой-то забытой темнице. Она не знала, сколько времени прошло, где она и как вообще вернуться. Паника сжимала грудь, дыхание вырывалось неглубокими, яростными очередями, что только подогревало её гнев. Кулаки сжимались так сильно, что побелели костяшки пальцев, а резкий металлический привкус крови, задержавшийся на губах, словно напоминал ей о расстоянии, о навалившихся неудачах. Сколько прошло времени? Был ли Астарион всё ещё…? Нет. Нельзя поддаваться этим мыслям. Её захлестнула паника — неумолимая волна ярости, которая с каждой секундой обжигала всё жарче. Я его подвожу. Снова. А ей до смерти надоело терпеть неудачи. Чувствовать себя загнанной в ловушку, бесполезной, пока всё утекало сквозь пальцы, как песок. — Перестань! — голос Вариса прорвался сквозь туман. Он крепко, но уверенно обхватил её за плечи, и она почувствовала, как он пытается её успокоить. — Тав, с тобой всё в порядке. Дыши. – Дышать?— грубое и полное яда слово сорвалось с губ. Она резко повернулась к нему, встретившись с его уверенным взглядом, и её гнев был безграничен. — Хочешь, чтобы я дышала, Варис? Думаешь, я могу просто сидеть здесь и дышать? Думаешь, я буду просто ждать, пока всё катится к чёрту? Она дышала прерывисто, а глаза горели яростью. — Я должна была его спасти, — прошипела она хриплым, но непреклонным голосом. — Я должна была быть рядом. А вместо этого я гнию в какой-то богами забытой темнице, понятия не имея, где он, что случилось, и абсолютно не представляя, как мне всё исправить! Он не дрогнул, не отстранился и не позволил её гневу прорваться сквозь его спокойствие. Вместо этого он с непреклонной твёрдостью выдержал её взгляд. — Ты накручиваешь себя, Тав. Это не поможет ни ему, ни нам. Нам нужно сосредоточиться. Она выдавила горький, рваный смешок, похожий на треск ткани, а её гнев запульсировал под кожей, как электрический ток. — Сосредоточиться на чём? На сидении здесь в ожидании смерти? Или, может, на том, как мы облажались из-за того, что я не предотвратила это с самого начала? Слова отдавали пеплом, но это было всё, за что она могла уцепиться. Она должна была его спасти. Спасти их всех. А не застрять, не быть беспомощной. Не быть бесполезной. А сейчас… она просто потерялась. Ярость горела ярче пламени горнила, словно это было единственное, что удерживало её от срыва. Она его не подведёт. Только не снова. В ней кипело раздражение — неистовое, бушующее, впивающееся когтями в каждый уголок её сознания, наполняющее её такой злостью, что казалось, она вот-вот вспыхнет. Она так сильно сжала челюсти, что они заболели, и каждая мышца её тела горела от не желающей умолкать ярости. Времени на сомнения не оставалось. Не было места для слёз. Нет, был только пульсирующий, необузданный, грозящий поглотить её гнев, от которого хотелось голыми руками разнести стены этой богами забытой темницы. Сколько ещё ей предстояло это терпеть? Сама несправедливость этого, бесконечная борьба, постоянные жертвы — всё это гноилось в ней, становилось всё острее, всё громче, пока не возникло ощущение, что саму её душу разорвали наживо. Дрожащие кулаки сжались до побелевших костяшек, но её это уже не волновало. Она устала. Устала от этого бесконечного кошмара, устала быть единственной, кто держит всё в руках, в то время как мир, казалось, был полон решимости сломить её. Она чертовски устала вести тяжёлую борьбу, отдавать всё, лишь получая в ответ ещё больше страданий и боли. — Хватит, — прошипела она резким, опасным шёпотом, заполнившим холодную тишину. Она подняла голову, и стоящие рядом Варис и Гейл увидели в её глазах огонь, твёрдую, непреклонную сталь той, что уже давно преодолела свой предел. — Хватит с меня, — прорычала она низким голосом, в котором кипела граничащая с безумием свирепость. — Хватит этих тупиков и ожиданий. Хватит этих бесконечных, бессмысленных страданий. Я сражалась, я проливала кровь, я делала всё… и ради чего?! Она заставила себя подняться, не смотря на боль в мышцах, но ярость заглушала всё остальное. Она уставилась на гнетущие каменные стены, словно они могли почувствовать её презрение. — Я не собираюсь сидеть здесь, гнить в этой темнице и ждать, пока всё не станет только хуже. Если мне придётся самой разрушить эти стены и выползти отсюда, истекая кровью, я так и сделаю! Варис и Гейл стояли молча, на лицах которых читались озабоченность и что-то близкое к трепету. Они знали её силу, но это было совсем другое… Тав была на пределе своих возможностей, за пределами всего, что они видели раньше. Она не была сломлена. Нет, она была в ярости, в ней чувствовалась необузданная сила, которая не отступала, не сдавалась ни перед чем. Тав дышала тяжело и часто, грудь вздымалась с силой, в которой было больше гнева, чем чего-либо ещё. Она так чертовски устала. Устала от бесконечного круговорота, от того, что когтями пробивалась через одно испытание, а потом попадала в следующее, борясь, чтобы оставаться на плаву, в то время как всё вокруг рушилось. Она упёрлась кулаками в каменный пол, холод проникал в её кожу, и горечь от этого удерживала её в моменте. Хотелось разнести темницу на куски голыми руками, найти каждого, кто несёт ответственность за этот кошмар, и заставить их прочувствовать каждую каплю её ярости. — Я просто хотела мира, — едва сдерживаясь, прохрипела она. — Я просто хотела его спасти. Спасти нас. Почему… почему это всегда должно быть так, блять, трудно? Тяжесть всего этого давила на неё, боль в груди была острой и неумолимой. Но она всё ещё была здесь, всё ещё живая. И хотя казалось, что мир рушится, Тав не собиралась падать вместе с ним. Не сейчас. Она почувствовала рядом с собой присутствие Вариса, который опустился рядом, положив руку ей на плечо. Он ничего не сказал, просто молча прижал её к себе с непоколебимой, как скала, силой. Она чувствовала на себе его пристальный и непоколебимый взгляд, и каким-то образом это заставило её разжать кулаки, хотя бы немного. — Эй, — низким, но тёплым голосом позвал он. — Тав… Челюсть всё ещё была крепко сжата, она так же злилась, но не отстранилась. Пока нет. — Знаю, — пробормотала она сквозь стиснутые зубы, всё ещё кипя от гнева, которому не было выхода. — Но я просто… я так больше не могу. Варис на мгновение замолчал, а затем тяжело вздохнул, словно понимал каждое её разочарование, которое она только что выплеснула. — А ты помнишь, — медленно и хрипло начал он, но голос его был мягким, что ей редко доводилось слышать, — как ты впервые присоединилась к нашей команде? Тав едва слышно фыркнула и опустила голову. Тем не менее, она прислушалась. — Ты была тощей, — продолжил он со слабой, почти тоскливой улыбкой. — Казалось, что ты даже не сможешь нормально держать клинок. Но я что-то в тебе разглядел, Тав. Уже тогда. В тебе был этот огонь, это упрямство. Помню, я подумал: «Либо её убьют, либо она станет кем-то великим». Едва заметная ухмылка тронула уголок её рта, больше похожая на подтверждение, что она и правда его слушает, чем на улыбку, но воспоминание немного смягчило её гнев. — Был один случай, — продолжил Варис, негромко посмеиваясь, — тогда, когда ты была с нами всего неделю. Ты попыталась в одиночку расправиться с тремя наёмниками. Ты была так чертовски решительна, так самоуверенна, — теперь его тон был почти ласковым. — Помнишь, что произошло? Тав мрачно и горько усмехнулась, и этот звук отразился от стен темницы. — Мне надрали зад. — Именно, — с улыбкой подтвердил он. — Ты была вся в синяках, истекала кровью, но не сдавалась. Мне пришлось вытащить тебя из боя, прежде чем тебя добили. И пока я делал это, ты проклинала меня всё то время, говорила, чтобы я позволил тебе сражаться самой. Тав подняла голову, и её взгляд стал более яростным. Лицо Вариса слегка смягчилось от редкого намёка на отцовскую гордость, которую она не привыкла видеть. Он знал о её гневе, знал о том огне, который она испытывала, и по какой-то причине это успокоило её больше, чем ожидалось. — Ты всегда была такой, — продолжил Варис и уголок его рта дёрнулся. — Упрямая, стойкая, почти неудержимая. Ты никогда не позволяла ничему остановить себя — ни врагам, ни себе. И в этом всё дело, Тав. Ты сильная. Ты сражалась в битвах, которые сто раз сломили бы большинство людей. Ты вынесла больше, чем большинство из нас вместе взятых. Тав сжала зубы, подбирая слова и борясь с гневом, что до сих пор кипел в груди. Часть её хотела возразить, сказать, что она недостаточно сильна, не создана для подобного бесконечного наказания. Но она знала Вариса и понимала, что он этого не потерпит. — И знаешь что? — тихо и уверенно добавил он. — Это нормально — устать, быть сытой по горло. Ты заслужила это право больше других, Тав. Ты так долго несла это бремя. Даже самым сильным нужен перерыв. Она покачала головой, и в ней вновь вспыхнула горячая и неистовая ярость. — Но Астарион… — Астарион умён и вынослив, — перебил Варис, положив твёрдую руку ей на плечо. — Мы его найдём, и ты его спасешь. Но ты не обязана делать это в одиночку. Ты не обязана геройствовать каждый чёртов день. Она фыркнула, крепко скрестив руки, скрипя зубами от бури внутри себя. — Я просто… не знаю, хочу ли я это ещё. Только не так. Варис переминулся с ноги на ногу рядом с ней, и на мгновение воцарилась тишина. Затем он заговорил вновь приглушённым и полным сожаления голосом. — Я должен был быть рядом с тобой, — внезапно тяжело признался он. — Когда мы оставили тебя тогда… Я не должен был уходить. Я сделал именно то, что обещал себе никогда не делать. Ты была моей протеже, Тав. Дочерью, которой у меня никогда не было. И мне жаль, что я ушёл, когда ты больше всего во мне нуждалась. Тав моргнула, и искренность в его голосе на мгновение заглушила гнев. Варис был не из тех, кто делает громкие заявления, но на его лице была написана искренность, а вес его слов доходил до нее даже сквозь ее ярость. Он снова вздохнул, покачав головой. — Я никогда не говорил тебе, но ты всегда была моей любимицей. Ты была всем, чем я хотел бы стать, всем, чему я хотел бы кого-то научить. Ты была сильной, умной, и в тебе была эта… эта искра, которой я восхищался. И до сих пор восхищаюсь. В груди сжалось, но это уже не была боль от беспомощности. Это было что-то более сильное, устойчивое, подпитываемое разочарованием, обжигавшим так же сильно, как и закалявшим её решимость. Варис был рядом, всегда, несмотря ни на что. И сейчас, даже если ей хотелось ударить по чему-нибудь — лучше всего по стене или, ещё лучше, по нескольким врагам, — она не могла игнорировать тот факт, что ему было не всё равно. И так было всегда. Не раздумывая, Тав потянулась к нему и крепко, почти агрессивно обняла. Она почувствовала, как Варис напрягся, явно застигнутый врасплох, и на мгновение ей показалось, что он запротестует. Но затем он смягчился и без колебаний заключил её в объятия с силой, не уступающей её собственной. — Мы справимся, — тихо и уверенно прошептал он ей в волосы. — И когда это случится, ты отправишься в самый длинный чёртов отпуск в своей жизни. В какое-нибудь спокойное место, где самое напряжённое, что тебе придётся делать, — это выбирать между двумя одинаково ужасными винами. Тав резко, но искренне рассмеялась. — Отпуск? Не совсем в моём стиле, но я не против. Варис отстранился посмотреть ей в глаза, и редкая ухмылка дёрнула уголки его рта. — Да. Где-нибудь, где не будет подземелий, монстров и причин для геройства. Только ты, крепкий напиток и всё время в мире, чтобы заскучать. Её смех был сухим, почти вызывающим. — Не знаю, смогу ли я так. — Значит, научишься. Тав шмыгнула носом, вытирая лицо тыльной стороной ладони, и её раздражение переросло в нечто более конкретное и яростное. Она поймала взгляд Гейла, который наблюдал за ней со знакомым беспокойством и, что раздражало, лёгким весельем. Она неловко откашлялась: — Извини за эту… сцену, — пробормотала она с лёгкой дрожью в голосе. — Не самый мой лучший момент. Гейл тихо усмехнулся, приподняв бровь. — О, не волнуйся. Это был один из самых впечатляющих приступов ярости, которые я видел в своей жизни… и поверь мне, повидал я не мало. Тав рассмеялась, на этот раз искренне, удивив даже саму себя. Было что-то успокаивающее в сдержанном юморе Гейла, в его способности заставить всё казаться не таким катастрофичным, каким это было на самом деле. — Тебе лучше? — спросил он уже серьёзней, но по-прежнему тёплым тоном, словно помогая ей прийти в себя. Тав кивнула и со вздохом прислонилась затылком к холодной каменной стене. — Да, думаю, да. — Она на мгновение закрыла глаза, позволяя себе отдышаться. Лицо Астариона промелькнуло в её сознании. Она представила, как он стоит рядом, качает головой, глядя на неё с этой своей невыносимо обаятельной ухмылкой, и говорит что-то вроде: «Серьёзно, дорогая? Всё из-за какой-то ерунды? Пойдём, убьём кого-нибудь, чтобы расслабиться.» Он будет ругать её за излишнее беспокойство, за то, что она позволила себе впасть в отчаяние, но в его глазах была бы та видимая мягкость, когда он ослаблял бдительность. Эта мысль вызвала боль в груди, но в то же время и придала сил. Она глубоко вздохнула, чувствуя себя увереннее, более готовой к чему угодно. Только она открыла рот, чтобы что-то сказать, как по темнице разнёсся резкий металлический лязг, от которого по спине пробежали мурашки. Тав распахнула глаза, когда звук повторился… кто-то стучал по железным прутьям решётки. Тяжёлая железная дверь со скрипом отворилась, и по спине пробежали новые мурашки. Она быстро переглянулась с Гейлом, а её рука замерла на том месте, где должно было быть оружие… только вот они были безоружны. Этот факт только усилил затягивающийся в животе узел ужаса. Варис стоял рядом, такой же напряжённый и готовый к бою, несмотря на очевидное невыгодное положение. В темницу вошли двое, заполнив маленькое, холодное пространство своим присутствием, подобно незванному шторму. Первым шагнул Себастьян, лицо которого оставалось бесстрастным, как камень. Ни гнева, ни ненависти, ни даже искорки триумфа. Глаза были холодными, пустыми, словно все эмоции, которые он мог испытывать, уже давно выжаты. Затем появилась Гисан, составляя разительный контраст с мрачным Себастьяном. Выражение лица блондинки было притворно милым, а движения нарочитыми, как у кошки, играющей с мышью. В её улыбке было что-то неправильное, что-то слишком резкое, слишком нетерпеливое. — Рада снова всех вас видеть, — промурлыкала та с фальшивой теплотой в голосе. Она бросила долгий взгляд на Гейла, и глаза её загорелись тем тревожным светом, от которого у Тав побежали по коже мурашки. — Особенно тебя, Гейл. Пальцы Тав дёрнулись, а её отчаяние клокотало где-то под поверхностью. К его чести, Гейл под её взглядом не дрогнул, хотя Тав уловила напряжение в его позе. — Гисан, — сказал он спокойным, даже вежливым тоном, но с нотками раздражения. — Полагаю, это многое объясняет. Та широко улыбнулась, на лице застыла напускная доброта, словно она действительно верила, что это кого-то убедит. — О, Гейл, — проворковала она. — Ты скоро всё поймёшь. Это не то, что ты думаешь. Я помогаю. Мы помогаем. Помогает? Тав чуть не прыснула от смеха, но сумела сдержаться. В каком бы заблуждении ни находилась Гисан, оно было опасным. Женщина искренне верила, что поступает правильно, и это делало её ещё непредсказуемей. Подошёл Себастьян, тенью встав рядом, и его молчание нервировало сильнее любых слов. Он ничего не сказал, даже не удостоил их взглядом. Было ясно, он был здесь не для конфликта. — Значит, ты работаешь с Аманитой? — наконец спросила Тав, куда резче, чем намеревалась. — После всего, что случилось, ты просто собираешься пойти с ней ва-банк? Себастьян отреагировал не сразу. Он уставился на неё глазами, в которых не было ни тени эмоций, а затем медленно, устало кивнул. — Это единственный выход, — сказал он ровным, механическим тоном, будто слова были отрепетированы, отработаны. — Всё решено. Тут не о чем спорить. Тав чувствовала, как в ней снова нарастает отчаяние, как подкрадывается знакомая беспомощность. Как можно победить того, кто уже сдался? Кому уже всё равно? Тем временем, Гисан придвинулась ближе к волшебнику, её голос был мягким, почти соблазнительным. — Мы уже делаем всё лучше, Гейл. Разве ты не видишь? У Аманиты есть план. Видение. То… что мы делаем… спасёт нас всех. Взгляд Гейла посуровел, а голос стал холоднее. — Гисан, что бы Аманита тебе ни сказала, что бы ни пообещала, оно того не стоит. Ты идёшь по пути, с которого не сможешь сойти. Гисан рассмеялась высоким, слащавым звуком, от которого передёрнуло. — О, Гейл, ты вечно драматизируешь. Со временем ты всё поймёшь. Когда всё закончится, ты увидишь. Тав сжала кулаки. Она была не в настроении выслушивать загадочную чепуху. — Что ты от нас хочешь? — резко спросила она, прорезая напряжение. — И где Астарион? При упоминании его имени взгляд Себастьяна упал на неё, и в его глазах промелькнуло что-то невысказанное. Но так же быстро, как и появилось, оно исчезло, и его лицо снова превратилось в бесстрастную маску. А вот Гисан нахмурилась, и её фальшивая миловидность на мгновение дала трещину. — Не упоминай его, — прошипела женщина ледяным тоном, и вся её приторность полностью исчезла. Тав переглянулась с Гейлом, который обеспокоенно нахмурился. Что-то в том, как Гисан отреагировала на имя Астариона, заставило её вздрогнуть. — Где он? — надавила Тав с отчаянием в голосе. Ей нужны были ответы. Астарион не просто пропал… он был в беде. Она чувствовала это всем своим существом. Улыбка Гисан превратилась в нечто более мрачное и злобное. — О, точно не здесь. Скорее всего, он бросил тебя на произвол судьбы, как поступал со всеми своими жертвами. Сердце ёкнуло. Нет. Это не про Астариона. Он не оставил бы её просто так… не оставил бы. — Ты лжёшь, — выпалила она, и её голос нёс в себе уверенности больше, чем она чувствовала на самом деле. Стоявший чуть позади Себастьян хранил молчание с нечитаемым выражением лица. Это жуткое спокойствие, эта покорная пустота… всё это грызло Тав, словно он что-то знал, но отказывался говорить. Тав, сузив глаза, перевела всё своё внимание на Себастьяна. — Ты знаешь, что он в беде, — сказала она, теперь её голос звучал тише, опаснее. — Он в опасности, да? Но вампир ничего не ответил, даже не взглянул на неё. Он словно полностью отключился, уйдя в пустоту, где его не могли коснуться ни эмоции, ни чувство вины, ни забота. — О, прекрати… — прежде, чем она смогла надавить на него сильнее, Гисан вновь заговорила холодным и невозмутимым тоном. — Надеюсь, Астарион умрёт. В груди вспыхнула ярость: явный яд в словах Гисан застал врасплох. Откуда это взялось? Её презрение было ощутимо, но Тав не могла понять его причину. Это потому, что Астарион был вампиром? Нет, в этом не было смысла — женщина сейчас работает с вампирами. И в этом не было ни ненависти, ни личной мести. Они познакомились совсем недавно. Тав медленно вздохнула, заставляя себя сохранять спокойствие, несмотря на бушующую внутри неё бурю. — Ты правда желаешь нам зла? — спросила она напряжённым, но сдержанным голосом. — После всего… мы были друзьями, Гисан. Улыбка женщины померкла всего на мгновение, прежде чем она взяла себя в руки. — Именно поэтому мы просим вас здесь остаться, — спокойно ответила она, хотя её голос и утратил былую слащавость. — Вмешиваясь, вы только себе навредите. А так вы не помешаете плану… и будете в безопасности. — Что вам пообещала Аманита? — резко спросила Тав, переводя взгляд с Гисан на Себастьяна. — Почему вы нас предали? Впервые Себастьян перевёл на неё взгляд. Было что-то в его глазах, что-то, скрывающееся глубоко за пустотой, возможно, проблеск сожаления. Но прежде, чем он успел заговорить, мелодичный голос Гисан лезвием прорезал напряжение. — Жизнь, — почти с ликованием прощебетала Гисан. — Аманита пообещала нам жизнь. Внутри всё перевернулось. Теперь понятно… манипуляции Аманиты, обещания того, от чего нельзя отказаться. Но это была ловушка, жестокая иллюзия. И они в неё попались. — Ей нельзя доверять, — сказала Тав холодным, уверенным тоном. Она посмотрела в глаза Себастьяну, безмолвно умоляя его образумиться, вспомнить, кем он был до этого. — И тебе это известно, Себастьян. Она не даст тебе ничего, кроме лжи. Но взгляд Себастьяна устремился вдаль, возвращаясь к пустому, покорному выражению лица. Надежда на то, что он сможет противостоять этому, сможет вырваться на свободу, была всё дальше и дальше. Гисан снова фальшиво улыбнулась, и в её глазах появился жестокий блеск. — Ты не понимаешь. Ты всё ещё цепляешься за реальность, которой больше нет. Но скоро… ты увидишь. Увидишь, как мы были правы. Ровный и безэмоциональный голос Себастьяна словно лезвием прорезал нарастающее напряжение. — Хватит, — сказал он с тяжестью в голосе, будто уже устал от разговора. — Мы пришли сюда с определённой целью. Тав перевела на него взгляд, её сердце всё ещё колотилось от остатков разочарования, но его лицо ничего не выражало. — О, точно. Повелитель желает вас видеть, — сказала Гисан, небрежно взмахнув рукой, будто их позвали на чаепитие, а не стать частью какого-то зловещего заговора. Тон её был пренебрежительным, словно ей надоело играть роль хозяйки. Тав вскинула бровь. Повелитель? Выражение лица Гисан не изменилось, её улыбка по-прежнему оставалась едкой и приторно-сладкой, но в голосе появилась резкость. — Скоро увидишь, — снисходительно промурлыкала она. — Будет проще, если ты просто… будешь сотрудничать. Она скрестила руки на груди, смерив Гисан колким взглядом. — А если нам не хочется встречаться с твоим таинственным Повелителем? Что тогда? Улыбка Гисан не дрогнула. — О, Тав, — снисходительно промурлыкала она. — У вас нет выбора. Кровь закипела от такой дерзости, но она сдержалась, сосредоточившись на общей картине. Ей нужно было сохранять хладнокровие, чтобы продумать следующий шаг. Гнев, разочарование — это можно использовать позже. А сейчас ей нужна была информация. И, несмотря ни на что, несмотря на свернувшийся в животе ужас, у неё не было другого выбора, кроме как посмотреть, куда приведёт этот извилистый путь. — Ладно, — спокойно ответила она. — Давай встретимся с этим твоим Повелителем. Но не думай, что я хоть на секунду пойду у вас на поводу. Гисан широко улыбнулась, и в её глазах снова вспыхнул тревожный блеск. — О, сладенькая, — прошептала она, шагнув ближе. — Ты уже. Когда Себастьян заговорил ровным и непреклонным тоном, у Тав сжалось сердце. — Повелитель желает видеть лишь тебя. Вот он. Подвох. Поворот ножа. Инстинктивной её реакцией было фыркнуть, но прежде, чем она успела открыть рот, Варис и Гейл шагнули вперёд, мгновенно и яростно протестуя. — Нет, — прорычал Варис, сжимая кулаки. — Если ты забираешь её, то забираешь и всех нас. Обычно сохранявший хладнокровие Гейл не отставал от него в гневе. — Этому не бывать. Мы её одну не отпустим. В воздухе повисло напряжение, на них давила тяжесть момента. Тав чувствовала это — желание бороться, наброситься на них. Варис и Гейл были готовы кинуться на Себастьяна, прорваться сквозь решётку и, если понадобится, схватиться со всем миром. Тав вздохнула и встала между ними и Себастьяном, успокаивающе подняв руку. — Всё хорошо, — мягко сказала она, хотя сердце в груди билось молотом. — Я пойду. — Тав… — начал Варис, но она прервала его, покачав головой. — Всё хорошо. Позвольте мне самой разобраться. — Её голос был уверенным, увереннее, чем она себя чувствовала. Она поймала взгляд Гейла, безмолвно умоляя его отступить и довериться. — Я должна это сделать. Я буду в порядке. Варис будто был готов вырвать железные прутья, его недовольство перекипало в едва сдерживаемую ярость. Беспокойно нахмурившийся Гейл, всегда отличавшийся рационализмом, окинул её долгим, оценивающим взглядом. Она знала, что они оба это ненавидят — ненавидят саму мысль, что она пойдёт одна, — но они видели намерение в её глазах. Она не собиралась отступать. Себастьян просто отошёл в сторону, жестом позвав её за собой. — Идём, — безэмоционально сказал он, словно они просто прогуливались, а не собирались встретиться с какой-то таинственной личностью с неизвестными намерениями. Тав обернулась к Варису и Гейлу, одарив их лёгкой ободряющей улыбкой. — Со мной всё будет хорошо, — повторила она, хотя не была уверена, кого именно она пыталась убедить — себя или их. С тяжёлым сердцем она пошла за вампиром. Лязг захлопнувшейся за ней двери эхом отдался в ушах, резко напоминая о преграде между ней и товарищами. Последнее, что она увидела, как Варис, сжимая челюсть в едва подавляемой ярости, держался за прутья решётки, а Гейл стоял рядом и смотрел на неё с теми же беспокойством и беспомощностью. Пока она шла по коридору под стук собственных сапог о холодный каменный пол, Тав чувствовала на своей спине их тяжёлые взгляды. С каждым шагом она отдалялась от них, уходила в неизвестность. Напряжённый и безэмоциональный Себастьян шёл впереди. Тав лихорадочно соображала, метаясь от одной идеи к другой. Она смотрела ему в спину, наблюдая, как он двигается с механической точностью. Холодные каменные коридоры бесконечно тянулись перед ней, пока она следовала за ним, а его молчаливое присутствие вело её всё глубже в неизвестность. Каждый шаг отдавался эхом, и с каждым она чувствовала, что расстояние между ней, Варисом и Гейлом росло. Но если так суждено, она воспользуется этим в своих интересах. Она не просто слепо шла в поджидавшую её впереди ловушку. Нет, у неё был план. Ну, скорее, идея, — язвительно подумала она. Но это хоть что-то. И Астарион отлично её обучил: когда тебя загоняют в угол, веди себя так, будто у тебя есть преимущество. Будь очаровательной. Будь умной. Её взгляд метнулся к Гисан, которая шла чуть позади с этой нервирующей улыбкой, такой чарующей, что в ней ощущалась угроза. — Итак, — небрежно начала она, — похоже, у Аманиты есть грандиозный план, да? — Она искоса взглянула на Гисан, сохраняя беззаботность, будто они просто болтали о погоде, а не были вовлечены в какой-то грандиозный план, сотканный из манипуляций и предательства. Гисан широко улыбнулась той самой безупречной улыбкой, от которой бежал мороз по коже. — О, ты даже не представляешь, — промурлыкала она. — Видение Аманиты… как бы это сказать… масштабное. Оно превосходит всё, что ты можешь себе представить. Тав задумчиво кивнула, сохраняя ровный тон. — Не могу точно представить, но уверена, что это нечто совершенно иное. Должно быть, требуется много усилий, чтобы всё… шло гладко. В смысле, столько вовлечены?.. Выражение лица Гисан не изменилось. — О, конечно. Некоторые полезнее других. Тав приподняла бровь, притворяясь заинтересованной. — Например, Петрас? Я слышала, что он был замешан в… ну, в чём бы это ни было. При упоминании Петраса улыбка Гисан дрогнула всего на долю секунды. Но это произошло. Тав заметила. Интересно. — Петрас… — с фальшивой нежностью повторила Гисан. — Да, он был… полезен. Какое-то время. — Она взглянула на Тав, словно оценивая её реакцию. — Но хорошо, что его больше нет. Честно говоря, он был… обузой. Тав склонила голову, изображая невинность. — Обузой? Это не слишком грубо? В смысле, он ведь помогал, нет? Улыбка Гисан стала острее, и весь её вид начал отдавать холодом. — О, он помогал, но у него была склонность умничать. Всегда думал, что знает лучше. Всегда ставил всё под сомнение. — Она пренебрежительно махнула рукой. — Нет, хорошо, что он умер. Он мешал. Сердце бешено колотилось, но Тав сохраняла спокойное, заинтересованное выражение лица, словно они сплетничали у рыночного лотка. — Что ж, хорошо, что ты избавилась от… мёртвого груза. Но какова была конечная цель? Аманита, Гисан, Себастьян?.. И каким, чёрт возьми, боком во всём этом замешан Астарион? — У Аманиты всегда так много… пешек? — беспечно спросила она, подыгрывая желанию Гисан похвастаться своими знаниями и выставить напоказ своё мнимое превосходство. Глаза женщины заблестели. — О, ты даже не догадываешься, — повторила она тихим, заговорщицким шёпотом. — На доске больше фигур, чем ты можешь себе представить. Но не волнуйся, дорогая… — она слегка склонилась, её тон был одновременно снисходительным и леденящим. — Скоро ты всё поймёшь. Тав вынужденно улыбнулась, хотя голова у неё шла кругом. Но она продолжала подыгрывать. Пока что. Она будет играть роль, мило улыбаться и быть такой же хитрой, как учил её Астарион. Пока что. Резкие и уверенные шаги Себастьяна эхом разносились по сырому коридору, перекрывая бормотание Тав, пытавшейся вовлечь его в разговор. Ей хотелось надавить на него, получить хоть какую-то реакцию… а не эту холодную, бесчувственную стену, которой он отгородился. Она шла вслепую и ненавидела это. Презирала. — Себастьян, — повторила она, сохраняя ровный тон, хотя отчаяние клокотало в груди. — Послушай, что бы Аманита тебе ни пообещала… –Хватит, — прервал её Себастьян, его голос прозвучал как пощёчина, холодный и бескомпромиссный. Он даже не оглянулся. Просто продолжал идти напряжённо и непреклонно, как будто он уже решил, что никакие слова и доводы не помогут. Тав стиснула зубы, но всё же продолжила настаивать. — Ты не обязан этого делать. Ты можешь… — Я сказал, достаточно! — его голос был ледяным, окончательность в нём лишала последней надежды достучаться. Всё равно, что разговаривать с камнем… ни эмоций, ни чувства вины, ничего. Тав сжала кулаки. Она проглотила волну разочарования и держала голову высоко поднятой, хотя в уме проносились мысли и возможности. Нужно было собраться с силами, придумать другой способ до него достучаться… или обойти. Если нельзя сломать стену, она найдёт способ её преодолеть. Она знала, что следовало держать рот на замке, но ничего не могла с собой поделать. — А как же Астарион? — спросила она тише обычного, прощупывая почву. Она даже не успела договорить до конца, как Себастьян повернулся и бросил на неё такой холодный, убийственный взгляд, что она застыла на месте. Это был не просто гнев… это было что-то более глубокое. Что-то куда хуже. Прежде чем она успела прийти в себя, Гисан, королева снисходительности, закатила глаза так наигранно, что просто чудо, что они не вылезли у неё из орбит. — О, опять он? — промурлыкала она, как будто забота Тав об Астарионе была не более чем банальной влюблённостью. — Я знаю, что он красавчик. Я тоже однажды купилась на это… закончилось всё очень плохо. Поверь, тебе будет без него лучше. Тав словно ударили под дых.Что? Что??? Разум помутился, и на неё обрушилась ударная волна растерянности и ярости. Гисан и Астарион…? О чём она вообще говорила? Но прежде чем Тав успела ответить, они оказались в большом зловещем помещении, и у неё внутри всё оборвалось. Себастьян и Гисан не замедлили шаг… а завели её прямо внутрь, ведь тяжесть положения не оставила ей другого выхода. И едва за ней закрылась дверь, как все мысли об Астарионе резко поглотила удушливая атмосфера комнаты. Перед ней сидели четыре вампира. А маленькая девочка — вампирша — смотрела пронзительными алыми глазами. У Тав перехватило дыхание. Она чувствовала тяжесть их взглядов, их неестественное присутствие наполняло воздух угрозой. Взгляд девочки был холодным и отстранённым, словно она изучала жука, которого собиралась раздавить. Тав сглотнула. Её бравада, огонь, которые поддерживали её в коридорах, резко угасли. Себастьян и Гисан выучено и покорно поклонились. Тав осталась стоять, чувствуя себя беззащитной, застывшей на месте. Вампиры сидели, словно короли и королевы какого-то гротескного двора, и даже сидя, они, казалось, возвышались над ней. Их сила заполняла комнату, делая воздух густым, удушливым. Её сердце гулко забилось в ушах, горло сжалось, когда взгляд заметался по сторонам, отчаянно пытаясь понять, с чем она столкнулась. И тут поднялся мужчина. Касадор был жив. Он поднялся со своего трона с грацией хищника, каждое его движение было нарочитым, выверенным. Мерцающий свет факелов отражался от его бледной кожи, а длинные когтистые пальцы подрагивали, когда он спускался к ней по ступеням. Тело её предало. Ноги подкосились, и она упала на колени, а подавляющее чувство беспомощности нахлынуло волной. Желудок скрутило в узел, внутри поднималось тошнотворное чувство. Этого не должно было случиться. Этого не могло быть на самом деле. Холодные, мёртвые глаза Касадора светились жестоким весельем, когда он к ней приблизился, нависнув тенью. Он протянул руку, его длинные когти коснулись подбородка, заставляя её поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Тав вздрогнула от его прикосновения, инстинкты кричали, что нужно бежать, сражаться, но она не могла пошевелиться. Она была в ловушке. Он низко прошипел, и в его голосе послышалась злоба. — Дорогуша, — прорычал он, слегка касаясь когтями её подбородка, – лучше бы тебе оказаться полезной. Я не терплю разочарований.

***

12 лет назад — Я в порядке, ты, огромный упрямый бык! Отпусти! — вопила Тав, практически исходя пеной, когда Варис вытащил её из драки за шиворот так, что её ноги едва касались земли. — Убери её отсюда! — раздражённо рявкнул Каэль, едва удостоив их взглядом и отбиваясь от двух наёмников выверенным взмахом своего посоха. – Я справлюсь!— крикнула Тав, изо всех сил пытаясь вырваться из рук Вариса. — Отпусти меня, чёрт возьми! Я с ними справлюсь… — О, неужели? — уверенно пробормотал Варис, когда, не колеблясь, потащил её за собой. — С помощью чего? Своего уязвленного эго? Она едва его расслышала, когда он затащил её в одно из их убежищ — тёмное, тесное помещение в заброшенном здании. Дверь за ними захлопнулась, и Варис, наконец, её отпустил; она запнулась, пытаясь поймать равновесие, открыла было рот, дабы высказать очередной протест, но Варис поднял руку, заставив её замолчать. — Закончила хныкать, как пятилетняя девчонка? — раздражённо поинтересовался он, осматривая её царапины и синяки. Тав ощетинилась, стиснув челюсти, и вперила в него взгляд, способный расплавить сталь. — Я не хныкала, — прошипела она. — Я сражалась. А ты мне помешал! Варис не проронил ни слова. Он не вздрогнул, не разозлился, вместо этого схватил ткань, быстро и эффективно принимаясь обрабатывать её рану на руке. — Точно. Сражалась. Больше похоже на попытку самоубиться. Думаешь, это всё игра, Тав? Что мы здесь только для удовлетворения твоей личной мести? Она захлопнула рот, и возражение замерло на языке. Но глаза её пылали, а кулаки по-прежнему сжаты. Он тяжело вздохнул, не отрываясь от своей работы. — Слушай, знаю, у тебя есть свои причины. Личные причины. Чёрт, да они у всех нас есть. Никто не выбирает жизнь головореза ради острых ощущений… Он выдержал паузу, закатив глаза с кривой усмешкой. — Если только ты не Лили. Она невольно ухмыльнулась, ничего не сумев с собой поделать. В Лили царил такой хаос, что никто не мог её полностью понять, особенно сама Тав. Но Варис был прав. Горечь немного утихла, напряжение в её плечах ослабло, пока она смотрела, как он, не отрываясь, занимается её ранами. — У тебя могут быть свои причины, — продолжил мужчина, смягчив тон, но не теряя твёрдости, — но и у нас есть свои. Нам не нужен ещё один безрассудный боец, готовый помереть из-за гордости. — Это не гордость, — фыркнула Тав, скрестив руки. — Тогда что же? — спросил он, наконец встретившись с ней твёрдым и непреклонным взглядом. — Потому что, если ты ввзязалась в это дело, чтобы без раздумий кидаться на каждую чёртову угрозу, ты станешь скорее обузой, чем бойцом. Она снова ощетинилась, но эти слова задели куда сильнее, чем хотелось бы признать. Она сглотнула и отвела взгляд; горечь от правды умерила её дерзость. Варис отклонился назад, не сводя с неё глаз. — Послушай, если ты собираешься в этом участвовать, тебе нужно думать, быть умнее, лучше. У тебя есть огонь, но контролируй его, иначе он сожжёт тебя быстрее, чем ты успеешь его применить. Она подняла голову, и гнев в её глазах сменился чем-то более близким к пониманию. Она не привыкла, чтобы кто-то так с ней разговаривал, с такой смесью раздражения и заботы. Варис не сводил с неё взгляда, его тон был ровным, но в нём чувствовалась лёгкая усталость. — Быть храбрым — это одно. Но игнорировать страх или, что ещё хуже, притворяться, что его не существует? Это не храбрость, а глупость. Смертный приговор. Она инстинктивно сжала кулаки, а в сознании вспыхнули воспоминания, которые она предпочла бы глубоко похоронить. Перед глазами промелькнули отпечатавшиеся в её памяти образы матери и сестры, их безжизненные тела. Она отвернулась и прикусила губу, пытаясь подавить грозящий подняться приступ гнева и вины. Варис продолжил мягче, но не менее решительно. — Знаешь, тебе не обязательно быть сильной и независимой. А эта битва? Не всё зависит от тебя. Отступление не означает слабость. Иногда самый трудный выбор — это знать, когда нужно отступить и довериться тем, кто с тобой рядом. — Есть грань между безрассудством и благоразумием, — продолжал он. — Безрассудство быстро выгорает, ставя тебя под удар. А благоразумие это сила. Настоящая сила. Страх часть него. Благоразумие не делает тебя менее храброй — оно делает тебя мудрее. — Он сделал паузу, поймав её взгляд, и на его губах заиграла лёгкая усмешка. — И ты какая угодно, но не глупая. Тав выдержала его пристальный взгляд с суровым выражением на лице, но тяжесть его слов оседала где-то под обидой и разочарованием. Варис быстро оглядел полутёмную комнату, ища глазами что-нибудь, что могло бы сойти за иголку с ниткой. Через мгновение он достал из потёртого ящика в углу старый набор для накладывания швов; игла была тупой, но вполне пригодной. Он вернулся к Тав, с серьёзным выражением лица опустился на колени рядом с ней, держа иглу с привычной непринуждённостью. Тав наблюдала за ним с затаённым любопытством. — А что насчёт тебя? — небрежно спросила она. — Какова твоя месть? Варис молча нахмурился, но не встретился с ней взглядом. Вместо этого он сосредоточился на вдевании истёртой нитки в иголку. На мгновение ей показалось, что он, как обычно, отмахнётся от вопроса и промолчит. Но вместо этого он заговорил. — Позволь рассказать тебе одну историю, — тихо, почти неохотно начал он. — Много лет назад, до того как я присоединился к этой разношёрстной команде, я был частью другой… семьи, в некотором роде. Мы были близки. Даже ближе, чем по крови. Это были узы, скреплённые лишениями, выигранными и проигранными боями, долгами, оплаченными кровью. Тав сидела неподвижно, не сводя с него глаз, пока он работал, и каждый шов акцентировал его слова. — Однажды ночью мы получили задание, — продолжил Варис. — Простая миссия «войти-выйти», вернее, так мы думали. Но мы попали прямо в ловушку. Оказывается те, кому мы доверяли, продали нас… чтобы спасти свою шкуру и выиграть ещё немного времени у тех, кто дышал им в затылок. Он завязал первый шов крепким узлом, не поднимая глаз. — Половину команды перебили на месте. А те, кто выжил… ну, их забрали, и больше их никто не видел. Тав ощутила, как по спине пробежал холодок, когда она увидела его лицо, застывшее в маске спокойной решимости. В его глазах была твёрдость, которой она раньше не замечала, проблеск боли, которую он обычно прятал глубоко внутри. –Видишь ли, предательство режет глубже любого клинка. Оно заставляет тебя сомневаться во всём и во всех. И оставляет шрамы, которые не залечит даже время. — Он помолчал, глядя на свои руки. — Той ночью я дал клятву. Простую. Убедиться, что никто из дорогих мне людей больше никогда не станет жертвой подобного предательства. Что я буду присматривать за теми, кого выбрал, и буду чертовски уверенным, что если я когда-нибудь и погибну, то не потому, что доверился не тому человеку. Он наложил последний шов, быстро потянув за него, чтобы убедиться, что тот держится. Тав слегка поморщилась, но не издала ни звука. — Так что, можно сказать, это моя месть, — тихо сказал он, наконец встретившись с ней взглядом. — Но дело не в мщении. Я хочу убедиться, что тем, кто мне дорог, не придётся пережить тот же кошмар. Тав не отвела глаз, осознавая тяжесть его слов. Варис никогда раньше так не открывался, никогда не показывал ей себя с другой стороны. Хотелось спросить больше, копнуть глубже, но она видела на его лице следы боли от преследовавших его воспоминаний. — Спасибо, — мягко прошептала она с пониманием в голосе. Варис слегка кивнул, улыбнувшись уголком рта. — Не благодари меня пока. Всё-таки я ещё тебя латаю. Тав отвела взгляд, обдумывая его слова, и почувствовала неловкую схожесть с его историей. Предательство, клятва защищать тех, кто дорог, — всё это нашло отклик, пробудив мысли, которым она редко позволяла всплывать на поверхность. Она тоже не хотела стоять в стороне и ничего не делать. Она оставила свою жизнь позади не потому, что была вынуждена, а потому, что не могла смириться с парализующим страхом в самый важный момент. Похоже, Варис заметил её молчание, решив, видимо, растопить лёд. — Итак… откуда ты? — непринуждённо поинтересовался он, хотя его взгляд был проницательным, словно он чувствовал бурю под её спокойствием. Тав сжала челюсть, а к горлу подступила горечь. Что ей сказать? Что она покинула мир, тепло, жизнь, о которой другие только мечтали только потому, что хотела отомстить за смерть матери и сестры? Чтобы доказать — себе, кому бы то ни было, наблюдавшим за ней сверху, что она не будет просто бессильно стоять, пока вокруг всё рушится? Но ей не нужно было произносить это вслух. Взгляд мужчины смягчился, словно в её глазах он заметил вспышку боли. — Семья, — нарушил он тишину. — С ней бывает… сложно. Понимаю. — Он заколебался и опустил взгляд, поправляя бинты на её руке. — Знаешь, у меня был брат. Тав моргнула, поражённая таким откровением. Она как-то не представляла себе Вариса в роли семейного человека; он всегда казался ей одним из тех прирождённых воинов, которых закалила жизнь в дороге. — Правда? Варис усмехнулся, и в его голосе прозвучал намёк на ностальгию. — Ты что, думаешь, я появился из воздуха? Нет, Тав, у меня была семья. Брат. Даже в какой-то момент задумывался о жене, но… что ж, у жизни были другие планы. — Он отрешённо пожал плечами. — Забавно, как всё иногда оборачивается. Я думал, у меня будет другая жизнь. Но мы не всегда можем выбирать свой путь, верно? Её губы тронула слабая улыбка, когда она осознала эту неожиданную сторону его характера. — Жена? Варис с лёгкой ностальгией во взгляде пожал плечами. — Тогда у меня были планы. Но потом… всё изменилось. — Он не стал уточнять, но Тав чувствовала тяжесть невысказанного, недосказанной истории. То, что он не показал, те потери, которые скрывал. — Так… ты и выбрал эту жизнь, — прошептала она. Он слегка, почти незаметно, кивнул. — Мы все делаем выбор. Иногда у нас есть право голоса, иногда нет. Но в любом случае мы с этим живём. Тав изучала черты его лица и спокойную решимость, всегда присущую ему. Он примирился со своим прошлым или, по крайней мере, научился с ним жить. Это заставило её задуматься, сможет ли она однажды сделать то же самое. Плечи расслабились, а её обычная резкость слегка смягчилась. Она почувствовала укол вины за то, как называла его раньше — за упрямство, за прошёптанные слова себе под нос, когда его не было рядом, за то, что она всегда давала понять, что он только стоит у неё на пути. У него были свои причины, свои битвы. И теперь, когда она увидела, что за грубоватой внешностью скрывается мужчина, она почувствовала укол сожаления о своих предположениях. — Расскажи о своём брате, — попросила она после паузы, и слова вырвались прежде, чем она успела опомниться. Варис вскинул бровь, словно удивляясь вопросу. Он помолчал, рассматривая её несколько секунд. — Мой брат… — начал он непривычно мягко, — … отличался от меня практически во всём. Откинувшись назад, он упёрся руками в колени, а мерцающий свет свечи отбрасывал тени на его лицо. — Когда я выходил из себя, он был спокоен. Задумчив. Он всегда витал в облаках, в то время как я вытаскивал нас из передряг здесь, внизу. Единственное, что нас объединяло, — любовь к хорошей драке, хотя думаю, что он видел в этом нечто более… поэтичное. — По его лицу расплылась лёгкая улыбка, которую смягчили воспоминания. Тав оказалась очарована и невольно наклонилась к нему. — Он словно… похож на мечтателя. — На мечтателя? — Варис сухо усмехнулся. — Наверное, можно сказать и так. Он видел в людях хорошее. Всё то, на что я не обращал внимания или закрывал глаза, он держал в себе, упрямый до невозможности. Он думал, что может всё изменить… сделать лучше. Наверное, он бы так и сделал, если бы… Он умолк, опустив взгляд в пол и сжав челюсть. Тав ждала, и её собственное сердце смягчалось всё больше. Она знала этот взгляд, эту нерешительность. Она сама страдала от того же — от нежелания бередить незаживющие раны. — Похоже, он был хорошим человеком, — мягко сказала она, надеясь заполнить тишину. — Вероятно, он уберёг тебя от большинства неприятностей, да? Варис тоскливо усмехнулся. — Он делал это до тех пор, пока мог. Когда мы были детьми, я всегда клялся, что буду его оберегать. Потом прошли годы, и жизнь… случилась жизнь. Он присоединился к идеалистическому восстанию какого-то аристократа. Поверил, что сможет что-то изменить, изменить всё изнутри. Выражение его лица слегка помрачнело, а в глазах вспыхнул огонь старой обиды. — Конечно же, они его использовали и бросили, когда обстановка накалилась. В итоге он умер за них, думая, что всё это хоть чего-то стоит. Рука инстинктивно легла на плечо, где Варис наложил ей швы, и его слова отозвались в ней болезненными воспоминаниями. Она слишком хорошо понимала эту боль от потери того, кто слишком рьяно верил, кто заплатил слишком высокую цену. — Сожалею, — тихо сказала она. — Похоже, у него было доброе сердце. Варис медленно, с отстранённым видом, кивнул. — Добрее, чем у большинства. Он был слишком упрям, чтобы замечать опасность, но… он жил по своим убеждениям. И, думаю, это чего-то стоило. Некоторое время они сидели молча, каждый погрузившись в свои мысли. Наконец, Тав вновь мягко заговорила. — Спасибо… за то, что рассказал. И за то, что меня подлатал, — добавила она со смешком, пытаясь разрядить атмосферу. Варис усмехнулся, вернув своему голосу привычную хрипотцу. — Только не бери в привычку нуждаться в штопке каждый раз, когда мы куда-то выходим. Я не твой личный лекарь.